– Давайте, пока всерьез не началось, – напутствовал лейтенант.
– Володь—…всхлипнула врачиха.
– Свяжусь, – буркнул лейтенант. Ему было явно неудобно.
– Давай, доброволка, – Корец подпихнул пленницу. – Может, выпутаешься. Счастливо.
– Мерси за пожелание, – сказала Катя. – Может, руки мне спереди свяжешь? А то я нос разобью.
– Ничего. Ты вон какая зеленоглазая. И без носа кого хочешь охмуришь.
– Ну, ладно. Будь жив.
* * *
Фельдшер Мотя все оглядывалась. Рядовой Окунев и Катя делали вид, что не слышат сдержанных всхлипываний. Катя смотрела на бесконечное море и в очередной раз удивлялась странности мироздания: вот лейтенантик, парень спокойный и симпатичный, но ничего такого особенного. А эта Мотя – дамочка довольно видная. Лицо правильное, жгучая брюнетка. Юбка новая, сапоги яловые, даже губы подмазаны. К тому же военфельдшер – это вам не ерунда какая-нибудь, по «кубикам» натуральный лейтенант. Ей бы с полковниками дружбу водить. А тут по лейтенантику Володе страдает. А ведь даже на беглый взгляд видно, что постарше лет на пять.
– Низом пойдем, – буркнула Мотя и звучно высморкалась. – Там, если накрывать начнут, залечь можно. Окунев, ты за сучкой в оба глаза приглядывай.
– Пригляжу, – посулил боец. И взял винтовку на руку.
– Что на меня смотреть? – буркнула Катя. – Пошли быстрее. Там, на высотах, круто заворачивается.
Боец и докторша одновременно глянули на север, – со стороны Золотой балки и Федюхиных высот доносился грохот яростного боя. С приморской, относительно тихой полоской не сравнить.
– Радуешься, бляхудра белобрысая?! – Мотя вдруг заскребла ногтями по кобуре, с неожиданной силой пихнула «диверсантку» к обрыву. – Никогда вам здесь не пройти, шакалы фашистские!
Катя с изумлением увидела знакомый ствол «ТТ». Он снова прыгал, но теперь в опасной близости от ее груди.
– Товарищ младший лейтенант! – обеспокоенно проговорил Окунев. – Пусть в штабе разберутся.
– Сами мы разберемся! – Губы докторши некрасиво поджались. – Может, я последний день живу! Может, меня разорвет сегодня! Что, я должна одним воздухом с этой шлюхой продажной дышать?!
– Давай стреляй, – пробормотала Катя. – В последний день как своих не пострелять? Может, фрицы испугаются.
Мотя закусила губу, ее большой палец с явным усилием взвел курок пистолета.
Мысль Прыгнуть в последний момент почему-то не возникла. Катя лишь представила, как тело само делает шаг вперед, пытаясь уравновесить толчок в грудь маленького 7,62-миллиметрового кусочка металла. Потом тело полетит вниз, слабо перебирая ногами. Долго будет лететь.
– Товарищ военфельдшер, что я лейтенанту доложу? – пискнул Окунев.
Мотя резко опустила пистолет.
– Так веди эту сволочь, что встал столбом?!
Боец пихнул Катю прикладом.
– Вперед, предательница!
Катя успела глянуть на море, – первые лучи солнца уже показались из дымки горизонта. Она сплюнула в это безразличное сияние, за что схлопотала еще один тычок прикладом.
– Поосторожнее, личное оружие разобьешь, фурункул боевитый.
– Вот стервоза, а? – изумился Окунев. – Еще подначивает.
– Веди, или я ее точно пристрелю, – Мотя неумело, но длинно выматерилась.
Спустились с отрога. Катя цеплялась штанинами комбинезона за колючие кусты. Идти со связанными руками было неудобно. Пора кончать с этим цирком. Комбинезон на спине промок от пота, – на обрыве на миг стало по-настоящему жутко. Всегда подозревала: эти врачихи хуже любого СМЕРШа.
В небе снова загудело, – к городу шли бомбардировщики.
Тропинка с вершины вывела к узкой балке, склон которой зарос густыми кустами, щедро прореженными старыми и свежими воронками. За гребнем легла серия гаубичных снарядов. Конвоиры и подконвойная присели.
– Прямо по дороге бьют, – обеспокоенно пробормотал Окунев. – Как бы не накрыло.
– Иди-иди! – прикрикнула строгая Мотя. – Поднимаемся к дороге.
– Тут три тропинки, куда поднимаемся? – поинтересовалась Катя.
– Между воронками.
– Тут везде воронки.
– Фашистка тупая! – Окунев шагнул вперед.
В небе угрожающе засвистело. Все пригнулись, Катя зацепила носком ботинка ступню Окунева, боец растопырил руки и плюхнулся на каменистую тропинку. Катя наступила на винтовку, одновременно без снисхождения заехала конвоиру ногой по почкам. Бедняга замер, парализованный болью. Катя развернулась, увидела потрясенное лицо Моти. Рука военфельдшерицы лишь тянулась к кобуре. За склоном грохнул разрыв. Мотя пригнулась, развернулась и кинулась бежать. Довольно резво. Катя настигла ее только у кустов, ударила по ногам. Полетев на землю, Мотя наконец оторвала руку от кобуры, распростерлась, прикрывая ладонями голову в каске.
– Лежать, тварь! – рявкнула Катя, плюхнулась рядом, порядком отбив копчик, и занялась мазохистской процедурой освобождения рук. Фокус знакомый, опробованный и в экстремальных условиях, но от этого не менее мучительный. Катя уже продевала стянутые руки под коленями, когда военфельдшерица приподняла голову.
– Лежать, пристрелю!
Мотя, не оглядываясь, поползла прочь, ощупью ловя съехавшую на поясницу кобуру.
Поздновато. Брезентовый ремень – все-таки не наручники. Катя с почти свободными руками прыгнула за медичкой. В небе угрожающе засвистело, Катя упала, дернула за сапог как раз надумавшую вскочить Мотю. 105-миллиметровый снаряд разорвался на гребне высоты. Земля дрогнула, ударила в нос. На кусты и лежащих женщин посыпались мелкие камни и обломанные ветки.
Катя, ругаясь и не слыша сама себя, вывернула руку врачихи, выдернула из кобуры пистолет.
– Да лежи ты спокойно, венерологичка фигова!
Катя, сунув «ТТ» за пояс, переждала очередной свист – рвануло у невидимой дороги, – и встала на колени. Опасаться пули в голову не приходилось: Окунев слабо ворочался на земле, остался там, где его сбила взбунтовавшаяся подконвойная.
– Эй, фельдшерица, вставай. Кажется, нашего охранника зацепило, – Катя для убедительности постучала стволом пистолета по бедру врачихи. Мотя одернула юбку и поднялась на четвереньки.
– Задницу выше! Окажешь первую помощь.
– Здесь стреляй, сволочь, – Мотя придушенно всхлипнула.
– Да успею я тебя расстрелять. Бойцу помоги.
Женщины выпутались из колючих ветвей, пригибаясь под приближающимся свистом, побежали к лежащему солдату. Снова грохнуло у дороги.
Окуневу осколком разворотило ключицу. Боец лежал бессильно, на тощих мальчишечьих щеках блестели влажные дорожки. Глянул – глаза бесцветные, прозрачные.
– Меня убило.
– Нет еще! – рявкнула Катя. – Рукой только не маши, повредило ее. Сейчас тебя доктор перевяжет.
– У меня пакета нет, – тупо пробормотала Мотя и принялась поправлять каску.
– Кобыла ты гулящая, а не военфельдшер! – Катя старалась не смотреть на широкую рану, на синевато-белый торчащий осколок кости. – Белье хоть чистое? Рви давай.
– У меня пакет есть, – выдохнул мальчишка. – В кармане…
Катя нашарила пакет первой помощи.
– Работай!
Надо отдать должное, бинтовала Мотя уверенно. Боец от первых же прикосновений отключился, белоснежный бинт на глазах пропитывался красным. Младший лейтенант умело пристроила руку раненого, даже закрепила ремнем.
– Умеешь, – одобрила Катя, подбирая подсумки бойца.
– Только в затылок не стреляй, – прошептала военврач, склоняясь к раненому.
– О макияже заботишься? Ты это брось, – Катя вынула из-за пояса пистолет. – Держи свой шпалер. Только убедительно прошу, в меня больше не целься. У меня нервы не железные.
Мотя изумленно моргнула, явно ожидая подвоха, потянулась к пистолету.
– Да проверь ты обойму. Не до розыгрышей сейчас. Короче, я вам не какая-то пошлая лазутчица. К немцам никакого отношения не имею. – Катя подобрала винтовку и с некоторым опозданием пригнулась, у дороги вновь рвануло. – В общем, так, сейчас берем Окуня, волочим вот туда – к тому кустарнику. Там гребень высотки прикрывает, и вообще поуютнее. Потом ты мальчика в санбат доставляешь, а я по своим делам отправляюсь. Мне очень некогда. Задача ясна?
Раненого оказалось сподручнее волочить одной Кате. Взяла, как ребенка, весу в бедняге Окуневе было – одни ботинки да чирьи. Мальчишка застонал и снова потерял сознание. Кате мешала винтовка, но отдавать оружие товарищу военфельдшеру было опрометчиво. У Моти тараканов в голове предостаточно, даром что «ТТ» кое-как в кобуру запихала.
До непролазных кустов у ската высотки добрались быстро. Катя положила раненого у скалы.
– Ну вот, товарищ Мотя, перекури и дальше сама волочи. Ты дама крепкая, а до монастыря здесь недалеко, – Катя прислушалась к пулеметной стрельбе в Золотой балке. – Уже продвинулись, сволочи. Да, документы не забыть бы. – Девушка полезла в карман бойца. Окунев постанывал, но глаз не открывал.
– Мародерство есть, так? – громким шепотом спросили из кустов.
Катя вскинула взгляд. Из чащи выглядывала отвратная рожа в чужой каске, утыканной веточками. Рядом торчала вторая, не менее противная физиономия, – этот держал женщин на прицеле автомата.
– Немцы! – охнула Мотя.
– Да уж не румыны, – прошептала Катя и искательно улыбнулась.
Немец тоже улыбнулся.
– Ком, фройляйн, ком, девушек, сюда ползать, – поманил пальцем.
– Слушаюсь, камрад, герр офицер, – Катя подняла руки. – Мы сдаемся. Сталин – капут. Хай живе господарь Гитлер. Нихт шиссен.
– Ком, ком, – манил фриц. Второй тоже ухмыльнулся. Катя заметила, что он, не опуская автомата, локтем нащупывает рукоять ножа на поясе.
– Герр офицер, не убивайте. Мы нихт коммунисты.
Немцы перекинулись короткими фразами. Автоматчик брезгливо улыбался.
Катя в очередной раз раскаялась, что не удосужилась подучить немецкий. Английский – второй родной, испанский – вполне прилично, а из этого гавканья – десяток слов. Впрочем, и так понятно. Даже трахать не будут. Недосуг гадам.
Немец продолжал приветливо улыбаться и манить грязным пальчиком. Совсем за идиоток держит.
– Да-да, герр офицер, мы очень согласные. Мы откормленные, – вдохновилась Катя и без особой стыдливости провела по комбинезону под грудью. – Моя камрад еще лучше. – Катя потянулась к врачихе, поддернула юбку с круглых коленок.
Мотя отпихнула наглую руку, с ужасом глядя в ствол автомата.
– Я – никогда, я – член партии, пусть сразу стреляют…
– Молчи. Нашла время откровенничать, – Катя обернулась к немцам, искательно улыбаясь и удерживая врачиху за талию, попыталась расстегнуть ей гимнастерку. – Она очень сладкая. Герр офицер не пожалеет. Истинный фантастиш.
Немцы снова брезгливо переглянулись.
Катя чувствовала, как бешено колотится сердце у Моти. Да не дергайся ты, пламенная партийка.
– Я с ними не буду… никогда не буду.
Кобуру на спине военфельдшерицы, наконец, удалось расстегнуть, Катя нащупала рукоятку «ТТ».
– Битте, герр офицер, – Катя отшатнулась-откатилась, одновременно с силой отпихнув врачиху в другую сторону.
Затвор передернуть… патрон в ствол…
Автоматная очередь хлестнула над головой.
С левой руки Катя стреляла неважно, – автоматчика зацепила в горло. Вторая пуля ушла в «молоко». Третья в плечо «переводчика», – выронил карабин, отшатнулся в глубь зарослей.
Четвертый патрон в «ТТ» перекосило.
Бросив пистолет, Катя зацепила за ремень винтовку и влетела в кусты. Что-то заорал немец. Дебри были такой густоты, что девушка катилась по ним, как по клубкам колючей проволоки. Хлопнул выстрел. Катя, передергивая затвор «мосинки», свалилась на ползущего немца, успела заметить третьего, – сидел у рации, в аккуратно вырубленном среди шиповника «гнезде». Вел стволом «парабеллума»… Катя соскользнула за подраненного немца, как за бруствер, заставила заорать от боли, вскинуться. Два резких хлопка, – фриц-герой невольно принял в себя девятимиллиметровые пули. Дрогнув, обмяк. Катя одной рукой вскинула поверх ремней и сухарной сумки громоздкую «мосинку». День был невезучий, – пуля вышибла крошку в сантиметре над каской радиста. Мать его! И это с трех метров?! Прыгнула, – «парабеллум» плюнул навстречу. Катя едва успела почувствовать толчок и жгучую боль. Ударила по руке прикладом, выбивая пистолет. Упрямый фриц уцепился за винтовку. Да держи, – «мосинку» девушка уступила, ударила врага в лицо. Два раза. Хватило.
Развлечениями, вроде бокса, Екатерина Григорьевна Мезина никогда не увлекалась. Было время другие удары подучить. Полезные. Должно быть у современной девушки хобби?
Немец с уже неживым удивлением смотрел в голубое крымское небо. Нос у него стал поросячьим, кровь из сплюснутых ноздрей текла густыми сгустками. В наушниках что-то шуршало, волновалось. Подбирая «парабеллум», Катя хотела сплюнуть, но тут сзади ударила длиннющая автоматная очередь. Девушка распласталась на земле.
Тьфу, это товарищ военфельдшер душу отводит. Катя, кряхтя, поднялась, – правый бок жгло, исцарапанная грудь пылала, – как всегда, боль наваливалась с некоторой отсрочкой.
Выбираться из зарослей сержанту отдела «К» пришлось на четвереньках, – фрицы здесь натуральный крысиный ход проделали. С шага узкий лаз не заметишь. Должно быть, не первый день сидят корректировщики, если судить по упаковкам от сухпая. В расщелину подняться – вся дорога как на ладони и часть балки Бермана прекрасно просматривается.
Мотя упорно и бессмысленно дергала затвор автомата:
– Заело.
– Магазин пустой. – Катя мельком глянула на немца. От головы унтера уцелела одна откатившаяся каска. Два десятка пуль и не такой фарш сотворят. – Товарищ военфельдшер, оставь ты трофейное оружие. Лучше глянь, как там меня зацепило?
Бормоча ругательства, Катя стянула с плеч комбинезон, задрала майку.
– Это щепка, – профессиональным голосом вынесла диагноз Мотя. Ухватила крепкими ногтями. Катя с опозданием взвыла. Перед ее носом помахали длинной окровавленной щепкой.
– Ага, все-таки мы товарищу Окуневу личное оружие испортили, – признала, отдуваясь, Катя.
– Надо бы антисептиком обработать, – пробормотала докторша, пялясь на татуировку на плече «посыльной». – Нагноение начнется. И с грудью у тебя что?
С грудью было так себе: майка в драную розовую крапинку, как будто зарядом мелкой дроби угостили. Проклятые кусты, должно быть, какой-то татарский националист специально вырастил.
– Нагноиться не успеет, – буркнула Катя, натягивая майку и комбинезон. – Не стой статуей, товарищ Мотя. Пистоль подбери, перезаряди, да валим отсюда поскорее.
– Ты из тюрьмы, да?
– Наоборот. Из органов. Только это секрет. Хватит языками чесать. Тебе еще Окуня волочить.
– Товарищи, я никого не выдам, – неожиданно прохрипел раненый, не открывая глаз. – Только можно мне укольчик какой-нибудь? Больно до невозможности. И хоть гранату дайте. Я в плен не хочу.
– Лежи спокойно, отдыхай, – Катя вновь полезла в кусты. Запасные обоймы к «парабеллуму», три гранаты, нож с пояса немца. Рацию разбить, затворы – вон. Окуневская винтовка пусть валяется, вон как ей вдрызг приклад расщепило.
Матеря вражеские кусты, сержант отдела «К» выбралась на свободу. Безрукая Мотя все еще возилась с пистолетом. Пришлось отобрать «ТТ», выбить перекошенную гильзу:
– Чистить оружие нужно, товарищ военфельдшер. Хоть изредка. И желательно в боевой обстановке патрон в стволе иметь.
– Не положено, – огрызнулась упрямая врачиха. – И вообще я пистолета боюсь.
– Так выбрось его. И сразу лапы вверх задирай. А то фрицы подстрелят ненароком.
– Я не смерти боюсь! У меня, если хочешь знать, цианид уже давно зашит, – растрепанная молодая женщина тряхнула ворот гимнастерки. – Я в партии с 40-го года. А ты мне перед фашистами юбку заворачивала.
– Ну ты, Мотя, даешь. Яд приготовила, а ляжку боишься оголить. От ляжек твоих прямая польза, – Катя кивнула на унтера с разнесенным черепом. – До победы уже поменьше гадов положить придется. Чего стесняться-то?
– Меня стошнит сейчас, – неуверенно заявила врачиха.
– Так отвернись, – Катя вспомнила о главном, принялась снимать с запястья мертвеца часы. Заодно забрала с ремня унтер-офицера подсумки к автомату, – эти были порядком забрызганы. Перестаралась товарищ младший лейтенант с изничтожением оккупанта.
– Ты это зачем? Часы? – сдавленно спросила врачиха. – Мародерство ведь.
– Часы – прибор необходимый в военном деле. Ты не стой. Вперед давай. Пока обстрел прекратился. Держи, пригодятся. – Катя кинула растерянной Моте два серых немецких пакета первой помощи.
На черном циферблате «Zenitha» – 5.03. Еще держится 386-я стрелковая в центре, и обе бригады морской пехоты на флангах стрелков намертво вцепились в высоты. Еще почти час в резерве.
Две гранаты за пояс, одну подбитой рыбе.
– Держись, товарищ Окунь. Будь жив.
На ходу подгоняя автоматный ремень, Катя зарысила по тропинке. Для начала заскочить на батарею, – там нашего незаменимого Чоботко могут припомнить…
– Стой! – завопила спохватившаяся врачиха. – Помоги бойца донести.
– Я на задании. Извини.
– Ты обязана! Мне одной не дотащить. Я приказываю как старшая по званию!
– Иди ты в задницу, – Катя на миг обернулась. – Я потом сама на гауптвахту явлюсь. После войны. Честное слово.
Примечания
1
Доминирующая женщина. Сленговый термин садомазохистов.
2
Рем Эрнст (1887–1934) – имперский министр в Германии, начальник штаба штурмовых отрядов. Стремился превратить их в костяк армии, подчинить себе генералитет. Расстрелян с санкции Гитлера.
3
АБТО – автобронетанковый отдел.
4
БАП – бомбардировочный авиационный полк.
5
ПАРБ – полевая авторемонтная база.
6
ППГ – полевой подвижный госпиталь.
7
«Бранденбург» – одно из лучших диверсионных подразделений фашистской Германии.
8
«PZ-I» – легкобронированный немецкий танк. Вес 5 т. Вооружение – два 7,92-мм пулемета.
9
КОВО – Киевский особый военный округ.
10
Вашугин Н.Н. – корпусной комиссар, член Военного совета Киевского округа.
11
«БТ-7» – легкий колесно-гусеничный советский танк.
12
«Ворошиловец» – тяжелый артиллерийский тягач.
13
«Ме-109» – «Мессершмитт Bf-109». Немецкий истребитель. Применялся в качестве дневного и ночного истребителя, истребителя-бомбардировщика, тактического разведчика.
14
«Ju-87» – «Юнкерс-87 В», пикирующий бомбардировщик. Бомбовая нагрузка – 700 кг.
15
«Т-35» – устаревший к 1941 году тяжелый многобашенный советский танк со слабой броней и мощным вооружением.
16
Русская освободительная армия (РОА) – воинское формирование, состоявшее из сдавшихся в плен и насильно мобилизованных военнопленных, солдат и офицеров Красной Армии, воевавшее в составе вооруженных сил фашистской Германии.
17
«Цундапп» (Zundapp Ks 750) – мотоцикл мощностью 25 л.с. Мотоцикл с коляской использовался германской армией, как правило, в составе разведывательных или отдельных мотоциклетно-стрелковых частей.
18
Ярко-синий и малиновый – отличительные цвета НКВД.
19
«СВТ» – самозарядная винтовка Токарева.
20
«ФАИ» – легкий бронеавтомобиль, устаревший к 1941 году.
21
«ОТ-26» – советский огнеметный танк. Боевая масса – 9 т. Экипаж – 2 чел. Вооружение – один огнемет, один 7,62-мм пулемет.
22
«СТЗ» – транспортный тягач. Использовался для буксировки тяжелых орудий.
23
«Су», «МиГ» – имеются в виду боевые самолеты конца ХХ века.
24
«Як-1» – скоростной истребитель. Выпуск начат в 1940 г.
25
«И-16» – истребитель, состоявший на вооружении РККА с середины 30-х годов. К 1941 году уступал немецкому «Me-109E» практически по всем показателям.
26
«MG-17» – устаревший к началу Второй мировой войны пулемет. Ими были вооружены ранние версии истребителей «Ме Bf-109».
28
Репер – вспомогательная точка, по которой начинается пристрелка, от которой затем можно точно и внезапно перенести огонь на цель.
29
КНП – командирский наблюдательный пункт, ПНП – передовой наблюдательный пункт.
30
Пулемет «MG-34». До 1942 года являлся основным пулеметом не только пехоты, но и танковых войск Германии.
31
Пулемет «Максим» был сконструирован Максимом Хайремом Стивенсом в 1884 году. В 1930 и 1941 годах в конструкцию пулемета были внесены некоторые изменения.
32
Военно-медицинская эмблема.
33
«Opel-Blitz» – основной грузовик немецкой армии в 30—40-х годах.
34
Легкий немецкий танк. Вооружен 20-мм автоматической пушкой «KwK 30» и 7,92-мм пулеметом «MG-34».
35
«PZKpfw III» – средний танк германской армии. В 1940–1941 годах вооружался в большинстве случаев 37-мм пушкой и двумя 7,92-мм пулеметами.
36
НП – наблюдательный пункт.
37
Кто здесь? Выходи… (нем.).
38
Ганс, что с вами? Что внутри? (нем.).
39
Назад! Осторожнее! (нем.).
40
УР – укрепленный район.
41
З86-я стрелковая дивизия.
42
«БС-18/1» – береговая батарея. Буква «С» обозначает – «старой постройки». Спроектирована и строилась в 1900–1912 годах. До Первой мировой войны сооружена не была. Во время Великой Отечественной на батарее были установлены четыре 152-мм орудия.
43
КАТЩ – катер-тральщик.
44
ПОР – приморский оборонительный район.
45
ГКО – городской комитет обороны.
47
З7-мм зенитный автомат.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.