Мой рассказ остановился на том, как я начала работать в издательстве «Вега».
      Мы продавали «духовную» литературу. В основном – «Анастасию», которую перевели на немецкий язык. И «анастасиевскую» продукцию – кедровые плашки, кедровое масло, орешки. Также книгу Евгения Авербуха и книгу Левшинова, переведенные на немецкий.
      Мне все это, как я уже говорила, нравилось.
      Александр в те времена еще заботился об обществе. В конце лета он (кстати, абсолютно единолично, не посоветовавшись ни с кем – впрочем, это его обычный стиль) установил новый порядок собраний. Теперь должны были проводиться раз в месяц так наз. «малые встречи» для живущих поблизости. И раз в два-три месяца – «большие встречи». К «большим встречам» планировалось вызывать каждый раз каких-нибудь интересных людей: йогов, целителей, пророков типа Плыкина... Чтобы люди что-то полезное почерпнули, значит. А на «Малых встречах» у нас должна была проходить целая культурная программа. Причем эту программу В. расписал на год вперед, в подробностях, с точностью до 15 минут!
      В субботу вечером мы должны были: 1. помедитировать, 2. Заслушать доклад по истории религии (В. решил начать с христианства). 3. доклад самого В. по музыке (он решил заняться нашим просвещением – тут он, безусловно, был прав). 4. попеть хором. Ну а в воскресенье с утра предполагалось посещение какой-нибудь церкви. Один месяц– православной, другой – католической, третьей – адвентистов седьмого дня... Меня – и то покоробило. «Вообще-то, – сказала я, – В церковь так не ходят». «Почему?» – искренне удивился Александр. «Ну вообще надо уж выбрать одну конфессию, и туда ходить».
      В первый раз мы как раз отправились в нашу католическую церковь. Мне стало неприятно, когда все наши дружно отправились за причастием. Но я ничего не сказала.
      Вообще-то Александр должен был знать, что кому попало причащаться – вроде бы нельзя, он человек начитанный. Еще и православный. В общем, они причастились. Прости, Господи! Потом вышли из церкви, и Александр начал меня расспрашивать: «ну что? Ты что-нибудь чувствуешь, когда причащаешься? А я вот чувствую!» Меня снова покоробило. Такое ощущение, что для него все равно – что Причастие, что медитация у Евгения. Лишь бы что-нибудь почувствовать.
      
      Но это все прелюдия.
      Надо сказать, что Александр всегда с большим интересом относился к любой возможности «просветлиться», что-то там почувствовать, чему-то научиться в оккультном плане.
      У меня есть подозрение, что здесь большую роль сыграло его честолюбие. Я помню, как он вдруг решил учиться работать на компьютере. У него ничего не получалось! Все было просто ужасно. Наконец – это ему, собственно, и не нужно. Он руководитель фирмы и должен руководить, а не работать на компьютере – для того работники и нанимаются! Но Александр учился просто с потрясающим упорством! Он выписывал команды на бумажку. Заучивал их. Стоял у меня за спиной часами. А истинный его мотив выдала фраза, брошенная им Косте: «Вы думаете, вы такие умные, что умеете работать? И я могу этому научиться, какие проблемы»... У Александра был небольшой «заскок» на тему способностей, талантов, умений. Мое элементарное умение набирать тексты слепым методом он называл «гениальностью». С явной завистью в голосе.
      Ему все нужно было уметь! Ему нужно было быть лучше всех – во всем!
      Боюсь, что точно так же он относился и к оккультизму. Он постоянно с ноткой сожаления говорил: «А я ничего не почувствовал» (во время, скажем, медитации). «А я совершенно бесталанный, ничего не вижу, ничего не чувствую».
      Кстати, по убеждениям Александр был чистым «розамиристом». В Сатья Саи Бабе он довольно быстро разочаровался. А вот «Роза мира» всегда оставалась для него Главной Книгой. При этом он считал и считает себя православным. В храм, правда, ездит крайне редко, по большим праздникам. Утреннее и вечернее правило не читает. Не исповедуется, естественно. Но зато тщательно соблюдает посты.
      Главный авторитет для Александра – «Роза мира». Теософия, Сатья Саи Баба, «Анастасия» – все это способы заработка.
      Но как раз в «Розе мира» декларируется абсолютно беспечное отношение к развитию «сверхспособностей». Даже Блаватская и Е. Рерих предупреждают своих последователей об опасности таких занятий. Но Даниил Андреев относится к этому совершенно спокойно.
      Кроме того, надо не забывать о неразборчивости, которая тоже в «Розе мира» проповедуется. По Андрееву находиться в рамках какой-то одной конфессии, конечно, лучше, чем быть вовсе атеистом – но это для «отсталых» сознаний. Передовые сознания будут сочетать все: православные молитвы с дзеновской медитацией, с языческим поклонением мелким божкам, с изучением всех духовных откровений «правой руки» (включая, между прочим, антропософию, которую Андреев специально упоминает!)
      Поэтому для передового сознания Александра было вполне характерно и естественно то, что он кидался из одного «духовного» увлечения в другое. Одно время он был убежденным «ивановцем» – два раза в день ходил к реке обливаться и т. д. Были у него и приступы «православия» (беру в кавычки, потому что посещение церкви с целью «зарядки» и спорадическая практика исихазма мне не кажутся признаками христианства). Посещал он то Евгения, то «мать Миру» – с медитациями, разумеется. И все время, видимо, его не оставляла мечта стать целителем, и что-то такое тревожило внутри – «У меня нет способностей!»
      И вот летом 2000 года Александр, находясь в Петербурге, принял посвящение в 1ю ступень рэйки.
      Знаю только, что его учительницу звали Люба. Собственно, целителем он сразу не стал, но лечить немного пробовал. Когда мы переехали, у меня одним вечером жутко разболелся зуб. Александр предложил снять у меня боль с помощью рэйки. Так я впервые услышала о том, что он «посвящен». Александр выключил свет и велел мне закрыть глаза. Не знаю, что он там делал. Боль прошла. Правда, после сеанса минут через пять она восстановилась в полном объеме. Так что об эффективности рэйки у меня возникло вполне определенное мнение: биоэнергетика она и есть биоэнергетика.
      
      В общем, рэйки не играло вначале существенной роли в жизни Александра. Но вот в октябре (или еще в сентябре?) он начал с некоторым даже ужасом рассказывать о происходящих с ним явлениях.
      Когда он лечил жену с помощью рэйки, он вдруг почувствовал, что руки его движутся не произвольно. Мне трудно об этом судить, но наверное, действительно страшновато, когда ты ощущаешь такую невидимую силу, которая движет твоими руками.
      Так у Александра появился Учитель.
      Кажется, он и голос Учителя слышал... точно не скажу. Но главным образом Учитель проявлялся во время сеансов рэйки, активно двигая руками Александра. Наш целитель, разумеется, тут же позвонил своей учительнице в Петербург. Люба ему разъяснила, что все это хорошо, правильно, что он «растет», и так и должно быть. Слушайся, мол, Учителя.
      Ну что же делать – Александр начал слушаться.
      
      Учитель начал принимать очень активное участие в жизни Александра.
      Первым делом перестроилось питание «ученика». То есть, я не знаю, первым ли делом – но это было первое, что мы заметили. Учитель указывал, что Александр должен есть – с помощью все тех же движений рук. Я наблюдала это зрелище – Александр за столом. Его руки поднимаются над блюдами (мы что-то праздновали, и стол был хорошо накрыт), движутся как бы сами по себе, независимо от тела. (Конечно, при желании можно это симулировать. Но я уверена, что Александр не симулировал). Помавают кругами над одним блюдом, над другим, останавливаются над морковным салатом и нервно, крупными резкими движениями зачерпывают ложку, швыряют на тарелку Александра. Движутся дальше, двумя пальцами захватывают кусочек перца, швыряют.
      Александр стал очень плохо себя чувствовать. Шла какая-то перестройка организма. Несколько раз становилось плохо с сердцем. Мы очень переживали...
      Потом здоровье его несколько стабилизировалось. И изменения пошли полным ходом.
      Помню одну из «малых встреч», на которой Александр кормил нас собственноручно приготовленным ужином. Теперь в доме готовил только он. Причем жена (И.) должна была есть то, что он готовит.
      А делал он это так. «Учитель» двигал его руками, швыряя в кастрюлю все подряд – куски яблок, овощей, картофеля, картофельные очистки, соль, сахар, разные специи (точно так же он закупался на рынке – повинуясь указаниям «учителя»).
      Самое интересное – то, что он готовил, получалось, по крайней мере, съедобным. На той встрече он кормил нас запеканкой из «всего на свете», по описанному выше рецепту. Мне лично даже было вкусно.
      Тогда он еще мог разговаривать нормально и вел себя адекватно.
      Особым вниманием к человеку, способностью к дружбе В. не отличался никогда. Часто во время разговора он погружался в задумчивость, взор его устремлялся вдаль, и мы понимали, что он сочиняет музыку.
      Кстати, о музыке – последним произведением В. была «Роза мира». После этого он долго писал какие-то наметки к будущему грандиозному произведению: композитор задумал «озвучить» все 4 Евангелия! Это произведение закончено не было. А где-то в начале всей своей «духовидческой» эпопеи, Александр заявил, что теперь навсегда отказался от музыки ради «религиозно-общественной деятельности». Насколько мне известно, это и до сих пор так – кажется, он действительно перестал заниматься творчеством.
      Короче говоря, Александр был человеком скорее нелюдимым, интровертированным. Теперь эти его качества еще усилились. Он стал проводить очень много времени в лесу. С людьми почти не общался. Уже тогда он перестал приходить на работу в издательство, заглядывал туда только изредка и ничего толком не делал. Мы с Костей крутились вдвоем, помогала и Лена (ее младший ребенок еще не ходил в сад). Уже тогда с Александром стало неприятно общаться, чувство собственного превосходства, и без того всегда сильное у него, выросло еще больше.
      Кстати, я с ужасом узнала, что когда нас еще во Франкенеке не было, Александр и семья Кости уже начали конфликтовать. Причины были следующие: Александр, как обычно, предпочитал абсолютно все держать в своих руках и все решения принимать единолично. Особенно это не нравилось Лене. Она пыталась сама что-то организовать в обществе (например, материальную помощь больной внучке одной из членов общества, живущей в России) – Александр устраивал ей за это выговоры (как она могла без его ведома, через его голову!) Решения, которые принимались им по издательству совместно с Костей, могли в любую минуту быть изменены без оповещения остальных. Так, Александр самолично, вопреки договору с ребятами, заключил договор на издание книги с целителем Левшиновым. Эта книга долго лежала в издательстве мертвым грузом – такой литературе необходима раскрутка, на которую денег нет. Ну и множество других мелочей.
      При этих конфликтах Александр позволял себе, например, такие высказывания: я значительно старше вас, и естественно, никакого равенства между нами быть не может (в принципе, он прав – но это так странно звучит после уверений о любви и равенстве в нашем обществе, после настоятельных требований называть всех на «ты» – он даже сказал Лене: «Если ты еще раз назовешь меня на „вы“, я не буду с тобой разговаривать»). Ну конечно, вы приехали из Казахстана... а мы все-таки – столичная интеллигенция. Также он намекал и на разницу в образовании.
      Ну вот, теперь все эти качества усилились в Александре. Иногда он вел себя довольно-таки хамски и по отношению к своей жене.
      Наша реакция на все это была практически схожей: все мы сначала возмущались и недоумевали этим изменениям в Александре, а потом приняли их как должное и начали относиться к Александру, как к Учителю.
      У меня этот процесс прошел довольно быстро. Возможно, потому, что я поначалу мало видела дурных проявлений Александра, со мной он был довольно мил, дома я с ним не общалась близко. В то же время он часто заговаривал со мной о чем-то возвышенном – что мне и льстило, да и просто было приятно и интересно.
      Кроме того, я переезжала во Франкенек уже с четким пониманием того, что придется подчиняться Александру во всем.
      В принципе, ничего плохого нет в подчинении старшим. Конечно, это не должно переходить границы, во всем должна быть мера – ведь человек все равно отвечает за себя сам. Правда, мне казалось вначале, что наше общество должно быть более демократичным. Но когда передо мной жестко встал вопрос: отказаться от собственных мыслей и идей, от собственного творчества в обществе – или уйти из общества совсем – я выбрала первое. Уйти из общества? Для меня это было равнозначно тому, чтобы отвергнуть призыв Бога. Пойти против Бога. Навсегда завязнуть в болоте обыденности, уже без шанса на новый подъем...
      Если путь к Богу лежит через подчинение Александру – что же, я на это готова. Тем более, Александр действительно умный, образованный человек, у которого можно почерпнуть много полезного. И явно искренне относится к задачам Розы Мира.
      Я не обожествляла Александра, не делала из него кумира – я видела прекрасно его недостатки. Но я понимала, что подчинение неизбежно, если я хочу остаться в обществе.
      Лена до сих пор не понимает меня в этом и заявляет: ну а я никогда Александру не подчинялась и не собираюсь! Да, я действовала сама, хотя он мне и устраивал головомойки! Александр – это Александр, а общество – это общество!
      Но это как раз и показатель. Ведь Лена никогда не пыталась спорить с Александром по глобальным вопросам – внесение изменений в Устав, изменение «внутренней политики» общества, мировоззренческие вопросы. И если даже такие мелочи (сбор средств для ребенка, брать ли бумажные тарелки или пластиковые) были предметом «головомойки» – то что говорить о моих попытках спорить с Александром о действительно важных вещах....
      Я понимала и то, что Александр – возможно, не самый умный и не самый достойный человек в обществе. Но повторяю – это было подчинение не конкретному человеку. Это было подчинение руководителю общества, заменить которого действительно не представлялось возможным. И раз уж мы выбрали его, согласились с ним – то надо было вести себя так, как он требует. Конечно, хотелось бы, чтобы он тоже обращал какое-то внимание на нас, выслушивал, учитывал наши мнения, а не действовал всегда единолично. Но раз уж он такой – надо терпеть.
      И вот, когда с Александром стали происходить все эти изменения, я сделала закономерный вывод:
      Наше общество явно (я упоминала о чувстве присутствия Высшего, о необыкновенно «светлой» энергетике в самом начале) находится под влиянием каких-то Светлых сил.
      Наше общество, несомненно, призвано сыграть большую роль в деле преобразования мира.
      Руководитель и вдохновитель нашего общества – Александр. Он играл в нашем обществе большую роль, чем Ленин или Сталин в коммунистической партии. Практически «Александр» и «общество» – было одно и то же. (Как сетовала А.: «Ну и не будет у нас Саши, и не будет у нас общества...»)
      Александр сейчас (неважно – через рэйки или другим каким-то путем) проходит «посвящение». Он станет, видимо, ясновидящим и яснослышащим, и сможет непосредственно воспринимать указания Высших Сил.
      Высшие Силы отныне будут руководить нашим обществом непосредственно, передавая свои указания Александру.
      Как бы мы ни относились к нему лично и к происходящему с ним, наш долг – принять волю Высших Сил.
      (Для меня тогда было несомненно, что силы эти – Божественные).
      
      Так я примерно и объяснила свою позицию остальным. Рано или поздно – но все живущие во Франкенеке и поблизости к этой позиции пришли. Хотя и видели некоторые несообразности в поведении Александра, но их объясняли (вполне логично) тем, что человеку трудно так сразу приспособиться к восприятию информации свыше.
      
      Труднее всех было Косте. Во-первых, его отношения с Александром давно уже дали трещину. Были и какие-то финансовые размолвки между ними. И вообще... Во-вторых, он очень тесно общался с Александром.
      Это случилось, когда Костя с Александром отправились на книжную выставку. По дороге «учитель» Александра начал давать указания: свернуть туда... свернуть сюда... Костя (он вел машину) подчинялся этим указаниям, скрипя зубами. В результате, они заблудились окончательно, но к счастью, «учитель» замолк наконец, и Костя смог кое-как найти дорогу, они опоздали на 5 часов. Костя был в трансе...
      Но на следующий день Александр поговорил с ним, и... Костя принял все. Костя, как и я раньше, принял это «руководство свыше». Он даже поклялся Александру, что будет с ним до конца, что бы ни случилось. Видимо, это была трогательная и возвышенная минута...
      
      Наступила та стадия, когда «ясновидение» Александра продолжало развиваться, и все мы, включая его жену, приняли это как должное, и стали относиться к Александру с еще большим пиететом и почтением.
      Целыми днями Алексадр бродил по лесам. Он приносил из леса грибы, и камни. Ел сырые грибы, подчиняясь руководству учителя. Питался, как и прежде – только собственноручно приготовленной пищей. Так же заставлял питаться и жену.
      Вообще ей, бедняжке, досталось больше всех. Александр выбросил все ее украшения и всю косметику. Все подарки, полученные ею на день рождения, были разбиты, разодраны и отправлены в мусор. (Разумеется, все это делалось по указанию «учителя»). Из леса Александр приносил домой грязные опавшие листья, камни, насекомых, все это разводил водой, заполнял ванную, купался сам и заставлял купаться жену, ведро с этой грязью постоянно стояло в ванной. Александр также практически перестал спать.
      И. говорила еще о каких-то изощренных издевательствах, которым Александр ее подвергал (под видом лечения), но ей было стыдно вдаваться в подробности.
      Вообще Александр начал лечить. Всех. По просьбе и при отсутствии таковой. Моего мужа, к примеру, он лечил так. Делал «массаж» – то есть попросту колотил по спине ребрами ладоней до тех пор, пока муж не начал уже орать от боли. Костю он заставлял залезать в дымящуюся горячую ванну, и упрекнул в «недостатке силы духа», когда он отказался (или – не знаю точно – возможно, что залез, но тут же вылез обратно). Ко мне он подошел однажды, при всех (было собрание общества) взял за ухо и начал изо всех сил выкручивать. Я это дело вытерпела – как же, это же «лечение», после чего Александр мне велел снять очки и больше не надевать, хотя бы сегодня (зрение -6). Кстати, сам Александр тоже перестал носить очки. «Учитель» обещал ему исправить зрение.
      Ну и так далее. Лечил он, словом, всех. Но в особенности, свою жену.
      Ее же он решил обратить в православие (формально она лютеранка). Очень простым методом. Александр сказал жене: «Если ты не обратишься в православие, я повешусь».
      Поехали все вместе в православную церковь. Это от нас часа два езды – церковь в Дармштадте, основанная Николаем II и принадлежавшая семейству Романовых.
      Александр и его жена беседовали со священником. Священник, разумеется, ничего не знал об обществе, о деятельности Александра. И. потом рассказывала: «Он меня спросил, не лечилась ли я от сглаза у каких-нибудь целителей. Я сказала – нет. Но ведь это была полуправда! От сглаза я действительно не лечилась, но лечилась от другого». Однако только И. волновало то, что она вынуждена была солгать – Александра это нисколько не трогало.
      И., впрочем, так и не перешла в Православие, не успела.
      Причем Александр ей подавал Православие в таком виде: ты моя жена и обязана слушаться! Это современной, всю жизнь обеспечивавшей семью, очень хорошо интегрированной в немецкую жизнь женщине...
      Я помню, как мы приехали в эту церковь. Собственно, это было по нашему плану «общего развития» – посетить православную Литургию. Вышли из машин (человек 10 нас было). И. раздала женщинам платочки. Александр достал мешок, как дед Мороз, и стал всем раздаривать вещи. Мне подарил икону св.Иоанна Богослова, и сказал, что это мой святой покровитель. И всем что-то подобное – иконы, свечки, книжки. У входа на свои деньги купил всем по «Молитвослову». Нам было очень не по себе, стоит все это не дешево. Мы пытались всучить деньги ему, И., но – тщетно.
      На службе Александр встал впереди. Очень благообразный, сухонький, в черном концертном фраке, с седой бородкой, с горящими глазами – русский интеллигент начала прошлого века.
      
      Я знаю далеко не все, что происходило с Александром в то время. Пишу только о том, что знаю точно, в основном – что видела своими глазами.
      Надолго запомнилась мне одна сцена в доме Александра. Он пригласил меня на обед (я задержалась на работе).
      В ту пору он начал общаться с деревьями и вообще всеми предметами. Идет по дороге и каждому дереву говорит «Здравствуйте». Со зданиями тоже здоровается. Зайдет в офис, поздоровается с помещением, с книгами, с картинами... может и тебя заметит, кстати. (Лена говорила с досадой: «Я понимаю, что у него проснулась любовь ко всему сущему... но почему он так любит деревья, и так по-хамски относится к людям?»)
      В общем, обедала я у Александра...
      Он накрыл на стол – опять приготовленное им самим блюдо – суп со «всем-на-свете» (плавающие большие куски свеклы, картофеля, моркови, какая-то крупа), впрочем, довольно приятного солено-сладкого вкуса.
      Обедали Александр, И. и я. Александр сначала долго читал стоя какие-то сложные, от «учителя» данные молитвы. Сели. И. начала отмахиваться от залетевших мушек-дрозофил и воскликнула в сердцах: «Опять эти противные мушки! Саша, это все потому, что ты очистки не выбрасываешь!» Александр подошел к жене сзади и заткнул ей с силой рот. По-видимому, нажим был очень сильным, бедная И. едва терпела боль. Я не знала, куда мне деваться – то ли встать и выйти, то ли заступиться за И., в конце концов, продолжала сидеть, все еще веруя в праведность Александра. Он наконец отпустил жену, и начал ее отчитывать. Очень грозным тоном, в таких выражениях:
      – Как ты смеешь называть их противными? Они посланы нам от Бога! Это тебе в наказание! В наказание, за то, что ты непокорна! И еще больше их будет! Пока ты не смиришься! Как ты посмела!
      Бедная И. опустила глаза в тарелку. В глазах ее стояли слезы. Из последних сил она старалась сохранить какую-то видимость «приличия» – все же присутствовал посторонний человек. Наконец, выслушав хамскую проповедь мужа, она тихо сказала:
      – Я все понимаю, Саша. Все. Я только не понимаю хамства.
      – Это ты хамка! – взвился муж, – Потому что ты посмела назвать эти Божьи создания противными!
      Я не знала, что и подумать...
      – Ешьте, – приказал Александр, и мы начали есть. Хотя кусок в горло не шел.
      Можно обвинить меня в какой-то подлости – видя такое хамство Александра, я не только не дала ему отпор, но даже внутренне его поддержала.
      Но мне и самой многое приходилось терпеть в собственной семье. В конце концов, все это по указанию «учителя»...
      После супа И. схватила яблоко и вонзила в него зубы. Действительно, суп сытным назвать было нельзя (а учитывая, что И. так питалась все время – а полной ее никак не назовешь...) И снова последовала «головомойка». Александр выхватил надкусанное яблоко у жены и закричал громовым голосом:
      – Что ты сделала? Что ты сделала?
      – А что я сделала? – удивилась И., – Я не наелась. Я хочу еще яблоко.
      – Оно тебе сейчас вредно... – И Александр, наклонившись к надкусанному яблоку, ласково спросил его, – И. можно тебя сейчас съесть?
      Голова Александра медленно и как бы против его воли покачалась из стороны в сторону.
      – Вот послушай, – обратился он к жене, – Оно говорит: я все лето зрело, готовилось, ждало, и вот я пожертвовало собой, только для того, чтобы принести человеку пользу. Чтобы меня съели, и чтобы человек стал здоровее. А теперь я не принесу никакой пользы... Меня надкусали, и я пропаду, меня уже нельзя хранить дольше, я попаду в мусорное ведро, и вся моя жизнь, моя жертва будет напрасной. А есть меня И. сейчас нельзя – ей будет только хуже от этого.
      Признаюсь – и каюсь – это было сказано таким проникновенным тоном, что моя душа прямо-таки затрепетала. Неужели, думала я в этот момент, все, что мы едим, все наши продукты так же жертвенно к нам относятся? Я задала этот вопрос Александру.
      – Да, конечно, – ответил он.
      – А им больно, когда мы их едим?
      – Сейчас спрошу, – Он взял со стола пачку каких-то сухарей и стал спрашивать, – Тебе больно, когда тебя едят?
      Голова его качнулась утвердительно.
      – Но ты все равно хочешь, чтобы тебя ели?
      Снова кивок.
      У меня даже слезы на глазах проступили. Так я переживала за бедные жертвенные яблочки и сухари.
      Александр снова обратился к яблоку, прислушался, якобы, к его ответу, и сказал:
      – Оно говорит, его можно сварить и съесть вареным... Вот, И., свари его немедленно, и впредь так не поступай, не спросив у меня.
      
      Иногда у Александра наоборот возникали пароксизмы любви, он очень трогательно о жене заботился, называл ее ласковыми словечками. Это, конечно, сбивало с толку И. Она, видимо, просто не могла понять, что происходит с мужем – то ли он «просветляется», то ли с ума сходит. Она честно пыталась ему «подчиняться», полагая, видимо, что все же, что-то в этом безумии есть правильного. Впрочем, мы вели себя еще намного дурнее.