– Он там, я здесь. Признаю за ним право жить так, как он хочет и требую, чтобы никто не вторгался в мою жизнь. Мы оба – свободные люди, которые могут иметь свои тайны и действовать так, как сочтем нужным, – еще не успев осознать до конца то, что видит в загадочном «зеркале», проговорила она «формулу разделения».

Слова давались с трудом. Представить, как двое в пещере уменьшились и превращаются в крохотных куколок, было уже легче.

– Мы разделяемся и отдаляемся, освобождая друг друга. Я не хочу причинить им вред. Я ухожу. Каждый там, где он есть. Каждый с тем, что дано. Каждому – своя жизнь, – повторяла она, представляя, как дальше и дальше уходит прочь в темную сеть коридоров от мужа и его любовницы.

Белый туман не пускал. Он мешал ей идти, возвращая назад, заставляя смотреть, но она не сдавалась. Руни уже поняла, что открытие было должно потрясти ее и уничтожить. Спасение в том, что она должна воспринять это, как совершившийся факт. Ничего не изменишь…

Ее очень сильно встряхнуло, и Руни открыла глаза. Серебристый колючий «цветок» растворился, исчез вместе с «зеркалом». Странная сущность ушла назад, в люк, недовольная тем, что случилось. Похоже, она ожидала от Руни другой, неизвестной реакции.

Руни не знала, тепло ей сейчас или холодно, страшно или спокойно. Шока, который она могла бы испытать от такого открытия, не было, как и отчаянья. Лишь пустота, когда что-то внутри умирает, а новое пока не может родиться.

– По крайней мере, я знаю, что Эрл жив, и ним все в порядке. И пусть лучше так, чем никак, – прошептала она, глядя в люк.

Облегчение и пустота. И бесчувственность. Третий виток, возвращающий Рысь к той же точке, с которой она начинала. Такое уже было дважды. Дважды она полагала, что может забыть и простить, дважды фатум ее заставляла погружаться в обманчиво-полный покой, верить в то, что она рада этому, и ощущать нежелание жить. Неужели ей в третий раз нужно пройти этот проклятый путь, испытать мощный шок, подавляющий боль?

– Все идет так, как должно. Я больше не буду метаться, страдать и на что-то надеяться. Хватит! Никто не сумеет обидеть меня, причинить боль, заставить о чем-то жалеть. Я не стану доверять и любить… Может быть, это слабость, но я так устала… Вообще ничего не хочу. Здесь есть город, которому я нужна. Дети, которых я буду учить… Есть мой сын. Остальное не важно. Оно не имеет значения… Будь счастлив, Эрл, и прощай.

Руни стояла у люка, когда возвратился Горад. Обнаружив в руках плащ, она очень долго пыталась припомнить, зачем он принес эту вещь.

– Что случилось? – встревожено спрашивал он.

– Все в порядке. Я ничего не боюсь. Со мной все хорошо.

Горад видел, что это ложь. В тот короткий момент, когда он выходил, Руни словно в себя вобрала жуткий холод, наполнивший зал. Теперь воздух был теплым, а она сама – ледяной. Почему-то Горад вспомнил давнюю встречу за Морем, когда он бродил по чужим странам. Один мужчина в трактире рассказывал про Фею Льда, божество его острова.

– Если душевная боль так сильна, что грозит человеку безумием, он идет к Фее. Она помогает ему, остудив чувства и заморозив страдание. Боль не исчезла, но ты перестал ощущать ее. Это твой шанс выжить и не сорваться.

– Самообман, – сразу вмешался Горад. – Боль подавлена, и убивает желание жить. Человек разрушает себя, полагая, что движется к правильной цели.

– Ты кто такой, умник? – спросил говоривший.

– Я странник.

– Так странствуй себе, и не лезь к другим, если не просят. Поменьше болтай о том, чего не испытал на своей шкуре. Ясно?

Вопрос был спокоен и жесток. Поклонник сомнительной Феи Льда не угрожал, не запугивал, но Горад понял, что лучше не спорить.

В серых глазах человека был лед. Та застывшая боль, о которой он им говорил. Незнакомец не смог принять то, что давала жизнь. Он испугался дойти до конца и понять, с чем столкнулся, решив подавить чувства.

Теперь Горад видел в синих глазах Руни тот же надменно сверкающий лед. Если он не сумеет его растопить сейчас, в первый момент, пока лед не окреп, не успел превратиться в могучий сверкающий айсберг, готовый крушить чувства, то ей никто не поможет.

– Скажи, что случилось, пока меня не было здесь?

– Ничего.

– Я же вижу, тебе больно!

– Мне все равно.

– Я не верю тебе. Ты стремишься закрыться, чтобы тебе не мешали страдать! Из упрямства и гордости ты отвергаешь мою помощь! Дружбу! Любовь! Тебе нравится быть одинокой, несчастной, непонятой!

– Хватит, Горад. Перестань говорить ерунду.

– Я люблю тебя, Руни, и я не позволю тебе разрушать себя!

Слова Горада не вызвали никаких чувств. Руни восприняла их, как тезис, который должна опровергнуть.

– Тогда я разрушу тебя. Твою жизнь. Каждый, кто меня любит, кто хочет со мной быть, уже обречен, – тон был резок и холоден, как острие клинка.

– Кто внушил тебе этот бред, Руни?

– Я знала об этом всегда, но боялась признать. Я останусь одна. Не хочу никому портить жизнь. Мое счастье несет в себе смерть. Моя боль сохраняет жизнь, но отравляет ее.

– Почему ты так думаешь, Руни?

– Я знаю.

– Доверься мне и объясни, – громко и монотонно велел ей Горад, снизив голос и заставляя звук резко вибрировать.

Каждый, владеющий Силой, способен вводить в транс обычных людей. Они часто используют этот прием, чтобы выведать тайны противника или помочь тем, кто стал жертвой чар. Но воздействовать на тех, кто равен тебе – нарушение норм. Наделенный, прибегнувший к технике транса во время общения с магом, себя обрекает на участь изгоя. Его не простят.

Горад знал, что творит, и предвидел реакцию тех, кто с ним рядом. Одно дело – усыпить Ионна во время припадка, другое – воздействовать на разум Руни, заставив ее говорить против собственной воли.

– Я хочу помочь. Я люблю тебя. И я готов сделать все, чтобы ты перестала испытывать боль. Ты мне веришь?

– Не знаю. Наверное, нет.

– Почему?

– Я устала.

– Скажи мне, чего ты боишься?

Наверно, Горад все-таки сомневался в своем праве действовать с помощью магии. На второй фразе голос утратил напор и вибрацию, став тихим и очень мягким. Если бы Руни хотела, она бы легко прекратила такое воздействие. Но, вероятно, она устала молчать и терпеть эту боль. Говорить о том, что много лет разъедало ее душу, было мучительно трудно.

– Я не женщина. Я не умею любить. Я плохая жена. Со мной рядом нельзя быть счастливым. Все это знают, но делают вид, что со мной все в порядке. Мне страшно…

– Иди в страх.

– Нет. Я не могу… Не хочу пережить еще раз то, что было.

– Не бойся, я рядом. И я помогу. Иди…

– Нет.

– Хорошо. Ты себя обвиняешь в том, что ты плохая жена. Почему ты так думаешь? Вспомни, когда ты впервые открыла, что можешь и хочешь любить. Тебе было тогда хорошо. Ты немного смущалась, но это тебе не мешало испытывать радость. Ты ощущала, что рядом тот самый мужчина, который тебе предназначен. Вы будете вместе…

Руни вздрогнула и, скрестив руки, вцепилась в позумент верхнего платья. Она боролась с собой, не решаясь сказать правду, и не желая молчать, упуская свой шанс разобраться.

– Нам был дурной знак, мы не поняли… Черная птица, несущая смерть, – прошептала она наконец.

– Что за черная птица?

– Краш, вестник несчастья. Его спугнул лесной кот. Дикий. Мы целовались, когда началась борьба птицы и зверя. Но мы не поняли, что это значит. Кот победил, и Эрл выбросил жуткую птицу из домика.

– В чем смысл знака? – спросил Горад. – Чем он тебя испугал? Какой вывод ты сделала после, пытаясь осмыслить событие?

– Рядом со страстью всегда смерть. Любовь пробуждает чужую агрессию.

– Краш – производное от «кэо-аэр…» В общем, от того слова, которым у вас в Гальдорхейме зовут Черный Дух? – сделав вид, что сменил тему, спросил у Руни Горад.

– Да.

– А рысей, я слышал, у вас называют лесными дикими кошкам?

– Да.

– Что предсказывал знак?

Пальцы Руни, сжимавшие узкую полосу, шитую бисером, слегка расслабились, веки чуть дрогнули. Она уже поняла, на что ей намекает Горад.

– Скажи сам.

– Хорошо. Около четырех лет спустя после вашего «знака» я лично присутствовал на поединке наследника Рысей с земным воплощением Черного Духа. Напомнить, кто победил?

– Нет. Если тот знак был пророчеством будущей битвы…

– Вот именно. Был. А что делала ты, когда шел поединок?

– Я? Ничего. Я была в Агеноре.

– Прекрасно! Тогда объясни, как твои чувства связаны с тем, что случилось в Гальдоре?

– Я верила, и я ждала, – удивленно ответила Руни. – Ты знаешь не хуже меня.

– Где же смерть для любимого? Ты ждала, он победил. Замечательный знак!

По щеке Руни тихо скатилась слеза.

– Все равно. Мое чувство несет боль и смерть. Мне нельзя любить. Стоит мне только почувствовать, что я хочу… Что могу… Мне нельзя.

– Почему?

– Один раз я себе разрешила, и все очень плохо закончилось.

– Расскажи, как это было.

– Мы возвращались из Белого Храма. Тогда я устала, и Эрл нес меня на руках. Потом, в телеге, он тоже меня обнимал. Эрл считал, что я сплю, а я… Я просто закрылась, боясь, что он может почувствовать, что происходит. Я поняла, что люблю. Я была беззащитна и счастлива.

– Это тебя испугало?

– Нет, я не боялась. Я знала, что Эрл меня любит, и мне захотелось чуть-чуть поиграть, покапризничать и подразнить… Испытать свою власть, прежде чем окончательно дать ответ.

Руни умолкла, стирая бегущие слезы. Она говорила о счастье, которое ей довелось пережить, ощущая огромную боль.

– Эрл не возражал? – осторожно спросил Горад, ощутив, что сейчас Руни скажет о чем-то действительно важном. – Ему это нравилось?

– Я не успела понять. Он тогда предложил мне пойти в лесной домик, а я отказалась. Я знала, что если той ночью мы будем вдвоем, я отдамся ему. Не смогу отказать, оттолкнуть… Почему он тогда согласился и не настоял на своем? Все могло быть иначе…

Руни опять замолчала.

– Что было потом?

– Не могу… Не хочу!

Но она уже вспомнила ту роковую ночь. Это было страшнее истории с птицей, и вывод, сделанный Руни, был правильным. Орм приказал убить брата, считая его счастливым соперником, и отомстил недоступной лесянке по-своему.

– Орм обезумел… А я поняла: если я разрешу себе чувствовать плотскую тягу, то вновь стану жертвой. И я погублю того, кого люблю. Я не хочу пережить вновь то, что было. Не хочу вызвать еще раз подобную страсть.

– Ты сказала сама – это месть. Ранено самолюбие. Оно велит отплатить, причинив боль. Не важно, как и за что, – осторожно вмешался Горад. – Ощущение собственной слабости, страх унижения, чувство неполноценности.

– Знаю. Я все поняла и простила, но я… Когда я поняла, что Эрл жив… Когда мы снова встретились, я…

Постепенно Горад понял -Руни винила себя в той далекой истории. Она считала: то чувство, которое вспыхнуло в ней, притянуло несчастье. И, испытав его, Руни снова накличет на мужа беду. Пока она себе запрещает быть женщиной, Эрл будет жить. Отсюда – мощный запрет погружаться в эмоции, терять контроль, расслабляться. Понимать, принимать и давать, а не чувствовать. Но она любила.

Искусственно созданный холод, спокойная сдержанность, стали красивою маской, скрывающей нежность. Они привлекали, суля непонятную тайну. Та ласка, которую Руни давала, способность мгновенно откликнуться на состояние мужа, стремление чем-то порадовать, значили больше, чем тайные страхи. Горад хорошо понимал, почему Эрл любил жену и не считал их союз неудачным.

Прими Руни сделанный выбор как должное, все было бы хорошо. Но она, на словах отрицая вину, продолжала терзать себя мыслями, что мужу с ней плохо. Внушала себе, что она не такая, какой должна быть.

Эрл, чувствуя, что с женой что-то не так, поначалу пытался понять, в чем причина. Потом, устав бороться с ее страхом, стал отдаляться, усилив ее неуверенность. Приход Иланы стал самой последнею каплей, переполнившей чашу терпения.

– Если он хочет быть с ней, я уйду.

– Почему ты решила, что больше ему не нужна?

– Я все видела. Там, в подземелье…

– Что именно?

Задав вопрос, Горад предполагал, каков будет ответ. Удивило не то, что она рассказала ему, а как именно. Жестко, язвительно и иронично. Отбросив привычную сдержанность, Руни себе разрешила испытывать злость. Она долго ее отрицала в себе, не желая признать, а теперь злоба вдруг прорвалась на поверхность, рождая желание мстить за всю боль, что она испытала в своей жизни.

– Ты его любишь?

– Люблю. Но, наверно, не так, как он хочет, – ответ прозвучал саркастично.

– Откуда ты знаешь?

– Я видела. Все.

– Тебе больно, и ты не хочешь страдать. Тебе кажется, что, обвиняя других, ты найдешь покой? Это не так. Решив мстить, ты разрушишь себя.

– Я не мщу. Я даю им свободу.

– Нет, мстишь. Ты стремишься его наказать. Отплатить за ту боль, что сейчас испытала. Уйдя из его жизни, ты отомстишь. Пусть терзается, что потерял тебя из-за минутной оплошности, так? Пусть всю жизнь сожалеет о сделанной глупости?

Горад считал, что его слова вызовут бурный протест. Тяжело признать то, что так долго в себе подавлял. Чтобы это понять и принять, нужно время. Но Руни не спорила. Слезы, которые непроизвольно текли по щекам, уже высохли. Слова ее удивили, заставив взглянуть по-другому на все, что она говорила. Горад видел, как ее щеки вдруг вспыхнули бледным румянцем, который постепенно покрыл лицо, шею и приоткрытую грудь.

– Я не мщу. Просто очень хочу, чтобы он не терзался. Со мной, без меня, лишь бы он жил и был счастлив, – тихо сказала она, отвечая, скорее, самой себе, чем собеседнику. – Если так будет, то я… Смогу жить.

Руни не притворялась. Ответ прозвучал без обиды, претензий и боли. Она приняла ситуацию. Давний запрет быть плохой оказался снят, и страх куда-то ушел. Все нелепые домыслы, что отравляли ей жизнь, растворились. Осталось лишь чувство любви, погребенное под толстым слоем людских предрассудков.

– Ты веришь своим словам?

– Да. Я так чувствую.

– Ты хорошо понимаешь, что было. Ты помнишь, о чем мы с тобой говорили. И ты возвращаешься, чтобы жить дальше, – сменив тон, закончил Горад. – Ты находишься здесь и сейчас. Ты вольна поступать, как захочешь. Я рядом, но я ничего не меняю.

Вздохнув, Руни недоуменно взглянула вокруг.

– Люк… Защита… Свитки… – автоматически проговорила она, скользя взглядом по разным предметам. – Мы в зале Запретного. Так?

Ее голос был полон тепла и неведомой силы. Руни еще не совсем осознала, что с ней сейчас было и где она, но начала выходить из того состояния, в котором раньше была. Изменения были разительны.

– Что сейчас было?

– Я ввел тебя в транс. Без согласия. Нарушив наши законы.

– И ты сожалеешь?

– Ничуть. Я рад, что ты мне доверилась.

– А мне неловко. Есть вещи, которые лучше не проговаривать вслух.

– Для чего же тогда существуют друзья? – отшутился Горад.

– Ты не понял меня. Мои тайны – мои, а вот то, что я видела в «зеркале»…

– Значит намного меньше, чем ты полагаешь. Поверь! Все мы делаем глупости.

– Мы?

– Сильный пол.

Вспышка белого пламени была почти незаметной. Язык «огня» светлой тенью взметнулся над люком и сразу опал вниз, обдав сухим жарким теплом. «Вздох», который донесся из люка за ним следом, вряд ли могло издавать существо, наделенное телом. Пол дрогнул, листы разлетелись, а с полок посыпались цисты и книги. Загадочный вихрь, порожденный внутри катакомб, попытался проникнуть в зал, но не сумел, и теперь должен был отступить.

– Горад, ты это видел?

– Почти. Я, скорее, почувствовал.

– Что это было?

– Не знаю, но очень хочу посмотреть.

– Я с тобой.

Крышка люка осталась открытой, но холода не было. У края Руни спросила:

– Ты что-нибудь чувствуешь?

– Нет.

– И я тоже не чувствую. Нет ни холода, ни страха.

– Я спущусь вниз, посмотрю, что там, – решил Горад, удивленный открытием. – Жди наверху. Если что-то пойдет не так, я дам сигнал.

– Хорошо.

Оба были уверены: им ничего не грозит. Страх, царивший внутри катакомб, растворился, исчез. Его нет.

– Ты где? – вскоре окликнула Руни Горада, нагнувшись над люком.

– Здесь!

– Что там?

– Вообще ничего! Так же, как в верхнем зале: спокойно, тепло и уютно!

– Я тоже спущусь!

– Хорошо!

Но спуститься она не успела. Услышала, как открывается дверь зала, Руни решила остаться у люка. Ночной визит настораживал. Чужой не может войти в зал Запретного. Это мог быть кто-нибудь из ребят или некий сообщник Мелена, оставшийся им неизвестным. Второй вариант обещал неприятности.

– Кто здесь?

– Руни? – окликнул ее человек, подняв факел, который принес с собой.

Огонь больше мешал рассмотреть его, чем помогал. Перепад света и темноты не давал сфокусировать зрение, но Руни сразу узнала вошедшего.

– Ионн?! Зачем ты встал?

– Мне не спится.

– Ты болен, тебе нужен отдых.

– Нет, мне надоело лежать. Всю ночь снился какой-то кошмар, а проснуться я никак не мог. У тебя так бывает?

– Допустим.

– Ну вот. А потом просыпаешься и понимаешь, что это полнейший бред. Сам не можешь понять, что тебя испугало…

– Зачем ты пришел сюда, Ионн?

– Сам не знаю, вдруг потянуло. А что, помешал? – спросил Ионн, посмотрев на поднос с бутербродами. – Это что? И для кого?

– Альв принес. Если хочешь, бери, что понравится.

– Он что, решил развести в наших свитках жуков, поедающих крошки? – подняв кусок хлеба с подноса, с насмешкой спросил Ионн. – Глупейшая выдумка! Руни, а ты здесь одна?

– Нет, нас двое, – ответил Горад, поднимаясь из люка. Он понял, что кто-то вошел, помешав Руни спуститься.

– Откуда ты взялся?

– Оттуда.

– А где Ливтрасир?

– Эрл внизу.

– Проверяет приборы?

– Нет. Они с Иланой исследуют новый проход.

– Ее что, понесло туда, вниз? – ахнул Ионн. – Сумасшедшая женщина! А вы чем здесь занимаетесь? Ждете их?

– Мы отдыхаем. А что?

– Ничего, – протянул Ионн, растерянно глядя на них, и пытаясь понять, говорят они это всерьез или шутят.

– Ты думал, у нас здесь свидание? – фыркнула Руни, лукаво взглянув на Горада. – Вдвоем, ночью, с полным подносом еды…

– Точно! – расхохотался Горад.

Руни тоже смеялась над собственной выдумкой, чем озадачила Ионна.

– Глупости! Что у вас здесь происходит? – с досадой спросил он Горада. – Я могу узнать?

– Можешь. Если ты спустишься в люк. Без Защиты.

– Зачем?

– Попробуй – и сам узнаешь!

Ионн, подойдя к люку, взглянул вниз, как будто не веря своим чувствам.

– Вы что, смогли погасить то, что было? – спросил он с таким видом, словно считал, что его разыграли.

– Не мы! Оно ушло само.

– Как ушло?

– Попугало меня, выявив главный страх, и исчезло, – с улыбкой ответила Руни.

– Свой главный страх? – изумленно переспросил Ионн. – Похоже на то. Мне ведь тоже приснилось, что я… Ладно, это не важно!

– Мне кажется, можно сейчас послать Зов, – вдруг сказал Горад, резко меняя возникшую тему.

– Послать Зов? Кому? – вопрос Ионна завис без ответа.

– Нужно ли это делать, Горад? – осторожно заметила Руни.

– Мы ведь трое суток искали проход, чтобы выйти навстречу. Зачем же теперь отступать?

– Тогда им угрожала опасность, сейчас нет. У них будет все хорошо.

– Я не понял, о чем речь, и мне надоели секреты, – вмешался Ионн. – Нужно взглянуть, что там, в люке, и разобраться во всем самому.