При первом знакомстве вальдорфская школа просто потрясает.
      В этой школе часто проводятся концерты для родителей, показательные уроки, вообще – они любят себя демонстрировать. Когда я увидела впервые такой концерт, он вполне меня воодушевил. Дети разных возрастов хором читали вслух стихи по-английски и по-французски, пели песни на разных же языках, младшие более-менее стройно дудели на флейтах, средние и старшие классы играли на струнных – несколько фальшиво, но все же играли что-то там. Демонстрировали эуритмию – медленные движения под музыку.
      Кроме того, очень привлекала программа для первого класса, включающая английский и французский языки, музыку, эуритмию, ручной труд (где дети учатся вязать!), рисование, спорт.
      Учительница охотно приглашала родителей на уроки – посидите, посмотрите. Вообще характерной особенностью школы является очень тесный контакт с родителями. Собеседование с нами при приеме ребенка в школу длилось часа два. Школа частная, платная. Всем родителям подробно объясняют, почему школа принципиально отказалась от всякой помощи государства (мы не хотим зависеть от этого ужасного государства! Мы хотим воспитывать детей по-своему!) Но кроме платы за учебу, от родителей требуется еще многое другое. Надо сказать, мы были очень недобросовестными родителями, на меня часто вообще смотрели как на мать-кукушку, которой плевать на ребенка. Добросовестные родители проводят в школе ежедневно по нескольку часов. Они посещают все школьные мероприятия, ежемесячно – общешкольный концерт, участвуют в «рабочих группах», короче говоря – несут очень мощную общественную нагрузку по школе. Это при том, что у всех антропософских родителей от 4х до 10 и более детей.
      Так вот я, при своей недобросовестности, всего лишь должна была ежемесячно посещать родительские собрания, участвовать в мытье и ремонте школы (на второй год меня просто обязали еженедельно мыть школьную кухню), работе в саду, являться на многочисленные общешкольные мероприятия и беседы с учительницей. От этого отказаться уже невозможно. Для настоящих родителей-антропософов еще постоянно проводятся семинары, лекции по воспитанию, лекции по антропософии, всевозможные курсы, еще существует детский кукольный театр (мы одно время туда ходили с младшей) и прочее, и прочее... Кроме этого, учительница за год дважды посещала нашу квартиру, и еще раз нас посетила учительница труда. И два раза нас вызывали на личную беседу.
      Все это преследует одну цель, которую учительница (фрау Николай) высказала вполне откровенно:
      – Обстановка для ребенка дома и в школе не должна различаться. Дома вы должны создать ребенку похожую обстановку, чтобы в школе он не погружался в совершенно новый, чужой ему мир.
      У большинства родителей она и не отличается от школьной! Присмотревшись, мы поняли, что все родители в нашем классе – сами антропософы и чаще всего – питомцы точно таких же антропософских школ. Кстати, поэтому часть из них не имеет нормального для немцев образования – после такой школы не так-то легко поступить в обычное учебное заведение.
      Но это им и не нужно! Они живут совсем другим.
      Я была в домах нескольких школьных приятелей сына. Обстановка в них резко отличается от обычной.
      Отсутствие телевизоров, компьютеров, радио. Только натуральная деревянная мебель, натуральный пол и ковры, никаких обычных для квартиры безделушек. Украшения в основном самодельные, причем узнаваемо типичные. К примеру, скрученные из ваты ангелочки или голубки. У детей игрушки – только деревянные, соломенные, сшитые из тканей куклы и т. п. Только из натуральных материалов (остается только удивляться, как это антропософы не отказываются от стиральных машин и современных кухонь).
      Точно такую же обстановку вы увидите в любом кабинете Heilpraktiker – целителя (в Германии это официально существующая профессия). Такая же обстановка и в школе. Детям в принципе запрещены любые механизмы, даже магнитофон и радио, не говоря о компьютере, нежелательны пластмассовые и механические игрушки. И это в Германии, потребительском рае...
      Я и сама никогда не смотрю телевизор и против того, чтобы дети бесконтрольно пользовались компьютером. Тем более, это вредно для нашего сына. Мы даже с некоторым облегчением отказались от телевизора и выкинули все компьютерные игры. Но от нормальных игрушек мы так и не отказались... увы... И вообще, конечно, обстановка у нас дома не очень «духовная». Недостаточно духовная для этой школы.
      В антропософских семьях, как я уже говорила, детей много. Это для Германии просто нонсенс – при здешней-то низкой рождаемости. Для нашей школы типичны семьи с 4мя, с 6 детьми, а бывает, что их 13. При этом, как ни странно, очень крепкими такие семьи не назовешь. Конфликтов много. В нашем классе учился мальчик, мать которого оставила четверых своих детей, родила пятого от другого мужчины и уехала с этим ребенком в Ирландию. Дети остались с отцом, который тут же нашел другую женщину – тоже антропософку, разведенную, со своими двумя детьми.
      Я ходила с дочкой одно время в группу для малышей. Нас было пять мам, в основном, начинающие антропософки (по 1-2 ребенка). Так вот, две мамы из пяти были одинокими, и одна как раз разводилась.
      Почему же эти люди заводят, в отличие от обычных немцев, по многу детей? У меня сложилось впечатление, что основным их интересом в жизни является антропософское воспитание. Не воспитание для детей, а дети – для воспитания. То есть детей рожают именно с целью дать им вот такое особое, духовное воспитание. В свою очередь, эти дети (те из них, кто будет хорошо воспитан) пойдут тем же путем.
      По крайней мере, такое впечатление складывается из общения с этими семьями.
      Поскольку наша семья, даже будучи «эзотерической», все же сильно отличалась от других семей в этой школе, мы постоянно ощущали некоторое давление. Учительница настойчиво рекомендовала нам, чтобы мы звонили ей, желательно ежедневно, и задавали вопросы по воспитанию. Постоянно советовала пойти на то или другое антропософское мероприятие (это по ее троекратному назойливому требованию я в конце концов начала ходить с дочкой на курс для малышей. Даже отказаться было неловко – она выставляла это так, как будто я совершенно не забочусь о детях). Как проходят сами родительские собрания? На последнем, к примеру, мы вначале полчаса занимались «медитативным письмом» – переписывали красивым почерком изречение Рудольфа Штайнера. Учительница обязательно читает короткую лекцию по воспитанию.
      Наш сын, как многие дети в Германии, увлечен покемонами. Причем компьютера у него не было, но он достал где-то детские журналы, выучил всех покемонов наизусть... Родственники подарили ему календарь с покемонами, и он повесил этот календарь у себя в детской. Учительница, конечно, это увидела и потом в школе от него требовала, чтобы он этот календарь снял. Специально подарила нам картину (полуабстрактную, с неким ангелом), чтобы мы повесили ее вместо календаря. Сын в свои семь лет еще не научился врать, и делился со мной мучительными сомнениями: «Я не хочу снимать календарь, а фрау Николай меня спросит опять, снял ли я его..» К счастью, фрау Николай об этом календаре вскоре забыла.
      Мне не нравятся эти покемоны, но я считаю, что уж совсем зверского давления на ребенка быть не должно. Я стараюсь увлечь его чем-то более полезным. Отец вырезал вместе с ним «Пикачу» из фанеры... а дочке подарили плюшевого «Пикачу», и она его кормит, возит в коляске и укладывает спать. В конце концов, у нас тоже был Чебурашка... Если это в меру, я не считаю нужным идти на принципиальный конфликт с ребенком.
      Но дело даже не в этом – по этому поводу могут быть разные мнения. Дело в том, что школа активно вмешивается в семейное воспитание и оказывает давление на родителей. Либо родители должны во всем слушаться учителей и не имеют права на свое мнение, либо ребенок неизбежно чувствует разницу между семьей и школой и начинает школу тихо ненавидеть (как и произошло в нашем случае). Можно сказать, что мы внушили ему эту ненависть... нет, она у него возникла еще тогда, когда мы были от школы в восторге.
      Вообще с покемонами были и другие истории. Сын очень просил зонтик с «Пикачу», и мы подарили ему такой зонтик на день рождения. И вот пошел дождь, и я дала ему в школу этот зонтик. Так сын закатил истерику – ни за что не возьму, фрау Николай будет ругаться. «Но ты же поставишь его в уголке в раздевалке, она и не увидит» – «Нет, она все равно увидит! Она все знает!» Пришлось надеть ему дождевую накидку.
      Он ни за что не соглашается надеть в школу даже носки с маленькой фигуркой покемона – хотя носки-то уж учительница никак не станет разглядывать. Однажды случайно сунул в карман своего фанерного «Пикачу», и придя из школы, сказал с перепуганным видом: «Какой ужас, я забыл вынуть „Пикачу“ и принес его в школу. Но к счастью, никто не заметил! Слава Богу!»
      Притом, заметьте – это не «отучение» ребенка от покемонов. Дома он по-прежнему обожает все эти вещи. Он просто научился скрывать и лгать – в школе.
      У других детей ситуация еще серьезнее.
      К Кристику часто ходили школьные друзья. Как-то пришел его приятель Маркус, они закрылись в детской и тихо сидели несколько часов. Мельком я увидела, что они играют на маленьком компьютере «Гэйм-бой».
      – Откуда у вас гейм-бой? – спросила я сына, когда Маркус ушел.
      – Ой, мама, только не говори ничего родителям Маркуса! Он взял этот компьютер у своего друга и пришел поиграть ко мне. Дома ему нельзя играть...
      Заметьте, Маркусу 7 лет! Если в этом возрасте у него такие секреты от родителей, то что будет в 13? В 17? Постепенно я поняла, что в школе все дети, по крайней мере, мальчики, очень даже интересуются и компьютерами, и телевизором, и покемонами – но умело скрывают это от родителей и учителей. Мой сын хоть дома может быть искренним, а у них и дома – сплошное супервоспитание. Это все хорошо, но ведь дети просто учатся лгать, быть неискренними, притворяться, что их безумно интересуют антропософские сказки и совершенно не волнуют соблазны окружающего мира... Тогда как на самом деле все обстоит совершенно иначе!
      
      Воспитание в школе очень авторитарное. Как я поняла, это принцип вальдорфской школы: учитель – высший авторитет. Причем у нас учительница очень хорошая, все говорят, что нам повезло.
      Вначале мне нравилась эта авторитарность и строгость. Потому что в обычных немецких школах – другая крайность, дети часто учителю садятся на шею. При таких условиях ничему не научишься. Но потом мне стало все чаще казаться, что фрау Николай несколько перебарщивает.
      К примеру, мой сын не мог закрыть футляр для флейты. Она выставила его из класса и велела не возвращаться, пока он сам не закроет футляр. В классе постоянно призывала высмеивать моего сына за то, что у него что-то не получается. К счастью, моего Кристика в то время еще мало волновали насмешки. Если бы он умел обижаться, как нормальные дети, не знаю, во что бы это вылилось...
      
      Как проходят уроки в вальдорфской школе? С утра всегда – «основное занятие» – это и чтение, и письмо, и рисование, и лепка, и математика. Два часа. Потом – «предметы» (языки, музыка, эуритмия, труд...) Я была несколько раз на «основном занятии».
      Первый раз мне даже понравилось (я тогда была очень положительно настроена в отношении этой школы). На уроке невозможно отвлечься ни на секунду. «Основное занятие» начинается с зажигания свечки и изречения Рудольфа Штайнера. И потом – все по минутам: сели, достали тетради, переписываем букву "А", пять минут, тетради убрали, достали листы и краски, рисуем. Пять минут. Встали, зарядка, скандирование вслух цифр от одного до десяти. Сели, достали воск, пять минут лепим. Встали, пошли по классу цепочкой, скандируем стихотворение хором. Сели, поем песню. Команда: «Питьевая пауза» – все достали одинаковые бутылочки, отвинтили крышечки, попили сок или чай, завинтили крышечки, убрали бутылочки. В десять часов команда: «Пауза на завтрак!» – все постелили салфеточки, достали завтрак, общая молитва «Матери-Земле», поели.
      Вначале все это смотрится даже мило. Правда, такое ощущение, что дети работают, как заведенные. Но по сравнению с нашими школами, где пол-урока можно было бездельничать... может, это и лучше. Однако у детей растет нервное напряжение.
      К весне у Кристиана начал болеть живот. С утра, без связи с едой. Причем он не симулировал – если оставался дома, то действительно лежал в постели, не пытался встать и начать прыгать. Если я его все же отправляла в школу, учительница посылала его назад. Врач полностью его обследовал, УЗИ, все анализы – ничего нет. «Это нервное напряжение», – объяснил он. И учительница тоже подтвердила: "Да. В нашей школе такое часто бывает. Дети перенапрягаются".
      
      К концу первого класса, видя, что попытки вовлечения нас в антропософскую атмосферу не удаются, учительница перешла к более решительным действиям.
      Она провела с нами беседу следующего содержания.
      Ваш сын – больной ребенок, который никогда не станет нормальным. Он никогда не сможет учиться в нормальной школе. Это большое счастье, что вы попали в нашу школу. Эта Германия, этот ужасный сумасшедший окружающий мир – о, я понимаю, что для вас он тоже чужой (как для эмигрантов)... наша школа – это оазис в современном безумном мире. Если вы хотите добра своему ребенку, вы должны выполнять все наши указания.
      К сожалению, ваш сын работает только в школе, а дома он расслабляется. Он ни минуты не должен быть предоставлен самому себе. Не позволяйте ему играть, во что он хочет, тем более – в одиночестве! Вы должны все время его занимать чем-то полезным, чтобы у него не было ни одной свободной минуты...
      – Но ведь у него и так живот болит от напряжения! – попыталась я возразить. Тщетно! Учительница проигнорировала мой вопрос.
      – Он должен выполнять поручения по дому, выносить мусор, убирать, мыть, готовить. Давайте ему задания – нарисовать что-то, слепить, смастерить. До самого укладывания в постель вы должны с ним заниматься. Конечно, это трудно! – вздохнула учительница, – Редкие родители на такое способны. Сейчас, в современном мире НЕ МОДНО заниматься детьми. Жить ради детей...
      
      Когда мы вышли из школы, волосы у моего мужа стояли дыбом. Он впал в полное отчаяние. К счастью, я тогда уже рассталась с эзотерическими иллюзиями, и к словам учительницы отнеслась с прохладцей.
      А было от чего впасть в отчаяние! Я пересказала только содержание речи, но не интонации, и не языковые нюансы (говорилось все же по-немецки). Но даже и по содержанию видно:
      – "Наша замечательная школа" противопоставляется «этому безумному миру».
      – Запугивание: ваш ребенок больной и не способен учиться в нормальной школе (в тот момент, когда у ребенка уже началось явное улучшение – к слову, сейчас он учится в нормальной гимназии).
      – Вы должны... перечисляются невыполнимые требования. Не потому, что НЕ МОДНО, а потому, что у меня нет домработницы, которая за меня бы готовила и проч., пока я все время посвящаю детям. Ведь я еще и работала, хоть и 6 часов в день. И еще более серьезная причина – сын и так перенапрягается в школе.
      – Внушение чувства вины: вы не посвящаете всю свою жизнь ребенку, вы не делаете всего возможного для его развития. (На самом деле, конечно, мы много с ним занимались). ЭТО ВЫ ВИНОВАТЫ В ТОМ, ЧТО ВАШ РЕБЕНОК – БОЛЬНОЙ.
      – Внушение чувства полной зависимости от школы.
      
      Повторяю, я слушала учительницу, уже понимая все про эти пять пунктов. С иронией. И постаралась успокоить мужа.
      Наш сын действительно стал лучше за этот год. Он стал говорить лучше, чем раньше. Учительница при каждой встрече старалась подчеркнуть, что это – исключительно заслуга их школы.
      Но основной прогресс в его речи случился еще до этой школы, все это время мы занимались с ним, до того он учился в школе для детей с нарушениями речи, посещал логопеда и эрготерапевта, так что сложно сказать – что именно помогло.
      Отдельно о врачах. Учительница сразу отправила Кристика к школьному врачу – а этот врач (я даже не знаю, врач ли он по образованию), естественно, тоже антропософ. Он перенаправил нас к коллеге – женщине, с дипломом врача, но лечащей исключительно гомеопатией и «натуральными методами». У Кристика астма. Что-то нам эта врач выписывала, мы принимали, но никакого эффекта я не заметила. В конце концов мы на это дело плюнули и пошли к обычному врачу. Учительница, узнав об этом, отозвалась с неодобрением о моем решении. Но когда речь идет о здоровье ребенка, я не могу рисковать... Обычный врач, по крайней мере, не удовлетворился жалобой «живот болит» и поверхностным осмотром (что меня возмутило... я имею некоторое представление о том, что может скрываться под болью в животе), а сделал, как положено, все анализы и инструментальные обследования.
      Однако факт остается фактом – дети, учащиеся в школе, и лечатся у врачей или целителей соответствующего направления. Это у них принято...
      
      В школе царит совершенно особая атмосфера, и именно она особенно привлекает людей. Это непередаваемая атмосфера домашнего уюта. В школе сразу чувствуешь себя «своим»... Правда, когда мы решили переводить ребенка в другую школу, это же чувство обернулось против меня. Так же, как приятно было чувствовать себя «своей» – так же я теперь ощущаю себя предательницей и матерью-кукушкой, которая пренебрегла интересами своего ребенка, бросила своих лучших друзей, которые интересуются ребенком, больше, чем я сама. Нет, мне ничего не сказали. Разве что обращение стало несколько изменилось, стало сухим и официальным, безразличным. Но чувство такое возникает.
      
      Об эффективности вальдорфского образования.
      Я знала и раньше, что дипломы частных школ в Германии не признаются. То есть чтобы получить обычный диплом, позволяющий поступить хоть в какое-нибудь учебное заведение дальше (хоть на слесаря), мой сын должен будет пересдать кучу экзаменов. Правда, я подумала уже о том, что если в 7 лет я могу заставить его заниматься, то будет ли у меня такой же контроль над ним в 18 лет? В этом возрасте дети зачастую уходят из дома, и тут никакая полиция не поможет. Так хоть у него был бы нормальный диплом! Но я утешала себя тем, что после 4го класса отдам его в обычную школу.
      Зато, думала я, при таких напряженных занятиях дети чему-то учатся! И языки... И вязание... и флейта. И общее развитие!
      К концу первого класса я поняла, что изучение языков в школе ограничивается только заучиванием наизусть, без понимания смысла каждого слова, нескольких стихов. Ну и отдельные слова, которые забываются мгновенно. Ребенок за год учебы (уже почти полтора года, собственно) не научился отвечать по-английски на вопросы: What is your name? Do you speak Englisch? – не говоря о более сложных. Сам не может составить фразу даже из двух слов. По-французски я проверить его не могу, но похоже, положение еще хуже, чем с английским.
      То же и с рисованием. Сначала у меня был шок, когда я увидела, что мой сын вообще рисует! Нормальные детские картинки, цветными карандашами. До сих пор он упорно калякал страшные фигуры ручкой и подписывал под ними названия. Но этим дело и ограничилось – причем, рисует он только в школе, а дома все по-старому. А в школе они рисуют по команде: нарисовали солнышко.. небо... травку.... цветочек.
      Вот вязать они действительно учатся. За полтора года связали футляр для флейты. Это нормально для маленького ребенка, а для моего Кристика – вообще подвиг. Хотя не знаю, насколько это умение ценно и необходимо в Германии.
      Заключительный концерт в конце первого класса я смотрела уже другими глазами. Да, когда второклассники хором читают стихотворение по-английски, это впечатляет. Такое ощущение, что они действительно знают язык. Но когда тебе известно, что язык они не знают, а стихотворение это долбят уже полгода ежедневно, к тому же хором... Впечатление уже другое. Эуритмия... Это означает – почти взрослые юноши и девушки, хуже того – даже сами учителя – одетые в разноцветные балахоны – с энтузиазмом делают под музыку движения, очень похожие на советский стандартный комплекс утренней гимнастики, только куда примитивнее... От этого становится тоскливо и грустно. «Струнный оркестр» – дети садятся со скрипками и виолончелями и в унисон играют какую-нибудь пьесу, причем половина из них жутко фальшивит. Все это называется «развитием творческих способностей».
      Но что же в этом плохого? – скажете вы. Ну пусть они не делают из детей ни музыкантов, ни полиглотов, но ведь все же это школа... ведь чему-то там учат.
      Чему-то учат. Во втором классе мы решили переводить сына в обычную государственнную школу. Хорошо, что я догадалась заранее взять программу!
      В вальдорфской школе дети до середины второго класса пишут большими печатными буквами на альбомных листах. Трое из класса еще не умели читать. В обычной школе к этому времени давно уже пишут в нормальных тетрадях прописью обычные тексты. К счастью, с чтением у сына проблем нет, но школа здесь ни при чем, он умел это и раньше (за что нам попало от учительницы: «Я думаю, проблемы вашего сына еще связаны с тем, что он уже в таком маленьком возрасте должен был читать!» – «Но мы же его не заставляли... он сам проявлял интерес», – «Все равно не надо было учить!») С математикой тоже прокол. В обычной школе проходят сложение и вычитание до ста, счет денег, умножение начали. В этой школе они пока складывают и вычитают только до двадцати, причем – на каштанах. Берут мешочек с каштанами и считают их по одному...
      И это только основные предметы! Чтобы подогнать к обычной школе, мне пришлось заниматься с сыном ежедневно по два часа. И это только основные предметы. Надо ли говорить, что в вальдорфской школе не было ни одного урока религии (а в обычной школе – с самого начала). Вся надежда была на то, что сын давно сам прочел «Детскую Библию».
      Между прочим, учительница настоятельно несколько раз советовала и дочь отдать в вальдорфский садик. Но мне очень нравится обычный садик, в который она ходит... а как это объяснить? Я сказала: «Понимаете, я работаю до двух, а ваш садик только до двенадцати, обычный же – тоже до двух». Учительница протянула: «А... ну конечно, вам это удобнее». Я почувствовала себя крайне неловко – жертвую ребенком ради своего удобства.
      «Понимаете, дети после вальдорфского садика гораздо лучше, чем ваш сын, развиты, это сразу заметно»... (хотя я предупреждала, что мой сын – необычный ребенок, и развитие у него не такое, как у всех). Посмотрев на этих детей, я поняла, в чем заключается это «высокое развитие». Особенно у тех из них, кто родился младшим в антропософской семье. Они все уже умеют, придя в первый класс, именно то, чем будут заниматься и в школе. Им знакомы эти «шпрухи», повторяемые хором, они неплохо рисуют именно в особом, вальдорфском стиле, умеют мастерить голубков из ваты, некоторые уже пробовали играть на флейте... у них и движения заученные, и дисциплина.
      То есть в вальдорфской школе действительно учат и готовят очень хорошо, просто блестяще... но учат именно тем действиям, которые в антропософской системе считаются важными. Например, эуритмии – монотонные движения под музыку (на мой взгляд, лучше бы учили нормальные народные танцы). Пиликанию кое-как на скрипке (при этом полный запрет на слушание музыки через проигрыватель – даже классики, соответственно, полное отсутствие музыкальной культуры). Особым, вальдорфским поделкам и рисованию (которое заключается в размазывании по листу красок с красивыми переливами). После этой школы ученик сможет стать блестящим антропософом-воспитателем. Но это и все... Если он неглуп, он еще сможет самостоятельно подучиться и получить какую-нибудь полезную профессию.
      
      Отношение обычных немцев к таким школам.
      В обычном садике, мать шестилетней девочки. «Моя дочь ни за что не пойдет в эту вальдорфскую школу. Вы что – это же секта! Я не хочу, чтобы моя дочь отделялась от общества!»
      Коллега-немец – моему мужу: «Но ты понимаешь, что вальдорфская школа – это секта? Эти люди не участвуют в жизни общества, они сами по себе... У нас это все знают».
      Комментарий нашего пастора: «Это сомнительное заведение. Философия у них, мягко говоря, странная. Они верят в перевоплощение. Кроме того, я часто сталкивался с фактами, что учителя оказывают давление на людей, запрет на телевизоры в семьях – я сам не в восторге от телевидения, но запрета и давления быть не должно. Это свободный выбор».
      Мы с дочерью несколько раз посещали группу для малышей. Там было семеро детей, включая моих (сына я брала с собой), пять мам и воспитательница. Дети играли, а мы занимались поделками, потом организовывали игры для детей и маленький кукольный театр. Так вот, у меня создалось четкое ощущение, что дети ненавидят эти игры. Только мои играли с охотой и с удовольствием смотрели мини-спектакль. Всех остальных матери силой удерживали на местах, то и дело поворачивали голову детей в сторону представления. То же с играми – воспитательница надрывалась, пытаясь хотя бы поставить детей (2-4 лет) в круг. Они все время рвались «на волю». Самые маленькие то и дело орали благим матом. Иногда без всякого повода. Моя дочь, которая иногда мне кажется маленьким чертенком, по сравнению с этими детьми выглядела самой воспитанной и умненькой (о сыне я не говорю, он все же старше). Все присутствовавшие мамы – антропософки. Между прочим, поговорить с ними – довольно интересно. Люди духовные, хоть чем-то в жизни интересуются...
      Наблюдая за этими малышами, так и рвущимися подальше от воспитательного рвения своих мам, я поняла, что эти дети инстинктивно еще пытаются как-то сохранить свою индивидуальность. К школе они привыкнут к скандированию хором и совместным действиям по команде. И станут очень послушными и удобными...
      
      Один из друзей сына – как раз тот мальчик, мать которого уехала в Ирландию. Он живет неподалеку от нас и иногда ходит к нам в гости. У детей в этой семье (четверо детей отца и двое – мачехи) даже имена очень оригинальные. Например, этого мальчика зовут Финбер, его сестру – Саломея.
      Когда Финбер пришел к нам впервые, я поразилась тому, что он совсем не играл. Он деловито пересмотрел все игрушки сына. Потом мы пошли гулять. На площадке Финбер сел на лавочку и не двигался. «Давайте поиграем в прятки», – предложила я, как обычно. Финбер посмотрел на меня со взрослой усмешкой, как на круглую дуру, и вежливо покачал головой. У меня было полное впечатление, что я предложила поиграть юноше лет 18, как минимум. Потом Финбер уединился с Кристиком и о чем-то поговорил. Кристик подошел ко мне: «Мама, дай денег, мы пойдем и купим конфет». У меня была только двухмарочная монета. Я дала детям. Они ушли в магазин, накупили конфет. Финбер отправился домой. На следующий день позвонила его разгневанная мачеха: «Вы с ума сошли? Зачем вы дали детям две марки? Им бы десять пфенигов хватило! Я думала, Финбер украл их из моего кошелька, потому что у меня пропало две марки». Мне было очень неловко. Я просто не могу представить таких отношений с детьми, что 7милетний ребенок может УКРАСТЬ деньги из кошелька. И что две марки – это так безумно много... конечно, можно купить одну жвачку и на 10 пфенигов, и если бы у меня оказалась в кармане меньшая монета, я бы им дала. Но я не вижу трагедии и в двух марках.
      Но больше всего меня поразило серьезное, недетское выражение лица Финбера. То, что он ни разу с Кристиком не играл по-настоящему (другие дети, скажем ради справедливости, все же играют). Он даже не очень интересовался игрушками (а ведь у него дома таких нет). Его интересы – очень взрослые: куда-то пойти, поехать на велосипеде, что-то купить... В последнее время, когда мы разрешили сыну играть на компьютере, Финбер стоял сзади него и жадно смотрел. Сам он боится прикасаться даже к клавиатуре. Собственно, другом Кристика он так и не стал, Кристик неоднократно говорил, что не любит Финбера, и сам ни разу не согласился пойти к нему в гости.
      Финбер лучше всех в классе играет на флейте и рисует. Его отец – вальдорфский преподаватель в этой же школе. В семье он по счету пятый ребенок.
      

О религии в вальдорфской школе.