Сколько же практически нужно слов для общения людей между собой?
Я невольно вспоминаю увлекательный рассказ Акселя Ивановича Берга на тему словарного баланса.
"Я плавал в 1916-1917 годах на английской подводной лодке "Е-8" - одной из прорвавшихся сквозь немецкий заслон в Балтийское море,- рассказывает академик,- На каждую подлодку назначали для связи одного русского офицера, хорошо знавшего английский язык,- я и попал в число таковых.
Неожиданно выяснилось, что на лодке английского языка не существовало пять офицеров и 50 матросов, набранных из различных портов и провинций Англии, Шотландии и Ирландии, с трудом понимали друг друга, объясняясь на каком-то чудовищном жаргоне. Но, как ни странно, на сложнейшем подводном корабле все обходилось благополучно. А ведь мы пользовались словарным запасом в каких-то 200 слов. Из них несколько десятков были команды, а остальные морской жаргон - короче, довольно остроумные и научно обоснованные морские ругательства, принятые во всем подводном экипаже Британского королевского флота".
Конечно, рассказ этот анекдотичен. В обыденной жизни все обстоит сложнее. Вот данные психологов.
Ребенок использует практически 3600 слов, подросток в 14 лет уже 9000 слов. Чго же касается взрослого человека, то см употребляет свыше 11 000 слов. А человек повышенного интеллекта имеет в своем запасе до 13500 слов. Это уже неплохо! Однако это еще очень далеко до полного использования словесного богатства, созданного человеческой культурой.
В языке есть слова, которые употребляются чаще и реже. С помощью кибернетических машин произвели и этот анализ.
Через машину, как говорится, прогнали огромное количество разнообразных текстов. Машина автоматически подсчитала, какой объем занимают самые употребительные слова на различных языках. Выяснилось, что в английском языке 75 процентов текста занимают 736 самых употребительных слое. А что это значит? Вы изучили 736 слов, и, следовательно, три четверти текста вам уже будет понятно.
Увеличим запас слов до 1000. Что мы получим? 80,5 процента английского, 83,5 процента французского и 81 процент испанского текста. То есть знание 1000 слов дает вам возможность полностью ориентироваться в чужом языке.
Увеличим еще наш словесный багаж - до 2000 слов. Тогда они соответственно составят в английском языке 86 процентов, при 3000 слое - 90 процентов, при 5000 слов - 93,5 процента. А что это значит? Зная 5000 слов, вы сможете свободно читать текст на английском языке, потому что лишь 19 слов из 300 будут вам незнакомы.
Но здесь обнаруживается поразительное явление.
Вы изучили 10000 слов, а процент знания текста возрастает только до 96,4 процента. Сколько труда, сколько зубрежки, и только для того, чтобы выиграть каких-то 2,9 процента!
Это исследование очень интересно, особенно для тех, кто собирается изучать иностранные языки. Но в данном случае мы говорим о словарном составе обычного текста. Язык же писателя - это область, в которой он применяется в еще более разнообразных нюансах.
Вот почему первый, к кому мы обращаемся с математическим анализом языковых особенностей,- наш великий поэт А. С. Пушкин. Машинами было подсчитано, что полное Собрание сочинений Пушкина составляет приблизительно 600 тысяч разных, неоднократно повторяющихся слов. Из этой массы 21 200 слов совершенно различны. Каким огромным словарным резервом владеет поэт! Свыше 100 раз употребляется всего 720 слов, а один раз на все 600 тысяч слов встречается 6440 слов, 2 раза - 2830 слов, 3 раза - 1800 слов.
Разве этот анализ не является поразительным математическим доказательством бесценного богатства языка и умения пользоваться этим языком, чтобы передать читателю "поэтическую информацию".
Могут сказать: да, но ведь это Пушкин! А как обстоит дело у других писателей?
В нашем распоряжении имеются некоторые данные. В "Божественной комедии" Данте 5860 слов, в произведениях древнего римского поэта Горация - 6084 слова, в стихах Гомера - около 9000 слов. Мы уже упоминали, что у Шекспира, по разным источникам, количество употребляемых слов колеблется от 15000 до 24000. Но приборы современных кибернетических машин проверяют особенности писателей и по другим направлениям.
Какова, например, емкость фразы писателя? Среднее число слов во фразах произведения Алексея Толстого "Сестры" равно 11,9, в "Поединке" Куприна -9,5.
Машины помогают составлению так называемого частотного словаря. Это словари, которые представляют собою список, начинающийся с самых часто встречающихся слов до слов, которые встречаются исключительно редко. Английский частотный словарь включает в себя 30 000 слов. Он начинается со слов, которые встречались всего лишь 4 раза. Были составлены словари: испанский язык -400 000 слов, чешский - 1 200 000 слов, польский -7 000 000 слов, французский -1 500 000 слов, немецкий -11 000 000.
Хочется еще сказать об анализе языка с точки зрения его заимствования у других народов. Машины подсчитали, что в албанском языке из 5140 слов только 430 являются собственными. В армянском языке из 1500 слов 1140 заимствованы из персидского, греческого, парфянского, сирийского, арабского и других восточных языков. Можно оказать, что этот язык вобрал в себя все особенности восточных языков.
Но ведь этот процесс касается и таких языков, как английский. В нем от 55 до 70 процентов всех слов заимствованы из французского языка, латыни и других романских языков.
Эти цифры мы привели не для того, чтобы обидеть людей, говорящих на своем родном языке, невольно обвинив их в заимствовании. Мы отлично понимаем, что каждый язык складывался в соответствии с историческими условиями. Однако вернемся к анализу языковых особенностей. Слова состоят из букв. Как же употребляются отдельные буквы в словах? На кибернетической машине провели анализ произведений целого ряда советских писателей, таких, как Гайдар, Паустовский, Горбатов, с общим количеством 88000 звуков русской речи. Оказалось, что на каждые 100 букв текста приходится девять "О", шесть "А", столько же "И", пять "Н". Что же касается таких редких букв, как "Ю",на каждые 100 букв она встречается 0,6 раза.
Анализ слогов показал, что в русском языке в слове в среднем 2,2 слога. Слова же, состоящие из 5 слогов, чрезвычайно редки - их всего 3,5 процента.
Читатель спросит: почему же, интересуясь кибернетикой и мозгом человека, мы так много места уделяем проблеме словообразования? А все дело заключается в том, что именно этот анализ и дает нам возможность вплотную подойти к пониманию того, что такое язык машин, как машина в состоянии переводить текст с одного языка на другой.
Когда-то, лет 100 назад, во всем м"ире выходило не более 1000 научных журналов, теперь их выходит свыше 100 тысяч. Если бы, например, химик 40 часов в неделю тратил на то, чтобы со скоростью четырех статей в час читать все, что публикуется з современной прессе, он за целый год не прочитал бы и десятой доли того, что ему следовало бы прочитать. Это приводит нас к прямой необходимости использования машин. Современная наука должна перерабатывать колоссальнейшее количество информации. Например, в Библиотеке имени Ленина сейчас хранится около 21 000 000 книг, к концу века их будет свыше 100000000. В нашей страна 400000 библиотек, в которых насчитывается полтора миллиарда книг.
За год Институт информации в Москве обрабатывает 11 000 иностранных изданий, 3000- советской периодики, 90 000 патентов, опубликованных на 65 языках. Для того чтобы обрабатывать всю эту гигантскую массу материалов, конечно, необходимо применение кибернетических машин.
Можно было бы до бесконечности продолжать эти важные расчеты, в сводятся они в основном к тому, чтобы призвать на помощь информационные машины.
Проблема перевода уже давно интересовала изобретателей и ученых. Первые машины перевода с одного языка на другой обрабатывали сугубо научный текст. Да оно и понятно - словарный запас в научных текстах сравнительно беднее, чем в художественных. Перевод с английского языка на французский и в обратном порядке проходил гладко, потому что строй языков был очень близок. Но когда столкнулись с переводами с немецкого языка на русский, перед учеными возникли необычайные трудности. Грамматика этих языков совершенно различна - в немецком глагол уходит в конец фразы. Машина мгновенно получила двойку по грамматике, а ученые растерялись.
Тогда начали создавать машину, которая заранее программировалась бы на эти правила.
Языковеды начали давать свои советы - теперь разводили руками кибернетики.
- Что же, вы хотите лишить машину универсальности? - говорили они.- Но это слишком дорого - создавать единичные машины. Кибернетическое устройство обязательно должно быть универсальным.
Однако для создания универсальной машины невероятно возрастало количество вариантов грамматических правил. Для 10 языков получалось 90 правил перевода. А как все это запрограммировать в машину?
Начав с некоторых успехов, кибернетики в конце концов зашли в тупик. И тогда возникла мысль создать язык-посредник. Машина будет переводить на этот язык, а уже потом с языка-посредника будут осуществляться переводы на все языки. Прежде всего это резко снизит количество промежуточных процессов: вместо 90 вариантов правил понадобится всего 20, из них 10 правил для перевода на язык-посредник и 10 - для перевода на другой язык.
Эта идея оказалась чрезвычайно плодотворной. Однако что же это за язык-посредник и каким он должен быть?
Сначала взяли первый попавшийся язык - латынь. Латынь не подошла - она была лишена универсальности, необходимой для языка-посредника. Тогда лингвисты предложили использовать язык "эсперанто" и недавно созданный язык "интерлингва". В эсперанто грамматика состоит всего из 16 правил, к тому же не очень сложных.
Но дело опять не пошло на лад - язык эсперанто оказался слишком непохожим на живые языки. И наконец, после нескольких неудачных попыток языковеды пришли к необходимости создания для кибернетических машин своего собственного, специального языка. На этом языке никто никогда не будет говорить. Он будет скрыт от нас в недрах электронной переводческой машины. Сегодня над созданием такого языка работают ученые уже многих стран мира. В частности, в Ленинграде созданием такого языка занимается большая группа лингвистов. В основу своей работы они берут 26 западноевропейских и восточных языков, учитывают, какая честь населения земного шара пользуется тем или иным языком, и отбирают нечто среднеарифметическое из этих языков, с учетом их распространения.
Сегодня рано еще говорить о результатах в работе над созданием языка кибернетических машин, но все же некоторые правила могут представлять интерес.
Например, в этом языке прилагательное обязательно должно стоять перед существительным, подлежащее располагается всегда раньше сказуемого, наречие должно стоять до глагола. Артикли, существующие в некоторых европейских языках, были признаны абсолютно ненужными. Но, возможно, и этот язык, который сейчас разрабатывается, окажется несовершенным и от него придется отказаться.
Язык машин - язык совершенно условный. Он будет представлять собой сетку соответствий между элементами языков, подвергающихся переводу. Московские ученые, во всяком случае, настаивают на создании именно такого языка.
Нужно сознаться, что сегодня вся работа по созданию машин-переводчиков ведется пока еще лишь в области технических текстов. Никто не ставит серьезно вопрос о переводе художественной литературы.
Работа лингвистов и кибернетиков в области переводов дает иногда поразительные результаты. В свое время вся мировая пресса писала о том, что ни одному ученому в мире до сих пор не удалось расшифровать древние рукописи племени майя, уничтоженного испанскими конквистадорами в Южной Америке свыше четырех веков назад. Такую же судьбу разделяют письмена ронго-ронго с острова Пасхи.
Иероглифы майя нанесены на кожу, на кору фикуса; а иероглифы ронго-ронго вырезаны на кусках дерева. Знание языков обоих этих народов давным-давно утеряно.
Советскому ученому Ю. Кнорозову удалось установить, что письменность майя - это иероглифы. И вот за расшифровку таинственных надписей взялись молодые ученые Сибирского отделения Академии наук. Перед ними стояла невероятная, почти неразрешимая задача - раскрыть тайну 400 иероглифов, более половины из которых были совершенно непонятны, а в отношении другой половины имелись лишь весьма смутные догадки.
Работу ло переводу поручили машине. Была составлена специальная программа статистического исследования языка. В машину вводились данные поиска словаря, цифровые обозначения для всех иероглифов. Были введены все буквы латинского алфавита. Увлекательный, сложный процесс расшифрован мертвого языка длился два дня. За это время машина проделала свыше миллиарда операций. И какой успех! 40 процентов текста уже можно было прочитать. 130 лет трудились ученые над расшифровкой рукописей майя. И только сегодня с помощью машины удалось приоткрыть тайну древнего языка. Для расшифровки всего текста племени майя потребуется еще 200 часов работы, во время которых машина должна будет произвести 11 миллиардов операций.
Язык ронго-ронго также ждет своих исследователей. И, очевидно, мысли народа, когда-то населявшего остров Пасхи, станут известны человечеству с помощью машины, анализирующей самое прекрасное, самое удивительное, что создал человек,- язык,
Совершенно по-другому решается вопрос создания языка для машин-информаторов. Здесь не нужно никакого логического языка - нужны абстрактные знаки, условные символы.
Примером таких абстрактных знаков может служить известная всем азбука Морзе, состоящая из точек и тире, впервые примененная при телеграфных передачах.
Число знаков доведено до предела: их всего два.
Но может быть и другая "экономия". Вот запись на языке математики: а+в=в+а, А вот то же на обычном языке:
"Сумма складываемых чисел, не зависим от последовательности их сложения". Как видите, количестве знаков во втором случае почти в десять рас больше.
Примером символического языке может служить и язык химии. Серная кислота - H2SO4. Понятие одно и то же, однако в одном случае слова, в другом - символы.
Современные электронно-вычислительные машины не только должны собирать и распространять информацию, но они обязаны перерабатывать ее. Этим машинам нужен свой язык - новый код.
Его разработкой заняты многие вычислительные центры.
Программисты Вычислительного центра Сибирского отделения Академии наук создают сейчас новый язык - посредник между человеком и машиной. Этот язык назван "альфа"-языком или "сибирским языком". Он является значительным вкладом во взаимопонимание между человеком и машиной.
А взаимоотношения эти еще очень сложны. Ведь текст-задание программист должен с помощью специальных программ - трансляторов - преобразовать в язык, "понятный" машине. В этом случае программист превращается в своеобразного "жреца-посредника" между миром машин и человечеством.
Таким образом, встает задача: сделать язык машины доступным не единицам, а широкому кругу людей.
В свое время молодой ученый - заведующий отделом программирования Вычислительного центра Сибирского отделения Академии наук Андрей Ершов представляет себе этот процесс как своеобразное обучение машины. Человек дает задание машине, она, если не понимает, задает вопрос. Новый ответ - и снова вопрос машины. И так до полного взаимного понимания.
- Во взаимоотношениях человека и машины,- говорит Ершов,- надо добиться, чтобы машина с каждым новым заданием становилась все "понятливей", чтобы, получая аналогичные задания, она не задавала одних и тех же вопросов. Иначе говоря, надо, чтобы машина сохраняла в своей электрической памяти "протоколы" своих бесед с человеком и свои новые знания употребляла в дальнейшей работе. Это не что иное, как обучение машины человеческому языку.
- Настанет ли такое время, когда машина будет понимать человека с полуслова?
- Да. Это время не за горами,- говорит молодой ученый.- Все дело в накоплении "словарных запасов" машиной. Сначала человек - учитель приспосабливается к ограниченному языку ученика - машины. А когда тот его начинает понимать, расширяя баланс языка и знаний, подтягивает его до своего уровня. Невольно я вспоминаю машину в японском павильоне Всемирной выставки, которая выполняет с голоса 40 команд на шести языках. Нз первые ли это шаги?
Ведь практически возможно непрерывно расширять количество и характер той информации, которую с голоса может воспринять машина. Принцип освоен все дело в объеме памяти машины и в умении ее распознавать получаемые сигналы. Придет время, и машины старших поколений будут поражать нас широтою своих возможностей.
Ну что ж, будем считать, что электронно-вычислительная машина уже села за школьную парту!
24 мая, воскресенье
Сегодня воскресенье. Но мы работаем.
Торопимся... Во время перерыва возник ожесточенный спор об искусстве. Спорили и фантазировали все: Николай, Нина, Николай Иванович, и, конечно, больше всех горячился Петя Кузовкин. Пожалуй, весь спор можно было свести к одному основному вопросу: меняются или не меняются представления об искусстве в связи с требованием века, влиянием космонавтики и автоматики?
- А может быть, эти представления остаются постоянными? - говорил Николай.
- Конечно, меняются! - уверенно заявлял Коля Тро-шин.- Что такое кинематограф, как не новое искусство? Когда-то кинофильм был аттракционом на ярмарках. А потом на экран пришел звук. За ним появился цвет. Экран стал широким, наконец, объемным. Потом он полностью замкнулся вокруг зрителя. Кстати, вы смотрели циркораму на Выставке достижений народного хозяйства в Москве? А недавно я читал в журнале "Техника - молодежи", что специалисты предполагают строить шарораму. Зритель будет находиться в центре помещения под круглым куполом. Экран, состоящий из правильных сот - восьмиугольников, будет расположен внутри всей сферы. По-моему, сегодня никто не будет отрицать, что кино стало новым искусством,- горячился Трошин.
- А театр? - вмешалась в разговор Нина.- Здесь тоже произошла полная революция. У нас в студии мы изучали искусство Древней Греции. Актер выходил на сцену на котурнах, чтобы увеличить свой рост. Декламировал он во всю силу легких, иначе его просто никто не услышал бы в задних рядах.
А сейчас? Радио может придать любую силу голосу. Даже мода пошла на лирических певцов из слабоголосых!
А телевидение?
Миллионам людей оно дало ВОЗМОЖНОСТЬ видеть все тончайшие нюансы человеческой мимики.
Опять новая ступень в развитии искусства, не так ли?
Высказал свое мнение и Николай Иванович. Он говорил о цветомузыке, об удивительной гармонии сочетания зрительных и слуховых впечатлений. И говорил он об этом не как любитель, а как специалист-кибернетик.
- Существует определенный диапазон звуков, которые слышит человек,объяснял Авдюшин.- Это колебания. Цвет - тоже колебания разной частоты. Я уверен, что существует внутренняя, если так можно выразиться, физиологическая или психологическая, что ли, связь между этими колебаниями,продолжал Николай Иванович.- Найти их совместное воздействие на психику, на чувства - и вот вам совершенно новый вид искусства, яркого, впечатляющего, действенного.
- А я убежден,- тоном, не допускающим возражений, сказал Петя Кузовкин,- нам вообще пора пересмотреть эстетические требования, предъявляемые к искусству. Надо говорить о новом искусстве. Вспомните, как рассказывает Гагарин о своих впечатлениях перед отправлением в космос. Он ехал по степи, а на горизонте возвышалось серебряное тело ракеты, нацеленной в небо. С каждым километром ракета приближалась.
"Она была красивее зданий и мостов, кораблей и городов, красивее всего, что создала человеческая фантазия",- вспоминал Гагарин. Потрясенный, смотрел Гагарин на серебряное чудо, которое должно было унести его в космос. Нет, наши художники и скульпторы еще не оценили по достоинству то новое, что внесло наше время в искусство! А как описывает Гагарин музыку реактивных двигателей? - взволнованно продолжал Петя.
"Это была поразительная, ни с чем не сравнимая музыка, которую, вероятно, не слышал ни один композитор и еще не переложил ее на звучание оркестров. Но придет время, и такую музыку обязательно напишут!"
Я слушал этот увлекательный спор и думал о Кибере. Хитрый Кибер молчал, хотя, конечно, все слышал. Все же вечером он изрек свое мнение.
К. Люди еще не выработали точной основы оценки произведения искусства.
А. А разве такие оценки существуют?
К. А чем, ш>вашеыу, занимается семиотика? Ведь эта новая наука пытается расшифровать код современного искусства?
А. Ты что же, считаешь, что пришло время "алгеброй гармонию поверить"?
К. Конечно. А потом, не забывайте, мы, машины, тоже включились в создание произведений искусства.
А. Но это уж слишком. Искусство - это область человеческой деятельности, творчества.
К. Посмотрим...
"АЛГЕБРОЙ! ГАРМОНИЮ ПОВЕРИТЬ"
...Слова Пушкина. Они были сказаны великим поэтом, когда люди даже и не задумывались о кибернетических машинах.
Но все течет и изменяется. Много воды утекло со времен великого поэта. Искусство существует, развивается и торжествует.
Сегодня модно говорить о синтетическом искусстве, созданном с помощью машин. Растерявшимся поклонникам подлинного искусства читают стихотворные строки, написанные машинами, демонстрируют отрывки машинной лирической прозы, проигрывают машинную музыку и даже показывают непонятные рисунки, замечая при этом: "Удивительно, не правда ли? Ведь это рисовала машина!"
А стихи, написанные машиной, вы читали?
Ночь кажется чернее кошки этой,
края луны расплывчатыми стали,
и мотылек устало рвется к свету,
о берег бьется крыльями усталыми.
...Измученный бредет один кочезник
и пропасть снежная его зовет и ждет.
Забыв об осторожности, плачевно
над пропастью мятущийся бредет.
...Забытый страх ползет под потолки.
Как чайка ветер. Дремлет дождь. Ненастье.
А свечи догорают. Мотыльки
вокруг огня все кружатся
в честь Бастер.
А вот кусок прозы, записанный французской машиной "Калиопа". Это отрывок из лирического рассказа:
"Мой горизонт состоит лишь из красной портьеры, откуда с перерывами исходит удушливая жара. Едва можно различить мистический силуэт женщины, гордой и ужасной; эта знатная дама, должно быть, одно из времен года. Кажется, они соединяются... Я больше ничего не вижу и продвигаюсь к занавесу, который мои руки смущенно раздвигают. Вот по ту сторону странный, трагический пейзаж..."
И так далее. Можно было бы без конца продолжать этот бессвязный мистический рассказ. Но ведь это писала машина, а не человек. С нее и спроса меньше.
Недавно восторженные поклонники синтетического искусства с восхищением говорили друг другу:
- Вы знаете, наш старый друг "Дадатрон" написал недурную песенку! Она называется "Красотка с кибернетическим управлением". Хотите послушать?..
- Это еще что!- хвастаются другие.- Электронно-счетная установка "Берта" создала симфонию "Нажмите кнопку Берты". Удивительно!..
- А английская машина "Мук", представьте себе, с удовольствием наигрывает на дудке национальный гимн "Боже, храни королеву!".
Оказывается, машина умеет и рисовать. Конечно, не реалистические картины, куда уж там! Вот как описывают работу одной модной американской машины, которая создает рисунки, пользующиеся успехом у любителей так называемого современного искусства:
"Щелкающая и фыркающая машина медленно втирает краски в холст. Время от времени она опускает кисть в банку, стоявшую на соседнем столике. Столик периодически поворачивается - кисть каждый раз попадает в банку другого цвета. Гуляя по холсту, она оставляет на нем модный абстрактный рисунок".
Эту машину создал некий инженер Огер. Вряд ли он очень интересуется искусством - он хотел лишь наглядно показать возможности механизмов, имитирующих работу "художника". Кстати, робот-живописец работает по программе, закладываемой в машину в виде перфорированной карты. В эту программу каждый раз вводится новое задание. Поэтому, выполняя их, машина каждый раз создает непохожие друг на друга картины.
Полноте, да картины ли это? - скажете вы. О характере рисунков судить трудно. Но что касается любителей синтетического искусства, то они не скупятся и платят по 100 долларов за "шедевр".
Во Франции один скульптор создал нечто вроде синтетического балета. Электронный танцор с металлическим вибрирующим телом выполняет самые сложные, ничем не ограниченные по движению фигуры танца. Он действует по определенной программе, которая вводится в это довольно сложное устройство. Оно чутко не только к колебанию звуков, цвету, освещению, но даже к температурным изменениям.
Хочется привести отрывок из описания этого синтетического танца:
"Балерина принимала грациозные позы перед абстрактной скульптурой, выполненной из стальных щитков и медных пластинок. Внезапно вспыхивал красный прожектор, раздавались звуки приглушенной музыки. Подобно статуе Командора, скульптура неожиданно оживала. Она начинала танцевать, двигаясь в капризном ритме назад и вперед".
Что же это? Шутка? Можно ли назвать искусством трюки ловких шарлатанов, желающих погреть руки возле кибернетического огня? Можно ли разглядеть нечто серьезное за этой программой наступления на реалистическое искусство?
Невольно у нас возникают все эти вопросы. Уж слишком шумно говорят сегодня об искусстве, созданном машинами и механизмами.
Как проанализировать, что такое искусство? Где его границы? По каким лабиринтам сознания, по каким каналам в человеческом разуме проникает оно к сердцу, заставляя его биться учащенно, вызывая перед глазами нескончаемый поток образов?
Попытаемся разобраться в этом сложном вопросе.
Познавая мир, человек как бы "кодирует" явления окружающего мира, он как бы создает своеобразную модель этого мира. Модель проникает в наш разум с помощью знаков, составляющих язык искусства. Мы уже говорили о языке, давшем человеку возможность общения. Но ведь искусство тоже является своеобразным языком, своеобразным способом общения людей между собою. Таким языком являются все виды искусства, которые воспринимаются нами системой знаков.
Существует три вида таких знаков. Это, в первую очередь, знаки-индексы, или, как их еще называют, естественные знаки. Кто-то постучал в дверь. Мы еще не знаем кто, но стук - это для нас знак, это информация, и часто по характеру стука мы даже можем точно сказать, кто стучит. Таковы знаки-индексы.
Второй вид знаков - это знаки-образы. Эти знаки имеют значение, смысл и внешнюю форму. Например, увидав следы, мы можем твердо сказать, какому животному они принадлежат. Фотографии, оттиски, отпечатки - все это знаки-образы.
Наконец, существуют условные знаки. К ним относится большая часть знаков, которыми пользуются люди. Установленный на крутом повороте восклицательный знак ни в какой степени не изображает опасность, но он вызывает у человека чувство настороженности.
Искусство в основном распознается в форме знаков-образов. Эти знаки не только информируют вас, но и дают оценку художника, его отношение к явлению. Именно знаки-образы - то обобщенное начало, которое составляет сущность всякого искусства.
Этими вопросами занимается совсем недавно появившаяся наука, которая называется семиотикой. Семиотика пытается расшифровать код современного искусства. Она ищет обобщенное выражение чувства прекрасного в человеческих произведениях и в природе. Символы, о которых мы рассказывали, и являются оценочным началом произведений искусства. А. Кондратов, один из специалистов, разрабатывающих новую науку, пишет:
"Искусство, вернее, знаки-образы, которыми оно пользуется, могут быть и информационными, и оценивающими, и предписывающими, и формующими. Живопись, кино, музыка, театр, балет могут сообщать о факте, оценивать его, влиять на поведение людей и, наконец, обобщать факты. Правда, иногда эти знаки могут становиться очень общими, например в балете и особенно в музыке. Но обобщенность значения вовсе не означает отсутствие значения".
Употребляя термин "знаки", мы как бы поверяем алгеброй гармонию искусства.
Найдутся скептики, которые могут сказать:
- А может быть, искусство вообще пережиток, который постепенно исчезнет, уступив свое место другим, более точным системам знаков?
- Нет,- отвечаем мы.- Ни точные науки, ни регулирующие системы знаков никогда не заменят искусство. Оно обладает одной исключительной особенностью, отличающей искусство от всех остальных средств связи людей, от всех остальных способов моделирования мира. Это кардинальное отличие художественность искусства. Для искусства характерна спаянность кода и сообщений, то есть формы и содержания, неразрывно и органично соединенных воедино. Благодаря этой цельности связи - кода и сообщений - искусство одновременно информирует и сообщает о фактах, оценивает эти факты и побуждает зрителя к определенному действию, обобщая, систематизируя действительность.
В настоящем произведении искусства присутствуют все виды употребляемых знаков. Это очень важное обстоятельство, выдвинутое новой наукой, пытающейся строго научными методами анализировать чувство прекрасного.
Художник отказался от информационных знаков и скатился к формалистическому искусству. Скульптор ушел от информационности, от обобщения, от эмоционального начала - и пришел к абстракционизму. Оценочное значение пропадает... Как же можно моделировать мир, полностью отказавшись от его изображения, даже отдаленно напоминающего реальность?
Мы коснулись только края очень интересной науки, которая медленно завоевывает свои позиции в мире прекрасного.
В поэзии успехи ее более заметны, потому что здесь язык является основой искусства. Что же касается живописи, музыки, балета, то анализ этих видов искусства наиболее труден. Однако это не может быть причиной для того, чтобы вообще отказаться от попытки анализа. Наука об искусстве помогает нам понять, каким путем общественной и личной жизни мир "кодировался" в знаки-образы: в картины и скульптуры, в сонеты и симфонии. Именно с помощью такого диализа мы можем проникнуть в миропонимание наших далеких предков, вырубавших наскальные изображения, и современного человека, создавшего кинематограф.