Статус человека

Сейчас дышать только носом, так надо, так лучше, дышать глубже и реже. Родион закрыл глаза и почувствовал, как снег тает от его жаркого тела, топится, как жир на сковородке, а он сам погружается в сугроб все глубже и глубже. После него тут останется ледяной полуслепок, след йети для местных сиреневеньких псевдоразумных. Если бы они тут жили... Он живо представил их: один, в осьминожьей форме амебы, с редким венчиком прямых рыжих волос и тремя круглыми, выпуклыми, плавающими по всему телу глазами, метался вокруг ямы, азартно замеряя ее быстро появляющимися и исчезающими ложноножками - вот так, теперь вот так и еще вот так и так, - и что-то лопотал, то скорострельно, то протяжно, а остальные, отдуваясь, степенно стояли в стороне, изредка кивая головами. Те, что стояли, сложив ложноножки на кругленьких животиках с дырочками-пупиками, презрительно фыркали и бормотали нечто скептическое, а остальные дрожали венчиками и благоговейно моргали вытянувшимися на полтела глазами. Родион хотел было подмигнуть мятущемуся псевдоразумному - привет честной компании! - открыл глаза, но аборигены почему-то разбежались во все стороны, тенями попрятавшись между камней.
      - Ну, я так не играю, - обиделся он и встал.
      Растопленный снег ручейками сбежал с одежды и собрался лужицей у ног. Запрокинув голову, Родион посмотрел на серо-желтое, пятнами, небо, на неяркое, рассыпающееся искрами, как бенгальский огонь, солнце и подмигнул. Хотел еще поребячиться, крикнуть солнцу нечто детско-восторженное... как вдруг спиной ощутил толчок. Мягкий плотный удар живой теплоты. Причем контакт прошел не просто с биосферой планеты, а с конкретным жильем или чьим-то логовом, тут, прямо за перевалом, чуть в сторону от вершины. И было это тепло чьего-то живого присутствия.
      Родион обернулся, постоял немного, прислушался, примерился к дуновению живого тепла, оценил и пошел прямо на него, уже собранный и серьезный, как и полагается разведчику.
      Сразу же за отрогом открывался вид на межгорье: внизу, наверное, была долина - оттуда как из духовки ударило в грудь теплом жилья, - но самой долины видно не было: закрывали широкие каменные террасы. Осторожно, чтобы не потревожить осыпь, Родион начал спускаться и, обогнув одну из скал, увидел самый настоящий, изумрудно-зеленый, с разноцветными кляксами цветов альпийский луг. В левом углу Долины под отвесной скалой стояла хижина, перекошенная, сколоченная из чего попало, но все-таки самая что ни на есть Реальная хижина, а не каменное логово какой-нибудь местной студнеобразной твари. А рядом с ней паслась обыкновенная земная корова. Пегая буренка с девичьими ресницами.
      Форпост... От неожиданности Родион остановился, екнуло сердце, но сразу же ошалел - сорвал с себя рюкзак, бешено завертел его за лямки вокруг себя и покатился вниз, прямо на корову, со скоростью экспресса. Бедное животное перестало жевать и недоуменно уставилось на Родиона; а когда он налетел вихрем - отпрыгнуло в сторону. Но Родион успел поймать ее за холку.
      - Родимая моя животина! - со смехом повалил ее на землю и заорал: Буренушка-коровушка, кормилица-матушка! Дай напиться молока, милая ты ладушка!
      "Кормилица-матушка" взревела дурным голосом, завращала глазами и замолотила по воздуху копытами. Родион захохотал, отпустил ее, и она, вскочив, ужасным аллюром, вскидывая ноги, отбежала на безопасное расстояние и оттуда уставилась на него.
      "Тронутый на мою голову", - всем своим перепуганным видом говорила она, страшно сопя. Родион еще сильнее расхохотался.
      Сзади тихо скрипнула дверь, но он услышал, перестал смеяться и повернулся. Из хижины вышел поджарый, темнокожий, совершенно лысый мужчина в страшных лохмотьях. Он сощурился, безразлично посмотрел на Родиона, корову, привычным жестом подтянул повыше, до голого пупа, рвань брюк и, вытащив из кармана молоток, сошел с крыльца. У стены хижины валялась груда упаковочных ящиков, он, не торопясь, подошел к ним, выбрал один и принялся не спеша его разбивать.
      Улыбка сползла с лица Родиона. Что-то, что-то здесь не так... Хижина из каких-то обломков, старых, погнутых пласт-металлических листов, сбитых досками; без окон, дверь была когда-то крышкой огромного контейнера с остатками надписи "...eat Corporation", и сам хозяин, худой босой человек в рваных обтрепанных брюках и без рубашки.
      Родион поднялся с земли и, машинально отряхиваясь, подошел к нему.
      - День добрый, - сказал он.
      Человек не ответил. Он развернул ящик раз, другой, примерился и ударил. Родиона он словно не замечал.
      - Послушайте, - сказал Родион и положил ему руку на плечо. Человек не отреагировал никак - очевидно, он продолжал бы разбивать ящик и с чужой рукой на плече, - но Родион мягко сжал плечо и повернул его к себе лицом. Тот сразу же обмяк и не сопротивлялся, а только протягивал руки с молотком в сторону ящика и продолжал смотреть в ту же сторону. Как кот протягивает лапы и смотрит на нагретую, теплую подушку, когда его берешь с нее к себе на колени.
      Родион встряхнул его и посмотрел в глаза. Взгляд человека был тусклым и отсутствующим.
      - Послушайте, - Родион забеспокоился, - что с вами? Человек вдруг затрясся, зафыркал и, булькая, пуская пузыри, сказал:
      - Х-гоу! - Мотнул головой, напыжился и добавил: - Г-гоу!
      Родион невольно отшатнулся. Человек повел головой, скользнул по нему взглядом как по пустому месту, повернулся и снова принялся разбивать ящик.
      Что ушат холодной воды. Сумасшедший где-то в пятистах парсеках от Земли заводит ферму и живет себе припеваючи, в свое удовольствие... Родион оглянулся на корову. Она уже оправилась от испуга и щипала траву. Хвост ее висел неподвижно, как веревка. Впрочем, от кого ей здесь отмахиваться? Сзади, за спиной, хозяин по-прежнему стучал молотком, отбивал шершавые неоструганные дощечки, извлекал из них гвозди и складывал - дощечки аккуратной стопкой, а гвозди в карман брюк. Когда молоток попадал по гвоздю, щелкала короткая искра, но человек не обращал на нее внимания.
      Родион вздохнул и открыл дверь в хижину. В хижине было темно, и только сквозь щели в лишь бы как сбитой крыше, пробивались узкие, дрожащие пылью лучи света. Остро пахло запущенным, давно не чищенным хлевом. Посередине хижины на корточках у огромного старинного куба синтезатора сидела беременная, с большим животом, женщина. Она была такая же худая, как и мужчина, и - нет, не смуглая, нет - какая-то серокожая и в таких же отрепьях. К Родиону она не обернулась, а продолжала выщелкивать программу, быстро бегая пальцами по клавиатуре синтезатора.
      - My God! - вдруг прохрипело из угла у двери. Родион резко обернулся. В углу, на грубо сколоченном деревянном кресле сидел лохматый седой старик. Руки, сухие, тонкие, лежали на подлокотниках-подпорках, тело было высохшим и дряблым - от него веяло давно забытой болью и мертвой плотью. Жили только дрожащая складками индюшиная шея и большие, почти светящиеся, глаза. Старик завороженно смотрел на Родиона и глотал слюну.
      "Паралич, - понял Родион. - Давний, старый. Запущенный. И мне, моему личному комплексу регенерации, не поддастся..."
      - I'm blessed, - просипел старик и, раздирая горло, закончил: - if you are not earthmen!'
      Родион отрицательно покачал головой.
      - Я не понимаю, - сказал он и смутился. (А планету, планету-то назвал "The End"! Тоже мне, англоман!)
      Старик плакал. Крупные слезы стекали по морщинистым щекам на дрожащий рот.
      - My God... My God... Can i hope, what...
      Он внезапно затих, только всхлипывал и, моргая, смотрел на Родиона.
      - Прошу прощея. Вы не кумуете по-аглицки... - спохватился он. - Та чо та я? Топа сюда, ближте, и опушайтесь.
      Родион непроизвольно шагнул вперед. Старолинг... Дед, а дед, а ты, наверное, старый, очень старый, древний, можно сказать, старик.
      - Ах да, не на чо... - лепетал старик. Он пошарил глазами по хижине. Вон-вон у том кугу еща ящик. Вы его подважте и опушайтесь.
      Родион выволок ящик из угла, перенес поближе к старику и сел. Совершенно ошарашенный.
      - Вы уж прощея мя, - сказал старик, - но я не можече... Он смотрел на Родиона как на заморскую зверушку, большими, со светящимися белками глазами и вдруг, чуть ли не скуля, спросил: - Како там на Земле? Вы давно оттоле? Родион помялся, не зная, что сказать.
      - На Земле все нормально. По крайней мере, так было сегодня утром.
      - Сегод..? - оборвал его старик и поперхнулся. Глаза его разгорелись. И потухли. - Cod forbid... - забормотал он. - Again... Let me go for goodness' sake!
      Он страдальчески закачал головой, захныкал.
      - Когда та уже прекращется, когда вы престанете трзать мя? Чем дале, тем скверна... Шарнуть бы в тя чо-нибудь... - тоскливо-тоскливо протянул он и вдруг заорал: - Сковыряй-ся прочь, мержоча тварь! Уже и днем явитесь!
      Родион посмотрел в яростные глаза старика, напрягся, подстроился.
      - Спокойно. Успокойся. Я - самый нормальный человек. С Земли. Не галлюцинация, не фантом... Человек, - мягко внушил он.
      Старик сник, обмяк. Прикрыл глаза.
      - Кой час год? - тихо спросил он. Родион сказал.
      - Хм... - старик пожевал губами. - Двести годов... Двести... Ейща сумняща, млада члек, тебе тода ще в папухах не было.
      "В папухах..." - ошалело подумал Родион и тут вроде бы понял. К чему здесь эта хижина, этот старик, дряхлый, древний, со своим древнелингским диалектом... И все-все остальное... Двести лет назад - ревущие сопла, фотонные громады, релятивизм, архаика...
      Какая звездная экспедиция не вернулась из этого сектора? Какая?! Сейчас бы третий том Каталога...
      - Ничего, - сказал он старику. - Ничего. Через неделю я закончу здесь дела (не говорить же, что у него авария и раньше чем через неделю корабль не починят) и заберу вас на Землю. Все будет хорошо. - Он легонько похлопал старика по сухонькому мертвому кулачку. - Ничего...
      Старик открыл глаза и как-то странно посмотрел на него. Губы тронула язвительная улыбка.
      - Искушаешь. - Он невесело рассмеялся. - Годов десять тому, кода... - У старика перехватило горло. - Кода ща была... Бет была... - Он замолчал, моргнул глазами, кашлянул. - Можече, я и обрясця... А им, - старик кивнул на женщину, Земля не занужна...
      Хлопнула дверь. Пригнувшись, в хижину вошел сумасшедший и, немного потоптавшись у порога, присел на ящик в Другом углу.
      - Что с ним? - полушепотом, пригнувшись к старику, спросил Родион и указал глазами на вошедшего. - Это после катастрофы?
      - Катастрофы? - старик уставился на него, не понимая. Затем захихикал. - Вы мляете, мы терплячи кораблекруша? - спросил он. Его явно веселила эта мысль. - Конче, не без того... Та мы поселянцы, просто поселянцы, вы разумеете? Мы утяпали с Элизабет с ваштой клятой Земли тому, чо были накорма ею по заглотку! Во та как. А ца мои... - он поперхнулся и глухо поправился: - Нашты с Бет дети...
      Родион смотрел на него во все глаза.
      - И не блямайте на мя так! Не занужна нам вашта Земля, не занужна!
      Стало тихо. Женщина перестала клацать клавишами и молча ждала. Наконец окошко синтезатора открылось и извергло на поднос ком белой творожистой массы.
      - Постороньте, - вдруг сказал старик, обильно источая слюну. На Родиона он не смотрел. Шея у него вытянулась, голова судорожно задергалась из стороны в сторону - он старался рассмотреть, что делается за спиной Родиона. - Отталите отседа. Час мя будут накорма...
      Женщина встала с колен, взяла поднос и направилась в угол. Медленно, коряво, на полусогнутых ногах, ставя их коленками в середину, под огромный обвисший живот. Родион вздрогнул, как от наваждения. Женщина несла свое непомерно большое, колышущееся в такт шагам бремя, но оно, по всему ее виду, не было ей в тягость. Ее организм был только чуть воспален, как и у всякой беременной женщины.
      Родион не успел увернуться, она натолкнулась на него, остановилась, подумала и, хотя Родион сразу же отскочил в сторону, прихватив с собой ящик, на котором сидел, обошла это место и приблизилась к старику. Держа поднос на одной руке, она небрежно, ширяя ложкой в рот старика, стала его кормить.
      - Невкусна, - закапризничал старик. - Сегодня она как пришарклая... Он поперхнулся и пролаял; - Ты можешь понеторопе?!
      Женщина не обращала на него внимания. Ни на него, ни на его слова. Она тыкала в рот старика ложкой, отрывисто, резко, с методичностью автомата, и он поневоле слизывал и глотал.
      - Кода ты уже родишь? - хныкал он, давясь синтепи-щей. - Why, you are fourteen months gane with child... И то, эт како я пометил. Можече родишь помлее будешь...
      Она наконец сочла, что со старика достаточно, вытерла ложку, повернулась и пошла назад. Мужчина, до сих пор неподвижно сидевший в углу, ожил, встал с ящика и двинулся за ней.
      - Обожди... - прошамкал старик набитым ртом. - Я ша хоча. Дай ща!
      Мужчина и женщина устроились на синтезаторе и, загребая густой молочный кисель (или что там у них?) растопыренными ладонями, степенно насыщались.
      - Жале... - протянул старик. - Родина отцу жале... "Дети" хлюпали и чавкали.
      - Ца мои дети, - то ли жалуясь, с горечью, то ли просто констатируя, сказал старик Родиону. - Бет была бы невдоволена и воспитата... - Он виновато заморгал, и его глаза стала затягивать мутная пленка. - Эли... Прощая мя, Эли... Я... Эли, я не звинен. Они таки... Эли! Я сам не разумею, чему они таки!
      Старик всхлипнул. Он сидел в деревянном кресле неподвижно, каменно, как изваяния фараонов до сих пор сидят на песчаниковых тронах где-то в долине Нила. Как король на троне. Только... плачущий король.
      Он всхлипнул еще раз и начал сюсюкать:
      - Ты чаешь, Эли, а наш Доти лысый...
      Слюна бежала у него изо рта быстрой струйкой прямо на грудь, на остатки ветхой, полуистлевшей одежды. Похоже, в пище было что-то из галлюциногенов.
      - Странно, правда? - лепетал старик. - Ведь наследата у нас чиста, и у родинном дряке лысых николе не было... И у Шеллы власы тоже вылапуют... Но я мляю, чо ца от...от... Эли, ты их прощея, Эли?.. Ца ничего, Эли, чо у них... У них будет пупсалик?.. Эли, ца ничего? Эли?!
      Родион повернулся и, чуть не сорвав дверь с петель, выбежал из хижины. На волю, на свежий, с озоном, почти как после грозы, воздух, на луг, на изумрудную альпийскую зелень. С земной буренкой...
      Ад и рай.
      Рай?
      Откуда этот луг?
      - Привезли. Откуда эта корова?
      - Привезли. Откуда вы сами?
      - Прилетели. Откуда?!
      Родион вздохнул. Переселенцы забирают с собой все, что им дорого, все, что им нужно - ВСЕ, ЧТО ОНИ ЕСТЬ.
      Сзади отворилась дверь, вышла женщина и негромко позвала:
      - Марта! Ма-арта!
      Корова подняла голову и лениво промычала.
      "Идиллия, - подумал Родион. - "За морями, за долами, за высокими горами, в краю, полном чудес, фей и маленьких добрых людей, жили-были..." Мечта каждого фермера, золотая мечта детства, иметь в таком краю свой лакомый кусок земли, жирной и мягкой, как слоеный пирог, с вот таким вот лугом, с вот такой вот партеногенезной коровой, с огромным, необъятным выменем... И жить здесь. Боже мой! Утром, рано-рано, по холодку, по своему росистому лугу - босиком, дыша полной грудью... затем кружка теплого, утреннего, только из-под коровы, парного молока...
      Ну, вот. "В краю, полном чудес..."
      Изгои. Самовольные изгои. Мещане с фермерским уклоном. С придурью. Уйти, забиться куда-нибудь в угол, подальше, в самую-самую темень, но чтоб это был мой, непременно мой, только, лично, индивидуально мой угол! А до моей... то есть его угла, темноты, вам дела нет".
      Родион зло рванул с травы рюкзак, закинул его за плечи и, ни разу не оглянувшись, ушел из этой долины с альпийским, чужим, неуместным здесь лугом, вырождающимися поселенцами и коровой, не машущей хвостом.
      Семь дней Родион бродил по горам. После этой колонии было ясно, что ни о какой разумной жизни здесь, на планете и даже в самой колонии, говорить не приходится, но на корабле его ждали скука и безделье, и поэтому он лазил по скалам и ждал, пока ремонтники починят корабль и тот насосет побольше энергии. В долину он больше не заходил - не мог себя заставить.
      Нужно было сразу выволочить их из хижины, запихнуть в корабль и привезти на Землю, как привозил он до сих пор всякую живность - фауну исследуемых планет. Как каких-то доисторических животных. Ископаемых. Реликтов. Но сейчас уже не хватало ни сил, ни духа - пусть на Земле разбираются, что делать с этим заповедником.
      Через неделю Родион наконец вышел назад, к ущелью, где он приземлился. Вышел безмерно уставший, издерганный, с распухшими от бессонницы глазами.
      Корабль уже стоял - оживший, подлатанный организм, бок был выровнен, хотя и нес на себе следы скомканной, а затем разглаженной обшивки. По всему было видно, что корабль готов к старту.
      Родион прошел мимо бездельничавших роботов, хмуро бросил:
      - Марш в отсек - стартуем, - залез в люк и, зарастив перепонку, сел за пульт. Немного подождал, пока улягутся роботы-ремонтники, и стартовал.
      Выйдя на орбиту, он проверил энергетический запас корабля - энергии было мало, очень мало, и никакая земная база просто не выпустила бы его (еще чего доброго провалится во Временной Колодец, и тогда только разве что сам черт будет знать, что с ним станется), но тут не было никакой земной инспекции, а оставаться на орбите еще два дня, чтобы подзарядиться, он не мог. Это было выше его сил.
      И он рискнул.
      Вначале все шло как положено - началось медленное проникновение, и корабль уже почти вошел в межпространство. Родион облегченно вздохнул... и тут вся энергия корабля ухнула лавиной, как в прорву, и корабль на полном энергетическом нуле выбросило назад, на околопланетную орбиту.
      "Ну, вот, - подумал он, - доигрался".
      Биокомпьютер быстро защелкал, застрекотал и выдал информацию: "Положительный эффект Временного Колодца. Перемещение: двести плюс-минус пятнадцать лет по вектору времени".
      - Релятивист! - зло процедил Родион. - Ах ты, мой новый, современный релятивист! Кричите все "ура", бросайте вверх чепчики, встречайте музыкой, тушем и цветами, морем, фейерверком цветов!
      Он закрыл глаза и застонал. Ребята встретят его сединой и скрытой насмешкой: "Как же это ты, а?", а Рита... бог мой, почти такая же, только с морщинками у глаз - двухсотдвадцатитрех плюс-минус пятнадцатилетняя познакомит его со своей, забытого колена, праправнучкой...
      Глупо. Все глупо! И мысли глупые, и попался глупо. Как мальчишка, не знающий урока и зачем-то тянувший руку... Внутри было пусто, голодно, сосало под ложечкой. Хотелось... Черт его знает, чего хотелось! Если бы можно было вернуться назад...
      Родион посмотрел вниз, на по-прежнему безмятежно-салатную планету. Дважды проклятую им самим и кто знает сколькими ее поселенцами.
      После третьего витка, когда корабль уже более или менее заправился, подзарядился, Родион решил приземлиться. "Вернуться назад..."
      На этот раз все прошло как положено. Он вовремя уравнял потенциалы, хотя не хотелось, ой как не хотелось! - лучше бы отсюда, сверху, камнем, чтоб в лепешку, на мелкие части, и чтоб даже скорлупа корабля не смогла регенерировать!
      Он посадил корабль на лугу, на противоположном от хижины конце долины, и вышел. Двести лет... Луга как такового не было. Вместо травяного ковра были редкие, длинноостролистые кустики, жухлые, жесткие и куцые. Рядом с хижиной... Возле хижины не было коровы. Вместо нее стояло бегемотообразное животное, черное - смоль, бесхвостое, лоснящееся, с туловищем-бочкой, вблизи - цистерной, шлепогубое, с огромными стрекозино-выпуклыми глазами.
      Родион подошел поближе. Животное смотрело на него бездумным, безразличным фасетчатым взглядом и, мерно жуя, пускало слюну. Слюна, рыжая и тягучая, медленно вытягивалась, опускалась вниз, растекаясь по земле огромной янтарно-ядовитой лужей, а затем, оставив совершенно черное пятно дымящейся, взрыхленной земли, втягивалась обратно в чавкающую, рокочущую пасть.
      Дверь хижины хлопнула, и оттуда выкатился большой, по пояс Родиону, блестящий черным хитином паук о четырех лапах. Он выволок за собой охапку дощечек и тут же, у порога, начал что-то мастерить. Родион подождал, всмотрелся. Работа шла споро, и вскоре из-под лап паука появился готовый упаковочный ящик. Самый обыкновенный. По диагонали просматривалась полустертая надпись: "...eat Corporation" - доски были сбиты в том же порядке, что и четыреста лет назад при упаковке чего-то там...
      Паук бросил ящик в кучу других у стены и, прихватив с собой молоток, умчался в хижину.
      "Покеда, дядя!"
      Родион поежился и шагнул вслед за ним. В хижине, кроме первого, был еще один паук, тоже черный, но жирный и толстый, он возился, как неопытная суетящаяся акушерка, у надсадно гудящего синтезатора, готового что-то произвести.
      Родион посмотрел в угол и оцепенел. Там, на своем троне, восседал "король". Одежда на нем истлела, сам он тоже; остался только почерневший, обветшалый скелет. Челюсть давно отвалилась от черепа и валялась на полу в зловонной, разлагающейся куче нечистот.
      - Здравствуйте, - сказал Родион. "Welcome", - сказал король.
      - Ну, как? Ты доволен?
      Молчание.
      Затем тихое-тихое, как порыв далекого ветра:
      "I see..."
      Мимо Родиона с подносом белой, горой, студенистой массы прошмыгнул жирный паук и, остановившись у трона, принялся ложкой бросать ее в скелет. Метко, туда, под верхнюю челюсть.
      Родиона замутило, и он выскочил вон.
      "Не надо, - подумал он. - Не надо было сюда возвращаться. Зря".
      На крыльцо выкатился паук, помялся на лапах, потоптался и вдруг, протяжно, с икотой, позвал:
      - Марта-а!
      "Бегемот" медленно повернул к нему огромную, без шеи, голову и замычал.
      ВОЙНУХА
      Из доклада Франца Лаобина, профессора сравнительной космической биологии (извлечение из стенограммы заседания Коллегиального Совета Комиссии по вопросам внеземных цивилизаций)
      ...Представленный на рассмотрение объект не может быть отнесен ни к одной из известных в космической биологии классификаций. Несмотря на явную схожесть рассматриваемого вида с отрядом приматов, на данном этапе исследований его нельзя отнести к указанному отряду, поскольку человекоподобная особь представляет собой (по нашему предположительному заключению) всего лишь одну из стадий метаморфоза, отдаленно напоминающего метаморфоз насекомых. К сожалению, из представленных для предварительного заключения материалов полного цикла метаморфоза установить не удалось. Известно только, что человекоподобные особи появляются из океана, обычно под вечер, уже полностью сформировавшимися и не меняющимися на протяжении всего периода существования на данной стадии метаморфоза. Продолжительность существования человекоподобной особи оценивается нами, по косвенным данным, в пределах тридцати-пятидесяти лет. По истечении этого времени особь резко утрачивает подвижность, долгое время проводит сидя на песке, и наконец, тесно переплетясь с другой особью, они закукливаются. Образовавшаяся куколка вскоре исчезает - очевидно, ее смывает в океан. Что происходит с ней далее - то ли куколка переходит в другую, высшую стадию метаморфоза, то ли, продуцируя споры, замыкает цикл метаморфоза, - можно только предполагать, поскольку информация по этому вопросу отсутствует.
      Как уже указывалось, особь человекоподобной стадии метаморфоза внешне весьма напоминает вид Homo sapiens. Вместе с тем имеется и ряд отличий, например: волосяной покров теменно-черепной области простирается также и на область шеи (так называемая львиная грива); глазные яблоки закрываются нижними веками; носовые полости снабжены клапанными перепонками, являющимися, вероятно, рудиментами предыдущей стадии метаморфоза; также наблюдается практически полное отсутствие внешних половых признаков, хотя лингвистический анализ местного языка и дает четкое разделение по половым категориям. Единственным признаком, по которому мы пока можем определить пол особи, является неярко выраженный волосяной покров в виде пушка под глазными впадинами у мужских особей и его отсутствие у женских. Следует, однако, указать, что разделение особей на мужские и женские, предложенное первооткрывателями, весьма условно, поскольку их половые функции не отвечают земным представлениям и проявляются, вероятно, только в период закукливания.
      Появившаяся из океана, так сказать, "новорожденная" особь чрезвычайно быстро усваивает необходимые поведенческие навыки и уже через неделю свободно разговаривает. Вместе с тем следует указать, что накопленные к этой стадии метаморфоза знания, а также вновь приобретенные, используются только для игр и исключительно для игр, - откуда можно предположить, что психология человекоподобных особей весьма напоминает детскую. Является ли это следствием беззаботного существования, обусловленного легкостью добывания пищи или отсутствием половых инстинктов, либо человекоподобная особь представляет собой своеобразную "детскую" стадию метаморфоза, мы можем только предполагать. Но поскольку "взрослой" стадии метаморфоза на планете не обнаружено, то данное сообщество, несмотря на его ярко выраженную разумность и коммуникабельность, трудно назвать гуманоидной цивилизацией. Скорее здесь может идти речь о гуманоидной псевдоцивилизации. Если до сих пор критерием определения цивилизации, будь то гуманоидная или негуманоидная, являлось стремление к познанию, пусть даже в странных, нелогичных, а иногда и просто неприемлемых для нас (свойственных негуманоидам) формах, то в данном сообществе, вопреки его явно гуманоидной структуре, такой критерий отсутствует.
      Выводы нашей подкомиссии могут кому-либо показаться несколько прямолинейными и категоричными. Принимая это во внимание, нам бы хотелось предостеречь слушателей от их безоговорочного восприятия. Учитывая, что материал, представленный в нашу подкомиссию, был собран не квалифицированными исследователями, подготовленными к такого рода деятельности, а энтузиастами, весьма далекими от ксенологии, и несет зачастую предвзятую, искаженную, иногда противоречивую и весьма неполную информацию, - следует отнестись к выводам подкомиссии как к предварительным и не принимать их как утверждение, ибо они могут оказаться неверными.
      Из дознания Алексея Рюмми и Донована Малышева, членов экипажа корабля ПГП-218 (извлечение из стенограммы заседания Коллегиального Совета Комиссии по вопросам внеземных цивилизаций)
      Председательствующий. У меня есть несколько вопросов к начальнику Картографической службы Антуа Баль-рику. Скажите, Бальрик, Проект Глобального Поиска осуществляется под руководством вашей службы?
      Бальрик. Да.
      Председательствующий. Уточните, пожалуйста, цель создания данного Проекта и каким образом он осуществляется.
      Бальрик. Цель Проекта? Мне кажется, что среди присутствующих здесь членов Коллегиального Совета она известна всем. Но я готов повторить. Проект Глобального Поиска создан для систематизации изучения и картографии звездных систем и представляет собой предварительную разведку, на основании которой Совет Астронавигации решает, насколько данная система пригодна для дальнейшего исследования и использования ее материальных и энергетических Ресурсов. Такая разведка рассчитана на пять-шесть недель, включает в себя картографию исследуемого района и планетарных систем, с чем, в общем-то, справляется автоматика, а в случае необходимости - высадку на отдельные планеты, представляющие, по мнению капитана корабля ПГП, интерес для исследований.
      Председательствующий. Что вы подразумеваете под словами "интерес для исследований"?
      Б ал ь р и к. Наличие на планете органической жизни.
      Председательствующий. Спасибо. Насколько я понимаю, это ближняя разведка, не далее пятисот парсеков. Нас же больше интересует, что представляет собой Дальний Поиск.
      Б ал ьр и к. Дальний Поиск предполагает большую самостоятельность и более широкий круг исследований. Максимальное время исследований - три года, минимальное количество участников - три человека.
      Председательствующий. Кто проводит исследования?
      Бальрик. Совет ПГП.
      Председательствующий. Я спрашиваю о непосредственных исполнителях.
      Бальрик. Ближний Поиск является курсовой работой каждого студента штурманского факультета Института астронавигации. В Дальний Поиск уходят обычно дипломники и некоторые наши сотрудники.
      Председательствующий. Благодарю вас. Я приношу извинения за то, что заставил вас повторить всем известные факты. Но вот передо мной лежат три личных дела: Алексея Рюмми, Донована Малышева и Кирша Алихари. Скажите, пожалуйста, каким образом эти три человека, не имеющие никакого отношения к Картографической службе и к космическим исследованиям вообще, могли получить разрешение на Дальний Поиск? Я позволю себе напомнить их профессии:
      Рюмми - кибермеханик, Малышев - воспитатель детского сада, Алихари поэт.
      Бальрик. Спасибо за вопрос. Хоть здесь я могу высказаться по этому поводу. Дело в том, что план работ по Проекту, предложенный нам Советом Астронавигации, настолько превышает наши возможности, что постоянно находится под угрозой срыва. Неоднократные обращения в Совет Астронавигации о сокращении плана или хотя бы об оказании помощи в проведении исследований остаются без ответа. Вот почему мы вынуждены приглашать энтузиастов со стороны. Они проходят подготовку, сдают экзамены и только после этого направляются в Дальний Поиск. Правда, и добровольцев у нас не очень-то много. Работа скучная, однообразная, состоящая в основном из сбора информации о звездных системах и лишь в малой степени их непосредственном исследовании, поскольку, как вы знаете, Проект Глобального Поиска создан для картографии самых бесперспективных районов космоса. И та случайность, что экипаж корабля ПГП-218 обнаружил обитаемую планету, составляет настолько мизерную величину, что ее не стоит принимать во внимание. Поэтому не удивительно, что добровольцы предпочитают по пять лет стоять в очереди в комплексную экспедицию, а к нам идут люди только таких специальностей, которые заведомо там не понадобятся.
      Председательствующий. Благодарю. К вам вопросов у меня больше нет. Алексей Рюмми, скажите, вы проходили подготовку в Картографической службе?
      Рюмми. Нет. У меня были любительские права пилота, и это посчитали достаточным.