Глава 9

ПЯТЬДЕСЯТ НА ПЯТЬДЕСЯТ

— А теперь я приглашаю вас к себе, — многозначительно объявил Палтус, когда мы снова оказались в его зеленой «Шкоде».

— Может, не стоит? — засомневалась я, памятуя свои недавние приключения.

— Вам нечего бояться, — заверил меня Самуил.

Я не знала, что и думать. Как показала практика, осторожность в моем положении совсем не помешает, и в то же время много ли я разузнаю, если буду пугаться каждого куста.

— Ладно, я согласна, — довела я до его сведения свое решение. Между прочим, очень даже непростое.

— Вот и отлично, — обрадовался Палтус и сильнее надавил на газ. Теперь, когда дорога стала получше, я ничего не имела против этого. — Нам нужно вернуться в Москву, прежде чем начнутся пробки, — пояснил он, — я ведь в центре живу.

Монотонная дорога меня укачала, я откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

— Вот-вот, подремите, — одобрил Самуил, — а то нервишки небось того?..

Эти его панибратские замашки мне совершенно не понравились, а потому я ничего ему не ответила, только губы сжала. Конечно, он мне здорово помог сегодня, но это не означает, что мы автоматически сделались закадычными друзьями.

Дальше мы ехали почти молча: неугомонный сыщик что-то насвистывал. До тех пор, пока мы все-таки не попали в пробку на Садовом кольце. С этого момента он уже чертыхался.

До места мы добрались уже в сумерках, в декабре ведь темнеет рано. «Шкода» затормозила возле девятиэтажной башни из белого кирпича, Палтус заглушил двигатель и сообщил мне с улыбочкой:

— Ну вот и приехали.

Потом мы в лифте поднялись на седьмой этаж и остановились у добротной двери. Здесь Палтус довольно долго возился с замками, прежде чем я наконец услышала долгожданное:

— Проходите, пожалуйста. Для того чтобы понять, что отечественные сыщики живут не бедно, мне одного взгляда хватило. И это при том, что Самуил даже не дал мне как следует осмотреться. Я только куртку успела стащить, а он уже заволок меня в какую-то комнату с напутствием:

— Милости прошу в мой кабинет. Кабинет оказался очень даже нехилым. С какими-то секретерами орехового дерева, с кожаным диваном и массивным двухтумбовым столом. И все это громоздкое барахло представляло собой антиквариат. Либо очень хорошую подделку.

— Ну-с, — он потер руки, — будем заключать договор?

— Какой еще договор? — Я немного растерялась.

— Обоюдовыгодный, естественно, — хохотнул Палтус, — на самых замечательных условиях. Пятьдесят на пятьдесят вас устроит?

— Это что, шутка такая? — Я не знала, что и сказать.

— Почему же шутка? Я вполне серьезно, — не сдавался Палтус. — У нас ведь есть взаимный интерес, а потому мы вполне можем договориться.

— Под интересом вы, конечно, подразумеваете Парамонова?

— Вы очень догадливы, — похвалил меня Самуил.

— Ага, я такая, — я изобразила самую идиотскую улыбочку, на какую только способна, — я очень догадливая, а еще очень строптивая. А потому, если вы рассчитываете на мою откровенность, извольте изъясняться конкретнее. И зарубите себе на носу: я не скажу о Парамонове ни слова, прежде чем вы не расскажете, почему его скромная персона пользуется повышенным интересом.

— Я и так с вайи предельно откровенен, мне нечего скрывать, — Самуил Аркадьевич Палтус был прирожденным вруном. — Начнем с того… Вы вот сказали о Парамонове, что он скромная персона, а это не так. Сегодня, уж поверьте мне, Парамонов очень дорогой товар, очень…

— Можно подумать, что вы собираетесь его продать, — вмешалась я.

— Я собираюсь его найти, — возразил Самуил, — с вашей помощью. И мы его найдем, вы и я. Это будет наша общая победа. Каждый внесет свой вклад: я — свой профессионализм, вы — знание Парамонова.

— Стойте, стойте! — сорвалась я. — Хватит слов. Скажите мне одно: что такого сделал Парамонов и почему он «дорогой товар».

— Не перебивайте, я как раз это вам и пытаюсь объяснить, — замахал руками Палтус. — То, что я знаю о Парамонове на сегодняшний день, а это все, к сожалению, разрозненные сведения, заставляет меня думать, что он весьма неординарный человек. И его поступки, с точки зрения формальной логики, не совсем понятны. Посудите сами. Казалось бы, человек адаптировался в Штатах, у него прекрасная высокооплачиваемая работа, собственный дом… Короче, он там устроился с максимальным комфортом, гораздо лучше, чем многие, даже гражданство получил. А потом взял и отказался от него под совершенно идиотским предлогом. Заявил, что он не согласен с американской политикой на Балканах. У него, видите ли, патриотические чувства взыграли.

Я слушала Самуила с открытым ртом. У меня было такое ощущение, словно он рассказывал о каком-то другом Парамонове. Тот, которого знала я, был откровенно аполитичным оболтусом, не имел гроша за душой и плевал на все (включая и меня, как это ни прискорбно), кроме геофизики, а этот, о котором с пеной у рта разглагольствовал Самуил, послал на три буквы целую Америку. Чудно!

— Вы… это… гм-м… серьезно? — Я не смогла скрыть своего удивления.

— Ну вас-то эти милые странности вроде не должны удивлять, — фыркнул Самуил. — Вы же его хорошо знаете.

— Да как вам сказать, — задумчиво произнесла я, — ведь прошло столько лет, а люди меняются.

— И все равно, — стал меня убеждать Самуил, — вы — единственный человек, понимающий Парамонова хотя бы сколько-нибудь. И последний из близких ему людей.

— Как это? — Мое сердце бухало, как набат, извещающий о вселенском потопе.

Самуил пожал плечами:

— Вам ли не знать, что Парамонов — одинокий волк по всем показателям. Родственников у него нет, бабка и тетка, которые его воспитывали, умерли, бабка — когда он еще на первом курсе университета учился, тетка — три года назад, я специально в Калугу ездил, чтобы проверить. Жены и детей он не завел, — перечисляя тех, кого Парамонов потерял и кем не удосужился обзавестись, Самуил загибал короткие смуглые пальцы с ухоженными овальными ногтями, и я смотрела на это как завороженная. Можете мне не верить, но факт полного парамоновского сиротства потряс меня до глубины души.

А Самуил тем временем бесстрастно свел дебет с кредитом:

— Так что из близких у него только вы.

— А если он думает иначе? — хрипло поинтересовалась я. У меня были серьезные основания сомневаться в словах сыщика. Сами посудите, почему же Парамонов меня бросил, если я такая единственная и неповторимая?

— А письма, а фотографии? — напомнил мне Самуил. Я прямо взвилась:

— Черт подери, разве мои письма уже опубликовали в, широкой печати?

Самуил поспешил затушить разгорающийся скандал:

— Честное благородное слово, я ваших писем не читал, клянусь вам!

— Откуда же вы знаете? Хитрый Самуил замялся и скромно потупил глазки:

— Это всего лишь агентурные данные. Какой бы я был частный детектив, если бы не) мог кое-что разузнать…

Я взяла паузу и погрузилась в глубокую задумчивость. То, что я узнала о Парамонове от нелепого толстяка, претендующего на гордое звание частного детектива, требовало длительного и подробного осмысления, но вряд ли я располагала такой возможностью в обозримом будущем, учитывая форс-мажорные условия, заданные таинственным исчезновением моего экс-любовника. А тут еще новая напасть — смертная тоска по нему, которая обуяла меня со вчерашнего вечера. Похоже, парамонозависимость — хроническая и совершенно неизлечимая болезнь. И подтвердить или опровергнуть этот диагноз можно, только заглянув Парамонову в глаза. Все будет зависеть от того, что я при этом почувствую и что пойму. А потому я должна молить бога о том, чтобы Парамонов был цел и невредим, иначе мне никогда не избавиться от его власти надо мной.

— Эй, — Палтус тронул меня за плечо. — Вы что-то вспомнили?

— Нет-нет, не обращайте внимания, — пробормотала я, — продолжайте, продолжайте дальше…

— Так вот, — Самуил провел пальцем по Лаковой поверхности одного из ореховых секретеров и недовольно поморщился, обнаружив тонкий слой пыли, — так вот, для того, чтобы найти вашего геофизика, мне нужно хорошо его знать, понимать логику его поступков. И здесь мне не обойтись без вас. Мне мало его биографии, мне нужны его привычки, его детские страхи, эротические фантазии, короче, все-все-все…

— Допустим, — я мало-помалу приходила в себя, — а мне-то с этого какой навар?

— То есть? — скользкий Самуил сделал вид, что не понял.

— Ну не морального же удовлетворения вы добиваетесь, разыскивая Парамонова?

— А честь фирмы?

— Да ладно вам, — фыркнула я, — этой вашей честью вы мне глаза не замажете. Вы не хотите мне все рассказать, да, не хотите, — предупредила я его возражения, — но в одном вы правы, нас с вами действительно связывает общий интерес. Я тоже хочу найти Парамонова, хотя у меня совсем другая причина желать этого. А потому я подпишу этот ваш обоюдовыгодный договор, но не ради вас и даже не ради Парамонова, а ради себя.

— Как пожелаете, — Палтус расплылся от счастья, — я всегда знал, что мы найдем общий язык.

— Тогда так, — я сразу выставила ему встречное условие, — я расскажу вам о Парамонове все, что помню, а вы за это пообещаете мне… Вы мне пообещаете, что, как только его найдете, немедленно поставите меня в известность, чтобы я первой узнала об этом. А еще вы организуете нашу с ним встречу, как бы случайную, чтобы он ничего не знал заранее.

— Ну конечно же, я вам это обещаю, — маленькие глазки Палтуса заблестели. — Как только я узнаю о Парамонове что-либо новенькое, сразу же сообщу вам. Только, видите ли, раз уж мы заключаем наш договор, давайте условимся еще кое о чем: майор Сомов ничего не должен знать об этом.

— Ого! — присвистнула я. — Так вы меня толкаете на конфликт с законом?

Палтусу мое замечание явно не понравилось:

— Какой там закон, не смешите меня. Сразу видно, что вы прежде не имели дел с нашей милицией. И слава богу, кстати говоря. Там же в принципе не умеют работать, уж поверьте мне. Что они раскрывают? Банальную бытовуху с поножовщиной, когда убивец мирно засыпает рядом с жертвой. Да еще иногда для плана гоняют бабок, торгующих семечками возле метро. Это все, на что они способны. Дела чуть посложнее, где нужно извилиной пошевелить, это уже не для них, потому что шевелить, извините, нечем. Я немножко знаю майора Сомова и могу вас заверить, он в этом смысле не исключение. Он не Парамонова ищет, он следственные действия проводит. А тут нужны фантазия, интуиция, страсть, наконец…

Я прекрасно понимала, куда клонит этот хитрый златоуст, но вместе с тем не могла с ним не согласиться. Официальное следствие не вызывало у меня особенного доверия хотя бы потому, что для майора Сомова Парамонов был всего лишь статистической единицей, и не более того.

— Хорошо, все останется между нами, — пообещала я Палтусу.

— Вот и чудненько, вот и ладненько, — Самуил довольно потер руки, — а теперь приступим к самому главному. Расскажите мне о Парамонове, которого знали только вы, я хочу знать о нем все-все-все… А чтобы вы не сомневались, гарантирую вам конфиденциальность.

— Конфиденциальность — это хорошо, — вздохнула я, вспомнив о письмах, найденных в парамоновском багаже. — Ну ладно уж, слушайте…

Я старалась говорить покороче, и все же мой рассказ занял не меньше часа. Просто в какой-то момент я так увлеклась, что забыла, перед кем откровенничаю. Неудивительно, что к концу повествования я совершенно выдохлась.

Палтус слушал меня, не перебивая, только время от времени бормотал себе под нос:

— Интересно, очень интересно… Не знаю, много ли он почерпнул из моих устных мемуаров, но благодарил он меня долго и с чувством. А потом отвез домой, обнадежив напоследок:

— Главное — ничего не бойтесь и в случае чего сразу связывайтесь со мной.

Остаток вечера я провела отвратительно. Попыталась навести в квартире какое-то подобие порядка, но быстро выдохлась. Хорошо бы Ангелочка привлечь к уборке, чтобы он самолично устранил последствия своей преступной деятельности, тогда в другой раз неповадно будет. Хорош частный сыщик, ничего не скажешь. Впрочем, Самуил Аркадьевич, несмотря на наши с ним доверительные отношения, ненамного лучше. Вот с кем я еще не разобралась, так это с псевдо-Кирой. Зря я ее тогда выставила, нужно было поболтать с нею по душам. Вдруг она знает о Парамонове больше моего, если, конечно, ее роман с ним не блеф. Ладно, спрошу у него самого при встрече.

Тяжко вздохнув, я стала готовиться ко сну и, прежде чем лечь в кровать, перестелила белье. На всякий случай, вдруг Ангелочек и в постели моей покопался. А что, с такого станется. Интересно, что искал этот придурок, ведь Парамонов в этой квартире ни разу не был! И тут до меня кое-что дошло, я так и застыла с открытым ртом и наволочкой в руках. Какая же я идиотка, потому что только теперь об этом вспомнила. Если Ангелочек искал что-то у меня, то с таким же успехом он мог наведаться и к Борьке, ведь наш с Парамоновым роман развивался в его нынешней квартире.

Я забегала по комнате. Что же мне предпринять? Может, прямо сейчас позвонить Борьке? Нет, лучше я завтра же его навещу, прямо с утра. Все дело в том, что на меня снизошло еще одно озарение. Опять же запоздалое. Парамонов наверняка заходил к Борьке, иначе как бы он узнал мой новый адрес!

Глава 10

СЧАСТЛИВЧИК БОРЬКА

Дверь мне открыл вовсе не Борька, а какая-то совершенно неизвестная девица. Естественно, это явилось для меня сюрпризом. Конечно, я серьезно не рассчитывала, что Борька после нашего с ним развода подастся в монастырь, просто уж очень она была зеленая, эта девица. Я бы дала ей не больше семнадцати. Цыплячья шейка, неумелый макияж и худые коленки, торчащие из-под коротенького халатика. Ну и типаж. Алка таких называет пипетками. Почему? А бог ее знает, просто чувство юмора у нее своеобразное. Впрочем, хватит об Алке, речь не о ней. Речь об открывшей мне пигалице. Хотела бы я знать, кто она такая. Может» какая-нибудь Борькина родственница? Племянница, например. Ой, что-то я сомневаюсь.

— Вам кого? — девица поправила свою школьную челочку.

— Могу я видеть Бориса? — поинтересовалась я предельно вежливо.

— А его нет, он в магазин пошел, — бесхитростно ответила «школьница» и выжидающе на меня уставилась.

У меня появилось скверное предчувствие, что в квартиру меня не пригласят. И это предчувствие не обмануло: девица захлопнула дверь перед моим носом, даже не удосужившись спросить, кто я и зачем пришла.

Признаюсь, сначала я растерялась, а потом снова нажала на кнопку звонка. Вслед за этим мизансцена повторилась. Я вновь увидела цыплячью шейку, школьную челку и худые коленки.

— И когда он придет? — спросила я уже не так вежливо, как в первый раз.

— Сказал, что скоро, — без тени смущения отрапортовала девица и снова скрылась за дверью. Прямо как кукушка в настенных часах.

Мне только и оставалось, что подождать своего бывшего муженька на лестничной площадке. Или поискать его в ближайшем гастрономе за углом, обычно за продуктами он ходит туда. Нет, пожалуй, не стоит, вдруг мы разминемся. Торчать на лестничной площадке мне не хотелось, и я спустилась на пролет ниже. Там я уселась на широкий подоконник, на котором мы с Парамоновым в первый раз поцеловались. Прямо историческое место, хоть мемориальную доску вешай, усмехнулась я. А главное, с тех пор ничего не изменилось. Все то же стойбище детских колясок под лестницей, все тот же стойкий, невыветриваемый запах кошачьей мочи. Кажется, даже надписи на стенах те же.

Из очередного приступа меланхолии меня вывел неожиданный возглас:

— Галя, Галочка, это вы? Я вздрогнула и перевела взгляд с обшарпанных стен на лестницу, по которой медленно поднималась пожилая женщина в добротной дубленке и норковой шляпе-боярке. Это была «генеральша», по крайней мере, так ее величали в нашем подъезде, притом что ее муж, симпатичный, подтянутый и неизменно приветливый дядька, дослужился только до подполковника. Как ее звали?.. Такое претенциозное имя… Ах да, Иветта… Иветта Павловна. Точно, Иветта Павловна.

— Решили нас проведать? — «генеральша» слабо улыбнулась, за те два года, что мы не виделись, она здорово сдала. — А что же вы здесь сидите?

— Да вот, — я пожала плечами, — не пускают.

— Ах да, — на потускневшем Иветтином лице, с которого безжалостная рука времени стерла последние намеки на былую красоту, отразилось сожаление, — там ведь эта… юная особа свободных нравов…

Надо думать, она имела в виду девицу с острыми коленками. Значит, та и впрямь никакая не племянница.

— Просто Бориса нет дома, и я его здесь жду. — Я не стала развивать тему Борькиной личной жизни. В конце концов, на то она и личная, чтобы посторонние в нее не совались.

— Ну да, его нет дома, а она вас не пустила, — «генеральша» обиженно поджала губы, словно это перед ней захлопнули двери, — тогда пойдемте ко мне, что вам здесь сидеть на сквозняке?

— Что вы, я не хочу причинять вам беспокойство. Думаю, Борис скоро придет…

— О том, чтобы воспользоваться гостеприимством «генеральши», не могло быть и речи. Да о чем я буду с ней говорить, если Борька задержится дольше, чем я рассчитывала.

— Какое беспокойство! — горячо возразил? она и вдруг сникла. — А Петр Лазаревич умер, Галочка…

— Генерал умер? — выдохнула я.

— В прошлом году, как раз под Новый год, — всхлипнула овдовевшая Иветта. — Только он был не генерал, а подполковник, хотя какое это теперь имеет значение…

Мне стало жалко Иветту, ведь у них с мужем детей не было, значит, теперь она одна-одинешенька. Как я. С той лишь разницей, что я молодая, а она старая. И я могу еще что-нибудь предпринять, чтобы избавиться от одиночества, а она — нет.

— Пойдемте, пойдемте ко мне, — снова позвала «генеральша».

Я вздохнула и слезла с подоконника, не могла же я ей отказать в такой ситуации?

Выручил меня очень кстати возникший на лестнице Борька. Помятый, задрипанный и… счастливый, я это поняла по его блаженной физиономии. Должна признать, что в те времена, когда мы делили с ним кров и старый скрипучий диван, он выглядел иначе. Конечно, тогда он был поопрятней, зато задорный блеск в его близоруких глазах начисто отсутствовал, а сейчас — только гляньте — он лучится, как рубиновая звезда на Спасской башне.

— Здравствуйте, Иветта Павловна, — поприветствовал он «генеральшу».

Та ответила ему сухим «здрасьте» и медленно побрела вверх по лестнице, одарив меня на прощание долгим печальным взором.

И только после этого Борька заметил меня. Заметил и застыл соляным столбом, судорожно сжав в руках авоську с продуктами.

— Ты… Ты ко мне?

И чего он так испугался, я ведь всего лишь развелась с ним, а не умерла.

— К тебе, — подтвердила я, — а что, нельзя?

— Да не то чтобы, — замялся Борис, — просто неожиданно как-то…

— Похоже, ты меня не приглашаешь? — усмехнулась я. Борька засуетился:

— Датам у меня…

— Неприбранр! — подыграла я ему. Борька окончательно смешался и уставился на грязные носы своих растоптанных ботинок, а я вдруг с необычайной остротой осознала, что некогда толкнуло меня в не самые атлетические Борькины объятия: в нем было что-то от Парамонова. Возможно, эта его аскеза и откровенное пренебрежение внешними проявлениями успеха, а также наличие идеи-фикс. Если Парамонов был повернут на геофизике, то Борька на компьютерах. Правда, имелись и существенные различия, и главное из них то, что Парамонова я любила мучительно и долго, а с Борькой всего лишь мирно сосуществовала, пока нам обоим это не надоело.

— Ну ладно, — махнула я рукой, — знаю я про твою Дульсинею.

Борька заалел как маков цвет. Значит, маленькая козочка с острыми коленками никакая ему не родственница. Что и следовало ожидать.

— Ладно, меня это не касается, — замяла я тему. — Я не за тем пришла. И к тебе я не рвусь, можно и здесь поговорить.

Борька сразу воспрял духом:

— Поговорить — это пожалуйста. Кстати, тут у нас в соседнем подъезде кафе-мороженое открылось, можно и там посидеть.

— Не стоит, а то тебя там, наверное, с провиантом ждут, — я кивнула на переполненную авоську. — У меня всего лишь пара вопросов, так что я тебя не задержу.

— Как знаешь, — облегченно вздохнул Борька.

Ну вот, теперь я могла перейти к тому, из-за чего, собственно, притащилась к своему бывшему муженьку, пытающемуся обрести новое счастье в личной жизни.

— Скажи-ка мне, Боря, в последнее время тебя кто-нибудь спрашивал обо мне?

— О тебе? — Борька шмыгнул носом. — Да был тут один тип, даже два…

— Ас этого места поподробнее, — попросила я.

— Пожалуйста. — Он водрузил свою авоську на подоконник, и я получила возможность подробно изучить ее содержимое. А были в ней сплошные деликатесы, вплоть до красной икры и заморского фрукта авокадо. А может, овоща? — Ну, сначала, где-то с неделю назад, был тут один долговязый пижон, спросил про тебя. Я сказал, что ты тут больше не живешь, и дал ему новый адрес. А второй явился дней через пять после первого с аналогичными вопросами. Разумеется, я ему выдал то же самое, что и первому.

— И все?

— И все. Да, второй показал мне милицейское удостоверение. Ты что-нибудь натворила?

— Ага, угнала самолет в Израиль, — вяло отшутилась я. Без сомнения, первым, «долговязым пижоном», был Парамонов, вторым — майор Сомов. В любом случае с этим вопросом более-менее разобрались.

— Да, — Борька шлепнул себя ладонью по лбу, — еще баба приходила.

— Какая еще баба? — насторожилась я.

— Ну, такая маленькая, в очочках…

— А этой что надо было? — Я сразу догадалась, что речь идет о серой мышке.

Борька пожал плечами:

— Сказала, что училась с тобой в одной школе, что будет вечер встречи выпусников, а она всех извещает. Я ей тоже дал твой адрес, а что?

— А если Джек-Потрошитель будет мной интересоваться, ты ему тоже мой адрес дашь? — желчно заметила я.

— Ну извини, — развел руками Борька, потерявший бдительность по причине нечаянно нагрянувшей любви.

— Да ладно, неважно, — тут же остыла я. — Я, собственно, пришла тебя предупредить… Не исключено, что может пожаловать еще кое-кто. Этот товарищ представляться не станет и мой адрес спрашивать тоже, просто он постарается порыться в твоих вещах.

— Это как? — не понял Борька.

— Да вот так. Пороется и уйдет, красть ничего не будет. Может, он, конечно, и не осмелится, но ты на всякий случай имей в виду, ладно?

— Ладно, — растерянно протянул Борька и добавил. — Ты какая-то таинственная стала.

— Тогда все, вопрос «испорчен», — вздохнула я, — ты свободен, пылкий влюбленный.

— Ну пока, — бросил Борька и, даже не поинтересовавшись, с чего это я, по его выражению, стала такая таинственная, почапал вверх по лестнице. Я тоже слезла с подоконника и потопала вниз.

Я успела спуститься на два пролета, прежде чем Борька окликнул меня сверху. Я задрала голову:

— Что еще?

— Да, чуть не забыл, — Борька навис над перилами, — тебе же письмо пришло.

— Письмо?

— Ну да, дня три назад нашел в почтовом ящике. Подожди пару минут, я принесу.

Я снова поднялась и приземлилась на заветный подоконник, несколько заинтригованная. Письмо? Мне? Честно говоря, я сто лет писем не получала, в лучшем случае открытку какую-нибудь поздравительную. Время сейчас не то, не для писем. Опять же адрес мой уже два года как сменился. Ладно, сейчас выясним, кто это осчастливил меня нежданной весточкой.

Вопреки обещаниям Борька отсутствовал не две минуты, а десять, и вернулся озадаченный.

— Ты знаешь, не нашел я твое письмо. Сунул его куда-то, черт его знает… Вроде на холодильник положил…

Все ясно, некоторые не меняются, будто их забальзамировали еще при жизни. Борька всегда был растяпой, каких мало.

— От кого хоть письмо было?

— А я что, его читал?

— Ну на конверте-то, наверное, адрес был? — предположила я.

— Обратный адрес? — Борька почесал затылок. — Нет, адреса там не было, это точно.

Ну вот, теперь мне никогда не узнать, кто написал это письмо.

— Я его поищу, — пообещал Борька, — куда оно денется, найдется. А потом тебе позвоню.

— Идет, — честно говоря, я не особенно надеялась на то, что письмо отыщется. — Ну ладно, бывай. Привет и наилучшие пожелания твоей куколке.

— Мы… — Борька стыдливо отвел взгляд в сторону. — Короче, ты не думай ничего плохого, мы все оформим, со временем, просто…

— Просто невесте еще нужно немного подрасти, — подсказала я. — Не переживай, меня это не касается. Смотри только, чтобы ее родственники не устроили тебе счастливую жизнь. Ну знаешь, совращение малолетних и прочее…

— У нее нет родственников, — буркнул Борька.

— Надо же, как тебе повезло, — невольно вырвалось у меня. — Да ты просто счастливчик.

Глава 11

ЛЮБОВЬ ИЛИ НЕФТЬ

Я вышла из дома и не удержалась, оглянулась — посмотрела на окна своей бывшей квартиры, в которой мой бывший муж строил свое новое счастье. А мой бывший любовник захаживал сюда неделю назад, чтобы встретиться со мной. Забавно, не правда ли?

Я попыталась представить, как это было. Что чувствовал Парамонов, когда вошел в знакомый подъезд, куда его нога не ступала десять лет? И что он чувствовал, когда остановился у двери и нажал на кнопку звонка? Дорого бы я дала, чтобы узнать это. А пока я знаю, что он всерьез был настроен на встречу. По крайней мере, известие о том, что «Галя здесь больше не живет», его не смутило — он отправился по новому адресу и, не застав меня дома, оставил в почтовом ящике записку.

И я снова разволновалась, меня охватило странное ощущение нашей с Парамоновым нерасторжимой связи, будто и не было этих десяти лет забвения.