И ощутил острие ножа у своего горла.
- Досмотри пьесу до конца, Карл-Франц, - проговорил Освальд совершенно обыденным тоном. - Конец уже близок.
Люйтпольд прыгнул на великого принца со своего места.
Освальд грациозно выкинул руку вперед. Сверкнул нож, сердце Карла-Франца подпрыгнуло, но великий принц просто ударил Люйтпольда рукоятью в подбородок. Оглушенный, мальчик повалился обратно в кресло, глаза его закатились.
Карл-Франц сделал глубокий вдох, но нож снова оказался возле его кадыка прежде, чем он успел выбить его.
Освальд улыбнулся.
Публика разрывалась между тем, что происходило на сцене, и драмой в императорской ложе. Большинство зрителей повскакивали на ноги. Графиня Эммануэль упала в глубокий обморок. Хуберманн, дирижер, рухнул на колени и пламенно молился. Барон Иоганн и еще несколько человек выхватили мечи, а Матиас целился из однозарядного ручного пистолета.
- Досмотри пьесу до конца, - снова произнес Освальд, прокалывая острием ножа кожу Карла-Франца.
Император ощутил, как его собственная кровь стекает ему за жесткий гофрированный воротник Никто в зале не шелохнулся.
- Смотрите пьесу, - приказал Освальд.
Зрители неловко расселись. Они побросали оружие. Император почувствовал, как его меч вытащили из ножен, и услышал, как тот звякнул о стену, отброшенный прочь.
Империя не знала подобного вероломства.
Освальд повернул голову Карла-Франца. Император смотрел на фигуру Великого Чародея, который начал увеличиваться на сцене, становясь гигантом, каким, должно быть, и был настоящий Вечный Дракенфелс.
Хохот злого бога заполнил огромный зал.
VIII
Его собственный хохот эхом отражался от стен.
Он едва помнил свою жизнь в бытность Ласло Лёвенштейном. После того как он съел глаза, столько разных воспоминаний теснилось в его мозгу. Тысячи лет опыта, познания, ощущений пульсировали в его черепе, словно раны. Во времена рек изо льда, до того, как жабочеловек пришел со звезд, он бьет острым камнем какое-то мелкое существо, рвет еще теплое мясо. С каждым ударом заледеневшего кремня, который он вспоминал, его мозг корчился в конвульсиях, тонул в крови. Наконец, нечто маленькое и ничтожное было расплющено в грязь.
Его толстые негнущиеся пальцы выковыряли глаза из мертвого создания, и он наелся на всю зиму.Он снова чувствовал себя живым и наполнял легкие воздухом, благоухающим восхитительным запахом страха, захлестнувшего большой зал.
Ласло Лёвенштейн был мертв.
Но Вечный Дракенфелс жив. Или будет жив, как только его тело согреет кровь девчонки-вампирши. Дракенфелс перевел взгляд с Освальда на сцене, трясшегося от страха, как уже было однажды, на Освальда в зрительном зале, улыбавшегося с решительным видом и прижимавшего нож к горлу Императора.
И Дракенфелс вспомнил…
Гарпия пронзительно вопила в клетке. Вампирша валялась без чувств. Из гнома неспешно вытекала кровь, он сжимал обрубок руки пальцами. А мальчишка с мечом смотрел на него, слезы текли по его обезумевшему от страха лицу.
Дракенфелс занес руку, чтобы сокрушить принца, размозжить ему голову одним ударом и покончить с этим. С вампиршей он позабавится после. Может, она протянет в его руках целую ночь, прежде чем будет сломлена, использована и прикончена. Так погибали все, кто бросал вызов Тьме.
Принц упал на колени, всхлипывая, забыв про брошенный меч. И Великий Чародей опустил руку. У него возникла идея. Ему в любом случае скоро придется подвергнуться обновлению. Этим можно было бы воспользоваться. Мальчишка может оказаться очень полезным. И он сумеет победить Империю.
Дракенфелс поднял Освальда и встряхнул, будто котенка. Он предложил ему сделку.
- Принц, я властен над жизнью и смертью. Твоими жизнью и смертью и моими жизнью и смертью.
Освальд утер лицо и попытался справиться с рыданиями. Он был похож на пятилетнего малыша, на которого накричала мать.
- Тебе не обязательно умирать здесь, в этой крепости, в такой дали от дома. Если только пожелаешь, тебе не нужно будет умирать вовсе…
- Как… - прорыдал принц, глотая всхлипы, -…как это?
- Ты можешь дать мне то, что я хочу.
- А чего ты хочешь?
- Империю.
Освальд непроизвольно вскрикнул, почти взвизгнул. Но он боролся с собой, заставлял себя смотреть на Великого
Чародея. Дракенфелс улыбнулся под маской. Теперь мальчишка был его.
- Я прожил много жизней, принц. Я износил много тел. Я уже давным-давно сменил ту плоть, что была моей от рождения…
Дракенфелс помнил свои первые вздохи, свои первые любови, свои первые убийства невообразимо много лет назад. Свое первое тело. Среди голой пустынной ледяной равнины он был брошен жестокими соплеменниками, приземистыми и коротконогими, которые сейчас показались бы родней скорее обезьянам Аравии, чем людям. Он выжил. Он будет жить вечно.
- Я во многом похож на эту девчонку. Я должен брать у других, чтобы продолжать жить. Но она может взять просто немножко свежей крови. Подобные ей недолговечны. Несколько тысячелетий, и они становятся все более хрупкими. Я могу обновлять себя вечно, забирая жизненный материал у тех, кого победил. Я окажу тебе честь, мальчик. Я собираюсь позволить тебе увидеть мое лицо.
Он снял маску. Освальд заставил себя взглянуть. Принц завопил во всю силу легких, распугивая мертвых и умирающих этой крепости, и Великий Чародей рассмеялся.
- Не слишком красиво, да? Просто кусок гнилого мяса. Это я, Дракенфелс, тот, кто вечен. Я тот, кто есть Неизменность. Узнаешь свой нос, принц? Крючковатый благородный нос фон Кёнигсвальдов. Я взял его у твоего предка, до отвращения благородного Шлихтера. Он совсем износился. Всей этой туше скоро придет конец. Тебе следует знать все это, принц, потому что ты должен понять, почему я собираюсь позволить тебе убить меня.
Гарпия застрекотала. Освальд почти пришел в себя, настоящий юный принц. Дракенфелс верно разгадал его, увидел эгоизм, стоящий за этим путешествием, отчаянное стремление превзойти своих предшественников, пустоту в его сердце. Этот непременно сделает.
- Да, ты должен победить меня, повергнуть в прах. И ты станешь героем. Ты обретешь великую власть. Однажды, спустя годы, в твоих руках окажется Империя. И ты отдашь ее мне…
Теперь Освальд улыбался, воображая свой триумф. Вылезла на поверхность его тайная ненависть к Карлу-Францу, этому жалкому сыну Люйтпольда. Он никогда не станет, как его прародители, лизать башмаки никому из Дома Вильгельма Второго.
- Потому что я восстану из праха. Ты отыщешь меня, когда я буду возвращаться. Отыщешь в человеке с мелкой душонкой, человеке, по уши погрязшем в крови. Ты будешь его покровителем, и я войду в него. Потом ты отдашь мне своих друзей. Я заберу у них то, что мне будет нужно для существования. Все, кто сегодня с тобой здесь, умрут, чтобы я возродился.
На губах Освальда затрепетал протест, но так и умер невысказанным. Он взглянул на Женевьеву, распростертую на полу, и в сердце его не было сожаления.
- Потом мы подчиним выборщиков нашей цели. Большинство будут преследовать собственные интересы. Остальных мы убьем. Император умрет, и его наследники умрут тоже. И ты сделаешь меня Императором вместо него. Мы будем править Империей вечно. Никто не устоит перед нами. Бретония, Эсталия, Тилея, Кислев, Новые Земли, весь мир. Все склонятся перед нами, или мы опустошим их так, как ни одну страну со времен Сигмара. Люди станут нашими рабами, а все прочие расы будут забиты, как скот. Мы превратим храмы в бордели, города в мавзолеи, континенты в кладбища, леса в пустыни…
Теперь внутри Освальда разгорелся огонек, огонек честолюбия, жажды крови, алчности. Дракенфелс знал, что он стал бы таким и без заклинания. Это был тот Освальд фон Кёнигсвальд, каким он всегда намеревался стать.
- Встань передо мной на колени, Освальд. Поклянись в верности нашему плану. Верности на крови.
Освальд преклонил колени и вытащил кинжал. Он колебался.
- Ты не смог бы убить Великого Чародея, не получив пару-другую царапин, верно?
Освальд кивнул и полоснул себя по левой ладони, по щеке и по груди. Под взрезанной рубашкой на его коже появилась красная черта. Дракенфелс прикоснулся пальцами в перчатках к ранам Освальда и поднес кровь к свисающим лохмотьями губам. Он отведал крови, и Освальд стал его навеки.
Он торжествующе взревел и вихрем закружился по залу, круша вещи, которыми дорожил тысячи лет.
Он схватил клетку с гарпией и сдавливал огромными ладонями, расплющивая до тех пор, пока несчастное создание внутри не умолкло. Изогнутые прутья ее тюрьмы глубоко вонзились в тело гарпии. Он запустил дубовым столом в окно из цветных стекол и услышал, как тот грохнулся на скалы в тысяче футов внизу, а вокруг него дождем застучали разноцветные осколки.
Заклинание распространилось по крепости, губя его слуг. Плоть обращалась в камень, а камень становился золой. Демоны обрели свободу или были отброшены назад в преисподнюю. Целое крыло замка осыпалось и рухнуло. И по всему миру меньшие маги почувствовали, что его время истекло.
Наконец, когда сделано было уже достаточно, Дракенфелс снова повернулся к дрожащему Освальду. Он с треском разломал пальцами меч мальчишки и снял со стены другой, тяжелый, двуручный. На этом мече была священная кровь Сигмара, и весь он был покрыт тонким слоем серебра, теперь уже поистертого.
- Вот подобающее оружие для убийства Вечного Дракенфелса.
Освальд едва ли мог поднять его. Дракенфелс остановил его взглядом и повелел, чтобы руки принца налились силой. Меч поднялся, и каждый мускул Освальда задрожал от напряжения, от страха и от волнения. Дракенфелс разорвал свой доспех. Вонь его гниющей плоти заполнила зал. Великий Чародей вновь рассмеялся.
- Сделай это, мальчик! Теперь сделай это!
IX
Это был не тот финал, что написал Детлеф. С Левенштейном что-то произошло. Не говоря уже о Женевьеве. И с Освальдом. И с Императором. И, по всей вероятности, с миром…
Лёвенштейн-Дракенфелс, играющий, скорее, как Дракенфелс-Лёвенштейн, отступил от сценария.
В зрительном зале зажглась половина огней, и актеры высыпали из-за кулис. Они держались подальше от Лёвенштейна, но не сводили с него взглядов. Публика оставалась на местах, глядя то на чудовище на сцене, то на своего оказавшегося в опасности Императора. Великий принц Освальд, скинувший, наконец, маску, бросил им вызов. А актер, чья маска стала реальностью, внимательно озирал им же произведенный хаос.
Лёвенштейн стоял над Женевьевой, лежащей в положенном по роли обмороке. Глаза ее открылись, она вскрикнула. Он склонился к ней, протягивая руки, точно когти.
Она откатилась в сторону и, с трудом поднявшись, встала рядом с Детлефом. Они вдвоем оказались лицом к лицу с монстром. Он снова ощутил ее в своем мозгу, почувствовал ее страх и неуверенность, но и ее стойкость и ее мужество тоже.
- Это Дракенфелс, - прошипела она ему на ухо. - Мы вернули его обратно!
Лёвенштейн-Дракенфелс вновь рассмеялся.
Кто-то из зрителей разрядил пистолет, и в груди монстра зазияла дыра. Все еще смеясь, он провел по ней рукой, и рана закрылась, потом метнул что-то маленькое. Раздался крик, и стрелявший упал, корчась от боли. Это был Матиас, советник верховного теогониста. Теперь он не слишком походил на человеческое существо.
- Кто-нибудь еще осмелится бросить мне вызов? - произнес зычный голос. - Кто-нибудь осмелится встать между мной и вампиршей?
Детлеф стоял между Дракенфелсом и Женевьевой. Первым его желанием было убраться с дороги, но раны на шее ныли, а рана в сердце удержала на месте. Она велела ему уйти, бросить ее на милость монстра. Но он не мог.
- Прочь! - воскликнул он, призвав весь свой актерский дар, чтобы голос его звучал героически. - Именем Сигмара, прочь!
-
Сигмар! -Из ротового отверстия маски вылетел плевок. - Он мертв и исчез, человечек. Но я здесь!
- Тогда
моимименем, прочь!
- Твоим именем? Кто ты такой, чтобы бросить вызов Вечному Дракенфелсу, Великому Чародею, Бессмертному Воителю Зла, Тьме, Которой Невозможно Противостоять?
- Детлеф Зирк, - огрызнулся он. - Гений!
Дракенфелс развеселился.
- Гений, вот как? Я съел немало гениев. Неплохо будет подкрепиться еще одним.
Детлеф понимал, что должен будет умереть до того, как в его пьесе опустится занавес.
Он должен будет умереть до того, как завершится его лучшее творение. Для будущих поколений он останется всего лишь сноской внизу страницы. Второстепенный подражатель Таррадаша, подававший надежды, которых не сумел оправдать. Ничто. Великий Чародей не только намеревался забрать его жизнь, но собирался сделать так, как будто он никогда не существовал, никогда не ступал по сцене, никогда не обмакивал перо в чернильницу. Никто и никогда не умирал настолько основательно, как сейчас умрет он.
Ладонь Дракенфелса опустилась на левое плечо Детлефа. Обжигающая мучительная боль разлилась по выдернутой из сустава руке. Великий Чародей сдавливал его плечо все сильнее, стремясь размозжить ему кости. Детлеф корчился от боли, он не мог высвободиться и не мог, сломленный, повалиться на пол. Дракенфелс медленно усиливал хватку. Его гнилостное, пахнущее могилой дыхание касалось лица Детлефа. Вся левая сторона тела актера пыталась съежиться, скрыться от безжалостной боли. Пальцы Дракенфелса впивались в его плоть, точно черви. Еще несколько мгновений этой пытки, и Детлеф будет радоваться приходу смерти-избавительницы.
Под маской монстра сверкали злые глаза.
И тогда Женевьева прыгнула.
X
До сих пор смертельная ярость настигала ее трижды. Она всегда сожалела об этом и, вытирая с лица кровь невинных жертв, чувствовала, что ничем не лучше Вьетзака, или Каттарины, или всех остальных Истинно Мертвых тиранов. Лица убитых ею порой тревожили ее, так же как лицо Дракенфелса мучило ее в снах последние несколько лет. На этот раз, однако, сожалений не будет. Это справедливое убийство, ради которого она существовала, убийство, которым она сполна расплатится за тех, чьи жизни взяла. Мускулы ее напряглись, по крови разлился огонь, глаза застила легкая красная дымка - это они налились кровью.
Детлеф висел в кулаке Дракенфелса, вопя, словно вздернутый на дыбу. Освальд - улыбающийся, вероломный, трижды проклятый Освальд - прижимал нож к горлу Карла-Франца. Она не желала с этим мириться.
Зубы ее удлинились, причиняя боль, пальцы кровоточили, ногти торчали из них, точно когти. Рот ее раскрылся, потому что иначе острые костяные копья ранили десны. Лицо ее превратилось в мясистую маску, толстая кожа туго натянулась, клыки размером с кинжалы обнажились в невеселой усмешке. Примитивная часть ее мозга - вампирская часть ее, наследие Шанданьяка - взяла верх, и она прыгнула на своего врага, убийственная ярость нарастала в ней, как страсть. Это были любовь, и ненависть, и отчаяние, и радость. А в конце будет смерть.
Дракенфелс покачнулся, но устоял на ногах. Детлеф отлетел прочь и бессильно осел на пол.
Женевьева обхватила ногами талию монстра и вонзила клыки в его накладные плечи. Куски сценического костюма Лёвенштейна оторвались, обнажая гниющую плоть. Черви копошились в этом теле, свиваясь вокруг ее пальцев, которые она вонзала в мясо, чтобы добраться до костей. Сейчас она не испытывала отвращения, только потребность убить.
В зале было настоящее светопреставление. Освальд кричал. Остальные тоже. Люди пытались бежать, отталкивая друг друга. Кто-то стоял спокойно, выжидая удобный момент. Несколько старших сановников стали жертвами сердечных приступов.
Женевьева выдернула руку из разодранного плеча чудовища и вцепилась в маску Дракенфелса. Кожа расползлась под ее острыми, как ножи, ногтями, железные пластины прогнулись. Маска поддалась, и она отшвырнула ее. В зале раздались вопли. Она избегала смотреть ему в лицо. Уж настолько-то она сохранила здравомыслие. В любом случае, лицо ее не интересовало. Ей просто было необходимо содрать железную защиту с его шеи.
Ее рот широко разинулся, челюстные кости изменили свое положение и образовали как бы новый ряд зубов, выскользнувших из ножен, потом челюсти захлопнулись. Она глубоко впилась в шею монстра.
Она сосала, но крови не было. Грязь обжигала ей горло, но она все-таки сосала. Омерзительнейшая, самая тошнотворная, самая гнилостная жидкость, какую она когда-либо пробовала, заполнила ее рот и потекла в желудок. Эта дрянь обжигала, подобно кислоте, и тело Женевьевы тщетно пыталось извергнуть ее. Она чувствовала, что слабеет под действием растекающегося яда.
И все-таки она сосала.
Вопль, начавшийся будто бы с предсмертного вздоха Лёвенштейна, теперь набирал силу и ярость. Ее барабанные перепонки болели и кровоточили. Остов ее сотрясался внутри тела. Она ощущала могучие удары по ребрам. Вопль был как ураган, сокрушающий все на своем пути.
Затхлая струйка брызнула ей в рот. Это было еще отвратительнее, чем сухое мясо.
Она вырвала кусок его горла и выплюнула его, потом впилась зубами снова, на этот раз повыше. Ухо Великого Чародея оторвалось, и она проглотила его. Она сорвала лоскут серого мяса сбоку его головы, обнажив черепные швы. Между костяными пластинами сочилась прозрачная желтоватая жидкость. Она высунула язык, чтобы слизнуть ее.
Рука накрыла ее лицо и отпихнула назад. Шея ее вытянулась так, что едва не оторвалась. Она прокусила толстую перчатку, но не смогла вонзить зубы в ладонь. Другая рука ухватила ее за талию. Ноги ее оторвались от Дракенфелса.
Убийственная ярость схлынула, и она почувствовала, как уменьшаются ее зубы. Сотрясаясь в конвульсиях, она изрыгнула съеденное ухо, и оно прилипло к руке, закрывавшей ее рот.
Она снова почувствовала прикосновение смерти. Шанданьяк ждет ее, и все другие, кого она пережила в свое время.
Дракенфелс рванул ее одежду, обнажая вены. Ее кровь, кровь, которую она обновляла столько раз, вновь сделает его живым.
Своей смертью она воскресит его.
XI
Детлеф был еще жив. Половина его тела совершенно онемела, а другая половина содрогалась от боли. Но он все еще был жив.
Вопль Дракенфелса заполнил зал, ввинчиваясь в мозги всех, кто здесь присутствовал. От него задрожали стены, и камни посыпались на зрителей. Все стекла во всех окнах разом разлетелись вдребезги. Старики умирали, молодые сходили с ума.
Детлеф поднялся на четвереньки и с трудом отполз в сторону.
Женевьева пожертвовала собой ради него. Он будет жить, по крайней мере, еще мгновение, а она умрет вместо него.
Он не мог этого допустить.
Он встал, споткнулся и налетел на кусок декораций. Человек, что прятался за ней - Козински, - исчез. Вокруг валялись канаты и рухнувшие сверху грузы. Задники обрушились, громоздясь друг на друга. Упал фонарь, и вокруг него разлилось горящее масляное пятно.
Он потерял свой меч. Ему нужно оружие.
У стены лежала кувалда. Ею пользовался Козински при монтаже декораций. Ее следовало убрать отсюда. Оставлять кувалду на этом месте было опасно. Кто-нибудь мог запросто споткнуться о нее, выходя на сцену. Детлеф выгонял людей и за меньшее…
На этот раз, если он останется жив, он утроит Козински жалованье и позволит этому грубияну играть романтических героев, если тот захочет…
Детлеф схватил кувалду. Его запястья заныли от ее тяжести, раненое плечо обожгло болью.
Это была всего лишь обычная кувалда.
Но необычной была сила, хлынувшая из нее в тело Детлефа.
Когда Детлеф занес ее для удара, ему показалось, что он видит вокруг нее слабое сияние, словно золото подметалось к свинцу.
- Именем Сигмара! - выкрикнул он.
Боль его исчезла, и удар достиг цели.
XII
Вся сила удара пришлась Дракенфелсу на поясницу. Он прижал к себе Женевьеву, не желая отказываться от крови, которая сможет оживить его.
Детлефа Зирка от удара развернуло, и он оказался лицом к лицу с Великим Чародеем.
Дракенфелс увидел сияющий молот у него в руках и познал миг страха. Он не осмеливался произнести имя, пришедшее ему на ум.
Давным-давно он стоял во главе разгромленной орды гоблинов, усмиренный и униженный светлобородым гигантом с неистовым взором, высоко вскинувшим свой молот в знак победы. Магия покинула его, тело разлагалось в тех местах, куда пришлись удары молота. Ему понадобилось больше тысячи лет, чтобы когтями проложить себе путь к полной жизни.
В глазах Детлефа пылал сейчас не огонь гения, это был огонь Сигмара.
Племена людей с северо-востока и все полчища гномов сплотились вокруг этого молота. Впервые Дракенфелс был побежден в бою. Сигмар Молотодержец стоял над ним, попирая ногой лицо Великого Чародея, и обращал его во прах.
Женевьева вырвалась из его рук и отскочила прочь. Обрушился еще один удар, теперь по обнаженным пластинам черепа.
Глубоко внутри Вечного Дракенфелса Ласло Лёвенштейн содрогнулся в предсмертной агонии. И Эржбет, Руди, Менеш и Антон Вейдт. И другие, многие тысячи других.
Детлеф ткнул его молотом, будто дубиной, и Дракенфелс почувствовал, как его нос провалился внутрь головы.
Сердце Эржбет взорвалось, заливая его грудь желчью. Жир Руди обратился в жидкость, хлынувшую в брюшную полость. Кожа Менеша полопалась и полосами слезала с него. Кости Вейдта потрескались. Убитые Дракенфелсом предали его.
Дракенфелс увидел, что за кулисами дожидаются фигуры в монашеских одеяниях. Там должен быть и тот, его похожий на обезьяну сородич, и тысячи и тысячи других, кто последовал за ним в царство смерти.
Детлеф, с текущим по лицу гримом, с пеной исступления на губах, взмахнул молотом.
Тощее тело Лёвенштейна одиноко стояло среди останков того, что было Великим Чародеем. Дракенфелс закричал снова, куда слабее на этот раз.
- Сигмар, - блеял он, - пощади…
Молот продолжал бить. Череп раскололся, как яйцо. Дракенфелс рухнул, а удары продолжали сыпаться.
На равнинах было холодно, и его бросили умирать, слишком слабого, чтобы племя возилось с ним. Судьба послала ему человека, его первую жертву, и он решил взять его жизнь. Он победил, но теперь… пятнадцать тысяч лет спустя… он знал, что ему настал конец. Он всего лишь на несколько мгновений, по меркам вечности, отсрочил смерть.
Жизнь покинула его в последний раз.
XIII
Кровь из раны Карла-Франца текла всё сильнее. Рука Освальда утратила твердость, и лезвие все глубже входило Императору в горло. Лишь по чистой случайности нож не задел артерию или не проткнул дыхательное горло.
Такого представления, что разворачивалось на сцене, не ожидал никто. Император почувствовал, как задрожало тело Освальда, когда Детлеф Зирк уничтожил актера, игравшего Дракенфелса.
Планы предателя были нарушены.
- Освальд фон Кёнигсвальд! - прокричал Детлеф, вскинув окровавленный молот.
В зале наступила тишина. Потрескивало пламя, но плач и вопли прекратились.
- Освальд, выходи!
Карл-Франц слышал, как поскуливает выборщик. Нож вздрагивал в ране, пробитой в его шее.
- Стой на месте, или Император умрет! - Голос у Освальда тоже был слабым, слишком высоким, слишком невнятным.
Детлеф как-то сделался меньше, будто приходя в себя. Он посмотрел на молот и на мертвое существо на сцене. Положил оружие. Женевьева Дьедонне встала рядом с ним и поддержала, когда он уже готов был обмякнуть и упасть.
- Убей Карла-Франца, и ты будешь мертв прежде, чем его тело коснется пола, фон Кёнигсвальд, - произнес барон Йоганн фон Мекленберг, поднимая меч.
Выборщик Зюденланда был не один. Внизу сверкал целый лес клинков.
Освальд в отчаянии огляделся, ища пути к отступлению, к бегству. Выход из ложи был перекрыт. Там стоял в борцовской стойке разносчик конфет. Это был один из телохранителей Императора.
- Знай, Карл-Франц, - прошипел Освальд, - я ненавижу тебя и все твои дела. Годами я должен был скрывать отвращение в твоем присутствии. Если все остальное не удалось, то сегодняшней ночью я хотя бы покончу с Домом Вильгельма Второго.
Ррррррррраз!
Освальд оттолкнул Карла-Франца, взмахнув окровавленным ножом в воздухе, и перепрыгнул через ограждение ложи.
XIV
Великий принц Освальд ловко приземлился на ноги и кинулся к боковому выходу из зала. На пути у него стоял верховный жрец Ульрика, но мужчина был стар, и Освальд с легкостью сбил его с ног. Убегая, принц опрокидывал кресла, на которых сидели зрители, чтобы задержать вероятную погоню.
Барон Йоганн и его сторонники стояли у главного выхода, поджидая свою добычу.
Освальд шарахнулся от них и метнулся на сцену. Женевьева увидела, что он приближается, и, пошатываясь, шагнула ему наперерез. Она была очень слаба после атаки на Дракенфелса, ее тошнило от его отравленного мяса. Но все же она была сильнее, чем обычный человек.
Она сжала кулак и ударила Освальда в лицо, расплющив его аристократический нос. Потом она слизала кровь с костяшек пальцев. Это была просто кровь, ничего особенного.
Детлеф стоял рядом и наблюдал. Один раз, в виде исключения, он играл роль зрителя. Что бы ни вселилось в него - а Женевьева догадывалась, что именно, - во время поединка с Великим Чародеем, теперь оно ушло, оставив его, растерянного, обессилевшего и беззащитного.
Разъяренный Освальд бросился на нее. Она отпрыгнула в сторону, и он упал.
Принц вскочил, скользя ботинками в луже, оставшейся от Дракенфелса. Он выругался, взмахнул ножом, и руку Женевьевы обожгло.
Опять серебро.
Он ударил ее кинжалом и промахнулся. Метнул нож и промахнулся снова.
Обнажив клыки, Женевьева прыгнула на него. Он увернулся.
Ловким движением Освальд обнажил меч и приставил острие клинка к ее груди.
Клинок тоже был посеребрен. Один удар, и он пронзит ее сердце.
Освальд любезно улыбнулся ей:
- Мы все должны умереть, очаровательная Женевьева, не так ли?
XV
Из зала, вращаясь, прилетел меч. Детлеф вытянул руку и, на лету поймав рукоять, перехватил ее поудобнее.
- Используй его с толком, комедиант! - прокричал барон Йоганн.
Детлеф сделал выпад и отбросил клинок Освальда от сердца Женевьевы. Женевьева отскочила.
Великий принц развернулся, выплюнул выбитый зуб и встал в дуэльную стойку.
- Ха!
Его меч со свистом рассек воздух, полоснул Детлефа по груди и вернулся на прежнее место.
Освальд гадко улыбался сквозь кровь. Продемонстрировав свое искусство, он мог теперь, к собственному удовольствию, отрубать от Детлефа кусок за куском. Он потерял Империю, но еще мог убить этого глупца, переодетого им самим, юным.
Детлеф нанес рубящий удар, но Освальд отбил его. Освальд ударил, но Детлеф отступил.
Потом они со всей беспощадностью обрушились друг на друга.
Детлеф сражался со слабостью во всем теле и пытался собрать последние остатки сил. Освальд отчаянно орудовал мечом, зная, что от победы зависит его жизнь. Но он к тому же вырос при дворе и брал частные уроки у лучшего фехтовальщика, Валанкорта из Нулна. Все, что знал Детлеф, - как имитировать поединок на сцене, чтобы понравилось публике.
Освальд танцевал вокруг него, кромсая его одежду, покрывая царапинами лицо. Когда эта игра надоела ему, он приступил собственно к убийству…
И острие меча Детлефа уперлось ему между ребер.
Детлеф сделал выпад, и Освальд пошатнулся и начал падать, насаживая себя на лезвие все глубже, на всю его длину, пока рукоять не уперлась ему в грудь.
Великий принц сплюнул кровью и умер.
ФИНАЛ
После премьеры «Дракенфелса» все нуждались в постельном режиме. Раны были у всех.
Император выжил, но еще несколько месяцев разговаривал шепотом. Люйтпольд отделался припухшей челюстью и жестокой головной болью и был страшно недоволен, что пропустил конец пьесы. Женевьева подпитывалась на добровольцах и через день-другой пришла в себя. Детлеф свалился без сил тотчас после смерти великого принца, и его пришлось отпаивать горячим бульоном и травяными настоями. Его плечо навсегда осталось малоподвижным, но он никогда не соглашался считать это недостатком.
Барон Йоганн фон Мекленберг, выборщик Зюденланда, принял руководство на себя и проследил, чтобы Освальда фон Кёнигсвальда похоронили в горах, а могилу сровняли с землей. Прежде чем уехать оттуда, он плюнул на землю и проклял память великого принца. То, что осталось от Дракенфелса, барон разрубил на куски и выбросил в долину на съедение волкам. Это не слишком-то походило на останки живого существа.
Ему показалось, что он видел группу фигур в монашеских капюшонах, они наблюдали за ним, пока он избавлялся от останков монстра. Но когда с этим было покончено, они исчезли. Волки потом сдохли, но об этом никто не жалел. Верховный теогонист Сигмара, в трауре по своему Матиасу, и верховный жрец Ульрика к полудню забыли о своих разногласиях и вместе провели обряд благодарения за спасение Империи. На нем присутствовало не слишком много народу, но все сочли долг перед богами исполненным.
Актеры Детлефа путались под ногами, укладывая свое имущество на повозки. Феликс Хуберманн и Гуглиэльмо Пентангели занимались сборами труппы, пока Детлеф болел, и кучами собирали приглашения поставить «Дракенфелса» в Альтдорфе, сохранив его оригинальный финал. Дирижер придерживал множество предложений, понимая, что Детлефу придется переписывать пьесу в соответствии с новыми фактами. Никто никогда не узнает причину тайного сговора между Великим Чародеем и великим принцем Остланда, но что бы Детлеф ни счел нужным написать, это станет общепринятой версией.
