Глава 21.

Илана, открыв глаза, обнаружила, что за окном уже день. Она помнила, как Ливтрасир вместе с ней поднимался по старым ступеням к отверстию люка. Кто-то из магов встретил их появление глупою шуткой, как будто они возвратились назад с пикника в светлой роще, а не блуждали внутри катакомб.

Потом возник небывалый покой. Так бывало всегда, когда ей приходилось по нескольку суток подряд пребывать в напряжении. Едва поняв, что оно в безопасности, тело расслабилось и погрузилось в сон. Эта способность не раз выручала Илану, давая возможность легко восстанавливать силы.

Припомнив, что с ней случилось за несколько дней в лабиринте под Кругом, Илана ощутила прилив торжества. Она вновь победила! Смогла разгадать хитрый ребус интриг вокруг свитка, с которым не справились маги, пройти сложный путь в катакомбах и встретить мужчину, который ей нужен. Внушить ему сильное чувство, которое может затмить гнев, обиду и боль.

Только тот, кто действительно любит, способен вести себя так, как держал себя с ней Ливтрасир в подземелье. Когда кто-то дорог тебе, ты прощаешь ему очень многое. Страсть заглушает обиду и может связать куда крепче других уз. Несходство взглядов на жизнь помешало им сразу понять, что их тянет друг к другу. Отсюда все ссоры, претензии, споры. Теперь это в прошлом.

– Мы вместе! Никто не заставит его разлюбить меня! – гордо сказала Илана отражению в зеркале.

Оно легко убедило, что несколько дней в подземелье без пищи и света не нанесли ущерба ее красоте. Ванна, стоявшая в комнате, была наполнена, хотя вода в ней остыла. Готовясь к торжественной встрече, Илана решила сменить прежний имидж. Привычный наряд заменило пунцовое платье, которое было в шкафу. Тонкий шарф и обычные шпильки легко усмирили поток ярко-рыжих волос. Подчеркнуть глаза и наложить легким взмахом руки две полоски прозрачных румян было просто.

Потом она выпила сок и взяла дольку красного яблока. Несколько дней ей придется опять привыкать к пище, но это мало заботило. Вера в свое право на жизнь и любовь Ливтрасира будила в Илане энергию и жажду действия.

Глава 22.

– Там, в лабиринте, какая-то древняя раса, владевшая Силой, училась исследовать свой подсознательный страх и вскрывать его? Но для чего? – спросил Ионн, едва Эрл завершил свой рассказ.

Этой ночью, уже убедившись, что все обошлось, Руни, Эрл и Горад, несмотря на желание Ионна узнать обо всем, что случилось в последние дни, настояли на отдыхе и разошлись. Только в полдень, когда лучи солнца, проникнув сквозь стекла большой залы, яркими бликами стали играть на блестящем полу, они вновь собрались вместе. Легкость, которую каждый из них ощущал, наполняла звенящею радостью. Глядя на старых друзей, каждый чувствовал, как они все изменились в последнюю ночь, пережив и поняв свою боль.

– Чтобы двигаться дальше, не тратя энергию на подавление чувств, – отозвался Горад.

– Ты уверен?

– Мне кажется. Выявив истинный страх, Наделенный, придя в желтый зал, до конца погружался в него и снимал свои блоки. Освобождая энергию, он увеличивал Силу и двигался дальше. Я правильно понял?

– Наверно, – легко согласился Эрл. – Попав тогда в желтый зал, я открыл в себе то, чего раньше вообще не хотел признавать.

– И ты выжег свой страх вместе с дрянью, рождавшей его? – перебил Ионн. – Очистил себя и пещеры?

– Когда я раскрылся, уйдя в страх, я просто утратил контроль над своей Силой, о чем теперь сожалею. Нельзя было этого делать. Та сущность из желтого зала была живой. Она умела общаться. По-своему.

– Значит, нельзя? – возмутился Ионн. – Я сомневаюсь! Допустим, подземная тварь обладала зачатками разума. Но ведь она угрожала нам!

– Чем?

Спор, возникший спонтанно, впервые казался забавной игрой. Каждый маг говорил то, что думал, без тайных обид. Новый взгляд на предмет, о котором ты вынес уже свое мнение, не раздражал. Он будил интерес, заставляя слегка горячиться и получать радость от их словесной борьбы, от избытка энергии, вдруг переполнившей всех.

– Хватит глупых вопросов, Горад! Из-за тонких сетей, «паутины», рождаемой сущностью, мы не могли посылать Зов, спускаться в люк и заходить в коридоры. Нужно еще доказать, что она проявляла наш внутренний страх, а не создавала его по своей воле!

– Ионн! Нам, Наделенным, нельзя навязать то, чего нет внутри. Лишь войдя в резонанс с нашей собственной Силой, противник способен воздействовать!

– Значит, мы все – злые, подлые трусы? Мы ненавидим живых и хотим внушить ужас любому? Ведь именно эти эмоции чувствовал каждый, спускавшийся в люк!

– Может быть, существо, как огромное зеркало, лишь проявляло агрессию всех, кто веками жил в темных ходах катакомб и творил свои опыты? – мягко заметила Руни, прервав спор приятелей. – Ненависть, злоба, обиды, скопившись, наполнили эту субстанцию жутью, лишив шанса быть собой и исполнять ту задачу, которую ей предназначили?

– Это похоже на правду, – сразу же поддержал жену Эрл. – В подземелье я встретил мерцающий «кустик», который вступил в диалог. Этот крохотный сгусток заставил меня пожалеть об огне. Я не мог контролировать то, что со мной происходит, а должен был!

– Значит, ты думаешь, что Наделенные, жившие много веков назад, создали или смогли приручить некий вид… Форму некой, достаточно плотной, энергии, способной выявить страх, а потом отразить его, дав шанс понять, что «съедает» часть жизненной силы? – уточнил Горад. – Они решили использовать эту особенность? Много веков желтый зал выполнял свою функцию, потом о нем позабыли. И настал момент, когда сущность, энергия или субстанция так разрослась, что сумела добраться до люка и выявить то, что копилось внутри катакомб, ужаснув нас?

– Наверно, вобрав в себя злобу, которая долго копилась под Кругом, она изменилась. Переродилась, утратив главное свойство, и стала опасной, – продолжила Руни. – Не вся, а какая-то часть, сохранившая слабую связь с остальными фрагментами?

– Руни, догадка о том, что «безумная» часть потеряла исконное, главное свойство, ошибочна, – тут же вмешался Горад. – Эта часть помогла нам, двоим, остававшимся в зале Запретного, выявить свой страх, понять его и отпустить. Или ты не согласна?

– Согласна! – ответила Руни, лукаво взглянув на Горада, а Эрл удивленно подумал, что в первый раз видит кокетство с ее стороны.

Раньше это могло его ранить, теперь мысль казалась забавной. Она не будила в нем страха и ревности. Эрл был уверен, что этот невинный флирт – лишь проявление внутренней радости, выплеск бурлящей энергии, шутка. Подобные игры ничем не грозят Руни. Как и ему самому.

– Сомневаюсь! По-моему, именно пламя смело древний ужас, очистив нас от пережитых кошмаров, – сказал Ионн. – Я возвращаюсь к тому, что уже говорил! Без огня, сжегшего необычную тварь, я бы так и лежал в своей комнате, бредя о… В общем, о глупостях!

– Жалко, что маленький сгусток, который умеет беседовать, сгинул в пещерах, – решила сменить тему Руни, почувствовав взгляд мужа и ощутив, о чем Эрл сейчас думает. – Нужно его разыскать, а потом приручить, чтобы он помог нашим ребятам снять блоки. Ведь, выявив страх, а потом, отпустив его, все они станут гораздо сильнее.

– И древняя практика вновь возродится! – закончил Горад.

– Может быть. Если наша догадка о страхе верна, – согласился Эрл.

– Это разумно! Ведь нужно еще убедиться, что мы верно поняли то, что открылось нам, – предложил Ионн.

– Кто из нас может вслух назвать то, что мы поняли? Свой главный страх, обнаруженный нами в последние дни? Страх, внушавший стыд и причинявший нам боль? – вдруг спросил Горад. – Не колеблясь? Не думая, как мы воспримем признание?

Задав вопрос, Горад не был уверен, что его поддержат. Он ждал, что Ионн снова замнется, потом начнет спорить, а Руни опустит глаза, не желая при всех назвать то, что помимо воли открыла ему прошлой ночью. Реакцию Эрла Горад не пытался предвидеть.

– Страх не оправдать ожиданий. Страх причинить боль тем, кого я люблю. Сильный страх совершить то, чего сам себе не прощу. То, что мне не простят остальные, – с улыбкой ответил Эрл.

Слова прозвучали легко, без намека на скрытую боль. Эрл теперь удивлялся, как эти обычные звуки могли будить бурю эмоций, заставить терзаться, страдать и упорно бороться с собой.

– Да уж, быть Ливтрасиром – тяжелый крест, – с легким сарказмом сказал Ионн. – Какие красивые страхи!

– Ты вновь провоцируешь?

– Я? Я смеюсь. Над собой. Над тем, как я воспринял твое «назначение», – просто, без всякой рисовки, ответил Ионн. – Мой главный страх порожден катакомбами. Я долго был с Мастерами, и это оставило след. Он куда глубже, чем мы считали. Мой страх – быть последним. Лишиться того, что дано остальным. Я боюсь упустить Силу, славу, любовь, потому что считаю себя недостойным иметь их. И очень боюсь, что об этом узнают другие.

– Боялся, – поправил Эрл. – Больше уже не боишься.

– Моя болезнь – зависть. Почувствовав мой главный страх, я не смог погрузиться в него. Я боролся, и это мешало мне быть собой, не позволяло дойти до конца и очиститься.

– Ты принял первый удар. Самым первым из нас испытал на себе, как воздействует страх, поселившийся рядом. Ты смог растворить его сам, без поддержки и помощи, – мягко закончила Руни.

– Я? Вряд ли. Когда Эрл сжег сущность, воздействие резко ослабло, и я смог опомниться. Вот и все, Руни.

– А я не смогла бы сама войти в страх. Я настолько закрылась от боли, что почти поверила: с ней можно жить. Если бы не Горад, я несла бы боль в сердце, как острый кусок льда, боясь прикоснуться к нему, и не в силах его растопить.

– У тебя был страх, Руни?

– Был, Ионн.

– Никогда не подумал бы!

– Я хорошо его прятала, мой страх… Я всегда боялась дать повод любить… Потому что считала, что я разрушаю жизнь тех, кто со мной. Думала, что недостойна любви, не могу давать счастье. То счастье, которое должна давать независимо от моих чувств… Смешно, правда? Как будто бы можно дать то, чего не ощущаешь сама… Верить в то, что другие, куда лучше, чем ты сама, знают, в чем твое счастье… И счастье тех, кто с тобой рядом…

– А ты, Горад?

– Я? Я обычно всегда в стороне, потому что…

Горад не успел завершить фразу. Дверь приоткрылась, впустив в залу рыжеволосую женщину в пунцовом платье.

– Не ждали? – спросила она, одарив магов пристальным взглядом зеленых сияющих глаз и надменной улыбкой. – Я здесь!

Изумленные взгляды мужчин, в первый миг не узнавших Илану, наполнились странным сочувствием. Гостья двигалась гордо и плавно, как будто любуясь собой, представляя себя королевой, явившейся к подданным.

В праздничной зале Лонгрофта, среди ослепительных дам, в полумраке, Илана влекла бы к себе взгляды всех, как пылающий острый язык огня. Здесь, среди магов, в ярких лучах солнца, она смотрелась артисткой, играющей главную роль на высоких подмостках. Она себе верит, а зрители видят котурны, раскрашенный холст вместо бархата, и блеск сусального золота ее фальшивой короны.

Горад раньше всех понял правила «новой игры», предлагаемой гостьей. Встав, он предложил ей свое кресло. Илана гордо опустилась в него, не сочтя нужным даже отметить подобный пустяк.

– Я пришла! – повторила она, выразительно глядя в глаза Ливтрасиру.

– Я рад, что ты вновь полна сил. Оптимизм и отвага, твой ум, твоя ловкость достойны награды, – сказал Эрл, с тревогою глядя в большие глаза, просиявшие гордостью от этих слов. – Мы тебе благодарны, Илана. Не будь тебя с нами, все было бы хуже, страшнее. Ты нам помогла…

Эрл старался, чтобы его голос не выдал волнения, не заронил в неспокойную душу Иланы сомнения в том, что с ней может быть что-то не так. Эта мысль, посетившая Эрла еще в катакомбах, теперь обретала плоть.

– Маятник? – тут же почувствовал он осторожный беззвучный вопрос от Горада.

– По-моему, да. В подземелье она не рискнула войти в страх, и он запустил механизм разрушения.

– В чем страх Иланы?

– Быть жертвой. Испытывать боль от того, что тебя кто-то может использовать в собственных целях. Боязнь объективно взглянуть на себя и свою жизнь. Еще недоверие к людям…

– Сейчас она убедится, что была права?

– Мне придется сказать ей всю правду.

– То есть, разрушив иллюзию, причинить боль, подтвердив прежний стереотип отношений? Не оправдать ожиданий?

Эрл тихо вздохнул, понимая, что сделает именно это. Он был убежден, что Илана внушила себе, что она полюбила его. Она верит, что их судьбы связаны и строит дальние планы. Но чувство, которое вдруг пробудилось в ее сердце, Эрл не назвал бы любовью.

Зависимость… Ложная вера в то, что Ливтрасир – человек, обладающий властью над жизнью Иланы и над ее счастьем. Он должен был доказать всему миру ее превосходство над прочими. Мечта о новом союзе, который возвысит Илану… Стремление быть лучшей лишь поменяло привычную маску уверенной силы на маску внезапной любви.

У Иланы был выбор: понять, что толкает ее вновь испытывать боль, проходя старый путь, и начать жить иначе. Или, получив подтверждение прежней, привычной картины событий, озлобиться и разувериться в людях, любви, жизни.

Эрл знал, каков его вклад в перемену ее взглядов. Там, в катакомбах, он искал разгадку своих бед, исток своей боли, не думая, как его действия смогут потом отразиться в чужой судьбе. Делая выбор, он обострял ситуацию и вынуждал свою спутницу смотреть на мир по-иному. Однако Илана опять предпочла погрузиться в иллюзии, создать картину событий на собственный вкус. Словно птица, влетевшая в комнату, она бросалась на стены, рискуя разбиться, хотя выход был рядом.

Эрл хотел помочь, но он знал, что ему будет сложно ее убедить выбрать именно первый путь. Вера Иланы в свою правоту, нежелание слышать то, что разрушает ее понимание мира, которые он ощущал, затрудняли общение. Она была не готова принять правду и испытать боль. Мечтая о счастье, она подсознательно искала новый предлог убедиться в жестокости мира.

Поняв, что Ливтрасир не желает играть отведенную роль, она тут же сочтет его действия грубым обманом, и будет страдать, погружаясь в привычную роль жертвы и ища повод вступить в борьбу с новым противником. Маятник, вроде бы, движется, но на одном месте. Вперед… Назад… От надежды к отчаянью… К новой надежде… К депрессии… А потом он замирает, растратив энергию. Борьбу сменяет бессилие и пустота. Сможет ли он помочь ей увидеть ловушку, в которой Илана запуталась? Захочет ли она свободы? Не каждый готов отказаться от давней «игры».

Глава 23.

Парадная речь Ливтрасира уже утомила Илану, хотя раньше ей бы понравился этот подробнейший список ее достижений. Она ожидала другого. Илана хотела, чтобы Ливтрасир объявил о взаимной любви, охватившей их в мрачных проходах. Открыто, решительно, просто. Но так, чтобы эти кретины, которых он должен терпеть с собой рядом, разинули рты, а гальдорская ведьма лишилась чувств, глядя, как муж обнимает любимую женщину.

Идя в центральную залу, Илана хорошо представляла себе, как пройдет встреча. Теперь она ощутила, что в чем-то ошиблась. Герой ее грез, Ливтрасир, был не слишком похож на тот образ, который она вспоминала, проснувшись. Он был с ней приветлив, однако казался чужим. Между ними возникла дистанция.

Вождь Агенора по-прежнему был красив. От него исходило ощущение Силы, спокойствия и теплоты. Он был очень внимателен, но… Но Илане вдруг стало не слишком комфортно с ним рядом. Она ощутила досаду, протест и обиду. Мужчина, который ее привлекал, чья любовь могла стать ценным призом в борьбе, растворился, исчез, сгинул в мраке проходов. А тот Ливтрасир, что сейчас говорил с ней, не мог быть ее половиной. Она ощущала себя рядом с ним неразумною девочкой. Он ее любит, но это другая любовь. Она греет и радует, но ей нет места в обыденной жизни Иланы. Она будет только мешать. Ей не нужно подобное чувство!

Горло Иланы вдруг сжалось так сильно, что ей стало трудно дышать. Ливтрасир обманул ее. Маг захотел поиграть с ней, как с куклой, прикинувшись самым обычным мужчиной. Обман был больнее всего, что Илана уже испытала, но сил проклинать и мстить не было. Была безумная боль, не дающая даже вздохнуть.

Взгляд Иланы, скользнув по фигурам мужчин, задержался на женщине. С первой минуты она сочла ведьму соперницей, и это было нелепо. В ней, в Руни, жила та же Сила, такой же покой и тепло, как в ее муже. Ведьма лгала, притворяясь обычною женщиной. Будь они равными, Илана знала бы, как одолеть боль. Она отомстила бы, поцеловав Ливтрасира у всех на глазах. Рассказала бы в самых мельчайших подробностях, что они делали с ним в катакомбах. Спросила бы, так ли активен супруг со своею законной женой, как с ней, с пылкой красавицей. Сейчас она понимала, что это бессмысленно. Ее слова не могли причинить боль колдунье, живущей иными законами, и это ранило хуже обмана мужчины.

Глаза… Ей не стоило встречать взгляд ведьмы, способной ее подчинить. Темно-синяя бездна, в которой мерцал голубой вихрь «звезд» затянула Илану еще до того, как она поняла, что случилось. Утратив свою волю и перестав понимать, где она, Илана не видела, как Руни сделала знак трем мужчинам, прося их уйти и оставить женщин вдвоем.

– Когда ты меня обвиняешь в том, что я тебя обманула, используя в собственных целях, ты чувствуешь боль. Очень сильную боль. Ты считаешь, что ты недостойна любви…

Голос был тихим, мягким и искренним, он проникал в сердце. Синяя бездна кружила, влекла и качала, гася гнев и ненависть. Разум пытался напомнить о том, что Илана пережила по вине ведьмы из Агенора, заставить ее воспротивиться этой магической воле, вторгавшейся в душу, но он был бессилен.

– Ты думаешь, что ты одна. Что никто не способен понять и почувствовать, что происходит с тобой. Тебе очень обидно, но ты не желаешь сочувствия. Жалость тебя унижает сильнее, чем…

Горло Иланы вновь сжалось. Никто не имел права рыться в ее чувствах. Раньше она сразу же прервала бы подобную речь, но сейчас не могла. Не хотела! Наверное, ведьма стремилась ее подчинить, чтобы выведать некую тайну, но это уже не пугало. Щемящее чувство, которое вдруг захлестнуло ее сердце, вызвав в глазах слезы, было мучительно сладким.

Впервые Илана себя ощущала слабой и, в то же время, способной на все. Неприязнь, недоверие, злоба ушли, растворившись в потоке тепла и любви, исходившем от Руни.

– Ты больше не хочешь страдать. Тебе кажется, что, подавив боль, ты сможешь жить дальше. Стремишься закрыться от всех, кто способен тебя ранить, и нападаешь сама, чтобы только не чувствовать…

Кто говорил это? Руни? А может, Илана сама в первый раз откровенно признала то, что постоянно скрывала? Она не могла разобрать, кто из них признавался сейчас в том, что черною змейкой вползло в душу и отравляло их жизнь. Они стали одним существом. Магия? Может быть. Но Илана уже не хотела разрушить запретные чары. Ей было легко и тепло. Со слезами, которых она не стыдилась, текли боль и горечь. Они, вымывая тоску, наполняли ее душу сладким забытым покоем.