Современная электронная библиотека ModernLib.Net

газета завтра - Газета Завтра 201 (40 1997)

ModernLib.Net / Публицистика / Завтра Газета / Газета Завтра 201 (40 1997) - Чтение (стр. 3)
Автор: Завтра Газета
Жанр: Публицистика
Серия: газета завтра

 

 


И методично: где через колено, где матом, где уговорами, где с ВЧК,- навели какой-то порядок. Поприжали коррупцию, воровство, растаскивание бюджета — и вышли постепенно с 800 миллионов на 6 миллиардов 700 миллионов рублей. Вдобавок, сделали бюджет прозрачным. Я каждый день докладываю: “Здравствуйте, уважаемые кузбассовцы! Мы сегодня собрали (к примеру) 5 миллиардов рублей”. И высвечиваем, куда они пошли: учителю столько-то, врачу -столько-то, в город такой-то, в район такой-то, детский садик такой-то… Каждый рубль стал прозрачным. То же самое — в городах и районах. Вот с чего пришлось начать. Иначе бы область не подготовилась к зиме и не вышла с хлебом. 1 сентября мы открыли все школы, уборка урожая движется к концу, и мы впервые соберем миллион тонн зерна, а не 600 тысяч, как в прошлом году собрали.
      Следующий шаг был такой. Мы разобрались со всеми расходами предметно и снизили цену на хлеб в среднем на 200 рублей. Было 2700, стало 2500. В некоторых городах даже на 300 рублей снизили, а есть вот Тисульский район — так там на 1000 рублей получилось, и охватило это снижение до 80 процентов населения области. Это был серьезный и очень трудный шаг. Почему? Потому что вызывали хлебокомбинаты, считали количество зерна, муки, транспортные расходы, какая где рентабельность, что можно сделать — и шли на все с этой целью. Допустим, я пример приведу: кто-то сушит зерно на дизельном топливе. Мы говорим: меняй на уголь, дешевле будет. Спрашиваем: “Откуда возишь зерно?” “Оттуда”. “Давай, с Алтая вези — дешевле будет на 50 рублей!” И это людей сдвинуло психологически. Все время был рост цен, а тут — снижение! И на самое главное — на хлеб. После этого сейчас решили открыть сеть магазинов и предупредили всех мэров: вот это магазин селян, здесь не бери аренду, не задирай ничего — ни на свет бешеный, ни на воду. За счет этого тоже сбиваем цену. И сейчас хотим, чтобы за неделю две ярмарки прошли в районе: суббота и воскресенье. Селяне напрямую, без посредников, торгуют с городом, цены снизили на 20 процентов. Ведь за аренду платить не надо, за воздух — не надо, за свет — не надо, за газ — не надо. Вышел, борта открыл — и пошел! А тут же рядом -промышленная выставка, то есть ты продукты продал, деньги собрал — и бери, что тебе нужно для села.
      Но самое главное, надо было найти объединительную идею. Работать же надо, а работать не дают. Вышли с предложением таким: “Хватит!” — помнишь, как в Испании, когда мир там начинали, то во главу угла поставили детей, которые в гражданской войне виноваты не были, и назвали движение “Возрождение”. У нас самая высокая детская смертность, самое плохое обеспечение, три тысячи детей бездомных болтаются — как же можно делить их на “мой” и “не мой”. Да, у твоего ребенка все нормально, а этот растет бандитом, но они растут рядом. И неясно еще: даст бандит твоему жить спокойно или не даст. Или что другое в жизни с тобой случится… И ты не представляешь, как мы всколыхнули всех! После этого мы набрали 7 миллиардов рублей за месяц. Были такие случаи, что приходит женщина и говорит: “Я принесла вам всего 200 рублей. Вы извините, принесла бы больше, но меня вчера обокрали”. Приходили ребятишки: седьмой класс, шестой — им родители давали на мороженое. А они складывались классом и приносили. То есть удалась эта объединительная идея. Я говорю: “Какая вам разница, ты в политике синий, зеленый, красный или в полосочку? Вот есть дети, наше будущее. Мы ради кого живем? Ради детей! Вот давайте на этом направлении сплотимся”. Так сейчас на собранные деньги выкупаем санаторий “Шахтер”, подремонтируем его, соберем этих детей, как Дзержинский собирал,- и это будет своего рода суворовское училище. Дети там проучатся, потом без экзаменов поступят в Кемеровское военное училище связи — договорились. Договорились и с нахимовским училищем в Санкт-Петербурге, что по 20 человек мы ежегодно будем отправлять туда. И сейчас у нас идет договорный процесс со всеми суворовскими училищами страны.
      А. П. Скажи, ты пришел в растерзанный противоречиями социальный край, где до тебя существовала власть, представленная Кислюком и его командой. Там есть директора промышленных предприятий. И есть народ, который и тех, и других терпеть не мог. И есть, грубо говоря, бандиты. Как могла твоя объединительная идея сложить усилия этих групп, между которыми тотальные противоречия? И как она себя проявляет, вся эта полифония интересов и сил?
      А. Т. Насколько могла, настолько и сплотила. У людей же денег нет на руках, я рассказывал. Но шли все: от ветеранов, которых мы специально просили ничего не сдавать, до бизнесменов и бандитов. Как еще понять ситуацию, когда человек приносит 10 миллионов рублей, а на вопрос о фамилии отвечает: “Не надо”? Но мы-то сделали единый областной фонд, а сколько их сделали в городах, в районах? Там начали одежду сдавать, обувь. То есть глубинные чувства нравственности, доброты, взаимовыручки народной — они остались вне всяких “новых сословий” — я в этом убедился.
      Да, мы обратились и к сверхбогачам, которым сказали, что им не дадут ни жить, ни делами заниматься, пока мы не наведем порядок. И эту мысль они в целом восприняли, хотя все равно противодействие еще очень мощное. Вот, допустим, все замы Кислюка заявляли: “Если приходит Тулеев — мы все подаем в отставку и уходим”. Пришел Тулеев — а они все сидят на своих местах, ждут чего-то. Я им говорю: “Теперь вы чего сидите? Вы же заявили об отставке — как теперь будете людям в глаза смотреть?” Нет, профессионалов я уговорил остаться, а остальные замы и помощники, из оголтелых демократов — они перешли в фонд так называемого первого президента.С этим фондом странные вещи происходят: в областной бюджет деньги идут с трудом, а в фонд первого президента — без труда.
      Откуда, спрашивается? Это же саботаж в чистом виде. А правоохранительные органы настроены против меня, прокурор области практически напрямую работает против. Вот я его пригласил к себе, говорю: “Давай разбираться, налоги нужны! Из Москвы ничего не дадут. Помоги собрать”,- он ничего не делает и делать не хочет. У нас ведь какая картина получается? Вот шахта, и вот, допустим, потребитель на Урале или в Москве. Между шахтой и потребителем — 15-16 посредников, я не преувеличиваю. И никто из них налогов не платит, хотя каждый что-то на угле “варит”. В результате и цены для потребителя завышаются в 2-3 раза.
      Второе. Вот шахта, на шахте три цены. Первая — расчетная, вторая — прейскурантная, а третья — реальная. Потому что приходит посредник: “Слушай, чего ты выпендриваешься, у тебя же денег нет! Ты за сколько отдаешь уголь? За двести? Давай за сто — вот деньги!” И так выходит, что реальная цена пусть не сто, а сто пятьдесят, но мы-то в отчетах везде — в неплатежах друг другу, в штрафах, в пенях — берем за основу двести тысяч, а соответственно, завышаем тарифы на электроэнергию — и дальше по цепочке. Все данные по российской экономике основаны на таких дутых цифрах. Почему я говорю о российской экономике, а не о кузбасской? Потому что 80 процентов этих углей — металлургических, коксовых — идут из Кузбасса. Давайте наведем порядок — и мы уже завтра на 15 процентов сможем уменьшить цены на электроэнергию, а это самое главное для экономики. Доложил об этом, в том числе на Сибирском соглашении, которое Немцов проводил. Попросил Генерального прокурора: “Давай проследим всю цепочку накруток, это же дело святое”. Палец о палец никто не ударил! Почему? Зато создали хитрый фонд “Правопорядок” — вроде бы на благое дело, на борьбу с коррупцией. А получилось, что из этого фонда прокурор все деньги взял себе и слепил здание не хуже Газпрома в Москве. Я ему говорю: “Что же ты делаешь? Смотри, эти предприятия не платят в бюджет, но платят твоему фонду, а ты оттуда шарахнул себе десятки миллиардов рублей! Мы по два года не платим детские пособия — так что, офис важнее?” На этой почве, конечно, начались столкновения. Но при всем бардаке правовом, в том числе по Ленинск-Кузнецку, ему присвоили очередное звание — генеральское. Так что противодействие серьезное, а если бы они могли стать на мою сторону, то мы бы налогов не 6 миллиардов рублей собирали, а раза в два больше за день.
      А. П. Вот скажи, теперь ты все-таки не раскаиваешься, что принял это предложение идти в назначенные губернаторы до выборов? Ведь тогда это была большая область твоих раздумий, переживаний, у тебя были сильные доводы “за” и внутренние сомнения. Вот сейчас ты считаешь, что правильно поступил, получив все эти оплеухи до начала твоей новой кампании?
      А. Т. Видишь ли, с точки зрения государственной, с точки зрения народно-патриотического союза, с точки зрения наших принципов, я поступил правильно. Почему? Потому что я выиграл время. Выбрали бы меня — и я начал бы говорить: “сложности, мафия, воруют…” Легче бы было, спокойнее? Да. Но я, заняв эту должность, все ошибки прежней администрации взял, можно сказать, на себя автоматически, так что теперь не могу говорить, будто кто другой здесь виноват. Что ты только-только пришел, народ помнит всего дня три. Через неделю он уже орет: “Чего сидишь? Давай деньги, давай детские пособия, давай зарплату!” То есть я все это прекрасно понимал. Но с другой стороны: вот был бы Кислюк, а я шел на выборы 19 октября. Разве область подготовилась бы к зиме? Уборка урожая прошла бы? Нет! В администрации Кислюка так готовились к выборам: детские пособия не выплачивались, зато в Израиле купили типографию за шесть миллиардов рублей, которая делает плакаты — не падай — 6 метров на 9 метров, фотографические. Что бы сейчас было? Кислюк ездил бы по предприятиям, отрывал людей, орал бы, запугивал суды. А что после октября? После октября уже хлеб не уберешь, он уйдет под снег, а батареи будут холодные — что тогда? Сколько бы людей потеряло здоровье, сколько бы людей умерло раньше времени, сколько бы над ними поиздевались! Я тебе как на духу говорю: вот этот период, который сделан (а мы прилично поработали: с 800 миллионов до 6 миллиардов поднять ежедневные поступления в бюджет,- я хочу посмотреть, кто за четыре месяца такое осилит),- правильный период.
      А. П. Остается еще противоречие, о котором мы говорили в предшествующей нашей беседе: вот народный протест, протестное состояние общества, в том числе и кузбасского,- оно ведь носит такой левый, красный характер по существу своему. Ты — красный человек, левый человек по своему происхождению, генезису, по связям. Левый протест направлен на власть, на администратора, то есть сегодня направлен на тебя же. И ты, будучи красным, вынужден принимать на себя энергию этого красного протеста, и, по существу, гасить ее. Но, с другой стороны, ты, становясь по воле судеб государственником, не можешь вытаскивать на поверхность свои симпатии, свои идеологии, свои пристрастия идеологические, то есть, по сути, ты оказываешься вне идеологического контекста. Сохраняется ли это противоречие?
      А. Т. Сохраняется, причем очень сильно. Я продолжаю тему нашего разговора. Я все время говорил народно-патриотическому союзу и в Москве, и здесь: “Хватит, нам пора совершенно по-другому себя вести. Через митинги ничего не получится, демократы веру в слова выбили. Если ты хочешь, чтобы люди тебе поверили, нужны конкретные дела. Как помнишь, я был министром по СНГ. Худо ли, бедно, но мы прорвались ведь: Приднестровью отсеяться помогли, дорогу там пустили, с Азербайджаном договорились, союзу России с Белоруссией включили зеленый свет. Я самые главные результаты называю, но есть что людям и еще сказать. Сейчас нужно сосредоточить все в конкретные действия, то есть мы всегда должны говорить: “Вот наш результат”. А если мы провалились в одном регионе, то все, конец народно-патриотическому союзу! Тот, кто этого не понимает, кто до сих пор сидит в Думе, выступает и критикует, — он наносит страшный вред, даже больше, чем можно придумать. Я благодарен, что, когда мы фонд “Возрождение” начали делать, Рыжков поддержал, он даже 500 тысяч внес, Селезнев, председатель Госдумы, поддержал, 500 тысяч рублей своих денег внес. Но дело не в деньгах. Они поняли, что нужно работать конкретно на регионы. Это ведь не просто Кузбасс — это становой хребет экономики. Вот вопрос: закрытие шахт. За 2 года закрыли 93 шахты. Кто нас гонит, зачем мы спешим, зачем издеваемся над людьми? Приезжай, размотай Кузбасс, посмотри, потом выходи с законопроектом в Госдуме и по результатам работы вернись в этот регион и отчитайся. То есть совсем по-другому нужно строить работу народно-патриотического союза — и тогда она будет интересна, будет понятна людям, исчезнут разговоры, будто депутаты только орут-болтают…
      А. П. Вот скажи, ты занят такой черновой работой: дыры, рутина, тебе даже некогда оглянуться на макроситуацию в стране и мире, потому что у тебя дети мрут, дома мерзнут, бандиты грабят. Но можно ли добиться успеха на фоне нового бюджета, который принимается, можно ли добиться результатов при налоговом кодексе, который, если будет принят, срежет у регионов все финансовые возможности? То есть, грубо говоря, сквозь эту рутинную битву, которая ведется в Кузбассе, чувствуешь ли ты общую экономическую драму или даже муку экономическую, или сейчас тебе просто не до того?
      А. Т. Повторю, драма Кузбасса — это драма России. Нельзя делить проблемы на местные и глобальные. Три миллиона двести тысяч жителей — это государство, все-таки. Побольше Эстонии с Латвией, к тому же у нас уголь есть, руда есть, металл есть, машиностроение есть — все есть. Но тарифы! Я уже об этом говорил. Да, область в любом случае не замерзнет, но речь-то идет о России. Почему никто не слышит? Почему никто не хочет заниматься черновой работой, о которой ты говоришь? Ведь, помнишь, Андропов — он же ничего не сделал, только чуть-чуть закрутил дисциплину. А как поднялась при нем производительность труда? Ладно, денег нет, инвестиционных вливаний нет, но почему мы проходим мимо того, что под ногами лежит? Почему я с министром путей сообщений заключил договор, согласно которому у нас тарифы снижаются на многие грузоотправления до 30 процентов? Причем на выгодном расстоянии: от Кузбасса до Урала? Почему электроэнергия у нас на порядок дешевле, чем в других регионах? Потому что мы этим каждый день занимаемся. Вот Кузнецкий металлургический комбинат, который монополист по рельсам. Он сто лет эти рельсы выпускает. А сейчас в МПС решили рельсы покупать в Японии. Но если по японским рельсам поезда пойдут, тогда конец: тогда не Дальний Восток, а до Москвы все бери! У кого рельсы — у того все в принципе. Почему такое решение в министерстве приняли? Потому что японские рельсы прочнее в 2 раза, их меньшее количество можно закупить, и в целом это дешевле обойдется для железных дорог. Что нам, смотреть на это? Нет, конечно. Разобрали ситуацию. Вот комбинат. Чтобы он сварил рельсы — нужно сначала привезти железную руду, потом ее обогатить, потом кокс привезти, потом металл выплавить, а уже из него рельсы прокатать. И каждый у себя хозяин, каждый задирает цену… Я собрал их всех и говорю: “Что дальше будем делать? Вот ты сидишь со своей рудой, кому она нужна? Вот ты сидишь с ним рядом, а твой комбинат стоит. К нему уже японцы рельсы прокладывают. Ты сидишь со своим коксом, цены задрал — давай, задирай больше, люди не получат зарплату, и рельс нет. Кончайте это все!” И все собственники, у каждого пакет акций, но они дали согласие отдать свою собственность ради серьезной цели, чтобы японские рельсы не опутали Россию.
      И отдали всю технологическую цепочку в собственность КМК, Кузнецкого металлургического комбината, который стал, по существу, одним цехом. А раз так, то цена самая минимальная, НДС нет. Мы без инвестиций, без новых технологий, без налоговых льгот снизили цены на рельсы, себестоимость их снизили на 15 процентов. Посылаемяпонцев на…, нам еще своих надо поддерживать. Это сильный шаг? Да, но еще большая работа. С каждым нужно переговорить, показать где кнут, где пряник… Мы уже готовы дотировать из областного бюджета города у нерентабельных рудников.
      А. П. Последний, наверное, вопрос: у тебя уже до печенок добрались по поводу всех преступных дел. Не кажется тебе, что создается внезапно на пустом месте какой-то миф устойчивый, будто Кузбасс — это непроглядный бандитизм на всех уровнях, и каждый, кто родился в Кузбассе, в Кемерово,- рождается уже с татуировкой, грубо говоря. Почему, объясни мне, именно на твою область такой накат, такой прессинг, такая демонизация региона идет? Ведь есть коробка, которую с полумиллионом долларов из “Белого дома” тащили высшие чиновники, — там никакого эффекта! Есть Потанин, который затолкал в свой ОНЭКСИМ-банк бюджетные средства по проданным самолетам “Су”. Возбудили было уголовное дело — и замяли. Есть выборы Кобзона, чествовать которого пришла вся элита, а 20 стран мира не пускают его к себе, потому что подозревают в связях с мафией. Коррупция — здесь, в Москве, отсюда она брызжет и хлещет своей пеной. Почему только на вас идет такой накат? Случайно или нет?
      А. Т. Не случайно, конечно. У них же было два варианта. Первый — послать Тулеева в Кузбасс и посмотреть, что он из себя представляет. И проверили заодно, не дав те 300 миллиардов, которые обещали президент и правительство. По идее, это же запросто грохнуться можно. Как у нас работа шла — можно рассказывать день и ночь: перешли на казарменное положение, сутками напролет пахали. А вдобавок — каждый день сообщения, и не от кого попало, а от и. о. начальника УВД Гумирова: “Из Красноярска выехали три киллера, через три дня Тулеева должны застрелить”. Вот как бы ты себя чувствовал на моем месте? Это ведь не тетя Мотя сообщает… И такое каждый день… Весь коррумпированный мир, конечно, сплотился вокруг того же Коняхина в Ленинск-Кузнецкои. В их руках деньги. А где деньги — там подкуп избирательных комиссий, тех же депутатов. Деньги будут брошены капитальные. Тем более, мы затронули ситуацию здесь, а следы все ведут в Москву. Что, про этого Конякина — только вчера услышали? Нет, прокурор области все знал, начальник УВД знал, генеральный прокурор тоже. Какая тут новость? Важно лишь то, что Кузбасс — становой хребет экономики. И сейчас в Москве собрались его распродавать. Мы считаем необходимым, чтобы пакет акций отдали нам. Того же Запсиба, тех же резервов, а ведь есть разрезы, где себестоимость угля не больше 2 долларов за тонну. Клондайк! Но кто сюда поедет, кто вложит инвестиции, если здесь бандитизм и прочие дела? Не исключено, что сейчас все будет специально делаться для того, чтобы вот как “Связьинвест” продали, так и здесь за бесценок все продать. Но тогда ведь произойдет мощнейший удар по экономике. Рельсы, уголь, 80 процентов всей металлургии, — куда это пойдет? Поэтому нужно всем нормальным людям, патриотам в полном смысле этого слова, всем честным людям — сплачиваться вокруг Кузбасса, помогать оплоту всей России. За то, что я здесь делал, мне стыдно не будет, я отчитаться уже готов. Но, повторюсь, нынешняя тактика наша — неправильная, ненормальная, непростительная, и она ведет к расползанию народно-патриотического союза.
      А. П. Богу молишься на фоне того, что мне рассказал?
      А. Т. Я бы так сказал: я иду к вере. Может, это и длинно звучит, но я бы так сказал.

ЕГО КУЗБАСС

      Александр Синцов
      В холле гостиницы “Кузбасс” я видел, как женщины-уборщицы смотрели по телевизору выступление Тулеева. В его пылкости открывался им чистый юношеский порыв, их сердца щемило такое чувство, с каким они провожали своих сыновей в армию. Я смотрел на эти лица тружениц, светящиеся бабьей горестной жалостью, и не мог припомнить, чтобы кому-нибудь еще из политиков последнего времени так глубоко и родственно сопереживала русская женщина.
      Отголоски такого отношения к Тулееву улавливались, как ни странно, даже в прожженных чиновниках в бывшем здании горкома на главной площади Кемерово. И сейчас, спустя семьдесят дней после вхождения в эти коридоры Тулеева, бывалые ответработники поражены искренностью “шефа”.
      В Москве уже падал первый снег, а в резко-континентальном Кемерове чиновники ходят еще в белых рубашках с короткими рукавами. И один из них в своем величественном советском кабинете с портретом Ельцина на боковой стене, выглядывающем из-за шторы, рассказывал “про стиль” Тулеева:
      — Утром его всегда ждет толпа, и наших, аппаратных, и записавшихся на прием, и ходоков разных, которых дальше вахты не пропускают. Он всех одним махом забирает и ведет к себе. И начинает работать. Ему все равно: директор предприятия или пенсионер какой-нибудь. Он выслушивает дело, а не посетителя. Заботу, боль человека выслушивает. Старается понять, что на сердце у человека. Это же столько сил надо иметь, чтобы прикидывать на себя все беды других. Я думал, что сначала он, пока свеженький, а подустанет, и начнет прикрываться. Но проходит месяц, второй, а он все такой же. Знаете, мне ведь многих пришлось перевидать на своем служилом веку. Тоже, бывало, такие дружелюбные, деятельные приходили. Такие демократичные. Я здесь работал, когда еще среди них модно было пешочком по магазинам ходить, лично проверять ассортимент. В автобусах ездить, в трамвае, чтобы, значит, ближе к народу. Но потом все это очень быстро заканчивалось приятным уединением во вновь отремонтированном кабинете. Такое впечатление создавалось, что человек прогуливался по городу в ожидании, пока сделают капитальный ремонт “рабочего” места, и после этого засаживался в недосягаемости. Уходил в эшелонированную оборону. Первый эшелон — бюро пропусков. Второй — милицейские посты у входа. Третий — секретарша в приемной. А Тулеев будто всегда на митинге, открытый.
      …Глядя на любого публичного, уличного, митингового политика, невольно думаешь, что одно удовольствие им пообщаться с публикой, покупаться в любви и ласке народной. Но мне приходилось видеть их, лидеров народных, истерзанных душевно, опустошенных после долгих демонстраций и выступлений. Иные снимали стресс хорошим возлиянием, другие — теннисом и плаванием, и, пожалуй, лишь Тулеев, кажется, не знает депрессий. Он органичен в своем амплуа. И еще неизвестно, кто кому больше нужен: он — народу, или народ ему. Слово “Советы” в названии бывших органов народовластия для него всегда имело первозданный смысл. Ему нужны эти голоса, лица, глаза, мысли людей, живущих вокруг него. И заступив в должность губернатора, он, можно сказать, воссоздал эти Советы, слегка модернизировав с помощью технического прогресса. Он просит советов от кузбассовцев, ищет их, организует специальную службу по их сбору и анализу. Ему может позвонить любой (губернаторский телефон не строго засекречен, как это водится, а широко распубликован) и тут же получить ответ. Он живет будто в центре круглосуточной телепередачи “Прямая линия”…
      Вскоре Тулеева пригласили на освящение центрального православного храма Кемерово.
      Владыка Софроний — худощавый постный старик с седой бородой, типичный русский священник-подвижник, живой, деятельный не по годам, кажущийся мирским, если бы не глубочайшая печаль в прозрачных глазах, с амвона произносил речь, благодарил Тулеева, стоящего рядом, за подаренные иконы, “настоящие, намоленные”, как сказал Тулеев при передаче образов. Я протиснулся поближе в толпе прихожан и ясно видел этих двоих: церковного служителя, изъясняющегоcz языком русских людей XVII — XVIII века, и советского инженера, впитавшего культуру атеизма ХХ века. Одного — в церковном облачении, другого — в черном костюме с галстуком.
      Они были поразительно похожи единым светлым духом своим.
      Тулеев потом говорил о Богородице с амвона так:
      — Эта женщина подарила миру человека, учение которого живет вот уже две тысячи лет, и составляет основу нашего бытия.
      Я смотрел на этого деятельного, цельного человека и вспоминал тупые ельцинские показушные стояния в храмах. И вспоминал Хасбулатова, о котором в октябре под стенами “Белого дома” говорили: “Он и есть самый русский из всех”.
      Потом, после завершения церемонии освящения, в трапезной, Тулеев просил владыку Софрония открыть при монастырях что-то вроде детских приютов, как это было и в прошлом веке, когда многие дети из неимущих семей воспитывались в монашеских братствах и выходили оттуда со специальностью, с ясным духом и крепким неболящим телом. Выходили и в мир, и на духовное поприще. Тулеев со своим обостренным чувствованием болей людских терзается беспризорностью детской. Около трех тысяч бродячих детей зарегистрировано в области -это дети бешеной матки демократии. Обаяние Тулеева сильно, владыка Софроний тоже с жаром взялся за организацию приютов и школ при монастырях, приговаривая, что он в долгу перед Аманом Гумировичем — едва ли что не в личном: Тулеев из собственных средств помог в восстановлении храма.
      Вскоре я услышал, что в Кемерово созданы юношеские корпуса, по типу кадетских, где из блудящих, отчаянных пацанов пытаются сделать молодых граждан России, хороших солдат для ее будущей армии.
      Мужское начало сильно в Тулееве, счастливо совмещено с повышенной чувствительностью. Он имеет вкус в организации мощных, действенных формирований, понимает необходимость ответить на вызов криминала — равносильно. Если в соседнем с Кемерово городе Ленинск-Кузнецке тоже по-своему органичный для нынешнего общества мэр Коняхин имеет в распоряжении несколько групп верных, крепких парней, то и Тулеев, тоже по стилю руководитель жесткий и авангардный, идет к шахтерам и говорит им, что для борьбы с рэкетом (а в Кузбассе все шахты “под крышами”) нужно создавать рабочие отряды.
      Я побывал на одной из таких шахт и говорил с горняками во время перекура в помещении машинной секции вспомогательного ствола. Дежурный машинист в белой сменной рубахе навыпуск сказал:
      — Я за Тулеева проголосую (через две недели выборы губернатора) — если он с перекупщиками покончит.
      — А вы знаете, что вы сами их, перекупщиков, наплодили своими забастовками в 89-91-х годах.?
      — Я бы так не сказал.
      — Ну как же! Вспомните эти фамилии — Голиков, Асланиди, Михалец? Это же ваши герои того времени. Чего-то они теперь не бастуют вместе с вами? В офисах своих сидят, спекулируют угольком потихоньку. И пишут в своих газетах: шоковая терапия была неизбежна. Вы — в шоке, а они — в кайфе. И на вас рэкет наводят тоже такие, как они. А Тулеев предлагает занять круговую оборону и торговать углем только через русско-белорусско-украинские транснациональные компании…
      По крайней мере, ни одного отказа я не услышал от шахтеров. Они прикидывали, стоит ли рисковать. Не слишком ли много крови будет пролито при переходе под опеку Тулеева — угольная мафия, конечно же, без боя свои кормушки не сдаст губернатору в общенациональное пользование. И все-таки не может быть, чтобы шахтеры смирились с унизительной ролью “подземного быдла”, чтобы директора шахт навек остались в подчинении у боевиков братвы, когда те пинком открывают двери в директорский кабинет и назначают цену за тонну в 90 тысяч. Директор возмущается мизерностью суммы. Они уходят, и приезжают назавтра уже со стволами и с новой ценой — в 50 тысяч за тонну. И “свободный”, по учению Гайдара и Чубайса, директор вынужден соглашаться.
      Тулеев предлагает торговать по-настоящему: заключать договоры непосредственно с предприятиями-потребителями во всех концах СНГ. Будучи министром по делам этого самого СНГ, он уже нашел понимание со многими крупными предприятиями, заручился согласием и политиков, и директоров. В его структуре не найдется лазейки для мафии — он будет гарантом честности и порядочности.
      Тулеев в своих темпераментных поступках чем-то напоминает Лукашенко. Я слышал, как на одном из митингов он разоблачал продажную “свободную” прессу Кемерова. Называл цифры бюджетных вливаний в частные издания, фамилии подкупленных редакторов, и потом сказал:
      — Все, что происходило со средствами массовой информации Кузбасса за последние шесть лет, надо забыть как страшный сон, который, я вам обещаю, никогда не повторится.
      Кузбасс принял Тулеева во втором его пришествии. Враги — еще больше ожесточились. Сторонники — не разочаровались. Мой знакомый работник администрации губернатора, сидящий в кабинете с полуприкрытым портретом Ельцина, который, я думаю, будет здесь скоро вовсе зашторен, сказал так:
      — Слава Богу, Тулеев приехал из Москвы тот же. Это Кузбасс сильно переменился за время его отсутствия. Конечно, не в лучшую сторону.
      Александр СИНЦОВ

НА ИСПУГ

      Николай Анисин
      За сутки до четвертой годовщины расстрела Верховного Совета Ельцин по радио разразился громом в адрес депутатов Думы: “Слишком дорогое удовольствие для народа оплачивать вашу безответственность”.
      Не желаете, понимаешь, вести себя ответственно, не одобряете законопроекты правительства, денно и нощно радеющего о народе в образе Сороса и Потанина, тогда вспомните, что в России — крутой президент.
      Налицо факт шантажа. Факт запугивания с некоей определенной целью. С какой именно?
      Когда собака лает, то не кусает. В нынешней Думе, как некогда в Верховном Совете, большинство мандатов принадлежит противником исполнительной власти. Но Дума, в отличие от ВС, по Конституции не имеет властных полномочий и потому не только не опасна для Ельцина, но и нужна ему в настоящее время как козел отпущения.
      От трудов ельцинских младореформаторов в правительстве жизнь в стране все хуже и хуже. Кто в этом виноват? Не заморские дяди, продиктовавшие курс углубления реформ. Не дед Боря, озвучивший продиктованное в своем послании Федеральному Собранию. Не мальчик Борис, призванный из провинции осуществлять продиктованное, и уж, конечно, не Чубайс — лучший министр финансов на планете. Во всем виновата прокоммунистическая Дума, которая что-то не так принимает и не эдак постановляет и мешает благородным реформаторам облагодетельствовать страну.
      Не будет Думы, не на кого станет списывать расползающуюся нищету. Не будет Думы, голодный полковник Иванов и голодный шахтер Петров перестанут надеяться на то, что депутатская оппозиция поможет им выбить зарплату, пойдут к своим товарищам и скажут: давайте мочить президента и правительство.
      Существование оппозиционной Думы сдерживает рост недовольства исполнительной властью и уберегает реформаторов от вспышки народного гнева. Но почему тогда Ельцин прозрачно намекает на возможный роспуск Думы?
      Умерщвляющие страну реформы должны быть одобрены парламентской оппозицией. Тогда народ по-прежнему будет безмолвствовать: если и президент с правительством, и враждебная им Дума решили так, а не иначе — значит, по-другому нельзя, и как тут возмущаться?
      Режим Ельцина нуждается в поддержке оппозиции в Думе. Но добиться сегодня этой поддержки он может, только запугав депутатов роспуском. И громы Ельцина по радио есть попытка взять парламентскую оппозицию на испуг.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8