Когда диафрагма люка с треском распахнулась, Мальконенн с излишней поспешностью устремился ко мне, протягивая руку и сконфуженно отводя глаза в сторону.
      - Здравствуйте, Бугой! - наигранно весело воскликнул он. - Надеюсь...
      Он мазнул по мне взглядом и осекся. Лицо изумленно вытянулось, протянутая рука застыла в воздухе.
      - Вы... Вам нехорошо?
      Его реакция была предсказуема. Я видел себя в зеркале - безобразный горб на спине, лицо отекшее, бледно-желтушное, черные круги под глазами. И таким мне предстояло быть полтора месяца.
      Дикий коктейль человеческой крови и плазмы гидробионта Раймонды представлял серьезное испытание для печени и почек, поскольку медикаментозные ингибиторы защищали внутренние органы от вредного воздействия инородной плазмы лишь на девяносто восемь процентов. И этого соотношения приходилось строго придерживаться, так как при ста процентах защиты наступало отторжение имплантанта.
      - А как себя чувствуете вы? - спросил я, пожимая повисшую в воздухе руку Мальконенна. - Похмелиться не хочется?
      Мальконенн сник, попытался выдернуть руку, но я держал ее крепко.
      - Что вы, право... - смущенно пробормотал он. - Ничего страшного в конце концов не случилось...
      - Случится, - мрачно пообещал я. - Еще одна подобная выходка с вашей стороны, и наши договорные отношения будут разорваны. С уплатой вами всех обусловленных договором компенсаций. Если потребуется, то и через суд.
      При упоминании о суде Мальконенна передернуло. Больше всего он боялся огласки. Для моей репутации суд тоже был ни к чему, но крелофонист прекрасно осознавал, что это отнюдь не поставит крест на моей карьере. Слишком я независим в своей области, чтобы превратиться в изгоя. Для него же огласка означала бы полный крах.
      - Зачем же так сразу - суд... - забормотал он. - Даю слово, что, пока вы будете на Раймонде, я ни грамма в рот не возьму и носа с виллы не высуну до вашего возвращения.
      Он попытался заглянуть мне в глаза, но тут же отвел взгляд. Нехороший у него был взгляд, неискренний, но я ему поверил. У чересчур эмоциональных натур внешняя реакция редко совпадает со словами.
      - И все это время не будете отвечать ни на чьи звонки, кроме моих, сказал я.
      - И все это время не буду отвечать ни на чьи звонки, кроме ваших, эхом откликнулся Мальконенн.
      - Даже если продюсер предложит вам сверхзаманчивые гастроли.
      Это был удар ниже пояса. Третьеразрядному крелофонисту никто не предложил бы и низкосортного турне.
      - Даже... - по инерции продолжил Мальконенн, но тут до него дошел иезуитский смысл моих слов, горло у него перехватило, он напрягся, медленно поднял голову.
      - Обещаю, - процедил он, с ненавистью глядя сквозь меня, - что все это время проведу как отшельник и не поддамся ни на какие соблазны.
      Получилось излишне патетично, но, учитывая его богатый сценический опыт, наложение театральных штампов на обещание не следовало принимать за ерничанье.
      - Договорились, - ровным голосом произнес я и наконец-то отпустил его руку. - Помогите перенести багаж на причал - мне после операций нельзя поднимать тяжести.
      Мальконенн нырнул в люк яхты и один за другим вынес на причал три объемистых баула. Последний, наиболее тяжелый, он не смог поднять и волоком протащил по настилу.
      - Оставьте тут, - распорядился я. - Незачем переносить в дом, а затем обратно. Когда, кстати, прибудет катер с экспертами?
      - Через полтора часа, - отдуваясь, выдохнул Мальконенн. - Что у вас в баулах?
      - Снаряжение.
      - Да? И для...
      - Меньше будете знать, крепче будете спать! - оборвал я его на полуслове. - Кстати, снаряжение сделано по спецзаказу, и расходы превысили первоначальную смету.
      - Я доплачу, - быстро согласился Мальконенн, чем приятно удивил меня. Когда мы расставались неделю назад, я посчитал его за скареда. Оказывается, не все так просто - дурман наркотиков и спиртного вызвал у крелофониста манию меркантильности, у иных буйство. Трезвый Мальконенн нравился мне больше.
      - Идемте, - смягчил я тон. - Не торчать же нам на причале в ожидании экспертов полтора часа. К тому же экспертизу экспонатов положено проводить в здании.
      В котловине был поддень. Искусственное солнце стояло в зените, перегретый песок источал жар, и рассеянная тень от куцых крон корабельных сосен не спасала от зноя. Пока мы шли по тропинке до коттеджа, я изошел потом. После недели пребывания в статичных условиях госпиталя пять минут на жаре на фоне общей послеоперационной слабости вызвали дурноту, и мне было не до красот долины. Поэтому, как только мы оказались в прохладе комнат, я упал на диванчик в первом же зале, достал баллончик с аэрозолем и, расстегнув ворот, брызнул за шиворот хорошую порцию двухпроцентного формальдегида. Жабры обожгло, меня передернуло, а затем по телу начала разливаться блаженная истома. Главное, не переусердствовать с формальдегидом: то, что для жабр - основа жизнедеятельности, для человеческого организма - яд.
      Мальконенн наблюдал за моими действиями со странным выражением брезгливости и одновременно сочувствия на лице.
      - Еще не адаптировался, - кисло усмехнулся я. - С вашего позволения я прилягу?
      - Да-да, - спохватившись, озабоченно засуетился он. Укладывайтесь... Подушку дать?
      Я слабо отмахнулся, осторожно лег боком на диванчик, вытянулся и пододвинул под голову съемный надувной подлокотник. Как минимум месяца полтора спать и отдыхать, лежа на спине, мне заказано.
      Мальконенн бесцельно прошелся по залу, остановился и нерешительно посмотрел на меня.
      - Что? - спросил я, преодолевая слабость.
      - Вы говорили о счетах... Перерасход за спецснаряжение...
      Я тяжело вздохнул. Начинается! Неужели передумал оплачивать? Недавнее приятное удивление по поводу готовности крелофониста все оплатить сменилось досадой.
      - Нет-нет, - понял меня без слов Мальконенн. - Не в том смысле... Мне нужны счета, чтобы перечислить деньги...
      - Придут электронной почтой, - пробормотал я, прикрывая веки. После аэрозольного шока меня охватила сонливость. - Если уже не пришли...
      - Ага, ага... - закивал Мальконенн и вновь бесцельно заколесил по комнате. - Не хотите посмотреть, как я оборудовал грот для занзур? предложил он.
      - Нет.
      - Тогда чем будем заниматься?
      - Ничем. Ждать прибытия экспертов, - не открывая глаз, ответил я.
      Ждать Мальконенн не умел, но, к счастью, тревожить меня больше не стал. Бродил по залу, шумно вздыхал, несколько раз присаживался в разные кресла, кажется, пытался слушать через наушники крелофонию... Точно не помню, веки я разлеплял редко, к тому же немного вздремнул.
      Очнулся я по синхронной команде вживленных биочипов секунд за десять до сообщения системы жизнеобеспечения виллы, что катер с экспертами страховой компании причалил к створу. Я лишний раз убедился, насколько биочипы незаменимы для моего предприятия, но тем не менее вживлять их навечно не собирался. И никакому нейрохирургу меня в этом не переубедить.
      - Надо идти встречать! - встрепенулся Мальконенн, вскакивая с кресла.
      - Ни в коем случае, - охладил я его пыл, неторопливо садясь на диване. - Оставьте эмоции для своих концертов, а сейчас сыграйте роль солидного коллекционера антиквариата, который оказывает огромное одолжение, предоставляя экспонат для выставки на Раймонде. Нельзя показывать свою заинтересованность, иначе вашу нервозность примут за желание получить хорошие деньги, а это в среде коллекционеров считается дурным тоном. К тому же не хочу, чтобы кому-нибудь из экспертов закралось в голову подозрение об иных целях, преследуемых хозяином. Поверьте, большинство экспертов прекрасные миелосенсорики и фальшь в поведении улавливают мгновенно.
      - Я постараюсь, - взял себя в руки Мальконенн.
      - Уж будьте добры, - не удержался я от язвительной улыбки и получил в ответ испепеляющий взгляд. Сразу стало понятно, что после окончания Дела наши пути - дорожки разойдутся навсегда. И к лучшему.
      В комиссию входили пять гуманоидов. Пока они шли по лесной тропинке к коттеджу, Сезам показал их в окне крупным планом и представил каждого. Распорядитель выставки раймондец Теодор Броуди, маленький, лысенький толстячок с рыжими бакенбардами, в старинном черном сюртуке с длинными Фалдами и таком же старинном цилиндре, шагал впереди процессии. Он был единственным, кто более всего походил на человека, хотя именно раймондцы имели к гуманоидам весьма спорное отношение. За ним следовали двое похожих друг на друга, как зеркальные копии, ионокцев - Эшпертер Ай и Эшпертер Эго, эксперты страховой компании. Худые, как жерди, в белых хитонах, с бритыми головами и постными выражениями на лицах, ионокцы были больше, чем обыкновенные близнецы. Несмотря на биологическую независимость тел, их сознания настолько тесно взаимодействовали между собой, что отдельно, как особи, они существовать не могли. Я уже и не помню, сколько раз выставлял свою коллекцию экзопарусников на выставках, которые обслуживали разные страховые компании, но всегда экспертами были ионокцы. Об их честности, неподкупности и скрупулезности в делах ходили легенды. Лед мог стать горячим, но ионокец продажным - никогда. Замыкали группу двое шестируких хейритов, в форме межгалактической службы безопасности с сержантскими погонами - Абрикар Кроузи и Транкар Бракан, которые несли как портшез переносной сейф для особо ценных грузов. Хейриты прекрасные телохранители, с великолепной реакцией, однако их присутствие вызвало у меня легкую оторопь. Я недоуменно вскинул брови и посмотрел на Мальконенна.
      Крелофонист никак не воспринял мое недоумение. То ли был в курсе, кому поручена охрана песчаникового изваяния, то ли просто не понимал меня. Привык, что во время гастролей его охраняли хейриты, и даже не подозревал, насколько для данного случая они неуместны. Впрочем, меня это не касалось. Имена хейритов я тут же забыл - зачем мне близкое знакомство с рядовыми охранниками? - личное имя ионокцев-антиподов Ай и Эго тоже почти мгновенно выветрилось из памяти, зато имя раймондца я постарался запомнить. С ним предстояло работать, причем в том направлении, о котором распорядитель выставки и не подозревал.
      Церемония передачи экспоната - весьма рутинная процедура, расписанная по минутам и ролям, почти как вручение верительных грамот. Не столь торжественная, но столь же нудная. Все проходит согласно протоколу. Вначале Сезам представил присутствующих друг другу (хотя уверен, что информацию о нас с Мальконенном члены комиссии получили, еще находясь на своем катере), затем распорядитель выставки раймондец Теодор Броуди начал медленно, с чувством, с расстановкой зачитывать условия договора, написанного излишне высокопарным слогом. После каждого пункта он останавливался, попеременно посматривал то на меня, то на Мальконенна и продолжал чтение только после моего утвердительного кивка. Мальконенн же, памятуя мои наставления, ни разу не удостоил Броуди не то что словом, но и взглядом. Сидел, развалясь в кресле, с насупленным, отсутствующим видом, будто все происходящее его не только не касалось, но и было в тягость. Этакий парвеню, что отчасти почти так и было, поскольку как ценитель раритетов Мальконенн представлял собой полный ноль.
      Наконец Броуди закончил чтение договора, и в зал вкатилась кибертележка с установленным на предметном столике изваянием царицы Нэфр'ди-эт. Я натянул на руки стерильные перчатки, снял прозрачный колпак, аккуратно взял скульптуру с подставки и протянул ее Броуди.
      И тут я увидел его лицо. Теодор Броуди, распорядитель выставки древнего искусства Земли на Раймонде, существо, которое лишь с большой натяжкой признавали гуманоидом, стоял передо мной соляным столбом, во все глаза зачарованно уставившись на скульптуру. Воистину, нет пророка в своем отечестве! Мы с Мальконенном, плоть от плоти Homo sapiens, наследники земной цивилизации, с прохладцей, мягко говоря, относились к своим историческим ценностям. Поэтому столь искреннее и неподдельное восхищение земным раритетом вызвало у меня негативную реакцию. Я отнюдь не расист, в обществе каких только экзотических гуманоидов мне не приходилось бывать, но сейчас ощутил неприятное чувство, почти сродни омерзению, словно какая-то бородавчатая жаба из гнилого болота рассматривала мои интимные части тела, пытаясь по ним определить уровень интеллекта.
      - Возьмите, - с излишней сухостью в голосе сказал я.
      Броуди не услышал, продолжая зачарованно смотреть на скульптуру. Ничего общего с жабой в раймондце не было, наоборот, он был точной копией человека - маленького, пухленького, добродушного с виду, - но ощущение омерзения не проходило.:
      - Броуди! - громче сказал я, и раймондец наконец очнулся.
      - Ах, да, простите... - Он поспешно выхватил из кармана сюртука такие же, как у меня, перчатки, напялил на руки и с крайней осторожностью, будто стеклянную, принял скульптуру. - Огромная честь не только созерцать, но и держать в руках это... это... сокровище... чудо...
      Броуди запинался, всем своим видом выражая смущение и благоговейный трепет перед древним экспонатом, но в глубине бегающих глаз раймондцая таилось что-то темное, инородное, отталкивающее.
      Будь он человеком, я с уверенностью сказал бы, что Броуди врет, но... Я не специалист по внеземным формам жизни и уж тем более по физиогномике псевдогуманоидов. Оценочные критерии человеческого поведения для них не подходят. Например, внешний вид паукообразного сектелида приводит человека в дрожь, а его отрывистый трубный глас и грозное щелканье зазубренных жвал во время разговора вызывают ощущение, что сектелид готовится на вас напасть, разорвать на части и тут же употребить в пищу. На самом деле миролюбивей и безобидней существа во Вселенной не найти. Возможно, так было и с глазами раймондца. И то, что мне показалось затаенной ложью, на самом деле крайняя степень смущения.
      Ионокцы индифферентно приняли скульптуру из рук раймондца, установили в нишу переносного анализатора и принялись снимать показания. Ай тихим шелестящим голосом зачитывал параметры, а Эго тут же заносил данные в память электронного секретаря. Масса скульптуры, объем, спектральный анализ, химический состав, возраст... Вот уж у кого эмоции отсутствовали полностью, так это у ионокцев. Для них не имело значения, что именно они оценивают - произведения искусства или окаменевшие экскременты динозавров, - и то, и другое они анализировали с одинаковой невозмутимостью и скрупулезностью.
      - Возраст скульптуры пять тысяч триста лет плюс-минус тридцать четыре года, - резюмировал Ай и посмотрел на меня.
      Я достал карманный хронограф и прошелся сканером по скульптуре. На шкале моего анализатора возраст песчаникового изваяния составил ту же цифру, но плюс-минус сорок восемь лет. Неделю назад было плюс-минус сорок девять, но это в пределах погрешности. Что же касается сравнения с показаниями хронографа ионокцев, то наши данные не превышали допустимых отклонений для приборов различной степени точности. Для столь древней скульптуры разночтение в определении возраста могло достигать около сотни лет.
      Данные были занесены в экспертный протокол, являвшийся неотъемлемой частью договора, и подписаны всеми присутствовавшими. Затем договор подписали Броуди и Тотт Мальконенн, раймондец торжественно передал мне скульптуру, я водрузил ее на подставку, накрыл колпаком и поместил в переносной сейф. После чего Броуди закрыл сейф и опечатал его.
      В общем, как я и говорил, рутинная процедура, которую не скрасил и обязательный ритуал завершения сделки - шампанское (предвидя это, мне пришлось, подлетая на яхте к вилле Мальконенна, снять запрет на предоставление алкогольных напитков). Хейриты, находясь на службе, не пили, прагматичные ионокцы хоть и выпили, но все с тем же беспристрастным видом, б.ез удовольствия, отдавая должное чуждой для них традиции, и не более того. Я сделал вид, что пригубил шампанское (по медицинским показаниям, мне еще пару дней следовало воздержаться от алкоголя, да и потом, во избежание отторжения жабр, употреблять умеренно), и сел в кресло, вертя бокал пальцами, как бы в ожидании светской беседы. Удивил Мальконенн - он поднес бокал ко рту, понюхал, поморщился и пить не стал, возвратив бокал на столик с сумрачным видом. И я внезапно понял, что вовсе не мои строгие предупреждения подействовали на него - крелофонист находился в крайней степени через силу сдерживаемого возбуждения. Никак не мог дождаться, когда все закончится. Слишком многое он поставил на карту, чтобы играть благодушную роль маститого коллекционера.
      Один Броуди излучал прекрасное расположение духа. Произнес спич во славу земного искусства, не забыв при этом отдать должное владельцу скульптуры Нэфр'ди-эт, любезно предоставившему ее для выставки на Раймонде. Выпив, раймондец пустился было в восторженные разглагольствования на тему "ars longa, vita brevis" (1) и о том, как любят на его родной планете искусство Земли, но, наткнувшись на более чем холодное восприятие, стушевался, скомкал речь и стал прощаться. Еще раз поблагодарил Мальконенна, пожал ему руку и, заметив, что я продолжаю сидеть в кресле, повернулся ко мне.
      1 Искусство вечно, жизнь коротка (лат.).
      - Надеюсь, вы не надолго задержитесь? - спросил он.
      - Минут на пять, не больше, - заверил я. - Кстати, если вас не затруднит, пусть киберы погрузят на катер мой багаж. Три баула стоят на причале.
      - Какие могут быть разговоры! - воссиял улыбкой Броуди. - Непременно.
      И опять меня кольнула его улыбка, почему-то показавшаяся неискренней. Чересчур оживленно вел себя Броуди, слишком восторженно, почти на уровне экзальтации, и от этого был похож на марионетку из кукольного водевиля, которую дергают за невидимые ниточки, заставляя ни к месту улыбаться, рассыпаться в любезностях, шаркать ножкой... Не человек, а персонаж. Впрочем, человеком он-то и не был - до сих пор ведутся дискуссии, является ли внешнее человекоподобие раймондцев настоящей формой тела, или же это искусственная оболочка. И мне было трудно судить, действительно ли Броуди неискренний, себе на уме субъект, или же мое негативное отношение к раймондцу обусловлено знанием его физиологической неопределенности.
      Броуди вышел, за ним последовали хейриты с сейфом, последними покинули зал ионокцы. Возле двери ионокцы приостановились и степенно кивну-. ли на прощание. Степенность получилась плохо, в ней было больше механического, чем живого, но мне на подчеркнутую отчужденность ионокцев было наплевать. Не с ними мне предстояло каждый день общаться на протяжении месяца, а с Броуди.
      Лишь только экспертная группа показалась в окне на пути к причалу, Мальконенн преобразился. Схватил бокал, залпом выпил шампанское, трясущимися руками налил еще и снова выпил.
      - И не глядите на меня так! - взорвался он, метнув в мою сторону яростный взгляд. - Я дал слово, что в ваше отсутствие грамма спиртного в рот не возьму - так и будет! Но вы еще находитесь здесь!
      Я тяжело поднялся с кресла. Напрасно я остался. Напрасно вообще связался с этим неуравновешенным человеком - похоже, в своих обещаниях он придерживался единственного принципа: "Мое слово - что хочу, то с ним и делаю. Хочу - дам, хочу - заберу". Все, что я намеревался сказать ему перед отлетом, мгновенно выветрилось из головы. Ни к чему мои наставления получится пустое сотрясение воздуха.
      Алкоголь сделал с Мальконенном свое дело, и нервное напряжение отпустило крелофониста. Он обмяк, на лице выступила обильная испарина.
      - Сдержу я слово, сдержу... - куда-то в сторону пробормотал Мальконенн, вытирая платком лицо.
      Скорее, пытался убедить самого себя не отступаться от принятого решения, чем доказать мне свою твердую волю. Какая, к черту, у него воля? Тем более твердая...
      Я молчал.
      Мальконенн спрятал платок, тяжело вздохнул и посмотрел на меня.
      - Что ж, Бугой, - сказал он, - договор подписан, отступать поздно. Время пошло. С богом. - Он на мгновенье запнулся, а затем неожиданно добавил: - Хоть я в него и не верю.
      - Я тоже неверующий, - ровным голосом, почти как бесстрастный ионокец, произнес я, развернулся и вышел. Хотелось, чтобы навсегда, но сюда еще предстояло возвращаться.
      Наконец-то я понял причину спонтанно возникшей антипатии к Тотту Мальконенну. Его знаменитый дед был таким же страстным коллекционером, как я. И хотя я сам ничтоже сумняшеся предложил использовать один из ценнейших экспонатов антикварной коллекции Мирама Нуштради для провоза контрабанды, мне ужасно не хотелось, чтобы наследником моей коллекции экзопарусников оказался такой вот Мальконенн. С души воротило от подобной вероятности.
      Глава 3
      Катер, на котором комиссия прибыла на виллу Мальконенна, представлял собой автономный отсек галактического лайнера-трансформера, рассчитанный на барражирование между кораблем-маткой и космостанциями без посадки на планетоиды, не оборудованные унифицированными причально-стыковочными створами. По своим габаритам отсек соответствовал апартаментам высшего класса, однако, войдя внутрь, я увидел на стене голограмму планировки и понял, что ошибся. Но ненамного. Это был отсек экстракласса из десяти комнат, включая м холл, информотеку, бильярдную и даже небольшой бассейн. Обычно я путешествовал бизнес-классом в однокомнатной каюте, поэтому в другое время с удовольствием воспринял бы столь высокие знаки внимания к своей персоне, но не сейчас. Восстановительный послеоперационный период еще не закончился, и мне необходимы тишина и покой. А какой может быть покой, если предстояло "сожительствовать" в одном отсеке с членами комиссии?
      Комиссию в полном составе я обнаружил у распахнутой двери хранилища ценных грузов.
      - Остались небольшие формальности. - При моем появлении Теодор Броуди расплылся в неестественно приторной улыбке. - Мы должны в вашем присутствии закрыть и опечатать комнату.
      - Да-да, - кивнул я. Совсем забыл о заключительной стандартной процедуре. И не мудрено с таким заказчиком, как Мальконенн. - Можете приступать.
      Хейриты внесли в хранилище сейф, установили его посередине, зафиксировали на месте гравитационными зажимами и вышли. Броуди собственноручно затворил массивную дверь и с поклоном протянул мне один из двух электронных ключей.
      - По счету "два", - елейно улыбаясь, предупредил он.
      Я сдержанно кивнул. От слащавых улыбок Броуди начинало тошнить. Будь он гуманоидом, определенно списал бы его ужимки на гомосексуальную ориентацию.
      - Раз... два!
      Мы синхронно вставили ключи, в толще бронированной двери громыхнуло, и она наглухо срослась с герметичным хранилищем биметаллическим швом молекулярно-диффузионного замка.
      - Надеюсь, с формальностями покончено? - спросил я, опуская ключ в карман.
      - Да, - заверил раймондец, излучая всеми порами тела радушие. Предлагаю продолжить общение, так сказать, в неформальной...
      - Прошу прощения, - сухо перебил я, - у меня сильно болит голова. Где я могу отдохнуть? Броуди смешался.
      - Отсек полностью ваш, мы здесь пробудем всего два-три часа до стыковки с кораблем-маткой...
      - В таком случае располагайтесь, где вам будет удобно, - быстро сориентировавшись, предложил я на правах хозяина. - Надеюсь, в баре вы найдете напитки, а меня прошу извинить.
      Корректно кивнув, я развернулся и направился в сторону, где, согласно голограмме планировки отсека, находилась спальня. Однако, спохватившись в конце коридора, обернулся.
      Хейриты заняли пост по обе стороны двери хранилища и стояли непоколебимыми статуями, ионок-цы степенно шествовали в холл, и только раймондец растерянно застыл посреди коридора, недоуменно провожая меня взглядом. Вид у него был, словно у побитой собаки.
      Тоскливо засосало под ложечкой. Только расстался с одной излишне экзальтированной личностью, как на тебе - другая...
      - Кстати, сколько времени займет переход из Солнечной системы к Раймонде? - спросил я.
      - Трое суток, - встрепенулся Броуди. - Двое на подготовку лайнера и сутки...
      - Еще раз приношу извинения, - снова перебил я, - но мой организм весьма негативно реагирует на пребывание в космосе. Поэтому прошу все это время меня не беспокоить. - Увидев, как вытянулось лицо раймондца, я чуть помедлил и добавил: - Если почувствую себя лучше, я вам сообщу.
      Ни с кем в эти дни я контактировать не собирался - последняя фраза была чисто дипломатической уловкой, так как настойчивое желание Броуди навязать свое общество почему-то настораживало. Это мне, по разработанному сценарию, надлежало искать контакты с устроителями выставки, на деле же получалось наоборот. Игру предстояло перекраивать по ходу действия, но как, если чем дальше, тем больше крепло подозрение, что это не МОЯ игра, а партия в покер, в которой выиграет тот, у кого в рукаве больше джокеров.
      Спальная комната оказалась на удивление маленькой и выглядела почти аскетически: двуспальная кровать, одежный шкаф с зеркальными дверцами, крохотная душевая кабинка. Вот тебе и экстракласс! Но в этот момент мне было наплевать на отсутствие роскоши - раймондцу я не соврал, у меня действительно раскалывалась голова. Приняв назначенные марсианским хирургом препараты, я ничком рухнул на постель и, когда минут через пять головная боль начала стихать, погрузился в сон.
      Как любой нездоровый человек, спал я неспокойно, пребывая между сном и явью. То ли снилось, то ли мерещилось, будто меня медленно, как в водоворот, засасывает в пространственную воронку и тянет в бездну. Вокруг меня, все убыстряясь, носились предметы спальни: кровать, зеркала, душевая кабинка... Они сталкивались, но, странное дело, не трещали, не разбивались, а прогибались от ударов, вытягивались, трансформируясь самым невероятным образом.
      Когда я очнулся от полусна-полудремы, оказалось, что привидевшаяся фантасмагория была не так уж и далека от представшей перед глазами реальности. Напрасно я столь пренебрежительно отозвался об отсеке экстра-класса. Состыковавшись с кораблем-маткой, отсек претерпел существенные параметрические изменения: спальня расширилась, но о ее точных размерах мешала судить видеостена, открывавшая вид на пологий песчаный берег с редкими пальмами и безграничным простором спокойного лазурного океана. Душевая кабинка и шкаф с зеркалами исчезли без следа, но я подозревал, что служебные помещения также расширились и теперь скрывались за одной из стен, возможно, за видеозавесой берега безымянного атолла стоит только попытаться ступить на вылизанный волнами прибрежный песок, как тут же очутишься в оборудованной по высшему классу сауне. Кровать подо мной также неимоверно разрослась, не уступая в размерах татами, - здесь можно было бы проводить соревнования по борьбе, если бы не антигравитационная прослойка в псевдожидком матрасе. Бороться на нем можно только лежа, но к спортивным соревнованиям такая борьба не имеет никакого отношения.
      - Приятного пробуждения, - услышал я воркующий женский голосок, повернулся на бок и увидел у себя в ногах сидящую на краю кровати белокурую диву в полупрозрачном пеньюаре. - А сейчас позвольте ознакомить вас с новой планировкой отсека...
      - Не надо, - поморщившись, буркнул я. Мое недовольство ничуть не смутило диву. Она обворожительно улыбнулась.
      - Может быть, вы предпочитаете юношей?
      - Сгинь! - гаркнул я, и она тут же исчезла. - Юношей... - процедил я сквозь зубы, пытаясь сесть на кровати. Ничего не получилось антигравитационная прослойка скользила подо мной, как вода. - Я нормальный самец, и ни юноши, ни виртуальные суррогаты красоток меня не прельщают...
      Поскольку из-за жаберного горба я не мог перекатиться через спину к краю кровати, пришлось "плыть" по-собачьи. И только добравшись до края, я, наконец, смог сесть, спустив на пол ноги.
      - Дай голограмму планировки - сам разберусь.
      По возникшей передо мной голограмме стало понятно, что отсек изменился не просто существенно, а кардинально. Увеличился раза в два, появились еще шесть комнат, бассейн из десяти - стал двадцатипятиметровым, с вышкой для прыжков... Спрашивается, зачем это все нужно мне одному? Тем более на трое неполных суток? Да и вообще какому-либо пассажиру, учитывая, что на подобных лайнерах, используемых исключительно для гиперперехода между звездными системами, пассажиры проводят максимум пять дней? Воистину, неисповедимы желания и чаяния нуворишей...
      Как я и предполагал, сауна находилась за видеозавесой, а вот шкаф для личных вещей, превратившись в комнату, оказался за противоположной стеной-диафрагмой, открывавшейся от прикосновения. Сюда, как показывала голограмма, переместился из тамбура мой багаж. Но больше всего меня удивило перемещение хранилища - из центра отсека оно сдвинулось к краю, и теперь двери вместе со стоящими на посту хейритами находились в общем коридоре лайнера. Что ж, такое решение меня устраивало. Не очень-то приятно, выходя из туалета, натыкаться на безмолвную стражу. Никто не любит посторонних в своем жилище, пусть даже таком огромном.
      Я попросил дать панораму лайнера, и система жизнеобеспечения послушно начала демонстрацию палуб, обзорных площадок, ресторанов, баров, кегельбанов, коридоров, лифтов, попутно сообщая, что лайнер совершает переход через гиперствор космостанции "Пояс астероидов-VI" в гиперствор космостанции "Раймонда-И", на борту находятся триста восемнадцать пассажиров, в основном сопровождающих экспонаты частных коллекций древнего искусства землян для выставки на Раймонде. Гиперпереход назначен на завтрашний день, на восемнадцать сорок две по корабельному времени, о чем за полчаса до начала будет оповещено по всему кораблю. Затем оповещение будет повторяться каждые пять минут, а последнюю минуту начнется посекундный отсчет.
      Когда пошла реклама, какие из развлечений компания "Галактика" может предоставить на своем лайнере, я заставил систему жизнеобеспечения замолчать и сам, без ее сопровождения, виртуально прошелся по палубам и коридорам. Честно скажу, не знаю, зачем я это сделал, скорее всего повинуясь интуитивному чувству, что здесь что-то не так. Но ничего подозрительного не обнаружил. Бары как бары, рестораны, казино, обзорные площадки... Параллельно парадному коридору для пассажиров, спиралью закручивавшемуся внутри лайнера, шел теневой, куда выходили двери хранилищ со стоящими на посту хейритами. Судя по количеству охраны, выставка на Раймонде предстояла грандиозная.