Перевод с английского Анны Блейз

 
      Фергус.
 
      Весь день день я гнался за тобой по скалам,
      Ты ж ускользал, обличьями играя:
      То вороном прикинулся облезлым,
      От старости все перья растерявшим,
      То меж камней, как тень, мелькнул куницей,
      Но наконец подобьем человека
      Предстал передо мной, во мгле теряясь.
 
      Друид.
 
      Зачем пришел, король из Красной Ветви?
 
      Фергус.
 
      Послушай, о мудрейший из живущих!
      Когда вершил я суд, сидел со мною
      Конхобар юный. Он явил такую мудрость
      И так легко сносил он бремя власти,
      Что отдал я ему свою корону,
      Хоть тем тоску свою стремясь развеять.
 
      Друид.
 
      Зачем пришел, король из Красной Ветви?
 
      Фергус.
 
      Король! Ты сам назвал мое мученье.
      Пирую ль на холме с моим народом,
      Брожу ль в лесах, веду ли колесницу
      Вдоль пенной кромки шепчущего моря, -
      Всё тяготит чело мое корона.
 
      Друид.
 
      Зачем пришел ты, Фергус?
 
      Фергус.
 
      Трон отринуть
      И мудрость грез постичь – твое искусство.
 
      Друид.
 
      Взгляни на худобу мою и дряхлость,
      На руки, коим меч навек запретен,
      На тело, сотрясаемое дрожью!
      Я женской ласки в жизни не изведал,
      Мужчина не искал во мне собрата.
 
      Фергус.
 
      А что король? глупец, который платит
      Своею кровью за чужие грезы.
 
      Друид.
 
      Что ж, коли так, возьми котомку грез,
      Ослабь узлы и насладись мечтами.
 
      Фергус.
 
      О, жизнь моя рекою истекает,
      Струится прочь, обличьями играя!
      Кем только не был я – и каплей в море,
      И бликом на мече, и старой елью,
      Рабом, вертящим неподъемный жернов,
      И королем на золоченом троне, -
      Все это было дивно и прекрасно;
      Но ныне, все познав, я стал ничтожен.
      Друид, друид! что за тенета скорби
      Таились в серой маленькой котомке!
 

Комментарии

 
      Фергус, сын Ройга (Fergus mac Raoich) – в ирландских сагах король Улада, возлюбленный Медб, королевы Коннахта. Взял в жены мать Конхобара Несс, согласившейся на брак лишь после того, как Фергус пообещал на один год уступить трон Конхобару. За этот год Несс успела настроить благородных мужей Улада против Фергуса, и по истечении срока они отказались вновь признать его королем. Источниками образа Фергуса Йейтсу послужили, среди прочего, "История Ирландии" Стендиша Джеймса О'Грэйди (1878-1880) и поэма ирландского поэта Сэмюэла Фергюсона (1810-1886) "Отречение Фергуса мак Роя" (1864) из сборника "Песни западных гаэлов". В поэме Фергюсона Фергус, как и у Йейтса, изображен королем-поэтом, добровольно отрекающимся от трона, "дабы жить мирной лесной охотой".
      В начальной и заключительной речах Фергуса отражено знакомство Йейтса с пантеистическими представлениями древних кельтов, в том числе с верой в способность друидов (как и прочих магических существ) переселяться в другие формы жизни.
 
      (с) Анна Блейз
 

 
      Fergus. This whole day have I followed in the rocks,
      And you have changed and flowed from shape to shape,
      First as a raven on whose ancient wings
      Scarcely a feather lingered, then you seemed
      A weasel moving on from stone to stone,
      And now at last you wear a human shape,
      A thin grey man half lost in gathering night.
 
      Druid. What would you, king of the proud Red Branch kings?
 
      Fergus. This would I say, most wise of living souls:
      Young subtle Conchubar sat close by me
      When I gave judgment, and his words were wise,
      And what to me was burden without end,
      To him seemed easy, So I laid the crown
      Upon his head to cast away my sorrow.
 
      Druid. What would you, king of the proud Red Branch kings?
 
      Fergus. A king and proud! and that is my despair.
      I feast amid my people on the hill,
      And pace the woods, and drive my chariot-wheels
      In the white border of the murmuring sea;
      And still I feel the crown upon my head
 
      Druid. What would you, Fergus?
 
      Fergus. Be no more a king
      But learn the dreaming wisdom that is yours.
 
      Druid. Look on my thin grey hair and hollow cheeks
      And on these hands that may not lift the sword,
      This body trembling like a wind-blown reed.
      No woman's loved me, no man sought my help.
 
      Fergus. A king is but a foolish labourer
      Who wastes his blood to be another's dream.
 
      Druid. Take, if you must, this little bag of dreams;
      Unloose the cord, and they will wrap you round.
 
      Fergus. I see my life go drifting like a river
      From change to change; I have been many things -
      A green drop in the surge, a gleam of light
      Upon a sword, a fir-tree on a hill,
      An old slave grinding at a heavy quern,
      A king sitting upon a chair of gold -
      And all these things were wonderful and great;
      But now I have grown nothing, knowing all.
      Ah! Druid, Druid, how great webs of sorrow
      Lay hidden in the small slate-coloured thing!
 

 

Перевод с английского Анны Блейз

 

СОДЕРЖАНИЕ: Байле и Айлин любили друг друга, но Энгус, Владыка Любви, пожелав, чтобы они обрели счастье в его загробной стране, принес каждому из них весть о смерти возлюбленного, из-за чего сердца их разбились, и они умерли.

 
      Едва заслышу ржанки крик
      Иль ветром колыхнет тростник, -
      Передо мной встают во мгле
      Наследник Улада, Байле,
      Буаны сладкоустый сын,
      И дева нежная Айлин,
      Лугайда дочь, владыки юга,
      Навек желанные друг другу.
      Их пыл иссякнуть не успел;
      Ни груз забот, ни дряхлость тел
      Им не поставили предел;
      И, не вкусив утех земли,
      Они в бессмертье расцвели.
 
      То было в дни, когда Христос
      Свое ученье людям нес,
      Но Бурый Бык еще страну
      Не вверг в жестокую войну.
      Байле Медовые Уста -
      Кого еще иной простак
      Байле Малоземельным звал, -
      Из Эмайн-Махи путь держал
      С толпой арфистов и певцов,
      С отрядом юных удальцов,
      К равнине тучной Муйртемне
      В мечтах о будущей жене.
      И все вокруг на все лады
      Сулили счастье молодым.
 
      И вдруг навстречу им возник
      Худой растрепанный старик:
      Лишь полплаща на нем висит,
      Зеленых косм ужасен вид,
      И в башмаки набилась грязь;
      Но, как у белки, блещет глаз.
 
      О, птичьи крики в облаках!
      О, шелест ветра в тростниках!
      Они вовеки не дадут
      В простой любви найти приют:
      Какая-нибудь Кэт иль Нэн
      Для нас, безумцев, – тень и тлен
      Пред той, чей горестный удел
      Давно истлевший бард воспел.
      Но все познавший узнает,
      Что жизнь нам дарит меж забот
      Лишь ласку уст и детский смех -
      А выше в мире нет утех.
      Так как же смеют нас дразнить
      Скотом истоптанный тростник
      И птицы – жалкий род бродяг,
      Игрушки ветра и дождя?
 
      “Несу я с юга весть Байле,
      – Сказал старик. – По всей земле
      Собрались люди как один
      Прощаться с девою Айлин.
      У всех, от старца до юнца,
      Обидой полнились сердца
      На то, что, чужака избрав,
      Айлин покинет отчий край,
      И больше им уж никогда
      Прекрасной девы не видать.
      Какой-то старец, придержав
      Ее коня, сказал: “Езжай
      Домой, найди в родных краях
      Себе достойного в мужья.
      Живи средь нас”. И в тот же миг
      Какой-то юноша приник
      К ее руке и рек, дрожа:
      “Средь нас ищи, о госпожа!”
      С напрасною мольбой Айлин
      К толпе взывала: ни один
      Не сжалился. И, пав с седла,
      Она от горя умерла”.
 
      О любящее сердце, ты -
      Игрушка собственной мечты;
      И в ослепленье признаешь
      Тебя смущающую ложь
      За воплощенье худших бед,
      Что вечно чудятся тебе…
      Байле скончался, как стрелой,
      Сраженный в сердце вестью злой.
      Носилки из ветвей сплели
      Ему друзья; и принесли
      Байле туда, где каждый год
      Меж бронзовых столбов ворот
      Пес Улада сидел, в тот день
      Всегда оплакивая тень
      Злосчастной дочери певца
      И тень героя, чьи сердца
      Не разлучились до конца:
      В тот день изменника удар
      Сгубил их в давние года -
      И Пес рыдал… Но не нашлось
      В угрюмом сердце новых слез:
      К тому, что на его порог
      Байле под грудой камня лег,
      Остался безучастен Пес -
      Лишь пару валунов принес.
 
      На счастье наше, мы живем
      Среди хлопот единым днем:
      Что с глаз долой – из сердца вон.
      Но серой птицы клюв кривой
      И серый стебель тростника
      Все помнят давние века,
      И Дейрдре, и того, кто с ней…
      И мы, гуляя с Кэт иль Нэн,
      В прибрежном ветре слышим вздох
      И укоризну: как ты мог
      Так быстро сдаться? Мы идем
      За Найси вслед одним путем.
      А птицы и седой тростник
      Так ясно помнят милый лик,
      Как будто видели вчера:
      Прекрасна Дейрдре и мудра -
      Ах, сердце знает, как мудра!
 
      А тот старик, коварный лгун,
      Плащ запахнувши на бегу,
      Уже спешил к Айлин; она,
      Толпою дев окружена,
      Меж бликов света и теней
      Вершила путь; и в полусне
      Мечтали девы, как ласкать
      Их будет чья-нибудь рука
      На брачном ложе в нежной мгле.
      Арфисты гордо шли вослед,
      Как будто музыкой могли
      Безумье сердца исцелить,
      Как будто трепетом струны
      Могли развеять страх и сны
      О бедах, ждущих впереди.
 
      Вскричал старик: “Еще один
      От зноя, хлада, ветра, волн
      Умчался прочь и погребен
      Среди равнины Муйртемне
      Под сонной грудою камней,
      И вечным Огмия письмом
      Начертано на керне том:
      “Байле из рода Рури”. Но
      Решили боги уж давно,
      Что не взойдут Айлин с Байле
      На ложе брака на земле,
      Зато изведают любовь,
      Сомкнув объятья вновь и вновь
      В иных полях, где круглый год
      Сбирают пчелы дикий мед, -
      И новость эта не нова”.
 
      Он смолк – Айлин была мертва.
      Увидев то, старик опять
      Проворно бросился бежать -
      Помчался, на бегу смеясь,
      К холму, где некий бог иль князь
      Изрек законы в старину
      И тем объединил страну;
      То место свято чтит народ
      И Троном Лейгина зовет.
 
      Все круче ввысь тропа вела;
      Над путником сгущалась мгла;
      Но с нежным клекотом к нему
      Спустились, рассекая тьму,
      Два лебедя, между собой
      Цепочкой скованы златой;
      Они его узнали: он
      Пред ними встал преображен -
      Высок, румян и горделив;
      И с легким трепетом легли
      Его воздушные крыла
      На струны арфы, что сплела
      Этайн, Мидирова жена,
      Любовной жаждой сожжена.
 
      А тех двоих, Айлин с Байле,
      Как назову? В подводной мгле
      Две рыбы, к плавнику плавник,
      Плывут меж лилий водяных;
      Две мыши на снопе зерна,
      Забытом посреди гумна,
      Друг к другу жмутся в темноте;
      Две птицы в ясной высоте,
      Где тучи разорвал восход;
      Нет, – веки ока в час ночной;
      Иль два столба одних ворот;
      Иль ветви яблони одной,
      Тенями переплетены;
      В едином звуке две струны
      Слились под пальцами певца, -
      Познали счастье без конца
      Те двое, ибо добрый друг
      Увел их в край, где нет разлук,
 
      Где им все тайны – напоказ:
      И город башен Гориас,
      И Финдриас, и Фалиас,
      И даже древний Муриас,
      Чьи исполины-короли
      Во дни младенчества земли
      Сокровищ были лишены,
      Утратив в тяготах войны
      Котел, меч, камень и копье,
      И погрузились в забытье;
      И мимо них, и меж руин
      Туда спешат Байле с Айлин,
      Где страж-гигант навек затих;
      И дрожь любви пронзает их.
 
      Нетленный мир пред ними лег:
      Они ступили за порог
      Земли и обрели покой
      Над величавою рекой,
      Где отразился только лик
      Далеких бледных звезд и блик
      Садов волшебных, что полны
      Лишь самоцветов наливных
      Иль яблок солнца и луны.
 
      Что им до нас? Они пьяны
      Вином из сердца тишины;
      И в час, когда сгустится ночь,
      Скользят в стеклянной лодке прочь,
      В морскую даль, и, обнявшись,
      Глядят в безветренную высь,
      На пестрых шкурах возлежа;
      И птицы Энгуса кружат,
      Крылами белыми, как снег,
      Их овевая в полусне
      И дуновеньем ветерка
      Колебля волосы слегка.
 
      И над могилою Байле
      Нашли поэты древних лет
      Могучий тис; а где Айлин
      Уснула – яблоню нашли,
      И вся в цвету была она.
      И так как кончилась война,
      И мирно вновь жила страна,
      И бой у брода отгремел,
      И вышло время ратных дел,
      То все поэты собрались,
      Срубили яблоню и тис
      И на дощечках записали
      Все саги о любви, что знали.
 
      Пускай о дочери певца
      Рыдают птицы без конца,
      Пускай шумит о ней тростник, -
      Что мне, любимая, до них?
      Ведь ты прекрасней и мудрей
      Вернувшейся из-за морей
      И чище сердцем, чем она;
      Но тех двоих – забыть бы нам!
      О, неотступная мечта
      Сердец влюбленных – слиться так
      С любимым сердцем, как Айлин
      С Байле сплелись, уйдя с земли!
 

Комментарии

 
      Улад – северное королевство Ирландии.
      Байле – сын Буан (Буаны), уладской богини, и Месгедры, короля Лейнстера.
      Лугайд – сын волшебника Ку Рои, король Мунстера, южного королевства Ирландии.
      Бурый бык: В саге «Похищение быка из Куальнге» королева Коннахта Медб, разгневанная тем, что принадлежавший ей огромный белорогий бык перешел к стадам ее мужа, нападает на уладов, чтобы отнять у них равного по красоте и силе бурого быка.
      «Байле Медовые Уста… Байле Малоземельный…»: В своем сборнике ирландских саг «Кухулин из Муйртемне» (1902) Августа Грегори (см. комментарии к стихотворению "Дикие лебеди в Кулэ") поясняет, что «хотя земель у Байле было мало, он все же был наследником Улада; и так он был сладкоречив, что пробуждал любовь во всех, кто его встречал, равно в мужчинах и женщинах, и за то называли его Байле Медовые Уста».
      Эмайн-Маха (Emain Macha), близ Армы (Armagh) – столица Улада в героическую эпоху.
      Муйртемне – равнина , на которой стоял дом Кухулина (совр. графство Лаут).
      «Пес Улада»: В детстве Кухулин – величайший из героев Улада – носил имя Сетанта. Имя «Кухулин» – «Пес Кулана» – он получил, когда убил чудовищного сторожевого пса, принадлежавшего кузнецу Кулану, и в качестве выкупа предложил отслужить кузнецу вместо убитой собаки.
      Дейрдре – в ирландской мифологии дочь Федельмида, сказителя при дворе уладского короля Конхобара. Красавица Дейрдре от рождения была просватана за Конхобара, но предпочла королю молодого воина Найси. Вместе с сыновьями Уснеха (см. комментарии к стихотворению «Роза мирозданья») Дейрдре бежала на чужбину, «за моря», но затем сыновей Уснеха пригласили вернуться и предательски убили, а Дейрдре силой привели в дом Конхобара. Вместе с Найси и его братьями был убит Фиаха, сын Фергуса (см. комментарии к стихотворению «Фергус и друид»). Это стало причиной раскола между уладами: Фергус и еще двое могучих уладских воинов, Дубтах и Кормак, перешли в стан врагов Конхобара. Дейрдре прожила год в доме Конхобара, после чего тот решил отдать ее в наложницы самому ненавистному для нее из всех уладов – убийце Найси, Эогану, сыну Дуртахта. По дороге в дом Эогана Дейрдре покончила с собой, бросившись с колесницы и разбив голову о камень.
      «…вечным Огмия письмом»: имеется в виду огам, древнеирландский алфавит, по преданию, изобретенный богом мудрости Огмой (Огмием).
      «…из рода Рури»: «Потомками Рури (Рудрайге)» именуются все уладские герои, кроме Кухулина. В поздних генеалогиях их род возводился через Рудрайге к Иру, сыну Миля, – одному из первых людей, прибывших на землю Ирландии.
      «В иных полях…» («…on the Great Plain» – на «Великой Равнине»): d комментариях к поэме Йейтс отмечает: «“Великая Равнина” – это Страна умерших и блаженных; ее называют также “Страной живого сердца” и еще многими другими прекрасными именами».
      «…и Троном Лейгина зовет»: Лейгин, или Лаген (Leighin, Laighen, гаэл. Laighin) – другое название Лейнстера. Трон Лейгина, или Холм Айлин (Dun Ailinne) – холм в графстве Килдар, на котором находилась одна из крепостей, принадлежавших королям Лейнстера.
      Мидир – в ирландской мифологии король сидов. Когда он привел в дом вторую жену, Этайн, первая его супруга, ревнивая колдунья Фуамнах, превратила соперницу в пурпурную муху. Ветер подхватил Этайн и перенес в жилище Энгуса, бога любви. В комментариях к поэме Йейтс поясняет, что Этайн «некогда нашла убежище в стеклянном дворце Энгуса, и мне представилось, как она там сплетала из волос Энгуса струны для арфы».
      «И город башен Гориас, / И Финдриас, и Фалиас, / И даже древний Муриас/ … Котел, меч, камень и копье»: В ирландской мифологии это четыре таинственных северных города, из которых пришли в Ирландию Племена богини Дану. В комментариях к поэме Йейтс называет их «городами знаний, недоступных смертному взору, где они [т.е. Племена богини] обрели четыре талисмана: копье, камень, котел и меч».
      «Птицы Энгуса…» – в ирландской мифологии поцелуи Энгуса превращаются в птиц.
      «…Бой у брода…» – бой между Кухулином и его лучшим другом Фер Диадом, окончившийся гибелью последнего. Описан в саге о похищении Быка из Куальнге.
 
      (с) Анна Блейз
 

 

ARGUMENT. Baile and Aillinn were lovers, but Aengus, the Master of Love, wishing them to he happy in his own land among the dead, told to each a story of the other's death, so that their hearts were broken and they died.

 
      I hardly hear the curlew cry,
      Nor the grey rush when the wind is high,
      Before my thoughts begin to run
      On the heir of Uladh, Buan's son,
      Baile, who had the honey mouth;
      And that mild woman of the south,
      Aillinn, who was King Lugaidh's heir.
      Their love was never drowned in care
      Of this or that thing, nor grew cold
      Because their bodies had grown old.
      Being forbid to marry on earth,
      They blossomed to immortal mirth.
 
      About the time when Christ was born,
      When the long wars for the White Horn
      And the Brown Bull had not yet come,
      Young Baile Honey Mouth, whom some
      Called rather Baile Little-Land,
      Rode out of Emain with a band
      Of harpers and young men; and they
      Imagined, as they struck the way
      To many-pastured Muirthemne,
      That all things fell out happily,
      And there, for all that fools had said,
      Baile and Aillinn would be wed.
 
      They found an old man running there:
      He had ragged long grass-coloured hair;
      He had knees that stuck out of his hose;
      He had puddle-water in his shoes;
      He had half a cloak to keep him dry,
      Although he had a squirrel's eye.
 
      O wandering birds and rushy beds,
      You put such folly in our heads
      With all this crying in the wind,
      No common love is to our mind,
      And our poor Kate or Nan is less
      Than any whose unhappiness
      Awoke the harp-strings long ago.
      Yet they that know all things but know
      That all this life can give us is
      A child's laughter, a woman's kiss.
      Who was it put so great a scorn
      In the grey reeds that night and morn
      Are trodden and broken hy the herds,
      And in the light bodies of birds
      The north wind tumbles to and fro
      And pinches among hail and snow?
 
      That runner said: "I am from the south;
      I run to Baile Honey-Mouth,
      To tell him how the girl Aillinn
      Rode from the country of her kin,
      And old and young men rode with her:
      For all that country had been astir
      If anybody half as fair
      Had chosen a husband anywhere
      But where it could see her every day.
      When they had ridden a little way
      An old man caught the horse's head
      With: "You must home again, and wed
      With somebody in your own land.''
      A young man cried and kissed her hand,
      "O lady, wed with one of us'';
      And when no face grew piteous
      For any gentle thing she spake,
      She fell and died of the heart-break."
 
      Because a lover's heart s worn out,
      Being tumbled and blown about
      By its own blind imagining,
      And will believe that anything
      That is bad enough to be true, is true,
      Baile's heart was broken in two;
      And he, being laid upon green boughs,
      Was carried to the goodly house
      Where the Hound of Uladh sat before
      The brazen pillars of his door,
      His face bowed low to weep the end
      Of the harper's daughter and her friend
      For athough years had passed away
      He always wept them on that day,
      For on that day they had been betrayed;
      And now that Honey-Mouth is laid
      Under a cairn of sleepy stone
      Before his eyes, he has tears for none,
      Although he is carrying stone, but two
      For whom the cairn's but heaped anew.
 
      We hold, because our memory is
      So full of that thing and of this,
      That out of sight is out of mind.
      But the grey rush under the wind
      And the grey bird with crooked bill
      Have such long memories that they still
      Remember Deirdre and her man;
      And when we walk with Kate or Nan
      About the windy water-side,
      Our hearts can hear the voices chide.
      How could we be so soon content,
      Who know the way that Naoise went?
      And they have news of Deirdre's eyes,
      Who being lovely was so wise -
      Ah! wise, my heart knows well how wise.
 
      Now had that old gaunt crafty one,
      Gathering his cloak about him, mn
      Where Aillinn rode with waiting-maids,
      Who amid leafy lights and shades
      Dreamed of the hands that would unlace
      Their bodices in some dim place
      When they had come to the marriage-bed,
      And harpers, pacing with high head
      As though their music were enough
      To make the savage heart of love
      Grow gentle without sorrowing,
      Imagining and pondering
      Heaven knows what calamity;
 
      "Another's hurried off," cried he,
      "From heat and cold and wind and wave;
      They have heaped the stones above his grave
      In Muirthemne, and over it
      In changeless Ogham letters writ -
      Baile, that was of Rury's seed.
      But the gods long ago decreed
      No waiting-maid should ever spread
      Baile and Aillinn's marriage-bed,
      For they should clip and clip again
      Where wild bees hive on the Great Plain.
      Therefore it is but little news
      That put this hurry in my shoes."
 
      Then seeing that he scarce had spoke
      Before her love-worn heart had broke.
      He ran and laughed until he came
      To that high hill the herdsmen name
      The Hill Seat of Laighen, because
      Some god or king had made the laws
      That held the land together there,
      In old times among the clouds of the air.
 
      That old man climbed; the day grew dim;
      Two swans came flying up to him,
      Linked by a gold chain each to each,
      And with low murmuring laughing speech
      Alighted on the windy grass.
      They knew him: his changed body was
      Tall, proud and ruddy, and light wings
      Were hovering over the harp-strings
      That Edain, Midhir's wife, had wove
      In the hid place, being crazed by love.
 
      What shall I call them? fish that swim,
      Scale rubbing scale where light is dim
      By a broad water-lily leaf;
      Or mice in the one wheaten sheaf
      Forgotten at the threshing-place;
      Or birds lost in the one clear space
      Of morning light in a dim sky;
      Or, it may be, the eyelids of one eye,
      Or the door-pillars of one house,
      Or two sweet blossoming apple-boughs
      That have one shadow on the ground;
      Or the two strings that made one sound
      Where that wise harper's finger ran.
      For this young girl and this young man
      Have happiness without an end,
      Because they have made so good a friend.
 
      They know all wonders, for they pass
      The towery gates of Gorias,
      And Findrias and Falias,
      And long-forgotten Murias,
      Among the giant kings whose hoard,
      Cauldron and spear and stone and sword,
      Was robbed before earth gave the wheat;
      Wandering from broken street to street
      They come where some huge watcher is,
      And tremble with their love and kiss.
 
      They know undying things, for they
      Wander where earth withers away,
      Though nothing troubles the great streams
      But light from the pale stars, and gleams
      From the holy orchards, where there is none
      But fruit that is of precious stone,
      Or apples of the sun and moon.