Самыми экзотическими в комнате были две керосиновые лампы работы мастеров прошлого столетия в виде японских гейш с хрустальными абажурами.
      Заметив интерес Сергея, хозяйка, интеллигентная, хорошо сохранившаяся женщина лет шестидесяти в черных одеждах, спросила:
      - Наверное, молодой человек знает иностранные языки? Здесь у него будет много времени попрактиковаться в лингвистике и филологии.
      - Дипломату просто необходимо знать иностранные языки. В институте я изучал арабский и английский, в первой командировке освоил испанский и итальянский, в Москве прошел начальный курс немецкого языка, - ответил Михайлов. - Хочу в каждой командировке учить по одному-два языка. Вот и сейчас попробую выучить до конца немецкий и ваш язык.
      - О, зачем вам нужен наш язык, он очень сложный, - вздохнула хозяйка, хотя дала понять, что ей приятно слышать слова Сергея. - С людьми здесь можно объясняться на русском, кроме тех, конечно, кто живет высоко в горах. Но и мы с ними не всегда понимаем друг друга.
      Выйдя на лестничную площадку за своими сумками, Сергей спросил Васильченко:
      - У этой женщины, наверное, какое-то горе, она в трауре? Да, кстати, как её зовут?
      - Зовут её Светлана Яковлевна. А по поводу одежды - нет, это не траур, это одна из национальных особенностей народа, в частности, его прекрасной половины. Здесь ты сможешь увидеть и молодых девушек в черном. Черный цвет очень почитаем среди женского населения. Хотя, правды ради, надо сказать, в последнее время действительно стало очень много вдов. Ничего не поделаешь война. Но жизнь потихоньку налаживается. Я, конечно, лучших времен не застану - скоро отчаливаю отсюда в связи с окончанием срока командировки, а ты сам сможешь убедиться!
      Когда они вдвоем занесли поклажу Сергея и полученные у посольского завхоза обогреватель и канистру с керосином, в большой комнате был накрыт скромный стол. На нем стояло несколько тарелок с национальными блюдами, пахучий продолговатый хлеб, а посередине - графин с домашним вином.
      Сергей сразу же отметил, что стол сервирован только на двоих. Васильченко угадал немой вопрос Михайлова:
      - Здесь не принято, чтобы женщины сидели за одним столом с мужчинами.
      После застолья Васильченко ещё некоторое время побыл с Сергеем, пока хозяйка вымыла посуду, затем они уехали в посольство подписывать договор найма жилья, а Михайлов решил пораньше лечь спать, так как на улице уже темнело, а электричество городские власти ещё не включили.
      Завтра Сергею предстоял первый рабочий день на новом месте, день, который стал началом крутого перелома в его карьере и дальнейшей судьбе.
      Глава 5
      ...Наши нервы были взвинчены до предела: подошло указанное время начала операции студентов. Наверное, по счастливой случайности во дворе, кроме нас, красящих невдалеке от дома мусорные контейнеры, телохранителей и нескольких старушек на скамейках у подъездов, никого не было.
      В начале одиннадцатого один из динамиков запищал. Мы с Володей переглянулись, ничего не понимая, - устройства с подобными функциями у нас не было. Но по действиям "внучка" догадались, что маячок сработал у него, наш "жучок" лишь ретранслировал сигнал. Парень, это было видно издалека, тоже находился в недоумении. Перекинувшись взглядом с "племянником", схватил сумку и скорым шагом направился к подъезду, где проживал его "дед". "Племянник" в это время достал рацию и что-то проговорил. Откуда ни возьмись во дворе появились ещё четыре парня и знакомая нам девушка со спортивными сумками. Скорым шагом они направились к дому.
      В это время заработал второй динамик, и Палыч сквозь ритмы музыки паническим голосом прокричал: "Алеко! Иди сюда, быстро!"
      Алеко, он же по голосу Второй, спросил: "Что там еще? Мы уже на месте, и ребята начали работу!"
      П а л ы ч. Смотри! Должно быть, это по нашу душу!
      А л е к о. Милиция? ФСБ? Не похоже. Не могли они выйти на нас так скоро!
      П а л ы ч срывающимся голосом. Они, наверное, идут сюда!
      А л е к о. Не знаю... Давай общий вызов всем!
      П а л ы ч. А если ты ошибаешься?
      А л е к о. Выполняй без паники. Разберемся! Я сейчас выгляну в окно, а ты следи за ними. Если что не так, начинаем операцию отхода и прикрытия. Все равно нам нужно ещё минут пять-десять, а то наша работа пойдет насмарку и Юрия Николаевича подведем!
      П а л ы ч. Понял, командир, выполняю!
      А л е к о. Будь внимателен! Действуй быстро.
      Мы подошли ближе, чтобы видеть окна студентов, где обещал показаться Алеко. Но там не шелохнулась ни одна штора.
      Зато этажом ниже в квартире старика отодвинулась занавеска, и показался молодой человек.
      Реакция "внуков", "племянников" и других "родственников" была своеобразна. Увидев человека в окне квартиры их "дедушки", они на ходу вытащили из сумок короткоствольные немецкие автоматы с глушителями и перебежками от укрытия к укрытию стали приближаться к дому. Самый главный "внук" вбежал в подъезд.
      Реакция студентов тоже была неадекватна и, по-видимому, очень удивила "родственников": распахнулись окна верхней квартиры, и показались студенты - у них в руках тоже были отнюдь не ручки с конспектами.
      ...Первый залп студентов получился удивительно стройным, хотя оружие у них было различных систем и типов. Сразу же в разных местах двора взметнулись столбики пыли, завыли сирены припаркованных автомобилей. Было очевидно, что боевой подготовкой они не владели, а оружие держали больше для поднятия духа и морального воздействия на потенциального противника.
      "Родственники" были подготовлены куда лучше. Их выстрелов не было слышно, но по крикам и звону разбитого стекла можно было предположить, что очереди их автоматов достигают цели.
      "Ай-й-й!" - раздался в динамике сдавленный крик Палыча и тут же стих. По-видимому, в Палыча попали, но ранен он или убит, было неизвестно - в динамиках ни звука.
      Одна очередь студентов прошила "ракушку", находившуюся в трех метрах от нас, и в ней сработала противоугонная сигнализация. Мы с напарником, видя такой расклад, бросились на асфальт, отползли за гараж и до конца боя не поднимали головы, надеясь, что видеокамеры зафиксируют все моменты этой перестрелки. Лежа на спине, Володя набрал по мобильному телефону номер милиции и сообщил дежурному о происходящем бое. Принимавший вызов милиционер, записав адрес, где проходило сражение, начал было спрашивать анкетные данные, но мы его культурно послали подальше и предложили послушать "музыку" автоматных очередей, к которым прибавился "бас" взрыва ручной гранаты.
      Бой был скоротечным и длился минут десять, но результаты его оказались страшными.
      Мы не поднимались до тех пор, пока с воем сирен с разных сторон во двор не въехали несколько милицейских машин. Группа реагирования ФСБ и спецназ УВД прибыли на место происшествия через двадцать пять минут, действовали они оперативно и умело, но толку от этого было мало.
      Милиция протянула между деревьями палисадника и детской площадкой желтую ленту ограждения и, когда мы, немного почистившись, подошли к "району боевых действий", успели лишь заметить две машины "скорой помощи". Убитые в этой перестрелке лежали во дворе. По-видимому, это были наши студенты, так как на земле не было видно никого из "родственников": если и были среди них потери, то они успели до приезда милиции увезти своих раненых и убитых.
      У самой стены лежали три трупа, выброшенные из окон четвертого этажа. Там же на подоконнике находился ещё один убитый, державший мертвой, в прямом и переносном смысле, хваткой охотничий карабин.
      "Шестерка" "племянника", припаркованная напротив подъезда и выполнявшая роль прикрытия, была похожа на сито. Взрыв гранаты произошел как раз над капотом машины, взрывной волной выбило стекла не только автомобиля, но и расположенных вблизи квартир.
      Когда прибывшие оперативники ФСБ начали опрос свидетелей, мы, сославшись на то, что ничего не видели, поспешили ретироваться.
      Вот в принципе и все! Более подробно об этом побоище можно будет узнать попозже вечером, когда здесь все стихнет и мы сможем снять камеры и дешифровать запись. Сейчас мы никак не можем выехать, не привлекая к себе внимания.
      - Хорошо! - выслушав рассказ филера, после недолгого молчания произнес Небольсин. - Не торопите события. Будьте предельно осторожны. Выезжайте в центральный офис только когда стемнеет. Я с начальником и ребятами из технического отдела буду вас ждать.
      - Думаю, кино будет очень интересным и многое разъяснит, оглядываясь, произнес Иван. - К тому же есть потенциальная возможность послушать, что обнаружили фээсбэшники в квартире и что они об этом думают.
      - Да, история мне эта не нравится. На всякий случай я пришлю к вам на подмогу пару машин с ребятами. Но с ними общаться я запрещаю - конспирация прежде всего.
      - Понял, не первый день замужем. Грамотные.
      Встреча закончилась, и Небольсин поспешил в контору на доклад к директору агентства.
      Глава 6
      Утром следующего дня Владимир Васильевич Трубецкой по старой традиции представил Сергея всему дипломатическому и техническому составу посольства.
      - Господин Михайлов будет отныне заниматься вопросами защиты интересов наших соотечественников, проживающих на территории республики. Это не самый легкий участок работы, хотя в нашей с вами сегодняшней деятельности трудно сказать, где легче, а где труднее. Территориально Сергей Альбертович будет располагаться в консульском отделе и согласно внутреннему расписанию подчиняется заведующему консульским отделом господину Степашину Александру Александровичу. За работу по реферату будем спрашивать с него я и советник-посланник Виктор Михайлович Артузов. Всему дипломатическому и техническому составу прошу оказывать господину Михайлову посильную помощь. Да, чуть не забыл, Сергей Валентинович, - обратился Трубецкой к своему помощнику по вопросам безопасности, - включите в список на поездку в Турцию и нового дипломата, пусть присмотрится к нашим соседям.
      На этом утреннее совещание закончилось, и Сергей приступил к исполнению своих обязанностей.
      Дел накопилось очень много. В первую очередь необходимо было разобраться с награждением ветеранов к 50-летию Победы. Трубецкой, сэкономив небольшие деньги на посольских приемах и банкетах, частично раздавал их особо нуждающимся согражданам.
      Прослышав о такой гуманной деятельности посла России, в дипломатическое представительство хлынула масса обездоленных людей. Тогда Трубецкой принял решение о выделении материальной помощи только российским гражданам. И хотя число посетителей в одночасье схлынуло, желающих попасть на прием, приобрести российское гражданство и получить хоть какие-либо деньги было ещё много.
      Вот и сейчас у входа в здание у фонтана стояла толпа людей. Среди них сразу же можно было определить категории посетителей: те, кто постарше возрастом и победнее одет - в наше посольство, кто одет поприличнее или по нынешним временам даже богато - тот в израильское или турецкое.
      Степашин перед началом приема граждан зашел к Михайлову в кабинет и сразу же предупредил:
      - Сергей Альбертович, извини, что я буду на "ты", но хочу предупредить и дать добрый совет. С просьбами и нуждами наших граждан, я имею в виду стариков-пенсионеров, будешь работать только ты. Изредка тебе будут давать кого-либо в помощь, но в основном полагайся на себя. Твой контингент очень бедные, брошенные, забытые и обиженные люди, и прежде всего это ветераны. Со всеми добр не будешь. Их очень жалко, но у тебя на приеме в день будет до пятидесяти человек. Обязательно выслушай их, если есть чем помочь в посольстве, смело обещай - это как-то их поддержит. Если нет сразу не разочаровывай и не огорчай, не убивай последнюю надежду - расскажи о возможности помочь в будущем. И ни в коем случае не предлагай чай или кофе! Эти люди часто бывают голодны - пенсии ветерана в этой республике хватает на двенадцать буханок хлеба. И только чтобы хотя бы раз в день немного перекусить, они будут приходить в посольство чуть ли не ежедневно. Мы превратимся в подобие благотворительной столовой по раздаче бесплатной пищи. А за ними в очереди, может быть, стоят действительно нуждающиеся люди. Но ты учти, это всего лишь совет - работать тебе. Удачи! - и вышел из кабинета.
      - Спасибо! Она мне понадобится, - бросил вдогонку Сергей.
      Так потекли будни, в которых было много горя, слез, тревоги, но было и немного человеческой радости.
      В канун Дня Победы, 8 мая, уже после приема граждан, когда Сергей заносил анкеты посетителей в компьютерную базу данных, к нему в кабинет постучался охранник консульского отдела Саша:
      - Сергей Альбертович, там пришел ещё один ветеран. Я ему объяснил, чтобы приходил после праздника, но он говорит, что у него срочное дело. Примете его?
      - До конца рабочего дня ещё есть минут двадцать. Я думаю, он ненадолго. Пусть заходит, - ответил Сергей и стал собирать бумаги со стола.
      Через минуту в дверь вежливо постучали, и вошел запоздавший ветеран.
      Посетитель был в старомодном сером плаще и темно-синей фетровой шляпе, украшенной справа перьями. Сняв шляпу и расстегнув плащ, посетитель присел на предложенный стул. Сергей наблюдал за ним. Это был старик с пышной копной седых волос, с испещренным морщинами лицом и красными болезненными веками. Под плащом был виден черный костюм, на котором блестели орденские колодки. Сергей в детстве увлекался изучением русских и советских орденов и поэтому сразу распознал среди прочих три ордена боевого Красного Знамени, орден Ленина и два Красной Звезды.
      "Заслуженный старик", - подумал Михайлов и тут же представился:
      - Михайлов Сергей Альбертович, третий секретарь посольства, чем могу быть полезен?
      - Называйте меня Трофимовым Игорем Вячеславовичем, во всяком случае так записано в моем паспорте, - скрипучим голосом ответил посетитель и положил на стол паспорт гражданина СССР.
      - Вы так говорите, уважаемый Игорь Вячеславович, будто это не ваши имя и фамилия. Или хотите меня с первого взгляда заинтриговать?
      - Разве это интриги? Когда мы поближе познакомимся, тогда, может быть, вы больше заинтересуетесь моей скромной персоной. Но сейчас я не хочу отнимать у вас драгоценное время - завтра наш святой праздник, и у меня, и у вас будет много хлопот. Поэтому сразу приступаю к делу. Я пришел к вам от имени своих боевых друзей, которые по сути дела до сих пор не сложили оружия. Нас немного, всего семь человек, вместе с женами - двенадцать, с внуками и правнуками - тридцать три. Немного отвлекусь - заметьте, какие удачные числа. С вашего позволения я продолжу. По моим расчетам, я должен уложиться в пять-семь минут. Так вот, мы все хотели бы устроить домашнее застолье в честь Дня Победы. И от вас, именно от вас, зависит, когда оно состоится.
      - Честно говоря, я не понимаю, как от меня может зависеть ваш праздник, - перебил собеседника Сергей, - присутствовать я не могу - 9 мая расписано у меня по минутам; выдать какую-либо материальную помощь без решения Трубецкого я тоже не в состоянии.
      - Молодой человек, - дрожащим от негодования голосом сказал Трофимов, - вы меня перебили, не дослушав до конца. Нам не нужны, хотя это в нынешних условиях странно звучит, деньги. Всего, что нам положено по местным законам, нам хватает. Мы бы хотели, чтобы вы представили нас, ветеранов, на получение медали или ордена имени Георгия Константиновича Жукова, нашего многоуважаемого полководца, и вручили бы их во время нашего застолья. А причитающиеся нам деньги, которые, как мы слышали, Владимир Васильевич Трубецкой выдает вместе с наградами, просим передать инвалидам войны, список которых я принес с собой.
      - Конечно, раз такое дело, я сейчас же оформлю ваши документы, но награды сможете получить только через месяц, когда их пришлют из Москвы.
      - Очень хорошо! Тогда и вручите их 24 июня в очередную годовщину Парада Победы. Получится прекрасный двойной праздник, - сказал Игорь Вячеславович, выкладывая на стол паспорта и удостоверения ветеранов войны. Отдельно он положил список тех, кому, по его предположению, должны быть выданы деньги.
      Михайлов быстро занес данные в анкеты, но, когда отдавал обратно паспорта, вспомнил, что в глаза ему где-то мельком бросилось неправильное их оформление. Сергей снова взял в руки паспорта и стал внимательно их перелистывать. "Нет, как будто все нормально", - только подумал он, как увидел, что в паспорте своего собеседника отсутствуют отметки о принятии российского гражданства.
      - Извините, Игорь Вячеславович, - обратился Михайлов к старику, - но у вас нет штампа о гражданстве, поэтому лично вас я оформить не могу, не имею права. Вы же знаете наши порядки!
      - Но я принимал гражданство, - взволнованным, но вместе с тем твердым голосом возразил Трофимов, - проверьте, пожалуйста, если не сегодня, то после праздника. При необходимости сделайте запрос, и пусть они проверят меня по всем видам учета. Уверяю вас, что это недоразумение сразу же уладится.
      Сергей заверил, что во всем разберется, ещё раз проверил правильность написания адреса. На том и распрощались.
      Глава 7
      Три недели назад Матвею Борисовичу Суздальскому исполнилось восемьдесят пять лет. Дата вроде бы и не круглая, но каждый год, придвигавший приход Вечности, приравнивается к юбилею.
      Однако не было ни души, которая могла бы вспомнить о юбиляре. Все, кого мало-мальски можно было назвать друзьями или знакомыми, отошли в мир иной, а родственников не осталось. За всю свою нелегкую жизнь Матвей Борисович так и не удосужился жениться, обзавестись детишками. Но это его не угнетало - он привык к одиночеству. Время от времени он приводил в дом женщин, строил планы дальнейшей совместной жизни, но все они куда-то исчезали - сказывалась работа. Когда прошли годы, и Суздальский встал на вершине построенной им самим пирамиды власти, брак и семья стали уже не нужны.
      То, что полвека за Суздальского кто-то принимал решения, как ему жить, старика особо не волновало. Зато вот уже двадцать лет, как он один стоит у штурвала своеобразного политического, экономического и уголовного корабля, о котором практически никто никогда не слышал, но действия которого на себе ощутил почти каждый гражданин бывшего СССР и который продолжает оказывать влияние почти на все внутрироссийские события.
      Точнее сказать, до сих пор не слышал. Во всяком случае так думал Матвей Борисович, но как раз в день рождения он получил поздравительную телеграмму из одной бывшей союзной республики: "Дружок! Поздравляю тебя с восьмидесятипятилетием. Очень рад, что ты дожил до этого времени. Скоро увидимся. Я надеюсь, что в этот раз ты мне расскажешь все. Курт".
      Эта телеграмма насторожила юбиляра. Во-первых, никто не знал и не должен был знать о его личном празднике. В его теперешнем паспорте стоит другая дата рождения, как, впрочем, и имя, и фамилия - так нужно было для дела. Истинная дата была указана только в двух документах: личном деле командира Красной Армии, погибшего в финскую кампанию сорокового года, и оперативном деле офицера зондеркоманды батальона специального назначения абвера "Нахтигаль". Оба эти документа Матвей Борисович, не скупясь на взятки, сумел заполучить и теперь хранил в надежном сейфе одного из крупных столичных банков.
      Во-вторых, настораживал тон последнего предложения. Суздальский был высокообразованным человеком - кроме военного училища, имел за плечами Оксфорд и МГУ - и понимал, что богатство русского языка позволяет построить предложение с одним и тем же набором слов, но с совершенно противоположным смыслом. И человек, пославший поздравительную телеграмму, знал об этом. Поставь он слово "все" на другое место, и предложение имело бы другой смысловой оттенок. А в данном случае от него исходила какая-то непонятная, а потому опасная для Суздальского угроза.
      В-третьих, пославший поздравление знал нынешние фамилию, имя и отчество Матвея Борисовича и адрес, где он проживает. Фамилию он сменил ещё в 1942 году в школе немецкой военной разведки "Абверштелле-102", и её знали только два человека: непосредственный руководитель капитан Литке и начальник школы подполковник Борст.
      Ничего также не поясняла и подпись на телеграмме. Суздальский знал много людей по имени Курт, но они были столь малозначительны, что он сейчас не мог даже вспомнить, при каких условиях они встречались и как они выглядят.
      Вечером того же дня рассыльный одного из дорогих ресторанов Москвы привез Матвею Борисовичу роскошный торт, цветы и поздравление с днем рождения в стихах. Старик, поблагодарив, поинтересовался, от кого столь щедрые подношения бедному пенсионеру. Посыльный ничего толком не сказал, сославшись на то, что в его обязанности входит только выполнение поручений хозяев ресторана. Парень оставил визитную карточку своего заведения, попросил Суздальского расписаться в бланке заказа, и, немного помявшись у входной двери, видимо, рассчитывая на чаевые, вышел.
      Матвей Борисович достал небольшую продолговатую коробочку, нажал две кнопки и подошел к окну.
      В глубине двора стояли два молодых человека и о чем-то оживленно разговаривали, незаметно наблюдая за входной дверью. Из подъезда вышел парень (рассыльный), достал папку с бланками заказов, карту Москвы, сверился с ней, затем сел в свой служебный "рено" - пикап с рекламой "доставка вкусной и здоровой пищи на дом" по бортам и выехал со двора.
      Старик ещё раз нажал кнопку устройства, двое парней сразу же скрылись в арке соседнего дома.
      К торту Матвей Борисович не притронулся - не тот возраст, да и сладкоежкой он никогда не был, соблюдал диету.
      Вечером в дверь позвонила соседка из квартиры напротив и передала большой пакет, завернутый в цветную бумагу. Она рассказала, что, когда возвращалась из булочной, расположенной неподалеку от их дома, её остановил симпатичный молодой человек в прекрасно сшитом костюме и попросил передать посылку с сюрпризом Матвею Борисовичу. Затем он сел в поджидавшую его иномарку (какую, она не заметила) и укатил.
      Суздальский поблагодарил соседку и внес коробку в квартиру. С помощью того же устройства он вызвал ещё одного человека. Тот быстро появился из потайной двери возле ванной комнаты.
      К слову, надо рассказать о квартире Матвея Борисовича. Суздальский проживал в просторной двухкомнатной квартире с высокими потолками и лепными карнизами - мечта любого гражданина бывшего СССР. Ее он получил вполне легально как ветеран Великой Отечественной войны, простояв в очереди около пятнадцати лет.
      Большая комната, где жил он сам, была обставлена весьма скудно полуторная деревянная кровать с горкой подушек, старый платяной шкаф на кривых ножках, продавленный диван, такое же кресло, цветной телевизор "Рубин" и приемник "VEF" на подоконнике. На стене висело несколько пожелтевших фотографий, на которых с трудом можно было узнать хозяина квартиры.
      Вторая комната, поменьше, была превращена Матвеем Борисовичем в рабочий кабинет. Все стены были уставлены застекленными шкафами с книгами. В дальнем от окна углу стоял дубовый стол сталинской эпохи, обитый зеленым сукном, на котором, кроме пресс-папье, размещался старый телефонный аппарат из черного эбонита. Кроме наборного диска, телефон имел восемь клавиш, которые светились, как белозубая улыбка на смеющемся лице негра.
      Но главной особенностью было не это.
      Еще в недавнюю эпоху вождя всех времен и народов эта квартира была построена и оборудована для конспиративной подготовки сотрудников одной из спецслужб. Если бы кто-нибудь попытался посмотреть или прослушать даже с помощью нынешних средств, квартиру, его ждали бы разочарование и полная неудача. Не смогли бы домушники и прочие злоумышленники попасть в неё через окна и двери, которые, кроме того что были бронированными, открывались специальными замками и кодами. Современная жизнь внесла ряд коррективов в оборудование жилища "заслуженного" пенсионера: Суздальскому пришлось поставить различного рода электронные приспособления от несанкционированного Матвеем Борисовичем посещения квартиры.
      Но и это ещё не все. Точно такая же квартира, соединенная хитроумным переходом с квартирой Суздальского, была в соседнем подъезде. Она также принадлежала Матвею Борисовичу, вернее была записана на подставное лицо, а сдавалась скромной бездетной супружеской паре, к которой часто ходили в гости их однокашники по институту. Впрочем, почти никто не видел ни самих квартирантов, ни их гостей.
      Весь этот квартирный комплекс достался Матвею Борисовичу после довольно сложной и дорогостоящей в финансовом отношении операции. Пришлось приложить максимум усилий, чтобы эта жилплощадь была списана с баланса одной из спецслужб в связи с "непригодностью для оперативной работы и проживания в ней", передана на баланс местного РЭУ, а городской совет выдал ордер на неё "активному участнику Великой Отечественной войны", приурочив эту акцию к очередной годовщине Победы над Германией.
      В этот день в ней находилась группа помощников Матвея Борисовича, среди которых был и специалист по разного рода взрывным устройствам. Его срочно вызвали для проверки переданного утром торта. Суздальский, поразмыслив, что торт - ещё не последний сюрприз, оставил взрывотехника в смежной квартире.
      Получив доклад о содержимом коробки со вторым подарком Матвей Борисович встревожился не на шутку. В ней оказалось три бутылки грузинского красного вина "Киндзмараули" и несколько кусков свежего овечьего сыра.
      Дело было в том, что по совету светил российской медицины Суздальский перешел на диету, которая заключалась в двухразовом ежедневном приеме стакана красного вина (предпочтительно марок "Киндзмараули" или "Хванчкара") с овечьим или козьим сыром. В конверте, приложенном к подарку, на принтере было напечатано короткое сообщение: "Извини, друг! Забыл, что ты давно уже не ешь сладкого. Поправляй здоровье - сейчас оно для тебя, пожалуй, самое главное. Курт".
      Наглые намеки в записке чуть было не вывели из себя старика, но, мудро решив, что гибель его нервных клеток только на руку его неизвестному "доброжелателю", Матвей Борисович успокоился, сел за рабочий стол и набросал план обеспечения собственной безопасности, безопасности дела, которому он посвятил большую часть своей жизни, и противодействия пока неизвестному противнику. Обдумав сложившуюся ситуацию, он решил поговорить со своим помощником Вадимом Олеговичем Котовым.
      Глава 8
      ...Праздничные дни прошли без лишних эксцессов: все ожидали выступлений националистов или провокаций экстремистов, но все обошлось.
      Так как буквально накануне в консульском компьютере завелся вирус и его лечили кто как умел, получить доступ к базе данных консульского отдела не представлялось возможным.
      - Тебе, дружище, легче отправить запрос в Москву, - посоветовал Степашин. - Когда ещё вылечим нашу персоналку? А в Москве и гражданство твоего Трофимова проверят, и все его паспортные данные. Кстати, Сергей, мне наш охранник Саша говорил, что этот дед регулярно, раз в месяц, появлялся в посольстве, но, что странно, Саша не помнит, чтобы он обращался к нам за какой-либо помощью. Ты бы порылся в наших бумагах с обращениями граждан. Может, мы его нечаянно чем-то обидели?
      - Мне он не жаловался.
      - Вот придет на твое или мое имя ответ этому старику из администрации Президента или от самого "первосвященника", - Степашин выразительно указал большим пальцем в потолок, - тогда будем перерывать по листочку все наши дела, так что, друг мой, попотей немножко.
      - Хорошо! - скрывая недовольство, ответил Михайлов, представив, сколько документов ему придется переворошить.
      Но в этом деле ему нежданно-негаданно помогла машинистка консульского отдела Зина. Оказывается, она, как её учили на компьютерных курсах, делала резервные копии базы данных обращений граждан в посольство.
      Сергей, поблагодарив Зину и вручив ей плитку шоколада, схватил дискету и бросился искать свободный компьютер.
      Изучив содержание дискеты, Сергей нигде не увидел установочных данных Трофимова. "Значит, он никогда в посольство лично не обращался. А теперь посмотрим коллективные письма и заявления".
      Тут же компьютерная поисковая система представила ему информацию, из которой Михайлову стало известно, что фамилия Трофимова встречается двести шестнадцать раз. Сергей быстро указал для более конкретного поиска нужные имя и фамилию, и компьютер выдал ему, что Игорь Вячеславович Трофимов ставил свою подпись под коллективными письмами граждан восемнадцать раз. Причем фамилия Трофимова в базе данных всегда стояла на последнем месте, а организация, от имени которой было составлено восемнадцать обращений, имела довольно странное название - "Независимая группа ветеранов".
      Сергей переписал учетные номера писем и направился в канцелярию консульского отдела, где хранилась вся переписка с местными и российскими гражданами.
      - А, так вам нужны письма этих "независимых"? - узнав, что ищет молодой дипломат, воскликнула заведующая канцелярией Лариса Петровна Порфирьева. - Честно говоря, мы их считаем немножко не в себе.
      - Почему? Они чем-то досаждают?
      - Вы сами убедитесь, когда прочитаете. Вообще-то их можно понять: война, потрясения перестройки, развал Союза, нищенское существование человека второго сорта, или, как сейчас модно говорить, гражданина не титульной нации, и... возраст тоже дает о себе знать, - Лариса Петровна стала быстро вытаскивать папки с делами. - Сергей Альбертович, вы можете подойти минут через десять-пятнадцать, я сниму для вас копии с этих документов.
      Сергей поблагодарил и направился доложить Степашину, что его поручение почти выполнено.
      - Да, да! Помню! Была такая "независимая" группа. Предлагали какие-то нереальные планы оказания помощи всем малоимущим и нуждающимся и просили назначить посредника из числа дипломатического состава посольства.
      - А с ними кто-нибудь работал? Может, действительно, у них есть какое-то дельное предложение?
      - Если хочешь знать мое мнение, то это немного больные люди, сдвинувшиеся на почве резких перемен в бывшем Союзе. Но если у тебя есть свободное время, можешь покопаться в этом деле, может, что и выйдет, как-то устало предложил Степашин.