Окно за покатой спиной маджнуна. Он не спеша топает по ступенькам, приближается к последней лестничной площадке. На ней, на площадке пятого этажа, дверь в коридор и металлическая лесенка — две опоры с перекладинами — к люку в потолке. Люк закрыт на висячий амбарный замок.
Дверь в коридор пятого этажа открылась, хлопнув, ударившись о крашеную штукатурку лестничной клетки. Пятясь, на площадку отступал, отстреливаясь, брат федави по имени Хасан. Сайд Хасан постоянно жил в центре, занимался воспитанием новообращенных и отнюдь не зря ел свой хлеб, что лишний раз подтверждалось здесь и сейчас — Хасан поливает коридор короткими, злыми очередями, а значит, на его счету как минимум один противник, иначе откуда бы у него взялся "кедр"?
Улыбнувшись, воскликнув мысленно: "Ай, молодца, Хасан", маджнун поднял пистолет и выстрелил в брата. Пуля попала Хасану в висок, он умер стоя.
Мертвец Хасан, уронив на плечо голову с дыркой над правым ухом, привалившись спиной к дверному косяку, соскальзывал на пол, продолжая стрелять. Палец мертвеца продолжал жать на спуск оружия, отвоеванного в неравном бою наставником новичков у коварных противников. От трения о дверной косяк пиджак Хасана топорщился, собираясь складками на груди, тянул рукава, не позволяя рукам с оружием повиснуть плетями. Жаль, сменившая прижизненные короткие, посмертная длинная очередь прервалась слишком быстро, жаль, мало оставалось патронов в магазине.
"Так погибают герои", — подумал маджнун, прислушиваясь к шорохам в коридоре. Воображаемая вата давно исчезла из ушных раковин, и он хорошо слышал, как бегут по коридору противники, как они приближаются, уверенные, что героического наставника федави прикончил с лестницы кто-то из своих, из серых.
"А так дохнут дураки, в обмен на жизни которых погибают герои", — подумал маджнун, опорожняя рожок-обойму "кедра" в левый рукав, кончая сразу троих серых, по-глупому, гурьбой, появившихся в светлом пятне дверного проема.
Душа Хасана останется довольна — маджнун отправил ее в рай в обмен на души троих узкоглазых, обреченных вечно страдать в аду. Достойный размен.
Горячие гильзы катятся вниз по ступенькам, маджнун выпустил рукоять "кедра", разжал левый кулак, поднял правую руку с пистолетом, и со второго выстрела ему удалось сбить амбарный замок под потолком.
С боеприпасами худо — можно произвести еще два выстрела из пистолета, и все, "пушку" придется выбрасывать. Прежде чем лезть на чердак, надо бы помародерствовать, забрать оружие у троих глупых серых, но из коридора пятого этажа доносятся какие-то новые, подозрительные звуки, а интуиция подсказывает — пора менять вальяжность на стремительность.
Вдох — и он вскарабкался по металлическим перекладинам к люку в потолке. Выдох — и он откинул крышку люка. Толчок ногами от перекладин — и он на чердаке и откатился к чердачной балке, а внизу, на лестничной площадке, разрывается "лимонка", и бьются стекла окон, выходящих на лестничные ступеньки, и срывает дверной каркас в коридор, и взрыв корежит опоры лесенки на чердак, и не выдерживает бетонная плита лестничной площадки. Видать, схалтурили победители социалистических соревнований, некогда возводившие здание, хреновато смастерили лестничную площадку. Лестничная площадка треснула по диагонали, надломилась, искусственный камень обрушился, лишая серых вояк возможности преследовать скрывшегося на чердаке врага. Маджнун толкнул ногой откинутую крышку люка, другой ногой толкнул бревно, предназначенное ремонтниками независимого прибалтийского государства для замены чердачных перекрытий. Бревно придавило жестяную створку люка, и маджнун расхохотался, уверенный, что ему помогает, его ведет сам всевышний.
Уши заложило, в который раз за последние несколько десятков минут. Барабанным перепонкам сегодня досталось, но глаза, спасибо Аллаху, целы, и темнота на чердаке пожиже, чем былой мрак коридора. Похожие на бойницы окна багровеют закатом, маджнун бежит, согнувшись, чтоб не расшибить голову ненароком, перепрыгивая аккуратные кучки строительного мусора, спешит ко второму люку над лестницей в другом крыле здания.
Везение преследует "одержимого верой" — он видит издалека, как приподнимается жестянка второго люка, стреляет навскидку, опорожняет магазин и выбрасывает ставший бесполезным пистолет.
Крышка хлопнула — серый, который лез наперехват, убит! Маджнун уничтожил уже восьмого противника! Уже восьмого!..
Возле этого люка тоже полно стройматериалов, годных для того, чтобы заблокировать и этот люк, и этот путь на чердак. Последний путь...
Пихнуть ногой бревнышко, придавить крышку люка — секундное дело. И еще одно бревно схватить руками и поставить его на попа, чтоб уперлось одним концом в жестянку люка, другим в перекрытие над головой... Готово! Чердак полностью блокирован! Господь велик!..
Теперь быстрее на крышу, где аккуратисты-ремонтники установили лебедку для подъема стройматериалов и спуска строительного мусора.
Меланхолики-прибалты начинают и заканчивают трудиться строго по часам, бросают на чердаке мусор, который не успели перетащить на крышу, оставляют ночевать под открытым небом стройматериалы, которые не успели перетащить на чердак, рядом с большим целлофановым мешком, полным щепок и опилок, которые не успели спустить на лебедке вниз. Обнаружив в потайном кармане серого комбинезона курительные принадлежности, маджнун моментально вспомнил о маленькой свалке горючих материалов на крыше здания, самое долгое через минуту он чиркнет зажигалкой, и займется костер, смело можно сказать — сигнальный костер. В городке, что за лесом, в пяти километрах отсюда, обязательно заметят взметнувшееся к звездному небу пламя! Горожане попытаются связаться с полицейскими у ворот, позвонят по внутреннему телефону центра, но им никто не ответит, и тогда местные флегматики встревожатся и направят на разведку полицаев с пожарными, и помчатся к центру кареты "Скорой помощи", следом за пожарной машиной, и замыкающими поедут сонные шишки из местной администрации вкупе с журналистами из местной газетенки. Караван разномастных автомобилей спугнет противников. Ну не будут же серые расстреливать всех приезжих, правда? Серые исчезнут, а он, маджнун, выживет! Древесина для гигантского костра сложена компактно, возле лебедки, а плоскость крыши велика, есть где укрыться, и ходы на чердак заблокированы, он переиграл противников, он победил смерть, казавшуюся неотвратимой!
Из чердачной тесноты на простор крыши ведет косая деревянная лесенка. Не сразу на крышу, а к внутренней стороне двери кирпичной будочки, этакого кубика-тамбура с дверцей на верхней плоскости здания. Вверх по лестнице, через две ступеньки, в кубик-тамбур, открыть засов, толкнуть дверь, и вот оно — небо, вот она — крыша. Наконец-то!
Покатость для стока дождевых вод к желобкам вдоль поребрика по периметру, легкий наклон совершенно не чувствуется, поверхность под ногами кажется абсолютно плоской. Тут и там редко натыканы длинные башенки вентиляционных труб, стволики телевизионных и радиоантенн, слева, на углу поребрика-заграждения, примостилась спутниковая тарелка, лебедка зацепилась за край поребрика прямо напротив двери из кубика-тамбура, а возле лебедки валяются бесформенной кучей толстяки целлофановые пакеты, полные легковоспламеняющейся древесной мелочи, совсем рядом стопочка сухих досок трется о пяток гладких двух-, полутора- и метровых бревнышек, прелесть! Знатный получится костер! До небес! Погребальный костер коварным планам хитрых и загадочных узкоглазых противников!
Маджнун шагал к мешкам, доскам и бревнам, доставал из потаенного кармана в чужом комбинезоне зажигалку, когда сзади сквозняк захлопнул дверь в будку-тамбур. Хлопок получился довольно громким, но маджнун не вздрогнул и не оглянулся. Наконец-то, расслабившись не только физически, но и психологически, улыбаясь, довольный собой и благодарный богу, он преклонил колени перед крайним, самым пузатым из всех мешком, ковырнул пальцем целлофан, надорвал, и под ноги посыпались струйкой пахучие желтые опилки.
— Эй, дружок! Ты что там делаешь, а?.. — Строгий, немного надменный мужской голос за спиной прозвучал совершенно неожиданно для поджигателя в униформе с чужого плеча. Большой палец правой руки на колесике зажигалки замер. Пальцы коленопреклоненных ног искали опору, чтоб оттолкнуться посильнее, а остальное тело готовилось к "обратному сальто", но голос за спиной предвосхитил акробатический кульбит: — И не мечтай! Ты у меня на мушке. Дернешься резко, и расстреляю на фиг!
Маджнун совершенно не ожидал, что противники столь предусмотрительны и один из них дежурит на крыше. Этот девятый встреченный им... точнее — встретивший его противник, конечно же, таился за будкой-тамбуром. Но как? Почему?! Как и почему девятый его расшифровал?! Ведь он находится спиной к противнику, и он в стандартной серой униформе! Почему же девятый мгновенно все понял, что ему помогло?
Будто в ответ на мысленный вопрос маджнуна, за спиной прозвучало:
— Ты шустер, дружок, однако походочка у тебя весьма специфическая. Что? Обувка чужая тесновата, да? Поленился подогнать обувь по размеру, а?.. Давай-ка, дружок, вставай. Медленно-медленно, двигайся, как будто ты пьяный космонавт в невесомости.
Маджнун медленно, совсем-совсем медленно оторвал колено от плоскости, перенес вес на другое колено и твердо поставил стопу. Он изображал пьяного космонавта, прикидывая траекторию прыжка за стопку досок. Прикидки расстраивали — шансов обмануть пулю практически нет. Куда же делось везение, доселе сопутствовавшее ему? Почему небо от него отвернулось?
Пуля свистнула возле почти победившего временную глухоту уха, пробила целлофан с древесным мусором. Голос за спиной произнес сварливо:
— Пьяный космонавт в невесомости вовсе не то же самое, что вусмерть бухая черепаха на дне океанской впадины. Двигайся чуть быстрее, но учти: чего заподозрю, и кирдык, стреляю сразу. Учел? Повторяю по буквам: с-р-а-з-у!
Шанс есть!!! Все возможно, ПОКА ты живой и здоровый. Его НЕ пристрелили С-Р-А-З-У! Противник, скучавший на крыше, размечтался взять его в плен, а это ШАНС!
Голос за спиной прибавил надежды:
— Мы, вообще-то, пленных брать не планировали, однако, ежели и впредь будешь пай-мальчиком, я тебя пожалею, дружок. Вижу, ты отличаешься от прочих камикадзе навязчивым желанием выжить, а сие означает, что я и ты, мы, в принципе, сможем договориться. Меня, дружок, чертовски интересуют ВСЕ подробности про вашу секту, и я с удовольствием поболтаю с тобой по душам, если ты не разочаруешь меня вдруг какой-либо глупой шалостью, усек? Будь умницей, и все будет о'кей, ферштейн?
Внимательно прислушиваясь к интонациям голоса за спиной, маджнун покорно вставал, старательно избегая резкости в движениях. Он поднялся на ноги, когда противник закончил свою задушевно-насмешливую реплику, и задал человеку за спиной вежливый вопрос:
— Можно я повернусь к вам лицом?
— Валяй. Только медленно и печально. И, сделай милость, разожми-ка правый кулачок, плавно.
Маджнун расслабил пальцы правого кулака, выпустил зажигалку. Она упала на кучку опилок, желтая струйка деревянной трухи из порванного мешка тут же засыпала брошенный предмет. Переминаясь с ноги на ногу, перемещая тело, маджнун поворачивался, стараясь не давать поводов для агрессии словоохотливому противнику.
— Скольких наших ты, дружок, укокошил?
— Восьмерых, — откровенно признался "одержимый надеждой", повернувшись вполоборота к девятому.
— Восьмерых?! Ха! А ты, мужик, не промах! — За комплимент благодарствую, — приторно-вежливым тоном вышколенного лакея со стажем поблагодарил "одержимый", заканчивая гибкий, замедленный разворот кругом через правое плечо к обладателю строгого баритона с нотками насмешливого превосходства.
Девятый стоял, отступив на шаг от закрытой двери на чердак. Фигура мужчины, одетого в стандартный комбинезон чужих, отнюдь не стандартна. Девятый стоял заметно скособочившись. Из прорези капюшона смотрят васильковые глаза европейца. В левой руке — "стечкин" с глушителем. Вместо правой кисти торчит, изогнувшись вовнутрь к телу, крючковатое лезвие, очень похожее на лезвие миниатюрной косы и заточенное так же, как точат сельскохозяйственное орудие косари — по внутренней дуге. Комбинезон подпоясан железной цепочкой, завязанной на узелок. К кончикам цепочки приделаны цилиндрические грузила. За пояс-цепочку кособокий заткнул палку длиною в локоть. На конце крепкой, удобной для обхвата кулаком палки такое же лезвие.
— Чего уставился? Удивлен, дружок? Никогда не видел хромых и одноруких ниндзя, да?
Как будто забыв о прежних угрозах и приказах девятого, маджнун усмехнулся и без всякой плавности в движениях скособочился, копируя фигуру напротив. Став кособоким и еще раз усмехнувшись громко, маджнун напряг пальцы правой кисти и дал им мысленный приказ заледенеть. Пошевелив рукой с неподвижными, словно неживыми пальцами, маджнун заговорил, талантливо подражая тембру голоса и манере выражения однорукого:
— Чего уставился, спрашиваешь? "Дружком" обзываешь, да? А я вовсе не дворняжка по кличке Дружок, ферштейн? Я ж близнец твой, Семен Андреич! Не узнаешь, нет? Мы ж с тобою, ха, бультерьеры из одного помета, видишь? Я ж хромать умею, тебя передразнивать, и клешня правая у меня, глянь, точно протез! Удивлен, Сеня? Да?
— Ого! Вот это встреча!
— А разве ты не по мою душу сюда заявился с дружками узкоглазыми, а?
— Думали о тебе, но, если честно, я и не надеялся тебя, близняшка, на месте застать, правда.
— А я и не догадывался, что ты, оказывается, тусуешься в стае. Я тебя, двойняшка, за одиночку держал.
— Как же здорово, что я не бабахнул тебя в затылок, пародист хренов.
— Еще бы! И мне здорово, и тебе в кайф. Договоримся, близнец!
— Так мы ж вроде уже обо всем договорились — ты ведешь себя паинькой, рассказываешь про опиум, а я...
— Извини, перебиваю! Про какой такой "опиум", я не понял?
— Религия — опиум для народа. Про секту свою расскажешь и...
— Стоп! Ступин, ты дурак или прикидываешься? Я вел себя паинькой, надеясь улучить момент и прикончить девятого встречного, разве ТЕБЕ это не понятно, а? Разве ТЫ вел бы себя иначе на моем месте?
— Ха! Та прав — я прикидываюсь. К твоему величайшему сожалению, я, увы, далеко не дурак. Но иного варианта выживания, прости, не могу тебе предложить.
— И не надо! Пускай условия остаются теми же, но с одной малюсенькой поправкой.
— А конкретно?
— Поспаррингуем, Ступин?
— Шутишь?
— Не, я серьезно.
— Слышь, двойник, мы чего? Герои голливудской дешевки, что ли? Идею кровавого махача Добра со Злом на крыше в лучах заката ты явно позаимствовал из какого-то малобюджетного американского кино.
— Знаешь, близнец, во-первых, я не смотрю американское кино, а...
— Погоди! Что? Совсем телевизор не смотришь?
— Вообще не смотрю в последнее время.
— Почему?
— На телеэкранах слишком много насилия. Сплошная кровь!
— Резонно.
— А во-вторых, скажи-ка: кто из нас ху? Кто Зло, ху из Добро?
— Каждый считает себя хорошим, ясен пень.
— На мне, между прочим, крови поменьше будет, чем на тебе. Бультерьер.
— Возможно. Всякое, знаешь ли, со мною случалось в жизни. И, между прочим, похожий на этот санаторий я, было дело, завоевывал. И с фанатиками, замутившими мозги моему сыну, был случай, спарринговал. Я старый и битый. Вишь — определили мне, инвалиду, соратнички теплое местечко на крыше, покуда сами на этажах рискуют. А оно видишь как обернулось. Судьба тебя на меня вынесла.
— Вот! Ты сам обмолвился, дескать, с фанатиками спарринговал! Чем те фанатики лучше меня? Подари нам обоим шанс на хеппи-энд! Ведь должен же та понимать, что я скорее умру, чем...
Ступин выстрелил. Пуля просвистела в миллиметре над скрытой под серым капюшоном макушкой маджнуна, но "одержимый", не моргнув глазом, закончил фразу:
— ...чем просто так соглашусь сотрудничать.
— Ну а ежели не просто так? Если я тебя, скажем, отправлю в нокаут, и ты сознание потеряешь. Очнешься, а тебе уже укольчик сделан, и ты, под действием наркотика, станешь ах каким разговорчивым.
— "Сыворотка правды" не существует, это миф!
— Думаешь?
— Уверен. Приду в сознание и, что бы ты мне ни вколол, откушу себе язык.
— Ха-а-ха-а-ха... — расхохотался Ступин. — Веришь ли, и то, как пытаются откусывать себе язык, я тоже уже видел! Долго живу, скучно становится.
— Послушай, долгожитель, давай-ка уравняем наши шансы — ты оставляешь себе протез-закорючку, а мне отдашь фиговину с клювом, которая у тебя за поясом. Мы с тобою ровесники. Бультерьер, и мне довелось повидать всякого, однако этакую причудливую закорюку на палочке я вижу впервые и пользоваться ею, честное слово, не умею. Сам знаешь — работать незнакомым оружием хуже, чем остаться безоружным. У тебя будет преимущество, Ступин.
— Фиговина у меня на поясе называется "кама". Это сельскохозяйственный инструмент средневекового японского крестьянина, он, как показала практика, высокоэффективен в ближнем бою. Обычно мои духовные предки пользовались ничо-кама — "боевой двойкой". За поясом у меня о-кама, она подлиннее, ей в пару полагается ната-кама покороче. У меня вместо короткой камы — протез с лезвием.
— Спасибо за лекцию. Я так понимаю, что предложение принято — мне о-каму, у тебя протез ната-кама, и понеслась?
— Не-а. У тебя, хитрец, по-любому будет преимущество — ты будешь работать на поражение, мне же нельзя тебя кончать, если договоримся.
— Договоримся, Ступин! Обязательно! Хочешь, я еще раз поклянусь Аллахом?
— Нет. Хочу, чтобы ты поклялся халифом.
— Хм-м... Ты кое-чего узнал о моей вере... Что ж, будь по-твоему: КЛЯНУСЬ ИМЕНЕМ ХАЛИФА! И пусть я, раб ЕГО, попаду в царство мэридов, ифритов и шайтанов, если посмею нарушить сказанное мною СЛОВО!
— Как, блин, торжественно. Обалдеть! Со схожим рвением я, помнится, клялся только однажды, когда вступал в ряды юных пионеров. Салют! — Ступин направил пистолет в небо и нажал на спуск.
Ступин расстреливал свинцовое небо, разряжал пистолет, а маджнун благодарил святые небеса за ниспосланный ему дар к риторике. Получилось! Удалось развести калеку несчастного. Ступин по своей скрытой натуре — романтик наивный, как и все поголовно истинные буддисты. Последователи учения пытливого Шакьямуни даже боевые искусства придумывали, исходя из принципа воздаяния — сначала блок, потом удар В ОТВЕТ. Или на мастерском уровне: "начинать удар (бросок, подсечку) позже, заканчивать раньше", то есть опять же ОТВЕЧАТЬ, соблюдать СПРАВЕДЛИВОСТЬ в их понимании. Тем, кто верит в законы Кармы, придуманные принцем, который стал бомжом и загнулся, откушав по недогляду прихвостней ядовитых грибочков, не дано познать Истину: любое святотатство, любая ложь, все угодно богу, если конечная цель того стоит. Ассасины удостоены милости следовать Истине, оттого и преследуют их посланники шайтанов, слуги мэридов и почитатели богомерзких ифритов...
Ступин бросил, отшвырнул небрежно и, как показалось "одержимому Истиной", с некоторой брезгливостью разряженное огнестрельное оружие. Освободившейся рукой взялся за протез, занялся его отстегиванием. Казалось, что Ступин не обращает внимания на врага.
"Он меня провоцирует", — подумал маджнун, и его губы, скрытые под мягкой тканью капюшона, расплылись в самодовольной улыбке.
Протез с полумесяцем лезвия упал возле хромой ноги. Ступин неспешно вытащил из-за пояса-цепочки о-каму, вяло размахнулся и как бы нехотя метнул средневековый сельхозинвентарь в стопку струганых досок. Древко древнего оружия, с шипением рассекая воздух, закрутилось-завертелось со скоростью вертолетной лопасти. Миг, и лезвие пробило насквозь две верхние доски в стопке, застряло в третьей. Теперь фиг наспех вырвешь о-каму, не обломав стальной крючок лезвия, крепко застрявший в досках.
Хромой ниндзя щелкнул пальцами единственной руки и развязал узелок подпоясавшей его цепочки с грузилами. Цепь упала рядом с протезом. Бультерьер отступил к двери на чердак, не оборачиваясь, приоткрыл ее пяткой, отфутболил цепочку и протез в образовавшуюся щель и произнес весело:
— Нуте-с?.. Давай, маджнун-моджахед! Поглядим, чья возьмет.
— Инвалидам положено во всем уступать. Давай, ты начинай, хромоножка безрукая.
— Хамишь?
— Ага. Что, юродивый? Слабо напасть первому?
— Отчего же? Раз ты так пылко просишь, изволь — нападу первым.
— Давай тогда, не тяни, пенсионер.
— Спешишь разочароваться в собственных силах?
— Ошибочка в окончании ключевого слова — спешу разочаровАТЬ!
— Меня?
— Тебя, урод.
— Ну-ну... Блин! Собачимся, как мальчишки на переменке! Пререкаемся, как... Надоело!
Маджнун ожидал, что ниндзя сократит прыжком разделяющее их расстояние, но не ожидал, что таким, — Ступин подпрыгнул на месте, прыгнул высоко вверх, строго вверх, поджимая колени, разводя руки в стороны. Его корпус качнулся чуточку вперед, и ноги-поршни выпрямились, стопы ударились о дверь позади прыгуна. Удар-толчок изменил вертикальную траекторию взлета и задал ниндзя с руками-крыльями мощное ускорение. И как будто крылатая ракета стартовала, перенацелившись на врага.
"Одержимый" прыгнул навстречу серой ракете. "Одержимый" крутанул сальто, повторяя кульбит, который стоил жизни арбалетчику. Выучка гарантировала точное попадание пятками, образно выражаясь, по "боеголовке" серой ракеты, но помешали руки-крылья противника.
Будто бы напрочь лишенные каркасов-скелетов, два сгустка плоти, задрапированные в мешковатые ткани, схлестнулись в воздухе. Верхние конечности ниндзя сбили с директрисы атаки нижние конечности ассасина, вытянутое тело Ступина сгруппировалось, стукнулось о вытягивающееся тело маджнуна. Падающего, сбитого ассасина закрутило винтом, заданный ниндзя импульс при воздушном столкновении должен был повлечь падение плашмя с весьма плачевными последствиями. Однако маджнун изловчился и за какую-то жалкую сотую долю секунды успел сжаться клубком и откатился мягко к дверям на чердак, где подскочил мячиком, встал лицом к противнику, целый и невредимый.
Ступин стоял напротив, возле мешков с мусором. Они схлестнулись в воздухе, "обменялись любезностями" и в результате лишь поменялись местами.
— Неплохо для инвалида, — съязвил "одержимый", делая шаг навстречу противнику.
— Умеешь падать, ха, падаль, — усмехнулся ниндзя, шагнув к врагу.
— Умею, — кивнул маджнун и упал ничком, оттолкнувшись пальцами ног, вытянув руки.
"Одержимый" нырнул вперед, покатился калачиком. Баснословно быстрый, он закатился под ноги ниндзя. Неуловимым для глаза молниеносным движением кулак колобка протаранил... увы, воздух.
Спасая пах от разящего снизу удара, Ступин перепрыгнул враждебный колобок, в свою очередь выполнив нырок с последующим перекатом.
Оба синхронно вскочили на ноги и одновременно повернулись недруг к недругу. Они снова на исходных позициях — Ступин в шаге от чердачной двери, маджнун топчет ногой кучу опилок.
— Запыхались, Семен Андреич?
— Есть немного. Годы, знаешь ли... Да и ты, вижу, уже не как огурчик.
Маджнун широко шагнул, в ногу с ним шагнул и Ступин. Расстояние между спарринг-партнерами сократилось на пару с лишним метров.
— Отдохнем? — предложил маджнун, приближаясь к противнику еще на шаг. — Поиграем в ладушки?
— О'кей, — согласился Ступин, поворачиваясь к одержимому левым боком. — Только, извини, у меня "ладушка" всего одна.
Расставляя ноги пошире, Ступин сильно согнул колени, вытянул вперед по направлению к партнеру левую руку с открытой ладонью, правую, калечную руку ниндзя убрал за спину.
— Я умею не только падать, но и быть благородным, — солгал ассасин, копируя стойку ниндзя.
Встав боком, партнер к партнеру, враг к врагу, низко присев на широко расставленных ногах, пружиня согнутыми под прямым углом коленями, вытягивая навстречу противник противнику ниндзя левую, а маджнун правую руки, враги сближались за счет мелких и частых передвижений стоп — смещение пяток, фиксация, смещение носков, зафиксировались, и снова шаркают пятки, и опять перемещаются носки. Два фехтовальщика с ладонями вместо рапир.
— Я сгораю от нетерпения, предвкушая интереснейшую игру, — высказался "одержимый", сгибая локоть руки-рапиры.
— Я остужу твой пыл, — пообещал Ступин, согнув в локте здоровую руку.
Их запястья встретились. Разогни локоть, вытяни руку, и достанешь до головы партнера по опасным играм.
— Сумеешь? — спрашивает ассасин, разгибая локоть, сжимая пальцы в кулак.
— Легко, — отвечает ниндзя, еще больше сгибая руку, отводя вялой ладошкой напряженный кулак в сторону от своего подбородка.
— Уверен? — Кулак ассасина, разжавшись на миг, вновь сжимается на запястье ниндзя.
— Абсолютно. — Рука ниндзя, разогнувшись, разрывает захват, пальцы Ступина движутся к глазам одержимого.
Маджнун блокируется, контратакует. Ступин гасит контратаку. Удар — блок — захват — сбив — увод — темп нарастает, их руки в постоянном контакте, словно змеи — сиамские близнецы. Руки двигаются, извиваясь в невероятном темпе, а тела неподвижны, точно сросшиеся вдруг конечности зажили своей, отдельной жизнью. Змееподобные, сросшиеся руки ткут замысловатый рисунок, меж тем художники боя продолжают как ни в чем не бывало неспешный разговор.
— А ты неплохо играешь в ладушки, инвалид.
— И ты, здоровяк, вижу, владеешь техникой "липкой руки".
— Ха-а! Вечно у тебя проблемы с окончаниями в ключевых словах! Отчего же "руки"? У меня-то их две!
Маджнун поменял стойку — развернул бедра, торс, и в "игру" включилась его вторая рука.
Ступин тоже вильнул бедрами и развернул плечи, и он вынужденно задействовал вторую, неполноценную руку.
Четыре конечности замелькали еще быстрее, чем до того две. Хотя, казалось бы, куда уж быстрее? Но темп все нарастал. Сумасшедший вихрь локтей, торнадо кулаков, смерч пальцев. Запредельно нарастающий темп, заданный "одержимым", Ступин принял и поддержал, однако у врага появилось явное преимущество — маджнун имел возможность производить захваты обеими кистями, в то время как правое предплечье Ступина заканчивалось культей.
— Где же обещанное благородство, дружок?
— Как это где? Я играю с тобой, убогий, вместо того чтобы сразу прикончить. Разве это не благородно, а?
— Так сразу и прикончил, да?.. Ха! Ты себе льстишь, дружок.
— Ошибаешься, дефективный!
Все десять пальцев "одержимого" вцепились в предплечье здоровой руки Ступина — пятерня прочно сковала единственную кисть ниндзя, другая сжалась хомутом на локте. Ступин предпринял безуспешную попытку сбить захваты культей, в результате потерял драгоценный миг, которым и воспользовался враг — атаковал коленом незащищенную зону под обездвиженной рукой ниндзя.
Пинок острой коленкой получился наимощнейший! Ступина аж подбросило...
Семен Андреич и сам иной раз наказывал недругов пинком в область желудка, памятуя о том, что именно в эту зону тела человеческого настоятельно рекомендовали дубасить все практически письменные руководства по рукопашному бою, изданные в Европе на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков джентльменами-драчунами. Доводилось, и часто, Семен Андреичу наблюдать плачевные последствия подобных пинков, и кабы не сформированный годами упорных тренировок мышечный корсет ниндзя, то схватка однозначно завершилась бы в тот же фатальный миг чистой победой "одержимого" ассасина.
Мышечный корсет спас, и все же в желудке вспыхнула пожаром жгучая боль, напрочь опровергая утверждение, мол, боль в бою ни фига не чувствуется, дескать, она, боль, ощущается только после схватки. Лишившиеся опоры ноги сработали почти рефлекторно: правая сбила атакующее колено, а левая, хромая нога автоматически выполнила мах и задела-таки на взлете челюсть "одержимого". И неплохо задела — нокдаун!
Лязгнули, ломаясь, сокрушенные ногою Ступина зубы, захват ослаб, ниндзя вырвал руку из тисков вражеских пальцев. Нокдаун еще не нокаут, но тоже неплохо: в голове мутно, перед глазами мерцание, и жизненно необходим хотя бы десяток секунд, чтобы восстановиться.
Маджнун отскочил на безопасное расстояние от хромоногого Мастера, тряхнул головой, сдернул капюшон со вспотевшей головы, сплюнул крошево зубов и розовую слюну, утерся серым рукавом, втянул воздух ноздрями, резко и порывисто, медленно выдохнул.
Ступин стоял пошатываясь, скособоченный гораздо больше обычного, глотал воздух мелкими порциями и массировал культей травмированный вражьим коленом бок.
— Неужели и ребрышки целы? — выдавил из себя "одержимый" не без усилий и все же сумел задать вопрос с ехидцей и даже и усмешкой на разбитых губах.
— А ты почему не шепелявишь? — ответил на ехидный вопрос ироничным вопросом Ступин. Заговорил слегка подсевшим, с хрипотцой голосом, продолжая осторожный самомассаж.
— Кое-чего во рту осталось. Мне хватит и одного клыка, чтобы глотку тебе перегрызть.
— Фу! Размечтался. Ни в жисть не позволю, чтоб ты меня обслюнявил.
— Тогда, может, в футбол сыграем? Вместо мячика — голова противника.
— А ты, дружок, затейник. Хочешь проверить, как у меня с техникой "летающей стопы", да?
— Снова у тебя ошибка в окончаниях: "летающих стоп"!.. Ах, прости! Я и забыл, что у тебя одна ходуля с дефектом. Конечно, для тебя это техника "стопы".
— Кстати, для справки — хавальник я тебе разворотил как раз хромой ходулей.
Где-то внизу, на территории, прилегающей к зданию центра, грохнул выстрел, раздался душераздирающий крик, и хлопнула граната.
— У ваших опять проблемы, — прокомментировал какофонию маджнун.
— Зато у большинства ваших — уже никаких, — усмехнулся Ступин.