От Тениедды командование армией фульбе перешло к его сыну Коли. Хотя Коли уклонился от сражения и отступил со своими ордами в Фута-Торо, он продолжал экспансионистскую политику отца. Он даже напал на золотоносную область Бамбук, правда, потерпел поражение от малийского войска, но не потому, что Мали вдруг окрепло, а потому, что Мали, почти утратившее свое великодержавие, получило помощь со стороны. По некоторым предположениям – со стороны Португалии, что вполне объясняет поражение Коли.
      Следующая военная операция аскии была направлена на земли хауса к юго-востоку от Гао. Первым объектом на его пути оказался город-государство Каци-на, которое приняло ислам во второй половине XV в. Исламскую династию в Кацине основал Мухаммед Корау, который властвовал в быстро укрепляющемся государстве до 1493 г. В то же время развивалось и соседнее государство Кано, что вело к трениям между Кациной и Кано. Правитель Кано, носивший титул саркин-кано Мухаммед Румфа (1463 -1499), оказался сильнее и заставил Кацину платить дань.
      После Мухаммеда Корау в Кацине несколько лет правил Ибрагим Сура (1493 -1498). Очевидно, именно во время его правления аския обратил внимание на этот город-государство. По данным некоторых исследователей, Кацина именно в это время стала данником не Кано, а Сонгай. Однако наиболее известный поход сонгаев на Кацину относится ко времени уже следующего ее царя – Али, примерно к 1513 -1514 гг. В результате этого похода положение аскии как получателя дани с Кацины стало неоспоримым. Судьба Али, напротив, оказывается неясной. Одни историки считают, что он продолжал властвовать до 1524 г., другие ссылаются на Льва Африканского, который дает понять, что аския убил короля города-государства Кацины (Между прочим, Джон Ханвик сообщает, что Али правил до 1524 г. – Прим. авт.).
      Так же как и Кацина, Зегзег (Зариа) первоначально платил дань Кано, но во время похода аскии на хауса Зегзег перешел в круг владений сонгаев. То же произошло и с самим Кано. Благосостояние этого города основывалось на торговле и ремесле. Важный торговый путь из Кано к Гонья, расположенный у слияния Черной и Белой Вольты, был открыт еще во времена господства Якуба (1452-1463), предшественника Мухаммеда Румфа. Правление преемника Мухаммеда Румфа-Абдуллаха (1499-1509) – было временем возвышения Кано, когда вышеупомянутые соседние города Кацина и Зегзег стали его данниками. Разногласия между Сонгай и Кано могли происходить именно из-за права обложения данью этих двух государств хауса, и, прежде всего Кацины. Кано, несомненно, пытался вернуть себе это право уже после того, как Сонгай завоевал Кацину. В равной мере возможно и то, что нападение аскии на Кано было лишь частью большой военной операции, планировавшейся много ранее, против территорий, заселенных хауса. После долгой осады аскии удалось овладеть Кано и заставить его платить себе третью часть всех собираемых там налогов. Мухаммед Кисоки, который в то время правил Кано, предложил аскии в жены одну из своих дочерей. Очевидно, знаменитый сонгайский царь произвел на Кисоки впечатление мощью своего государства. Однако последующие годы показывают, что аския не сумел достаточно зорко следить за государствами хауса, хотя и оставил там после похода своих чиновников. Мухаммед Кисоки оставался у власти необычно долго (1509-1565).
      Из Кано аския продолжил свой завоевательный поход в государство Гобир, которое также славилось богатством. Здесь образ его действий напоминает произвол ши Али: он убил короля Гобира, оскопил его сыновей и разорил неумеренными поборами это прежде столь процветавшее маленькое королевство. Но и этого ему показалось мало: аския увел из города значительную часть населения, с тем, чтобы поставить его на работы в Гао и других городах Сонгай или обогатить свою казну работорговлей.
      Следующим деянием аскии была посылка войска вновь на восток к Агадесу в Аире. Система взимания дани, которую он создал в ходе предшествующих походов 1500-1501 гг., действовала недостаточно эффективно, несмотря на то, что для большей надежности был смещен тогдашний властитель Аира Мухаммед Талзи Танет.
      Агадес, главную часть населения которого составляли арабские и берберские купцы, не доставлял ему условленных 150 тысяч дукатов. В новом походе 1515-1516 гг. сонгайским войском руководил, очевидно, денди-фари, отвечавший за безопасность юго-восточной части государства. Среди его помощников был правитель государства Кебби по имени Канта Кута, который был вассалом денди-фари. Ко времени военного похода в Аир власть аскии Мухаммеда была наиболее сильной, а его государство наиболее обширным. Однако сокращения подвластной территории было недолго ждать.
      Старость аскии – начало внутренних распрей
      Первым из сонгайских вассалов отложился именно Канта Кута, который поссорился с денди-фари из-за дележа военной добычи. Очевидно, денди-фари, ослепленный военными успехами сонгаев, не считал нужным исполнить обещания, которые он дал малозначительному, по его мнению, вассалу. Последствия были, однако, неожиданными: Кута отказался от вассальной зависимости и провозгласил государство Кебби свободным. Будучи одаренным военачальником, Кута умел лучше, чем денди-фари, использовать окрестные болота и раз за разом отражал нападения сонгаев.
      За отложением Канты Кута последовали и другие: поскольку аския в это время уделял внимание в основном тому, чтобы вновь овладеть государством Кебби, он был вынужден ослабить свой контроль над недавно завоеванными хаусанскими государствами. Следствием этого было обособление некоторых из них от Сонгай. Таким образом, объединенный аскией Западный Судан существовал в этом единстве лишь несколько лет (Здесь речь идет о сравнительно позднем (с XIX в.) понимании топонима «Судан» как региона, где располагались города-государства хауса (т. е. нынешних южной части Республики Нигер и Северной Нигерии), в противоположность названию «Текрур», которым обозначалась практически вся территория к западу от него. – Прим. ред.).
      Наряду с внешними угрозами власть аскии стали подрывать внутренние распри, прежде всего между его многочисленными сыновьями. Брат аскии, курмина-фари Омар, умер в 1519 г. Это было большой потерей для стареющего царя. Смерть Омара произошла в то время, когда аския отправился в Кабару, портовый город неподалеку от Томбукту. В тот самый день, когда он должен был вернуться в Гао, он узнал о болезни брата и решил навестить его в Тендирме. Когда он приехал, по данным арабских хроник – инкогнито, в административный центр курмина-фари, ему рассказали, что Омар только что умер. Говорят, что аския пробыл в городе три дня. Смерть брата, которому он всецело доверял, видимо, заставила его осознать опасности, грозившие государству. «Тарих ал-Фатташ» говорит, что он подъехал к ближайшей реке и воскликнул: «Как прекрасна и великолепна эта страна! Как жаль, что здесь не найдешь и двух людей, которые бы об одном и том же мыслили одинаково!» Последующие годы показали, сколь ошеломляюще проницательными были слова 70-летнего царя.
      Новым курмина-фари аския назначил своего брата Йахью («Тарих ал-Фатташ» говорит, что о родстве Йахьи и аскии ходило много разных слухов. По одним, он будто бы был сыном одной из жен аскии (хотя и рожденным не от самого аскии), по другим – племянником, сыном брата матери аскии Кассы. Но чаще всего Йахья считается просто братом аскии. – Прим авт.). Это назначение не вызвало разногласий в придворных кругах, но, когда аския несколько позже назначил нового бенга-фарму, начались возражения. Бенга была озерной областью Сонгай, и должность ее правителя считалась особенно важной. По рекомендации Йахьи аския назначил на эту должность Баллу, своего младшего сына, который прославился своей храбростью. Старшие сыновья аскии открыто выражали недовольство этим назначением.
      Число недовольных было немалым: по арабским хроникам из Томбукту, у аскии насчитывалось 34 сына! («Тарих ал-Фатташ» перечисляет имена следующих сыновей: аския Муса, уаней-фарма Муса Йонболо, корей-фарма Мори-Муса, курмина-фари Усман-Йубабо, Мори-Усман-Сакиди, Усман-Корей, Сулейман-Катенга, бенга-фарма Сулейман (Канкага), калиси-фарма Сулейман-Кондикойра, Омар-Кай, Омар-Туту, Омар-Йуйа, Букар-Гуро, Букар-Сонфоло, Букар-Кирин-Кирин, Али-Уайе, Али Косоли, бенга-фарма Али Кинданкангай, Мори-Мухаммед, Мухаммед-Гимби, Мухаммед-Кодира (последние двое известны также под именами Мухаммед-Дандума и Мухаммед эт-Тахир), фари-фарма Абдаллах, аския Исхак, аския Исмаил, Махмуд Думиа, Махмуд Данмаа, Махмуд-Букар, аския Дауд, Якуб, бенга-фарма Мухаммед (которого лучше знали под именем Хабиб-аллах), Халид, Ибрахим, бабели-фарма Фамао. К этим тридцати четырем хроника добавляет, что у аскии было «неисчислимое множество» других сыновей. – Прим. авт.)
      Каждый из них создал себе окружение, которое поддерживало его в борьбе за открывающиеся перспективы. Поскольку у сыновей аскии часто были разные матери, то усмирять эти ссоры мог только их общий отец и оставшиеся верными ему влиятельные мусульмане. Аския был уже в преклонном возрасте, кроме того, у него начало слабеть зрение. Али Фолен старался сохранить в тайне болезнь царя и стал ограничивать его аудиенции, это в свою очередь усиливало раздражение сыновей. Открыто выражал свою вражду старший сын аскии фари-мундио Муса, который в конце концов пригрозил прикончить Али Фолена. Старый и верный слуга понял, что его положение стало критическим, и бежал к Йахье в Тендирму. Без Али Фолена слепой аския был бессилен и не мог удерживать власть в своих руках. Йахья сразу приехал в Гао и убедился, что недовольство и мятежный дух широко охватили двор. Он попытался спасти положение, проведя совет аскии с Мусой и другими сыновьями, но тщетно. Однажды он выехал верхом за пределы Гао; Муса со своими приверженцами поехал по его следу и настиг его около Рас-Аризура. После короткой схватки Йахья был убит.
      Потеряв второго брата и последнюю опору, аския понял, что остался в одиночестве во власти своих сыновей, и в первую очередь Мусы. Когда последний в воскресный день 26 августа 1528 г. в связи с праздником правоверных ид-ал-адха (Ид ал-адха, праздник жертвы, связываемый с легендой о построении храма Каабы в Мекке библейским Авраамом и о получении им священного «черного камня», хранимого в этом храме, из рук архангела Гавриила. К этому празднику приурочивается время паломничества – хаджжа – в Мекку. – Прим. ред.) объявил, что берет власть в свои руки, у 80-летнего аскии не было другого выбора, кроме одобрения уже свершившегося. В ознаменование своего нового положения Муса вместе с придворными прошествовал к месту моления. Хотя после отстранения аскии обстановка в Сонгай многие годы была нестабильной, на территориях империи это не сказывалось. Власть Сонгай в государствах хауса ослабела еще в последние годы владычества аскии, да и область Аир уже тогда начала ускользать из-под надзора центрального правительства.
      Лев Африканский в Сонгай
      Историки, опирающиеся на арабские хроники, считают аскию Мухаммеда самым выдающимся сонгайским, а может быть, и вообще западносуданским, государем. Несомненно, эпоха его владычества означала вершину господства Сонгай. Аския наряду с расширением своей империи умело использовал аппарат чиновников и был относительно гуманным правителем, хотя, конечно, не следует принимать за чистую монету все похвалы хроник в его адрес.
      О внешнеполитическом значении Сонгай писал в свое время крещеный испанский араб Лев Африканский, который путешествовал по Западному Судану как раз во времена аскии Мухаммеда. Хотя его отчеты содержат явные ошибки и преувеличения (Во всяком случае, говоря об африканских животных, Лев Африканский склонен к преувеличению: он упоминает о десятиметровых львах, о громадных и ужасающих драконах. – Прим. авт.), они строятся в основном на его личных впечатлениях. И поскольку он был в Судане только проездом и писал свои отчеты много позже, у него не было необходимости включать в них льстивые оценки правителей и старейшин. Так, он прямо пишет, что аския (он называет его «иския») «предательски» убил законных государей завоеванных им областей.
      Лев Африканский был в Томбукту в 1513 г., то есть в то время, когда могущество Сонгай было особенно велико. Он ошибочно считал этот город столицей аскии, отчасти, видимо, потому, что Томбукту был центром внешней торговли и играл более важную роль в распространении ислама, чем Гао. Возможно также, что аския пребывал в Томбукту во время посещения его Львом Африканским. Во всяком случае, он называет аскию «королем Томбукту». Рассказав о местоположении Томбукту, Лев Африканский переходит к описанию самого города. Прежде всего он восхищается «роскошным храмом, стены которого сделаны из камня и извести», и «королевским дворцом, который построил прекрасный мастер из Гранады». Лев Африканский имеет в виду постройки, запланированные эс-Сахели и восходящие к правлению мансы Мусы. Ко времени Льва Африканского они простояли уже почти два столетия. После этого он упоминает многочисленные лавки и сообщает, что «берберийские купцы» или черные африканцы привозят в город ткани из Европы.
      «Все женщины этой области ходят с закрытыми лицами,
      за исключением рабынь, которые продают все,
      что употребляется в пищу. Жители, и особенно чужестранцы,
      которые здесь живут, очень богаты, настолько, что нынешний царь
      даже выдал двух своих дочерей за двух братьев-купцов
      ради богатства последних.* В Томбукту есть много
      колодцев с пресной водой, и всегда, когда Нигер разливается,
      вода по нескольким каналам доходит до города. Там величайшее
      изобилие зерна и скота (поэтому жители потребляют
      много молока и масла), однако очень недостает соли.
      Поэтому ее доставляют из Тегаззы, отстоящей от Томбукту
      примерно на 500 миль».
      *(Упоминание об «обеих» вводит в заблуждение, во всяком случае если Лев имеет в виду аскию, а не Томбукту-коя, т. е. начальника города, так как, по «Тарих ал-Фатташ», у аскии было 19 дочерей: Уэйза-Бани, Уэйза-Ум-Хани, Уэйза-Айша-Коро, Уэйза-Хафса, Айша-Бенкан, Айша-Коро, Бентьи, Хава-Адама, Амкура, Мага-Масина, Фураса-Маненко, Киборо, Фати-Коро, Хаудакой, Да-лал, Нана-Хасса, Фари-Дионди, Фати-Уэйза, Кара-Тутьшга. Уэйза – почетное имя, которое носили только высокопочитаемые женщины. – Прим. авт.).
      Лев Африканский рассказывает, что видел, как верблюжий вьюк соли продавали за 80 дукатов. Ниже он говорит, что 15-летняя рабыня (или раб) стоили в Гао шесть дукатов, а лошади, за которых купцы платили в Европе десять дукатов, продавались в Гао за 40 и даже 50 дукатов.
      «Самое скверное европейское сукно продается
      по четыре дуката канна*, сукно среднего качества -
      монокино и минино – по 15, а тонкое венецианское алое,
      фиолетовое или синее – по 30 дукатов канна.
      Меч стоит здесь три или четыре кроны, также
      шпоры, уздечки и другие подобные товары, пряности
      продают здесь тоже по высокой цене, но соль
      стоит дороже любого другого привозного товара».
      *(Канна – средневековая итальянская мера длины, варьировавшаяся от 2,10 м на Мальте до 2,646 м в Неаполе. – Прим. ред.)
      «Богатый король Томбукту», по описанию Льва Африканского, весьма напоминает малийского мансу Мусу, так же как и этикет при его дворе:
      «Король обладает большим богатством в золотых пластинах и слитках,
      из которых некоторые весят 1300 фунтов*,
      и он содержит блестящий и хорошо устроенный двор.
      И когда король отправляется со своими придворными из одного города
      в другой, то он едет верхом на верблюде,
      которого ведет кто-нибудь из знати; так же он поступает, и когда
      идет в сражение, при этом все его воины едут на конях.
      Тот, кто хочет говорить с королем, должен сначала пасть
      перед ним на колени и посыпать голову и плечи землей;
      обычай требует того же от тех, кто приветствует короля в первый раз,
      а также от послов других княжеств. У него всегда около 3000 конных
      и множество пеших воинов, которые вооружены отравленными стрелами.
      У них часты столкновения с теми, кто не хочет платить дань.
      Всех взятых в плен (неплатящих) он продает купцам в Томбукту».
      * (1300 фунтов=590,2 кг. – Прим. авт.)
      Подобно тому как добрых 150 лет до этого в Мали, в Сонгай очень ценились лошади. Рассказывая о них, Лев Африканский затрагивает и «национальную» политику аскии:
      «Здесь очень мало выращивают лошадей.
      Торговцы и придворные ездят верхом на маленьких
      лошадках. Лучших лошадей доставляют сюда из
      Берберии. Как только царь узнаёт, что в город
      прибыли купцы с лошадьми, он приказывает
      привести их к себе, выбирает себе лучшего коня и
      платит за него хорошие деньги. Он так ненавидит
      иудеев, что не разрешает никому из них приходить
      в его город. Если он узнаёт, что какой-либо
      из берберийских купцов имеет дело с иудеями, он
      тут же конфискует его имущество».
      Лев Африканский подтверждает пиетет аскии перед мусульманской цивилизацией и письменностью:
      «Здесь много врачей, судей, священнослужителей и других ученых, содержание которых щедро
      оплачивается королем. Сюда привозят также различные рукописи и книги из Берберии,
      которые ценятся дороже других товаров».
      По словам Льва Африканского, в качестве денег в Томбукту ходят золотые монеты без клейма. Для оплаты менее ценных покупок пользуются раковинами каури, которые, как свидетельствует автор, привозятся из Персии. 400 раковин соответствуют одному дукату. Много путешествовавший хронист удивляется широте торговых связей Сонгай за пределами Берберии: «Удивительно, как много товаров привозят сюда ежедневно, как они дороги и прекрасны».
      В то же время Лев Африканский замечает, сколь неравно распределяется достаток в царстве Сонгай:
      «В остальной части королевства (то есть за пределами городов Гао
      и Томбукту) есть только деревни и хижины, где живут землепашцы и
      пастухи, которые зимой покрывают свое тело шкурами животных,
      летом же ходят совершенно нагими, прикрыв только срам.
      Иногда у них есть обувь, сделанная из верблюжьей кожи.
      Это невежественные и грубые люди, и едва ли найдешь одного грамотного
      на сто миль вокруг. Они постоянно подвергаются грубому вымогательству,
      так что у них почти ничего не остается на прожиток».
      Заметки Льва Африканского, несомненно, основываются на его собственных наблюдениях и потому достоверны. Но следует помнить, что в то время – в начале XVI в. – ни в одной части света достаток не был распределен равномерно. Очевидно, аския все же пытался в какой-то мере прислушиваться к жалобам народа. Наряду с чиновничьим аппаратом аския и сам часто занимался решением споров, возникающих среди простого люда, поэтому он не мог не быть хоть сколько-нибудь в курсе того, как живут низшие слои населения. Переодевшись до неузнаваемости, он любил бывать среди народа. Лев Африканский подчеркивает стремление аскии лично разрешать конфликты между подчиненными. Все это, однако, не означает, что аския не был в то же время бесспорным самодержцем.
      Существенной частью системы мусульманского социального обеспечения была раздача милостыни, и в этом отношении все хроники превозносят аскию. Хотя хроники и стремились польстить властителю, щедрость аскии – неопровержимый факт. Вряд ли, например, Махмуд Кати стал бы приводить в «Тарих ал-Фатташ» следующий случай без какого-либо реального к тому основания:
      «В 913 г. [хиджры] он [аския] совершил путешествие в Кабару,
      где встретил трех шейхов, потомков мори Хаугаро. Это были мори эс-Садык,
      мори Джейба и мори Мухаммед, которых ши Али [сонни Али] арестовал
      во время своего правления… Они страстно жаловались аскии на претерпленные
      ими от ши Али жестокости и дурное обращение. Аския дал им по 10 рабов и
      100 коров, и они отправились восвояси. По дороге они встретили
      других своих братьев*, как и они, внуков мори Хаугаро,
      которые шли к аскии Мухаммеду. Когда они спросили шейхов о государе,
      те стали превозносить его обращение, доброту и щедрость.
      Они рассказали, как получили от него рабов и коров.
      «Нам, как вашим братьям, причитается из этого своя доля, -
      сказали вторые, – поделим все поровну».
      Первые братья отказались делиться, разгорелся спор. Он разрешился тем,
      что все братья вернулись к аскии Мухаммеду и рассказали ему
      все как было. Аския, будучи в хорошем настроении, выслушал братьев и
      сказал: «Когда я давал подарок, я помнил не о всех потомках мори Хаугаро, а
      только о тех троих, которые присутствовали. И то, что я дал им, и есть то,
      что Аллах дал на вашу долю. Оно принадлежит вам полностью, такова
      воля Аллаха». Потом он дал другим братьям по 10 рабов и 100 коров и
      сказал: «Они принадлежат вам лично. И пока я жив, вы все имеете право
      ежегодно требовать от меня такую же пеню».
      Получившие подарки братья благодарили его и просили у Аллаха
      долгого века аскии и мира его царствованию».
      *(Согласно тексту «Тарих ал-Фатташ», вновь встреченных братьев было пятеро. – Прим. ред.)
      Если потомки Хаугаро и не воспользовались обещанием аскии о ежегодной уплате пени (что составило бы 420 рабов и 4200 коров), сам по себе этот эпизод, относящийся примерно к 1507 г., говорит о том, что аския пытался наладить отношения с мусульманскими учеными, которых притеснял ши Али.
      «Тарих ал-Фатташ» рассказывает также о другом подарке, который сделал аския мусульманским ученым, и этот случай характеризует как общественные ценности времен величия Сонгай, так и собственную позицию аскии Мухаммеда: говорят, он послал в Томбукту кади Махмуду бен Омару в подарок женщину и тысячу мискалей с таким письмом: «Если эта женщина родит тебе сына, дай ему мое имя и эту тысячу мискалей; если она родит дочь, дай ей 500 мискалей, а 500 оставь себе». «Тарих ал-Фатташ» сообщает, что женщина родила сына, будущего кади Мухаммеда.
      Внутренние распри продолжаются
      Хотя аския Муса отстранил отца от власти, он позволил ему остаться в Гао. После переворота началась кровавая междоусобная война, так как все сыновья аскии терпеть не могли Мусу. Курмина-фари Усман (или Утман) Йубабо, которого аския Мухаммед назначил правителем Тендирмы как раз накануне своего низвержения, пользовался также поддержкой и среди братьев Мусы. Прошло полгода, прежде чем Муса сумел разбить противников и укрепить свое господство. В боях пали многие братья Мусы; другие, например будущий царь страны Исмаил, нашли убежище у туарегов или в других местностях за пределами страны. К противникам аскии Мусы относился также бенга-фарма Балла (он же, по «Тарих ал-Фатташ», бенга-фарма Мухаммед или Хабиб-аллах).
      Поняв, что сражение оборачивается в пользу его брата, Балла искал убежища в доме кади Томбукту Махмуда бен Омара. Но это не спасло его от мести аскии Мусы: Муса силой заставил брата выйти из дома кади и убил его. Кади еще до решающего сражения тщетно пытался уговорить Мусу отказаться от битвы. Новый государь пренебрег и увещаниями посланников из Тьентьи, которые просили его пощадить правителей Бары и Дирмы, бывших союзниками курмина-фари. Аския Муса с самого начала своего правления показал, что не будет придерживаться покровительственной политики отца по отношению к ученым людям ислама.
      Вернувшись в столицу Сонгай, аския Муса стал последовательно обходить назначениями уцелевших братьев. На самые важные должности он стал назначать более дальних родственников, в том числе возвел в сан курмина-фари своего кузена Мухаммеда Бенкан (сына Омара Комдьяго). Кровавый террор аскии Мусы привел к неизбежному результату: оставшиеся в живых братья создали тайный союз и убили аскию в апреле 1531 г. Аския Муса продержался у власти лишь два года и десять месяцев.
      Мухаммеду Бенкан довелось оказаться в Гао в момент убийства аскии Мусы, и он решил, что его час настал: ни минуты не медля, он провозгласил себя царем Сонгай. Когда братья-заговорщики вернулись в столицу, рассчитывая провозгласить царем старшего из них, они увидели, что место уже занято, и более того: ведущие мусульманские особы приносят клятву Мухаммеду Бенкану. Несомненно, что одной из причин успеха Мухаммеда Бенкана была именно его хорошая репутация среди исламских ученых. Его отец – Омар Комдьяго- был правителем, которого очень чтили мусульмане, а сам Мухаммед Бенкан посещал мусульманскую школу в Санкоре.
      Мухаммед Бенкан, он же аския Бенкан-Корей, или аския Мухаммед II, принадлежал к числу тех немногих государей, о рождении которых есть сведения в арабских хрониках. Он родился еще при ши Али, когда аския Мухаммед был еще только старшим начальником в войске последнего. По «Тарих ал-Фатташ», «Мар-Бункан» (то есть Мухаммед Бенкан) при появлении на свет орал так громко, что ши Али услышал его крик в своем дворце. Ши Али вызвал аскию Мухаммеда и его брата Омара к себе и спросил, не родился ли ночью ребенок. Аския объяснил, что у одной из наложниц Омара, родился сын.
      Услышав это, ши Али пожелал, чтобы новорожденного убили. В «Тарих ал-Фатташ» рассказывается, что аския и Омар, услышав приговор, пали наземь в знак своей верности и умоляли сохранить ребенку жизнь. Тогда ши Али повелел им пойти и посмотреть, есть ли у новорожденного зубы. Аския и Омар повиновались и обнаружили, что у ребенка действительно были уже зубы. Узнав об этом, ши Али воскликнул: «Из этого ребенка вырастет низкий распутник, но я пощажу его. Именно ты, Маа-Кейна (то есть аския Мухаммед), пострадаешь от него и увидишь, какое зло причинит он тебе и твоим детям».
      Новорожденному сохранили жизнь, и прошло много десятилетий, прежде чем предсказание ши Али сбылось; в конце концов аския действительно пострадал от своего племянника, хотя из него и не получилось «низкого распутника», как несколько аффектированно сказал, согласно «Тарих ал-Фатташ», ши Али.
      На самом деле Мухаммед Бенкан остался в истории Сонгай как смелый воин, который не колеблясь спешивался, чтобы сражаться плечом к плечу со своими пехотинцами. Рассказывается, что он выиграл сражение против анимистов Гурмы, но полностью проиграл битву с государством Кебби. Он старался вернуть своему двору прежний блеск. Несомненно, он пытался таким образом укрепить свое положение узурпатора.
      Его двор щеголял в красивых одеждах, а отпущенные из гарема женщины могли ходить без покрывал (это обстоятельство могло повлиять на автора «Тарих ал-Фатташ», когда он отшлифовывал формулу предсказания ши Али!). В распоряжении царя был собственный оркестр, который повсюду сопровождал его. В оркестре было два ранее невиданных в Западном Судане инструмента: труба-фоторифо и барабан-габтанда.
      Но по отношению к старому и слепому аскии Мухаммеду Мухаммед Бенкан все же сделал роковую ошибку. Очевидно, он считал присутствие в Гао старого и слепого, но удивительно крепкого духом царя неприятным напоминанием о законной династии Сонгай. В конце концов он отправил аскию из царского дворца под домашний арест на остров Канкага, лежащий посреди Нигера, где условия жизни были суровыми. Рассказывают, что на острове аския страдал от москитов и лягушек. Но более всего аскию угнетал позор, который выпал на его долю на старости лет.
      Чтобы иметь союзника против недоброжелательных придворных, Мухаммед Бенкан призвал в Гао друга своего детства и сына аскии Мухаммеда – Исмаила, который. скрывался у туарегов после того, как оказался в стане побежденных в сражении с аскией Мусой. Чтобы укрепить союз с Исмаилом, Мухаммед Бенкан отдал ему в жены свою дочь и потребовал клятвы в неизменной верности. Если Исмаил и соблюдал клятву, то в высшей степени формально.
      Когда он навестил своего престарелого отца на острове Канкага, тот посоветовал ему установить связь с его старыми служителями-евнухами, которые помогут ему свергнуть власть Мухаммеда Бенкана. В хронике рассказывается, что Исмаил готов был вступить в заговор, поскольку его сестер унижали при дворе Бенкана, заставляя их показываться на людях без покрывал. Для низвержения царя необходим был военачальник, который имел бы свои вооруженные силы, поскольку Мухаммед Бенкан создал для себя гвардию телохранителей в 1700 человек, которые, видимо, хранили ему верность. Исмаил задался целью склонить на свою сторону Сума-Котобаки, который в это время занимал должность денди-фари. Этого сановника удалось восстановить против его господина, и Мухаммед Бенкан был низложен в апреле 1537 г.
      Царь, стоявший у власти почти шесть лет, весьма поспешно бежал из столицы. Ему рассказали, что Исмаил уже успел перекрыть дороги на Гурму и в государство хауса. Для бегства оставался путь только в Томбукту. После мучительного путешествия Мухаммед Бенкан достиг все же цели и нашел убежище – вновь у кади Махмуда. После нескольких дней отдыха он продолжал путь в Тендирму, где его брат Усман-Тинфирен занимал должность курмина-фари. Посланные в погоню люди Исмаила настигли свергнутого царя близ озера Горо, но он был уже не один. Он сумел собрать приверженцев, к числу которых среди прочих принадлежал его сын Бакари, а также армия Усмана-Тинфирен. Взвесив все обстоятельства, войска Исмаила решили не вступать в битву и вернулись в Гао.
      Усман-Тинфирен предложил, видимо, ободренный нежеланием воинов Исмаила сражаться, что они пойдут на Гао и вернут Мухаммеду Бенкану престол. Низвергнутый царь счел все же это предложение нереальным. Он знал, что в Гао они столкнутся с превосходным войском и силы его брата потерпят поражение. «Кроме того, – заметил он, – если сонгайский народ разгневается на кого-либо, он никогда его не простит» (Если верить хронике, то Мухаммед Бенкан был весьма близким к народу повелителем: для тех времен было довольно редким, чтобы царь принимал во внимание чувства и ощущения народа. – Прим. авт.).
      Вообще наступление вряд ли удалось бы: Исмаил послал новое войско против Мухаммеда Бенкана и Усмана-Тинфирен. Конницу вел Йари-Сонко-Диби, но и он в конце концов не пожелал вступить в бой с силами курмина-фари и ограничился оскорблениями и насмешками над ним с другого берега Нигера. Делафосс полагает, что Мухаммед Бенкан не счел это уклонение Йари-Сонко-Диби за трусость и решил удалиться вместе со своим сыном и братом в изгнание в Мали. Там с ними обращались столь скверно, что Усман в конце концов уехал в Валату.