- Ну что ж, ищите,- спокойно говорил ему хирург.
      - Я буду искать и найду. Даю вам честное слово - найду. И до тех пор, пока не найду, больше ничем не буду заниматься.
      А поезд все шел и шел по заснеженным дорогам Сибири, Шел на Восток, подальше от войны...
      Молодой инженер сдержал свое честное слово. Десятки, сотни экспериментов - и вот пришла победа!
      * * *
      В руках у меня небольшой никелированный аппарат. Он чем-то напоминает не то затвор от винтовки, не то сложный замок - один из тех, какие делали в средние века кузнецы-умельцы. Принцип работы этого аппарата поразительно прост. Он напоминает машинку для сшивания бумаги, которая стоит у многих на письменном столе. Стоит вам нажать сверху на рычаг, и металлическая скобочка прошивает бумажные листы к аккуратно сгибается. Готово! Плотная пачка бумаги крепко соединена.
      Именно на этом принципе, конечно видоизмененном, более точном, и основан аппарат для сшивания кровеносных сосудов.
      Чем прошивать живую ткань? Нитями? Нет. Металлическими скобами. Но из какого металла? Единственным пригодным в этом случае металлом оказался тантал. Об этом металле мало что было известно. Металл редкий. Но чудесным свойством его оказалась способность не быть чужеродным живому организму. Мало того, что живая ткань принимала металл, не вызывая ни нагноения, ни новообразования, тантал со временем медленно растворялся в организме, не оставляя никаких следов.
      Тонкие скобки из тантала, заложенные в аппарат в виде колечка, пронизали кровеносный сосуд, словно чулок, натянутый на это кольцо, и загибались, сжимая края сосуда. Место соединения получалось не только не зауженным, но даже несколько расширенным: никакой опасности тромба.
      Я стою в кабинете Василия Федотовича Гудова.
      Василий Федотович оживлен и энергичен. Он встречает меня посреди комнаты, горячо пожимает руку, подводит к столу и рассказывает, рассказывает... Слушая его, я мысленно представляю себе молодого застенчивого студента, окончившего авиационный институт, который впервые приблизился к хирургическому столу.
      ...Кто-то стучится в дверь. Увлеченные разговором, мы не обращаем внимания на стук, но он повторяется. Кажется, что кто-то скребется в дверь.
      - Да войдите же! - громко говорит Гудов.
      Дверь открывается, и совершенно неожиданно в кабинет вбегает огромная собака, немецкая овчарка.
      Я люблю больших, могучих собак, ненавижу избалованных, затасканных на руках маленьких любимцев. Именно такой гигант и вломился в кабинет, заставив меня из предосторожности встать за письменный стол.
      - Не бойтесь, Джерри умница! Он никогда вас не тронет. Как вам нравится собака?
      - Очень! - отвечаю я, протягивая руку к мохнатому гиганту.
      - Вы не замечаете ничего особенного? Я ничего не замечаю.
      - А вы присмотритесь внимательно. Взгляните на заднюю ногу.
      Я замечаю, что шерсть на задней ноге собаки располагается кольцеобразно, как бы охватывая сильную лапу животного.
      - Месяц назад мы отрезали ногу у Джерри,- говорит Гудов,- несколько дней продержали ее в холодильнике, а потом опять пришила. Как видите, все в порядке.
      И, подняв руку, Гудов заставляет пса танцевать на задних лапах. Да, действительно все в порядке.
      - Вот что позволяют нам делать аппараты для сшивания сосудов,- говорит Василий Федотович.
      Из кабинета мы пошли в палаты института. То, что мне пришлось увидеть здесь, потрясало. Живая почка, пришитая под кожу животного, нормально функционирует, выполняя свою ответственную работу. Вот собака, у которой было вынуто сердце и через час вновь возвращено на место. Эксперименты над животными смелые, дерзкие, необычные...
      Когда мы вышли из института, я обрушился на Гудова вопросами.
      - Василий Федотович, вы делаете чудеса, вы маг и волшебник. Но, я думаю, все это вы делаете не для того, чтобы лечить животных, а для того, чтобы помогать человеку. Покажите же, что делается в этом направлении.
      Гудов взглянул на часы.
      - Хорошо,- сказал он.- Одевайтесь, поедем. Мы сели в машину, Василий Федотович достал из портфеля лачку фотографий и протянул их мне.
      - Вам это будет интересно,- сказал он.
      Мне запомнилась одна фотография. Молодая девушка с красивым, перепуганным, охваченным скорбью лицом смотрела на меня с фотографии. Чьи-то крепкие пальцы держали ее руку выше кисти. А самой кисти не было... Кисть руки лежала отдельно - чужая, распухшая, почти нечеловеческая.
      - Несчастный случай,- пояснил Гудов.- Попала рукой в станок, и, как видите, он откромсал ей правую руку.
      Машина остановилась возле института имени Cклифосовского. Это сюда, под своды древнего здания, со всех концов столицы везут людей машины "скорой помощи". Это жертвы автомобильных катастроф, несчастных случаев. В таком огромном городе, как Москва, случается всякое. Чего только не бывает... То привезут мальчика, неосторожно засунувшего в нос шарик подшипника - да так, что и достать его невозможно. А однажды, как мне рассказывали, сюда привезли девушку, которая вместе с куском мяса проглотила вилку.
      Жизнь этих людей спасают, их лечат, ставят на ноги и говорят:
      - Иди, дорогой, в жизнь - и больше никогда нам не попадайся!
      Палаты института были переполнены людьми. Мне помогли надеть белый халат. Он был мал, и тесемки, завязанные на спине, стягивали меня и не давали возможности двигать руками.
      В сопровождении хирурга Андросова мы шли по длинным коридорам.
      Я был так взволнован, что даже не заметил, как мы вошли в палату.
      - Ну, как идут дела? - спросил врач у девушки, легко поднявшейся с постели.
      Я сразу узнал ее по миловидному лицу и по выражению растерянности. Да, это была та самая девушка, которая смотрела на меня с фотографии. Мы поздоровались, обменялись улыбками... И только через несколько минут настигла меня мысль, поразившая, как электрическим током: "Мы поздоровались!.. Как же это? Ведь на фотографии кисть ее руки лежала рядом, отдельно..."
      Мой взгляд искал правую руку девушки. А она подняла ее к повеселевшим глазам хирурга и энергично пыталась двигать непослушными пальцами.
      - Смотрите, доктор, двигаются. Двигаются! - радостно говорила девушка.
      "Не может быть! - думал я.- Неужели эта кисть..." И, словно прочитав мои мысли, Гудов сказал:
      - Вот видите, и подлечили лапочку.
      Через два с половиной часа, буквально оглушенный всем увиденным, вместе с врачом и инженером я вышел из института. Я был так взволнован, что хотелось обнять Андросова, Гудова, сказать им ласковые слова... Ведь они так много делают для человека.
      Искусственный пищевод, пришитый к кровеносным сосудам грудной клетки, часть аорты из капрона, заменившая больной участок, смелые операции, неожиданные решения...
      - Дорогие мои,- восторженно говорил я спутникам,- если вы способны творить такие чудеса, то что вам стоит пришить руку человеку, потерявшему ее на войне, взяв ее, скажем, от умершего. Вы ведь можете использовать отдельные органы умершего человека для десятков и десятков операций?
      - Это не совсем так,- грустно улыбнулся профессор Андросов.- Вы слышали что-нибудь о несовместимости тканей?
      - Да, конечно,- ответил я.
      ...На протяжении миллионов и миллионов лет своего формирования человеческий организм вырабатывал автоматическое сопротивление всему чужеродному. Белки, входящие в состав живой ткани, у одного человека не схожи с белками другого. И если рука одного человека будет пришита другому, помимо воли оперируемого организм вступит в смертельную борьбу с чужеродным белком.
      Казалось бы, операция прошла благополучно. Начали шевелиться пальцы, чужая рука приобрела чувствительность. Хирург блестяще соединил не только кровеносные сосуды, но и нервные окончания, и сухожилия, и мышцы, и кость. Но проходит две-три недели, и неотвратимо наступает процесс отмирания чужого. Это действует механизм защиты, вырабатывающий антитела биологические вещества, энергично нападающие на чужеродные белки. Именно этот сложный процесс и объясняет неуспех любой смелой, но недостаточно продуманной операции. О таком случае совсем недавно писали газеты.
      В Эквадоре хирург Гуякильского госпиталя Хильберг пришил руку молодому моряку Хулио Лупа. Пресса восторженно сообщала о первых успехах - о том, что рука приобрела чувствительность. Но те же газеты через три недели с грустью констатировали, что врачи были вынуждены ампутировать пересаженную конечность. Защитные средства сработали против Хулио - они, "традиционно" защищая его организм, не защитили его от инвалидности. Об этом с грустью рассказывали мне люди, замятые решением проблемы пересадки органов. Так через 23 дня скончалась тридцатилетняя американка Жанни Гудфеллоу после удачной пересадки печени.
      Я пытался восстать против их жестокой логики.
      - Но ведь в институте имени Филатова, в Одессе, пересаживают роговицу от мертвого живому? И возвращают человеку зрение! Ведь освоили же переливание крови от одного человека другому, полностью освоили пересадку костей и хрящей. Пересаживают кожу,- не унимался я.- А недавно газеты сообщали об успешном завершении сложной операции по пересадке почек.
      Ученые возражали:
      - Да, роговица может быть пересажена, но это специфическая ткань, резко отличающаяся по своему характеру от обычной живой ткани. То же можно сказать в отношении хрящей и костей. А если говорить о пересадке кожи, которую применяют при тяжелых ожогах, то здесь речь идет не о постоянной приживаемости кожи, а лишь о временном покрытии чужой кожей пораженных мест. Впоследствии чужая кожа отмирает, но она дает время для восстановления кожи пострадавшего. Какая же это пересадка?
      Вы говорите о пересадке почек? - спрашивали меня.
      Да, такие операции были сделаны. Известен успешный результат перэсадки почек в Англии. Это были два брата-близнеца. Один из них умирал от болезни почек, тогда другой, здоровый, чтобы спасти жизнь брата, решил отдать ему свою здоровую почку. После сложной операции почка прижилась. Врачи ликовали! Но успех операции определялся исключительным случаем. Мало того что братья были близнецами, их зародыш развивался из одной начальной клетки. Пытаясь повторить подобный опыт на единоутробных собаках, мы никогда не достигали положительного результата. Видимо, во всех последующих опытах не было двойного совпадения, имевшего место в рассказанном нами случае.
      С волнением обратился я к специальной литературе, посвященной проблеме пересадки органов. Все увиденное взволновало меня и заставило искать подтверждения возможности сотворения хирургического чуда.
      Вот сообщение о том, что якобы в американском городе Денвере портовому рабочему Джефферсону Девису была в возрасте 44 лет успешно пересажена почка от шимпанзе.
      Наука идет сегодня по двум путям: с одной стороны - влияние на пересаживаемый орган и с другой - предварительная подготовка человека для пересадки.
      Для того чтобы убить сопротивляемость пересаживаемой ткани, ее подвергают сложнейшей обработке. Пересаживаемые кровеносные сосуды замораживают при температуре - до 260 градусов. В некоторых случаях пересаживаемую ткань подвергают абсолютному высушиванию. Видимо, все эти операции нарушают состав белков.
      Я вспоминаю мой разговор с хирургом Демиховым. Этот удивительный человек всю свою жизнь посвятил проблеме пересадки органов. Это о нем когда-то восторженно и почти мистически писали за рубежом:
      "...В лаборатории хирурга Демихова в Москве мы впервые наглядно увидали победу человека над богом. Собака с двумя головами, выращенная в лаборатории,- это не только чудо. Это вызов Всевышнему".
      Собака с двумя головами... Я видел ее на прогулке по небольшому саду клиники. Умные глаза, остренькая, хитроватая мордочка, пришитая к шее животного. Это щенок, родившийся от этой же собаки. Демихов сделал смелый эксперимент - он не только присоединил нервные окончания, кровеносные сосуды головы щенка к матери, но и оба пищевода и дыхательные пути. При мне чудо-собака двумя ртами лакала молоко, доброжелательно поглядывая по сторонам своими четырьмя глазами.
      Мне показалось, что смелый опыт прошел благополучно - настолько естественным было поведение этого нового содружества, двойного организма.
      - Нет, собака все равно обречена,- грустно говорил Демихов.- Она будет жить несколько недель, а потом несовместимость сделает свое дело и нам придется ампутировать пришитую голову. Я бьюсь сегодня за новый метод пересадки,- продолжал ученый.- Если хотите, можно назвать его крупноблочным. Мысль моя заключается в том, чтобы пересаживать не крошечные части органов, а значительные блоки чужого тела. Это поднимет их выживаемость, несмотря на жестокую битву организма с "чужим", как результат может дать победу, то есть приживаемость... Примером успеха может служить мой Гришка. Пойдемте, я покажу вам его,- закончил Демихов.
      По саду бегал голенастый, шустрый и очень веселый пес. Внешне он ничем не отличался от других собак - пес как пес. Но я узнал поразительный секрет этой собаки: в груди у Гришки бились два сердца!
      - Второе сердце я присоединил крупным блоком, вместе с одним легким и системой кровеносных сосудов. И вот Гришка живет уже больше ста дней и даже в ус не дует. А в его жилах течет кровь, подгоняемая биением двух сердец. Здорово, не правда ли? Возможно, в этом и заключен один из секретов пересадки...
      "Может быть",- думаю я. И перед моими глазами проходит кропотливая, иногда мучительная, но благородная работа десятков ученых, работающих на этом передовом участке научной мысли.
      "Надо приучить организм к возможной пересадке,- говорит чехословацкий ученый Милан Гашек. И для того чтобы осуществить это на практике, он делает смелый опыт. В период зародышевого состояния он вводит в организм ткани будущего донора. Результаты поразительны: почти во всех случаях пересадка удается.
      В Институте травматологии Академии медицинских наук профессор А. Г. Лапчинский, пользуясь опытом чешского коллеги, успешно пересаживает заднюю конечность от одной собаки другой. Ученые идут и по другому пути - они осуществляют неоднократное переливание крови от одного животного другому - и уж после таких переливаний делают операцию по пересадке. Во многих случаях такие операции проходят удачно.
      Наука стучится в двери тайны живого, ищет, иногда на ощупь, правильные пути.
      А что, если уничтожить сопротивляемость организма искусственным путем? Ведь живой организм, подвергнутый интенсивному радиоактивному облучению, теряет сопротивляемость. Что, если перед операцией пересадки облучить человека мощным потоком радиоактивных или рентгеновских лучей? Этот вопрос ставят перед собой французские ученые.
      И случай подвернулся сам собою. Парижский маляр упал с лестницы и разбил почки. Жизнь его обречена. Врачи подготовили больного мощным облучением к операции пересадки. При лучевой болезни организм теряет всякую сопротивляемость, а вместе с нею и способность протестовать против "чужого". Так получилось и в этом случае - почки, пересаженные маляру от мертвого человека, прижились. Правда, его потом пришлось лечить от лучевой болезни. Но из двух зол выбирают меньшее. "Не это ли правильный путь, по которому пойдет наука?" - невольно спрашиваем мы.
      Но вот еще примеры удачной пересадки, производимой в Московском институте клинической и экспериментальной хирургии. Здесь под руководством профессора Бориса Васильевича Петровского осуществлено несколько операций по пересадке почки от матери к сыну, вследствие болезни обреченному на смерть. Несовместимость ослабляется введением специальных лекарств. Но при этом чрезвычайно падают защитные способности организма - он легко может погибнуть от любой инфекции. Тогда больного помещают в "строгую зону", абсолютно стерильную, куда доступ со стороны полностью закрыт. Операции в этих условиях заканчивались успешно.
      Но, пожалуй, больше всего шума за последние годы наделали операции по пересадке сердца.
      Еще бы... Сердце - главная машина человеческого организма, обеспечивающая его жизнедеятельность. И если эта машина начинает давать перебои, то спасти человека невозможно.
      Но сердце - орган достаточно автономный. Опыты, проводимые во многих клиниках, подтверждали: сердце может работать длительное время и вне организма при обеспечении его постоянным током крови.
      Первые успехи по замене сердца больному с использованием здорового органа от погибшего в автомобильной катастрофе представлялись сенсационными.
      Пересаженное сердце начинало биться и работало, казалось бы, нормально.
      В газетах появлялись бойкие интервью с людьми, возвращенными к жизни. Многообещающим было их самочувствие. Журналисты строили самые оптимистические перспективы.
      Но постепенно закон несовместимости начинал действовать.
      Организм настойчиво "отчуждал" чужое сердце. Состояние здоровья оперированного ухудшалось, и в конце концов он погибал.
      Медицина применяла самые активные средства по подавлению процесса "отчуждения". Люди с чужими сердцами жили в некоторых случаях больше года, порой активно участвовали в жизни, но процесс "отчуждения" все же в большинстве случаев наступал неотвратимо.
      Сегодня, по медицинской статистике, из многих сотен людей, оперированных в разных странах опытнейшими хирургами, продолжают жить всего лишь 27 человек с чужими сердцами. Но и их самочувствие во многом подавлено активными препаратами и средствами, препятствующими отчуждению. Некоторые оперированные существуют почти в искусственной среде, изолирующей незащищенного от любых инфекций больного.
      Наука продолжает стучаться в таинственные двери природы, которые удалось лишь немного приоткрыть. Но мы еще не прошли сквозь эти двери.
      Да, сегодня у науки несколько путей к успеху. Идет битва за жизнь, то есть за запасные части для человека. Когда-то на воротах одного из цехов фордовского завода в Детройте я прочитал знаменательные слова: "Господь бог неплохо создал человека, но он забыл создать ему запасные части. Рабочий, помни об этом!"
      Сегодня, наперекор господу богу, мы уже начали думать о запасных частях для людей.
      Об этом думают наиболее дерзкие экспериментаторы.
      Демихов увлеченно рассказывал мне об удивительном проекте, основа которого заложена уже сейчас. В нашей стране в настоящее время имеется свыше 20 банков тканей - специальных учреждений, которые заготавливают и сохраняют те или иные запасные части для человека: кожу, хрящи, роговицу, кровеносные сосуды, кровь, кости, суставы и т, д. Ученый хочет добиться другого - он хочет создать мощный
      банк, хранящий в качестве запасных частей целые органы. Проект, предложенный Демиховым, граничит с фантастикой, но он стоит на совершенно реальном основании.
      - Погиб человек,- говорит Демихов,- мозг его разрушен. Человека нельзя оживить. Но у человека сохранилось прекрасное сердце, и оно может стать источником питания многих запасных частей. Человека нет - существует лишь его тело, вырабатывающее кровь, сохраняющее жизненные силы. Дав этому организму искусственное дыхание, присоединив его кровеносные сосуды к органам, взятым от другого тела, мы можем сделать его генератором жизни. Это очень важно потому, что такой генератор, на протяжении длительного времени питая запасные органы, не только сохраняет их, но и создает благоприятные условия для их приживаемости впоследствии.
      Источником запасных частей,- продолжает ученый,- может быть и самостоятельно развивающийся организм. Представьте себе, на свет появился мертворожденный ребенок. Мозг его мертв, а тело может жить. Представьте себе, что это тело мы присоединяем к действующей кровеносной системе. Оно будет расти и развиваться. И что самое главное - в таких условиях оно будет лишено сопротивляемости в случаях пересадки.
      Может быть, именно из таких искусственно выращенных организмов и будут завтра создаваться банки запасных частей для человека...
      С волнением говорим мы сегодня об этих заповедных путях науки, направленной на то, чтобы увеличить человеку долголетие.
      Несколько лет назад весь мир говорил о сенсационных опытах итальянского профессора Петруччи из Болоньи. Впервые в мире ему удалось вырастить искусственный зародыш. Этот смелый и сложный эксперимент он заснял на кинопленку. Когда вы смотрите на экран, вас потрясает дерзновение ученого, смело и решительно вторгающегося в святая святых - рождение новой жизни.
      Вот у вас перед глазами проходит слияние двух клеток - мужской и женской. В маленькой прозрачной ванночке, куда по тонким трубкам поступают питательные растворы, начинает развиваться зародыш. Он растет и крепнет у вас на глазах. В нем бьется и теплится жизнь.
      Проходят дни, недели, и вот, наконец, вы видите на экране первое биение маленького сердца зародыша.
      Реакционное духовенство восстало против опытов ученого, считая их богопротивными. Встречаясь с Петруччи в Москве, мы слышали его рассказ о том, как ему пришлось прекратить свой смелый эксперимент.
      Но кто знает, возможно, зародыши, выращенные по методу профессора Петруччи, могут стать основным источником запасных частей для человека? Ведь органы этого искусственно созданного живого организма тоже лишены сопротивляемости при пересадке.
      Вот почему эксперимент Петруччи с успехом продолжают сегодня советские ученые в Экспериментальном институте новой хирургической техники и инструментов - в том самом институте, который так смело разрабатывает аппараты для сшивания кровеносных сосудов. Однако советские ученые идут дальше итальянца.
      Ими осуществлена установка для выращивания искусственных зародышей. Искусственные сердца и искусственные легкие подключены к биологической колыбели. Растворы, насыщенные кислородом, необходимые для роста и жизнедеятельности живых тканей, поступают к зародышу в колыбель. Сложные электрохимические приборы не только следят за ростом организмов, за температурой, за обеспечением питания, но контролируют один из самых удивительных процессов - процесс рождения живого.
      Сегодня еще рано говорить об ощутимых успехах науки на этом романтическом поприще. Но то, что сделано сегодня, вселяет в нас новые, большие надежды.
      Молодой энтузиаст, ученый и экспериментатор подводит нас к биологической колыбели. Сделанная из пластических масс, согретая электричеством, питаемая живительными растворами, эта крохотная ячейка развивающейся жизни пока еще немного может рассказать нам о себе. Но с нею связаны светлые надежды борцов за жизнь.
      - Может быть, пройдет несколько лет,- заканчивает ученый свой рассказ,и мы вместе с вами поймем всю смелость поставленного опыта, который если и замахивается против господа бога, то во имя человека.
      Уже была написана мною эта глава, когда в Москве открылась международная выставка "Здравоохранение-74". Я приходил сюда не раз и не два. Мировые достижения в области медицины и электронной аппаратуры магнетически притягивали меня к себе. Часами простаивал я около аппарата "искусственное сердце". В стеклянных сосудах необычной
      формы в тонких трубках клокотала и пенилась кровь, обогащенная кислородом. Десятки электрических датчиков регулировали автоматически сложнейшие процессы, проходящие в живом человеческом сердце. Да, искусственное сердце еще колоссально по своему размеру.
      Сегодня мы еще не можем сделать это сердце размером с человеческое. А завтра?..
      У меня в руке небольшой пластмассовый аппарат размером с плоское яблоко. Это крохотная атомная станция, которая вживляется под кожу и работает внутри человеческого тела десятилетиями. Такой аппарат применяется для регулирования работы сердца с помощью биотоков. Диву даешься, глядя на электростанцию, лежащую на ладони, заряженную радиоактивными изотопами. Она расходует мало энергии. Но кто знает, может быть, со временем будут созданы крохотные, но мощные станции, которые позволят создать искусственное сердце, чтобы поместить его в человеческую грудь на место старого, износившегося.
      20 мая, среда
      В середине дня на Центральный пост управления не вошел, а буквально ворвался Акимов. На его раскрасневшемся лице было чувство величайшего удовлетворения.
      - Ребята,- воскликнул он восторженно,- поздравьте, мы воскресили компрессор!
      В его словах не было ничего удивительного. Ну что ж, умерла машина, перестал вращаться маховик, перестали двигаться поршни - наступила смерть механизма. И вдруг воскресили... Опять забилось железное сердце. Опять задвигались неумирающие части механизма.
      - Ну и что, много времени потратили? - бойко спросил Акимова Петя Кузовкин.
      - Четыре дня.
      - В чем же была загвоздка?
      - Дело было даже не в самом компрессоре, а в автоматике его пуска. Вот с этим-то делом мы и повозились... А сейчас работает на славу.
      Как все удивительно просто, думал я, в этом внешне таком сложном мире машин. А человек?.. Остановилось сердце. Прекратилось дыхание. Медленно остыл свет человеческого разума - мозг, не обогреваемый тонкими нитями живой крови. И все... Человек умер. Его уже не вернешь к жизни.
      Так неужели в этом споре человека с машиной перед лицом смерти так легко выигрывает машина? Не хочется в это верить.
      ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ СМЕРТИ
      Человек умирал. Алебастровое лицо его застыло, на белых губах каменела болезненная гримаса.
      Его принесли с поля боя истекающего кровью. Санитары торопились: скорее, скорее... раненый может умереть от потери крови!
      Но они так и не успели донести его до стола хирурга. Когда человека положили на операционный стол, он был уже мертв. Не было дыхания, не билось сердце, зрачки - крохотные оконца в человеческую душу - оледенели: они не реагировали на трепетный огонек поднесенной спички.
      - Умер,- сказал пожилой санитар, многое повидавший в своей многотрудной жизни. Все опустили головы,
      - Он должен жить! Он будет жить! - взволнованно воскликнул молодой врач, почти юноша, с энергичным лицом. Руки хирурга дрожали от волнения.Только скорее... Слышите? Скорее!
      Молодой доктор и сестры в белых, перепачканных кровью халатах обступили мертвого человека. Теперь руки хирурга уже не дрожали - они действовали быстро, ловко, уверенно...
      - Ну, как там дела, на том свете? - спросили лейтенанта Соколова товарищи по палате.
      Лейтенант растерянно улыбнулся:
      - А почему вы меня об этом спрашиваете, ребята?
      - Да потому, что ты был мертв! И если бы не бригада доктора Неговского, тебе бы и сейчас с ангелами по облакам гулять.
      - Да бросьте вы шутки шутить! - возмутился Соколов.- Вы что, всерьез?-задумавшись спросил он.- Честное слово, ничего не помню. Помню только, как меня ранило, как меня тащили куда-то. А потом я пришел в себя вот здесь, в госпитале...
      К этой истории, произошедшей во время Великой Отечественной войны, хотелось бы добавить лишь одно. Бывший лейтенант Соколов отлично чувствует себя сегодня, работает на одной из многочисленных строек страны.
      Да, он действительно был мертв, и бригада врачей Владимира Александровича Неговского вернула ему жизнь.
      Где же грань между жизнью и смертью?
      Когда можно оживить человека?
      ...Это было очень давно, несколько веков назад. В 1543 году врач испанского короля Карла V, знаменитый хирург Андрей Везалий, в присутствии группы придворных вскрывал тело одного дворянина, чтобы установить причину его смерти. Это была не первая операция хирурга.
      Быстрым движением ножа он разрезал ткани мертвого человека, раскрыл грудную клетку - и внезапно нож со звоном упал из рук Везалия. Сердце мертвого человека билось.
      - Он убил живого человека! - послышались восклицания.- Святотатство!
      С трудом удалось хирургу избежать смертной казни за убийство. Личное вмешательство короля, авторитет врача оказали овое действие, и смертная казнь была заменена многодневным паломничеством в Иерусалим.
      В чем же дело? Ведь человек был мертв. Значит, после смерти человека могут жить какие-то части его организма?
      Задолго до революции русский врач Н. П. Кравков оживил пальцы мертвого человека. Он заставил жидкость непрерывно протекать по кровеносным сосудам. На пальцах продолжали расти ногти - они жили.
      В 1902 году русский ученый А. Кулябко сумел оживить сердце ребенка через 20 часов после смерти. Сердце билось, но ребенок был мертв. Впоследствии врачи оживляли сердце и через 96 часов.
      Еще более смелый эксперимент провел в середине прошлого века французский врач Сакар. В отрезанную голову собаки насосом накачивалась кровь. Чудом казалась эта ожившая голова, которая открывала глаза, смотрела на людей и даже пыталась лаять.
      В чем же дело? - еще раз задаем мы вопрос. Если части человеческого организма могут жить продолжительный срок, значит, смерть определяется не сроком жизни отдельных органов человека, а жизнедеятельностью чего-то самого главного?
      Таким главным пунктом жизни является мозг. Когда умирают клетки мозга, лишенные питания, поступающего по кровеносным сосудам, тогда наступает подлинная смерть всего организма. Сколько же времени живут клетки мозга, лишенные питания? Этим вопросом в разные годы занимались ученые.
      Мне выпало счастье встречаться с замечательным хирургом и смелым экспериментатором Сергеем Сергеевичем Брюханенко. Он задался целью посвятить свою деятельность оживлению человека, возвращению его из смерти.
      - Первое время приходилось идти на ощупь,- рассказывал Сергей Сергеевич.- Отдельные исторические факты, дошедшие до нас, лишенные научного основания, становились легендами. Никогда не забуду,- продолжал он,- как однажды к нам в клинику привезли тело умершей девушки. Прошло уже много времени, вероятно сутки, с того момента, как она умерла. Не знаю, что толкнуло нас на неожиданный эксперимент. Мы присоединили аппарат искусственного сердца и искусственных легких к шейной артерии умершей. Через несколько минут мы заметили, как на мертвом теле появились краски жизни оно порозовело. Подогреваемая, насыщенная кислородом кровь непрерывно поступала из аппарата в мертвое тело. Пристально, взволнованно всматривались мы в лицо девушки. Мы понимали: через сутки после смерти оживить человека невозможно. Ведь клетки мозга погибают без питания через 5-6 минут. Именно тогда происходит в них то невосстанавливаемое изменение, которое практически и является причиной смерти человека... Но в данном случае произошло чудо: мы увидели, как из глаз мертвой девушки потекли слезы. Это было почти невероятно: казалось, что мертвый человек плачет от сознания, что он никогда уже не вернется к жизни.