У Йоганна в голове вдруг стало легко и пусто. Розана сочувствовала ему, но сейчас ее гораздо больше занимало наблюдение, высказанное Кляйндестом.
      - Такое возможно? Должно быть, плащ постоянно волочился по полу, как вы считаете?
      Заикаясь, Йоганн согласился. Он чувствовал себя полным болваном из-за того, что сам не обратил внимания на эту важную деталь.
      Кляйндест задумчиво пробормотал:
      - Ходили слухи, что Тварь - это гном. И потом, удары жертвам наносились в основном снизу вверх…
      Он сделал движение рукой, показывая, как это происходило.
      - Эльзассер говорил, что бретонский посол состоял в близких отношениях с несколькими жертвами, - добавила Розана.
      К Йоганну снова вернулась способность мыслить.
      - И он определенно был знаком со вчерашней танцовщицей. Убийства начались вскоре после его приезда в Альтдорф…
      - Де ла Ружьер,- с расстановкой проговорил Харальд, поигрывая обнаженным ножом. Капитан словно пробовал имя на вкус.
      - Вот только, - начал Йоганн, желая устранить все сомнения, - он выглядит, как клоун. Нелепое маленькое создание, притворяющееся человеком. Он похож на актера, играющего бретонца: духи, глупые жесты, преувеличенный акцент, несуразные усы, бесконечная болтовня…
      - И все-таки он гном, - возразил Кляйндест. - Среди них встречаются злобные ублюдки. Можете мне верить, ведь я убил немало таких.
      - В Альтдорфе есть и другие гномы.
      - Верно. Однако только его имя всплыло в ходе расследования.
      - Он посол. Следовательно, разразится большой скандал. Отношения между Империей и Бретонией всегда были напряженными. Королю Шарлю не понравится, если убьют его дипломатического представителя.
      - Тогда пусть он сам это сделает. У бретонского палача топор не менее острый, чем у палача имперского. Главное - раздавить эту жабу.
      Внезапно Розана вскрикнула, ловя воздух открытым ртом. Йоганн и стражник удивлённо посмотрели на нее. Девушка сложила руки, словно приготовилась к молитве.
      - Я тупица, - заявила она. - И вы двое тоже…
 
      Хассельштейн вошел, не постучавшись, и окаменел от ярости. Йелль была не одна, и при виде нового претендента, который должен был занять его место в постели красавицы, священнослужитель ощутил привкус желчи во рту.
      - Что вы здесь сделаете? - прошипел он.
      Гном повернулся, хватаясь за свой нелепый короткий меч.
      - Вы оба, - сердито сказала графиня, - убирайтесь. Вас никто не приглашал.
      - Я всего лишь хотел извиниться за происшествия прошлой ночи, графиня-выборщица, - сообщил гном, пуская в ход бретонский шарм.
      Хассельштейн горько рассмеялся.
      - Не сомневаюсь, что ваши намерения ограничивались только этим, посол.
      Йелль вышла из себя и зарычала, словно рассерженная кошка:
      - Я, кажется, сказала: убирайтесь!…
      - Ликтор, - усмехнулся гном, - вы лицо духовное, однако бог, которому вы поклоняетесь, был воином. У меня нет обязательств, запрещающих мне вызвать вас на дуэль. Помните об этом.
      В дверях появился Леос, угрожающе положив руку на рукоять меча. Он окинул взглядом Хассельштейна и де ла Ружьера, словно решая, кого из них убить первым.
      Йелль взвизгнула и запустила в мужчин расческой с инкрустированной ручкой:
      - Микаэль, посол… Вон отсюда!
 
      - Этот лоскут не был оторван от плаща…
      Она должна была сразу понять это. Перед тем как попасть в Храм, Розана училась рукоделию у своей матери, швеи. Провидица ненавидела каждую минуту, проведенную за изготовлением аляповатых нарядов для местных дам и господ. Ее пальцы до сих пор были покрыты тонкой сеточкой шрамов от работы иглой.
      - …его оторвали от платья.
      - Что?
      - Да, от парадного одеяния. Может, от бального наряда.
      - Милосердная… - начал Кляйндест.
      - …Шаллия, - подхватил Йоганн.
      - Ты хочешь сказать, что Тварь - это женщина? - недоверчиво спросил Харальд.
      Розана заглянула в свои воспоминания, сопоставив образы, которые она уловила в сознании жертв. В темноте тонкое и острое лезвие сверкало, как драгоценный камень.
      - Нет… - ответила провидица. - Да…
      - Так «да» или «нет»?
      Тварь вышла на свет, и Розана увидела ее лицо.
      - Да.
      Тварь была прекрасна…
      - Во дворец! - воскликнула Розана. - Немедленно.
      …Прекрасна и ужасна.
 
      Мужская оболочка съежилась, мальчишеская оболочка опала, как шелуха…
      Все прежние «я» умерли. Осталась только Тварь.
       Она выпускает когти и готовится напасть на последнюю из них. На последнюю из мерзких женщин. На худшую из них.
       Ей и самой непонятно, охотится она или выжидает. В любом случае, скоро все закончится.
       Это последнее убийство из ненависти.
      Тварь идет по дворцу. Она горда, что отважилась выйти на свет. Ейбольше не нужно скрываться.
       Кто-то еще присутствует в ее разуме, доставляя беспокойство. Женщина, грязная женщина! Тварь видит рыжие волосы и миловидное личико.
       И число. 317 5037. Она не понимает. 317 5037?
       Тварь озадачена, но лишь на мгновение. Затем ей все становится ясно. И она смеется…
 
      Перед трактиром стоял экипаж, принадлежавший городской страже. Харальд реквизировал его, забрался на козлы и взял в руки вожжи, а барон тем временем помог Розане сесть в карету.
      Провидица почти что впала в транс. Ее глаза были закрыты, но веки судорожно подергивались. Она напоминала ивовый прутик в руках искателя воды. Девушка сидела неподвижно и молчала.
      Харальд нахлестывал коней, и карета мчалась сквозь туман. Капитан надеялся, что экипаж производит достаточно шума, чтобы случайные прохожие успели убраться с дороги.
      Представив карту города, стражник выбрал кратчайший маршрут к мосту Императора Карла-Франца, а затем во дворец.
      - Это Эммануэль, - размышлял вслух барон, - Маркиза Сидония никуда не отлучалась прошлой ночью.
      Харальд ничего не ответил. Пока еще ничего не было доказано.
      - Другой женщины на вечеринке не было.
      В тумане возник силуэт лошади, вставшей на дыбы. Это была одна из беглянок, которых еще не успели отловить.
      Харальд натянул поводья, не позволяя упряжке свернуть с дороги.
      Заблудившееся животное испугалось и ускакало прочь, исчезнув в серой мгле.
      - Но графиня? Почему?
      Они миновали мост, и дорога стала шире. К счастью, на улице было пусто, что объяснялось плохой видимостью и страхом перед оставшимися бунтовщиками.
      - Кляйндест, - окликнул стражника барон. - Вы как-то сказали, что убийца женщин - это худший из преступников.
      Харальд утвердительно замычал.
      - А вы смогли бы стать таковым?
      Харальд подумал о графине Эммануэль, попытался представить ее нежные ручки, сжимающие нож, которым она искромсала других женщин и перерезала горло бедняге Эльзассеру.
      И все же он не был готов ответить на вопрос барона.
      Впереди вырисовался силуэт каменного молота, занесенного над соседними строениями. Они приближались к дворцу.
      А внутри их ждала Тварь.
 
      - Как я понимаю, моя сестра попросила вас уйти,- спокойно заметил Леос.
      Бросив взгляд на виконта, де ла Ружьер и Микаэль похолодели и дружно закрыли рот. Леос убрал руку с рукояти клинка, и все вздохнули свободнее.
      - Да,- подтвердила Эммануэль.- Все верно.
      Облик его сестры слегка поизносился. Когда графиня смыла косметику, стали заметны тонкие морщинки вокруг ее губ и глаз.
      Гном и жрец хотели возразить, однако Леос не зря рассчитывал, что они с уважением отнесутся к его мастерству фехтовальщика.
      Де ла Ружьер сдался первым. Он нахлобучил шляпу и вышел из комнаты, вытянувшись, дабы казаться выше ростом.
      - Йелль, - взмолился Хассельштейн. - Можем мы…
      - Нет, не можете, - отрезала Эммануэль. - Пожалуйста, уходи.
      Архиликтор сжал бесполезные кулаки и, потрясая ими в воздухе, покинул апартаменты графини. Шагая восвояси, он скрежетал зубами. Казалось, жрец истошно завопит, как только окажется подальше от людских ушей, или попытается выместить свою злость на слугах. Одеяние священнослужителя гневно развевалось, подметая пол.
      Дверь захлопнулась.
      Лицо Эммануэль исказила дикая гримаса. Она подняла руки, скрючив пальцы с острыми, как когти, ноготками.
      - Йелль, - сказал Леос. - Все кончено…
      Эммануэль закричала.
      Спустя мгновение виконт Леос фон Либевиц был мертв. Тварь убила и его.

      Двое гвардейцев, охранявших дворцовые ворота, скрестили пики, преграждая дорогу карете.
      Кляйндест предостерегающе закричал, однако даже не попытался замедлить ход.
      Йоганн испугался, что часовые останутся на месте и погибнут под колесами экипажа. Затаив дыхание, он ждал развязки.
      Розана что-то бормотала, судорожно вцепившись барону в руку.
      Часовые решили, что жизнь дороже чести, и отскочили в разные стороны. Кляйндест подхлестнул коней, и карета на полной скорости влетела во двор.
      Кто-то повернул ворот, и позади с грохотом опустилась решетка. Железные прутья шкрябнули по камням.
      Один из часовых рванул меч из ножен, но Харальд сунул ему под нос значок стражника.
      Йоганн высунулся из кареты, и солдат отдал ему честь.
      - Выборщик! - воскликнул он.
      - Я сожалею, что так получилось, - сказал Йоганн. - Но мы спешим. Дело касается Императора.
      Розана внезапно очнулась и ловко выпрыгнула из кареты.
      - Следуйте за нами, - приказал барон гвардейцам.
      Розана указывала путь, словно она знала каждый камень во дворце. Йоганн и Кляйндест едва поспевали за ней.
      Девушка направлялась к апартаментам для гостей.
      У главного входа во флигель они столкнулись с Микаэлем Хассельштейном. Лицо архиликтора окаменело, а скулы побелели. Розана оттолкнула своего бывшего начальника с дороги, вероятно даже не узнав его, и распахнула дверь.
      - Сюда, - сказала она. - Тварь там.
      Хассельштейн встрепенулся:
      - Что?
      На объяснения времени не было.
      Маленький отряд торопливо шагал по коридору. По дороге они встретили Множкина, дворецкого, отвечавшего за гостевое крыло. Йоганн приказал ему удалить из здания всех слуг и постояльцев.
      - Мы считаем, что загнали убийцу в ловушку.
      - Графиня Эммануэль? - переспросил Хассельштейн. - Йелль?
      Розана остановилась перед апартаментами фон Либевицев, словно наткнулась на невидимую стену. Трясущейся рукой провидица указала на дверь.
      - Какое отношение к этому имеет Йелль?
      Дверь была заперта.
      - Ломайте,- распорядился Йоганн.
      Кляйндест попробовал вышибить дверь плечом, но, выругавшись, отскочил.
      - Это прочный дуб, окованный железом.
      Один из гвардейцев вставил свою алебарду в щель между петлями и, действуя ею, как рычагом, попытался взломать дверь. Древко алебарды хрустнуло.
      Йоганн пнул дверь, но лишь ушиб ногу.
      Из комнаты донесся женский смех. От этого звука у барона кровь застыла в жилах.
      - Несите топоры, - скомандовал Харальд.
      - Йелль? Йелль!
      - Заткнитесь, ликтор, - не выдержал Йоганн. - Розана? Что там происходит?
      Девушка заметно ослабела. Она продержалась очень долго, однако напряжение начало сказываться.
      - Умирает, - пролепетала провидица. - Она убивает… умирает… его…
      Принесли топоры.
      - Эта дверь была изготовлена во времена Вильгельма Второго, - заметил Множкин. - Она представляет собой ценный образец старинного искусства. Император будет недоволен.
      - Я куплю ему новую! - прорычал Харальд, замахиваясь топором.
      От двери отскочила щепка, а по стенам прошла дрожь.
      - Отойдите, - велел Йоганн, оттаскивая Розану в сторону.
      Девушка прильнула к нему, как ребенок.
      Барон был счастлив, что ему не приходится видеть то, что видит Розана.
      Кляйндест рубил дерево вокруг замка, и, в конце концов, дверь треснула.
      Внутри по-прежнему смеялась женщина.
      Дубовая дверь поддалась, развалившись на три части. Кляйндест отбросил топор и вытащил свой знаменитый нож.
      - Держитесь позади меня! - скомандовал он.
 
      Как ни странно, в покоях фон Либевицев все было в порядке. Плащи и куртки аккуратно висели в прихожей. В приемной потрескивал очаг, а на обеденном столе лежала открытая книга. «Предательство Освальда» Детлефа Зирка.
      - Осторожно, - предупредил Харальд.
      Смех доносился откуда-то из глубины.
      - Ликтор, - обратился Харальд к Хассельштейну. - Где она?
      Барону пришлось встряхнуть жреца, прежде чем тот ответил:
      - В гардеробной. Дальше по коридору.
      Женщина, убивающая женщин. Такого на памяти Кляйндеста еще не встречалось. Хотя жизнь часто преподносила ему сюрпризы, и не многие из них были приятными.
      - Графиня, - громко сказал он. - Я представляю городскую стражу. Мы хотим поговорить с вами.
      Смех оборвался.
      - Эммануэль, - заговорил Йоганн. - Это важно.
      Тишина.
      Харальд бросил взгляд на барона и понял, что тот одобряет его намерения.
      Капитан бочком вошел в коридор и прижался спиной к стене, разглядывая двери, находящиеся перед ним.
      - Которая? - спросил он вполголоса.
      - Третья, - ответил Хассельштейн.
      Харальд крадучись двинулся дальше, пока не остановился напротив третьей двери.
      Йоганн и трое гвардейцев осторожно вошли в узкий коридор. Кляйндест надеялся, что никто из них не погибнет в этой схватке.
      Уперев кончик мэгнинского ножа в створки двери, он с силой толкнул их. Дверь легко поддалась, поскольку не была закрыта на задвижку.
      Первое, что они увидели, был человек, который лежал - мертвый или без сознания - на полу рядом с туалетным столиком. Сверху на него был наброшен зеленый плащ.
      Затем они узрели Тварь. Убийца шла к ним, а за ней тянулся шлейф ее платья. Роскошный бальный наряд дополняла вуаль, скрывающая лицо. На руках у женщины было надето хитроумное приспособление - перчатки с острыми крючкообразными лезвиями. У Твари были когти.
      Харальд замахнулся, чтобы бросить нож, но посторонняя сила помешала ему направить удар.
      Протиснувшись в дверь, Микаэль Хассельштейн бросился на Харальда и повис у него на руке. Обезумевший жрец зубами впился стражнику в запястье.
      Харальд врезал ликтору локтем, но Хассельштейн не ослабил хватку.
      Тварь замерла и, вскинув когтистую лапу, изготовилась к нападению.
      Барон попытался оторвать Хассельштейна от Харальда, но не смог удержать жреца.
      Неизвестно, любовь или ненависть придавали ему сил, но жилистый клирик сопротивлялся отчаянно.
      И случилось невероятное: служителю Сигмара удалось сбить Харальда с ног и выпихнуть его в коридор вместе с Йоганном. Барон и стражник рухнули друг на друга.
      - Йелль! - вскрикнул Хассельштейн, упав на колени перед Тварью. - Йелль, я люблю…
      Тварь полоснула его когтями по лицу. Острые лезвия рассекли Микаэлю щеку и зацепили кость. Жреца приподняло и отбросило в сторону, а вокруг его головы растеклась кровь.
      Тварь рассмеялась, как девчонка, а затем завыла, как волк.
 
      317 5037.
 
      Число неустанно крутилось в мозгу Розаны.
      Йоганн откатился в сторону, стремясь освободиться от Харальда Кляйндеста.
      Провидица видела цифры, написанные кровью на нижней стороне деревянной крышки.
 
      317 5037.
 
      Розана ухватила Йоганна за предплечья и потянула мужчину вверх.
      Тварь снова засмеялась. Хассельштейн скулил, прижимая ладони к окровавленному лицу.
      Обняв барона, провидица помогла ему встать. Их тела тесно прижимались друг к другу.
 
      317 5037.
 
      Крышка вращалась.
      Внезапно Розана впилась барону в губы. Йоганн удивился, но ответил на ее поцелуй. Их рты соприкоснулись, равно как и мысли. Неожиданно они многое узнали друг о друге без помощи слов. Розана увидела барона в лесу в тот день, когда он пустил злополучную стрелу, и на Вершине Мира, когда он сошелся один на один с чудовищем, которое было и снова станет его братом. Йоганну явилась маленькая девочка, которую обижали сестры и сторонились родители. Он почувствовал, как образы со всех сторон проникают в ее сознание.
      Провидица надеялась, что они оба выживут после этого слияния.
      Йоганн и Розана вместе смотрели на цифры.
 
      317 5037.
 
      Крышка покатилась по полу, как колесо.
 
      317 5037.
 
      Они неправильно истолковали надпись.
      Крышка завертелась на месте и упала таким образом, что цифры оказались перевернутыми, и они смогли прочитать то, что было написано на самом деле.
      Теперь все стало очевидно. Не было никакого заумного кода. Умирающий юноша просто пытался сообщить имя своего убийцы, но не смог закончить послание.
      Не 317 5037.
      ЛЕОС ЛИБ
 
      Их сознания разделились. Йоганн и Харальд снова стояли на ногах, приготовившись к решительной схватке с Тварью. Хассельштейн больше не мог им помешать.
      Вуаль соскользнула, открывая истинное лицо Твари.

      У виконта были подведены глаза и накрашены губы. Он выглядел, как более молодая копия своей сестры. Он был симпатичным юношей, а теперь превратился в поразительно красивую женщину.
      Хотя у Йоганна все еще кружилась голова после ментального контакта с Розаной, однако он попытался понять. Леос был безумцем, поэтому он одевался, как его сестра. Он был Тварью, злобным созданием женского пола, вооруженным острыми когтями. Однако он оставался Леосом по прозвищу Смертельный Клинок, опытным и расчетливым фехтовальщиком. Два убийцы, дикий и элегантный, в одном теле.
      Леос атаковал, рассекая воздух, и зарычал.
      Харальд отбил выпад ножом. Высекая искры, клинок Мэгнина столкнулся к когтями Леоса.
      Бальное платье не стесняло движений Леоса, и смертоносные лезвия мелькали в опасной близости от горла Харальда.
      Стражник споткнулся о ковер и повалился на спину. Его нож закрутился на полированном паркете и отлетел в другой конец комнаты.
      Обнажив меч, Йоганн бросился Леосу наперерез и поспел как раз вовремя, чтобы отпихнуть убийцу, намеревающегося перерезать глотку капитану.
      Леос зашипел и повернулся к Йоганну.
      Побрякивая когтями, Тварь вскинула руки и свела вместе пальцы, словно женщина, хвастающаяся изящным маникюром.
      Йоганн вспомнил полумужчин-полуженщин, с которыми ему приходилось сражаться на Вершине Мира.
      На мгновение Леос вернулся. Платье нелепо обвисло на нем, когда он распрямился, маня противника правой рукой, а левой шаря у себя за спиной.
      Йоганн слишком поздно понял, что виконт ищет меч, лежавший на сундуке. Клинок покоился поверх груды мужской одежды. Одежды Леоса.
      Когти не мешали Леосу держать оружие. Он приготовился к бою.
      Ну вот, свершилось.
      Йоганн нанес первый удар, но Леос легко отклонил его. Будучи опытными бойцами, противники сражались всерьез.
      Несмотря на длинное платье, Леос быстро менял позицию ног, однако в его осанке чувствовалась некоторая напряженность. Йоганн попытался использовать эту слабость, однако виконт пренебрежительно отбивал все его атаки.
      Йоганн узнал школу Валанкорта из Нулна. Он видел великого мастера во время показательных боев при дворе Императора. Однако Леос усовершенствовал приемы своего учителя. Его стиль был не столь элегантным, сколь жестоким. Манера фехтования фон Либевица была менее зрелищной, зато более опасной.
      Сражаясь, Йоганн посмотрел в пустые глаза Леоса, пытаясь понять мотивы виконта. Оставалось надеяться, что Розана сможет это узнать. Пока он должен сосредоточиться на поединке.
      Двойной выпад пробил его оборону, и щеку барона обожгло, словно огнем. Наверное, рана была глубокой.
      Фон Мекленберг забыл о когтях Леоса. Зарычав, Тварь вскинула левую руку, и отточенные лезвия вонзились Йоганну в плечо. Леос отпрянул, стремясь увеличить дистанцию, чтобы произвести обманный маневр.
      Не обращая внимания на боль, Йоганн врезал противнику коленом в живот и с силой ударил его по руке, сжимающей меч.
      Тварь высвободила когти, и враги снова стояли друг напротив друга.
      Между тем Кляйндест поднялся на ноги и взял нож на изготовку, но Леос двигался слишком быстро, и стражник не хотел рисковать. Харальд встал перед Розаной, защищая ее.
      Бешено атакуя, Леос наступал. Его меч порвал одежду Йоганна во многих местах, слегка оцарапав тело. Виконт забавлялся и в то же время стремился измотать своего противника.
      Йоганн не участвовал в серьезных поединках со времени битвы на Вершине Мира. Он никогда не одобрял таких развлечений. Однако теперь инстинкты возвращались к нему.
      Леос оттачивал свои навыки в гимнастическом зале и на дуэлях. Йоганн учился в лесах и на полях сражений. С каждой раной он чувствовал себя сильнее и быстрее. В плане техники Леос превосходил его, к тому же ярость Твари удваивала силу его атак. Однако Йоганн освоил искусство выживания.
      Тысячи иголок впились ему в плечо, тем не менее, левой рукой барон схватил канделябр и ткнул им в Леоса. Свечи погасли, но уловка отвлекла убийцу.
      Йоганн не упустил свой шанс. Вскинув руку с мечом и вытянув ее до предела, фон Мекленберг ударил снизу вверх, так что клинок со свистом рассек воздух. Леос отпрянул, однако впервые за всю карьеру фехтовальщика не успел уклониться.
      Острие меча вонзилось чуть ниже ключицы и скользнуло наискосок по торсу виконта, распоров одежду и кожу. Рана была незначительной и разве что саднила. Однако Йоганн рассчитывал, что развевающиеся лохмотья и кровотечение замедлят движения Леоса, сделав его уязвимым.
      В светлых глазах виконта мелькнуло удивление. Ткань порвалась, и барон отступил на шаг, готовясь к следующему удару.
      Платье сползло как раз в тот момент, когда Йоганн направил свой клинок в сердце противнику.
      Барон увидел белую кожу Леоса и остолбенел. Он хотел нанести смертельный удар и не мог.
      Он выиграл и в то же время проиграл…
 
      Больше ничего не оставалось.
      Харальд перевернул нож, решительно взял его за лезвие и бросил.
      Тварь попалась. Нож погрузился в обнаженную кожу прямо под сердцем.
      - Сестра… - прохрипел Леос и рухнул на пол.
      В первый раз Харальд колебался, прежде чем прикончить злодея. Он чувствовал себя убийцей женщин.
      Розана выскользнула из-за его спины и направилась к виконту.
      Тот был еще жив…
      Платье порвалось от ворота до талии.
      Йоганн замер с открытым ртом. Меч дрожал в его руке.
      - Священный молот Сигмара, - изумленно выдохнул Множкин.
      Виконт Леос фон Либевиц был женщиной.
      Розана подняла его голову, словно священнослужитель, понуждающий грешника к исповеди.
      - Этого мало, - сказала она. - Мы должны понять почему.
      - Нет! - воскликнул барон. - Розана, не надо…
      Не обращая на него внимания, девушка поцеловала умирающую Тварь. Их губы встретились, и по телу провидицы пробежала дрожь…
      - Помогите ей, - сказал Йоганн.
      Харальд не понял, кого именно барон имел в виду.

      Пока они умирали, перед глазами Розаны прошла вся жизнь Твари…
       - Но я не хочу маленькую сестричку,- заявила миловидная девочка. - Хочу, чтобы была только я.
      Отец возражал, но мать настояла на своем, твердо решив, что ее старшая дочь станет первой красавицей при императорском дворе.
       - Моя маленькая Йелль получит все, что захочет.
      Старый выборщик Нулна знал, что его жена и дочь затеяли неладное, однако он всегда был рабом женщин.
      В конце концов, он был только рад узнать, что в его доме станет на одну женскую особь меньше. И потом, он всегда хотел сына. Если бы выборщик прожил подольше, он нашел бы союзника в «мальчике» Леосе, безмерно ненавидящем женщин…
       - Не трогай себя там. Это отвратительно!
      И град ударов. Леоса воспитывали побоями. Он привык думать о себе как о мальчике. Короткий период, когда он был девочкой, забылся. Дитя играло с деревянными мечами, а не с куклами. Леос мечтал стать великим фехтовальщиком, когда вырастет, и в одиночку сражаться с ордами гоблинов и троллей, оставляя после себя груды мертвых зеленых тел.
      Будучи номинальным главой университета, отец семейства часто запирался в своем кабинете, штудируя книги по истории, а воспитанием детей целиком занималась мать.
      Йелль хвалили, Леоса пороли. За каждое проявление женской природы его наказывали. Сперва Леос научился терпеть жестокое обращение, потом стал находить в нем удовольствие. Ему нравилась идея возмездия за проступки. Позже он подошел к этому вопросу с другой точки зрения, превратившись из жертвы в карающего ангела. Все было правильно.
      Когда Йелль исполнилось семнадцать, а Леосу восемь, их мать погибла в дорожной аварии. К тому времени Леос полностью перевоплотился в мальчика, но Тварь росла в нем, как он рос в утробе своей матери. Тварь не была той девушкой, в которую младшая дочь выборщика превратилась бы при должном воспитании. Она была существом, которое всю жизнь мучили, гнали, подавляли. И она испытывала гнев.
      Вскоре после смерти своего любимого котенка Йелль перестала бить мальчика. Теперь она играла роль его матери, а значит, могла отослать его или наказать. Однако старшая сестра редко использовала свою власть над ним, помня, что она сотворила со своим братом.
      К тому же теперь Леос был предан ей. Если он дрался с местными мальчишками, оказывалось, что его противник плохо отзывался о Йелль. А если Леос вступал в бой, он всегда выигрывал. Эммануэль стала защищать Леоса, заботясь о нем куда лучше, чем его настоящая мать.
      Но Тварь уже отведала крови. Двое мужчин, которые ничего не значили, и сладкая, спелая Наташа. Тварь поняла свое предназначение, когда ее коготь проткнул нежную, как персик, плоть. Все женщины (за исключением Йелль) были отвратительными. Порождения зла. Тварь была создана, чтобы убивать женщин, чтобы стать бичом для женского рода, подобно тому, как Сигмар был бичом гоблинов.
      В университете Леос учился искусству фехтования у великого Валанкорта, и вскоре его клинок обагрила кровь.
      У Твари было странное отношение к мечу. Ей нравилось лизать его, ощущая на языке легкий привкус крови, но она никогда не воспринимала его как коготь. Оболочка-мальчик тоже дралась на дуэли только с мужчинами.
      Первым «когтем» стал охотничий нож, который некогда принадлежал отцу Леоса. Тварь любила его, и по сию пору у нее были связаны с ним приятные воспоминания. После первых убийств, пока сталь еще оставалась влажной, Тварь зажимала нож между бедрами, чувствуя, как его рукоятка упирается в запретное место.
      Позже Тварь придумала более удобные когти и стала чаще покидать мальчишескую оболочку. У Йелль было так много милых платьев, красивых побрякушек и прочих интересных вещей… И перчатки Твари, заканчивающиеся острыми коготками, хорошо сочетались со многими нарядами сестры.
      Тварь по-прежнему считала, что женщины отвратительны. Они были слабыми и глупыми, в отличие от нее. Тварь хотела совокупляться только с мужчинами, чувствовать их грубые, волосатые тела. Даже оболочка-мальчик не питала романтических чувств к слабым девушкам при дворе, которые танцевали с ней на балах. Говорили, что она разбила сердце Клотильде Аверхеймской, но на самом деле обида заключалась в элементарном отсутствии интереса. Иногда Тварь примеряла платья своей сестры, чувствуя, как похоть гложет ее душу.
      Обычно Тварь пряталась внутри Леоса, выбираясь наружу, только чтобы нанести смертельный удар. Но во время охоты она часто наряжалась как на бал, выбирая зеленое бархатное платье и такой же плащ.
      Однако Леос ненавидел себя за то, что поддается желаниям Твари. Несколько позже он тоже стал убийцей. Он расправлялся с врагами элегантно, мечом, а Тварь терзала свою добычу когтями. Они так и не стали единым целым, продолжая неустанную битву.
      Жертвы в Альтдорфе всего лишь замыкали длинную череду убийств. Просто в последнее время Тварь стала более свирепой и утратила осторожность, не оставляя Леосу времени на то, чтобы замести следы.
      Борьба за право управлять этим телом не прекращалась ни на минуту.
      Как и следовало ожидать, в конце концов, победила Тварь.

      Комната графини Эммануэль заполнилась людьми. Откуда-то появились солдаты и слуги. На правах выборщика Йоганн отдавал распоряжения.
      Множкин позвал придворного врача. Лекарь уложил Микаэля Хассельштейна на кушетку и принялся обрабатывать его рану. Жрец едва не лишился глаза, а его верхняя губа была порвана, что могло повлиять на его способность членораздельно изъясняться. Тем не менее, его жизни ничто не угрожало. Эммануэль была невредима. Она всего лишь упала в обморок, и брат - все еще трудно было думать о виконте как о сестре графини - накрыл Йелль своим плащом, пока переодевался в одно из ее платьев.
      Больше всего Йоганн и Харальд беспокоились о Розане. Провидица перешла на новую стадию транса, обернувшуюся тяжелым сном. Леос прожил всего несколько минут после того, как нож Харальда пронзил его сердце, и умер, не проронив не слова.
      - Мы никогда не узнаем причины, - сказал Харальд. Йоганн догадывался, что капитан ошибается.