Мухаммед Бенкан провел остаток жизни в Таба. Он умер много позже и при странных обстоятельствах. Правивший тогда в Сонгай аския Дауд, проходя через город, где жил в "изгнании Мухаммед Бенкан, послал свой оркестр исполнить перед прежним властелином приветственную мелодию. Это внимание оказалось не по силам Мухаммеду Бенкану: потрясенный, он умер, очевидно, от сердечного приступа.
      После свержения Мухаммеда Бенкана аския Исмаил первым делом вернул в Гао аскию Мухаммеда и поселил его в царском дворце. Со своей стороны аския Мухаммед облачил Исмаила в традиционное одеяние калифа и тем самым как бы признал легитимность его правления и причислил к законной династии. На следующий год дряхлый, примерно 90-летний аския Мухаммед скончался. Ненамного пережил его и Исмаил: он умер естественной смертью в ноябре 1539 г., успев пробыть у власти всего два года и девять месяцев. За это время Сонгай пережил великий голод. Но вряд ли это событие было непосредственной причиной кончины царя.
      После совещаний высших представителей власти власть перешла без междоусобиц к Исхаку, сыну аскии Мухаммеда, основателя династии. Хотя смена правления обошлась без кровопролитий, время Исхака отнюдь не было спокойным. Новый царь, охваченный манией преследования, начал уничтожать своих реальных, а по большей части мнимых противников. Это очень хорошо отражено в его политике раздачи должностей. Он успел сменить трех курмина-фари: одного казнил, второй оказался замешанным в заговоре, и только третий, Дауд, сохранил свою должность и потом стал преемником аскии Исхака на сонгайском престоле. Исхак умер 24 марта 1549 г., пробыв на престоле добрый десяток лет.
      Об аскии Исхаке рассказывается, что он получил в детстве воспитание в духе ислама. Это, однако, не мешало ему обращаться с мусульманскими учеными по собственному произволу. Упоминается, что он назначил кадиями в Дженне и Тендирме людей, которые вовсе не желали этого. Налоговая политика Исхака также была весьма жестокой. Все же, несмотря на его произвол, Исхак рисуется в хрониках благочестивым мусульманином, который соблюдал предписания о каждодневных молитвах, а также раздавал бедным щедрое подаяние.
      Хотя при Исхаке гегемония Сонгай в Западном Судане была еще неоспоримой, но уже стали проявляться первые признаки возникновения новых держав. Султан Марокко Ахмед ал-Аредж сообразил, какие огромные доходы приносят Сонгай таможенные сборы с транссахарской торговли солью, и в 1546 г. потребовал себе права облагать пошлиной туарегские караваны, возившие соль из Тегаззы на Нигер. Ответ аскии Исхака был недвусмысленным: «Ахмед, который обложит [эти караваны] пошлиной, – это, во всяком случае, не тот султан, который ныне правит в Марокко. Что касается Исхака, который примет это предложение, то это, разумеется, не я. Тот Исхак еще не родился». Для большей надежности Исхак отправил отряд из 2000 туарегов ограбить Бани-Асбих-торговый центр в южном Марокко. Марокканский султан хотел отомстить, послав своих людей разграбить Сонгай, но эта попытка полностью провалилась уже в Вадане.
      Аския Дауд: новый расцвет Сонгай
      Когда Исхак умер в Гао, об этом сразу послали весть курмина-фари Дауд у в Тендирму, и тот поспешил броситься в столицу, чтобы присутствовать при принятии решения о новом царе. Его единственным соперником был арбинда-фарма Букар, сын дочери аскии Мухаммеда, и, как говорят, особенно любимый народом. Утверждают, что Дауд пришел к власти без кровопролития. Но из «Тарих эс-Судан» можно понять, что Дауд постарался убрать соперника с помощью магии. В той же хронике на нового царя возлагается ответственность за убийство хи-коя Мусы. Едва придя к власти, Дауд назначил новых людей на важнейшие должности, а именно: курмина-фари, хи-коя, фари-мундио (управляющего царскими доменами) и денди-фари.
      Аскию Дауда считали первым крупным царем после аскии Мухаммеда, основателя династии. О прочности его власти свидетельствует и долгое время правления – 33 года (1549-1582). «Тарих ал-Фатташ» сообщает, что «Дауд собрал урожай, который посеяли его отец и братья, на его благо трудившиеся». О государственных трудах аскии Мухамеда действительно можно говорить как о заслуживающих внимания, что трудно сказать о делах братьев Дауда. В действительности вызывает удивление, как гегемония Сонгай не ослабла во времена всех этих внутренних раздоров и борьбы братьев за власть.
      Об аскии Дауде говорится, что он часто посылал своих воинов в поход в разные части государства. Это рассматривается как признак того, что окраинные территории Сонгай время от времени уклонялись от уплаты условленных податей. Это неудивительно, если вспомнить, какая внутренняя борьба раздирала государство Дауда. В то же время некоторые походы Дауда считаются чем-то вроде инспекторских поездок, в ходе которых не было настоящих сражений. Их целью было, прежде всего показать бдительность центрального правительства по отношению к окраинным частям и предотвратить заранее попытки мятежа.
      Одной из главных задач аския Дауд, подобно аскии Мухаммеду, считал обращение в ислам моей. Согласно хроникам, он четырежды ходил на них в походы и, хотя ни разу не потерпел прямого поражения, тем не менее, не смог достичь желаемой цели и обратить этих анимистов в ислам. Правда, его войско не возвращалось из государства моси с пустыми руками, а привозило обильную добычу и рабов.
      Аския Дауд сражался также против Гурмы, Хомбори и Бандиагара. Рассказывается, что он в 1558-1559 гг. водил свое войско в Мали и выиграл сражение при Дибикара против этого некогда великого государства. Говорят, Дауд привел из Мали множество пленников. Среди них была дочь правителя Мали Нару, которую Дауд взял в жены. Эта принцесса привезла с собой в Гао множество драгоценностей и рабов, которые несли ее багаж. На этом основании считается, что, несмотря на уменьшение территории государства, малийский государь был тогда еще богатым властителем.
      Единственное настоящее поражение войско Дауд а, точнее его небольшая, но отборная часть, понесло в 1554 г. в Кацине. Тогда Дауд послал 24 всадников под командой хи-коя Али Додо за данью в хаусанский город Кацину. В местности Карфата они столкнулись с войском Кацины из 400 всадников. Несмотря на свою малочисленность, воины Али Додо вступили в бой. 15 его воинов пали, остальные были взяты в плен. Царь Кацины Ибрагим Майе разрешил пленникам вернуться к Дауду, так как «столь бесстрашные люди не заслуживают смерти».
      Хотя границы Сонгай со времен аскии Мухаммеда несколько сузились, правление аскии Дауда считалось эпохой второго расцвета государства, как с точки зрения земных богатств, так и духовной жизни. Ислам стал существенной частью духовной атмосферы государства и даже правительства. Говорят, Дауд знал Коран наизусть и к тому же изучал «Рисале», книгу исламских молитв, которым ежедневно обучали его мусульманские ученые («Рисале», точнее «Ар-Рисала» («Послание» или «Записка»), о которой идет речь, – это, скорее всего, не «книга исламских молитв», а богословский трактат суфийского теолога и мистика Абу-Касима Абд ал-Керима ал-Кушайри (986-1074). – Прим. ред.).
      Иногда мусульманские ученые вели себя прямо-таки своевольно по отношению к властителю. Однажды, когда отношения Дауда с томбуктским кади ал-Акибом были напряженными, кади заставил царя, прибывшего в Томбукту, долго дожидаться на улице, прежде чем соблаговолил принять его. Когда царя наконец впустили в дом кади, он, несмотря на такое обращение, проявил смирение перед духовным пастырем. После этого их отношения наладились.
      «Тарих ал-Фатташ» рассказывает и другой эпизод времен Дауда, связанный с религией. Было принято, чтобы паломники из Мекки возвращались домой через Гао. Но они не входили в город, прежде чем не получали на то разрешение царя, и разбивали лагерь за городом, куда царь, по обычаю, шел им навстречу. Так поступил и аския Дауд, когда услышал, что из Мекки пришел караван. Прибыв с небольшой свитой в лагерь паломников, аския спешился и, дабы проявить почтение к пилигримам, стал целовать руки окружившим его паломникам.
      На сей раз среди них был и один раб Дауда. Царь, который не помнил его, взял уже его руку, чтобы поцеловать, но стоявший сзади придворный узнал раба, выдернул его руку из руки царя и стал поносить человека, который забыл свое общественное положение. Придворный поклялся Дауду, что отрубит рабу руку, которая так гнусно коснулась царя. Аския обернулся к альфа Кати (Альфа Кати – представитель второго поколения авторов хроники «Тарих ал-Фатташ», потомок современника аскии Мухаммеда – Махмуда Кати. – Прим. ред.) и спросил, как следует поступать с человеком, который забыл свое место. Кати, молча следивший за происходящим, ответил: «Придется отрубить ему руку. Это самое меньшее, что ты можешь сделать». Царь был, видимо, несколько ошеломлен ответом Кати, поскольку просил «во имя Аллаха» рассказать ему, правда ли, что в подобных случаях отрубают руку. Кати ответил: «Почему бы и не разрешить отрезать руку человеку… который был в Мекке и тронул рукой Черный камень… посетил могилу пророка, коснулся этой рукой благородного трона посланца Аллаха… а также могил Абу Бекра и Омара и которому все еще было мало милостей и благоволения, связанных с этими благородными деяниями. Нет, он захотел еще той же самой рукой коснуться твоей руки и получить это самое ничтожное и краткое удовлетворение из всех удовлетворений этого мира! Разумнее поступил бы владелец этой руки, если бы отнесся к ней бережнее и не протягивал бы ее к твоей руке. Но коль скоро он поступил именно так, то мне кажется, что его руке уготован печальный конец: упаси нас Аллах от повторения подобного!»
      Аския Дауд понял смысл речи Кати. Он приказал отправить чиновника, предложившего отрубить рабу руку, в тюрьму и дал паломнику 100 тысяч раковин каури. Он решил, кроме того, освободить 50 рабов, принадлежавших к племени отца паломника, и 50 других-из рода его матери. Он освободил также 100 поденщиков, занятых на казенных работах. А альфе Кати за мудрый совет аския дал десять одежд и пять рабов. В данном случае аския Дауд послушался совета мусульманского ученого и поступил, как положено послушному мусульманину. Но известны случаи и прямо противоположного поведения царя. Некоторые обычаи двора Гао восходили к временам анимизма, и один высокий гость – мусульманин из Томбукту, пораженный увиденным, заметил Дауду: «Когда я вошел сюда, я был ошеломлен и подумал, что ты сошел с ума, так как увидел, что ты сплевываешь [на рукава евнухов], а люди носят прах на головах своих ради тебя». На это, говорят, аския рассмеялся и ответил: «Я не безумен, я в своем уме, однако я глава безумцев, порочных и возгордившихся, и потому делаю и себя безумным».
      Во времена Дауда Сонгай, по крайней мере его двор, не оторвался еще от своего анимистического прошлого. Очевидно, аския Дауд был достаточно реальным политиком, чтобы понимать значение этого прошлого, особенно для народа.
      Итак, хотя в обычаях сонгайского двора и были в те времена уловимы остатки анимизма, положение ислама как официальной религии было неоспоримым. Соседние государства рассматривали Сонгай именно как страну мусульман. Это, однако, не хранило страну от внешних опасностей, причем, как это ни парадоксально, наибольшую опасность представляли отнюдь не анимисты, а единоверцы Сонгай.
      Внешняя угроза: Марокко
      Марокко уже во времена аскии Исхака заявляло претензии на подати с соляных копей Тегаззы. Эти притязания были отклонены силой. В 1556-1557 гг., то есть в середине правления аскии Дауда, султан Марокко Мухаммед аш-Шейх вновь выступил с такими притязаниями. Он организовал в Тегаззе волнения, в результате которых сонгайский управитель и сборщик податей тегазза-мундио Мухаммед Икома и многие туареги-торговцы солью были убиты. Спасшиеся от бойни в Тегаззе бросились в Гао. Они просили, чтобы аския Дауд отказался от добычи соли в Тегаззе и перешел южнее. Говорят, что аския Дауд согласился, и в 1562 г. возникли новые соляные копи между Тегаззой и Таоде-ни, в месте, которое известно под названием «Тегазза ал-Гизлан», что значит «Газелья Тегазза». Таким образом, старый центр торговли солью хотя бы отчасти перешел под власть марокканского султана. По некоторым сведениям, аш-Шейх будто бы делил доходы от копей пополам с сонгайским царем.
      В 1578 г. султаном в Марокко стал Ахмед ал-Мансур, который стремился расширить свои владения столь же настойчиво, как и его предшественник. Он потребовал у аскии Дауда годовой доход с копей Тегаззы под предлогом уплаты жалованья «исламским войскам», которые сражаются с христианами.
      Дауд, видимо, понимал политическую реальность расширяющегося Марокко и не считал возможным отклонить это предложение, опираясь на свои вооруженные силы или наняв туарегов для грабительского набега на марокканские торговые центры. В то же время он не хотел соглашаться и с требованием султана, поскольку это означало бы признание господства марокканцев в Тегаззе. Он предпочел сделать примирительный жест и передал султану Марокко 10 тысяч мискалей золота; этим подарком он хотел показать, что готов нести свою долю ответственности в распространении ислама.
      Поскольку аския Дауд не совершал хаджж в Мекку, его репутация в средиземноморском мусульманском мире, несмотря на долгий срок правления, не была столь высокой, как у царей Западного Судана, совершавших паломничество. Среди ближайших соседей Сонгай его мусульманство никогда не ставилось под вопрос: хроники подчеркивают наряду с его отношением к ученым также начатый в Томбукту ремонт больших мечетей, участие в основании библиотек и создании различных благотворительных учреждений как свидетельства его безупречной преданности исламу.
      Но с точки зрения исламского центра, он был всего лишь властителем далекой окраины. Блестящий поход в стиле прежних властителей Сонгай мог бы изменить это представление, но, очевидно, Дауд боялся вспышки внутренних противоречий в Сонгай в случае его длительного отсутствия. И весьма вероятно, что опасения его имели под собой основание.
      Аския Дауд умер в 1582 г. естественной смертью в своем дворце в Гао. Его старший сын Мухаммед Бенкан был тогда курмина-фари в Тендирме. Перед смертью Дауд объявил, что хотел бы, чтобы его преемником стал Мухаммед Бенкан (На самом деле назначение Мухаммеда Бенкан за четыре года до этого на должность курмина-фари означало уже выбор преемника. – Прим. авт.). Но желание Дауда не осуществилось, так как Мухаммеда Бенкан не было в момент кончины отца в столице, и он не смог защитить свои права. Новым царем выбрали старшего из присутствовавших царевичей – Мухаммеда ал-Хаджа. Имена Мухаммеда Бенкан и Мухаммеда ал-Хаджа проскальзывают в рассказах о политических делах Сонгай еще ранее, в том же году. Тогда Мухаммед Бенкан был явно влиятельнее.
      Делафосс рассказывает, что «ужасающая эпидемия» уничтожила в тот год огромную часть населения Томбукту, что было использовано правителем Масины Бубу Марьяма, который напал на снаряженный Мухаммедом ал-Хаджем корабль, возвращавшийся в Дженне, и захватил его. Впервые в истории Сонгай был совершен пиратский набег. Мухаммеда Бенкан послали в карательную экспедицию в Масину – он был тогда курмина-фари и, по всей видимости, самый сильный военачальник в государстве. После него в Масине остались столь основательные следы, что Дауду пришлось, во всяком случае на словах, осудить его действия.
      Услышав о болезни отца, Мухаммед Бенкан сразу направился из Тендирмы в Гао. В Томбукту он узнал, что отец умер и что власть захватил его брат. Сперва он вернулся в Тендирму, где начал собирать войско, с помощью которого мог бы устранить брата. Но через некоторое время он изменил свое решение, отказался от должности и удалился в Томбукту учиться под руководством мусульманских ученых. Свою армию он послал в Гао, и она влилась в войско Мухаммеда ал-Хаджа. Новый царь принял отставку старшего брата и одобрил его переезд в Томбукту.
      Новым курмина-фари он назначил другого своего брата – ал-Хади (Согласно «Тарих ал-Фатташ», у аскии Дауда был 61 ребенок, из которых более половины умерло молодыми. Из десяти его сыновей некоторые стали со временем царями Сонгай. Кроме того, у аскии Дауда были сыновья, которые никогда не стали правителями, но которые занимали высокие должности. Из дочерей аскии Дауда «Тарих ал-Фатташ» упоминает следующих: Касу (жену дженне-коя Мана-Бала), Арахаму-Рарауей, Биту (жену магшарен-коя), Ариао (мать кади Боцо, имевшего должность в Лоло), Сафию (жену Сиди Салима эл-Аснуни), Аматуллах (жену эл-Катиба Дараме), Айшу Кимаре (жену автора «Тарих ал-Фатташ» Махмуда Кати, которая умерла в Томбукту, так что кади «не успел коснуться ее»), Алаймату и Уэйзу Умм-Хани. – Прим. авт.).
      Но через некоторое время ал-Хадж изменил свое отношение к пребыванию Мухаммеда Бенкан в Томбукту. Армейское командование убедило царя в том, что на свободе Мухаммед Бенкан представляет собой политическую угрозу. Военачальники подчеркивали, что хотя Мухаммед Бенкан сам и не замышляет переворота, но само его существование может заронить в душу царя подозрение, что люди, которые бывают в Томбукту, состоят в противоправительственном заговоре. Точка зрения военных выглядела реалистической для тех времен, полных переворотов и заговоров. Аския ал-Хадж принял совет во внимание и выслал своего брата в Ганто, где тот и жил до конца дней.
      В подчинение курмина-фари ал-Хади аския ал-Хадж назначил сына Мухаммеда Бенкан – Бакари. Бакари снискал почести, разбив неожиданным нападением правителя Масины Бубу Марьяма (Попав в плен, Бубу Марьяма предпочел жизнь изгнанника в Гао возвращению на родину. После Бубу Марьяма правителем Масины стал Хамаду-Амина. – Прим. авт.). В начале 1584 г. курмина-фари ал-Хади узнал от братьев, находившихся в Гао, что царь болен. Это известие толкнуло его на попытку захвата власти. Когда аския ал-Хадж услышал, что ал-Хади вышел из Тендирмы по направлению к Гао, он послал к нему гонца просить, чтобы курмина-фари вернулся в свою резиденцию. Ал-Хади, однако, продолжал путь в Гао. Хотя царь и был болен, ал-Хади не достиг власти, а, напротив, ал-Хадж хитростью взял его в плен и также выслал в Ганто.
      В том же 1584 п султан Марокко Ахмед ал-Мансур послал к аскии ал-Хаджу посланника Мансура бен ал-Филали. Главной целью его было разведать положение дел в Гао. Ал-Хадж был, видимо, осведомлен о настоящих целях посланника, ведь султан открыто проявлял интерес к территориям, расположенным по южной границе Сахары. Уже в предшествующий год он посылал свои отряды в оазисы Туат и Гурара, из которых Туат был важен для караванной торговли. Несмотря ни на что, аския ал-Хадж вежливо принял марокканца и обменялся с ним в качестве подарков «многочисленными рабами и 80 евнухами». Ал-Филали пробыл в Гао три года и сумел за это время войти в доверие к царю. Марокканцу стал также ясен внутренний разлад в стране, одним из признаков которого было отстранение аскии ал-Хаджа от власти в декабре 1586 г.
      Конечной целью марокканского султана был, несомненно, захват Сонгай, но засылка разведчика в Гао на несколько лет показывает, что он не хотел торопиться. В то время как его посланник собирал сведения об обороноспособности Сонгай, ал-Мансур стремился укрепиться среди государств-соседей Сонгай. В 1584 г. он послал отряды усмирять арабов Мавритании. После этого те же войска продвинулись к реке Сенегал, чтобы склонить вождей племен фульбе признать себя вассалами султана Марокко. И это удалось, хотя, согласно «Тарих ал-Фатташ», и очень дорогой ценой: 20 тысяч людей султана погибли в Сахаре от голода и жажды.
      Немного позже ал-Мансур, согласно Делафоссу, послал отряд из 200 человек, вооруженных ружьями, в Тегаззу. Местные жители бросились просить помощи у аскии ал-Хаджа, но напрасно: сонгайский царь, очевидно, понял, что потерял старые соляные копи, захваченные Марокко, так как в 1585 г. он окончательно перевел торговлю солью в Таодени.
      Когда сонгайские принцы в январе 1586 г. низвергли аскию ал-Хаджа, он был также отправлен в изгнание – в Тондиби. Его место в пришедшем в упадок государстве было передано Мухаммеду Бани, которого свергнутый ал-Хадж считал «самым глупым из всех потомков наших отцов». Этот выбор оказался роковым для Сонгай.
      Междоусобная война
      Когда в январе 1586 г. Мухаммед Бани пришел к власти, уже были налицо все признаки развала государства. Извне Сонгай угрожали марокканцы, и внутренне страна была слабее, чем когда-либо. Такие добродетели времен ши Али и аскии Мухаммеда, как верность и повиновение, исчезли. Государственная власть ослабла, заговоры и алчность возросли. Улучшению положения никак не способствовало и то, что властителем стал бездарный царевич.
      История помнит Мухаммеда Бани, несмотря на его прозвище (Бани – «хороший», «нежный». – Прим. авт.), жестоким властителем. Став царем, он, прежде всего убил изгнанных в Ганто Мухаммеда Бенкана и ал-Хади. Короткое правление Мухаммеда Бани, по «Тарих ал-Фатташ», – год, четыре месяца и восемь дней – помнят как время жестокой засухи и дороговизны. Хотя Мухаммед Бани умер своей смертью (надо думать, от сердечного приступа, вызванного тучностью и перенапряжением), обстоятельства этого события и его причины разоблачают общее положение в государстве, яростные распри внутри господствующей верхушки.
      Междоусобная война, едва не приведшая к распаду Сонгай, началась с ничтожной ссоры двух чиновников. Ирония истории состояла в том, что государство рухнуло бы в любом случае, поскольку взаимная подозрительность и интриги достигли такого накала, что, рано или поздно, все равно нашелся бы повод для выяснения внутренней расстановки сил, а ничтожная размолвка между служившим в Кабаре баламой Садиком и кабара-фармой Алу могла бы обойтись и без кровопролития.
      Принцип разделения власти между этими двумя чиновниками был ясен: балама был начальником гарнизона Кабары, а кабара-фарма был в свою очередь царским чиновником, который ведал гаванью и взиманием сборов с судов, двигавшихся по реке. Но положение осложнялось тем, что балама Садик был сыном аскии Дауда, а кабара-фарма Алу всего лишь евнухом царя Мухаммеда Бани.
      Раздоры между этими двумя людьми начались, видимо, уже задолго до того, как стали достоянием публики. Алу был известен как дерзкий чиновник, которого, во всяком случае, не любили мусульманские ученые (У автора «Тарих ал-Фатташ» Махмуда Кати были личные счеты с Алу: тот ухитрился присвоить себе пашенные угодья, которые Кати получил от аскии Дауда. – Прим. авт.). Садика они, напротив, любили, что в свою очередь раздражало Алу.
      В марте 1588 г. между сановниками возникла открытая ссора, когда Алу стал утверждать, что раб Садика украл у его рабыни по имени Гонгай набедренное покрывало. Садик допросил подозреваемого раба и убедился в его невиновности. Это, однако, не удовлетворило кабара-фарму: он схватил раба Садика и бросил его в тюрьму, дав ему перед этим 100 ударов бичом из бычьей кожи. Узнав об этом, Садик пришел с небольшим отрядом воинов в служебное помещение Алу, убил его дротиком и освободил своего раба.
      Садик знал, что его ждут серьезные неприятности, ведь Алу был личным представителем царя в Кабаре. Поэтому он немедленно послал весть своему брату Салиху, который был курмина-фари в Тендирме, и сообщил ему, что собирается восстать против законного властителя. Он предложил объединить военные силы и вместе захватить Гао, после чего Салих будет провозглашен новым царем. Говорят, курмина-фари Салих принял эту весть «с радостью и торжеством». Он немедленно собрал свои войска. В армии курмина-фари, как рассказывается, было 4600 всадников, а пеших и «не счесть». К Салиху присоединились подчиненные ему бара-кой и дирма-кой.
      Балама Садик пришел навстречу брату в Тойа, где они совещались, как осуществить свой замысел. Салих стал лагерем между Кабарой и Амадиа, а Садик вернулся в Кабару снаряжать свою армию. Но согласие между братьями было нарушено, поскольку в дело вмешались интриганы. Нет точных сведений о том, в чью пользу они действовали, но, во всяком случае, они рассказали Салиху, что Садик хочет его обмануть и на самом деле убить его, чтобы самому взять власть в Гао. Салих, посомневавшись, поверил. Он взял 40 конников и глубокой ночью поехал в Кабару! Услышав цокот копыт, Садик догадался, что дело идет о заговоре, и вышел из дома черным ходом «со щитом и руками, полными дротиков». В «Тарих ал-Фатташ» подробно рассказывается, что между братьями произошел поединок, причем каждый считал другого обманщиком. Курмина-фари бросил в баламу три дротика, но ни один не попал в цель. Садик же попал [в брата] своим дротиком так, что он «прошел между лопаток и вышел из груди». Смертельно раненный Салих ушел из Кабары и умер неподалеку от города. Стычка братьев произошла, согласно хронике, 24 марта 1588 г. Говорят, что Садик привез тело брата в Кабару и положил его в своем доме. Он пытался узнать, кто виновник интриги, но без успеха. Когда сведения о смерти курмина-фари распространились, то его военачальники пришли клясться в верности Садику. Мало кто знал о братоубийстве.
      Сведения о событиях в Кабаре быстро дошли до Мухаммеда Бани в Гао, который с удивительной пассивностью следил за происходящим. У него была разветвленная сеть шпионов (По «Тарих ал-Фатташ», от царского дворца каждый день уходили в разные страны примерно сто шпионов, которые, возвратись, рассказывали властителю, что происходит в какой части царства. Не исключено, что даже упоминаемые в хронике интриганы были на жалованье у царя. – Прим. авт.), и вскоре Мухаммед Бани узнал, что балама Садик движется на Гао с большим войском и что его поддерживают мусульмане Томбукту и жители западных областей Сонгай. Только бенга-фар-ма бежал в Гао. За спиной Мухаммеда Бани стояли восточные области, а также племена, жившие близ столицы. Ситуация напоминала в какой-то мере борьбу между ши Баро и аскией Мухаммедом, хотя у ши Баро в свое время была большая поддержка среди вождей племен и больше земель, чем у егр противника.
      Мухаммед Бани решил выступить против Садика, когда тот подошел достаточно близко к столице. Ожидая прибытия мятежников, царь собрал мощную армию – 30 тысяч воинов, и располагал, таким образом, пятикратным превосходством в силах. Когда Садик был в двух днях пути от Гао, Мухаммед Бани верхом на коне повел свое войско против мятежников. Около полудня был сделан привал, и царь удалился в свой шатер на отдых. Тучный Мухаммед Бани не привык к походным условиям, поэтому, как рассказывают, он так был измучен дорогой, что не имел сил даже снять доспехи, а лег прямо на постель и заснул. Когда евнухи в назначенное время пришли будить его, они обнаружили, что царь мертв.
      То, что произошло затем, ярко рисует картину неразберихи и разложения, царивших среди придворных в Сонгай благодаря всеобщим интригам. Когда придворные узнали о смерти царя, они и не подумали доложить об этом законному наследнику престола, а скрыли это и стали обсуждать, кого сделать новым царем. Наконец, было решено, что престол не получит никто из сыновей аскии Дауда, поскольку они, по мнению придворных, уже причинили достаточно вреда своими раздорами. В конце концов решили провозгласить царем сына аскии Исмаила, бенга-фарма Махмуда, который успел одобрить это решение, прежде чем верный раб по имени Табакали раскрыл законному наследнику трона Исхаку планы дворцовых чинов. С помощью братьев и верных друзей Исхак обезвредил заговорщиков и провозгласил себя новым царем. А еще несколько ранее жители Томбукту, «торжествуя и празднуя», признали царем баламу Садика. Так в Сонгай оказалось два царя.
      Согласно Делафоссу, аския Исхак II обсудил военное положение со своим секретарем Абубакари Ланбаро и решил назначить командующими сыновей покойного ал-Хаджа-Омара Като и Мухаммеда. По «Тарих ал-Фатташ», войска Исхака выступили против мятежников 10 апреля 1588 г. В то время балама Садик не знал еще о смерти Мухаммеда и о переходе власти к Исхаку. Он уже торжествовал победу, когда вдруг увидел, что по пустыне галопом несется группа парадно одетых всадников. Узнав среди них членов царской семьи, он был уверен, что они восстали против Мухаммеда Бани и хотят принести ему клятву верности. Но когда всадники подъехали ближе, истина открылась. Садику сообщили, что на престол взошел новый царь, который требует клятвы верности от своих братьев. Если Садик не пойдет на это, его покарают как мятежника. Балама Садик ни в коем случае не собирался признать брата правителем, но он понимал и безнадежность своего положения. Говорят, он попытался переманить всадников аскии Исхака на свою сторону, но безуспешно. Два брата Садика, которые были среди всадников Исхака, пожалели попавшего в безнадежное положение Садика и помогли ему бежать. Исхак тем не менее решил довести дело с Садиком до конца и послал в погоню за ним хасал-фарму Алу улд Сабиля и евнуха Атакурма Дьякате во главе 50 всадников. Исхак приказал, чтобы отряд не возвращался без Садика, живого или мертвого.
      Делафосс рассказывает о сражении баламы Садика и аскии Исхака (Делафосс называет Садика баламой Садиком Тункара. – Прим. авт.). Командующий войском Омар Като поклялся привести баламу в Гао и убить его дротиком. Для большей верности он заставил поклясться в этом все войско. Балама, как рассказывается, стоял лагерем в Гумбу-Койра, неподалеку от Гао. Первым против Садика из войска Исхака выступил Марен-фан, который метнул свой дротик в шатер баламы. После этого на баламу напал отряд туарегов, составлявших часть армии, но без успеха. Наконец, в сражение вступила собственная конница Исхака. Говорят, балама лично участвовал в сражении. Он метнул дротик в царя, но Омар Като спас аскию Исхака, бросив свой дротик в то же самое время в Садика, – дротик отскочил от его шлема. Битва длилась весь день, и в конце концов войско аскии Исхака одержало верх.
      Садик успел бежать в Томбукту, куда прибыл 25 апреля вместе со своими союзниками – губернатором Баганы, а также правителями Хомбори и Бары; оба они были ранены в сражении. Из Томбукту Садик бежал далее в Тендирму, и начальники последовали за ним. Отряды аскии Исхака в конце концов настигли беглецов и убили Садика и других военачальников в Ганто, близ могил Мухаммеда Бенкан и ал-Хади. Правителя Хомбори аския Исхак велел зашить в бычью шкуру и похоронить заживо в одной из конюшен Гао. После этого он казнил начальника туарегов в Томбукту, главу городаги многих других, некоторых запорол до смерти бичами, Других заточил в тюрьму.
      Таким образом, аския Исхак вышел победителем в междоусобной войне, но война эта оказалась для Сонгай роковой: в ходе ее погибла примерно половина всех военных сил страны, а это давало существенное преимущество марокканцам, которые давно уже замышляли захватить Западный Судан. По данным «Та-рих ал-Фатташ», в этой междоусобице погибла Тендирма. Из войска курмина-фари Салиха уцелело лишь несколько младших командиров и солдат.