Выйти из боя - Братья и сестры по оружию. Связные из будущего (сборник)

Катя кивнула. В любом случае судьба краснофлотца изменится на два дня раньше даты, отведенной ему историей «классики».

Проблема в том, что единственным документом за военный период, упоминающим Чоботко Л.Л., был список пленных, взятых 28-й легкопехотной дивизией немцев. Датировался скорбный список 3 июля все того же черного 1942 года.

* * *

Ах, крымское лето! Россыпи дачных огней на ближних и дальних склонах, на просторе долины. Звезды тщились отразить подобную пестроту в небе, но получалось тускло. От Лермонтовского санатория доносилось задорное подвывание Галки Гайдучки:

Все будет зашибись! Я это чую, чую!

Зашибись! Все будет зашибись!

Благословенна летняя крымская земля.

Уже переодетая Катя на заднем сиденье «четверки» хрустела яблоком и машинально шевелила пальцами ног, привыкая к грубоватым ботинкам. Обычная история – вроде и разнашиваешь, и приноравливаешься, а все равно как будто чугунные колодки нацепила. Ладно, люди в таких «ортопедках» всю войну прошагали, пару дней как-нибудь перетопчемся.

Подошел майор:

– Да сколько можно жевать? Тоже мне – голодающее дитя Поволжья. Смотри, вывернет в самый неподходящий момент. И вообще, не за грибами идешь.

– Ясное дело. Только мутит нас всех не от Перехода, а от нервов. Я специально проверяла.

– Как же, когда я Прыгал, меня так свернуло, вспомнить стыдно. Хорошо еще, на месте назначения это болезненное состояние только на руку сыграло, – глянули, как мне хреново поутру, сразу поняли, что свой человек. Но ты бы поостереглась.

– Ну, люблю я фрукты. Одно яблочко всего. Даже если дырку заработаю, вы же мне перитонит подчистите, а?

– Покаркай еще, – майор отобрал яблоко, запустил в сторону обрыва. – Давай проверяйся.

– Хоть жвачки дайте, – Катя со вздохом встала.

Мятная свежесть наполнила рот. Девушка покрутилась перед командиром. Сан Саныч проверил застиранный танковый комбинезон – оригинал 40-х годов, извлеченный из запасов отдела и специально подготовленный к экспериментальной выездной экспедиции. Ткань пропитали какой-то огнестойкой хренотенью, – по замыслу химия должна была укрепить «ха-бэ», позволить комбезу пережить Прыжок и продержаться еще сутки-двое. Кроме пропитки, пришлось поменять пуговицы и крючки, – металлическая фурнитура имела неприятную особенность прожигать ткань. Жесткий ворот комбинезона порядком тер шею, но девушку больше беспокоила обувь. Носки, по понятным причинам, ничем пропитывать не стали, – если расползутся, потертости обеспечены.

Сан Саныч подергал обрезок брезентовой стропы, стягивающей талию агента.

– Удобно?

– Когда не трясете, вполне.

– Документы?

Катя расстегнула нагрудный карман. Майор в темноте перещупал красноармейскую книжку, комсомольский билет и остальную заготовленную макулатуру.

– Вот черт, на своей земле, а словно за линией фронта работаем.

«Незалежные» пограничники помешать операции вроде бы не должны, но прапорщик-водитель на всякий случай присматривал за округой, устроившись на крыше дачной халупы. Из домика, извиваясь, выползал и подергивался силовой кабель, – Шурик в последний раз проверял аппаратуру.

– Ну как, товарищ майор, годна? – поинтересовалась Катя.

Сан Саныч неохотно вернул потрепанную пилотку.

– Насколько я могу нащупать, все в порядке. Таймер, случаем, не забыла?

Катя за шнурок вытянула из ворота комбинезона цилиндрик «смертного» медальона, в который вмонтировали электронный чип.

– Нижнее белье к проверке готовить?

– Неужели нацепила? – скорбно поинтересовался начальник. – Вот событие-то.

Катя ухмыльнулась.

– Я, товарищ майор, девушка распущенная и беспринципная, но устав свято блюду.

Мужские просторные трусы и спортивную майку товарищ сержант ушивала собственноручно. Не совсем по уставу получилось, но пристойненько.

– Дурища ты принципиальная, – проворчал майор и взъерошил светлые волосы подчиненной. – Жвачку сплюнь немедленно. Благоухаешь слишком не по-нашему.

Катя выплюнула резинку и тщательно заткнула за пояс пилотку.

– Пошли, а?

– Еще три минуты, – Сан Саныч в очередной раз глянул на светящийся циферблат часов. – Катерина, глянь-ка на меня.

– Ну?

Глаза у светловолосого сержанта были огромными. Красивыми. В темноте не разглядеть их пронзительную изумрудность, но майор и так знал.

– Катя, лично прошу, – не нужно ничего стрелково-снайперского.

– Вот еще, я ж в приказе расписывалась. Все помню.

– Угу. Ты мне сейчас скажи.

– Да не буду я этих немцев стрелять. Надоели. Разве что румын какой попадется. Или итальянец. Ой, люблю экзотику, спасу нет. Да не смотрите вы на меня так. Я же с этим умником Чоботко буду носиться, а не за пулеметом полеживать. Какая уж там стрельба?

Врала Екатерина Григорьевна Мезина. И начальник знал, что она врет. Разными они были – красивая девушка и тощий майор с дважды перебитыми ногами. Только та война, раз коснувшись, никого от своей ярости не отпускала.

– Да ладно, Сан Саныч, все будет нормально, – смущенно проговорила Катя. – Выдерну я этого Львовича из обороны – и домой. Кстати, если я его по башке слегка задену, это гениальному мозгу не повредит? Он же вроде математик?

– Не знаю, Катя. Честное слово, не знаю. В досье его таланты никак не характеризовались. Шура вроде бы об этом типе стороной слышал. Эй, старлей, ты там не задремал?

– Готово все, – сумрачно отозвался из тени у дома компьютерщик. – Наш Лео Чоботко в Штатах после войны занимался теорией заданных атомарных структур. Один из родоначальников. Сейчас эта фигня нанотехнологиями зовется. Надежа и опора современной науки. Хотя я, может, и путаю насчет родоначальника. Информация закрытая. Давайте стартовать. Напряжение здесь прыгает, – натуральная кенгурятина.

– Товарищ старший лейтенант, – вкрадчиво произнес Сан Саныч, – вы меня в чем заверяли? В чем клялись?

– Так безглючно проскочим, – заверил Шура. – Я оба стабилизатора подключил. Набирайте Москву, синхронизируемся, и вперед. Кать, ты там без сложностей давай. Мне на пляж охота.

Катя, не особо скрываясь, сплюнула через левое плечо и вступила в «рамку».

– Твою…! – Катя окунулась с головой. Вода, как всегда ночью, была слишком плотной, пугающе черной. При всей любви девушки к водным процедурам нежданное ныряние восторга не вызвало.

Сержант вынырнула, отплевываясь. Ботинки немедленно потянули вниз, но Катерина держалась на воде уверенно. Так – вода соленая, по крайней мере – море. Берег – вон он, темную громаду не заметить мудрено. Сквозь плеск воды и собственное судорожное дыхание девушка расслышала очередь. Вон они, трассеры, – далеко справа. Крупнокалиберный. Значит, война все-таки идет. Экая сволочь Шурик, обещал «погрешность два-три метра». Надавать бы ему по печени. А если и с временными координатами сбой? Понятно, не античные времена, но вполне может приключиться май месяц. Экая водичка прохладная. К примеру, май 44-го? Тогда все наоборот получается?

А, чтоб они сдохли со своей чувствительной техникой!

Катя плыла не торопясь, всматриваясь в очертания берега и пытаясь отыскать ориентиры. Берег вроде бы тот самый, круча обрыва сейчас казалась непомерно высокой, во тьме деталей не разглядишь. В ушах перекатывался гул канонады, громыхало в глубине полуострова. Изредка сквозь низкий бас артиллерии доносился треск близких пулеметных очередей. Порой вроде бы виднелось зарево, разрывы или пожары – не разглядеть, половину мира заслонял обрыв.

Должно быть, прошло не менее получаса. Катя наконец зацепилась взглядом за стопроцентно знакомые очертания скал, мигом все встало на свои места. Ага, вон там, за утесами, прячется скала Монах, за ней и монастырь. А эта высотища и есть западный склон Феленк-Буруна. Ого, придется поплавать.

Плыла спокойно, размеренно, старясь не плескаться. На берегу должны быть свои, но им, своим, стало быть, дать очередь по всплескам особых усилий не составит. Катя пока старалась держаться подальше от обрыва, хотя пора было сворачивать. На пляж придется выбираться осторожно, дабы не подстрелили с перепугу.

Сержант с пару минут полежала на спине, отдыхая. К тяжести ботинок приноровилась, комбинезон мешал в меру. Вот что с документами, лучше пока не думать. И луна внушала беспокойство, судя по положению, полночь уже миновала. Все-таки напортачили со временем. Еще ничего, могла бы и подальше от берега оказаться.

Размеренные движения брасса. Громада обрыва потихоньку надвинулась, накрыла. Катя держала наискось, там пляж с каким-то романтическим названием. Не запомнилось. Всегда так, к операции вроде готовишься тщательно, а в голове одна ерунда ненужная остается. Хотя к чему сейчас мирное название пляжа?

Грохот обрушился уже в тени берега. Катя окунулась с головой, низкий буравящий уши звук отскакивал от стены обрыва, впивался в уши. Грохотало слева, батарея «БС-18/1» открыла огонь.

Катя чуть приободрилась. Камни с обрыва на голову все-таки не сыпались. Девушка выбралась на уступ камня, огляделась. Двигаться следовало левее, там по крайней мере виднелся проход между прибрежными скалами. Холодно, черт бы его побрал. Залпы 152-мм орудий по-прежнему сотрясали тьму над морем. Ладно, похоже, что с датой порядок. Будем считать, что сейчас ровно 3 часа ночи. С батареи засекли моторные шхуны с немецким десантом (если верить донесению, 12 штук), эти шли к мысу Херсонес и были замечены на траверзе Феленк-Бурун. Сейчас большую часть из них батарея потопит. Оно и чувствуется, вон как слаженно работают.

Сержант перебралась на сухие камни, волны сюда не докатывались. Запрокинула голову. Обрыв нависал устрашающей громадой. Ветерок донес запахи полыни и гари. Батарея умолкла, лишь с небесной высоты доносился отдаленный стук винтовочных выстрелов и длинные пулеметные очереди. Обрыв искажал звуки, но до перестрелки километров пять-шесть. Можно считать, на место прибыл агент отдела «К». Выносной пост где-то наверху, прямо над головой. Остается влезть и представиться.

Взбиралась Катя долго. Сначала ошиблась, выбрав тупиковую тропинку. Потом нужная, вроде бы натоптанная дорожка превратилась в такой головокружительный подъем, что пришлось вспоминать навыки скалолазания. Помогали безмолвные, но прочувствованные обращения к обормоту Шурику. Катя надеялась, что, несмотря на временную разницу между «кальками», старлей вдоволь наикается.

Отдаленная стрельба стала слышнее. В нос лезли резкие запахи дыма, выжженного зноем и исковерканного взрывами камня. Катя старалась хрипеть тише. Вниз она уже давно благоразумно не оглядывалась. До моря было о-го-го как далеко.

Голоса она, как ни странно, услышала первой.

– Я иду, значит, с батареи, чую, шарудят. Вот прямо туточки.

– Да кто здесь шуршать будет? Как тропинку подорвали, так и кошак здесь не взберется.

– Может, не кошак? Может, они разведку пустили? С тех шхун в самый раз. Давай гранату скатим?

– Товарищи, не нужно гранату, – вполголоса отозвалась замершая в расщелине Катя. – Я здесь одна и…

– Стой! Кто идет?! – рявкнули сверху. Лязгнули затворы.

– Стою, – пробормотала Катя. – Я вообще не шла, а лезла.

– На свет – живо!

– Так хоть руку дайте. Или приклад. Уступ высокий…

– Щас… прямо прикладом.

За шиворот все-таки ухватили, – комбинезон затрещал, и Катя оказалась наверху.

– Точно, баба, – сказал боец в матросских брюках и выгоревшей защитной гимнастерке. – Белявая. Точно, немцы подослали.

Катя, сидя на жестком камне и пытаясь перевести дух, отпихнула норовящий ткнуться ей в лоб автоматный ствол.

– Да иди ты… Бухтят тут во все горло, как на митинге. От воды слышно. Говоруны херовы.

– Ну-ка, – второй боец, тот, что в обтрепанной форменке, легко поставил высокую девушку на ноги, – кто такая?

– Рядовая Мезина. Посыльная из штаба ГКО[45]. У вас здесь пост Манипуляторного отряда № 1? Приказ у меня, – Катя похлопала по нагрудному карману комбинезона.

– Так що, горком уже на подлодку перенесли? – насмешливо поинтересовался автоматчик. – То-то ты така мокренька.

– В воду сверзилась, – объяснила девушка. – Сказали – вдоль берега безопаснее, да где там. Ноги едва не переломала.

– Сейчас командиру басни рассказывать будешь, – пообещал моряк. – Шагай, пусть разбираются.

– Стой, Степан, – обеспокоился автоматчик. – А обыскивать? Що, если у нее шпалер припрятан?

– А в морду? – поинтересовалась Катя. – Тоже, какой обыскун шустрый. Нету у меня ничего, кроме приказа. – Для убедительности девушка потрясла обвисшими штанинами комбинезона.

– Лейтенант и обыщет, и проверит, если надо, и просушит, – заверил моряк, не спуская с девушки взгляда. Винтовку он держал так, что Катя определенно опасалась в случае резкого движения схлопотать по ребрам прикладом.

Пошли по тропинке вдоль обрыва. Катя на всякий случай обессиленно покачивалась. Машинально поглядывала на восток, – там все шире разгоралась перестрелка, взлетали и гасли ракеты и пунктиры трассеров. Севернее все плотнее грохотали орудия.

– Побежишь – шлепну, – негромко произнес моряк.

– Мне к вам приказано. Потом еще вернуться затемно нужно.

– Нужно – вернешься, – пообещал конвоир.

– А у вас там, в ГКО, светленьких богато? – поинтересовался, оборачиваясь, автоматчик. – Я бы на охрану мигом заступил.

Вот он пост. Два блиндажа, глубокий ход сообщения, все знакомо. Только сейчас в прикрытом маскосетью ровике стоит дальномер и стереотруба.

Оттуда высунулись наблюдатели.

– Степан, никак подкрепление прислали? Для поднятия боевого духа?

Моряк, не отвечая, прошел мимо, деликатно стукнул в щелястую дверь блиндажа.

– Товарищ лейтенант, тут такое дело…

В блиндаже было тихо, наконец высунулся молодой офицер в накинутом на плечи кителе с нашивками техника.

– Вот, товарищ лейтенант, девушку на обрыве отловили, – с непонятным смущением доложил боец. – Мокрая, и невнятно объясняет свое присутствие.

– Почему невнятно?! – возмутилась Катя. – У меня приказ для командира Манипуляторного поста. Вы командиром будете?

– Допустим, – хрипло сказал лейтенант и принялся медленно застегивать китель.

Отдавать честь было сложно – пилотку Катя благополучно утопила. Пришлось вытянуть руки по швам и отрапортовать:

– Посыльная по штабу ГКО рядовая Мезина. Вам приказ. – Не успевшая подсохнуть посыльная извлекла из кармана пачку слипшихся документов, не без труда выбрала свернутый вчетверо листок.

– Вы как шли, боец Мезина? – с удивлением спросил лейтенант.

– Так сказали, что низом безопаснее, – жалобно призналась Катя. – А как стрельба началась, так я в воду свалилась. От внезапности.

– А это что за тряпочка? – лейтенант двумя пальцами держал мокрый листок.

– Приказ, товарищ лейтенант. О срочном откомандировании в штаб.

– Кого? Меня? Зачем я в ГКО понадобился?

– Не могу знать. Там, вообще-то, вроде не вас вызывают, а бойца какого-то. Мне приказано проводить немедленно.

– Так ты, проводница, его утопишь, – насмешливо произнесли за ее спиной.

Немногочисленный личный состав поста потихоньку подтягивался к гостье.

– Отставить болтовню, Михайлов, – приказал лейтенант и с сомнением оглядел бумагу. – Ну и что я тут разберу? Посылают черт знает кого.

– Никакая она не посыльная, лейтенант, – негромко сказал коренастый крепыш с немецким автоматом на груди. – Сам на нее глянь.

– Чего это я не посыльная? – оскорбилась Катя. – Вот документы. Вот пропуск в штаб. Меня сам товарищ Корисов Алексей Борисович знает.

– Так, пошли к свету, – с досадой проронил лейтенант. – Корец – со мной. Наблюдателям бдительность не терять. Остальным – отдыхать. С рассветом и у нас начнется.

Крепыш подтолкнул Катю в спину:

– Двигай, ундина морская. Сейчас разберемся, откуда приплыла.

В блиндаже было тесно и душно. Тускло коптила «летучая мышь». На койке сидела женщина с двумя кубиками[46] на петлицах, явно медицинской службы.

Игнорируя Катю и крепыша, медичка проникновенно взглянула на лейтенанта.

– Надолго это, Володя?

– Сейчас разберемся, – сдержанно ответил лейтенант и сел ближе к лампе. Пока он разбирал промытые документы, крепыш, занявший место у входа, насмешливо рассматривал «посыльную». Военфельдшер тоже смотрела. С неприязнью.

Катя начала нервничать. Все шло наперекосяк. Нельзя сказать, что документы сделаны безукоризненно, но должны были проскочить. В сухом виде по крайней мере. Сейчас кто его знает, – этот драный автоматчик какой-то чересчур бдительный. Лейтенанту явно свидание обломали. Взъестся сейчас. И вообще, унизительно стоять и горбиться, чтобы макушкой в потолок не упираться.

Самое поганое, что краснофлотца Чоботко на здешнем посту что-то не наблюдалось. Не мог же гений измениться до полной неузнаваемости? Возможно, дрыхнет где-нибудь. Люди измотаны, немец не ослабляет нажим с 7-го числа. Или часовым стоит наш Чоботко?

– Да, дела, – лейтенант силился прочесть бумаги. – Вот приказ. Только здесь шифровальщик нужен. Размыло все. «Срочно откомандировать красно-фло-флот-ца Новотовко…» Шоротовко? Ничего не разберу. Но у нас таких все равно нет.

Катя молчала. Пусть сами расшифруют. Естественнее получится.

– Вы прямо в штаб позвоните, – посоветовал крепыш. – Пусть прояснят. Девица сомнительная. Для верности лучше выяснить.

Лейтенант кивнул и без особого воодушевления взялся за телефон.

Лампа дрогнула. В гул канонады вплелись резкие ноты.

– Вон как навалились, – пробормотал лейтенант. – Это уже в центре. Кажется, из шестиствольных лупит. Денек еще тот будет. – Он принялся крутить ручку телефона.

За связь Катя была спокойна. Коммутатор ГКО разнесло бомбой еще 27-го. Восстановить его еще не успели.

Линия шла через «БС-18/1». Пока лейтенант Володя соединялся, пока добивался дежурного по ГКО, пока выяснилось, что связи нет, Катя совсем измаялась. Торчать согнутой было утомительно. Крепыш с автоматом на коленях присел у входа. Медичка причесывалась, бросая на «посыльную» ледяные взгляды. Катю подмывало двинуть кривоногому охраннику каблуком в лоб, отобрать автомат и спросить, куда Чоботко дели? Вполне могло бы и получиться, но бить своих как-то не хотелось. Лейтенант наверняка дернется, придется ему руку сломать. Да и медицинского визга будет предостаточно…

– Нет связи с ГКО. – Лейтенант положил трубку. – Да ты сядь, пловчиха. Что будем делать – как там тебя, – Мезикина?

– Мезина, товарищ лейтенант. Давайте вашего краснофлотца, и я его отведу. Если я подозрительная, потому что мокрая, так дайте провожатого. Доведет до батареи, потом дальше переправят. Меня командир взвода со свету сживет. Сержант Жуков, он знаете какой строгий.

– Нет у меня лишних людей, чтобы девиц провожать, – буркнул лейтенант. – Да в этом чудном приказе и не разберешь ничего. Кто вам там понадобился?

– Так давайте разберем. У меня зрение хорошее…

– Постой, лейтенант, – вмешался крепыш. – Брешет она все. Явилась со специально размытыми документами. И без оружия.

– У меня «наган» был. Утопила вместе с противогазом, – с досадой объяснила Катя.

– Понятное дело, – крепыш с готовностью ухмыльнулся. – А винтовку еще раньше потеряла?

– Винтовку в штабе оставила. Она тяжелая…

– Помолчите, Мезина, – сказал лейтенант. – Давай, Корец, – что еще усмотрел?

– Ботинки старого образца, но не шибко ношеные. Комбинезон – я такие только у танкистов видел, да и то еще до войны в Одессе.

– Комбинезон мне вместо гимнастерки выдали. Спалили ее, а моего размера у старшины не было.

– Размера не было, а комбинезон по фигуре подогнать умудрилась? – ласково проговорил крепыш. Потянулся, пощупал рукав: – Точно, товарищ лейтенант, – не наша ткань. У нас помягче. И пуговицы, гляньте, какие.

– Так, – лейтенант нехорошо глянул на посыльную. – Что еще, Корец?

– Да много чего еще. Низом она шла, а у батареи не задержали. Там же мины поставлены. Винтовка ей тяжела, а посмотрите, как двигается. Спортсменка, пусть я очки нацеплю, если не разрядница. И еще… Красивая больно. Вы бы такую кралю в связные определили?

– Так меня из расчета перевели, – возмутилась Катя. – Свели из двух в один расчет. Снарядов все равно в обрез. Мы прямо у ГКО стояли. Освободившихся номеров на охрану штаба поставили. Вот и бегаю.

– Из чего стреляла, спортсменка?

– «З1-К»[47]. Автомат. Только я не стреляла. Ящики таскала. У нас расчет опытный был. Одна я из новобранцев. Мы с «Осетией» прибыли, всего месяц здесь. А сама из Москвы. В Краснодар к тетке эвакуировались. Там меня мобилизовали. Я добровольно. Комсомолка. Там все написано.

– Про тебя, значит? – Лейтенант ткнул пальцем в подсыхающую газетную вырезку. – «Приказ № 0058 от 26 марта «О призыве в войска ПВО девушек-комсомолок». Быстро ты на фронт попала.

– Я письменно требовала отправить, – мрачно пояснила Катя.

Лейтенант переглянулся с врачихой, пожал плечами:

– С «Осетии», выходит? Ну и кто тебя, такую неопытную, посыльной гоняет? У вас там, видно, совсем голову потеряли.

Коренастый вдруг поднялся, шагнул к столу. Потрогал разбухший комсомольский билет:

– Комсомолка, значит? Доброволец? Зенитчица? Ну-ка, ладони покажи.

– Ты что, чекист, что ли? – с угрозой процедила Катя. – Вы, лейтенант, приказ выполняйте. Отправляйте-ка меня с краснофлотцем в штаб. Можете под конвоем вести и автоматами в спину тыкать, только до рассвета нам в городе нужно быть.

– Ты еще покомандуй, боец Мезина. Корец у нас хоть и не чекист, но в УГРО поработал, – спокойно пояснил лейтенант. – Ну-ка, руки предъяви.

Мозолистые лапы Кореца ухватили девушку за запястья, потянули к свету. Катя яростно фыркнула, из последних сил сдерживаясь, чтобы не двинуть бойца коленом в пах.

Ладони агента отдела «К» хотя порядком пострадали во время восхождения по обрыву, но, видимо, недостаточно заскорузли.

– Так, – с удовлетворением констатировал Корец. – Может, ты в штабе и бывала, но уж точно ящики к 37-миллиметровкам не таскала. Белоручка немецкая.

– Ты мои пальцы потрогай, Шерлок Холмс хренов, – заворчала Катя.

– Физкультурница, я и говорю. Ой, не наша ты физкультурница, – ласково произнес Корец. Его мозолистые пальцы, как наручниками, сжали запястья «посыльной».

– К обрыву ее вывести! – Докторша двумя руками сжимала «ТТ», ствол пистолета прыгал, целя то в лампу на столе, то в правое ухо шпионке. – Выводи ее сразу!

– Спокойно, Мотя, – лейтенант поправил китель и принялся складывать документ. – Давайте без суеты. Задержана до выяснения. Корец, ты ей руки свяжи да пристрой где-нибудь. С КП придут, тогда и отправим. К обрыву поставить никогда не поздно. Мотя, ты ее пощупай, пожалуйста. Может, у нее финочка припрятана или еще что.

Руки Кати оказались стянутыми за спиной брезентовым ремнем. Корец крепко придерживал, темноволосая Мотя неумело ощупывала складки комбинезона, даже ворот проверила. Глянула с ненавистью:

– Ни черта у нее нету! Проститутка фашистская.

– Сама-то ты—…не выдержала Катя, – эскулап коечный. В санбате заняться нечем?

Бац! – пощечина была хилая, но обидная.

– Хватит базара, Мотя, – сказал лейтенант. – Выводи задержанную, Корец. Да скажи бойцам, чтобы без безобразий. Может, она в штабе полезной окажется.

– Сейчас, – боец заскорузлым ногтем зацепил шнурок на шее фальшивой посыльной, снял медальон, едва не оторвав Кате ухо. Раскрутил восьмигранный пластиковый цилиндрик: – Бывает, яд прячут, а то и марафет.

Раскрутив вкладыш, мужчины склонились к лампе.

– Ага… Екатерина Григорьевна… номер почты… сообщить – Москва, Б… Бабьегородский, д. 5.

– Все гады продумали, – прошипела фельдшер Мотя. – К обрыву бы ее сразу. Еще и красивую подослали. Небось с люэсом.

– Сама ты дура трипперная! – в сердцах фыркнула Катя. – Вы, товарищ лейтенант, перед командованием ответите. По всей строгости. За такие ошибки знаете что бывает? Вы бы хоть до штаба дозвонились, что ли. И медальон мне верните, раз там яду с марафетом не отыскалось.

– Дозвонюсь. И отвечу. – Лейтенант похлопал по трубке обшарпанного телефонного аппарата. – А пугать меня не надо. Мы здесь пуганые.

– Разные, конечно, накладки бывают, – пробормотал Корец, напяливая шнурок с медальоном на шею задержанной. – Ничего, посидишь, комсомолка, не развалишься.

– Сидеть – не бегать, – уже спокойно сказала Катя. – Но вы хоть того бойца в штаб откомандируйте. Еще и ему отвечать придется.

– Кого откомандировывать? – Лейтенант хлопнул ладонью по бумагам. – Это же портянка жеваная, а не приказ. Ни строчки не разберешь. Нет у нас никаких Новотко-Шоротко. Некого откомандировывать.

– Так вы разберитесь, – взмолилась Катя. – У него в фамилии первая «чэ». Я слышала. Ведь за делом, наверное, человека вызывают.

– Чоротко у нас тоже нет, – лейтенант, теряя терпение, вглядывался в серый текст. – Слышишь, госпожа-товарищ Мезина? Не пойму, какой смысл нас дурить, фальшивого бойца искать?

– Так может, Чекотко? Или Чеботков?

– Может, Чоботко? – неуверенно произнес Корец.

– Это еще кто такой? – с недоумением спросил лейтенант.

– Так третьего дня нам из отряда прислали вычислителем. Вместо Борьки. Точно – Чоботко. Ленчиком звали. Он у нас полдня просидел, потом они со Степаном за ужином пошли, и парнишку осколком срезало.

Катя онемела.

– Ага, вспомнил, – наморщил лоб лейтенант. – Значит, немцы поэтому за него и зацепились? Наверное, документы к гансам попали. Откомандировать, значит, того, кого нет? Не очень-то изощренно, а? Все, – сунь ее пока отдыхать в «лисью нору». Пусть в штабе разбираются.

* * *

Катя лежала на тощей подстилке сена. Ниша-нора была узкой, за шиворот все время сыпалась пыль. Снаряды рвались вроде бы неблизко, но камень и земля передавали сотрясение. Сейчас по центру советской обороны сосредоточенно били восемь дивизионов реактивных минометов – около 150 установок. Это не считая ствольной артиллерии. Такой артподготовки ПОР еще не знал.

Плохо. От снаряда никаким Прыжком не увернешься. Да и вернуться без ноги или руки, а то и с разодранным животом – радость сомнительная.

Нет, не плохо! Это совсем плохо. Обделались всем отделом. Вот так операция! Тело отыскать и эвакуировать, что ли? Так его ведь и не найдешь теперь. Да и Прыгать с мертвецом – ошалеешь. Послежизненная активность – вещь загадочная. Неугасшее сознание такие наводки даст, что…

Козлы! Вот сука этот Корец, на совесть связал. Ментяра чертов!

Катя попеременно шевелила то кистями, то ступнями, стараясь не дать затечь рукам и ногам. Экая глупость. Полностью провалились. Похоже, первый раз отдел так лоханулся. И ты, товарищ сержант, виновата. Ну, не только ты. Не оправдалось упование на обычную фронтовую неразбериху. Вот попадешь на такого Кореца – и амба. Никакая импровизация не поможет. Воин, конечно, молодец, только уж очень не вовремя.

С другой стороны, какой смысл здесь разлеживаться? Заданию все равно конец. Можно уходить прямо сейчас. Конечно, возвращаться стреноженной по ногам и рукам стыдновато. Всласть посмеются коллеги. Но задание-то провалено стопроцентно. Как же это получилось?

Возможна путаница? Вдруг краснофлотец Чоботко проявил малодушие и осознанно перебежал к немцам? А свои документы честно погибшему краснофлотцу подсунул? Здесь, конечно, еще не передовая, но всякое могло получиться. Лейтенант Володя и бдительный Корец такой некрасивый поступок могли все-таки проморгать. Они незаменимого гениального Ленчика и помнят-то слабо. Привыкнуть не успели – убит парень. Бывает. Или наоборот? Неужели кто-то к немцам по документам Чоботко попал? Нет, фотографии экспертизу прошли. Ушастый студентик и господин в дорогом пальто на фото, снятых в 60-х, один и тот же череп на шее таскали. Вряд ли экспертиза ошиблась. А где ошиблись? Мог позже в плен попасть? Или три дня назад не убили, только ранили? Контузия?

Канонада на северной окраине и в центре обороны слилась в сплошной гнетущий гул. Немцы уже форсировали Северную бухту, зацепились в районе Воловьей балки. Упорно атакуют в IV и III секторах. Скоро здесь начнется.

Сквозь дыры в брезенте, завешивающем лаз в нору, заметно светлело небо.

Как же его найти? На эксгумации настаивать глупо, сразу к обрыву поставят. Да и кто знает, где его прикопали. Не до почестей сейчас. Куда они донесение о потерях должны отправить? В Манипуляторный отряд? В штаб сектора? Можно попробовать узнать…

Поздно. Катя хоть и ждала, но сунулась щекой в камень, – серия 105-миллиметровых легла метрах в пятистах. Немцы начали артподготовку по I и II секторам.

Пора драпать. Пусть счастье улыбнется бойцам морской пехоты и Приморской армии, но сержант Мезина постарается умереть попозже и в другом месте.

– Подъем! – Лапа Кореца ухватила «посыльную» за ремень, стягивающий щиколотки, и выволокла из каменной норы. – Заспалась? Вставай, в штаб отправим. Давай копыта развяжу…

Катя не без труда выпрямилась. Снаряды рвались где-то в стороне балки Бермана, но все равно здорово хотелось пригнуться.

Из блиндажа вышел лейтенант, за ним выбралась докторша. Лейтенант ей что-то тихо сказал, поправил каску на молодой женщине. Военфельдшер Мотя умоляюще смотрела ему в глаза.

– Так, Окунев, проводишь товарища военфельдшера и задержанную до монастыря. С задержанной поосторожнее. Сдашь ее коменданту госпиталя, вот сопроводительная записка и ее документы. Пусть в город отправят. Сам останешься, проверишь, чтобы наших эвакуировали нормально. Задача ясна?

– Так точно, – солдатик молодцевато подправил на плече винтовку.

Катя дернула носом. Конвойного ей выделили неубедительного: и по возрасту сопляк, и ростом не задался, приклад ему под коленку тычется. На тощей шее грязная повязка, похоже, чирьи. Всего и гордости – тельняшка в расстегнутом вороте.