С новой силой "единение" англо-французских крестоносцев проявилось тогда, когда они высадились в Сирии и присоединились к рыцарям, осаждавшим Акру. Среди них были наряду с отрядами местных сеньоров также немцы, датчане, фламандцы, итальянцы. Осада этой мощной крепости продолжалась много месяцев. В ход были пущены тараны, камнеметательные орудия, осадные башни на колесах.
      Осада затянулась в значительной мере из-за того, что главари воинства, взявшего город в тиски, - местные бароны и сеньоры, приплывшие из Европы, ввязались в раздоры. Причиной послужили притязания на иерусалимский трон (вернее, на титул короля Иерусалимского), с одной стороны, освобожденного из мусульманского плена Ги Лузиньяна, а с другой - маркиза Конрада Монферратского. Последний, фактически став к этому времени господином в Тире, отказался впустить в город его номинального сеньора - Ги Лузиньяна. Хотя спор шел из-за пустого титула (ведь Иерусалимского королевства реально не существовало), тем не менее предводители крестоносцев вели этот спор со всем рыцарским пылом. В результате силы христовых воинов, по сути, оказались скованными.
      Распря претендентов дала новый толчок и к углублению англо-французской вражды. Прибывший лишь 7 июня к Акре Ричард Львиное Сердце поддержал притязания своего родича Ги Лузиньяна, а Филипп II - маркиза Монферратского. Когда один король предложил в военном совете пойти на приступ крепости, другой воспротивился этому: победа, достигнутая по инициативе Ричарда I, не устраивала Францию. Все же мнение Ричарда восторжествовало: 11 июля 1191 г. был предпринят общий штурм, и на следующий день город, обессиленный долгой осадой, сдался крестоносцам. Чтобы спасти свой гарнизон, Салах ад-Дин согласился уплатить большой выкуп и пойти на ряд других уступок: он освободил из плена ранее захваченных им франков и вернул католикам особо почитавшуюся ими религиозную реликвию так называемый Честной, или Животворящий Крест.
      Менее чем через месяц после взятия Акры Филипп II, сказавшись больным, отбыл в Тир, а оттуда в начале августа 1191 г. направился через Италию во Францию. Пока английский король воевал с "неверными" в Святой земле, его французский союзник спешил укрепить позиции Капетингов дома: Филипп II обрушился на континентальные владения Плантагенетов. Предварительно он заключил союз против Ричарда с его младшим братом, графом Иоанном (впоследствии - король Иоанн Безземельный), правившим Англией в отсутствие короля. Более того, в декабре 1191 г. Филипп II встретился в Милане с императором Генрихом VI и договорился с ним о совместных действиях против Ричарда. По словам английского хрониста Роджера из Ховдена, "французский король добился от римского императора обещания, что тот возьмет в плен английского короля, если он будет возвращаться из Палестины через подвластные императору земли".
      Если, таким образом, два главных предводителя Крестового похода яростно сводили счеты, заботясь один о своем престиже рыцаря-крестоносца, другой о расширении и упрочении собственного королевства, то Конрад Монферратский вообще был готов изменить крестоносцам и, перейдя к Салах ад-Дину, получить от него права на палестинские города. Конрад даже намеревался вместе с ним повести борьбу против вчерашних сподвижников-единоверцев. Это было, во всяком случае с точки зрения его политических интересов, практичнее, чем ожидать сколько-нибудь серьезного успеха от крестоносцев, которыми командовал такой бездарный военный предводитель, как Ричард Львиное Сердце. Хронист Амбруаз с раздражением отмечал в своей поэме-хронике, что Конрад Монферратский не оказывал поддержки войску, осаждавшему Акру, хотя бы продовольствием: он предпочитал сохранить запасы в Тире и был озабочен лишь тем, чтобы удержать город в своих руках. Смерть Конрада Монферратского, убитого в Тире в конце апреля 1192 г. двумя мусульманскими фанатиками из секты ассасинов, помешала осуществлению его тайных замыслов.
      Несмотря на отъезд большинства французских рыцарей (остались лишь вассалы герцога Бургундского и графа Шампанского) и риск лишиться короны, английский король продолжал сражаться с мусульманами еще целый год. Он совершал там далеко не рыцарские подвиги. Так, по его приказу и под его непосредственным руководством была учинена резня: убили свыше 2 тыс. мусульман, взятых после захвата Акры у Салах ад-Дина в качестве заложников - гарантов исполнения султаном принятых им на себя обязательств (этой операцией командовал также герцог Бургундский).
      [От Сосискина
      Не думайте, что мне так уж симпатичен Ричард I (как, например, Вальтеру Скотту). Но все-таки М.А. Заборов, видимо, и здесь тенденциозен, выбирая лишь нравящиеся ему, "медиевисту", факты. Если верить Ж. Мишо (еще раз приведем ссылку, места не жалко: "История крестовых походов". - М.: Алетейа. 2001. - 368 с.), то перед победой крестоносцев под Акрой была тяжелая осада ими г. Птолемаиды, закончившаяся ее капитуляцией (пристрастный М.А. Заборов даже не упоминает о Птолемаиде). По условиям капитуляции Салах-ад-Дин должен был заплатить контрибуцию и освободить 2 тыс. пленных крестоносцев. Далее - цитата из Ж. Мишо:
      "Прошло уже более месяца, а условия Птолемаидской капитуляции еще не были выполнены. Саладин не мог решиться выдать крестоносцам 2000 пленных, готовых снова вооружиться против него, 200.000 червонцев, назначенных на содержание той армии, которую он не мог победить, и древо Честного Креста, пробуждавшее энтузиазм и рвение христианских воинов. Христиане уже несколько раз обращались к султану с требованием исполнения данных им обещаний, угрожали умерщвлением мусульман, находившихся в их власти, если он не исполнит условий договора, но политика Саладина оставалась непоколебимой. Страшные угрозы христиан оказались не напрасными. 2700 сарацин в оковах были выведены на равнину и поставлены в виду лагеря султана; выбор места казни несчастных пленников явился как бы последним напоминанием Саладину об исполнении договора. Затем Ричард отдал приказ умертвить всех 2700 пленников.
      Не следует обвинять в этом варварском поступке одного только английского короля, так как казнь пленных была решена на общем совете вождей христианской армии. Некоторые летописцы говорят, что Саладин еще прежде того велел умертвить христианских пленников, которых он обязался возвратить в обмен на мусульманских. Впрочем, мусульмане не упрекали Ричарда в умерщвлении их пленных братьев, они вознегодовали на султана, который мог бы выкупить их жизни и свободу, если бы исполнил условия договора". - Конец цитаты].
      Трижды и безрезультатно пытался Ричард I подойти к Иерусалиму. Главное же внимание крестоносцев было сосредоточено на отвоевании у Египта прибрежных городов. Однако из попыток взять Яффу и Аскалон тоже ничего не вышло. Когда возникла угроза для этих городов, Садах ад-Дин распорядился просто разрушить их, так что крестоносцам достались только груды развалин.
      За время пребывания на Востоке Ричард прославил свое имя отнюдь не тем, что ему приписывают панегирически настроенные хронисты вроде Амбруаза из Эврэ, равно как и современные англо-американские апологеты [5], а грабежами и невероятными жестокостями, которые он творил совершенно хладнокровно. В представлении мусульман Ричард Львиное Сердце сделался олицетворением кровожадности. Именем английского короля мать заставляла умолкнуть расплакавшегося ребенка: "Не плачь, не плачь, - вот король Ричард идет!" Это же имя с проклятиями вспоминал всадник, если его конь, напуганный чем-либо, неожиданно шарахался в сторону. "Разве ты увидел короля Ричарда?" - раздраженно спрашивал он.
      [От Сосискина
      Вновь бездоказательное утверждение М.А. Заборова. Откуда взято, что мусульмане боялись именно кровожадности, а не воинственности Ричарда I, столь много бившего их воинов (побеждавшего и Салах ад-Дина)? Если же так укажи источник-хронику. Зато хорошо известно взаимное уважение Ричарда I и Салах ад-Дина. См. того же Ж. Мишо (ссылка выше). Заборов, конечно, скажет: "Это "уважение" двух матерых разбойников, главарей банд!" - Коммент. Сосискина].
      В конце концов, когда военные силы крестоносцев - среди баронов не прекращались раздоры - были основательно истощены в войнах с Салах ад-Дином, Ричард I, начавший всерьез тревожиться за свои дела на родине, вступил в переговоры с противником и 2 сентября 1192 г. подписал с ним мир. По условиям договора за крестоносными сеньорами сохранялась узкая прибрежная полоса от Тира до Яффы. Иерусалим оставался под властью Египта. Салах ад-Дин согласился лишь на то, чтобы паломники и купцы в течение трех лет посещали город. Конечно, для западных стран прибрежная территория, включая Тир, Сайду, Тортозу и другие гавани, имела гораздо более важное значение, чем Иерусалим или Назарет, расположенные вдали от берега. Обладание береговой полосой в первую очередь служило интересам левантийской торговли. В этом смысле Ричард I добился даже некоторого успеха. Однако такой успех, устраивая в известной мере торговых людей Северной Италии, не мог считаться достаточным с точки зрения Рима: потеря Иерусалима была столь серьезной неудачей, что примириться с нею папству представлялось невозможным.
      В октябре 1192 г. Ричард Львиное Сердце, получив неблагоприятные вести из Европы, поспешил домой. В Англию ему удалось попасть нескоро. Ричард нажил себе врага не только в лице Филиппа II, но и в лице предводителя немецких крестоносцев под Акрой - герцога Леопольда Австрийского. Герцог поторопился поднять в городе немецкое знамя еще в то время, когда крестоносцы заняли Акру. Ричард сгоряча приказал сорвать знамя и бросить его в грязь. Леопольд не забыл оскорбления. Близ Вены английский король, переодетый в купеческое платье, был им опознан и взят в плен. Леопольд Австрийский передал пленника императору Генриху VI. Этот 25-летний правитель, видя в английском завоевателе противника по средиземноморским устремлениям, продержал его два года в заключении.
      Как видим, Третий поход во многом отличался от предшествующих. Среди его участников не наблюдалось прежнего религиозного воодушевления, он не содержал никаких элементов стихийности и массовости. Это был завоевательный поход рыцарства и князей трех феодальных государств, организованный и осуществленный королевской властью. Во время похода отчетливо обнаружилось стремление западных феодальных монархий к захвату различных районов Средиземноморья. На этой почве вспыхнули международные осложнения и конфликты христианских государств (Германии и Византии, Англии и Германии в Сицилии, Франции и Англии - в Сицилии и Палестине, Англии и Византии - на Кипре и т.д.). Они-то и предопределили плачевный исход предприятия в целом.
      Отныне границы Иерусалимского королевства сделались еще более тесными, чем раньше, и сама его столица была перенесена в Акру. Это было уже так называемое Второе Иерусалимское королевство.
      Поход 1189-1192 гг. послужил отправным пунктом для дальнейшего обострения межгосударственных противоречий, обусловленных экспансией Запада в Средиземноморье. Неосуществленные проекты Фридриха Барбароссы попытался претворить в жизнь Генрих VI (1190-1197). В 1194 г. он овладел Сицилией и расправился с ее восставшим населением. Наследие норманнов было соединено с Германией и таким образом достигнута давняя цель Гогенштауфенов.
      Закрепив за собой Сицилию, Генрих VI, который еще меньше, нежели его отец, способен был соразмерять собственные захватнические намерения с реальными политическими возможностями, начал всерьез подумывать о создании всемирной монархии. Он выпустил из плена Ричарда Львиное Сердце, получив от него вассальную присягу и колоссальный выкуп. Генрих VI хотел этим положить конец английским притязаниям на Средиземном море. Он собирался затем с помощью Ричарда поставить на колени и Францию.
      Основной же задачей германский император поставил завоевание стран Ближнего Востока, в первую очередь Византии. Войну с ней он всячески провоцировал. Василевсу Исааку II было предъявлено требование уступить Германии половину византийской территории (балканские земли) и возместить ущерб, понесенный немецкими крестоносцами Фридриха I. Позже, в 1195 г., когда Исаак II был низвергнут в результате дворцового переворота и на престоле в Константинополе утвердился его брат Алексей III, Генрих VI приступил к организации нового Крестового похода: его Первой жертвой намечалась Византия. Чтобы получить формальный предлог для притязаний на византийскую корону, Генрих VI 25 мая 1197 г. женил своего брата герцога Филиппа Швабского на попавшей в его руки в Палермо греческой царевне Ирине, дочери Исаака II Ангела и вдове Рожера, последнего норманнского государя Сицилийского королевства (сына Танкреда де Лечче). Речь шла, таким образом, о прямом включении Византии в состав "Священной Римской империи".
      Уже готовили флот итальянские города. В Германии формировались новые ополчения, и в Вормсе в марте 1196 г. Генрих VI вместе с папским легатом в течение четырех часов принимал в соборе крестоносные обеты от рыцарей.
      Угроза нового Крестового похода породила страх в Византии. Узурпатор Алексей III соглашался купить мир любой ценой. Он готов был уплатить Генриху VI колоссальную сумму золотом. Для извлечения необходимых средств в нищей стране была введена экстраординарная подать, называвшаяся германской (аламаникон).
      В марте 1197 г. на Восток двинулись первые отряды во главе с майнцским архиепископом Конрадом Виттельсбахом, маршалом Генрихом Кальденским и канцлером империи Конрадом Кверфуртским. Хронист Арнольд Любекский оценивает их численность в 60 тыс. 22 сентября флот доставил их в Акру. Часть крестоносцев остановилась на Кипре. Кипрский король Амори Лузиньян признал себя вассалом германского императора и вскоре под давлением немецких военных сил был избран титулярным королем Иерусалимским. Затем крестоносцы приступили к военным операциям в Сирии: они даже захватили Сайду и Бейрут.
      Все это предприятие рухнуло внезапно со смертью Генриха VI, последовавшей в Мессине 28 сентября 1197 г. Императора сразил очередной приступ малярии, а его крестоносцы, пробыв в Сирии лишь до лета 1198 г. и заключив мир с аль-Адилем (преемником Салах ад-Дина), поспешили вернуться в Германию, дабы обеспечить свои интересы во вспыхнувшей там феодальной усобице.
      Минует еще немного времени, и на Западе снова раздастся папский клич: "На Восток!" Результаты Третьего Крестового похода не отвечали самым скромным ожиданиям апостольского престола.
      5. КРЕСТОНОСЦЫ В КОНСТАНТИНОПОЛЕ
      5.1. История и историки Четвертого Крестового похода
      Особое место в истории восточных войн европейского рыцарства занимает Четвертый Крестовый поход (1199-1204). Кое-кто из западных ученых считает его неким историческим недоразумением, своего рода парадоксом, и такое суждение имеет под собой определенные формальные основания: ведь поход этот, преследуя целью освобождение "святых мест" от мусульманского владычества, обернулся в конечном счете разгромом Византии и образованием на ее месте Латинской империи - государства крестоносцев, еще одного в ряду созданных ими на Востоке ранее.
      Однако, по существу, ничего парадоксального в подобном исходе не было: напротив, именно Четвертый Крестовый поход исключительно рельефно продемонстрировал как раз те, далеко не всегда лежавшие на поверхности, устремления феодалов и католической церкви, которые с самого начала составляли главную и общую движущую пружину предприятий, осуществлявшихся под знаком креста. Религиозная оболочка - а церковь неизменно заключала в нее грабительские по своей основе войны рыцарей на Востоке - оказалась в этом предприятии полностью разорванной. Вместо того чтобы добиваться отвоевания Иерусалима у "неверных", крестоносцы, двинувшиеся было против мусульманского Египта, захватили христианское государство - Византийскую империю, разорили дотла ее столицу, да этим и удовольствовались, словно проблемы освобождения Святой земли и не было.
      Каким же образом случилось, что, отправившись, по выражению хронистов, "за море" под знаменами спасителей христианской веры от поругании "басурман", феодалы, собравшиеся из разных стран Запада (главным образом из Франции, Германии и Италии), завоевали и разграбили столицу единоверной Византии? Явился ли такой поворот следствием случайного, непредвиденного стечения роковых обстоятельств, не зависевших от первоначальных намерений крестоносцев? Так старался представить дело первый французский историк похода, маршал Шампанский Жоффруа Виллардуэн, принадлежавший к числу предводителей крестоносцев; их деяния он описал в своем дневнике, который затем лег в основу его собственного исторического сочинения "Завоевание Константинополя".
      А может быть, превращение антиегипетского Крестового похода в завоевательное предприятие против Византии произошло в результате преднамеренных действий его участников? И если это предположение верно, то кто же тогда непосредственно виновники "уклонения крестоносцев с пути" (в таких словах определял ситуацию папа Иннокентий III)? Не были ли повинны в том ловкие венецианские купцы, питавшие давнюю вражду к Византии? По крайней мере так рисуют положение вещей византийский синклитик (сенатор) и историк Никита Хониат, сам пострадавший от западных "варваров", сирийский хронист Эрнуль, безвестный римский биограф папы, написавший "Деяния Иннокентия III", и некоторые другие средневековые авторы. Или же, возможно, главная вина за "уклонение с пути" лежит на самих руководителях похода, таких, например, как итальянский маркграф Бонифаций Монферратский? На него возлагает ответственность за события французский бытописатель и участник похода, амьенский рыцарь Робер де Клари, который оставил весьма любопытные и во многом достоверные мемуары, назвав их так же, как и Виллардуэн озаглавил свои записки - "Завоевание Константинополя".
      Наконец, нельзя ли допустить, что "странные" судьба и завершение крестоносной экспедиции были обусловлены вмешательством еще каких-либо политических сил, которые действовали и из-за кулис, и изнутри и которые незаметно для самих рыцарей, а равно и для возглавлявших войско знатных сеньоров толкнули крестоносцев на константинопольскую авантюру? Современники высказывали и такие суждения. Некоторые летописцы, включая русского очевидца взятия Константинополя крестоносцами (его рассказ, вошедший позднее в Первую Новгородскую летопись, представляет собой очень ценный исторический источник), большую роль в повороте Крестового похода отводят проискам германского короля Филиппа Швабского и его союзника, главного военачальника крестоносцев Бонифация Монферратского, полагая, что втайне один добивался константинопольского престола, а второй - завоевания земель Византийской империи на Балканском полуострове.
      Вопрос о причинах, по которым Четвертый Крестовый поход неожиданно принял новое направление и закончился таким удивительным образом, является весьма запутанным не только из-за разноречивости сообщений источников. И современникам захвата Константинополя крестоносцами, описавшим разграбление византийской столицы (одна из латинских хроник так и называется: "Опустошение Константинополя"), и позднейшим историкам, упорно стремившимся разгадать загадку 1204 г., была чужда беспристрастность. Влияние конфессиональных установок и политической ориентации ученых прямо или косвенно отражалось и на итогах исследования ими проблемы Четвертого Крестового похода в XIX-XX вв., затрудняя ее правильное, адекватное, по терминологии специалистов, решение.
      Захвату Византии рыцарями Креста посвящено множество Книг, статей, подробно комментированных документальных публикаций. В этих работах выдвинуты самые разнообразные версии относительно тех факторов, под воздействием которых Крестовый поход изменил свое направление. Крестоносная экспедиция начала XIII в. и ее отдельные эпизоды не раз служили, да и поныне остаются предметом горячей и заинтересованной полемики историков. Трудно даже вообразить, сколько усилий вложено исследователями за последние сто с лишним лет (история Четвертого Крестового похода стала углубленно изучаться примерно с 60-х годов XIX в.) в выяснение обстоятельств перемены курса крестоносцами, сколько пролито чернил и затрачено скрупулезного труда на то, чтобы разобраться в перипетиях этого похода. [Несколько лет тому назад в США было предпринято издание целой книги, содержащей подборку (свыше 20) обширных выдержек из трудов историков XIX-XX вв., в которых высказывались подчас взаимоисключающие взгляды на причины пертурбаций, приведших крестоносцев под стены Константинополя в 1203-1204 гг. - М. З.].
      Ученые собрали и обработали колоссальный фактический материал источников на латинском, греческом, старофранцузском, армянском, русском и других языках, уточнили массу деталей, касающихся конкретных событий Крестового похода. Удалось заполнить много белых пятен в его истории. Тем не менее и до настоящего времени [Напомним: монография М.А. Заборова увидела свет в 1980 г. - Прим. Сосискина] еще не достигнуто полное согласие по всем спорным вопросам, дискуссия продолжается. Положение осложняется в особенности вследствие того, что всем без исключения работам буржуазных историков свойственна более или менее явственная тенденциозность в освещении событий [Аналогично с трудами Михаила Абрамовича Заборова. Впрочем, историки все и всегда в значительной степени субъективны. Такова дисциплина "история". - Коммент. Сосискина]. За сугубо научной, казалось бы, полемикой всегда просматриваются осознанные или неосознанные идеологические и политические позиции историков.
      Обращает на себя внимание, например, такое обстоятельство: большинство западных исследователей истории Крестовых походов (это в равной степени относится как к ученым XIX в., так и к авторам, чьи труды издаются в наше время) стремятся доказать непричастность римского престола к захвату крестоносцами Константинополя; сплошь да рядом отрицается прямая заинтересованность папства в том, чтобы навязать Византии (после ее завоевания крестоносцами) католичество.
      По мнению западногерманской исследовательницы Элен Тилльман, Иннокентий III якобы не ставил в связи с Крестовым походом каких-либо политических целей: папа добивался только "освобождения святых мест христианства". Политику папы ни в коем случае нельзя, говорит историк, истолковывать в том смысле, будто римский первосвященник втайне согласился на отклонение крестоносцев от первоначальной цели: просто Иннокентий III не хотел наносить ущерба делу Крестового похода, да он и не в состоянии был сопротивляться венецианцам, которые направляли крестоносцев против христианских городов. Стараясь представить дело таким образом, будто Иннокентий попросту оказался бессильным противостоять венецианскому дожу и в интересах освобождения Святой земли проявлял вынужденную уступчивость, Тилльман впадает в явное противоречие с ею же самой приводимыми фактами, характеризующими политику Иннокентия III в гораздо менее благоприятном для него свете.
      Аналогичную линию в оценке роли Иннокентия III в событиях Четвертого Крестового похода проводит другой западногерманский ученый - Адольф Ваас. Правда, он признает уклончивость папской политики по отношению к крестоносцам, но считает, что она была обусловлена якобы стремлением Иннокентия III обеспечить в дальнейшем возможность осуществления Крестовых походов. Кроме того, с точки зрения Вааса, для судеб этого похода большое значение имел еще один фактор: в наиболее ответственные моменты события будто бы просто ускользали из рук Иннокентия III и каждый раз он старался затем повернуть их ход с помощью своей всепрощающей уступчивости. Пытаясь во что бы то ни стало смягчить обвинительный приговор, который заставляют вынести лицемерному поведению Иннокентия III многочисленные свидетельства современников, Ваас склоняется к выводу, что действия папы, простившего крестоносцам разгром христианских городов (Задара и Константинополя), были самым умным из всего, что можно было сделать при сложившихся обстоятельствах.
      Профессор Оксфордского университета, занимающийся историей церкви, иезуит Джозеф Джилл, со своей стороны, старается оправдать религиозную политику Иннокентия III в захваченной крестоносцами Византии. Ученый прибегает для этого к весьма изощренной аргументации. На вопрос, следует ли рассматривать Иннокентия III как "агрессора или апостола" (так озаглавлена статья Дж. Джилла), этот иезуит отвечает таким образом: Иннокентий III был глубоко убежден в истинности католической доктрины об универсальности и главенстве римской церкви и поступал в соответствии со своими принципами. Каковы бы ни были его акции в отношении греко-православного духовенства, которое он хотел подчинить Риму, папа, мол, всегда руководствовался исключительно вероисповедными, доктринальными соображениями, а отнюдь не политическими мотивами.
      [От Сосискина
      Мнение иезуита Дж. Джилла кажется верным. Действительно, вопрос заключается не в том, прав или нет папа Иннокентий III, допустивший завоевание христианских городов Задара и Константинополя. Вопрос шире: верна или нет краеугольная доктрина католичества о претензии "земного наместника Христа" папы римского на главенство над всеми странами и народами. Оправданы или нет претензии папы римского на "непогрешимость" (когда он исполняет свои обязанности - булла (папское постановление) XIX в.). Нам-то ясно, что, исходя из Священного Писания и Священного Предания мысли о "сверхсвятости" обычного, по-существу грешного человека, коим является любой папа, в корне ошибочны. Как и строго пирамидальная структура построения католической церкви с понтификом на вершине (в православии такой структуры нет: патриарх является только "первым среди равных" епископов. И отнюдь не непогрешим. - Прим. Сосискина].
      Да и проводил он свои требования, пишет Дж. Джилл, по возможности мягкими средствами, не прибегая к репрессиям (что, кстати, совершенно не соответствует реальным фактам); ведь иначе, как заставив греческое духовенство принять римско-католическую догматику и обрядность, папа и не мог чего-либо добиться; он просто с полной убежденностью полагал, что завоевание Византии крестоносцами само по себе должно привести к церковной унии и т.д. Таким образом, Дж. Джилл предпринимает попытку реабилитировать ассимиляторский, антигреческий курс папства ссылками на то, что этот курс диктовался твердостью канонических воззрений папы Иннокентия III.
      В свою очередь, итальянский историк А. Кариле, изучая сохранившиеся фрагменты напольной мозаики в равеннском храме Сан-Джованни Эванжелиста, запечатлевшие десять сцен из истории Четвертого Крестового похода, высказывает мнение, будто версия о том, что Иннокентий III поддержал перемену курса крестоносцев, двинувшихся на Константинополь (как раз одна из анализируемых мозаик иконографически подкрепляет такое представление), возникла в венецианских кругах. А. Кариле называет эту версию тенденциозной и даже бесстыдной: ее древнейшим источником оп считает известия венецианского хрониста Мартина да Канале, писавшего о походе уже много лет спустя - в 1267-1268 гг. Версия эта, с точки зрения Кариле, не может быть признана достоверной. Ученый упускает, однако, из виду другие, более ранние сведения, подтверждающие неблаговидный характер позиции Иннокентия III (впрочем, итальянский историк и сам мимоходом признает двусмысленность папской дипломатии по отношению к Византии).
      Приведенные примеры - лишь незначительная часть многочисленных кривотолкований истории и последствий Четвертого Крестового похода, предлагаемых предвзято настроенными исследователями (преимущественно католического толка).
      Немало западных историков Крестовых походов вообще обходили Четвертый поход молчанием либо лишь попутно касались его истории, словно он представляет событийное звено, выпадающее из единой "крестоносной цепи". Причины такого подхода вполне понятны: как писал английский ученый Э. Брэдфорд, "разрушение великой христианской цивилизации воинами христовыми тема не из поучительных" (разумеется, для апологетического осмысления Крестовых походов). Порой в историографии высказывались и крайне скептические взгляды по поводу возможности до конца понять историю Четвертого Крестового похода. Еще в начале XX в. французский историк Ашиль Люшер утверждал, что эта проблема никогда не будет разрешена. Последующее развитие науки не подтвердило столь пессимистического прогноза. Несмотря на сохраняющиеся неясности по поводу отдельных эпизодов похода и дискуссионность ряда вопросов, состояние наших знаний сегодня таково, что мы вполне можем реконструировать в главных чертах всю историю событий 1199-1204 гг.
      5.2. Универсалистская политика папства и подготовка похода на Восток
      Инициатором Четвертого Крестового похода, его душой выступил римский папа Иннокентий III (1198-1216), в понтификат (правление) которого папство достигло большого могущества. В огромной степени этому способствовала личность самого папы, человека незаурядных дарований и энергии. Выходец из влиятельной феодальной фамилии ди Сеньи (его мирское имя - граф Лотарио ди Сеньи), Иннокентий III занял папский престол в возрасте 37 лет. Однако, хотя он был самым молодым в избравшей его кардинальской коллегии, выбор убеленных сединами старцев-кардиналов имел под собой серьезные основания. Иннокентий III являлся, несомненно, выдающимся политическим деятелем своего времени. Твердая воля, настойчивость в достижении поставленных целей, умение, хорошо распознав уязвимые места своих противников, использовать их слабости, подчинять их намерения своим замыслам, предвидеть и направлять события - уже этих талантов было достаточно, чтобы склонить голоса кардиналов в его пользу.
      Обладая большим умом. он был и чрезвычайно энергичным человеком. Воинственный и гневливый, расчетливый, осторожный и трезвый в оценках политик, Иннокентий III был искуснейшим мастером казуистики и лицемерия. Никто из пап не умел столь ловко скрывать настоящие цели римской курии под личиной благочестия; никто не умел столь внушительно мотивировать каждый, даже самый неблаговидный дипломатический ход первосвященника высшими интересами католической церкви и всегда к месту подобранными богословскими либо юридическими доводами. Недаром в юные годы Иннокентий III прошел курс обучения в университетах Парижа и Болоньи - лучших из тогдашних высших школ, где он, по словам его биографа, "превзошел всех своих сверстников успехами в философии, богословии и праве", недаром учился каноническому праву у знаменитого болонского юриста Угуччо.