Когда за ней закрылись большие сдвижные ворота, она печально улыбнулась. Ее взору предстал фасад трехэтажного главного здания посольства, насчитывающий по три окна в ряд. Там она увидела точно такие же жалюзи, что и в пуллахском Центре. Строение выглядело печально и даже на первый взгляд требовало ремонта. Приняли ее на новом месте тоже не самым сердечным образом, и новая разведчица из Германии сразу почувствовала себя тут не в своей тарелке.
Как и в большинстве немецких посольств, разведчики из Пуллаха и здесь были нелюбимыми, навязанными свыше нежеланными гостями. Их терпели, но не уважали. Обоюдное недоверие между сотрудниками Министерства иностранных дел и секретными агентами из Баварии и здесь было преобладающим. Сузанну Хартунг кратко ознакомили с местной спецификой и дали пару советов, касающихся поведения служащих посольства.
Несколько дней спустя она, новоиспеченная атташе по гражданским делам сидела в аэропорту Бразилиа и ожидала вылета в свою первую служебную командировку по Южной Америке. Отправить молодую женщину в одиночку в разведывательную командировку по половине континента – это был последний ошибочный компонент в этой цепи промахов.
Экстренный звонок из Центра
Как-то в конце ноября ближе к вечеру моя жена сказала, что пока меня не было, мне звонил какой-то незнакомец. Он обещал позвонить вечером попозже. Имени он не называл.
– Наверняка какой-то твой государственный шпик, – иронично заметила она. Голос был ей незнаком, но она запомнила, что он был дружелюбным и приятным.
Поздно вечером телефон зазвонил снова. Я тут же узнал звонившего. Это был не кто иной, как уполномоченный по вопросам безопасности и заместитель начальника отдела в БНД. Он поздоровался со мной очень серьезным тоном и сразу перешел к делу. Меня как молнией ударило. – Сузанна Хартунг исчезла в Южной Америке, – сказал он.
Мне показалось, что я ослышался. – Сузанна пропала? Наша берлинская Сузанна? Не может быть? Как? Где?
Но он сам не мог сказать, где и при каких обстоятельствах пропала она. Фактом было лишь то, что в посольстве ее не видели уже много дней и потому обратились за помощью к Службе. В центре заседал кризисный штаб. От меня они надеялись получить сведения, которые могли бы им помочь.
Я очень хорошо знал Сузанну, ведь мы прекрасно сотрудничали с ней во время нашей совместной работы в Далеме. Кроме того, я несколько месяцев подряд сотрудничал со следственным рефератом отдела безопасности. Там меня хорошо знали и обращались со многими вопросами. Уполномоченный по вопросам безопасности поставил мне два главных вопроса. Что знала данная сотрудница о завербованной нами в Берлине русской агентуре? И могли ли у нее, к примеру, сохраниться какие-то документы берлинского периода?
Следователи собирали первые факты. В квартире № 401, где проживала Сузанна Хартунг в городе Бразилиа, давно никто не появлялся. Пленка автоответчика на ее телефоне с номером 346 37 09 была заполнена, и ее явно давно никто не прослушивал. От нее самой не осталось и следа. Самым неприятным, впрочем, оказался тот факт, что сотрудники в Бразилии даже не знали, в какой стране "ее" южноамериканского региона она исчезла. Были лишь предположения и слухи. Что же произошло?
Несчастный случай, преступление, похищение? Может быть, она перебежала к русским? Дискуссии в Центре продолжались без остановки, и тогда же прозвучали первые обвинения в адрес ответственных руководителей. Как можно было додуматься до того, чтобы послать молодую и еще неопытную женщину совсем одну в разведывательную командировку по Южной Америке?
Авиакатастрофу аналитики решительно исключали, несчастный случай считали маловероятным. Для версии о похищении с целью выкупа тоже не было никаких подтверждений. Так куда же она подевалась? Никто не хотел и думать о возможности того, что она стала перебежчицей. Тем не менее, именно эта женщина оказалась в центре дискуссий. Внезапно и высшему руководству Службы стало понятно, какие знания хранятся в ее голове.
Я рассказал о загадочном происшествии моему партнеру Фредди, и мы встретились на следующее утро для обсуждения ситуации. Нас объединил сидевший глубоко в нас страх, что могло случиться нечто действительно ужасное. И если у Службы и в этот раз ничего не выйдет, как мы предполагали по нашему опыту, то нам придется взяться за это дело самим. Если БНД не приступит к немедленным поискам своей сотрудницы, тогда мы займемся этим в частном порядке. – Тогда мы полетим туда, и будем искать ее. И поверь мне, мы вдвоем найдем ее, – сказал Фредди и встретил тем самым мое полное одобрение.
Но в этот раз наша фирма показала себя с лучшей стороны, чем обычно. В полдень мы позвонили в следственный реферат, чтобы узнать последние новости. С удовлетворением мы услышали, что уполномоченный по вопросам безопасности уже направляется в аэропорт, чтобы вылететь в Бразилию и искать там нашу коллегу. Как и в других случаях, ответственный за безопасность в БНД, Вильгельм, взял дело в свои руки. Получив много полезных советов от своего штаба, он признал ошибки собственного учреждения и взял ответственность на себя. Этим он сильно отличался от многих других коллег его руководящего уровня. Не только Фредди и я уважали его, потому у нас всех появилось доброе чувство надежды.
Несколько дней не происходило ничего. За это время мы раз за разом обдумывали все возможности, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. Мы обсуждали все варианты, но лишь постоянно ходили по кругу. При тех немногих альтернативах, которые мы видели, нам оставалось надеяться на наш любимый вариант, и мы так хотели, чтобы все решилось приблизительно так.
Может быть, она познакомилась с красивым и страстным бразильцем и престо влюбилась и загуляла с ним. Чем больше проходило времени, тем больше нравилась нам эта элегантная и почти безвредная версия событий. Но потом нас пригвоздила к земле убийственная новость. Уполномоченный по вопросам безопасности Вильгельм возвращался – не найдя никакого следа Сузанны Хартунг.
Спонтанно я хлопнул по моему настольному календарю. – Черт побери, что же нам теперь делать? Она же не могла просто так сквозь землю провалиться. Одна коллега, услышав это, тут же возразила: – В Бразилии? Нет, там как раз могла. Там могла! Фредди решительно спросил меня:- Ну, так когда мы поедем? Мы точно найдем Сузанну. Мы должны ее найти. Я в этом уверен! Мы начали строить наши планы поездки на следующие выходные. Другие служебные дела мы решили на короткое время отложить.
Но до этого не дошло. На следующее утро мы узнали, что пропавшая Сузанна объявилась. Начальник подотдела Вильгельм в этот момент как раз был на промежуточном аэродроме, ожидая обратного перелета через Атлантику.
Он без остановок звонил высшему руководству, согласовывая дальнейшие действия. Сотрудники его штаба слезно просили его срочно возвращаться и лично забрать несчастную женщину в Германию. И через несколько часов он снова был там, откуда только что прилетел – в аэропорту города Бразилиа.
В следственном реферате был назначен специальный человек, ответственный за расследование дела Сузанны. Для этого подобрали опытного сотрудника, известного своей принципиальностью и твердостью в работе, мы назовем его тут коллегой Краузеном. Фредди и я были знакомы с этим невысоким жилистым чиновником лишь поверхностно. Но он всегда был дружелюбен и вежлив. Сотрудник отдела безопасности, баварец с явным акцентом, был обычно в хорошем расположении духа и всегда находил время для непринужденной короткой беседы или дружеского приветствия.
Нам обязательно нужно было с ним поговорить. Хорошо зная старый принцип, что мелких воришек вешают, а крупных отпускают, мы очень боялись, что на Сузанну свалят ответственность за то, в чем она совсем не была виновата. Потому мы вскоре постучали в дверь Краузену. Хотя мы ничего не знали, что произошло в далекой Южной Америке на самом деле, мы хотели провести хоть какую-то подготовительную работу, чтобы выручить Сузанну. Потому мы рассказали Краузену о нашем сотрудничестве в Берлине, об ее прилежании, ее заслугах для фирмы и не утаили от него нашего мнения о промахах ее руководства.
Конечно, в этом очень коллегиальном разговоре мы не скрывали своей озабоченности, как и того, что теперь следовало бы позаботиться о душевном здоровье женщины. В конце концов – нет худа без добра. Нам повезло, что делом Сузанны занялся именно Краузен. Вряд ли кто-то другой вел бы себя по отношению к коллеге с такой порядочностью и настоящей почти отцовской заботой, как он. Кстати, в 2002 году я совершенно случайно встретил его, спустя много времени после моего ухода со службы. Мы внезапно столкнулись на рождественском базаре на мюнхенской площади Мариенплатц. Он остался для меня одним из тех людей в БНД, о которых я вспоминаю с удовольствием и которыми по праву можно гордиться.
Но что же случилось с этой женщиной во время ее загадочного исчезновения? Уже через день после спонтанного возвращения Вильгельма он прилетел с ней назад в Германию. В Мюнхене Сузанну осматривали доктора. Они пришли к выводу, что она вернулась настолько обессиленной и измученной, что посоветовали ей пройти психологическую реабилитацию. Так что же произошло?
Счастливого Рождества!
Несколькими днями позже, незадолго до Рождества мы, наконец, снова увидели нашу коллегу. Это произошло на своеобразной рождественской вечеринке. Переведенный из Берлина в Нюрнберг филиал праздновал завершение рабочего года. Это был первый и, как оказалось, последний праздник этого нового пуллахского подразделения. Там уже думали о большем, жарко дискутируя новые должности и большие повышения по службе.
Все, от коменданта до начальника подотдела, хотели продолжить на новом месте успехи берлинских времен. Правда, в этом желании тоже чувствовалось, что личные интересы и карьеризм были едва ли не главным движущим фактором для этой клики. И тут произошло самое худшее, что только могло случиться. За пару недель в служебных кабинетах и квартирах некоторых сотрудников прошли внезапные проверки и обыски. На стадии подготовки этой "большой облавы" мы с Фредди тесно сотрудничали с отделом безопасности.
В середине 1990-х годов мы проводили многие наши операции из Гамбургской торговой конторы, превосходной фирмы-прикрытия. Это помогало нам порой избегать неприятных встреч с официальными американскими партнерами в берлинском бюро по поддержанию связи подразделения БНД 12 YA. Гамбургской идиллии пришел конец, когда весной 1995 года нас посетил коллега из БНД Вульф. В живом разговоре затрагивались многие темы, но в конце он высказался вполне конкретно. После того как мы вместе побили абсолютный рекорд Службы по количеству донесений с добытой информацией, он предложил пустить часть материала "налево" и заработать на этом дополнительные деньги. В качестве получателей могли бы выступить, к примеру, англичане.
Это было уже слишком. Фредди и я усиленно размышляли, что стоит за этим предложением – настоящий "бизнес-проект" или "подстава" из Пуллаха для проверки нашей лояльности. В конце концов, мы не рискнули сохранить в тайне от Центра нашу беседу с Вульфом. Потому мы сообщили о ней. И одновременно рассказали о "нецеломудренных" предложениях американских коллег, давно пытавшихся купить нас. После этого и началась гигантская операция отдела безопасности под кодовым названием "Мяч".
В ходе операции нам предстояло встретиться с одним из американских разведчиков. За встречей должны были следить сотрудники отдела безопасности. Но ничего не вышло, потому что кто-то из БНД предупредил американца, и он на встрече только болтал о разных глупостях.
Наши друзья из американской военной разведки РУМО вели ежедневную игру по своим собственным правилам. После падения Берлинской стены мы установили с ними постоянный контакт, основав совместное подразделение на западноберлинской улице Фёренвег. "Совместное предприятие" на бывшей нацистской вилле получило в БНД сокращенное обозначение 12 YA. На этой фазе американцы получали всю информацию, какую только мы могли собирать на Востоке и особенно в среде возвращавшихся домой российских войск. Наши старшие братья позаботились о хорошей атмосфере сотрудничества, для чего коррумпировали некоторых неустойчивых немецких разведчиков. Из своего рога изобилия американцы в любом количестве доставали сигареты и виски, в отдельных случаях устраивали поездки в США и платили щедрые гонорары за услуги.
Очень успешное сотрудничество сначала продолжалось и в Нюрнберге. Но когда партнеры заметили, что их больше не снабжают информацией как приоритетных клиентов, они взялись за каждого из нас в отдельности. Я достался американскому разведчику Гансу Дитхарду. Любыми путями он хотел добраться до наших самых важных и секретных сведений, а по возможности даже до наших источников. Я быстро заметил, что Ганс слишком хорошо осведомлен именно о тех наших действиях, которые мы намеренно очень тщательно скрывали от американских партнеров.
Когда это все началось, я тут же попросил помощи у отдела безопасности БНД, у подотдела 52. Ганс Дитхард выразил желание снова встретиться со мной и побеседовать о нашем будущем индивидуальном сотрудничестве. Потому мы решили встретиться в городке Бухшвабах, в паре километров от Нюрнберга, на федеральном автобане 14. На конспиративной ночной встрече в отеле "Цур Пост" ("У почты") в Байербрунне под Мюнхеном я проинформировал обо всем сотрудников нашего отдела безопасности. Франк Оффенбах, главный сыщик БНД, был в восторге. Теперь, с радостью заявил он, мы дадим этим несерьезным американцам по рукам. Теперь в качающейся лодке поместилась и группа наружного наблюдения.
Меня снабдили полным ассортиментом "жучков". Во время встречи с Гансом Дитхардом я должен был незаметно надеть всю эту аппаратуру под одежду. Тогда они смогли бы подслушать нашу беседу и разоблачить этого типа. Встреча была назначена на следующий вечер в ресторане деревенской гостиницы "Красный конь". Мой американский друг, обычно выглядевший как ковбой со Среднего Запада, вдруг явился на встречу в светло-кремовом ("цвета яичной скорлупы") летнем костюме. На нем была шикарная белая рубашка и узкий темный галстук, завязанный прочным узлом. Таким я его никогда еще не видел. Казалось, что тридцатиградусная жара совсем ему не мешала.
Ганс побыл со мной всего несколько минут. Тон нашего разговора был более чем формальный. Он очень холодно поздоровался со мной, что никак не походило на его привычки. Его "декларация" звучала так, как будто компьютерная программа перевела ее на немецкий язык: – Я очень рад встретить вас здесь. Мы, то есть американская часть нашего двустороннего подразделения, постоянно старается активно поддерживать положительное развитие совместных действий. Ранее сложившееся столь успешное сотрудничество должно продолжаться в обоюдных интересах при соблюдении всех основных принципов честного и открытого взаимного общения…
Естественно, это означало, что так тщательно подготовленная операция провалилась. Похоже, американцы узнали о мероприятиях БНД заранее. Когда Ганс Дитхард закончил свой монолог, я поблагодарил его за теплые слова. Затем мы еще немного поговорили о погоде и о матчах футбольной Бундеслиги. Каждый из нас расплатился за свою минеральную воду. Потом мы вместе вышли из ресторана. Я больше никогда не видел Ганса Дитхарда. Мой день подошел к концу и вместе с ним – шанс доказать нечестные манипуляции американцев. Именно эта неудача в очередной раз пошатнула мое доверие к Службе. Уж слишком сильно мне хотелось бы знать, кто нас тогда предал.
Вульф свел меня в аэропорту Ганновера с женщиной-резидентом британской внешней разведки МИ 6. В Мюнхене тоже состоялась встреча с англичанами. За соседним столиком сидели наши сыщики из группы наблюдения. По окончанию операции трое наших немецких коллег предстали перед судом по обвинению в мошенничестве, растратах и взяточничестве. Но они вышли сухими из воды, отделавшись большими денежными штрафами. Операция "Мяч" стала началом нашего сотрудничества с людьми из отдела безопасности.
Однако после этого начальники стали с недоверием относиться к собственным работникам. Они предположили, что Фредди и я виновны в случившемся позоре и в последовавшем роспуске нюрнбергского филиала. За одну ночь нас в глазах всего подразделения заклеймили как клеветников и злопыхателей, превратив в "козлов отпущения". Они не хотели или не могли тогда понять, что наши действия, возможно, уберегли сотрудников филиала от гораздо больших бед.
Особенно некрасиво повела себя в то время руководящая элита, вплоть до наивысшего руководства в Пуллахе. Из страха перед последствиями деятельности внутренней безопасности мешали, где только могли, как в преддверии операций, так и потом.
Соответственно холодно и недружелюбно встретили нас, когда мы вошли в кабачок, где нюрнбергская группа отмечала свой "прощальный рождественский праздник". Было около полудня, когда Фредди закрыл за нами дверь. Перед нами в левой части помещения мы увидели длинный стол, занятый нашими коллегами из БНД. Справа были обычные столики с посторонними посетителями, которые, похоже, с напряжением вслушивались в разговоры за длинным столом. С нами почти никто не поздоровался. Большинство сотрудников даже не удостоили нас взглядов. Руководители вплоть до начальника реферата с серьезным выражением лица пожали нам руки. Как только мы повесили свою одежду, все разговоры затихли.
Лишь одна женщина, сидевшая к нам спиной, вдруг повернулась и взглянула на нас сияющими глазами. Это была Сузанна. Она встала, подошла к нам и взяла нас обоих за руки. В такой атмосфере холода и презрения, что царила в зале, это была открытая и честная демонстрация благосклонности, доброжелательности и искренней радости. Мы были очень рады увидеть ее в кругу коллег.
Но Фредди и я пришли сюда не ради нее, да и пришли мы не с пустыми руками. Собственно нас распирало лишь одно желание: выпустить пар, еще раз открыто выразив наше негодование в адрес высшего начальства. Нам так осточертело их трусливое поведение во время операции "Мяч". Потому мы хотели поставить символическую точку. Причем в присутствии коллег. Именно для этого мы принесли подарки для начальников. Это были маленькие марципановые тортики.
В короткой речи я так объяснил смысл этого предрождественского дара: – Этот марципан имеет очень много общего с поведением некоторых руководителей в нашем учреждении.
Я надеюсь, никто из присутствующих не примет это на свой счет. Снаружи все выглядит безупречно и даже полито сверху восхитительным шоколадом. Но если дотронуться пальцами, то окажется, что это жирная пленка. И автоматически марципан становится скользким. Потому если соприкоснуться с ним, то просто запачкаешь пальцы. При малейшем нажатии вы заметите, насколько он мягок. Вы просто не найдете ничего прочного. Все равно, в каком месте вы бы ни тронули его. И ко всем прочим бедам все это еще и лежит на мягком кексе.
Один из присутствовавших сердито зашептал: – Даннау /таким был мой оперативный псевдоним в БНД/, хватит, это уже слишком! Но я и сам уже закончил. Только Фредди дополнил мой "тост" еще одной фразой: – К сожалению, тут только марципановые талеры, марципановые свинки все закончились! Некоторые из коллег не смогли сдержать улыбки. Сопровождая вручение пожеланиями счастливого Рождества, мы раздали полдюжины сладких подарков. А затем мы ушли.
Монтевидео, ах, Монтевидео
Сузанна присоединилась к нам. Так как я ехал в сторону Ганновера, а она собиралась провести праздники у родителей в Гамбурге, большую часть пути мы проехали вместе. Она экономила на проезде, а мне совсем не хотелось ехать в одиночку. Из уважения к личной жизни Сузанны Хартунг я перескажу не все, что с ней произошло в Бразилии, но передам основные факты, особенно те, которые важны для анализа тогдашней ситуации.
Мы рассказывали друг другу обо всем, что случилось с нами за последние месяцы. Рассказывать нам было что. С особым раздражением говорили мы о нашем общем работодателе. Рассказ Сузанны произвел на меня ошеломляющее впечатление. Но в любом случае она была очень рада, что вернулась в Германию. И на отношение к ней со стороны сотрудников отдела безопасности после возвращения ей тоже нечего было жаловаться.
Основные моменты ее бразильской одиссеи таковы. После краткого инструктажа в немецком посольстве, ее стали посылать в командировки. С этого момента начались ее первые серьезные проблемы. Хотя она и знала испанский и португальский языки, но почти без практики, поэтому ей сперва нужно было привыкнуть к использованию этих языков. В первый раз Сузанна Хартунг полетела в Буэнос-Айрес. Там ей следовало приступить к изучению последних событий. Потому она, точно следуя указаниям руководства, зашла в одно из маленьких кафе аргентинской столицы.
Итак, она сидела в кафе на Томас-Эдисон-авеню, обложившись последними номерами газет и журналов, и наслаждалась видом на Рио-де-ла-Плата. Она выискивала в газетах последние новости, а также всякие сплетни. Сузанна делала выписки, подчеркивая самое интересное. Через два дня она вернулась в Бразилиа. Там она вписала все, что узнала, в свой отчет и под видом стратегически важного сообщения отослала его в Центр. Затем она отправилась в следующий город.
Как и многие другие ее коллеги по посольству она принялась систематически и несистематически путешествовать по всему континенту. Она приезжала то в Асунсьон в Парагвае, то в Сантьяго в Чили. Она побывала всюду, куда только мог доставить ее самолет – в штате Санта-Катарина, куда ездит так много немцев, во всех прибрежных штатах Бразилии: от Баия до Амазонас, не пропуская ничего. Процесс в большинстве случаев происходил одинаково. Изучение газет в Ла-Пасе и в Рио-де-Жанейро. Беседы с таксистом или портье в Манаусе ради улучшения языковой практики. Потом полет назад в Бразилиа, отправка обычно уже готовых кратких депеш или вырезок из газет в Пуллах – и снова в командировку.
В душе Сузанны поселились серьезные сомнения в эффективности и вообще в смысле ее работы. Ей было тяжело на душе и из-за немалых расходов на поездки. Цены на проживание в латиноамериканских отелях были очень высоки, и авиабилеты тоже стоили больше, чем в Европе. И когда она впервые увидела оценки Центром своих сообщений, то не поверила своим глазам. Весь информационный мусор, который она еженедельно "вываливала" в Германию, был оценен на "отлично". Даже лучше, чем оценки аналитиками достижений берлинского филиала в ее времена.
Но если оперативникам в Берлине приходилось сражаться за компенсацию расходов на каждый железнодорожный билет, то тут возникали гигантские расходы, никак не соотносившиеся с результатами поездок. Если в Берлине почти всегда добывались совершенно секретные советские документы, то в Бразилии весь информационный поток состоял из статистики катастроф и несчастных случаев, а также других сплетен из открытой печати. Здесь точно что-то было не так.
Снова прошло несколько недель, и она опять сидела в кафе, вооруженная пачкой местных газет. На этот раз в Уругвае, совсем рядом с главным вокзалом Монтевидео. На Бульваре Франклина Рузвельта она задумчиво смотрела на порт и кипящую там жизнь. Молодая женщина почувствовала острый приступ постепенно накопившегося в ней чувства одиночества. Из страха перед попытками вербовки со стороны иностранных спецслужб она не поддерживала беседы ни с кем, кто пытался с ней заговорить. Только если инициатива контакта исходила от нее самой, она чувствовала себя уверенной. Но ведь в таком случае беседы всегда носили деловой характер.
К этому добавлялось возраставшее сомнение в том, имеет ли вообще хоть какой-то смысл вся ее работа. Сузанна буквально заболела из-за положения, в котором ей пришлось жить. Она твердо решила, что как только вернется в Бразилиа, то сразу пойдет к шефу для серьезного разговора. Но, к сожалению, тот совсем не проявил понимания проблем новой сотрудницы. В резкой, почти грубой форме он выпроводил ее как маленькую девочку. У нее, мол, нет никакого представления о настоящей разведывательной работе, и потому пусть она займется теми делами, в которых хоть что-то понимает.
Ее разочарование усиливалось с каждым днем, и вместе с ним чувство одиночества. Одно накладывалось на другое. Она стала все больше курить, затем к сигаретам добавился алкоголь. Оставшись в одиночестве, без заботы и советов, ездила она по странам континента. Она все больше "запустила" себя, превращаясь во вспыльчивую истеричку. Сузанна полностью изменилась в душе. В бразильской резидентуре этого не заметили. "Мусор", как она называла свои еженедельные отчеты, по-прежнему отвечал всем служебным требованиям. Потому вначале никто даже не заметил, как однажды в ноябре она вообще перестала появляться на работе.
В конце концов, она полностью сломалась физически и была настолько опустошена в душе, что утратила всякую способность хоть как-то оценивать и контролировать свои действия. В состоянии нервного срыва Сузанна бродила по городским трущобам и едва не погибла окончательно. БНД буквально на волосок избежала того, что на ее совести оказалась бы жизнь этой очень умной и когда-то полной такого энтузиазма женщины. К счастью, Сузанна нашла в себе силы и буквально за три минуты до полуночи вытащила себя из трясины за волосы. Всего на какую-то минуту вернувшись к реальности, она в последний момент смогла добраться до дома. Ей больше чем повезло, что она, в конце концов, все-таки вернулась домой в целости и сохранности.
Но самым скандальным оказался тот факт, что никого из ответственных лиц никак не наказали за этот случай. По неписанному принципу БНД: "Пусть эта дама будет довольна, что мы ее саму не наказали", любая самокритика была с самого начала исключена. Вместо этого произошло обычное и очень распространенное в Пуллахе самовосхваление ответственных руководителей. Выразительное свидетельство воплощенной неспособности и непригодности больших начальников в их строгих деловых костюмах в полосочку.
Отныне каждому сотруднику разведки стало раз и навсегда ясно, что он не представляет собой никакой ценности для Службы. Поэтому вполне оправданы сомнения в том, что БНД в ее нынешнем виде, с ее сегодняшней структурой и порядками, соответствует правилам нашего свободно-демократического общественного строя.
Когда я высадил свою коллегу на главном вокзале Ганновера – остаток пути она собиралась проделать на поезде, она, похоже, была в порядке, казалась снова веселой. Однако все равно чувствовалось, насколько глубоко ранило ее произошедшее, и как сильна была ее ярость по отношению к Службе. После этого я видел ее только дважды. В первый раз, когда она спустя несколько дней заехала в гости к моей семье в наш городок поблизости от Целле. И потом еще раз, совершенно случайно, в начале лета следующего года. Мы с Фредди как раз ехали из нашего гамбургского бюро в Киль на встречу с одним агентом.
Мы ехали по Миттельвег, параллельной улице с Ротенбаумшоссе, и как раз в полдень эту улицу переходили две женщины. Одной из них была наша Сузанна Хартунг. Мы остановились и тепло поприветствовали их. Они обе направлялись в бюро референта по связи БНД в Гамбурге. Бюро располагалось на близлежащей улице Магдалененштрассе, в шикарной вилле с прекрасным видом на реку Альстер. Там Служба и пристроила Сузанну с начала года. Но она любой ценой хотела оставить БНД и ждала вакансию в другом учреждении. Что сталось с ней потом, я, к сожалению, не смог выяснить. Увы, я больше никогда о ней ничего не слышал!
ПАРОЛЬ: ДОЛЛАРОВАЯ БАНКНОТА
Уголовный процесс против Фредди и меня, проведения которого всеми своими силами смогла добиться БНД, еще до своего начала обещал быть очень напряженным. В конце концов, речь шла не о мелком мошенничестве, когда наемный работник каким-то образом обманул своего работодателя. Вспомните: мы скрыли происхождение документов, которые могли помочь разоблачить высокопоставленного российского шпиона в Федеральной разведывательной службе, чтобы защитить наших источников, и без того подвергавшихся серьезной опасности. Насколько важным было это мероприятие, показывает одна операция, которая в конце моей активной службы наделала много шума.
Речь идет об истории в духе Джеймса Бонда, напоминающей и сегодня мне настоящий детективный роман. То, что в последующем судебном разбирательстве она сыграла столь маловажную роль, было связано, вероятно, с тем, что с меня в значительной степени были сняты обвинения. Но к описываемому моменту это еще не могло произойти. Несмотря на это, описываемые ниже события очень важны, потому что они показывают, насколько близко мы смогли подойти к нежелательной правде. Все началось с незаметного, маленького белого конверта.
Я в тот день как раз вернулся из Мюнхена домой в Северную Германию. Поставив свой синий "Опель-Вектра" на стоянке перед домом и поздоровавшись с женой и детьми, я как обычно вошел в кабинет, чтобы переложить служебные документы из портфеля в мой маленький сейф. За чашкой кофе я просматривал почту, скопившуюся за пару последних дней. Среди многочисленных писем был и конверт. На нем не было написано ни слова – ни адреса, ни имени отправителя.
Я предположил, что это приглашение одному из моих сыновей на день рождения кого-то из его друзей. Потому я, не открывая, протянул конверт жене со словами: – Это точно для Йонаса или Оле. Та открыла конверт. Но там не было никакого приглашения для моих мальчишек, зато лежала половинка однодолларовой банкноты. Доллар, очевидно, разорвали точно по середине. Молча и в недоумении устаивались мы на клочок бумаги, который моя жена держала в воздухе. Качая головой, она положила его обратно в конверт и спросила меня: – А это что такое? – Понятия не имею, – ответил я, пожав плечами, и несколько нервно добавил: – Я действительно этого не знаю!
Но скоро мне довелось узнать, что скрывалось за присланной долларовой банкнотой. Даже очень скоро. Через несколько часов у меня зазвонил телефон.- Да, слушаю, – проговорил я в трубку необычное и даже в чем-то невежливое приветствие. Привычка так отвечать по телефону выработалась у меня еще много лет назад. Тем самым я как бы перенес в личную жизнь мои служебные привычки.
В БНД принято, поднимая трубку, никогда не называть своего имени. Привыкнув к этому, я не долго думая, стал отвечать так же и дома. Даже сейчас я иногда следую этой глупой привычке, когда беру трубку. А в то время это было тем более привычно, что я уже много месяцев работал дома, и служебные привычки все больше и больше укоренялись внутри моих четырех стен. То, насколько в моей жизни смешалось служебное и личное, мне еще довелось почувствовать.