Таран и Недобитый Скальд

Жуткая Фанни? Это что еще за персонаж местного фольклора? Домоправительница или ключница, скорее всего, но почему “жуткая”?

— Знаете, я так ее боюсь, — пожаловался мне малыш. — Когда вижу ее, прямо мурашки по коже бегут. Она всегда так смотрит… неприветливо. И этот крест у нее на груди весит, наверное, несколько пудов. Ах, милая Павла, уверен, вы испытываете то же самое?

Я только кивнула. Опять баба с крестом. Ну неужели за двести с лишним лет люди не могли придумать более оригинального способа защиты от вампиров?! Воображение опять меня не подвело и живенько изобразило бабищу необъятных размеров в черном платье с купольным крестом на груди, Библией под мышкой и проблемами в личной жизни. Вот именно такие бабы больше всего любят меня почему-то в расчлененном состоянии. Как сейчас помню, моя учительница литературы и русского языка, теперь, слава богу, уже бывшая, методично “зарезала” все мои сочинения и доклады в период обострения у нее шизофренических весенне-осенних припадков. А все оттого, что наш учитель английского (первый парень в школе с неизменным женским разведенным составом) предпочел ей миниатюрную англичанку. И осталась бедная баба одна наедине со своей шизофренией и нашими сочинениями. Было от чего озвереть… Интересно, а кто же бросил жуткую Фанни? Я так увлеклась придумыванием любовной биографии графской экономки, что не услышала, как в комнату кто-то вошел.

— Братец! — вежливо пропищал Шандор, размахивая платочком.

Я вздрогнула, подняла глаза на вошедшего и, как положено, испытала легкий шок. Затем подозрительно посмотрела на Шандора. Дело в том, что брат Шандора, Золтан, оказался вполне нормальным по внешнему виду. Никакого парика и килограммов пудры на лице, одежда тоже стандартно мужская, а не из сценического гардероба Шуры. Да и на личико Золтан казался гораздо симпатичнее брата — темноволосый, темноглазый, а кожа не испорченная замазкой. А ведь они с Шандором близнецы! Все-таки я не сторонница мужской косметики…

Золтан послушно облобызал мою ручку и потаращился на мое незагримированное личико, достойное рекламы “Клерасила”. Я решила не пугать мальчишку и скромно опустила глазки долу. Что ж, по крайней мере, второй предполагаемый жених оказался поприличнее. Только вот на его лице я не заметила особого желания в дальнейшем лицезреть мое сногсшибательное личико по утрам за завтраком. Согласна, аппетит оно отбивает, и достаточно резко. Все мои надежды были теперь на огуречный лосьон и свежий воздух. Кстати, не сходить ли и мне прогуляться? А то в библиотеке воцарилось какое-то напряженное молчание. Шандор уныло перечитывал излюбленные места из книги про ловлю вампиров, а Золтан, ошарашенный встречей со мной, подавленно молчал.

Я осторожно поднялась и тихо, стараясь не привлекать внимания, смылась из библиотеки. Оказавшись в зале с рогатой головой, я осмотрелась, пытаясь прикинуть, где тут может быть выход. Я насчитала не менее четырех коридоров и восьми дверей, которые могли привести меня неизвестно куда, когда за моей спиной послышались шаркающие шаги. Я поспешно оглянулась и увидела внимательно созерцающую меня сухонькую тетку с цепким колючим взглядом. Одета она была в темное платье, передник и чепец, а на груди у нее висел церетелевских размеров крест, весивший, наверное, с добрый десяток килограмм. Я не сразу догадалась, что это и есть жуткая Фанни — настолько свыклась с образом мощной бабы с неустроенной личной жизнью. Интересно, эта девушка марксовского возраста специально тренировалась, чтобы выжимать этот “миниатюрный крестик”?

Тетка-культуристка покашляла и спросила неприветливо:

— Ищете чего, госпожа княгиня?

— Да вот посеяла тут разумное, доброе, вечное. Вы не находили?.. — попыталась пошутить я, но видя, что у жуткой Фанни напряженка с сатирой и юмором, смешалась и пробормотала: — Нет? Ну я так и думала…

Зацементированное личико Фанни осталось неподвижным. Она только злобно зыркнула на меня и усеменила в библиотеку. Наверное, Шандора пугать…

Я не стала ждать избиения младенцев и ломанулась куда глаза глядят. Прав был милый Шандор, когда говорил, что Фанни не воодушевляет. Ох, ее бы к Тарантино на главные роли! Она хорошо бы смотрелась на броневике с автоматом…

От испуга я сразу выбежала куда надо. В громадном холле маялся лакей в парике и ливрее с позументами. В данный момент он был занят тем, что откусывал от пирожка с мясом и старался не закапать жиром штаны. С каждым укусом он воровато оглядывался и вздрагивал при каждом шорохе. Не удивлюсь, если к вечеру у него будет несварение желудка. Я скромно подождала в уголке, чтобы бедный малый мог спокойно дозавтракать, и только затем явила миру свою неописуемую красу…

Хорошо, что парень уже успел доесть свой пирожок, иначе он точно бы подавился от напора такого количества авангардной прелести. Он безропотно сунул мне плащ и шляпку (издевательство для моей прически) и также, не выходя из состояния столбняка, открыл мне дверь.

Я выпорхнула наружу, боязливо огляделась и запихала дурацкую шляпку в ближайшие кусты. Сдалась она мне с таким буйством растительности на голове! Покончив со шляпкой, я огляделась. Ну, скажу я вам, это, конечно, не Версаль и даже не прогулочный дворик городской психушки номер восемь для тихих пациентов! Графский двор представлял собой весьма печальное декоративное зрелище в стиле запущенного шизофренизма. Слева, можно сказать, сразу от замковых стен, начинался темный непрореженный лес. Справа виднелся тонкий намек на сад, которому срочно требовался десяток хороших садовников, газонокосилка, экскаватор, бензопила “Дружба” и нянечка из детсада “Светлое будущее”, чтобы руководить процессом.

Я все же предпочла сад и ступила на узенькую тропинку почти у самой стены замка. Обойдя замок с восточной стороны, я была вознаграждена переменой ландшафта, правда, несколько в сюрреалистическом стиле жуткого детского фольклора. Мне сразу вспомнилась одна история про то, как приехали дети в пионерлагерь, а пионерлагерь этот находился рядом с деревенским кладбищем… Не знаю, слышали ли строители замка эту историю, да и замок пионерлагерем трудно было назвать, но вот кладбище в общий архитектурный план они все-таки вставили. Вот и сияло это кладбище крестиками-ноликами и обгорелыми руинами церкви посередке.

Я добавила прическе эпатажа, вздохнула и решительно потопала напролом. Надо же мне чем-то себя занять до прилета Улы. Вот я всегда хотела стать археологом — во мне пропадал инстинкт крота-землеройки. Поэтому я и пошагала прямо к церкви. Может, отрою какой-нибудь сувенирчик.

Церковь представляла собой четыре обгорелые стены, увенчанные дырявыми остатками крыши, которые, в свою очередь, были увиты сорной зеленью по самое не балуйся. Я взошла на крыльцо и осторожно заглянула внутрь. Ничего особенного — сгнившие обломки скамей, разбросанные камни и закопченные плитки…

— Чтой-то вы тут ищете, госпожа? — раздался сзади скрипучий голосок из разряда тех, которыми в кино озвучивают сумасшедших кенаров и титры программы “Про это”.

Я уже привычно задрожала и подпрыгнула. Да что это у них всех такая привычка — подкрадываться сзади и вопить что-то на ухо?! Других шуток, что ли, не знают?

Я обернулась, горя жаждой мщения. Передо мной стоял засаленный дед, с бородой, давно просившей “Жиллета”, и берданкой времен ледового побоища. Лысый череп его венчала щегольская дырявая шапочка с пером, до недавнего времени явно гулявшим в хвосте местной курицы.

— Здорово, дедуля! — перешла я в наступление. — Жив еще, старый перец?!

— Живу, госпожа, — поморгал дед. — А вы тут бы поаккуратнее ходили. Не ровен час платьице запачкаете.

— Ничего, все пучком, старичок! — приободрила я местного блюстителя чистоты. — А ты чего ходишь тут? Разбойников ищешь?

— Да разве вы не знаете, госпожа? — вроде бы удивился дедок. — Я поставлен тут самим господином графом охранять эту церковь.

— Не знаю! — отрезала я. — Что, я все здесь должна знать? Только, скажи мне на милость, что здесь охранять? Три кирпича и горелые доски?

— Именно, именно, — важно покивал дед. — А то крестьяне эти паскудные давно бы все графское добро растащили бы по камешку. А я их сюда не подпускаю.

Дедуля важно приосанился и поправил музейную берданку на плече. Ишь ты, какой он гордый возложенной на него миссией! Так, значит, это местная охрана. Интересно, чем заряжена его берданка — солью или горохом?

— Граф лучше бы новую церковь поставил, чем эти развалины охранять! — проворчала я, не подозревая, что подняла наболевшую тему.

Дед сразу оживился и замолол языком:

— Истинную правду говорите, госпожа! Уж сколько мы ни просили графа восстановить церковь, как ни упрашивали, а он ни в какую! Не хочет ставить новую церковь на старом месте, говорит, что опять молния попадет!

— Ну так и поставили бы на другом месте, — зевнула я, — какая разница-то?

Дед аж побагровел:

— Да как это, госпожа! Ведь место это освящено самим… — он невнятно выбормотал какой-то высокий религиозный чин и значительно поднял вверх крючковатый палец.

Я перевела взгляд на развалины. Интересно, зачем графу нужно, чтобы никто не приближался к старым руинам? И почему он не хочет строить церковь на старом месте? Только ли из-за молнии? Вообще, эта молния была какая-то избирательная — аккуратно обойдя рядок отдельно стоящих деревьев, она прокралась по стеночке и тюкнула церковь в самую маковку. Видно, общий дизайн ей чем-то не приглянулся.

Я решила непременно как-нибудь исследовать развалины. Надо было только как-то отвадить деда и подыскать наряд непрактичнее. Не лезть же мне туда в кружевах и с зонтиком…

Откуда-то неожиданно раздался громкий булькающий вопль. Я уже устала вздрагивать от неожиданности. Да что ж это такое? Сговорились все, что ли, меня пугать? Я посмотрела на деда. Тот стоял как ни в чем не бывало.

— Что это было? — дрожащим голосом спросила я.

Дед зевнул так, что попеременно захрустели все кости его дряхлого скелета, и только потом ответил:

— Дык Рудя-цыган это. Неужто госпожа не слышала ни разу, как он орет? Дурачок он, что с него возьмешь. Ходит вечно пьяный и орет все что-то про пожар и горящую женщину. Придурок приблудный…

— Приблудный? — заинтересовалась я. — Откуда ж он приблудился?

— А из табора, — охотно ответил дед. — Аккурат в ту ночь, когда церковь горела. Он, видно, тогда и тронулся умом. Цыгане отчего-то вдруг с места снялись да ночью и уехали, как будто бесы за ними гнались. А Рудю забыли. Он две ночи в лесу прятался, потом проголодался и к нам вышел. Бабы местные его жалеют, подкармливают. Он когда совсем пьяный, погоду предсказывать может. Уж не знаю, как это у него получается, но ни разу не ошибся.

Дедок закончил свое повествование и откланялся. Мол, ему обход надо делать. Рудя громко заорал из-за какого-то надгробия:

— Пожар!

Я нервно вздрогнула. Нет, пожалуй, на сегодня с меня хватит прогулок. Неизвестно, сколько таких Рудиков здесь водится. А то я могу вообще заикой остаться. Кто мне тогда будет жениха искать? Общество социальной защиты малолетних идиоток? Маловероятно.

Я резво повернула обратно. Сейчас мне на неприятности лучше не нарываться. Хоть Ула и Помощник никакой, но все-таки это лучше, чем ничего. А с Рудей я еще успею познакомиться. Времени у меня много…

Уныло топая обратно, я размышляла о том, что смогла узнать. Итак, четыре года назад в одну и ту же ночь пропала вторая жена графа Басора, сгорела местная церковь (скорее всего от поджога… молнией), съехал с катушек Рудя-цыган, и Павла появилась в этом богом забытом месте. Впечатляющая подборка событий. Воображение весело нарисовало мне картинку из немого фильма ужасов: гром гремит, сверкает молния, пьяный Рудя в кустах трезвеет от непонятного ужаса, церковь горит ясным пламенем, белое платье графини мелькает на фоне угрюмых замковых стен, и я еду себе в карете. Что говорить, судьбоносная ночь! Темные силы действовали крайне мобильно и продуктивно. За одну ночь наворотили столько, что никто так и не решился расхлебывать. Зато меня вот прислали… Ну что ж, как нередко говаривала наша завуч по воспитательной работе: “Если эта дура ничего не сломает и не изуродует, то можно ждать какого-нибудь результата”. Вообще, сказано это было не про меня, но в данном случае, думаю, это эпохальное выражение превосходно подходило к ситуации.

Позади послышалось усталое конское топотание. Я обернулась. Прямо на меня ехала свора зашуганных мужиков с ружьями и обморочными куропатками у седел. Возглавляла сию малоприятную компанию мужская особь на черном жеребце, декоративно замотанная в черный же плащ. Ну, скажу я вам, перцы и ватрушки, я реально протащилась, когда разглядела всю его красу!!! Представьте себе сплав графа Дракулы в исполнении Смоктуновского, бритой Синей Бороды и Отелло в роли недоделанного брата Майкла Джексона! Если бы здесь присутствовал какой-нибудь пошлый американский режиссер, он бы слезами счастья улился бы и тут же замутил какой-нибудь кассовый боевичок с графом в главной роли.

Но тут была только я. И, глядя на графа, я все больше понимала, что боевичок придется мутить настоящий. Такие, как граф Басор, не раскалываются от приставленной к носу серебряной вилки. Тут нужно по меньшей мере танковое орудие и наша бывшая техничка по прозвищу Мегафон. От ее рева гнулись колонны и лопались стекла, а пятиклассницы, втихаря курившие в туалете, давились окурками.

Граф деликатно застучал копытами рядом со мной, привлекая внимание (то есть конь его застучал, хотя у меня так и чесались руки проверить наличие копыт у самого графа). Я подняла на графа свое неземной привлекательности личико и в который раз убедилась, что красота — это страшная сила. Граф побагровел, затем позеленел и встопорщил усы и зубы:

— С… с ума с-сошла! — заикаясь, выкрикнул он и добавил уже тише: — Без парика и пудры!

— А вы что, прикажете мне сходить с ума только в них? — деловито осведомилась я. — Ну уж нет, хватит и того, что у меня из-за этой замазки чуть с лица не сошла вся кожа!

Граф нервно сглотнул и прошептал:

— Тебе же нельзя без них показываться!

— Ну-у, это уже ни в какие ворота не лезет! — обиделась я. — Могли бы и притвориться по-джентльменски, что счастливы лицезреть мою природную красу. Я вот, между прочим, все равно люблю природу, несмотря на то, что она со мной сделала.

Граф не решился дослушать мой импровизированный бред и столбнячно потрюхал к воротам. Две его охотничьи борзые жутковато-гадкой наружности (до пластической операции, сто пудов, крокодилами были! Дворняжка Баскервилей отдыхает!) испуганно обнюхали меня, но тявкнуть не решились и сделали вид, что меня не заметили.

Я немножко обиделась. Ишь ты, все меня игнорируют или вздрагивают от одного моего вида! Я это так не оставлю! Мой изощренный ум, натасканный на совершение всяких пакостей и гадостей, резво заработал, покрутил там и сям пару колесиков и в мгновение ока придумал превосходную мерзейшую месть графу!

Жуткую Фанни я разыскала в малой гостиной на первом этаже. Она, насупившись, старательно выравнивала всякие фигнюшки на каминной полке. Я недоученной кошкой подкралась сзади и медоточиво вякнула прямо бабе на ушко:

— Фанни!

Тетка подпрыгнула и довольно резво для своего почтенного возраста отскочила в сторону, при этом побелев, как свежая известка. (Наверняка упражнения с пудовым крестом поддерживают ее в хорошей форме). Я садистски улыбнулась. Ну не все же мне прыгать и вздрагивать!

Фанни тем временем отдышалась и перешла в наступление:

— Как вы меня напугали! У меня аж сердце зашлось!

— Ой, правда?! — наивно удивилась я. — А я-то думала, здесь так принято общаться! Ничего, привыкнете!

Фанни глянула на меня как Ленин на мировую буржуазию, разгладила передник и пробурчала:

— Что изволите?

— Изволю! — обрадовалась я. — Ой как я сейчас изволю!… Вот что, ты пошли-ка кого-нибудь вымыть эту идиотскую грязную дверь на втором этаже в восточном крыле. Я уже испортила об нее несколько платьев, и она не удовлетворяет моему эстетическому восприятию…

Фанни вновь мобильно побелела, подавилась собственными мыслями, выкатила на меня паучьи глазки и просипела недоверчиво:

— Дверь в комнату госпожи Жужи?! Но граф…

— Плевать на графа! — бодро ответила я. — Я тут тоже почти хозяйка! Пусть эту дверь наконец вымоют, иначе отсюда вымоют тебя!

До Фанни явно не доходило. Она уставилась в пол и бубнила как заводной паровозик:

— Господин граф не велел даже приближаться к этой двери… Я обязана слушаться господина графа… Я не буду мыть эту дверь…

— Аутотренинг не поможет! — порадовала я чувиху. — В крайнем случае, можешь помыть дверь, а потом внушать себе под нос: “Это не я! Это не я!”. Ну так ты собираешься чистить эту гадость?

— Господин граф не велел… Он рассердится… Я не осмелюсь… — Бабу будто заело.

Я разозлилась, затопала ногами и тонко завизжала:

— Слушай меня ты, лысая, безмозглая самка бабуина! Если к вечеру эта паскудная дверь не будет вымыта до блеска…

Этого хватило. Бабка моментально исчезла из комнаты. Самым дорогим клянусь, пошла стучать графу. Ну да ладно, хорошо смеется тот, кто застрахован. А уж со мной графу будет трудно совладать. На одном графе я уже опробовала технику метания чугунных подсвечников, так что же мне мешает повторить удачный опыт?

Но опыты опытами, а мне еще предстояло воплотить в жизнь вторую часть моей мерзейшей мести. За эту самую вторую часть я беспокоилась больше всего. У меня не было никаких гарантий, что все получится как надо, но все же я решила попробовать.

Ориентируясь в основном по звукам и запахам, я набрела на крыло, где располагались помещения для слуг. Успешно миновав кухню, я прошла по темному коридорчику, который заканчивался открытой дверью. По-видимому, фортуне надоело демонстрировать мне свой зад, и она ненадолго ощерилась на меня всеми тридцатью двумя зубами. Открытая дверь вела в комнату Фанни. Это я поняла по небольшому шкафчику, стоявшему напротив кровати графской экономки. За стеклянными дверцами была вывешена впечатляющая коллекция всевозможных ключей. Разумеется, такую громадную связку невозможно было таскать на поясе, тут было не менее двух сотен ключей. Хотя, глядя на успехи Фанни в перетаскивании креста, можно был предположить, что в скором времени жуткая Фанни выжмет и этот вес.

Голодной гиеной я ринулась к шкафчику. Все ключи были снабжены специальными ярлычками с указанием комнаты, которую они отпирали. Я внимательно проглядела все ряды, но не нашла ни одного ключа с надписью “Комната графини”. Зато я обнаружила один проржавевший ключик, скромно висевший в уголке безо всякого ярлычка. Скорее всего, это и был нужный мне ключ, но только я, воровато оглядываясь, потянула ручонку, чтобы снять его, как фортуна, скрипя всеми своими тазобедренными костями, вертанулась ко мне привычной частью тела… В коридоре послышались неспешные семенящие шаги, похожие на переваливание с лапы на лапу беременной сороконожки. Фанни возвращалась! Я заметалась по комнате вздрюченной кошкой, которую разъяренная хозяйка накрыла в собственном холодильнике за пожиранием сосисок.

От страха проснулся мой спящий мозг, в обычном состоянии имеющий только одну извилину — след от кепки. В комнате Фанни было открыто окно — видно, баба закалялась всерьез… Фанни была уже на подступах к комнате, когда я жирной ласточкой всеми своими кружевами и нижними юбками перелетела через подоконник и раскаталась в кустах сирени необычным дополнением к пейзажу. Ну на дикий экзотический цветок я явно не тянула, так что пришлось притвориться мутировавшей ромашкой, слегка расплющенной.

С соседнего подоконника за моими барахтаниями в кустах с интересом наблюдал толстопузый рыжий котяра. Ишь ты, пригрелся на солнышке, дармоед шерстяной, и таращится на мои амебоподобные перемещения, как на вторую серию “Эммануэли”! Я же совсем некстати завязла в кустах по самое декольте, а моя авангардная прическа прочно подружилась с ветками. А кот все пялился на меня с неослабевающим интересом и даже не думал уходить. А тут еще мой расшалившийся мозг не ко времени подсунул мне строчки из народного творчества:

Долго смеялись собачки и кошки,

Как шевелились глаза у лепешки…

Я окончательно разъярилась и рванулась из сирени. Прическа отдала концы, и мою макушку обстучал дождь из хлебных корок и подпорок, закреплявших на моей голове чудо модного авангардизма восемнадцатого века. Я чуть не взвыла от ярости. И кот с этого момента оживился и восторженно забарабанил лапами по подоконнику.

— Рано аплодируешь, зараза! — прошипела я, медленно, но верно выцарапывая себя из объятий сирени. — Вот как накочегарю тебе в усы, будешь знать!

Я уже почти высвободила свой тонкий стан в корсете, как чья-то замечательная рука схватила кота за шкирку и выкинула на свежий воздух. Кот пролетел мимо меня рыжим самолетиком, уцепился за ветку злосчастной сирени и заорал дурным голосом. Я торжествующе показала ему язык и уже собиралась ползти дальше к цивилизации, как в комнате послышались голоса. Я притихла и замерла под окном лохматым столбиком, как суслик в пустыне, или где они там водятся.

— Проклятый кот! — послышался раздраженный женский голос. Видно, не мне одной он полюбился до посинения. — Вечно шляется на кухне и таскает что плохо лежит! Была б моя воля, собственноручно из него бы коврик сделала. Для вытирания ног!

— Из него сделаешь! — хмыкнула вторая женщина. — А потом тебя Фанни сама со свету сживет. Она ж в этой скотине души не чает, как с дитем с ним сюсюкается.

Я навострила ушки. Так, значит, это любимый котик нашей жуткой бабы с замашками бодибилдингерши. То-то я смотрю, эта рыжая животина мне кого-то напомнила. Ему бы крест на шею, и прямо одно лицо.

Вторая баба тем временем продолжила разговор, но уже трагическим полушепотом. Я под окном вся превратилась в одно большое ухо.

— Фанни послала меня… вот ни за что не угадаешь! Послала меня вымыть дверь комнаты графини Жужи!

Вторая баба так удивилась, что я явственно услышала, как ее челюсть стукнулась о подоконник:

— Комнату госпожи Жужи? Да ведь к ее двери никто не приближался вот уже четыре года!

— Вот именно! Я бы не поверила, если бы своими ушами не слышала, как госпожа княгиня распекала Фанни. Это ведь она приказала Фанни отмыть дверь, потому что ей надоело пачкать об нее свои платья. А еще госпожа княгиня обозвала Фанни лысой и безмозглой коровой! — послышалось довольное хихиканье.

И вовсе не коровой, а самкой бабуина! Это разные вещи! Я уже хотела громко возмутиться, но вспомнила, где сижу, и притихла, слушая, что бабы еще скажут. А они, похоже, надолго зацепились языками:

— Бедняжка госпожа Жужа! — вздохнула вторая баба. — Все эти разговоры про то, что она сбежала с цыганами, — полная чушь! Скорее всего, ее уже нет в живых!

— Почему это ты так думаешь? — заинтересовалась первая.

— Да вот знаю… — загадочно ответила вторая и, выдержав эффектную паузу, продолжила: — Я-то никому об этом не говорила, но тебе скажу. В ту ночь…

Как водится, на самом интересном бабу прервали. Послышались уже знакомые шаги беременного тарантула, и запоминающийся тошный голосок просипел:

— Тамила! Все сплетничаешь, дура деревенская! Немедленно иди мыть дверь!!!

Судя по всему, Фанни пребывала не в лучшем расположении духа. Наверное, телегу на меня графу накатить не удалось! Я так и знала, что под напором красоты ничто не устоит! Довольная результатами подрывной деятельности, я мирно поползла дальше, размышляя об услышанном. Похоже, выполнить задачу Улы, то есть узнать, что случилось с Жужей, будет проще, чем я думала. Надо расспросить эту самую Тамилу про события той ночи.

Кое-как я добралась до своей комнаты, с большим трудом разобралась в хитросплетении нижних юбок и фижм, переменила платье, которое теперь можно было отдавать в музей чернорабочих и землекопателей, если такой есть, конечно, и обессиленно плюхнулась перед зеркалом, уставившись на свое нестандартное личико. Распущенные волосы больше подходили к моей “бледной красе”, чем имитация хиппующего стога сена. Я закрутила волосы в узел и сколола шпильками. (Ну, я не совсем уверена, что это были именно шпильки, но эти фигаюшки из дерева тоже неплохо держали).

В дверь постучали. Не оборачиваясь, я крикнула:

— Войдите!

Кто-то вошел, и тут же раздался истошный визг. Я испуганно обернулась. К стене прислонилась уже знакомая мне девица, побелевшая до посинения. Увидев мое лицо, она облегченно вздохнула и перекрестилась:

— Ох, простите, госпожа княгиня! Померещилось мне…

— Что померещилось? — спросила я.

— Ох, да глупость, ерунда, — закокетничала эта глупая гусыня, но со мной этот номер не прошел. Я грозно выпрямилась и уперла руки в боки:

— Говори, что привиделось! Чего ты разоралась тут как недорезанная утка?!

— Ой, госпожа, не сердитесь, — запричитала деваха. — Вот как вошла я, а вы спиной ко мне сидели. Ну и показалось мне, будто это графиня Жужа сидит. Она уж очень любила так волосы закалывать… вот.

Я вздохнула и потрепала девицу по плечу:

— Ничего, ничего. Ты только впредь закусывай, и все пройдет.

Девица послушно кивнула и вытащила из кармана передника небольшую бутылочку.

— Вот, госпожа, лосьон ваш огуречный. На спирту, как и приказывали. Только не серчайте, что так мало. Рудя-цыган залез на кухню и высосал половину. На спирту же… А ему понравилось, видно…

Я с грустью повертела бутылочку. Да это Павле на один прыщ. Ну и поганец этот Рудя. Не мог что-нибудь другое высосать. Неужто на кухне, кроме моего лосьона, больше ничего не было? Уксуса или самогонки, например.

— Не беспокойтесь, я завтра еще сделаю, — успокоила меня девица. — Все равно Рудю с этого лосьона сливовицей отпаивали… Да, госпожа, граф велел передать вам, что ожидает вас у себя в кабинете.

Ух ты! Прямо как к директору вызывают! Ну я-то за время учебы к директору без стука входила уже на втором году, а к концу школы учителя решили меня там прописать, так что вызовов на ковер я не боялась. В частности, во время моего последнего посещения директорша на минутку отлучилась в медпункт за ведром валерьянки и заветными ста граммами. Я воспользовалась ситуацией и заразила директорский компьютер простеньким вирусом, который, натренировавшись, можно было состряпать за минуту. Этому нехитрому фокусу меня научил Вася-хакер, местная жертва Билла Гейтса. Вирус был моей местью училке программирования, которая четвертый год подряд учила нас составлять алгоритмы и рисовать снеговичка в “Бейсике”… Я с трудом оторвалась от сладостных воспоминаний и спросила служанку:

— А что граф? Уже роет землю копытами? (Ух, не давали мне покоя эти копыта!)

— Свирепствует! — вздохнула девка. Я выпятила вперед то, что Павла наверняка гордо именовала грудью, и поперла прямиком на баррикады.

По наитию я отыскала кабинет графа и предстала пред его неясными, налитыми кровью очами.

— Ч-что это за фокусы с дверью? — грозно вопросил граф.

— Ловкость рук, только и всего! — не задумываясь, ответила я. — Ну и пара ведер воды, полагаю.

Волосы графа начали медленно приподниматься над черепом. Я всерьез обеспокоилась их явным намерением взлететь в небо и сменить место обитания, поэтому поспешила оправдаться:

— Дверь слишком привлекает к себе внимание. К тому же грязь от нее уже отделяется хлопьями. Но если вы стоите за принцип: “Меньше сантиметра не грязь, а больше сама отвалится”, то…

Граф прикрыл лицо руками и натурально замычал. Получилось нечто вроде лебединой песни коровы в климаксе. Я с интересом прослушала нестандартное выражение душевных чувств и переживаний бедного аристократа. Наконец граф закончил шокировать общественность новыми формами самовыражения и с опаской глянул на меня:

— Возможно, ты и права, — простонал он. — Но зачем так сразу? И эта прическа… Лицо без пудры… Чего ты добиваешься?

Я капризно надула губки:

— Фу, какой вы невоспитанный! Лицо вам мое не нравится! Я же молчу про то, что такие лица, как ваше, обычно вывешивают на стенде “Их разыскивает милиция”… То есть, кто у нас тут главный?

Графа уже не держали ноги. Он плюхнулся в кресло и уставился на меня тяжелым взглядом собаки Павлова (напомню, ей там чего-то отрезали и долго издевались над бедным животным, кормя через трубочку). Я сидела, невинно помаргивая глазками, и ожидала продолжения избиения младенцев (разумеется, я выступала в роли истязателя). Граф отдышался-таки, пригладил волосы, сменил цвет лица и с упорством камикадзе вновь решил испытать судьбу:

— Ладно, оставим это… — смирился он. — Лучше скажи мне, ты уже решила, за кого из моих сыновей ты выйдешь замуж?

Ух, какие мы прыткие! Так я и сказала. Хотя, в принципе, выбор-то невелик. Из мужчин в замке граф да Золтан… А вдруг, а вдруг Павла хотела выйти за Шандора? Кто ее знает? Играла бы с ним по ночам в карты. В покер там, в очко или в дурочку… Я крепко задумалась. Что же делать? И Улы-то под боком нету, чтобы сказать мне, кого Павла хотела бить скалкой всю оставшуюся жизнь!

— Ну так что же? — торопил меня граф. Неужели даже после всего, что я натворила, он хочет видеть меня своей невесткой?! Кошмар! Где-то я прокололась, надо было действовать жестче.

— Я еще не знаю… — промямлила я. — Вот Золтан вроде ничего… Нет, я еще не решила!

— Ты уже четыре года решаешь! — взвился граф. — И потом, почему Золтан, а не Шандор? Было бы лучше, если бы ты вышла за Шандора…

— Позвольте! — перебила я новоявленного свата. — Это мне решать, за кого замуж выходить! А вот теперь, когда вы так дипломатично впариваете мне Шандора, то, мамой клянусь, выйду за Золтана!

Я гордо встала и замаршировала к двери. Граф разозленно завопил:

— Но почему не за Шандора?

— Голубая луна всему вино-ой, все в округе гово-ри-или, — завыла я страшно. — Из-за странной любви мы получку пропи-или!

И, оставив графа в разобранном состоянии размышлять над моей импровизацией, я весело поскакала искать других приключений.

Одно из таких приключений в шелковых чулках тихо сидело в библиотеке, кушало пирожные с кремом и листало книжку про черную магию. Я умилилась, глядя на женишка. Может, и вправду за него выйти? Он вроде тихий, ишь вон как зачитался, даже крем со щек не слизывает. Ну что ж, поздороваемся. Я павой подплыла к Шандору и тявкнула ему на ушко: