Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Гибель «Русалки»

ModernLib.Net / Морские приключения / Йерби Фрэнк / Гибель «Русалки» - Чтение (стр. 14)
Автор: Йерби Фрэнк
Жанр: Морские приключения

 

 


– Пустяк! – прорычал Пибоди. – Так знайте же вы оба, что я не позволю, чтобы мой корабль превращали в плавучий бордель! С этого дня любой офицер или матрос, которого я поймаю с негритянкой, получит тридцать плетей!

– Тогда, сэр, – решительно сказал Гай, – бунта не избежать.

– Бунт! Какой бунт? Фолкс, мне кажется, я приказал вам говорить только тогда, когда вас о чем-то спрашивают. Бунт! Да скорее все это сборище козлов и обезьян провалится в ад, чем кто-нибудь из них осмелится поднять на меня руку!

– Прошу прощения, сэр, – сказал Роджер, – но мистер Фолкс прав. Я много раз ходил с вами в море, сэр, но я также сделал два рейса на «Королеве Конго», когда вы были прикованы к постели, и мне довелось кое-что узнать. Матросам на невольничьем судне всегда предоставлена полная свобода в отношении женщин. Это одна из их старейших привилегий. Они ведь не первоклассные матросы, сэр, не военные моряки. Было бы разумнее смириться с их человеческими слабостями, чем сдерживать всю эту шайку…

– Хватит! – визгливо крикнул капитан Пибоди. – Убирайтесь отсюда оба! Вон, я сказал! Освободите этого мерзавца боцмана! Накормите негров! Вы, Фолкс, составьте правила содержания чернокожих и через час положите на мой стол! А теперь по местам оба, да поживей!

Гай тщательно подготовил свой доклад. И капитан Пибоди, надо сказать, принял его вполне благосклонно. Но было уже поздно: дело зашло слишком далеко. Матросы, которым пытались навязать непереносимую для них дисциплину, вымещали свою злобу на неграх. От носа до кормы «Марты Джин» разносилось щелканье хлыстов. Капитан Пибоди, новичок в работорговле, не взял на борт переводчиков, а среди офицеров и матросов никто не говорил на языке вайдах, поэтому плеть была единственным ответом на все жалобы и стенания негров.

Через день появился первый признак надвигающейся беды: ночью один из негров обмотал цепь вокруг горла и задушил себя. На следующее утро во время еды еще один с диким криком перелез через сетку, высоко натянутую над планширом как раз для того, чтобы предотвратить подобные случаи, и бросился в море.

На третий день боцман разыскал Гая Фолкса и прошептал:

– Девять негритосов отказываются от еды, сэр. Вам бы надо сказать капитану…

Гай отправился на корму и отдал честь.

– Добрый день, сэр, – сказал он холодно. – Я бы хотел попросить разрешения сообщить вам… Это очень важно…

– Говорите, черт бы вас побрал! – рявкнул капитан. – Ну что там на этот раз, Фолкс?

– Девять ниггеров отказываются есть, сэр, – сказал Гай. – Если ничего не предпринять сейчас, зараза перекинется и на остальных и тогда начнется настоящая волна самоубийств.

– А вы знаете, мистер Фолкс, – сдержанно спросил капитан Пибоди, – что нужно делать в таких случаях?

– Да, сэр. Но это малоприятная процедура.

– Приятная или нет, прикажите, чтоб это сделали! Видит Бог, этот корабль как будто заколдован! Что ни делается, все идет вкривь и вкось! Пойдемте, я хочу посмотреть, как кормят негров…

Зрелище действительно было не из приятных. Боцман и пятнадцать матросов приволокли на палубу девять негров. Затем принесли жаровню. Один матрос принялся раздувать угли ручными мехами, пока они не стали огненно-красными. Двое других схватили негра, заставив его опуститься на колени. Потом боцман взял щипцами тлеющий уголь и приложил его к губам негра. Кожа зашипела и треснула, кровь полилась по подбородку, чернокожий закричал, и тут же в его раскрытый рот вставили большую воронку, в раструб которой плеснули черпаком липкое месиво из разваренных бобов. Глотать негра заставляли, периодически ударяя рукояткой плети по кадыку.

Подобным образом пришлось накормить четверых, и только тогда удалось сломить упрямство невольников – остальные сдались. Трое чернокожих, однако, тут же исторгли пищу обратно. Гай знал по опыту, что для них уже нет никакой надежды, очень скоро они умрут…

На шестой день после отплытия, когда стемнело, капитан Пибоди поймал на месте преступления еще трех матросов с негритянками из племени вайдах. Он приказал отстегать их плетью на палубе на следующий день после полудня…

Проходя мимо матросов, Гай пытался уловить в их глазах хоть какой-то намек на то, чего следует от них ожидать, но все, словно сговорившись, отводили взгляд. Впрочем, не стоило гадать, Гай и так все знал: недаром он провел уже шесть лет на невольничьих судах.

В тот же вечер Гай попытался добиться аудиенции у капитана. Однако вспыльчивый и благочестивый пуританин из Новой Англии с криками и проклятиями прогнал его с порога, не дав и рта раскрыть. После этого Гай выставил черных женщин из бывшей каюты помощника капитана и созвал военный совет, на который пригласил Джеймса Роджера, первого помощника, Пола Талли, боцмана, и Пако, могучего негра-повара.

– Они собираются поднять мятеж, – сказал Гай прямо. – Я провел с этими ублюдками лето и зиму и достаточно их знаю. Пытался предупредить капитана, но он послал меня ко всем чертям. И вообще он сейчас не способен сохранять хладнокровие. А значит – ты у нас старший, Джимми, поэтому я замолкаю и предоставляю слово тебе…

– Нет, Гай Фолкс, – сказал Джеймс Роджер. – Я хоть и занимаю на корабле более высокое положение, но не знаю о работорговле и малой толики того, что знаешь ты. Никак не могу понять, почему вдруг наша компания решила связаться с кубинскими работорговцами? Тебе слово, Фолкс, – скажи, что нам делать?

– Ладно, – сказал Гай. – Но прежде всего я хотел бы кое-что выяснить. Ты, Пол, пострадал по милости капитана. Как ты теперь: с нами или против?

– Он, конечно, упрямый старый осел, – сказал боцман, – но капитан хороший. Да ведь они знают, эти парни, что мне их завтра пороть, так что особенно им любить меня не за что…

– Хорошо. А ты, Пако?

– Я с вами. Эти белые дьяволы никогда не забудут, что я негр. Мне от них не раз доставалось…

– Тогда ладно. Прежде всего благодарите Бога, что ночь выдалась темной. Ты, Пако, раздевайся догола и в полночь ползи к оружейному ящику. Принеси все огнестрельное оружие и по абордажной сабле на брата. Ты, Джимми, прикажешь вахтенному покинуть палубу: все, мол, спокойно, а на вахту заступаем пока мы с тобой. Можешь даже выразить сочувствие тем парням, которых приказано выпороть завтра. Скажешь, что попытаешься убедить капитана простить их. И отдай Пако ключи от оружейного ящика. А ты, боцман, не пускай сюда женщин. Бьюсь об заклад, что матросы собираются напасть на нас во время порки, чтобы застать врасплох. А каюта – подходящее место для хранения оружия…

Но рок продолжал преследовать «Марту Джин». Пако вернулся и сообщил, что ключи ему не понадобились. Ящик с оружием взломан, возможно, еще несколько дней назад, унесли почти все пистолеты, наверно, потому, что их легко спрятать.

Джеймс Роджер и Гай понимающе переглянулись. Четыре человека против всей команды – шансы были неравными. Гай повернулся к боцману.

– Заряжай все мушкеты картечью, – сказал он. – А потом свистать всех наверх! Мы должны атаковать первыми – это наш единственный шанс…

Заслышав пронзительный свист боцманской дудки, разъяренный капитан Пибоди вышел на палубу. Но ни один матрос даже и головы не высунул.

– Что за дьявольщина у вас тут творится! – заорал капитан, и словно в ответ на его вопрос из носового кубрика вырвался язык пламени, разорвав ночную тьму. Капитан тяжело повернулся и рухнул на палубу. Стрелявший высунул голову, и Гай Фолкс, тщательно прицелившись, всадил мятежнику пулю прямо между глаз, и это было удачей, потому что Гай видел только неясные очертания его головы на фоне белой переборки. В ту же минуту из кубрика раздался оглушительный вой, и вспышки выстрелов на короткий миг разорвали тьму. Этого было достаточно, чтобы разглядеть капитана, корчившегося на палубе.

– Прикройте меня, – сказал Гай. – Я выйду – заберу капитана. Он еще жив.

Гай перезарядил пистолет, засунул его за пояс рядом со вторым и пополз от пиллерса до бухты каната, укрываясь в тени планшира, пока не добрался до капитана. Осторожно обхватив руками худое жилистое тело старика, он не без труда поднял его. Когда Гай бежал к полуюту, мимо просвистело несколько пуль. Раненый дернулся и застонал, и Гай понял, что в капитана попала еще одна пуля.

Он достиг каюты целым и невредимым. Одежду капитана разрезали. Вторая рана была нетяжелой: пуля застряла в плече, но из синеватого отверстия от первой пули под самым пупком медленно сочилась кровь. Корабельный врач или присоединился к мятежникам, или был пленен ими. Но это не имело значения. В сороковых годах девятнадцатого века любое ранение в живот было смертельным.

Джосая Пибоди открыл глаза. Они были похожи на глаза большого орла.

– Фолкс! – громко позвал он.

– Я здесь, сэр, – ответил Гай.

– Хочу попросить у тебя прощения, парень, – отчетливо произнес капитан. – Ты был прав. Прости старого упрямого дурака, ладно?

– Все в порядке, сэр, – мягко сказал Гай.

– Нет. Не все в порядке. Боцман!

– Да, сэр, – отозвался боцман.

– Принесите мне перо, чернила и судовой журнал. Хочу вписать в него свое завещание и благодарность трем прекрасным офицерам, которых у меня не хватило ума оценить по достоинству. И негру тоже. Принесите журнал, боцман!

– Есть, сэр!

Боцман сумел пробраться в капитанскую каюту и вернуться с судовым журналом, не подставляя себя под выстрелы.

Джеймс Роджер написал завещание под диктовку капитана. Джосая Пибоди оставлял все свои наличные деньги, около шести тысяч четырехсот долларов, Гаю Фолксу. Роджеру он завещал половину стоимости судна, составляющую около пяти тысяч долларов: Джимми долгое время был помощником капитана. Боцману за его труды по завещанию причиталась тысяча долларов, а Пако – пять сотен. Жене, дочери и брату он оставлял еще тридцать тысяч. Морская профессия оказалась прибыльной для старика…

Едва он дрожащей рукой подписал документ, а за ним в качестве свидетелей и два его помощника, как негр прошептал:

– Они выходят – сейчас нападут на нас!

– Ладно, – сказал Гай. – Не стреляйте, пока они на траверзе этого пиллерса. А потом дайте им жару. Цельтесь в ноги. Эти ублюдки получат хорошую взбучку, но они еще нам понадобятся.

Четверо мужчин подняли мушкеты. Пако положил еще по три заряженных ружья рядом с каждым из них. Они спокойно ждали.

– Огонь! – крикнул Гай Фолкс, и изо всех иллюминаторов вырвались языки пламени. Шестеро нападавших с воем рухнули. Остальные бросились наутек, но Гай и его товарищи свалили еще четырех, прежде чем они достигли спасительного кубрика. Затем наступила тишина, прерываемая только стонами раненых. Ночь подошла к концу. Наступил туманный облачный день, штормило. И вот, когда совсем рассвело, около сотни чернокожих высыпали из люков на палубу, пронзительно крича как черти, вылезшие из ада.

Они были вооружены поленьями, выданными им в качестве подушек. И теперь, вопя, визжа, приплясывая, они атаковали одновременно носовой кубрик и каюту. Ничего не оставалось, как только стрелять. Под перекрестным огнем офицеров и команды негры падали как подкошенные.

– Смотрите! – крикнул первый помощник, и Гай увидел белый флаг, развевающийся над кубриком. Матросы сдавались офицерам, но не чернокожим. Перед лицом этой новой, смертельной опасности они предпочли прекратить мятеж и объединиться с единственными на корабле людьми, достаточно храбрыми и умными, чтобы возглавить их.

С абордажной саблей и пистолетом в руках Гай Фолкс вывел на палубу свой маленький отряд – матросы с приветственными криками бросились им навстречу. Вскоре после этого все было кончено. Осыпаемые градом свинца, негры дюйм за дюймом отступали к люкам. Гандшпуги, кофель-нагели и со свистом разрезающие воздух плетки загнали их обратно вниз. И тогда офицеры и матросы в поту и крови предстали друг перед другом.

Точнее, только Гай Фолкс и Пол Талли стояли перед матросами: Джеймс Роджер лежал, распластавшись на палубе, его голова была проломлена поленом. Таким образом, среди белых оказались двое убитых: матрос, которому Гай прострелил голову, и помощник капитана. Никто из негров не был убит. Несколько человек, раненных в ноги мушкетными и пистолетными пулями, лежали на палубе, остальные бушевали внизу.

Гай отдавал короткие команды. Пако притащил из камбуза огромные котлы с кипящей водой. Их вылили через решетки на рабов. Раздались крики ошпаренных, потом все смолкло. Лишь два здоровенных негра выли, вцепившись в прутья одной из решеток. Гай кивнул боцману. Ни слова не говоря, Пол застрелил обоих.

Так закончился двойной мятеж – команды и рабов, – единственный, о котором Гаю когда-либо доводилось слышать. Но на него навалилось столько забот, что просто не оставалось времени ломать голову над разгадкой двух тайн: как удалось неграм освободиться от кандалов и почему взбунтовались вайдахи, обычно наиболее послушные из африканцев. Ответственность, лежавшая на нем теперь, была огромна: как единственный офицер, оставшийся при исполнении обязанностей на борту клипера, он стал капитаном корабля и должен был решить, что делать с мятежной командой.

К счастью, за него эту проблему решил капитан Пибоди. Старик приказал Пако вынести его на палубу. Он лежал на тюфяке, укрытый просмоленной парусиной, и все матросы, способные двигаться, чередой проходили мимо него. Он брал каждого за руку и говорил, что прощает его, если он согласится безоговорочно подчиняться новому капитану.

Вероятно, он имел в виду Джеймса Роджера, поскольку Гай скрыл от умирающего, что первый помощник погиб. Так или иначе, это не имело значения: команда была достаточно напугана, обуздана и готова подчиниться любому, кто обладал твердой рукой и громким голосом. И Гай вышел к матросам.

– Теперь капитан – я. Мистер Талли – мой помощник. Ты, Мартин, – обратился он к одному из сохранивших остатки порядочности матросов, – боцман. А сейчас – за работу, ребята! По местам! Поднять все паруса, кроме кливеров, спенкеров и передней брам-стеньги! Ветер очень слабый, поэтому шевелитесь!

В тот же вечер, укутанный в дождевик, с трудом различая текст в залитом потоками ливня молитвеннике, Гай совершил погребальный обряд над телами застреленного им матроса и помощника капитана. Их, так же как и трупы двух негров, убитых Полом Талли, приняло море и, как щепки, отшвырнуло к корме…

Через два дня при точно такой же погоде Гай прочитал заупокойную молитву над телом своего капитана. Затем стал готовиться к надвигающемуся шторму.

Он продолжался девять дней без перерыва. Все это время люки были задраены, негров кормили галетами и холодными бобами, которые им приносили дети, жившие в каюте. Если бы не ветер и проливной дождь, вонь, идущая снизу, была бы непереносимой.

На шестнадцатый день после отплытия из Африки тучи рассеялись и хлынул ослепительный солнечный свет. Гай Фолкс подумал, что это добрый знак, благословение свыше, знаменующее окончание всех бедствий.

Но увы, предчувствие обмануло его. В тот же день, когда они стремительно и плавно, подняв почти все паруса, двигались в подветренную сторону, когда в небе быстро рассеивались облака, а на море наступал полный штиль, к нему пришел Мартин, новоиспеченный боцман. На лице его было беспокойство.

– Капитан, сэр, – сказал он, – трое негров там, внизу, мертвы. Хуже того, они так давно мертвы, что я даже не могу сказать, что с ними случилось. Восемь человек больны, и если не ошибаюсь, у них оспа.

Загорелое лицо Гая сделалось серым. Но, когда он заговорил, голос его был очень спокоен.

– Вы уверены, боцман? – спросил он.

– Абсолютно уверен, капитан, – ответил Мартин. – Все признаки оспы: пульс частый и сильный, лицо и глаза красные, опухшие. Жар. Розовые прыщи на шее и груди. Если это не оспа, то ее двоюродная сестра, сэр…

– Значит, так, – сказал Гай, чувствуя, как страшная усталость разливается по всему телу, – прежде всего вытащите мертвецов и выбросьте за борт, потом…

– Прошу прощения, капитан, – сказал Мартин, – тут такое дело – никто не хочет их трогать. Трупы полностью разложились, сэр. А бедные негры, которые прикованы к ним цепями, сошли с ума. Послушайте, капитан, я вам прямо скажу: команда не собирается бунтовать снова. Но я очень надеюсь, что вы не прикажете матросам вытаскивать мертвых ниггеров. Это просто ужасно – брать руками трупы, которые разваливаются на части…

– Понимаю, боцман, – сказал Гай и глубоко задумался. – Послушай, Мартин, – сказал он наконец. – Возможно, большинство и не подчинится приказу. Мне трудно их винить за это: не слишком приятно, когда тебе приказывает выполнять грязную работу надраенный до блеска офицер, у которого нет ни крошки смолы под ногтями. Но если подать им пример…

– Понял, к чему вы клоните, – сказал Мартин. – Собираетесь сами туда спуститься и…

– Да, боцман. И надеюсь, что ты пойдешь со мной. Это не приказ. Такого приказа я никому не отдам. Что ты на это скажешь?

Трудно было себе представить более печальное зрелище, чем лицо Мартина в эту минуту.

– Видите ли, сэр, – сказал он наконец, – если вы пойдете, то и я готов. Но мы вдвоем не сможем вынести три разложившихся трупа. Раз сходим, и нас так вывернет наизнанку, что снова туда идти мы уже не сможем…

– Я все устрою, – сказал Гай. – Давай зови всех наверх, боцман.

Команда уже знала, какая новая напасть их постигла, – это Гай увидел сразу по мрачным, насупленным лицам матросов. Но в двадцать четыре года Гай Фолкс уже знал, как нужно говорить с людьми.

– Мы попали в беду, – сказал он. – Я не буду пытаться скрыть от вас, насколько плохи дела. На судне оспа, а в море нет ничего хуже этого. Чтобы справиться с ней, придется как следует потрудиться. И первое, что надо сделать, – выбросить за борт трех мертвых ниггеров, что лежат там внизу…

Угрюмый ропот был ответом на его слова.

– Я знаю, – спокойно продолжал Гай, – что это не очень приятное занятие. Поэтому я никому не приказываю. Мы с боцманом спустимся вниз и вытащим первого мертвеца. Но вы должны согласиться, что три трупа – слишком много для желудка одного человека. Вот почему я приглашаю добровольцев из числа тех, кому делали прививку против оспы, или тех, кто перенес болезнь и выздоровел…

Матросы молчали.

– Ну что ж, боцман, – весело сказал Гай, – придется нам начинать, больше мужчин на судне нет…

Это подействовало: из толпы вышли трое.

– Выдайте этим людям двойную порцию рома, мистер Талли, – сказал Гай, – и повысьте им жалованье.

Матросы зашумели и все разом шагнули вперед.

– Мне нужны еще только трое, – сказал Гай. – Ты, Хименес, ты, Стокатетти, и ты, Джонсон. Я беру этих людей, – объяснил он, – потому что они рябые, а значит, невосприимчивы к болезни. Все прочие отправляйтесь на осмотр к судовому врачу. Те, кому сделана прививка, будут в дальнейшем иметь дело с ниггерами. Остальным придется держаться подальше как от чернокожих, так и от тех, кто с ними общается. Речь идет и о женщинах тоже. Не думаю, что кусок черного мяса стоит человеческой жизни, как вы считаете?

– Верно, капитан! – взревели матросы.

– Выдайте порцию рома всем, – распорядился Гай. – Добровольцы, за мной!

Через полчаса Гай, Мартин и шесть добровольцев спустились вниз. На их лицах были повязки, пропитанные уксусом, на руках – густо намазанные дегтем перчатки. Двоим пришлось удерживать сошедших с ума негров, пока освобождали от цепей останки тех, к кому они были прикованы. Это было ужасное, отвратительное занятие… После того как трупы были выброшены в море, а за ними и перчатки, восемь мужчин перегнулись через планшир, дав волю мучительным спазмам, пока вместе с тошнотой не исторгли из себя владевшие ими ужас и отвращение.

От их рук, волос, одежды исходило жуткое зловоние. Как только к Гаю вернулся дар речи, он приказал всем раздеться. Когда это было сделано и одежда выброшена за борт, Пако принес горячую воду, едкое мыло, щетки, и они принялись безжалостно тереть друг друга, пока их кожа не стала красной как кровь.

После того как они переоделись во все новое, Гай выслушал сообщение судового врача. Из тех, кто не переболел оспой раньше и не имел прививки, заболели еще двое. Гай приказал женщинам покинуть каюту и послал несколько человек отдраить ее стены, потолок и пол горячей водой, щелоком и продезинфицировать. Каюта превратилась в корабельный лазарет.

Поминая про себя добрым словом старого моряка, который когда-то давно посоветовал ему сделать прививку, Гай распорядился выгнать на палубу негров. Это сделали те, кто не был восприимчив к заразе. Оказалось, что кроме тех восьми, о которых сообщил боцман, были больны еще тридцать человек.

Следующие пятнадцать дней полностью выпали из памяти Гая. Заболели еще тринадцать членов команды, кому в свое время не привили оспенную вакцину. Трое из них выжили. Но и двое матросов, на руках которых были отметины прививки, тоже заболели и умерли. Что же касается негров, то творящееся с ними было настоящим кошмаром.

Уже на второй день эпидемии лазарет оказался переполненным. Гай с трудом сдерживал внизу еще не заболевших рабов, но смертность не уменьшалась: каждый день по утрам и вечерам сбрасывали в море трупы.

Рабы и матросы (и тем и другим давали вдоволь рому, чтобы они могли вынести чудовищное зловоние) вытаскивали наверх разлагающиеся останки тех, что еще недавно были живыми людьми, и выбрасывали их в залитое солнцем, ласковое море.

На десятый день впередсмотрящий крикнул, что видит парус. Корабль быстро нагонял их: у Гая просто не осталось людей, которых можно было бы послать на такелаж, чтобы увеличить парусность. К полудню он уже мог разглядеть английский крейсер с убранным бегучим такелажем, готовый к бою.

Он глянул вниз на палубу, по которой ползали, не в силах стоять на ногах, черные обнаженные люди, услышал их гортанные стоны, увидел скользкие дорожки из крови и гноя, которые они оставляли за собой, и влажные пятна, еще оставшиеся на палубе от тел, только что выброшенных за борт. Зловоние клубилось вокруг его головы тошнотворным облаком, выжигало ноздри, проникало в глубь легких. Он стоял худой как скелет, обтянутый серой от усталости и недоедания кожей, глаза его запали. Провианта было в достатке, но Гай с трудом заставлял себя есть.

«Пусть они приблизятся, – думал он, охваченный усталостью, поглотившей все его существо без остатка, – пусть… У меня нет больше сил. Я не могу… не могу…»

И тогда он услышал свист снаряда, пролетевшего над баком «Марты Джин».

– Мистер Талли, – прошептал он. – Сдавайтесь и ложитесь в дрейф…

Он стоял, глядя, как шлюпки, набитые моряками Королевского флота, медленно ползут к ним по залитому солнцем морю. Помощник приказал спустить веревочные трапы, и трое англичан вскарабкались на борт. Первым добрался до палубы краснолицый лейтенант. Ему хватило только одного взгляда, чтобы броситься обратно с криком:

– Стойте! Назад! Во имя Господа Бога, прочь отсюда! Этот барк – очаг заразы!

Над планширом показались головы еще двоих, карабкавшихся следом. Один из них тут же разжал руки и нырнул прямо в море как был – в мундире, башмаках и с карабином. Второй пустился наутек вниз по трапу, как испуганная обезьяна. Остался только лейтенант; который застыл, разглядывая палубу «Марты Джин».

– Господи Боже! – прошептал он.

Затем перелез через леер и последовал за остальными. Гай видел, как они отчаянно гребли назад к крейсеру…

А потом было еще пять страшных дней. И вот все кончилось. Люди больше не заболевали, те, у кого болезнь протекала в легкой форме, начали выздоравливать. Гай приказал отдраить весь корабль от носа до кормы. Теперь это было нетрудно сделать: невольничья палуба стала гораздо просторнее. Из команды, первоначально насчитывавшей пятьдесят матросов, в живых осталось тридцать восемь, из восьмисот вайдахов выжило двести девяносто два серых ходячих скелета.

Он распорядился, чтобы их не заковывали в кандалы. На судне образовался излишек провианта и воды – рационы умерших, поэтому он разрешил неграм пить вволю, вместо того чтобы мучить их обычными двумя порциями в день. Матросы теперь уже почти не пускали в ход плеть, а на мелкие нарушения просто не обращали внимания. За те три недели, которые понадобились еще, чтобы добраться до Кубы, негры воспрянули и физически, и духовно, как, впрочем, и команда. Гай приказал выдавать матросам по две порции рома и закрывал глаза на забавы с немногими оставшимися в живых женщинами. За девять дней он полностью избавил «Марту Джин» от запаха смерти. И, когда корабль бросил якорь в Регле, это было самое чистое невольничье судно в истории работорговли.

Глава 14

Гай Фолкс сидел с доном Рафаэлем Гонзалесом в прохладном патио его виллы, расположенной на одном из холмов в окрестностях Гаваны. Здесь дон Рафаэль обходился без тщательно продуманного камуфляжа, составными частями которого были мятый тропический костюм и педантичные манеры портового переводчика. Он был великолепен в белой шелковой рубашке, парижских туфлях – во всем самом красивом, что только можно было купить за деньги. Вилла ни в чем не уступала дворцу, не менее пяти рабов убирали посуду со стола после обеда и подавали ликер, кофе и сигары.

– Ну что, Гай, – промолвил дон Рафаэль, – как ты себя чувствуешь в роли героя дня?

– А я себя им не чувствую, – неторопливо ответил Гай. – Сплю я от этого не лучше, да и нос мой никак не может избавиться от запаха мертвых и разложившихся тел. И вообще, все эти разговоры о геройстве – сущая чушь. Большую часть времени я был полумертвый от страха. Просто делал, что должен был делать, как и любой другой на моем месте…

– Чего многие не сделали бы или не смогли бы сделать, – поправил его дон Рафаэль улыбаясь. – Компания чрезвычайно довольна тобой, Гай. Ты спас отличный корабль в немыслимо тяжелой ситуации, привез достаточное количество африканцев в весьма приличном состоянии, так что мы смогли их продать и, несмотря ни на что, получить прибыль, хоть и небольшую, но все же прибыль. Эти негодяи-мятежники из команды «Марты Джин» поют тебе хвалу по всей Гаване. Совсем неплохо для человека двадцати четырех лет от роду…

– Спасибо, – произнес Гай сухо.

– Вот почему, – важно добавил дон Рафаэль, – я уполномочен подтвердить, что ты являешься капитаном «Марты Джин». Mis felici taciones, hijo mio[46], – ты теперь самый юный капитан на всех семи морях.

Гай пожал протянутую руку, но на его лице не отразилось никакой радости. Дон Рафаэль, наживший состояние благодаря умению разбираться в людях, сразу это заметил.

– Тебя это не радует? Странно. А я-то думал, ты будешь доволен.

– Я рад, – сказал Гай. – Это большая честь, я весьма польщен. Только…

– Продолжай. Пожалуйста, будь со мной откровенен, Гай.

– Хорошо. Быть капитаном – очень здорово в любом возрасте, я понимаю, конечно. Год назад, да что там говорить, еще шесть месяцев назад я был бы счастлив при мысли, что достигну этого звания годам к сорока. Сейчас все иначе. Мне слишком многое пришлось повидать. Речь идет не только о «Марте Джин», о многом другом тоже. Например, о старом добром Раджерсе, первом капитане с которым мне довелось плавать; он сейчас в тюрьме – американский крейсер захватил его корабль у берегов Дагомеи. Или о Нельсоне, моем втором капитане, чью глотку перерезали негры-фольджи, – он имел глупость взять с партией невольников двадцать человек ашанти, воинов, которых продали их же соплеменники за то, что они восстали против своего царька. И одного-то ашанти более чем достаточно. Они не знают, что такое страх. Я тебе скажу без всякого вранья: с них хоть кожу сдери плеткой – все равно будут бунтовать. А Нельсон взял двадцать. Понятное дело, что, имея столько храбрых и умных людей во главе, даже трусливые фольджи решились на мятеж…

– Я слышал об этом, – сказал дон Рафаэль. – И все же…

– И все же судья-аболиционист из Массачусетса поцеловал Библию да и освободил их всех, и отправил назад в Африку – после того как они убили Нельсона и всю его команду, кроме помощника капитана, – эти хитрые дьяволы-ашанти понимали: он им нужен, чтобы продолжить курс и стоять у штурвала. Это только одна сторона вопроса. О риске я уж и не говорю. И не потому, что боюсь риска, но если бы при этом люди, пересекающие экватор и выполняющие грязную работу, еще и прибыль получали! А ведь настоящего-то дохода и нет! За те шесть лет, что я хожу в море, Рафе, я сумел скопить немногим более шести тысяч долларов, включая две тысячи триста тридцать шесть, что я получил за последний свой рейс. Короче говоря, по тысяче в год. Если так и дальше пойдет, я умру от старости, прежде чем разбогатею…

– Капитан получает за негров гораздо больше, – сказал дон Рафаэль. ,

– Знаю. Вспомни, сколько я получил за последнее плавание? Восемь долларов за человека, если удастся довезти негров живыми, если судно не перехватят крейсеры, если весь доход от плавания не сожрут взятки, если не случится при этом миллион и еще одно несчастье. А с прошлого года, Рафе, судно может быть арестовано по пути в Африку, когда оно еще пустое, на том основании, что оно оборудовано для невольничьего промысла. Скажи-ка мне, Рафе, сколько богатых капитанов невольничьих кораблей ты знаешь, не считая капитана Трэя?

– Двух или трех.

– Двух или трех из многих сотен, занимающихся работорговлей. А остальные? Они болтаются в порту, старые и больные, выпрашивают выпивку, продают игрушечные кораблики в бутылках и медленно умирают от голода. Над этим ремеслом тяготеет рок.

– Значит, ты хочешь покончить с ним. Помнишь, что я тебе говорил?

– Ты был прав. Но пока не собираюсь. Наоборот, я хочу еще глубже окунуться в этот омут, туда, где можно заработать большие деньги. Короче говоря, я хочу стать комиссионером, Рафе, – в Африке.

– Хм-м… – задумчиво проговорил дон Рафаэль, – неплохая мысль… Если бы ты сотрудничал с нами, а мы бы тебя поддерживали, это значило бы, что все дело от начала до конца – под нашим контролем, а такие воры, как Педро Бланко, да Соуза и да Коимбра больше не смогут обирать нас, как сейчас. Однако невольничья фактория – хитрая штука: чтобы там заработать, нужен большой опыт. Скажи-ка, на каких африканских языках ты можешь говорить?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28