Пульт мертвеца

— Ничего. Абсолютно ничего.

Она очень странно посмотрела на меня.

— Их единообразие, — вздрогнув, пробормотала она, — одинаковая у всех безмятежность — ты что, не понимаешь?

Я покачал головой.

— Я лишь чувствую здесь спокойствие и удовлетворенность.

Она быстрым движением языка облизала губы.

— Это мне напоминает Бриджуэй.

У меня по спине прошел озноб.

— Бриджуэй… и Аарона Валаама Дар Мопина.

— Нет, нет, не может этого быть. Ты хочешь сказать, что…

Слева от Каландры сидела Загора и собиралась обратиться к ней с каким-то вопросом.

— Потом, потом, — шепнула мне Каландра и повернулась к своей соседке слева.

Я озадаченно вздохнул. Этого не могло быть, этого не может быть, повторял я себе. Просто Каландра приняла это спокойствие, царившее здесь, за что-то зловещее, принцип строгого подчинения лидеру, за проявление темных, губительных для человеческой личности сил. Разумеется, в самом Эдамсе не было ничего от обуреваемого безумными амбициями Дар Мопина. Нет, конечно… и всё же Дар Мопину удалось скрыть свои недобрые намерения от тогдашних Смотрителей, многие из которых были куда проницательнее меня.

Я снова принялся за прерванную еду и продолжал беззаботно болтать и улыбаться. Но дружелюбие мое уже было сдержаннее, да и пища уже не казалась такой вкусной.

За ужином последовало богослужение, затем общий час и, когда пастырь Загора проводила нас ночевать, на улице уже наступила ночь.

— Прекрасное зрелище, — заметил я, глядя на усеянный звездами небосклон, раскинувшийся над нами, когда мы шли через маленькую площадь. — Уже давно мне не приходилось видеть такого прекрасного звёздного неба.

Загора кивнула.

— Я понимаю, что вы имеете в виду — я сама жила в Камео до того, как пришла в Божественный Нимб. Я иногда думаю, что пусть не будет ничего, но звезды на небе останутся, и уже ради одного этого стоит жить.

Внезапно что-то справа привлекло мое внимание…

— Там что-то есть, — быстро проговорила Каландра, уставившись в темноту. — Какое-нибудь животное?

Загора посмотрела туда, куда указывала Каландра.

— На Сполле нет таких больших животных, — заверила она. — Может быть, кто-нибудь из наших братьев углубился в медитацию.

— Что, сейчас? В такое время? — недоумевал я.

— Господь наш прислушивается к призывам и днем, и ночью, — суховато напомнила Загора.

Я почувствовал странную сухость во рту.

— Скажите, пастырь Загора, — волнуясь, начал я, — … как же это происходит?

Несмотря на то, что я из-за темноты не мог видеть лица Каландры, я явственно ощутил ее неодобрение. Загора же, наоборот, дала понять, что давно ждала от меня этого или подобного вопроса.

— Вы имеете в виду, каким бывает непосредственное общение с Богом? — спросила она.

Я кивнул.

— Вы, действительно… разговариваете с ним? Или же это скорее просто ощущение Его присутствия?

Она колебалась.

— Это можно сравнить с тем состоянием, которое испытываешь, когда ты уже на полпути к чему-то очень важному… бесконечно дорогому для тебя, — медленно и задумчиво произнесла она. — Дело в том, что на этот вопрос очень трудно дать исчерпывающий ответ, независимо от того, готов ли ты к нему или нет. Поверьте, это действительно трудно выразить словами. Это, наверное, присутствие, соседство — вот наиболее подходящие слова для того, чтобы описать это. Присутствие внутри и вне нас, детей человеческих, заполняющее нас, наши души…

— И Он обращается к вам? Говорит с вами? — Я почувствовал, как она криво улыбнулась.

— Конечно, конечно, Он говорит с нами, — ответила она. — А вот сумеем ли мы прислушаться к нему — другой вопрос.

Это были почти те же слова, которые я слышал и от Эдамса, когда он так и не получил вразумительного ответа на вопрос: что же делать с нами.

— Но ведь существуют же слова? — спросил я. — Или же это скорее эмоции или какие-то абстрактные мысли?

— Для некоторых из нас — и то, и другое, и третье, — пожала плечами она. — Нет каких-то определенных способов общения — Бог, вероятно, избирает разные типы общения для разных людей. Почему — нам это неведомо.

Кто Когда-нибудь постиг разум Божий? Кто когда-нибудь бывал его духовником?

— А со временем разве это не проясняется? — спросил я ее.

— Обычно проясняется, но среди нас есть и такие, которые наделены способностью слышать Его с тех пор, как родились на свет Божий. — Она колебалась. — Как, впрочем, и такие, кто по прошествии долгого времени не в состоянии обрести успокоение от общения с Ним.

Что-то слышалось в её голосе…

— Как вот тот человек, вон там? — предположил я, махнув рукой туда, где мне привиделось какое-то движение.

Я почувствовал ее удивление, за этим последовало неохотное согласие.

— Вы, Смотрители, своей жизнью оправдываете своё доброе имя, разве нет? — сказала она. — Интересно, а как бы вы стали общаться с Богом?

В ее словах не было ни вызова, ни оскорбления, скорее чистый интерес.

— Но мы не так долго находимся среди вас, чтобы постичь ваши методы, — решил напомнить ей я.

— А это нетрудно. Некоторым, самым простым способам я могла бы научить вас всего за каких-нибудь два часа.

— У нас не будет для этого времени, — вмешалась Каландра. Ее интонация призывала меня оставить эту тему.

Загора тоже вняла этому призыву, хотя он и не относился непосредственно к ней, и с явной неохотой уступила ей.

— Хорошо, но если вы вдруг измените своё мнение, если кто-нибудь из вас изменит своё мнение, — поправилась она, — то, пожалуйста, дайте мне знать. Так… В письме пастыря Эдамса говорится, что утром вы должны ехать. А вы вернетесь к вечеру?

Я покачал головой.

— Вероятнее всего, нет. Нам предстоит осмотреть очень большой участок территории, а у нас на это всего три дня.

Я видел, что ей очень хотелось спросить, кого и что мы собираемся искать, но воспитанность взяла верх, и она сдержалась.

— Хорошо, я сейчас прикину на компьютере, сколько энергии вам потребуется на три дня, и затем подзаряжу ваши колеса. У нас есть две бездействующие складные палатки, что-то вроде походных домиков, и если вы пожелаете, то можете ими воспользоваться. Всё же лучше, чем ночевать в вездеходе.

Я попытался вспомнить, не входили ли такие палатки в борткомплект корабля.

— Если вы предоставите их нам, то мы, конечно, будем вам бесконечно благодарны, — ответил я. — Но, если вы сами в них нуждаетесь…

— Нет, нет, ничего, — заверила она.

Мне вспомнились опасения Каландры по поводу возможной неприязни членов Братств Искателей по отношению к пришельцам. Надо будет ей об этом напомнить при случае, — решил я.

— Хорошо, мы воспользуемся палатками, — с поклоном ответил я Загоре. — Благодарю вас от души. Скажите, а что вам известно о территории, которая располагается к юго-востоку от вас?

— Не очень много, боюсь вас разочаровать. Местность холмистая, вы эти холмы увидите после того, как отъедете от Мюрра на километр-полтора. В основном, здесь растут кустарники. Еще дальше начинаются уже настоящие горы. Там вы обнаружите более пышную растительность, но они не настолько густы, эти заросли, чтобы помешать вашему продвижению. Я ощутил внезапный интерес Каландры.

— Более густая растительность, чем здесь, но того же типа?

— В основном, да, — ответила Загора. — Просто больше разновидностей, в особенности, более крупные экземпляры, такие, например, как гремучники.

— Все дело в больших запасах грунтовых вод, — бросил я наудачу.

Она пожала плечами.

— Понятия не имею. Это вполне может быть связано и с засоленностью почв, а может, и с самими растениями, вот всё, что я знаю.

Сдержанный интерес Каландры стал ослабевать, и я внутренне согласился сам с собой, что мы в общении уже дошли до мертвой точки. Но моя гипотеза о том, что горное оборудование, используемое контрабандистами, установки плазменного бурения вполне могут повлиять на растительность, казалась не лишенной логики. И даже если нам не было известно, какие конкретно повреждения растений из наиболее часто встречающихся мы можем обнаружить, то в том случае, если мы наткнёмся на большое число опалённых, обожженных растений, нам легче будет локализовать очаги высокой температуры, вызвавшей это обугливание.

— А как здесь с фауной? — поинтересовался я у Загоры. — Есть какие-нибудь хищники, достаточно крупные, чтобы нам их следовало остерегаться?

— В центре Царства Божьего? — с мягким укором переспросила она. — Нет.

Я почувствовал, что это вызвало ироническую гримасу у стоявшей рядом со мной Каландры.

— Да, да, конечно, — пробормотал я. — Хорошо, значит, тогда… — Я замолчал, думая, что еще сказать.

— Вот мы и пришли, — Загора заполнила брешь, возникшую в разговоре. — Как вижу, Мастэйны еще не пришли. Вы там одна справитесь, Каландра?

— Не о чем беспокоиться, — заверила ее Каландра. — Они уже приготовили комнату для меня и ещё перед ужином показали мне, где всё лежит.

— Отлично. Надеюсь, что и Чанги так же предусмотрительны к вам, Джилид? Тогда спокойной ночи, если позволите. Мне ещё надо забежать к себе в бюро и сделать этот расчет энергии. Пожалуйста, дайте мне знать, когда вы будете отъезжать завтра утром, и еще раз, спокойной вам ночи.

Мы заверили, что непременно дадим знать. После того, как мы распрощались с ней, мы долго наблюдали, как ее неясный силуэт перемещался по направлению к ярко освещенному входу в дом общины.

— Ну ты тоже, додумался спросить о хищниках в Царстве Божьем, — бормотала Каландра, когда шаги Загоры стихли в ночи. — Замахнулся на святыню, ничего не скажешь.

— Может, нам следует быть чуточку менее саркастичными по отношению к ним? — проворчал я, задетый ее слегка высокомерным тоном. — Не следует забывать, что они из милости нас к себе впустили.

— Хорошо, но ты простишь мне мою маленькую слабость не полагаться на людей, у которых мозги чуточку не в порядке, — отпарировала она.

— С каких это пор?

— Ладно, Джилид. Тоже мне, явились сюда каких-то пару лет назад, послушай их, так все просто обязаны поклоняться этому их Нимбу. А ты, конечно, так не считаешь?

Я вздохнул.

— Значит, по-твоему, это всё ерунда? И их медитации?

— А что же еще это может быть? Ты посмотри на них — они же все страдают либо галлюцинациями, либо это вообще куда более серьезный случай массового психоза. Или ты, действительно, думаешь, что это райское царство?

Двенадцать ворот были двенадцатью жемчужинами, каждые ворота сделаны из одной жемчужины, и главная улица города вся из чистого золота, прозрачного, как стекло…

— Если это действительно так, то общепринятое описание сильно не дотягивает, — уступил я. — Знаешь, я только сейчас вспомнил об этом… Когда мы летели в систему Солитэра, мистер Келси-Рамос попросил меня проверить, не является ли Облако живым существом.

— И что, оно на самом деле живое?

Даже теперь одно воспоминание о том разговоре заставило меня содрогнуться.

— Я не смог убедить себя попытаться, — вынужден был признать я. — Мне кажется, этот вопрос возник оттого, что власти Солитэра всерьез обеспокоены заметными успехами этих Искателей в области медитации.

— Ты думаешь, мы опять вернулись к тому же вопросу, чем в действительности является это Облако? — задумчиво спросила Каландра, неожиданно почувствовав интерес к этой теме.

— А может быть, и к вопросу о том, сможем ли мы или нет установить его первопричину, — медленно пояснил я. — Потому что, если мы поймем его первопричину и обнаружим, в чем она и где, то можно будет этим управлять.

Каландра помедлила секунду или две.

— Значит, ты считаешь, что власти Патри относятся к халлоа так отнюдь не только из соображений гуманной терпимости? Или же они, дав им возможность как угодно расселяться на Сполле, также обретают для себя возможность отделаться от них?

— Возможно, здесь предпринимается попытка добиться трёхстороннего соглашения? — неуверенно предположил я. — Впрочем, не знаю. Кстати, как ты оцениваешь силу медитационного контакта?

Она недоумённо пожала плечами.

— Ты меня об этом спрашиваешь? Ведь именно ты веришь в эту безумную идею, а не я.

Я уставился в темноту, пытаясь разглядеть Каландру.

— Ах, да. Зато твоя безумная идея состоит в том, что Эдамс стремится направить Искателей по стопам Аарона Валаама Дар Мопина.

Она даже вздрогнула, я почувствовал, что поставил ее в тупик своим утверждением.

— Я только сказала, что чувства их очень схожи, — проговорила она. — Очень уж много здесь безмятежности. Много спокойствия, даже оцепенения какого-то. Зато почти нет любознательности. Но как ты думаешь, разве им не следовало бы хоть чуточку обратить внимание на экологию на той планете, на которой они обитают? Мне сдается, что они предпочли вообще спихнуть все думы на лидеров, и те думают за них.

— Прости, но все это звучит для меня слишком уж противоречиво, — возразил я, чувствуя лёгкое раздражение. Мне было хорошо известно, что Бриджуэй и царствовавший на нем безраздельно Дар Мопин были её ахиллесовой пятой, мне не следовало укорять её этим. — В самом Эдамсе я не вижу ни тени болезненной амбициозности.

Она затрясла головой.

— Это неважно. Что бы этот Эдамс ни запланировал на будущее, меня это не интересует, и никогда не заинтересует.

Я обнял её за плечи.

— Ещё заинтересует, — сказал я, вложив в эти слова всю убежденность, на какую был способен. — Не забывай — у нас появились две потенциальные цели, чтобы предпринять поиски: база контрабандистов и происхождение Облака.

Она усмехнулась.

— Ох, как великолепно! А вот если нам по-настоящему повезет, то мы сразу обнаружим базу контрабандистов, возвышающуюся на вершине происхождения. И в двух шагах еще и рудник, где добывают иридий.

Я понимал, что причина этой иронии — страх и подавленность. Впрочем, другого и ожидать не приходилось.

— Вот это воображение, — легкомысленным тоном польстил я ей. — Слушай, а если мы, действительно, обнаружим достаточно богатый рудник, то сразу же отправимся в Портславу и выкупим всю часть акций «Группы Карильон», принадлежащую лорду Келси-Рамосу. Вот тогда Рэндон у нас попляшет.

Она фыркнула.

— Знаешь что, давай лучше отправляйся спать, а то у тебя тоже галлюцинации начинаются.

Я кивнул.

— Правильно. Ты тоже — нам завтра с утра ехать. — К тому же, мысленно добавил я, сон прогонит твои страхи, по крайней мере, самые худшие из них.

— Ладно, — мне показалось, что она хотела мне что-то сказать, но не решалась.

— Джилид… Я всё еще считаю, что ты — маньяк-самоубийца, и твоя затея — безумие. Но все равно… спасибо.

Я взял её руку в свою и ободряюще сжал её.

Потому что он дал мне убежище под своей крышей в день недобрый для меня, дал мне схорониться в закоулках шатра своего, вознес меня на неприступную скалу. И теперь моя глава высоко над недругами, меня окружающими…

— Ничего, всё утрясется, — успокоил я ее.

— Не сомневаюсь, — вздохнула она, даже не пытаясь изобразить, что поверила мне. — Доброй ночи.

— Доброй ночи.

Подождав, пока она войдёт в дом, я не спеша направился вдоль края этой небольшой площади к дому, где меня ждала комната. Стараясь приободрить, успокоить Каландру, я до сих пор не замечал, как устал сам. События последних суток продолжали преследовать меня: ночной старт с Солитэра, эта отупляющая поездочка через Сполл, постоянное напряжение от необходимости постоянно лгать, глядя людям в глаза, не говоря уж о постоянном страхе провалить стоявшее перед нами неимоверно трудное задание.

Окна дома Чангов были ярко освещены, и я был очень этим обрадован. Мне эта семья уже успела понравиться, но сейчас мне меньше всего хотелось общаться с ними. Какие бы параноидальные мысли относительно Божественного Нимба ни приходили в голову бедной Каландре, мое уважение и к самим Искателям, и к их целям постоянно росло… параллельно росла и гаденькая тихая уверенность в том, что наше пребывание здесь каким-то образом может быть и будет использовано для того, чтобы их устранить.

Перед тем, как зайти в дом, уже стоя на пороге, я отчаянно замотал головой. Это просто депрессия — сказалось сильное утомление и ничего больше, сказал я себе. Пока Братство Мюрр не будет знать, кто мы и с какой целью сюда прибыли, никто не сможет обвинить их в том, что они помогли нам. Ни в юридическом смысле, ни исходя из соображений разумности.

И все жё…

Я задрал голову. Наверху, подобно какому-то диковинному голубоватому плоду, висел частично освещенный диск Солитэра, у края которого неестественно ярко светили три звезды. Это были три корабля адмирала Фрайтага, посланные за нами… И мне пришло в голову, что ведь законы создаются для того, чтобы служить целям тех, кто находится у власти. А для этих людей разумность была скорее чем-то весьма второстепенным, но никак не их жизненной позицией.

ГЛАВА 17

На следующее утро, едва забрезжил рассвет, мы отправились в путь. Несмотря на эту дикую рань, несколько человек из Братства поднялись еще раньше, хотя чему здесь было удивляться — ведь община существовала за счет сельскохозяйственного труда. Но, не взирая на эту простую логику, мои урбанизированные биологические часы бурно протестовали, а мысль, что это должно повторяться изо дня в день, приводила меня в ужас.

Мои навыки ручного управления вездеходом устарели по меньшей мере лет десять назад, но, если принять во внимание отсутствие дороги, на которой требовалось бы удерживать вездеход, а также встречного движения, я по этому поводу не особенно беспокоился. Каландра, которая и выглядела, и чувствовала себя гораздо бодрее, высказала идею самой усесться за руль на первых порах — предложение, которое я хоть и с явным сожалением, но всё же вынужден был отвергнуть. Мои слипавшиеся глаза вряд ли способствовали тому, что из меня бы вышел хороший наблюдатель, и лучше уж наткнуться на пару лишних ямок, чем пропустить что-то жизненно важное для нас где-нибудь на горизонте.

К счастью, Загора предусмотрела все проблемы, могущие возникнуть у нас на пути. Нам было вручено по здоровенной кружке горячего, сладкого, вкуснейшего напитка из большущего термоса, кроме того, колёсики наши были на славу подзаряжены и, когда мы покидали поселение, я с удивлением обнаружил, что мне уже не так сильно хочется спать.

Поля, окружавшие Мюрр, показались мне теперь гораздо обширнее, чем вчера вечером, когда мы ехали сюда. Направляясь на юго-восток, мы проехали часть пути мимо окультуренных земель, окружавших небольшую ферму, и довольно внушительной группы Искателей, занятых окучиванием длинных грядок, где произрастали овощи.

— Что тебе известно о фермерских хозяйствах и вообще о фермерстве? — спросил я у Каландры.

— Не больше того, что помню с детства, — она с любопытством вертела головой по сторонам. — Но даже я могу отметить, что у них здесь масса пригодной для выращивания зерновых земли, чтобы обеспечить всю общину хлебом. Если ты это имел в виду, когда спрашивал.

— Именно это, — признался я, уже перестав удивляться ее способности запросто читать мои мысли. — А ты знаешь, что это за растения?

Она пожала губами.

— Вон там пшеница, а вот те растения с широкими листочками — горох. Ну а остальное… — она покачала головой.

— Ладно, неважно, — успокоил ее я. Моё внимание привлекло какое-то движение слева — это был один из членов общины, шедший вдоль поля, мимо окружавших его диких низких кустов.

— Интересно, что он там потерял, — комментировал я.

— Наверное, ищет какие-нибудь коренья, — предположила Каландра. — Мне мои хозяева вчера говорили, что здесь растет много кореньев, из которых они делают разные специи.

— Ах вон оно что. — Я вспомнил аромат кушаний, которые подавали вчера на ужин. Неудивительно, что я так и не понял, что же это были за приправы. — Любопытно. Они что, собираются их экспортировать?

— Не сомневаюсь, что их лидеры вынашивают или, по крайней мере, вынашивали такую идею, мои хозяева говорили и об этом. Но сейчас им бы хоть самих себя обеспечить.

Что-то было в её голосе…

— Ты, наверное, пыталась выяснить, нет ли в этих растениях и приправах какого-нибудь наркотика, делающего людей покорными? — спросил я.

— Знаешь, мне такая мысль приходила в голову, — призналась она не без удивления.

— И ты, и я вчера вечером это ели, — напомнил я ей. — И если бы там что-нибудь подобное было, то каждый из нас, несомненно, ощутил бы их действие.

— Но ведь здесь полно и других самых разных растений, всех бы мы вчера за ужином не успели перепробовать, — возразила она. Но убеждённости в её голосе не было.

И действительно, при том количестве алкогольных напитков в наши дни, нам были очень хорошо знакомы ощущения, вызываемые ими и не только ими, но никто из Искателей признаков воздействия на них чего-либо подобного не проявлял. Хотя Каландре, которая из кожи вон лезет, чтобы обнаружить здесь какой-то негативный подтекст в мотивации деятельности лидеров Божественного Нимба, а не просто дух любви и уважения к ближнему, этот довод станет помехой.

Она желала обнаружить в них худшее, и где-то в глубине сознания я чувствовал, что мне это желание ни за что не побороть. Даже Смотритель может быть слепым и не видеть в истинном свете предстающей перед ним действительности, если он очень уж захочет.

Возможно, именно поэтому Аарону Валааму Дар Мопину удалось так много…

Мне бросился в глаза один примечательный факт: все Искатели, которых мы видели из окна вездехода, были в перчатках.

— А что, этими растениями или кореньями можно обжечься? Или руки о них повредить? — спросил я Каландру, скорее для того, чтобы сменить тему разговора.

Она повернула голову туда, где шел представитель общины, и я почувствовал, что ещё один из её аргументов не в пользу группы Эдамса отпал.

— Мои хозяева говорили мне, что почва здесь имеет очень большую кислотность.

Я сморщился. Великолепно. А как же мы будем копаться где-нибудь, если вдруг понадобится, без всяких защитных средств?

— Насколько же велика эта кислотность?

— Да это неопасно, ничего страшного, — уверяла она. — Просто, если очень уж долго копаться в ней голыми руками, может выступить что-то вроде сыпи.

Да, этот Искатель был одет в ту же обычную повседневную одежду, которую нам довелось увидеть во время ужина прошлым вечером, но она не показалась мне ни толстой, ни устойчивой к воздействию химических веществ.

— Мне кажется, им необходимо поливать землю щелочным раствором, перед посадкой семян в почву, — размышлял я.

— Наверное, — кивнула Каландра. — Какой бы метод они ни использовали — он достаточно эффективен: никаких сорняков там, где произрастают культуры. Может, это те самые химикаты, которые присутствуют и в скважине.

По мере исчезновения моего чисто академического интереса и перехода его в совершенно другое качество, на меня вновь навалилось сознание нашего неимоверного по своей сложности и объёму задания.

— Короче говоря, они выводят нас на цель нашего задания.

— Правильно. — Вызвав на дисплее карту местности, она затребовала общую панораму. — Помнится, ты собирался начинать поиски с какого-нибудь возвышенного места?

Я кивнул.

— Если, конечно, мы не обнаружим где-нибудь место, которое безошибочно могло бы быть какой-нибудь стартовой площадкой для нелегальных кораблей.

Она сидела, уставившись на дисплей, и внимательно, участок за участком, просматривала местность, открывавшуюся перед нами.

— Не сразу. Не забывай, мы все ещё слишком близко от Мюрра.

— Не спорю, — согласился я. Я заметил на дисплее один участок, который находился впереди и чуточку левее от нас. — Вот, может быть, тот холмик, — сказал я, указывая на небольшое возвышение в отдалении. — До него минут десять-пятнадцать езды. Может, там и начнем?

Она пожала плечами, и я почувствовал, что она делает над собой усилие.

— Можем и там.

Но, как оказалось, непривычный ландшафт, изобиловавший незнакомыми растениями, был плохим советчиком при определении расстояния на глаз, и нам потребовалось чуть меньше получаса, чтобы добраться к этому холму. Единственный склон, который был достаточно покатым, чтобы проследовать по нему на вездеходе, был, к сожалению, для водителя моего класса, довольно каменистым, так что, не рискуя подвергать наши колеса такому испытанию, я предложил пройти последние метры пути пешком. Это заняло еще десять минут. Пастырь Загора оказалась права: и ландшафт, и растительный мир здесь разительно отличались от тех, которые мы наблюдали по дороге из Шекины до Мюрра. Теперь к традиционному серовато-голубому и фиолетовому фону прибавились кое-где вкрапления красного, темно-желтого или нежно-сиреневого. Большинство этих оттенков принадлежали похожим на цветы образованиям, но и некоторые растения сами были такого же цвета.

Обнаружилась и фауна, представителей которой мы еще не видели на Сполле. Десятки крошечных, похожих на разноцветные пятнышки, созданий летали низко над поверхностью планеты или кружились над цветами беспорядочными, как могло показаться, траекториями. Иногда в глубине листвы, если присмотреться, можно было заметить её движение, предполагавшее наличие под ней животных.

И в центре самых густо заросших растительностью участков возвышались те самые гремучники, о которых упоминала Загора.

Даже тому, кому ни разу в жизни их не приходилось видеть, а лишь слышать название, нетрудно обнаружить их. Так произошло и со мною. Стоявшие мелкими группами в одно-два растения и достигавшие примерно метра в высоту, странно ассиметричные, изрезанные очертания возвышались над более низкими растениями, окружавшими их. И эта форма вместе с грязновато-белым цветом делала это их название «гремучник» единственно подходящим.

— Вроде, они предпочитают расти там, где побольше других растений, — комментировала мои мысли Каландра.

Я извлек бинокль из нашего борткомплекта и какое-то время изучал скопление гремучников. Она была права — каждый из них, действительно, окружали несколько метров пёстрых растений, что контрастировало с белым цветом гремучников.

— Да, заросшие места или же присутствие каких-то конкретных видов насекомых, — высказал предположение я, опуская бинокль. — Я видел маленькие рои, окружавшие каждый из них.

— Это, вероятно, просто совпадение, — не согласилась она. — Скорее насекомые склонны скапливаться у самых крупных растений.

— Кто знает, что больше всего привлекает насекомых? — пожал плечами я. — Думаешь, они могут относиться к грибам?

— У них явно нет того вещества, которое здесь служит хлорофиллом, — сказала она. — Впрочем, не знаю, но непохоже, чтобы это было идеальным местом, где можно было бы добывать себе пропитание из отмерших растений.

— Может, это грибы-паразиты, — предположил я, предпринимая отчаянные попытки вспомнить все, что в свое время слышал на уроках ботаники много лет назад и что, оказывается, всё же пригодилось мне спустя многие годы. — Это может быть — ведь именно грибам-паразитам такой величины нужно постоянно большое количество материала, который они могли бы использовать в качестве пропитания.

Каландра задумчиво кивнула.

— Звучит разумно. Если это так, то это может означать, что они вполне могут быть использованы нами как своего рода обратное указание наличия растений, пострадавших от бурения прожиганием.

Я подумал.

— Возможно, — согласился я. — Следует не упускать их из виду.

Каландра выпрямилась в своем сиденье и замолчала, вглядываясь вперёд. Мне показалось, что она что-то увидела вдали. Я тут же приставил к глазам бинокль и возобновил поиски.

Ничего. Ничего, что могло указать на наличие каких-то вредных для произрастания условий, которые нам довелось видеть на посадочной площадке неподалеку от поселения Шекина. По-прежнему никаких лысых пятен — признаков когда-то стартовавших здесь кораблей, ничего такого, что даже отдаленно могло напоминать стартовые вышки, никаких блестевших кусков металла или пластика — ничего.

Мне не надо было встречаться взглядом с Каландрой, чтобы уловить её разочарование.

— Как ты не раз говорила — мы все ещё не так и далеко от Мюрра, — пытался пошутить я.

В ее взгляде, когда я повернулся к ней, был испуг. Испуг от сознания опасности, от того, что наши поиски могут ни к чему не привести… или же страх смерти, которая неминуемо должна последовать, если наши поиски ни к чему не приведут.

— Ладно, ладно, что-нибудь да найдём, — тихо успокоил ее я. — Найдём.

Она на минуту закрыла глаза и, когда вновь открыла их, испуга больше не было.

— Конечно, — ответила она. Как будто поверила.

Покусывая в раздумье губы, я убрал бинокль в футляр. Взяв за руку, я осторожно отвел её вниз, к вездеходу.

Не могу точно сказать, на сколько холмов нам пришлось в этот день вскарабкаться. Самое малое — на десяток — и это лишь те, которые остались у меня в памяти, но большинство напоминали о себе лишь кошмарной усталостью и чувством обречённости. Это чувство не покидало ни меня, ни Каландру весь остаток того первого дня поисков: все они происходили по уже ставшей рутинной схеме — сначала выбор либо на экране, либо визуально на местности очередного холма, затем долгие километры по тряской дороге, после этого или въезд на его вершину, если склоны позволяли, или подъем на своих двоих — кстати сказать, въезжали мы на машине лишь в редких случаях, а затем — долгое, до боли в глазах обозрение ландшафта, спуск или съезд вниз, и у следующего холма все повторялось вновь.

Занятие было на редкость изматывающее. Было ясно, что физически ни один из нас для подобной деятельности не годился, и к полудню, когда на небе стали появляться лёгкие, пушистые облачка, моя голова, ноги, все тело изнывало от боли. Каландра, как и все женщины, оказалась существом более выносливым, но и она основательно вымоталась. Но уже после полудня стало ясно, что и её, и мой запас физических сил исчерпан в совершенно одинаковой мере.

Как бы меня ни угнетала физическая усталость, эмоциональное состояние мое было куда хуже.