Глава 15

ВЕРОЛОМНАЯ МАШКА

— Ну собирайся, поехали!

— Это куда еще? — Машка замерла над кучей своего барахла.

— Отвезем чемодан в милицию.

— Да что я там забыла? — решительно возразила Машка и, сбавив тон, забурчала:

— Вот так — свяжись на свою голову. Нужен мне был этот чемодан! Не пойду я никуда, и все!

— Пойдешь, еще как пойдешь, — не согласилась с ней Марина. — Отнесешь чемодан и все расскажешь.

— Все? — Челюсть у Машки отвисла. Марина поняла, чего она боялась.

— Про шантаж, ну, про то, как вы директора пансионата нагрели, можешь не рассказывать, — разрешила она, подумав, что теперь это не имеет такого уж большого значения, а старый сластолюбец свое уже получил. — А все остальное будь добра: и про то, как она тебе чемодан принесла, и про платье…

— И про платье? — эхом отозвалась Машка.

— И про платье, — сурово подтвердила Марина и прикрикнула:

— Ну быстрей, быстрей шевелись!

Машка отрывала свой зад от дивана долго, неохотно и чуть ли не с усилием, так, словно он был намазан хорошим клеем. И Марине пришлось подбодрить ее еще раз:

— Ну скорее, не тяни резину! Машка опять порылась в сваленном на диване барахле, вытащила линялую балахонистую юбку и натянула ее на себя поверх белой футболки, которую она менять не стала. Пошарила ногой под диваном и выволокла разношенные белые сабо.

— Готова? — осведомилась Марина. Машка кивнула.

— Тогда бери чемодан.

Машка покорно взялась за ручку чемодана. «Ну и тюлениха, — подивилась про себя Марина. — Неудивительно, что Валентина Коромыслова так быстро ее обработала. Из такой веревки вить ничего не стоит».

Они вышли за калитку и гуськом двинулись в сторону автобусной остановки. Машка впереди, а Марина чуть поотстав и не спуская с нее взгляда. Конвоируемая Машка ползла по тротуару со скоростью осенней мухи, всем своим убитым видом демонстрируя полную покорность судьбе.

Видно, такое Машкино поведение и притупило Маринину бдительность. Чем же иначе объяснить тот факт, что она ее позорно упустила. Автобус был набит под самую завязку, они с Машкой кое-как пристроились в проходе, приспособив чемодан в ногах. Марину всю дорогу пинали и толкали, а Машка, стоявшая за ее спиной, шумно, как лошадь, дышала ей в затылок. А когда пришла пора выходить из автобуса, Марина вдруг обнаружила, что Машки нет! Машка сбежала и сделала это настолько профессионально, что Марина до самого конца оставалась в полной уверенности, что снарядом.

Осознав свое сокрушительное фиаско, Марина первым делом изо всех сил принялась вытягивать шею, пытаясь высмотреть Машку где-нибудь поблизости. Машки не было, не исключено, что она выпрыгнула еще на предыдущей остановке — возле местной барахолки, когда автобус брали приступом потные массы торговцев, пихающих друг дружку и злых из-за плохой выручки.

— Ну что теперь делать? — спросила Марина и посмотрела на рыжий чемодан Валентины Коромысловой, стоящий у ее ног, словно ожидая от него совета. Потом со вздохом подхватила его и побрела через площадь к серой кирпичной коробке городского УВД. Чемодан был довольно тяжелым, Марина волокла его, ругая себя последними словами и проклиная тот день, когда в их бюро научно-технической информации сверху спустилась горящая льготная путевка в черноморский пансионат «Лазурная даль». И чего ей, спрашивается, на своем диване не отдыхалось, хоть и продавленном, но таком родном?

Уже поднявшись на крыльцо, она совершенно неожиданно столкнулась с тем самым парнем, что возил ее на опознание утонувшей Кристины-Валентины, а также буквально накануне вернул паспорт, найденный в урне на набережной. Парень, который на опознании был в кожаных штанах, при возвращении паспорта — форменном милицейском пиджаке с лейтенантскими погонами, а на этот раз снова в штатском — в джинсах и пестрой рубашке вроде гавайской, — галантно распахнул перед ней дверь и пропустил вперед.

Марина сразу обрадовалась:

— Здравствуйте, а я к вам!

Только после этого парень поднял на нее глаза, в которых плеснулось недоумение:

— Виноградова?

Марина кивнула.

Тогда он перевел взгляд на чемодан, и выражение его лица стало еще более озадаченным.

Марина поставила чемодан на пол и объявила:

— Это чемодан Валентины Коромысловой.

— И что? — До него по-прежнему ничего не доходило. — Впрочем, не исключено, что он просто изображал непонимание.

— Той самой Валентины Коромысловой из пансионата «Лазурная даль», что утонула неделю назад, помните?

— Помню-помню, — кисло поморщился парень и снова покосился на рыжий чемодан. — А зачем вы его сюда принесли? Надо было его родственникам отдать.

«Господи, — подумала Марина, — да неужели же они все и впрямь здесь такие идиоты или только прикидываются?» И пожалела, что напрямую об этом не спросишь!

Наверное, на Маринином лице отразилась вся гамма обуревавших ее чувств, потому что парень перестал задавать ей дурацкие вопросы, направив свою детскую любознательность на дежурного за стеклом:

— Не знаешь точно, когда Кочегаров выйдет?

— Да вроде во вторник, — отозвался тот и схватился за трубку пронзительно зазвонившего телефона. — Дежурный по УВД слушает!

Милиционер в гавайской рубахе повернулся к Марине и недовольно прошипел:

— Жди его до вторника… Да за это время можно десять тещ похоронить! — Он шумно вздохнул и спросил:

— А с чего вы, собственно, взяли, что это чемодан… ну, той, что утонула?

— Знаю, — уверенно заявила Марина, — я этот чемодан знаю как свои пять пальцев! Он же в моем шкафу стоял, то есть в шкафу в номере, в котором мы вместе с Коромысловой жили до того, как она утонула.

— И что дальше? — Физиономия милиционера скучнела прямо на глазах.

— А потом она отвезла этот чемодан одной знакомой, а она, она… продала ее платье, а сейчас по дороге сюда сбежала!

Парень насупился:

— То есть… Вы хотите сказать, что эта, как вы выразились, знакомая Коромысловой украла чемодан у утопленницы?

Марина выдержала паузу. Честно говоря, ответить на этот вопрос однозначно она не могла. Вот так запросто заявить: да, она украла чемодан. Ведь, может, и не украла. До сих пор полная ясность у нее была только со злополучным платьем. Все это она ему и объяснила с грехом пополам.

Парень наморщил лоб:

— Тогда в чем же дело? Украсть чемодан — это одно, а держать его у себя по просьбе хозяйки — совсем другое. Не говоря уже о том, что заявления о краже этого чемодана к нам не поступало, а без заявления пострадавших, извините…

Он не договорил, просто красноречиво развел руками.

Марина возмутилась:

— Так кто же вам напишет заявление? Какая пострадавшая? Она же утонула!

— Значит, заявление должны написать родственники! — Милицейского товарища трудно было сбить с раз избранного курса, особенно если принять во внимание, что он поставил себе цель отделаться от Марины во что бы то ни стало.

Надо же, такой молодой и уже законченный крючкотвор!

Марина посмотрела на рыжий чемодан Валентины Коромысловой и бессильно развела руками:

— И что же мне теперь делать? Чемодан, разумеется, безмолвствовал, а милиционер пробурчал, не глядя на Марину:

— Ладно, пойдемте…

Марина подхватила чемодан и послушно поплелась за парнем по длинному коридору, в котором по-прежнему стояли стремянки и ведра с белилами. Вот только маляров поблизости не наблюдалось. То ли перекуривали, то ли и вовсе бастовали.

Парень открыл дверь своего кабинета, правда, на этот раз Марину вперед не пропустил. Видно, настроение не то было. И сесть не предложил, она сама устроилась на стуле у стены, а чемодан поставила рядом.

Хозяин кабинета тем временем сел за стол, потом вскочил и открыл форточку. А через минуту принялся накручивать диск телефона. Когда ему ответили, произнес в трубку несколько ничего не значащих фраз, типа «Ну, как дела?» и «У меня тоже». У Марины невольно возникло подозрение, что он попросту тянул время, поскольку ему совершенно не улыбались заботы, которые она на него «навешивала» вместе с рыжим чемоданом.

— Ну что там у вас еще, рассказывайте, — наконец соизволил поинтересоваться он.

— Как что? — удивилась Марина. — Чемодан!

— Это я уже знаю. — Парень тоскливо посмотрел куда-то вдаль. Наверное, туда, куда рвалась его душа, бесконечно далекая от всяких там рыжих чемоданов.

И тогда Марина принялась торопливо рассказывать ему то, чего он еще не знал: про Машку и про обстоятельства, при которых Валентина Коромыслова оставила у нее свой чемодан. И про платье с веерами, гуляющее по рукам. Про шантаж она умолчала. Пусть возьмутся за Машку, потрясут ее как следует и сами все узнают. В конце концов, это их прямая обязанность — не все же ей, Марине, разгребать за них эти авгиевы конюшни.

Но тот, кому по штатной должности полагалось разгребать авгиевы конюшни, выслушал Марину с совершенно осоловелым выражением лица, а когда она замолчала, равнодушно буркнул:

— Ну вот видите, с платьем все выяснилось.

— С платьем — да, — процедила сквозь зубы Марина, — а с тем, что случилось с Валентиной, — нет.

— Как это? — заморгал милиционер в гавайской рубахе. — Как это не ясно? Она же утонула! — И повторил по слогам:

— У-то-ну-ла! Никаких признаков насильственной смерти! Да что вы все никак не успокоитесь, в самом деле?! Я понимаю, для вас ее гибель — потрясение. Но по большому счету это всего лишь заурядный несчастный случай. Несчастный случай! Каких у нас за сезон бывает до полусотни! К сожалению, конечно, к большому нашему сожалению. Но не можем же мы поставить живую цепь вдоль всего побережья, чтобы преграждать дорогу в море подвыпившим гражданам. У нас на это просто людей не хватит! — Он перевел дух после своего страстного выступления и миролюбиво заключил:

— А теперь насчет чемодана. — Он чуть ли не со стоном потер лоб ладонью. — С чемоданом, с чемоданом…

Раздосадованная Марина не дала ему договорить:

— Мне все ясно! У вас тут тонут по пятьдесят человек в сезон, и вас уже ничего не удивляет! Например, такое обстоятельство, что перед этим они зачем-то съезжают из пансионата, отвозят свои вещи всяким Машкам, обещая скоро вернуться, и не с пустыми руками, а потом отправляются на пустынный пляж за городом, напиваются там — в одиночестве!!! — и лезут в море, будто специально за тем, чтобы утонуть!

Высказавшись, Марина подивилась собственному красноречию, а главное — напору. Ничего такого она за собой прежде не замечала. Ведь даже на работе, когда ей по совершенно непонятной причине снижали премию, она не могла вступиться за себя!

Парень выслушал ее не перебивая, потом поднялся из-за стола, молча взял чемодан, положил его на стол и попытался открыть. Безуспешно, разумеется.

Марина с минуту не без злорадства наблюдала за его возней, после чего бросила:

— Он заперт, а ключ Коромыслова забрала с собой, положив в сумку…

И тут Марина чуть не задохнулась, потому что до нее дошло самое главное!

— А сумку ее нашли? Там, на пляже, где она утонула? — прошептала она.

— Да ничего там не нашли, кроме визитки пансионата. Сумку вполне могло смыть и унести в море, шторм ведь был, — раздраженно отозвался парень и достал из верхнего ящика стола ножницы. Похоже, его мозги работали в том же направлении, что и Машкины. И его нисколько не смущало, что Валентина Коромыслова полезла ночью в штормовое море. Еще бы — в их милом уютном городке таких случаев за сезон бывает не меньше полусотни!

Замки нехотя поддались, и рыжий чемодан снова обнажил свое чрево. Конечно, Марина там ничего нового не увидела. Парень немного порылся в чемодане с нескрываемым отвращением на лице и захлопнул рыжую крышку, немного смущенный. Что ни говори, а копаться в чужом белье, особенно в женском, не каждому мужику понравится.

— Ладно, — сказал он после томительной паузы, в продолжение которой, видимо, искал приемлемый повод, чтобы вежливо отшить Марину, да так и не нашел. — Собирайтесь, поедем.

— Куда? — спросила Марина, немного озадаченная этим «собирайтесь».

— Куда-куда? — передразнил он в сердцах. — К Машке вашей, куда же еще!

Марина хотела было напомнить ему, что Машка, слава богу, вовсе не ее, но промолчала.

Парень захлопнул форточку, тоскливо осмотрел комнату, словно уже не надеялся в нее вернуться, и пробормотал озабоченно:

— Так… Так, чемодан прихватим с собой на всякий случай…

Потом снова схватился за телефонную трубку:

— Сан Саныч, я тут отъеду на минутку в поселок… Помните, у нас была такая утопленница, Коромыслова? Да, да… Ее вещи нашлись у какой-то девицы в поселке… Да, я тоже так считаю… Ну ладно, максимум через полчаса я уже буду на месте. — Положил трубку и посмотрел на Марину взглядом мученика:

— Ну чего сидите, бдительная вы наша? Едем!

И, уже запирая дверь своего кабинета, сокрушенно покачал головой:

— Что за отдыхающие пошли, честное слово! Ну, приехали загорать — так загорайте. Так нет, их все время тянет на приключения. Одни тонут, другие выясняют, почему они утонули… Веселая жизнь!

Лично Марина эту его точку зрения на жизнь совершенно не разделяла.

А он, прямо как старый дед, ворчал в том же духе, пока они с Мариной шли по коридору, пересекали вестибюль и даже уже на подножке милицейского «уазика», в который они загрузились под неодобрительные взгляды сержанта-водителя.

— Куда? — возразил тот. — Мне ведено ждать приказа.

— Считай, что ты его уже получил, — заверил его Маринин милиционер. — Сан Саныч в курсе.

— Точно? — засомневался сержант.

— Как в аптеке!

— Ну смотри, Василич, — буркнул сержант и взялся за рычаг переключения передач.

Только благодаря этой случайности Марина и выяснила, как зовут лейтенанта в гавайской рубахе — Василич, и скорее всего это оригинальное прозвище перешло ему от папаши вместе с отчеством.

— Давай в поселок, — приказал сержанту Василич.

— А чего там случилось? — спросил тот, покосившись на Марину.

— Там чемодан нашелся, — хмыкнул Василич.

— Какой еще чемодан?

— Хороший. Кожаный. Во-он на заднем сиденье лежит.

Сержант не стал больше любопытствовать: то ли удовлетворился полученным ответом, то ли просто плюнул, мол, не очень-то и хотелось.

И «уазик» понесся по маршруту двадцатого автобуса так быстро, что уже через пять минут Василич пытал Марину:

— Какой дом? Этот, что ли? Вопрос застал Марину врасплох, потому что они умудрились заехать на Полевую улицу с другой стороны, и теперь ей трудно было ориентироваться на местности. Настолько трудно, что сержанту пришлось два раза гонять «уазик» из одного конца улицы в другой, прежде чем Марина радостно заверещала:

— Да вот же он, вот!

Василич с сержантом понимающе переглянулись.

Глава 16

МОНУМЕНТАЛЬНАЯ КЛАВДИЯ

Кудлатый пес, как и прежде, спал возле будки, не реагируя на пришельцев. На него даже милицейские погоны сержанта впечатления не произвели.

— Хозяин где-то во дворе, — поспешила сообщить Марина, — можно постучать камнем по калитке, он услышит.

В ответ Василии издал тяжкий вздох и решительно потянул на себя калитку.

Пес проигнорировал явное нарушение границ охраняемой территории, продолжая мирно спать. Хорош сторож.) ничего не скажешь. С другой стороны, чему удивляться, если квартиранты в сарайчике все время меняются.

Василич смело вошел во двор, прихватив с собой рыжий чемодан. Марина последовала за ним, как преданный оруженосец. Василич подошел к двери дома и постучал.

— Машка там живет, — доложила Марина, переминаясь с ноги на ногу, и показала на саманный сарайчик.

Василич не принял ее разъяснения во внимание, продолжая барабанить кулаком в дверь дома.

— Ну чего надо-то? — раздалось за Марининой спиной вопросительное восклицание. Она обернулась и увидела мужичка в трениках. Хозяина, стало быть.

Василич молча полез в нагрудный карман своей гавайской рубахи, достал служебное удостоверение и, не разворачивая, сделал им перед носом мужичка несколько магических пасов.

Мужичок несколько растерялся и даже заорал: «Клава, Клава!», словно призывая на помощь.

На его зов из-за дома показалась дородная женщина, на ходу вытирающая руки о фартук. Кстати, «дородная» — это еще мягко сказано: высокая, плечистая, просто мухинская колхозница, только что не в бронзе. И без серпа. И без своего бронзового рабочего с молотом, потому что мужичок в трениках на эту роль совершенно не годился.

А тот между тем объявил:

— Клава, к нам милиция.

И предусмотрительно отступил в спасительную Клавину тень.

Клава нахмурилась и выставила вперед монументальный бюст, на котором без труда разместился бы поднос с кофейником, кувшинчиком для сливок и шестью чашками.

Василичу пришлось снова лезть в карман рубахи за служебным удостоверением. Только магическими пасами на этот раз ему отделаться не удалось: Клава возжелала взять «корочки» в руки и подробно ознакомиться с их содержанием.

— …Мохов Виктор Васильевич, — закончила она громкую читку с выражением, сверила фотографию со стоящим перед ней оригиналом и только после этого вернула удостоверение Василичу, который, как выяснилось, имел простую русскую фамилию Мохов.

Теперь уже самому Мохову представилась возможность объяснить цель своего визита.

— У вас тут вроде квартирантка проживает, — начал он издалека.

— Проживала, — не моргнув глазом ответила суровая Клава.

— Как проживала? — попыталась вмешаться Марина, но Мохов махнул рукой — мол, тебя не спрашивают, — и она послушно замолчала.

— Буквально пятнадцать минут назад смылась, — спокойно пояснила Клава, — в один момент выкатилась со своими манатками…

Из-за Клавиной спины боязливо выглянул мужичок в трениках и добавил:

— Точно смылась. Вот после ихнего визита.

И он указал на Марину крючковатым желтым пальцем.

— Смылась, значит, — повторил Мохов, бросая рассеянные взгляды по сторонам. — А чего так вдруг, не сказала?

— Как же, скажет она! Да если бы я ее, заразу, не перехватила случайно, то и не знала бы, что она ноги сделала. И даже за квартиру не заплатила, халда такая! — в сердцах поведала обиженная Машкой квартирная хозяйка.

— Не заплатила, это нехорошо, — задумчиво изрек Мохов, косясь на саманный сарайчик, в котором еще совсем недавно Машка беззаботно дрыхла на диване и, наверное, дрыхла бы по сию пору, не потревожь Марина ее чуткий девичий сон. И выставил вперед рыжий чемодан. — А чемоданчик этот вам знаком?

Клава метнула короткий взгляд в сторону чемодана:

— Валькин вроде?

— Валентины Коромысловой, вы хотите сказать? — уточнил Мохов.

— Ну ее как будто, — согласилась Клава.

— А Валентину Коромыслову вы откуда знаете? — поинтересовался Мохов.

— Пх, — фыркнула Клава. — Валька — тоже наша бывшая жиличка. Они вдвоем с Машкой жили во времянке. — И безо всякого почтения к покойной Валентине Коромысловой выдала:

— Тоже, прынцесса! Она только неделю пожила и съехала. Я ее потом один раз в городе видела с каким-то мужиком, так она сделала вид, будто меня не знает. Еще бы — такая краля, а сама, когда расплачивалась, так торговалась, почище, чем на базаре! У нее же хоть и наряды-разнаряды, а задница, прости господи, голая! Я таких знаю: кофта — не кофта, юбка — не юбка, а на еде экономят. Тьфу! — Без сомнения, дородной Клаве экономия на еде казалась чудовищным преступлением.

— Понятно, — глубокомысленно подытожил Мохов. — А чемодан Коромысловой у этой, Машки, как оказался?

В ответ Клава на самом что ни на есть голубом глазу отрапортовала:

— Так Валька сама ей его и приперла. Уже после того, как съехала, примерно неделю назад. При мне это было. Только я с Валькой не разговаривала, а Машка мне потом рассказала, что она, Валька то есть, куда-то настропалилась, а чемодан этот ей на хранение оставила. А что?

Мохов проигнорировал ее любознательность, предпочитая удовлетворять свою:

— Гм-гм… А что вы можете вообще сказать про эту Машку? Как ее фамилия, кстати? Откуда она взялась?

— Машка-то? Фамилия, фамилия… — задумалась Клава. — Как ее там? А, Барсукова! А сама она не то с Оренбурга, не то с Барнаула, я где-то ее адрес записала на всякий случай, не помню только где… С этими закрутками совсем зарапортовалась. Выкинула, наверное… А сказать про нее… — Клава напустила на лицо глубокомысленное выражение. — Да что тут скажешь: шалава, она и есть шалава. Знаете, есть такие, приезжают специально, чтобы задницей вертеть. Каждый божий день под утро заявлялась, знала бы, сроду такую не пустила. Хочется заработать — сидим ведь без зарплаты! — а имеешь одни убытки… — скорбно заключила она и снова поинтересовалась:

— А что она натворила, Машка-то? Мохов пожал плечами:

— Пока не знаю. Знаю только, что со второй. Утонула.

— Валька? Утонула? — заохала Клавдия. — Как же это?

— Да как все остальные. Полезла в море по пьяной лавочке, и в результате — несчастный случай на воде, — пробубнил Мохов.

Клавдия сокрушенно зацокала языком, а Мохов спросил:

— Можно посмотреть, где они жили?

— Да смотрите, если надо, не жалко, — разрешила Клавдия, — только там не прибрано. Эта Машка, зараза, такая грязнуля. Да и Валька, хоть она теперь и покойница, не лучше была, кругом какие-то ватки вечно валялись, все чем-то намазывалась, хотела покрасивше казаться… Нет, в следующий раз я баб к себе не пущу: или мужиков, или семейную пару, — резюмировала она. — Опять же и блуда меньше будет, а то Машка в последнее время совсем оборзела… Да, — вспомнила она, — у Машки же фингал под глазом, а вчера еще не было.