Но тут ударили в гущу конницы две тысячи пеших стрельцов из пищалей и самопалов.
      Монгольские тумены остановились, а затем, резко повернув коней, вновь понеслись назад, оставив на поле брани тысячи поверженных наземь трупов.
      Русское воинство ликовало. Опытный воевода Федор Иванович Мстиславский, неторопливо поглаживал окладистую пушистую бороду, сказал степенно окружившим его князьям и боярам:
      - Непривычно ордынцам под ядрами и пулями скакать. Лихо пушкари и пищальники басурман бьют...
      - Нашим пушкам нет равных. Ливонцы и свейцы до сих пор помнят их силу. Андрейку Чехова и затинщиков следует наградить щедро за радение, - произнес князь Андрей Телятевский.
      - До награды еще далеко. Монголы упрямы. Орда их несметна. Вначале надлежит бой выиграть, - посуровев, проговорил воевода, поглядывая из-под ладони на отступавших татар.
      Узнав о больших потерях и поняв, что урусов смять нелегко, крымскому повелителю пришлось согласиться с доводами Сафы-Гирея.
      - Выманите неверных из лагеря и перебейте, как паршивых собак, - отдал хан военачальникам свой новый приказ, недовольный ходом сражения.
      Такого прежде не бывало. Тумены обычно в степных боях, яростно налетев на противника, опрокидывали его и начисто уничтожали стрелами, копьями и мечами. А здесь - стена, о которую споткнулись джигиты. Урусы надежно укрылись в своем боевом городке, укрепившись сотнями пушек и тысячами пищалей. Их ядра и картечь летят в конницу из стана и монастырей.
      О, аллах! Помоги низвергнуть язычников!
      Из каждого тумена темники выделили по сотне багатуров и направили их к русскому стану. Джигиты придвинулись к вражескому городку и остановились на безопасном расстоянии, выжидая урусов.
      От татарской конницы отделился огромный, словно копна, воин в серебристой кольчуге. На резвом и сильном степном коне, покрытом защитным кожаным панцирем, он дерзко приблизился к боевому городку и поднял над головой хвостатое копье, вызывая уруса на поединок.
      На ратном поле застыла тишина. Лишь слышались предсмертные стоны раненых и хрипы умирающих коней. Замолкли пушки, пищали, походные трубы, рожки, бубны и барабаны. По отважному багатуру не стреляли, не пускали из тугих луков стрелы. Таков закон ратного поля: одинокий воин, требующий боя, пользуется с незапамятных времен полным неприкосновением. Иначе бог покарает любого, кто посмеет нарушить издревле заведенный обычай.
      Тысячи глаз устремились на могучего, закованного в броню всадника, горделиво застывшего с поднятым копьем. Сердца русских воинов наполнились гневом и неумолимо звали их на бой с иноверцем. Многие с надеждой поглядывали на воеводский, расшитый золотом голубой стяг, ожидая, кого же выберет князь Тимофей Трубецкой из своего Передового полка на схватку с татарином.
      Но все знали - ордынцы выставили самого сильного и искусного воина, повергшего разящим мечом уже не один десяток ратоборцев. У кочевника тяжелая рука, верный наметанный глаз и свирепое сердце завоевателя, не ведавшее и тени страха.
      Бой будет нелегок. Нужен славный витязь - стойкий, мужественный, чтобы не осрамиться, не уронить чести русского войска.
      Это понимали ратники, об этом думали воеводы. К белому шелковому шатру князя Тимофея Трубецкого прибыл из Большого полка сам Федор Иванович Мстиславский. Глянув на князей и бояр в сверкающих дорогих ратных доспехах, молвил:
      - Уж больно спесив басурманин - под Москвой гуляет. Не пора ли поганому и на свое место указать, бояре? Наши удальцы-молодцы в поле рвутся. Кого против злого нехристя выставим?
      Вышел вперед князь Андрей Телятевский - статный, широкоплечий. Высказал твердо:
      - С татарами у меня особые счеты, князь Федор. Вотчину мою когда-то испепелили, над сестрой надругались. Зол я на поганых. Отпусти меня с татарином биться...
      - Спасибо тебе, княже. Воистину обрадовал. Не перевелись, знать, среди князей ратоборцы. Ведаю о твоих поединках по ливонским походам. Добрый воитель. Одначе на поле тебя не пущу. Твое место здесь. Ежели Тимофей Трубецкой голову в битве сложит - тебе в Передовом полку воеводой быть. Так с Борисом Федоровичем и великим государем порешили. Ты и родом своим высок и воин отменный, - проговорил Мстиславский.
      Телятевский хотя и был польщен словами князя, но все же решением воеводы остался недоволен. Уж очень хотелось выйти в поле к ордынцу. Однако вслух промолвил:
      - Волю государя не смею рушить, воевода. Спасибо за честь.
      К боярам протолкался крупный большеголовый дворянин в шеломе и стальном панцире. Низко поклонился князю Мстиславскому и запальчиво заговорил, ударяя себя тяжелым кулаком в грудь:
      - Мочи нет смотреть на похвальбу басурманскую. Дозвольте, бояре, мне с татарином поразмяться. Силушкой меня господь не обидел. Застоялся я тут в городке.
      - Имя свое назови, молодец.
      - Митрий Капуста - дворянин поместный. Выпускай, воевода, а не то сам пойду. Я поганого единым ударом наземь свалю.
      К Федору Мстиславскому наклонился один из ближних челядинцев, сказал негромко:
      - Сей дворянин навеселе, князь.
      Воевода крякнул с досады. Дворянин - виду богатырского, чисто Илья Муромец. Такой бы не осрамился. Да жаль - зелена вина хватил.
      Федор Иванович нахмурился, сказал строго:
      - На татарина надлежит без хмеля ходить, братец. Здесь одной силы мало. Нужна сноровка и голова разумная. Так что посиди покуда, Митрий.
      Капуста обиженно фыркнул и отошел в сторонку. Князь Андрей Телятевский после недолгого раздумья вновь подошел к воеводе.
      - Уж ежели, Федор Иванович, меня на бой не пускаешь, тогда дозволь моему ратнику в поле выйти.
      - Чем примечателен твой ратник, княже Андрей?
      - Парень молод, силен, разумен и на коне проворен. Не подведет - за то словом своим ручаюсь.
      - Зови своего молодца, княже.
      Иванка Болотников предстал перед князем. Воевода и бояре пытливо оглядели ратника. Высокий, плечистый. С виду могутный детина, однако татарин много крупнее будет. Выдюжит ли?
      Заметив в глазах воеводы сомнение, Телятевский снова заверил князя:
      - Звать его Иваном. Из пахарей он. Сам не раз видел - силы непомерной сей удалец...
      Князь Федор Иванович кивнул головой, сошел с коня и шагнул к Болотникову.
      - Не посрамишь земли русской, молодец? Ведаешь ли, на что идешь?
      - Ведаю, воевода. Со щитом вернусь, - спокойно и коротко отозвался Болотников.
      - Ну, храни тебя бог!
      Князь Мстиславский троекратно облобызал ратника и протянул ему свой меч.
      - Знатными мастерами сей меч кован. Верно служил он мне в ратных походах. Надеюсь и сегодня не подведет.
      Иванка принял меч, молча поклонился князю и взмахнул на коня. Перед ним расступились ратники, подбадривая его выкриками.
      Напутствуя Болотникова, князь Телятевский предложил ему заменить свою лошадь:
      - Конь у тебя пахотный. На нем далеко не ускачешь. Басурманские лошади быстры и резвы. Возьми коня у Якушки.
      - Спасибо за добрый совет, князь. Однако менять коня не стану. Привык я к Гнедку, все повадки его мне ведомы. А чужой конь - потемки.
      - Ну, как знаешь, парень.
      Перед тем, как выехать из боевого городка, молодого ратоборца благословил чудотворной иконой архимандрит Данилова монастыря.
      - Мужайся, сыне. Помни бога, и он дарует тебе победу над нехристем.
      А затем прорвался к ратнику Афоня Шмоток и протянул маленький кожаный мешочек на голубой тесьме.
      - Удачи тебе, Иванка. В поле - ни отца, ни матери: заступиться некому. Накинь на грудь мою ладанку. В ней землица с родной отчизны. От ворога сохранит.
      Ладанку от бобыля Болотников принял. Снял шелом и надел через голову мешочек на широкою грудь, обтянутую чешуйчатой кольчугой.
      - Может, накажешь чего-нибудь Исаю? Неровен час, - вздохнув, тихо промолвил бобыль.
      - Из похода приду - сам все обскажу, Афоня, - проговорил Иванка и, поправив на голове шелом, выехал в ратное поле.
      Глава 64
      ПОЕДИНОК
      Хан Казы-Гирей, нервно закусив нижнюю губу, мрачно восседал на коне и, прищурив острые волчьи глаза, молча вглядывался в свои застывшие боевые сотни. Непривычно для хана складывается битва. Урусы - сметливы и упрямы. Они, как всегда, не спешат. Багатур Ахмет уже давно стоит с поднятым копьем, а они все мешкают. Сказал с издевкой:
      - Презренные трусы! Они боятся моего славного джигита.
      Находившийся вблизи повелителя Резван-паша, поглаживая рыжую бороду, проговорил хану:
      - Урусы - храбрые воины. Они пошлют к Ахмету достойного наездника.
      - Мой тургадур не знает равных во всей вселенной. Ахмет сильнее барса. Он укрощал тигра и носил на своих плечах дикую степную кобылицу. Мой могучий джигит проткнет копьем уруса и на поднятой руке принесет его к моему шатру. И так будет!
      - С нами аллах, повелитель, - опустив глаза, произнес паша турецких янычар.
      И вот от боевого стана на крупном светло-гнедом коне выехал навстречу татарскому багатуру русский витязь.
      Замерли татары, замерли московитяне. Казалось, куда-то пропало, улетучилось трехсоттысячное войско. Оставалась лишь широкая песчаная равнина, по которой, сближаясь друг с другом, ехали два отважных воина.
      Один защищал святую Русь, Отчизну.
      Другой - хотел поработить ее, истоптать конем, испепелить, обесславить.
      Тишина - тревожная, изнуряющая. Нет ничего томительнее этих беспокойных минут для обоих ратей. Ордынцы ждали победы своего багатура, русские - верили в своего ратоборца. И те и другие понимали: победа вселит в сердца воинов бесстрашие и мужество, придаст новые силы для битвы с врагом, поражение - повергнет в уныние, вызовет ужас и смятение перед грозным противником.
      Покуда сближались, Болотников не вглядывался в своего недруга. Он ехал не спеша, спокойно. Почему-то вдруг опять вспомнилась ему первая теплая борозда, отец в чистой белой рубахе с соляными каплями пота на морщинистом лбу, рано поседевшая сгорбленная мать с немудрящим узелком в руке. А потом всплыла в памяти Василиса с ее теплыми, ласковыми глазами, горячими руками и озорной улыбкой. И тотчас обожгла мысль - выжить! Сразить басурмана! Иначе не увидеть больше лесной заимки, родной отчины, пряного запаха земли.
      - Победить! Победить врага!
      И уже забыв обо всем на свете и видя перед собой лишь одного супротивника, Болотников весь напрягся, напружинился, словно натянутый тугой лук, и понесся навстречу ордынцу.
      Громадный багатур пригнулся к гриве, наклонил перед собой короткое хвостатое копье и с резким криком полетел на уруса.
      Все ближе и ближе воины. И вот, когда просвет между ними оставался сажени три, сильно метнули друг в друга копья. Успели прикрыться щитами. Ахмет - круглым, Иванка - остроконечным красным. Звякнув о металл, копья отлетели в стороны, а всадники разминулись.
      Вновь повернули коней. Багатур, издавая хриплые устрашающие вопли, выхватил из ножен изогнутую длинную саблю.
      Ахмет был опытный и коварный враг. Он хитер и изворотлив, знал немало великих сражений. Его тяжелый меч опускался на головы ногаев и греков, грузин, армян и персов. Все тело монгола - в боевых рубцах и шрамах. Он принимал на себя удары каленой стрелы, остроконечного копья и сверкающей сабли.
      Ахмет твердо верил в удачу и знал - ему сопутствует сам бог войны Сульдэ.
      Но с урусом он встречался впервые. И при первом же наскоке, почувствовав, как со страшной силой обрушилось о его крепкий щит вражеское копье, Ахмет сразу понял, что перед ним искусный, отважный воин, обладающий богатырским ударом.
      Во второй раз сшиблись ратоборцы. Заслоняясь щитами, взмахнули мечами. Зазвенела сталь, посыпались искры.
      Ахмет покачнулся в седле и резко поворотил коня в сторону. Надо перехитрить уруса. Его конь тяжел и не так поворотлив. Следует закружить противника вихревым круговоротом и, улучив момент, поразить его мечом.
      Иванка понял, что татарин начинает уклоняться от прямого боя. Он с диким визгом заметался вокруг Болотникова.
      Внезапно поворачивая коня, на скаку ударяя мечом о металлический щит и вновь рванув удила, Ахмет стремительно налетал на Иванку, но вплотную не сближался и ударами не обменивался.
      Болотников разгадал хитрость татарина. Ласково потрепав Гнедка за гриву, сказал, словно человеку:
      - Держись, Гнедок. Не поддадимся на уловку поганого.
      Знал Иванка, что исход поединка теперь во многом будет зависеть и от коня. Надо успевать поворачивать лошадь, вовремя натягивать и отпускать удила и быть готовым к любому коварному наскоку иноверца.
      Монгол своими неожиданными опасными вывертами заставлял думать только об одном - не попасть впросак, не угодить под внезапный разящий удар.
      Ахмет, покрутившись возле уруса и поняв, что испытанный боевой прием на этот раз ему не удается, вдруг поворотил коня и, пригнувшись к гриве, стремглав помчался к своему воинству.
      Русские ратники обрадованно вскинули вверх копья. Однако ордынец, выхватив у одного джигита колчан со стрелами, повернул вспять.
      Иванка знал: татары пускают стрелы искуснее русских. У них наметанный глаз, их длинные железные стрелы могут пробить и кольчугу. Здесь уже медлить нельзя. Нужно спешить татарину навстречу, опередить его.
      Багатур на полном скаку вытянул из колчана стрелу, натянул тетиву гибкого лука с набитыми на нем блестящими стальными полосами.
      Русское войско замерло.
      Изогнулся тугой лук колесом. Зазвенели металлические полосы, запела тетива, тонко засвистела стрела.
      Как только татарин спустил тетиву, Болотников, мчавшийся навстречу басурманину, сделал резвый скачок в сторону. Но все же татарская стрела достала его, разорвав кольчугу на левом плече.
      Своего щита Иванка не выронил, хотя сильно дернуло в руку. Стрела, не дойдя до тела, застряла в кольчуге. Болотников приготовился к решающему удару. Если сейчас басурманин успеет ускользнуть в сторону и вынет из колчана вторую стрелу - она может стать для Иванки последней.
      Увидев перед собой стремительно налетевшего уруса, Ахмет швырнул саадак на землю и поднял изогнутый клинок. Сшиблись в третий раз. Иванка подставил под острый клинок ордынца свой щит, а затем мощно взмахнул рукой. Ахмет также заслонился, но удар Болотникова был настолько силен, что меч, соскользнув со щита, глубоко вонзился в конскую шею.
      Конь вместе с багатуром рухнул на землю. Болотников нагнулся и вновь занес над головой кочевника свой тяжелый меч. И только сейчас разглядел Иванка смуглое безбородое плосконосое лицо, короткую загорелую шею и широко раскрытые, застывшие в немом ужасе черные глаза.
      Близка победа! Повергнут татарин. Но не отпустил своего меча Иванка. Не принято на святой Руси лежачего бить. Спешился с коня, мрачно сплюнул и, выдрав стрелу из кольчуги, придвинул ногой к поганому выпавшую из рук саблю.
      Ахмет опомнился, поднялся на ноги и свирепо рявкнув - Уррагх! надвинулся на уруса.
      И начался пеший поединок.
      Блистали мечи, лязгало железо. Татарин бился жестоко. Он был крупнее и выше Болотникова. Обозленный своей неудачей, Ахмет хотел побыстрее уложить уруса и вновь поднять в глазах джигитов свою пошатнувшуюся ратную доблесть.
      Однако гибкий и верткий Болотников на земле держался цепко. Багатуру никак не удавалось поразить уруса своим клинком. Иванка умело защищался и выжидал удобного момента.
      Бились отчаянно, долго. Ордынец все время визжал, издавал воинственные вопли. А Иванка сражался молча, стиснув зубы, сурово поблескивая из-под шелома внимательными зоркими глазами.
      Ахмет, уверившись в своей победе, все наседал и наседал. Его клинок словно молния сверкнул в воздухе, тяжело опускаясь на красный и крепкий русский щит. Вот-вот урус дрогнет и обретет смерть на поле брани.
      У Иванки мелькнула мысль:
      "Княжий меч, видно, знатные мастера ковали. Не устоять против него басурманской сабле".
      Болотников, прикрываясь от клинка щитом, стал лишь изредка обмениваться ударами. Но вот, улучив момент и собрав воедино всю силу, Иванка неожиданно для багатура взмахнул мечом и обрушил его на кривую саблю. Клинок монгола переломился. Следующим ударом Болотников рассек растерявшемуся багатуру голову.
      Взмахнув руками, Ахмет рухнул замертво наземь.
      Так на русском поле, возле Москвы-реки, и закончилась боевая слава татарского тургадура.
      Глава 65
      ТЕЛЯТЕВСКИЙ И КАПУСТА
      Русское воинство ликовало. А Болотников, победно потрясая мечом, взмахнул на коня и поскакал к дощатому городку.
      Ордынцы сникли. Печальный вой долго слышался над их станом. Казы-Гирей от злости больно теребил свою подкрашенную хной29 бороду, плевался. Бог Сульдэ отвернулся от Ахмета.
      Высокий, худощавый раб, зазвенев легкой цепью на ногах, подал повелителю красную чашу с айраном. Так полагалось всегда, когда великий крымский хан гневался.
      Казы-Гирей выбил ногой чашу из рук невольника и в слепой ярости полоснул саблей раба по тощей шее. Голова невольника откатилась к ногам оробевших тургадуров...
      Запели ратные трубы, загремели тулумбасы30. Из русского стана выехали на поле отобранные из каждого полка боевые сотни. Воодушевленные победой Болотникова, воины понеслись на татар, врезались в их конницу. Началась кровавая сеча.
      А тем временем Иванка подъехал к воеводскому шатру. Спешился, шагнул навстречу Мстиславскому, протянул ему меч.
      - Земли русской не посрамил, князь.
      Князь Федор Иванович, забыв о высоком своем роде, троекратно расцеловал ратника-простолюдина.
      - Каков молодец, бояре! Славно с татарином бился. За сию отвагу - свой меч тебе дарю. Носи его с честью и приумножай славу русскую.
      Глянув на князя Андрея Телятевского, воевода добавил:
      - Этого молодца в поле на басурман не выпускай, княже Андрей. Сберечь его надобно для воинства.
      Телятевский согласно кивнул головой и подошел к Болотникову.
      - Не ошибся я в тебе, Ивашка. Получишь от меня достойную награду. А с этого дня забираю тебя в свою дружину. Будешь вместе с Якушкой подле меня ходить. Болотников, не остывший еще после тяжелого поединка, не сразу понял, о чем ему говорит вотчинный князь. Слова доносились до него словно сквозь сон. Опомнился он лишь тогда, когда на него налетел радостный Афоня Шмоток.
      - Помогла моя ладанка, Иванушка. Сколь по Руси ни ходил, а такого детинушку, как ты, не видывал. Отколь тебе ратные хитрости ведомы?
      - В баню идти - пару не бояться, Афоня.
      Затем Иванку окружили вотчинные мужики - односельчане. Загалдели, восхищенно затрясли бородами.
      - Князь-то как, не осерчал? - отбиваясь от мужиков, спросил бобыля Иванка, указав в сторону Телятевского.
      - Рукой махнул. Не до меня ему нонче, - весело рассмеялся Афоня.
      Главные силы войска оставались в городке. Основные тумены Казы-Гирея также находились на горах. Однако на поле сражались с обеих сторон до двадцати тысяч воинов, ежечасно подкрепляя друг друга все новыми и новыми отрядами всадников.
      Нарастал и ширился шум битвы. Всхрапывали и заливисто ржали кони, ревели походные варганы, гудели бубны, протяжно пели рога, свистели стрелы. И все это перемешалось с оглушительными воплями ордынцев и громогласными кличами, русских ратоборцев.
      Ближе к Данилову монастырю жестоко рубились вершники, а правее, возле изгиба Москвы-реки, навстречу конным ордынцам выступили около тысячи пеших пищальников, поражая татар пулями и картечью. Однако джигиты также наносили русским значительный урон, почти без промаха пуская свои стрелы в ратников.
      Песчаная равнина покрылась трупами коней и воинов.
      К полудню князь Телятевский вновь подошел к воеводе Тимофею Трубецкому.
      - Не привык праздно на битвы взирать, князь. Легче в поле быть, чем в стане изводиться. Разреши, Тимофей Романыч, своих ратников на басурман вывести.
      - Не пришло еще наше время, князь Андрей. Боярам наказано при главном войске покуда быть.
      - Пущай едет, воевода. Глянь - близ Данилова монастыря ордынцы наших теснят. Надо бы на подмогу еще ратников послать, - степенно поглаживая бороду, проговорил Иван Васильевич Годунов, приставленный ближним ратным советником при Тимофее Трубецком.
      - Добро, князь. Даю тебе три сотни вершников. Скачи под Данилов, согласился воевода.
      Телятевский подъехал к своим посошным людям, давно сидевшим на конях, крикнул:
      - Пришел наш черед. Якушка, выводи ратников. Поставь их за мной в передовую сотню. А тебе, Ивашка, здесь оставаться. С богом!
      Когда новые три сотни воинов выехали из дощатого городка на песчаную равнину, Иванка не удержался и поскакал вслед быстро удалявшимся всадникам. Позади услышал звонкий выкрик безлошадного Афони Шмотка:
      - Вернись, Иванка! Потеряешь голову в сече! Вер-ни-и-ись!
      Да где уж там! Разве удержишь теперь в стане горячего и дерзкого ратоборца. Не таков Иванка, чтобы за чужими спинами отсиживаться. Сердцем копья у недруга не переломишь...
      Князь Андрей Телятевский врезался в самую гущу татар, где его сразу же оглушил звериный крик монголов, мощный гул боевых барабанов и звон оружия.
      Низкорослый широкоплечий татарин сильно метнул в князя короткое копье, но оно только скользнуло по плечу чешуйчатой кольчуги. Телятевский в два скачка достал татарина и взмахнул мечом, разрубив басурманина до пояса.
      Признав в нарядном всаднике знатного воина, татары принялись отчаянно наседать на Телятевского. Рослый татарский сотник, размахивая клинком, прокричал своим джигитам:
      - Берите в полон уруского коназа31. Будет щедрая награда от повелителя!
      Гневен и жуток был для врагов князь Телятевский. Нанося мечом страшные по силе удары, Андрей Андреевич кричал обозлено:
      - Это вам за сестрицу!
      - А это за вотчину!
      - Теперь за Москву!
      Татары валились с коней. Поняв, что уруского князя в полон взять не удается, джигиты еще яростнее закружились вокруг Телятевского, которого прикрывали Якушка, Никита Кудеяр и другие ратники.
      Звеня доспехами, богатой сбруей и бубенцами, к Телятевскому прорвался мурза Бахты-Гирей. Его длинный кривой меч поверг наземь немало московитян.
      - Принимай смерть, презренный! - на русском языке выкрикнул мурза. Бахты-Гирей когда-то жил на Руси в числе людей посольских и постиг язык московитов.
      - Не бывать тому, поганый! - в свою очередь воскликнул князь Телятевский и с первого же удара отсек высокомерному мурзе правую руку...
      Бахты-Гирей дико взвыл от боли, бросил левой рукой щит и, с перекошенным, побелевшим лицом, отскочил в сторону. Его плотным кольцом окружили верные нукеры, которые помогли мурзе выбраться из кровавой сечи...
      Увлекшись битвой, Телятевский не заметил, как оторвался от своих ратников. Возле него ловко крушил врагов лишь один Якушка.
      Словно стая черных воронов на двоих ратоборцев налетели около двух десятков злых, разгоряченных джигитов. Стало трудно. На Телятевском помяли клинком шелом, прорубили на плече кольчугу. Перед князем мелькали всхрапывающие кони, руки людей, сабли, хвостатые копья, черные потные лица. Отводя щитом очередной удар басурманина, Андрей Андреевич прокричал:
      - Крепись, Якушка! Сейчас жарко будет!
      - Ведаю, князь. К своим пробиваться надо.
      - Держись меня. Да не горячись. Любой промах - смерть! - покрывая визг татар, поучал Якушку бывалый Телятевский.
      Но пробиваться к основной массе русских воинов было нелегко. Татары, мстя за своего изувеченного мурзу, хотели во что бы то ни стало изрубить клинками отважных урусов. И они уже были близки к победе. Это почувствовали и князь с Якушкой.
      Но тут случилось невероятное. В саженях десяти от сражавшихся, размахивая огромной, окованной железом дубиной, показался могутный чернобородый всадник, прокладывая путь к отбившимся воинам.
      Ратоборец оказался без щита и шелома. На нем был лишь перепачканный кровью колонтарь32 да двухствольный пистоль за поясом. Взлохмаченный, с всклоченной бородой ратник оглушительно ругался на все поле непонятными для басурман словами и сокрушал своей пудовой дубиной всех, кто попадался ему под руку.
      И вид богатыря-уруса был настолько страшен и буен, что басурмане, повизгивая, рассыпались от него в стороны и молили аллаха, чтобы не угодить под тяжеленную дубину косматого витязя.
      Это был Митрий Капуста - захудалый дворянин подмосковный.
      - А ну, геть, дьяволы! Я вам, сучьи дети! - зычно, словно из медной трубы, извергал из себя Митрий Капуста, пробиваясь к Телятевскому с Якушкой.
      И вскоре разъяренный витязь очутился возле попавших в беду ратников. Признав в нарядном наезднике своего соседа - князя Телятевского, Митрий воскликнул:
      - Это тебе, князь, не мужиков моих воровать. Вишь, как татарва наседает. Айда за мной!
      Когда выбрались к своим воинам, плотной стеной напиравших на улусников, Андрей Андреевич воскликнул:
      - Лихой ты воин, Капуста! Останемся живы - другом моим станешь. Слово мое крепко.
      - Готовь вина бочонок, князь! - перекрывая шум битвы, прокричал Капуста и вновь ринулся на татар.
      Глава 66
      ИУДА
      Иванка Болотников рубился с джигитами неподалеку. Возле него оказался односельчанин Никита Кудеяр. Татары рассекли на нем панцирь, обнажив белую пестрядинную рубаху на широкой груди.
      - Осади назад, Никита! Худо без панциря, - посоветовал ему Болотников, отбиваясь от двух татар.
      - Спину татарам казать не стану, - отозвался Кудеяр, опустив меч на бритую голову басурманина.
      И в тот же миг в грудь Никиты глубоко вонзилась метко пущенная каленая стрела. Покачнулся Кудеяр, алая кровь хлынула из его рта. Но с коня Никита не упал. Вцепился одной рукой в гриву, а другой норовил поднять меч.
      Сбоку, с другой стороны от Болотникова, на Кудеяра наскочил высокий широкоплечий татарин и острым изогнутым клинком разрубил голову смертельно раненному ратоборцу.
      - Ах ты, пес поганый! - вознегодовал Болотников и обрушил на монгола свой тяжелый меч.
      Джигит, взмахнув руками, вывалился из седла на потемневший от крови песок.
      Но не знал, не ведал Иванка, что опасность подстерегает его не только со стороны отчаянно бившихся татар, но и от своего недруга.
      В рядах русских воинов находился и объезжий голова Кирьяк. Он давно заприметил Иванку. Вперед, на рожон не лез, а все больше прятался за спины ратников, издалека наблюдая за Болотниковым и с надеждой ожидая его гибели. Но Иванка, сразив монгольского багатура и наводя ужас на татар, держался стойко.
      "Дьявол ему подмога, - зло думал Кирьяк. - Уму непостижимо, как удалось Ивашке из Пыточной выбраться. И на ратном поле он удачлив. Но от меня ему не уйти. Ежели татарская сабля его не уложит, то мой меч навеки Ивашку успокоит".
      Черная, злобная душа у Кирьяка. Что ему жизнь славного витязя, победившего свирепого монгола. Его своя корысть заедает. Ох, как хочется отомстить дерзкому парню за свое бесчестье у крепостных стен Белого города и в кабаке.
      И стал Кирьяк незаметно подкрадываться к Болотникову. А сам с опаской поглядывал по сторонам, остерегаясь басурманского удара.
      И вот уже очутился рядом с Иванкой. Воровато оглянувшись по сторонам, он сзади неожиданным предательским ударом полоснул мечом Болотникова по голове.
      На счастье шелом выдержал, не раскололся, но удар на миг оглушил Иванку и вывел из равновесия. Болотников ткнулся в гриву коня и повернул голову к коварному супротивнику.
      Кирьяк взмахнул мечом в другой раз, норовя окончательно добить своевольного парня. Но Иванка, прикрывшись щитом, уже успел выпрямиться в седле. Его глаза запылали яростным гневом.
      - Своих бьешь, Иуда! - вскричал Болотников и, стремительно наскочив на предателя, первым же ударом напрочь отсек Кирьяку голову.
      В шумной горячей сутолоке произошло это настолько быстро, что ратники, сражавшиеся рядом, ничего не поняли.
      Глава 67
      НА КРЕПОСТНЫХ СТЕНАХ И В ПОЛЕ РАТНОМ
      Во всех церквах и храмах служили неустанные молебны, где духовные пастыри слезно просили господа даровать воинам победу над иноверцами.
      А крепостные стены, башни и звонницы густо облепили московитяне, с тревогой взиравшие на ратную равнину.
      Посадские то безмолвствовали, замирая, то шумно ликовали, следя за сечей. Древняя столица, знавшая многие приступы, никогда еще не видела возле себя полевой битвы.
      Дед Терентий, стоя на крепостной стене и придерживая старческой рукой шустрого Аникейку, изрекал слобожанам:
      - Видел я многие сражения, ребятушки, но такое - впервой на Москве случается. Мудреная битва.
      - Отчего мудреная, отец? - спросил старого тяглеца из Зарядья княжий привратник Игнатий.
      - Ась?
      Игнатий наклонился к старику, туговатому на ухо, и повторил свой вопрос.
      - А то как же, почтеннейший. Отродясь такого не бывало, чтобы промеж двух ратей еще одна рать билась...
      Игнатий махнул на деда рукой, а Терентий повернулся лицом к Москве-реке, силясь хоть что-нибудь узреть слезящимися глазами. Но тщетно. Все расплывалось в старческих глазах мутным пятном.
      Терентий дернул за рукав Аникейку, спросил с беспокойством:
      - Чего там теперь деется, внучек?
      - Бьются, деда, бьются, - уж в который раз отвечал Аникейка.
      - Был бы в теле - пособил бы ребятушкам. Я с татарвой не единожды в поле встречался. Свирепые людишки. Помоги, осподи, воинству православному, - бурчал в белую пушистую бороду старый посадский...
      Возле Яузской башни вздыхала о князе Андрее молодая супруга Елена Телятевская. Вытирая слезы шелковым платком, говорила Секлетее:
      - Боюсь за князя, мамка. Горячий он...
      - А ты больше господу молись, княгиня. Пошто из Крестовой палаты убежала. Бог-то страсть не любит на полуслове молитву прерывать. Пойдем-ка, матушка, в терем.
      - Не могу. К нему хочу, в поле. Нелегко там моему соколу.
      - Крепись, матушка. Перестань слезами исходить. Не един наш государь с нехристями бьется, - строго вымолвила старуха.
      - Извелась душа моя, мамка. Пойду в стан, пожалуй, о князе спытаю.
      - И полно тебе, матушка, - сердито стукнула клюкой Секлетея. - Мыслимо ли дело женам по рати бегать. Да и не впустят тебя туда. Идем, княгиня, в моленную...