Никакого результата. Бабка нагрузилась сливовицы и храбро отвечала:
— Пошла вон, вампирка! Я уже старая и невкусная как сопливый носок…
Я прибегла к последнему средству. Вытащила кое-какую мелочовку и демонстративно ею побренчала. Подействовало моментально. Бабка заинтересованно приподняла голову и деловито осведомилась:
— Деньги?
Я кивнула. Бабка мгновенно выползла из укрытия и слямзила денежки у меня с ладони.
— Вижу, хороший ты человек… Обозналась, за другую тебя приняла. Проходи, красавица, хлюпнем по маленькой, всю судьбу тебе твою расскажу…
— Спасибо, я не пью! — вежливо отказалась я. — Я к вам, вообще-то, по делу зашла… Вы ведь уже были здесь, четыре года назад?
Бабка задрожала и одним махом выплеснула в себя остатки сливовицы. Привычно перекосив глаза к носу, она созналась:
— Была, черти принесли… Уж такого страху натерпелась. Я тогда тут была с другим табором, тех цыган кого поубивали, кого посадили…
Я поспешно перебила бабулю, готовую предаться невеселым воспоминаниям:
— Да-да, все это очень печально, но я бы хотела поговорить с вами о другом. Что случилось здесь четыре года назад, в ту ночь, когда вы приехали?
Пьяная бабка задумчиво разгрызла чесночину и покосилась на меня:
— А что мне за это будет?
Нет, мне решительно не везет с пенсионерами! Сверхъестественные способности мои улетучились вместе с телом Рёд, так что устроить здесь метание тяжелых предметов по живым мишеням не удастся. И денег больше нет. Эта наглая хиромантка конкретно развозит меня на бабки!
— Живой останетесь… — неуверенно пообещала я. — Хотите, молиться за вас буду? Могу домашние тапочки крючком вывязать…
— А как насчет маленькой кругленькой монетки? — настырно поинтересовалась пожилая вымогательница.
— А как насчет светящегося синего фингальчика? — перешла я к запрещенным методам ведения допроса. — Ну нету у меня больше денег!
— Ну нету и нету! — неожиданно согласилась старушка. — Так расскажу… Вот слушай. В ту ночь была страшная гроза, но она началась, когда все уже спали. Только я не спала — старая Иза боится грозы. Я тихо сидела в углу шатра и молилась. Вдруг я услышала конское ржание, совсем рядом с моим шатром. Тогда старая Иза ничего не боялась, поэтому я выглянула наружу и увидела…
Бабка заглохла на середине как испорченный телевизор и принялась рыться в куче тряпья. Вытащив еще одну бутылку из неприкосновенного запаса, она прижала ее для храбрости к сердцу и продолжила:
— И вижу я, один из коней наших ржет и бьет копытами, а рядом с ним кто-то стоит. Тогда старая Иза видела как орлица. Это была женщина с длинными черными волосами, в светлом платье, забрызганном кровью, и руки ее были в крови, и лицо тоже.
— Какая-то кровавая Мэри, — хмыкнула я. — И что, она была вампиршей?
— Истинно, истинно так! Когда все цыгане, разбуженные лошадиным ржанием, сбежались к коню, то увидели, что один бок его был порван и оттуда вытекло много крови. Она пила кровь коня! — выпалила бабка и любовно погладила заветную бутыль.
Я задумалась. Женщина в светлом платье… Уж не это ли платье мы с Улой нашли в комнате Жужи? Тогда понятно, откуда взялась кровь. Это кровь коня. Она брызнула Жуже на подол… Но зачем Жуже калечить бедное животное? Уж не была ли она и вправду вампиром?
— Это все? — спросила я. — А куда делась эта женщина?
— Убежала, — ответствовала бабуся, со вздохом откупоривая-таки бутылку. — Куда-то по направлению к церкви… буль! А п-том, п-том старая И-иза ничего не видел-ла! Она спр… спряталась, и ее не н-нашли!
— Кто не нашел?
— М-мужчина в ч-черном… Он там б-был. — Вторая бутылка сливовицы подействовала на бабулю как короткое замыкание на розетку. Она (бабка, а не розетка), дожевывая чеснок, заползла обратно в свои тряпки и оттуда забубнила что-то несуразное, вроде: — Кони… К-карета… Черный ч-человек, он наз-з-з… наз-звал имя… Ж-жуж-жа! — И бабуля мирно зажужжала, потихоньку отключаясь в своем углу.
Все, бабушка теперь проспится только к завтрашнему утру. И чего это она так испугалась, что выхлебала столько сливовицы, сколько нормальному алкоголику хватило бы на полдня? Ведь все произошло четыре года назад… Хотя неизвестно, что чувствовала бы я, если увидела вдруг, как непонятная баба потрошит моего личного коняшку с явно вампирскими намерениями. Вот блин, неужели Жужа все-таки была вампиром?! Тогда теория Шандора о залетном вампире требует некоторой корректировки…
Пока я добрела до замка, моя новая версия об убийстве Жужи выглядела следующим образом, а именно: девушка, родом из Трансильвании, действительно была вампиром (или вампиршей, вампиркой, вампирюгой, не знаю, как точно образовать женский род!). Что ж, вампиры действительно водились, Ула-то видел одного. Правда, не знаю, было ли это до того, как он пристрастился к кагору, или после… Ну так вот, любила наша Жужа кровь пить вместо томатного сока, но была еще по малолетству совестливой (Шандор упоминал, что Жуже было около шестнадцати, когда она вышла за графа). Человеческую кровь ей пить было стыдно, а вот кровь животных — пожалуйста! И когда Жужа в очередной раз выползла ночью из дома, чтобы вдоволь нахлебаться крови какого-нибудь животного, ее застукал муж. Представляю себе картинку: Жужа мирно ковыряет ножиком лошадку, а в кустах граф клацает зубами от праведного гнева и точит нож, чтобы порешить саму Жужу. Потом с воплем: “Умри, несчастная!” — выскакивает из засады, вырубает кроволюбивую женушку и тащит ее в церковь, то есть на святую землю, где и сжигает, подстраховавшись таким образом дважды. У любимого автора Шандора сжигание вампира называлось одним из самых действенных способов уничтожения кровососа.
Я остановилась, перевела дух и фыркнула. Ну и сценарий вышел! Прямо для постановки оперы палатой номер шесть тихих шизофреников городской психушки. Но ничего другого у меня на данный момент не было… То есть почти не было. После вчерашнего разговора с Улой в моей не особенно богатой мыслями голове вдруг зашевелилась мутная и неясная версия происшедшего здесь четыре года назад. Версия эта была еще невероятнее предыдущей, но зато прекрасно объясняла все недомолвки и неувязки… Оставалось только прояснить некоторые детали, и именно этим я и собиралась заняться.
— Где была? — голос Улы раздался у меня прямо над ухом, и я вздрогнула от неожиданности.
Мой Помощник стоял прямо передо мной, охая и держась за поясницу. Кроме этого, я отметила признаки надвигающегося посинения мощной скандинавской скулы. Вообще, Мэри Джейн хорошо поработала своей дубиной, профессионально… При дневном освещении Ула был похож на старшеклассника из моей школы, которого избила объединенная группировка малышей в бойне за взятие школьной столовой. Чистая правда, я сама в столовой без рогатки не появлялась!
— Ну что молчишь-то? — Ула осторожно ощупывал свое лицо. — Вот зараза эта Мэри Джейн! Ну надо же так меня отделать! Что я наверху-то скажу?! Ну уж в благородство играть не стану! Все как есть выложу… так мол и так: избит жестоко агрессивно настроенной шизофреничкой, вообразившей себя Кларой Цеткин!
Я мрачно подтвердила:
— Да уж, боюсь, что когда придет время закрывать меня от вражеского обреза, от твоего тела мало что останется. И окна ты им затыкал, и били его нещадно… Что дальше-то?
Ула только вздыхал. Я решила отвлечь парня от грустных мыслей и пересказала ему, как всегда очень артистично, мой поход в цыганский табор, а также новую версию убийства Жужи. Помощник покривил избитое личико:
— Как-то мелодраматично! Значит, по-твоему, граф убил Жужу из-за того, что она была вампиршей?
— Конечно, чтоб не мучилась! — кивнула я. — Да и из соображений безопасности. Маленькая Жужа довольствовалась кровью коней и баранов, а вдруг со временем она перешла бы на человеческую? Жена женой, но думаю, что своя жизнь графу все-таки была дороже брачного кодекса.
Ула открыл рот, чтобы высказать все, что он думает по поводу моей версии, но тотчас же его закрыл. К нам приближался слуга в ливрее и помятом парике.
— Господин Шандор просит вас пожаловать в малую гостиную! — произнес парень, и выражение у него на личике было опять такое, будто он увидел привидение, откалывающее танго на кухонном столе.
Мы с Улой переглянулись. Что еще придумал наш любитель экстравагантных выходок? Тут я вспомнила про порножурнал и ночные приключения и захихикала. Ула, наоборот, побледнел и прошептал:
— Может, спрячемся? Пока не поздно…
— И не узнаем, что случилось?! — возмутилась я. — Да ты что! Неужели ты пострадал от дубины Мэри Джейн напрасно? Неужели мы никогда не узнаем, во имя чего ты вернешь небесной канцелярии тело, годное разве что для солиста итальянской оперы?!
— Ох! — Только и вздохнул Ула. Наверное, у парня вычтут из зарплаты…
В малой гостиной сидели два Золтана и неизменный скелет на стульчике. Я опять запоздало припомнила, что Золтан и Шандор — близнецы, и еще раз подивилась их потрясающему сходству. Так, стоп! А почему это Шандор не в своем обычном парике и штанишках до колена? И пудры ни на грамм… Ур-ра! Неужели наш нетрадиционный метод подействовал?!
— Ой, милая Павла! — Шандор протянул ко мне ручки. — Как вы сегодня прекрасны!
Я принюхалась. Спиртным вроде не пахло, а чтобы назвать Павлу красивой, надо быть в умат пьяным алкашом с бельмами на обоих глазах. Неужто наше средство подействовало слишком сильно?..
Меж тем Шандор принялся рьяно за мной ухаживать. И стульчик пододвинул, и яблочко в руки сунул, и сам сел рядом, глядя на меня влюбленными глазами. Ула гадко хихикал в уголке, Золтан с тревогой смотрел на брата, а я гадала, что ж такого Шандор мог увидеть в порноржурнале, что вдруг возлюбил меня так пылко. Мы ж ему не комиксы давали…
Нашу идиллию нарушила возникшая в дверях Фанни. Возникать она начала с самого порога:
— Господин Шандор! — начала она не предвещающим ничего доброго голосом, поглядывая одновременно на Золтана и Шандора. — Это вы взяли из моей комнаты сорок восемь ключей на железном кольце, включая один, бронзовый, от двери фамильного склепа семьи Басор?
Шандор неохотно отвлекся от созерцания моего перекошенного в безмерном удивлении личика и сообщил:
— Совершенно верно. Если хотите их забрать, то они лежат… кажется, я оставил их в кастрюле из-под шоколада. В общем, ищите, и дано будет вам!
Фанни побелела, потом позеленела и переспросила шипящим голосом:
— Что?!
— Так вы еще и глухая? — Деланно удивился Шандор. — Сказал же, в шоколаде ваши ключи мокнут. Ничего с ними не случилось…
Фанни уперла руки в боки:
— Между прочим, господин граф поставил меня здесь экономкой, когда вас еще на свете не было! Господин граф строго-настрого запретил мне давать вам какие-либо ключи! Господину графу не понравится то, что случилось!
— А это уже ваши проблемы! — неожиданно выкрутился Шандор. — Это вы будете объяснять папа, почему я воспользовался ключами, несмотря на его запрет. И потом, что вы все заладили: господин граф, господин граф! А я тут кто? Мышкин хвост?!
Фанни тихо кончалась. Ее лицо скукожилось в куриную попку, а руки подозрительно задвигались под фартуком будто бы в поисках тяжелого предмета. Видя, что Фанни уже готова залаять, Шандор решил смягчить удар и пододвинул ей стульчик. Тот самый, из пыточной камеры…
— Не на-а… — одновременно начали мы с Золтаном и Улой, но Фанни со всего размаху плюхнулась на стул и…
И ничего! Закаленная культуристка влепилась в пыточный стульчак с иголками вместо обивки как типичный среднестатистический муж в кресло перед телевизором, немножко поерзала и выдала Шандору по первое число:
— Господин граф оставил меня приглядывать за замком! Я не намерена терпеть оскорбления! Я буду вынуждена доложить господину графу о вашем недостойном поведении!
— О-о… а-а… — Отвисшая челюсть Шандора мешала парню нормально разговаривать.
Меж тем Фанни окончательно разошлась и вспомнила Шандору все его прегрешения вплоть до младенческого возраста и пообещала как следует стукануть на несознательного сынка мрачноватому папаше. А уж папа-то должен был по меньшей мере поставить гадкого сына коленками на мелкую дробь в темный угол и каждые полчаса жестоко избивать. Подробно объяснив Шандору, что с ним сделает папаша-граф, когда Фанни в красках распишет его поведение, тетка гордо встала. Стул ненавязчиво встал вместе с ней. Тут Фанни врубилась, что выкаченные на лоб глаза Шандора вовсе не являются результатом ее пламенного спича… Тетка медленно огляделась и… обнаружила прислоненного к шкафу, застенчиво улыбающегося ей скелета.
— А-а-а-а! — бедная старуха не выдержала и грузно рухнула на пол, погребя под собой заветный стул.
Тут Золтан немножко очухался и кинулся к лежащей на полу экономке, приговаривая:
— Дошутился, братец! Что мы будем делать, если ее удар хватит?
— Отпразднуем… — с трудом пошевелил языком Шандор. — Она меня с младенчества не любила… Но как же так? Этот стул…
С большим трудом мы отцепили Фанни от стула и положили ее на диван. Мужская часть начала выдвигать различные планы оживления обморочной. Я молчала, так как меньше всего хотела, чтобы Фанни очнулась. Именно сейчас обморок Фанни играл мне на руку. Дело было в том, что я собиралась немножко пошарить по сусекам и заныкам в графском кабинете, чтобы отыскать кой-какие подтверждения своей теории. Фанни же со времени отъезда старшего Басора почла своим долгом переквалифицироваться в сторожевую овчарку и с грозным видом окопалась возле двери этого самого кабинета, облаивая каждого подходящего. Такое внимание экономки к охране кабинета меня насторожило. В общем, я собралась проверить, что же такого интересного и секретного хранится в этой комнате. Не зря же Фанни так парилась, чтобы ни один ключик не пропал из заветной килограммовой связки. Не иначе как граф сам приказал Фанни не допускать никого в хату. Что ж, проверим…
Пока мужчины очумелой толпой толпились возле неподвижного тела Фанни и пищали что-то про нюхательные соли и свежий воздух, я тихо и организованно отступила к дверям, прихватив с собой ключик, выпавший из потной Фанниной ручки.
Ключик, конечно же, оказался от кабинета. Посмотрим, посмотрим, что ж тут спрятано…
Кабинет графа был отделан в мрачном стиле, который позже получил название “директорский”. Один раз я уже была тут, но тогда все мое внимание было приковано к бледнеющей и краснеющей персоне графа, у которого не хватало эмоций, чтобы высказать все, что он думает по поводу моего безобразного поведения. Теперь я была здесь одна и могла оглядеться. М-да… круче дизайн я видала только в клубе сатанистов и кабинете нашей директрисы. Все вокруг выдержано в черном цвете, даже занавески и те были черные.
Так, где обычно прячут всякие секретные документы? В кино их засовывают в сейф… Сейфа тут нет, уже хорошо. А то на этот сейф мне потребуются три сапера, два ворошиловских стрелка и Жан-Клод Ван Дамм на заднем плане для красоты. В приключенческих книжках обычно находится клочок бумаги с кровавой надписью типа: “Три шага вперед и вверх… Парашют не забудь, дура!”. Я осмотрелась — похожего клочка нигде не валялось. Тоже хорошо.
Я откинула крышку небольшого орехового бюро, скромно стоявшего в углу. Ничего интересного… Счета, хозяйственные бумаги, деловая переписка. От бюро я перешла к письменному столу. Там-то, в самом нижнем ящике я и нашла одну очень интересную бумажку. Это было что-то вроде свидетельства об оформлении опекунства надо мной, родимой. То есть над Павлой, поганкой грызолапой. Документик был составлен очень интересно. Оказывается, граф мог свободно распоряжаться моими денежками до достижения мной двадцати одного года. Если же вышеозначенная девица Павла вдруг намылилась бы окольцеваться с кем-нибудь до двадцати одного года, то в этом случае деньги сразу бы отвалились к ней целым куском и безо всяких претензий со стороны прыткого опекуна. Теперь понятно, почему граф так хотел выдать Павлу за кого-то из своих отпрысков… Когда я взглянула на общую сумму, в которую было оценено имущество князей де Сабеле, мне стало плохо. Цифирь была с таким количеством нулей, какое и не снилось даже Международному валютному фонду. Чтобы было яснее, скажу вам, что по сравнению с Павлой Билл Гейтс так… делец средней руки.
Я еще раз перечитала контракт, чтобы получше запомнить его содержание, и положила драгоценную бумажку на место. Больше ничего интересного в письменном столе я не нашла. Глупо, конечно, было надеяться, что граф ведет дневник, начинающийся фразой типа: “Сегодня я зарезал свою жену… Я не виноват, она сама начала кусаться!” Зато я обнаружила краткую запись о венчании Жужи и графа, сделанную, вероятно, самим графом Басором. С педантичной точностью там сообщалось, что…
Дверь заскрипела. Я под столом превратилась в предмет обстановки, но углядев, что вошедшие ноги принадлежали Уле, расслабилась и высунулась из укрытия.
— Здорово, битый молодец! Как ты догадался, что я здесь?
— Подумал! — огрызнулся мой рыженький. — Ты лучше скажи мне, отчего у тебя такая страсть ко взломам с проникновением? Это ведь аморально… ты воспользовалась невменяемым состоянием бедной больной женщины…
— Ничего себе наезды! — возмутилась я. — Я тут тружусь, как бобер в пустыне, как вошь на лысине, потею изо всех сил, чтобы разузнать всю правду об этой Жуже, лопату ей в бок и электричку навстречу, а всякие моралисты тут правозащитные сопли разводят! Да я… да ты… как врежу вот тебе, узнаешь, откуда волосы растут!
Ула понял, что не вовремя вылез со своей справедливостью, и заюлил:
— Ой, Полиночка, да ты что, золотко?! Да я ни в жизнь, вот зуб даю! Да разве я что против имею? Я ж хотел сказать: баба с возу, кобыле легче…
— Это ты кого кобылой назвал, мерин рыжий? — грозно выпрямилась я.
Ула понял, что ляпнул что-то лишнее, и опытно отступил в район бюро, прикрывая избитые части тела и испуганно бормоча:
— Да я это… В смысле того… Только не бей! За одного битого двум небитым дают… На сердитых понты кидают… Не имей сто рублей, а забей сто друзей…
От страха перед моей грозной расправой у рыжего что-то отскочило в покалеченной голове, и он вывалил на меня кучу русских пословиц в народной обработке вместо апелляции. Ну что ж, мы тоже не из пробирки, вспомним детство золотое. Поэтому напрягла память, поднатужилась и выдала:
— Блудливой чушке — полено на шею! Будет спина, найдется и вина! Будет волку на холку!
Ула икнул и привычно засопливился, долбя на жалость. Смотреть, как двухметровый швед исходит мокротами прямо у меня на глазах, было невыносимо. Я вообще жалостливая, особенно к убогим и болезным… недобитикам, поэтому, вытащив кружевной платок, кинулась утирать слезы бывшему скальду. Тут-то нас и застукал вздрюченный донельзя Шандор.
Вообще, ситуация, конечно, вышла двусмысленная по меркам того времени. Ну представьте себе: почти окольцованная девица вытирает своим платочком личико абсолютно левому графу, приговаривая при этом нечто вроде: “Ах ты мой зайчик скорбный… Ай, синячок больно? Бедняжечка… А ну-ка, сейчас высморкаемся… Вот умничка, вытрем носик… Бесхребетинка ты моя перебитая… Лебеденок ощипанный…”
Шандор сперва захлебнулся собственным возмущением, да так, что я испугалась, не придется ли откачивать парня. Затем он возопил тонким голосом:
— Это моя невеста, граф! Уберите руки с ее плеч!
Пацан, видно, хотел сказать — с плечевого сустава. Определить, где у Павлы, этой жертвы диетологов, кончаются кости и начинается все остальное, не смог бы даже самый опытный патологоанатом. Но это я так, к слову…
Шандор, сегодняшний потуг на героя-любовника, храбро промаршировал к прибалдевшему Уле и вякнул ему прямо в лицо:
— Как вы посмели! Я вызываю вас на дуэль! Смойте кровью это оскорбление! — и парень судорожно зашарил по карманам в поисках перчатки.
Внезапно в Уле взыграла кровь предков. Он выкатил глаза, как бешеный бык, засопел и вдруг взревел:
— Дуэль?! Ах ты, утирок сопливый! Да я тебя на спиннинг перемотаю, клянусь серной пробкой в волосатом ухе Одина! Да я тебе твои спички в нос загоню и гопак плясать заставлю! Утыкаю ребрами внутренние органы, упырь малахольный!
Я испугалась, как бы мой разрезвившийся Помощник и в самом деле не переработал Шандора на сервелат, поэтому мобильно прикрыла все еще роющегося по карманам женишка своими костями:
— Ай, граф не убивайте мальчика, он еще так молод! Я согласна, согласна уехать с вами при условии скорого венчания и подписания брачного контракта… Шандор, лапушка, не тыкайте мне в ребра, порежетесь ненароком!
Шандор так и не нашел перчатку и решил воспользоваться носовым платком не первой свежести. Храбро высунувшись из-за моего плеча, он завопил:
— Я требую удовлетворения! — и пульнул платком прямо Улику в лицо.
Ула ловко принял подачу и отпасовал Шандору точно в лоб.
— Поломаю козла! Порву как Тузик грелку!
Шандор понял, что сейчас ему и безо всякой дуэли налупят в череп, и предпочел сбежать по-тихому, не забыв вякнуть на прощание:
— Через час у северной башни!
Расходившийся Ула со стулом в руках попытался его догнать и избить, но я не позволила. Перекрыв дверь телом, я грозно вопросила роющего паркет Улу:
— Это еще что за обдолбанный берсеркер? Ну-ка превратись обратно в трусливого интеллигента! Нам еще тут избиения младенцев не хватало!
Ула послушно затих, сел на стульчик, сложил руки на коленях и захныкал:
— Я не нарочно… Что же нам теперь делать? Через час этот ханурик влепит мне свинца между глаз и мое тело будет основательно испорчено. Я совсем не умею стрелять из пистолета…
— А все из-за тебя! — поддела я парня. — Не совал бы ты ему порножурнал, до сих пор бы пацан по тебе вздыхал. Ишь ты, не нравились ему ухаживания бедного мальчика! Вот получишь пулю в глаз, понравится! И вообще, с чего ты так расходился?
Ула гордо распрямился:
— Во мне заговорила кровь предков!
— Моча их тебе в голову стукнула! — хмыкнула я. — Ты ж парня до энуреза довел! А теперь на дуэли лупиться придется… Что делать-то будем, горячий шведский бузила? На дуэль тебе идти нельзя — за дырявое тело тебя наверху по кудряшкам не погладят… Бежать тебе надобно, вот! Спрячешься в лесу, а я тебе передачки носить буду!
Такая перспектива рыжего не обрадовала. Он заерзал на стуле, засопел и задумался. Я не мешала ему. Пусть пацан подумает, пораскинет чем можно… Ох, ну это же надо — схлопотать вызов на дуэль! Как будто у нас и так проблем мало…
В дверь деликатно постучали. Вошел уже знакомый перекореженный слуга и, понизив голос, сказал мне:
— Госпожа княгиня, вас спрашивает какой-то человек.
— Какой человек?
— Из благородных будет, — сообщил слуга. — Похоже, он уж был тут… лет пять назад или меньше. Точно не припомню.
— Как его имя?
— Князь Эмиль Колгар.
Ничего себе, да это же тот самый аристократ, которого Павла даже не захотела видеть четыре года назад! Про него мне говорили Шандор и Золтан… Обязательно надо с ним пообщаться. Я сказала слуге:
— Передай, что сейчас буду. Где он?
— В большой гостиной, — слуга поклонился и вышел.
Я посмотрела на Улу, ожидая его реакции на столь внезапное и очень своевременное появление князя Колгара в этой глуши. Но Помощничек сделал вид, что будто бы и не слышал того, что сказал слуга, и продолжал морщить личико в умственных потугах. Я решила не отрывать бедолагу от мыслительного процесса и потихоньку покинула библиотеку.
Князь Эмиль Колгар неловко топтался под очередной рогатой головой, когда я хиппующей павой впльша в комнату, немножко не вписавшись в поворот и задев костями дверной косяк. На шум князь испуганно обернулся, и я увидела, что аристократ молод, смазлив и до обморока застенчив.
— Д-добрый день, — пролепетал он, трясясь всем телом. Я уже привыкла к тому, что мой вид вызывает подобную реакцию, и милостиво кивнула.
— Я хотел бы повидать княгиню Павлу, если это возможно… — князь Эмиль не сводил с меня перепуганных глаз.
— Я — княгиня Павла де Сабеле, — я шумно шлепнулась в кресло. — Что вам угодно?
Парнишка открыл рот и уставился на меня так, будто бы я сказала ему, что перед ним крокодилица, сделавшая пластическую операцию.
— Но этого… не может быть! — наконец воскликнул он. — Ты… вы не Павла!
Этого истеричного вопля обиженной души мне хватило, чтобы расставить все по местам в моей последней сумасшедшей версии о том, что же все-таки произошло в этом дурацком замке четыре года назад. Словно кто-то сверху сжалился над бедной идиоткой и наплевал мне в черепушку немножко разума. Но Ула! Ах он холодильник размороженный, лосось тухлый, скальд недобитый! Ведь, уверена, этот все знал, но молчал… Почему, интересно? Задание сверху?
Поскольку бедный мальчик все еще пребывал в состоянии, близком к шоку, я поспешила не допустить нервного срыва и, рассмеявшись как голодная гиена, отчего гость пошел пятнами, мило произнесла:
— Ну конечно же, это шутка… Я вовсе не княгиня де Сабеле. Мое имя… — Я помедлила, но с уверенностью произнесла: — Графиня Жужа Басор. Боюсь, однако, что вы не сможете поговорить с княгиней. Она… умерла четыре года назад.
Эмиль все-таки грохнулся в обморок, изрядно попортив паркетное покрытие шпорами сапог. Я резво перетащила парня на диван и облила несчастного водичкой из графина, стоявшего на столике возле дивана. Открыв глаза, парнишка простонал:
— Как это случилось?
— Извините, я вас облила водой, — созналась я. — Вы изволили немножко отъехать…
— Как умерла Павла? — взвыл несчастный.
— А, вы об этом… — Я потупилась, чувствуя себя по меньшей мере гадко. Ведь моя роль во всем этом теперь выглядела очень неблаговидно. Я решила не травмировать князя еще больше и сказала: — несчастный случай.
— Нет, я уверен, она покончила с собой! — истерично выкрикнул князь и разрыдался. — Это все из-за меня! Я виноват в ее смерти! Из-за моего малодушия она наложила на себя руки! О, не скрывайте от меня причин ее смерти! Это все я, я! Я отказался предать гласности наш брак, и она… О-о-о!!!
Трусливый Эмиль, из-за которого на самом-то деле все и началось, забился в красивой истерике на диване. Я немножко потрясла его за плечо и спросила:
— Вы тайно обвенчались с Павлой незадолго до ее приезда сюда?
— Да, — проревел тот. — Но мои родители… понимаете, я был помолвлен с другой, я не мог вот так сразу рассказать всем о нашем браке. Случился бы скандал.
— Вы венчались в церкви Святого Воскресения? — задала я последний вопрос.
— Да.
Я мрачно кивнула. Все совпадало с какой-то сверхъестественной точностью. Вообще, эта историйка была очень простой, надо быть такой дурой, как я, чтобы не увидеть того, что лежит прямо на поверхности и тычет тебе в нос разгадками и уликами. Во многом, конечно, виноват этот горячий скандинавский бобер Ула, который сразу направил меня по ложному следу. Ну сейчас я ему покажу!
Оставив князя плакать на диванчике, я активированной миной метнулась обратно в библиотеку. Рыжий все еще был там, сидел на стульчике, паршивец, поэтому я с ходу перекосоротила мощную шведскую скулу. Но когда мой Помощник забился под кресло, я опомнилась, сменила гнев на милость и спросила:
— Это что, такая задумка была, чтоб я тут пахала в поисках разгадки как Пинкертон на экскаваторе, в то время как ты все знал и надо мной издевался?
— Я не издевался! — Ула осторожно утер нос рюшками моего декольте. — Мне так велено было, а я дух подневольный. Ты сама должна была найти разгадку…
— Да уж, — фыркнула я, — а разгадка-то проще некуда. Исчезновение бедной дурочки Жужи, равно как и ее смерть, не были выгодны никому. Зато смерть Павлы приносила графу ощутимую выгоду в размере ее баснословного наследства. Подозреваю, что дело было так: граф решил перетащить Павлу к себе в замок с тем, чтобы женить ее на ком-то из своих сыновей. Но девушка оказалась проворнее и выкатила жадному графу большой кукиш, то есть обрадовала его своим сообщением о браке с этим трусоватым Эмилем. Помнишь, в документе о передаче опекунских прав графу было написано, что если Павла выйдет замуж до двадцати одного года, то денежки переходят к ней безо всякого базара. Ну она и вышла… Я б, конечно, тоже ее за такой выбор по голове бы не погладила, а граф так вообще взбеленился… И тут-то изощренный басорский мозжечок выродил потрясающий своей наглостью и оригинальностью план. Где-то этот моральный урод откопал бедную девицу Жужу, скорее всего простолюдинку, и сделал из нее графиню Жужу Басор. Ведь Фанни болтала что-то такое, называя Жужу, то есть меня, выскочкой. Теперь перейдем ко второму акту представления. Граф делает вид, что одобрил брак этой идиотки Павлы, но все равно настаивает на переезде в его замок. Дальше я, правда, плохо себе представляю, что случилось. Возможно, что граф с Жужей как-то заманили Павлу в церковь, заперли ее там и подожгли. Перед этим им надо было как-то отвлечь внимание некстати появившихся цыган, поэтому Жужа устроила финт с лошадью, а табор резко снялся с места. Ну что, пока все правильно?
— Идеально, балалаечка моя! — Улик даже прослезился. — Мне так нравятся проблески твоего ума!
— Не ерничай, сын мохнолапа! Третья часть плана является самой спорной и самой дерзкой. Надо было сделать так, чтобы Павлы никто не хватился, поэтому они с Жужей меняются местами. Все в принципе просто: во-первых, Жужа в замке редко кому показывалась на глаза, Шандор упоминал, что она или сидела в своей комнате, или гуляла. Во-вторых, девица находилась в таком нежном возрасте, что ее личико еще вполне могло измениться, а для этого весьма пригодились парик и пудра, изуродовавшие ее так, что ее и куча родственников не признала бы. Итак, тихая, скромная Жужа исчезает, а вместо нее появляется капризная девица по уши в замазке. Полагаю также, что в замке сменилась часть слуг, особенно горничных, чтобы никто не опознал в Павле Жужу, скажем так, в те моменты, когда замазкой она не пользовалась. Когда-то ведь она мылась, я надеюсь…
Ула сосредоточенно кивал рыжей башкой. Его лицо выражало прямо-таки умиление моими умственными способностями.
— Слушай дальше! Граф решил теперь женить новоявленную Павлу, то есть Жужу, на своем сынке Шандоре и таким образом официально заграбастать себе ее денежки. Почему на Шандоре? Вероятно, папа заметил, что сынишка у него… молодец противный, а я подозреваю, что граф Басор, несмотря на свои людоедские наклонности, все-таки питал какие-то чувства к Жуже. В принципе, чтобы любить такую красавицу, надо и впрямь быть извращенцем. Ну что? Как тебе моя версия? Сойдет для отчета?