Глава 4.

Возвратившись из залы, Илана открыла шкатулку и вынула лист. В силу давней привычки она собиралась вписать в него то, что услышала, четко простроив события и проработав путь поиска нужного свитка. Однако зеленый песок необычных часов, находившихся в комнате, на треть засыпал кристалл ярко-желтого цвета, лежавший на дне, а листок из шкатулки по-прежнему был белоснежен. Работа не шла ей на ум, мысль Иланы опять возвращалась назад, к встрече с магами.

– Нет, я не стану писать, это слишком опасно, – решила она, отложив перо. – Девочки или еще кто-то… Горад и Руни считают, а может быть, делают вид, что они верят: свиток похищен для «Службы», но… Хейд не ошибся, когда помянул наших старых знакомых из секты. Для них этот город, привыкший дрожать перед Силой – подарок Святого.

«Любой, пожелавший возвыситься с помощью чар, попадает во власть повелителя Мрака. Не важно, кому он желает служить: своей прихоти, воле Властителя или Святому. Он – не человек и не смеет жить между людьми. Мы готовы помочь овнам снова вернуться в свое стадо, если они добровольно дадут разорвать аркан Мощи, влекущей их в бездну…»

Илане не раз попадались такие листовки. Хотя «Служба Магии» в Лонгрофте очень сурово карала тех, кто читал этот горячечный бред, люди их находили повсюду. Достаточно было оставить коня, зайдя в ближний трактир, чтобы там пообедать, как в сумке уже появлялся подобный листок.

В Агеноре пока не читали посланий от клиров, однако представить, как примут их, было легко. Уже много веков Силу здесь почитали проклятием, Злом, разбивающим семьи, ломающим судьбы людей. Шанс сберечь жизнь ребенка ценой отречения от необычных способностей многим казался желаннее странной учебы в Кругу.

Ливтрасир… Йонн… Горад… Город принял их помощь в борьбе против «Службы», однако возможность без крови и мук уничтожить опасный исток, привлекающий к ним Мастеров, соблазняла куда больше призрачной власти, даваемой детям искрой Силы.

– Ливтрасир скоро узнает, какая опасность грозит магам из Агенора, поймет, как им всем повезло, что я рядом… А жаль! – пронеслось в голове у Иланы. – Жаль, что он – Наделенный!

Последняя мысль отрезвила, прогнав эйфорию, возникшую после их встречи. В душе, словно маленький гадкий червяк, шевельнулось противное чувство сомнения. Те Наделенные, что попадались Илане, смотрели всегда сверху вниз, не желая признать ее равной. Илане хотелось бы верить, что он, Ливтрасир не похож на них, но прежний опыт учил не спешить делать выводы.

– Я уже знаю, кому предназначен украденный свиток, – сказала Илана, когда они встретились. Она старалась не выдать волнения, мощной волной захлестнувшего душу, едва Ливтрасир подошел к ней. Должно быть, оно объяснялось возможностью вновь поквитаться со старым противником. – «Служба», скорее всего, не при чем, это клиры. Вы слышали что-нибудь о такой секте?

– Немного, – кивнул Ливтрасир. – Хейд мне говорил, что для них Сила – зло, безразлично, кому она служит.

– Я раньше не знала о «коконах», но не раз слышала, что Наделенный, попав на сход клиров, теряет свой дар, – продолжала Илана. – «Служба Магии» часто использует «Орден», желая раскрыть преступления, где фигурирует секта.

– Разумно. Ведь если клиры способны стирать Память, то Наделенный бессилен узнать правду, – тихо сказал Ливтрасир, не сводя взгляд с Иланы.

– О секте нам лучше пока умолчать, – предложила она, ощутив, как кровь вдруг приливает к щекам. – Ведь они превращают волшебников в самых обычных людей! В Агеноре сочтут это даром Святого. Ведь третий маг, Йонн, пострадавший от «Службы»…

– Не станет общаться с людьми, для которых любой человек «овен в стаде,готовый снести кару пастыря с должным терпением,» – мягко прервал собеседник Илану, давая понять, что он тоже читал листки. – Ионн не станет служить клирам, он дорожит своей Силой. В Кругу Йонн живет так, как хочет. Его уважают и любят, к тому же…

– В его руках власть? – усмехнулась Илана, считая, что верно закончила мысль Ливтрасира. – Но клиры способны ее дать любому. Земные дела привлекают их больше, чем можно подумать, услушав жаркую проповедь…

– Ионн – маг, он вряд ли предаст нас, – спокойно сказал Ливтрасир.

– Тем не менее, клиры нашли человека, который, испробовав, чем грозит Сила, решил, что куда безопаснее жить без нее. Йонн, Горад или…

– Нет, не Горад, уж скорее я сам, – перебил Ливтрасир. – Я ведь долго не знал, что я из Наделенных. Без Силы я смог бы и выжить, и жить. А в тех землях, где вырос Горад, Мощь – дар Неба, такой же, как голос, слух, зрение или способность дышать.

– Хорошо, – согласилась Илана, – оставим Горада. В Гальдоре я слышала, что Руни, эта волшебница… – звать синеглазую ведьму женой Ливтрасира она не желала, он явно заслуживал лучшей подруги!

– Руни знает, как страшно себя потерять. И она повидала достаточно, чтобы не верить пустым обещаниям клиров, – прервал Ливтрасир.

Он сказал это просто, но твердо, давая понять, что любая попытка Иланы продолжить беседу о Руни бессмысленна.

– Ладно, я больше не буду гадать, – согласилась Илана, жалея, что ей не позволили высказать то, что она о ней думала. – Сделаем так: побеседуем с теми, кто был в Зале в день кражи свитка. С детьми и с мужчинами. Я буду спрашивать, а вы – следить, как они реагируют. Вам ведь легко обнаружить ложь или помочь вспомнить все, что забылось? Я слышала, что Наделенный, введя в транс, любого заставит открыть даже то, что не вырвешь физической пыткой. Конечно, ребята владеют зачатками магии, но вы сильнее. Вы сможете их подчинить.

Илана верила: план идеален. Ее удивило, когда Ливтрасир возразил:

– Так нельзя.

– Почему?

– Если мы это сделаем, то уподобимся «Службе».

– Неужто? – с издевкой спросила Илана, мгновенно забыв о тех чувствах, которые в ней пробудил собеседник. – Я здесь меньше дня, но уже поняла, что все только и знают, что рыться без спросу в моих мыслях!

– Вся беда в том, что вы сильная женщина. Внутренне. В вас бурлит жизнь, – с непонятной улыбкой сказал Ливтрасир. – И поэтому каждая мысль превращается в мощный посыл, пробивающий легкий покров повседневной Защиты. Никто не хочет подслушивать, но вас нельзя не услышать.

Слова и обидели, и, в то же время, польстили.

– Я лишь выполняю задание. Так, как меня научили, – слегка покраснев от досады, сказала Илана. – Вам нужно знать, кто взял свиток? Прямо ответьте мне: да или нет?

Ливтрасир отвел взгляд, признавая ее правоту.

– Нужно. Если вы твердо уверены, что по-другому нельзя, я попробую всех убедить добровольно использовать технику транса.

– И если кто-то откажется, это и будет признанием, – мягко Илана, стараясь развеять неловкость, возникшую вдруг между ними.

– Не думаю. Здесь, в Агеноре, другие законы. Когда я впервые попал сюда, то очень долго не мог понять логику тех, кто родился и рос в этом городе. Люди боялись всего, они с детства привыкли искать подвох в самых обычных вещах.

– Попытайтесь составить подробнейший список отрядов, приехавших в город, – сказала Илана, на время решив сменить тему, – недели за две до того, как Горад нашел «кокон». Все группы приезжих, в которых не меньше семи человек. Взрослых, а не детей. Дело, что привело их сюда, должно быть уже сделано, а предлог, не позволяющий ехать обратно, достаточно прост и разумен.

– Вам кажется, что человек, взявший свиток, еще не успел передать его?

– Да. Клиры действуют группами, по одиночке они совершенно бессильны. Взяв свиток, вор должен был сразу же его отнести в город или припрятать. Мне трудно поверить, что вы не спросили охрану, кто вышел из Круга. И если они…

– Да, вы правы, – кивнул Ливтрасир, – нам сказали: никто. А потом мы закрыли ворота, ведущие в Круг, и поставили стражу у люка из зала Запретного.

– Люка? – переспросила Илана. – Какого?

– Который ведет в катакомбы.

– Я могу осмотреть его?

– Да.

– Все приборы, которые вам помогают поддерживать Купол, внизу? – для порядка спросила Илана, хотя уже знала ответ.

– В катакомбах, – легко подтвердил Ливтрасир. – И мне трудно представить, что кто-то добрался до них. Разобраться в системе проходов, ведущих к приборам, способны я сам, Горад, Ионн, наделенные дети…

– А Руни?

– Нет, Руни туда не спускается, как и обычные люди.

Он ей не сказал, почему, а Илана его не спросила. Когда Ливтрасир пожелал сам ее проводить в зал Запретного, ей стало очень приятно.

– Я рада, что именно вы мне покажете люк! – словно бы намекая на что-то, сказала Илана.

Такие невинные фразы не раз выручали ее, помогая внушить собеседнику, что для нее он особый, совсем не такой, как другие мужчины. Но сердце мучительно дрогнуло, когда Илана услышала краткий ответил:

– И я тоже.

Илана уже не могла не признать, что, хотя Ливтрасир – Наделенный, он очень волнует ее. Она могла скрыть влечение, вдруг захлестнувшее сердце, пока они шли по дворцу, но совсем не хотела. Подросток пугается вспышки нечаянной страсти, мужчине она льстит сильнее любых комплиментов. Ее прошлый опыт учил, что иначе не может и быть.

Глава 5.

– Галар уже заснул, госпожа.

– Хорошо, Валла. Я посижу с ним немного.

Служанка, кивнув, отошла от ребенка, и Руни склонилась к кроватке. Галар спал, сжимая в руке ярко-розовый хвост непонятного зверя. Он очень любил этот мягкий комочек окрашенной шерсти, хотя и не знал, как зовется пушистый дружок. Это «чудо» ему подарили Альв с Мертой. (Ребятам понравился яркий зверек, привезенный каким-то купцом из-за Моря.) Обычно, придя к сыну, Руни легко забывала обо всех неприятностях, но сейчас ей было плохо.

Почти две недели назад, согласившись использовать помощь Искателя, Руни нутром ощутила, что это опасно. Для города? Нет, для нее. Почему? Еще даже не видя Иланы, она угадала угрозу, а встреча разрушила хрупкий покой, обретенный с огромным трудом.

Прошло больше трех лет с того дня, когда Руни ушла в лесной дом, порвав с Ормом. Очнувшись от долгой болезни, она поняла: жар сжег память о прошлом, дав шанс возродиться, начать жизнь сначала. Однако ужасная ночь, пережитая Руни в Гальдоре семь лет назад, все же оставила след.

Отвращение, боль и мучительный страх, порожденные грубым насилием, вызвали шок. К счастью, резкий уход в рысь из леса открыл, что душа не так крепко завязана с плотью, как кажется. Позже, вернувшись назад, в свое тело, смертельно устав от претензий супруга, считавшего, что он загладил свой грех, сделав Руни законной женой, а не просто одной из наложниц, она подчинилась. Но, стоило Орму обнять ее, как страх глушил разум. И, не умея смириться, она «уходила». Всегда. Тело было во власти супруга, а дух далеко…

Начни Руни тогда ненавидеть того, с кем жила, ей бы было потом легче. Но неожиданный шок, пережитый в ту страшную ночь, перешел с человека на… Их отношения? Нет, на саму страсть. Протест вызывало общение тел, этот плотский контакт, при котором одна цель: любой ценой взять и насытиться. Ее тошнило от вспышек невидимой похоти и от семейных сцен…

Орм ее очень любил. Так, как он понимал. Как умел. То, что ненависть Руни достаточно быстро сменилась брезгливою жалостью и отвращением, ранило Орма. Не зная, зачем она так поступает с ним, он ее то проклинал, то молил о прощении. Не в силах вынести боль, он стремился унизить жену, оскорбить, обвинив в неудаче их брака. Привыкнув к восторгам любовниц, он просто не мог примириться с таким обращением.

– Кукла! Не Рысь, а лягушка в стоячем болоте! Холодная, скользкая… Лучше спасибо сказала бы, что я хоть как-то пытаюсь тебя разогреть. Да кому ты такая нужна! С тобой рядом любой станет психом!

Спустя время ругань сменялась мольбой дать ему шанс загладить вину и мощнейшею вспышкою похоти… Этот кошмар повторялся вполне регулярно.

– Ты просто не можешь любить! Ты не можешь смириться с тем, что не похожа на нас, на нормальных людей, и ты мстишь! Тебе нравится мучить, терзать, унижать! Это ты виновата во всем, что случилось! Одна только ты! Ты способна разбить жизнь любому!– не раз повторяла ее сестра, Свельд.

Постепенно она стала верить, что так и есть. Она одна виновата в том, что пробуждает в душе Орма низкие чувства. И в том, что не может родить. В том, что добрая, честная Свельд начала ненавидеть ее. В смерти Эрла… Не будь ее, Орм вряд ли бы приказал убить сводного брата.

– Любая крестьянка порядочней, лучше, чем ты! Выйдя замуж по воле родных, она честно стремится помочь мужу, сделать его жизнь приятной. Она помогает ему в поле, варит обед, убирает их дом. И рожает ему сыновей. А ты только и знаешь, что роешься в книгах, поеденных червем и крысами. Как настоящая ведьма! Ты больше не помнишь, что есть долг жены, долг сестры, долг хозяйки. Тебя ничего не волнует, тебе не нужен никто!

Как ни странно, тогда речи Свельд не заботили Руни.

– За все в жизни надо платить! А ты, Руни, привыкла брать даром, при помощи чар. Тебе все поднесли на серебряном блюде: любовь, семью, замок. Ты можешь носить драгоценности, платья из бархата, есть необычные блюда, не думать о завтрашнем дне… А взамен от тебя ждут ничтожную малость: улыбку, приветливый взгляд, мимолетную ласку!

За все в жизни надо платить… За те блага, которые так восхищали сестру, муж хотел получать ее ласку, и Руни платила… Платила за то, чтобы быть в чужом замке, не думать о завтрашнем дне, не метаться, не жить.

– Меня нет. Мне не нужно уже ничего. А вам нужно? Пожалуйста! Только отстаньте, – могла бы сказать она всем окружающим.

Эрл, возвратившись в Гальдор, снова дал ей надежду, заставил опять начать жить.

Лесной дом… Руни вдруг показалось, что время вернулось назад, и она стала прежней. Пугало одно: вновь остаться одной в этом мире, опять потерять человека, которого любит. Однако инстинкт говорил, что навязчивость может спугнуть, и она прикрывала свой страх одиночества грустной улыбкой и слабостью.

То, что Эрл хочет ее, поначалу смутило и даже слегка испугало. (По счастью, в то время он просто не мог прочитать ее мысли.) Но рядом с ним было тепло и спокойно. Эрл не был напорист, его ласки были нежны, и он сам иногда был смущен тем, что с ними творится. Им было легко вместе. Даже защитный барьер, укрывающий чувства, не мог разделить их. Улыбки, слова, взгляды, прикосновения рук… И однажды она отдалась. Точно так же, как раньше другому, «уйдя» в никуда.

Он не понял, не смог уловить это бегство души. А она, возвратившись, увидела, как он ей рад, ощутила его благодарность и в первый раз вдруг поняла, что объятия – слишком ничтожная плата за радость быть вместе.

Она не могла отвечать страстью, но могла дать свою нежность, заботу, тепло. Потом Руни вообще не стремилась «уйти». Близость с Эрлом не пробуждала в ней горечи и отвращения. Она казалась похожей на некий простой ритуал, исполняемый ради другого. Ей было приятно дать то, что могло принести радость и не доставляло ей боли.

– Я очень люблю тебя, Эрл. Я люблю, как вообще никогда не любила… Мне так хорошо с тобой рядом… Когда ты меня обнимаешь, я счастлива…

Она ему не лгала. Ей действительно нравилось чувствовать рядом с собой его тело, ласкать его черные волосы, просто вдыхать запах кожи… К тому же примерно на пятую ночь она вдруг ощутила присутствие некой души, снизошедшей к ним. Она ждала воплощения, чтобы прийти в мир. И Руни ее приняла с благодарностью. Этот ребенок, Галар, для нее стал особенным знаком того, что их жизнь с Эрлом будет счастливой.

Решив ехать с ним в Агенор, Руни верила: прошлого нет. Но она ошибалась, оно очень скоро напомнило, что пережитое не исчезает бесследно. Уже в первый вечер, когда Горад снял блок Защит, подавляющих Силу, Эрл сразу почуял неладное.

– Что-то не так? – спросил он, обнимая ее. – Ты как будто бы здесь и не здесь.

– Я с тобой, – почти сразу ответила Руни.

– Но словно чего-то боишься. Когда я тебя обнимаю, ты вдруг замираешь, сжимаешься… Я тебя чем-то обидел?

– Нет, нет. Я люблю тебя, Эрл.

Но она ощутила, что он не поверил словам. Понимая, что Эрл легко чувствует ложь умолчания, Руни достаточно скупо ему рассказала о первом замужестве. Она не знала, чего ожидала в ответ на признание, но тишина, наступившая после рассказа, ее испугала.

– Я даже представить не мог, что такое возможно… Ведь все эти годы я думал, что ты добровольно осталась с ним, что вы по-своему счастливы… Я бы простил Орму многое, даже попытку убить меня. Но не тебя… – наконец сказал Эрл, глядя мимо нее. (В нем как будто бы что-то потухло, он вдруг постарел лет на десять-пятнадцать.)

– Не будем опять ворошить пепел старых обид, – прервала его Руни, уже сожалея об этом признании. – Мы вместе, я жду ребенка… Не верю, что прошлое может разрушить то, что началось.

Разговор растревожил, но он же и сблизил их. Нежность, забота, тепло, понимание, ласка… Муж словно хотел возместить пережитое ею с другим, а она отвечала ему тем же. Только однажды она испытала прилив настоящего страха.

Когда Орм пришел к Ливтрасиру просить о поддержке в борьбе с Черным Духом, пришедшим в Гальдор, он не знал, что загадочный маг – его брат. Беда не примирила их полностью, но притушила обиду и ненависть, вынудив вместе искать выход. Эрл решил ехать в Гальдор, позабыв о вражде с Ормом, чтобы загнать Черный Дух назад, в Магму.

После Совета, оставшись вдвоем с Руни, Эрл долго с ней говорил о делах Агенора. Как ей заниматься с детьми. Как при помощи Ионна поднять Купол, если нагрянет беда. (Горад должен был ехать в Гальдор вместе с Эрлом.) Он вел себя так, как всегда: был спокоен, внимателен, нежен. Пытался шутить. Но она ощущала в нем что-то чужое, еще незнакомое ей.

– Все дела и дела… Словно кроме них нет ничего, – вдруг сказал Эрл, обняв ее. – Я не хочу уезжать, не хочу расставаться с тобой. Ты нужна мне. Всегда. Знаешь, Руни, я очень люблю тебя. И я хочу, чтобы мы были счастливы… Я хочу дать тебе радость… Хочу, чтобы ты поняла, как я сильно люблю тебя…

Ее смутили не столько слова, сколько тон, каким Эрл это все говорил. А еще его руки и губы. То, как он ее прижимал к себе. Раньше его ласки были нежны, осторожны и трепетны. Руки, касаясь ее тела, словно хотели сказать, как они восхищаются им, как хотят пробудить в нем ответное чувство. Тепло… Благодарность… Забота… Поток чувств шел легкою светлой волной, заставляя забыть обо всем, унося за собой. А сейчас Руни вдруг ощутила пульсацию чисто физической страсти, прорвавшейся сквозь покров бережной нежности.

Руни легко поняла, что с ним. Эта поездка в Гальдор была очень опасна. Эрл шел, потому что не мог не идти. Понимая, что только огонь Силы Рысей способен изгнать Черный Дух, он готов был принять этот бой. Но бесстрашный герой, Ливтрасир, «воин Ливггарда», был только мифом, рожденным молвой, а Эрл был человеком из плоти. Он знал, чем рискует, столкнувшись с живым воплощением мрака. Отвага – не безрассудная смелость, а преодоление страха, который живет в душе каждого, но подчиняется воле. Опасность всегда пробуждает желание жить. Жить так, как не смел раньше…

Руни могла бы смириться с негаданным натиском, если бы ей пришло в голову просто закрыться. Любой Наделенный способен не только послать мысль, но и передать то, что он ощущает, другому. Наверное, Эрл полагал, что, сливаясь с сознанием Руни, он ей помогает почувствовать вспышку огня, что бушует в крови, затемняя рассудок, веля позабыть обо всем. Он хотел поделиться с ней этим мучительно-страстным потоком, который несет непонятно куда, гася разум, суля наслаждение…

Эрл не учел одного: каждый любит по-своему, но страсть всегда одинакова. Древний инстинкт, проявляясь без всяких преград, мало чем отличается от равнозначных порывов других. И, коснувшись сознания мужа, почувствовав этот напор безудержных желаний, искусно скрываемых раньше покровом мучительно-сладкой, пронзительной нежности, Руни перепугалась до смерти. Столкнувшись с привычным порывом, сознание выдало полный набор позабытых картин ее первого брака и яркий букет прежних чувств, вызываемых Ормом.

Шок был слишком сильным, страшнее, чем после скупого рассказа о давнем насилии.

– Я не хотел причинить тебе боль, я не думал, что это так… Так ужасно… – сказал Эрл, немного опомнившись. – Руни, прости…

– Нет, это ты прости. Я ведь люблю тебя, Эрл, я совсем не хотела… – Сейчас Руни бы отдала очень многое, чтобы муж смог позабыть о случившемся. – Это как рана: она затянулась уже тонкой коркой, но может начать кровоточить от прикосновения. Лучше не трогать ее… И она заживет! Заживет совсем. Так, что не будет следа!

– Ты права, время лечит любые душевные раны, – ответил ей Эрл. – Вместо них остается лишь шрам. Он не может болеть, но и чувствовать тоже не может.

Сказал ли муж это ей вслух? Или просто подумал? А может быть, Руни сама, уже позже, закончила мысль? Сейчас ей было трудно припомнить, как все было.

Из Гальдорхейма пришло письмо Свельд, сестры Руни.

– Каждый нашел, что искал, – написала она. – Нужно только сберечь то, что нам подарила Судьба. И не смей никого проклинать за свой первый урок настоящей любви! Не будь Орма, ты бы никогда не узнала, что значит быть рядом с мужчиной. «Мистический брак родных душ» – неизвестно, в какой из баллад Свельд нашла непонятную фразу – откровенно смешон. Ты не можешь почувствовать страсть, но ты можешь хотя бы нормально исполнить супружеский долг. Не забудь, что твои «утонченные чувства» достанут любого…

Зачем Свельд отправила это письмо? Вероятно, из чувства вины. Лучший способ защиты - атака. Она начала понимать свою роль в той далекой истории. Ведь без вмешательства Свельд Орм не смог бы поверить, что Руни - любовница Эрла. И именно Свельд заперла двери, чтобы сестра не смогла убежать, когда Орм, совершенно утратив рассудок, погнался за ней. И «дыхание грез»… Не достать тогда Свельд порошок, подавляющий волю и разум, венчания с Ормом бы не было. (Свельд это сделала ради двух самых любимых людей, полагая, что дарит им счастье.)

Есть старый прием, популярный у ведьм. Это«магия слова». Чтобы «слово»сработало, текст сообщения должен совпасть с подсознательным страхом намеченной жертвы. Письмо оказалось для Руни тем «словом», с которого все началось.

Прочитав письмо Свельд, Руни просто пожала плечами и бросила свиток в огонь. Ей совсем не хотелось опять вспоминать пережитое. Руни отчетливо помнила, как быстро он прогорел и рассыпался серым безжизненным пеплом. Тогда ей казалось, что так же сгорела, ушла ее боль.