Саманта

      Потом бы она задумалась, посветлела бы и воскликнула:
      - Какая странная, прекрасная Москва. В ней все времена живут одновременно. Или взрослые этого не замечают? Все их время на часах. А все числа - в сегодняшней газете.
      Так я бы подарил Саманте свою Москву. Свою любовь к Москве.
      Пусть бы она увезла эту любовь в Штаты, вместе с московскими двориками, с Арбатом Пушкина, с Горбатым мостом через время и с бывшим полем, где стояла батарея и потому теперь стоит школа. Ей бы жилось легче с этой любовью.
      Если бы жилось!
      Жила-была девочка. Жила. Была. И я любил ее.
      Люди делятся на тех, кто строит мосты, и на тех, кто сжигает их. Саманта наводила мост - от народа к народу, через океан лжи и недоверия, самый важный для человечества мост.
      И ее мост так же нужен всем людям, как Горбатый мост в Москве на Красной Пресне.
      - Завтра мы вылетаем в Артек! - еще не переступив порог, объявила Наташа.
      Саманта удивленно посмотрела на Наташу.
      - Что же ты не радуешься, Сэми? Это так интересно - Артек! удивилась Наташа. И плотно закрыла за собой тяжелую гостиничную дверь.
      - Мне жаль уезжать из Москвы, - призналась Саманта. - Сперва мне было не по себе... А теперь так же по себе, как дома в Манчестере. И химкинский ветер похож на ветер с Великих озер.
      ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
      Маленькая Наташа
      Мне очень трудно писать эти строки в прошедшем времени.
      Прошедшее время - не просто форма глагола. Это форма жизни человека. Его прошлое, его пережитое. Встречи, открытия, неудачи. И победы.
      Но есть еще форма человеческого бытия - фантазия. Фантазия - моя верная помощница, ключ от дверей, которые кажутся наглухо закрытыми.
      Фантазия помогла мне встретиться с Самантой.
      Я задираю голову и вижу - в настоящем времени вижу! - самолетик. Он выглядит серебряным журавликом. Только вместо журавлиного курлыканья из поднебесья доносится приглушенный гул.
      На самом деле "журавлик" огромный. Распростер могучие крылья над бескрайней страной. И несут его над землей не воздушные потоки, а мощь турбин.
      Внизу зеленеют поля, ровные, как вода. Тенями от туч чернеют леса, осколками стекла поблескивают озера. Дороги прямые, словно начертанные по линейке.
      На этом лайнере летит Саманта. Прижалась лбом к холодному стеклу иллюминатора и думает. И в ее сознании выкристаллизовывается естественный вопрос:
      "Зачем России нападать на Соединенные Штаты, если она такая большая?"
      "Эх, Дуг, как жалко, что тебя нет рядом. Может быть, вдвоем мы бы сумели разобраться в этом трудном вопросе. А вообще, Дуг, тебе бы здесь понравилось! Здесь такие люди!"
      Самолет продолжает мчаться вперед, а мысли Саманты летят назад возвращаются в Москву. И перед глазами девочки возникает Наталья Дурова, окруженная львами и медведями. Ей можно позавидовать! Саманта снова видит приветливую женщину-космонавта со следами холодного космоса в глазах. В какое-то мгновение самолет заваливается на одно крыло, и Саманта видит себя летящей по наклонной стене велотрека и ощущает острую радость побежденного страха.
      "А вдруг лайнер рванется ввысь, преодолеет земное притяжение и ворвется в космос? Или направится к белому, безмолвному материку Антарктиды? Какое тогда потребуется мужество!"
      Так думает-фантазирует Саманта.
      Но мужество требуется и в обычной жизни. Чтобы оставаться самим собой. Чтобы отстоять справедливость. Чтобы найти истину.
      Не подведи, Саманта! Привези правду о России.
      Путь к истине не прост. И он еще до конца не пройден.
      Лайнер не рванулся ввысь. Он качнулся - пилот заложил вираж, и иллюминатор резко приблизился к земле.
      Где-то под ногами раздался металлический звук: самолет выпустил шасси. И сразу деревья, столбы, крыши замелькали близко-близко.
      Когда лайнер приземлился и Саманта ступила на трап, в лицо ударило яркое крымское солнце, и девочка невольно подняла руку, чтобы защититься от резких лучей. И, спускаясь по трапу, ничего не видела, кроме собственной ладошки. Еще на трапе девочка ощутила тревожную настороженность Алисы, очутившейся в сказочном Зазеркалье. Вдруг она, как Алиса, назовет свое имя и какой-нибудь русский Шалтай-Болтай усмехнется:
      "Довольно дурацкое имя! Что оно означает?"
      Саманта нерешительно спрыгнула с последней ступеньки трапа и очутилась на крымской земле, ее оглушил многоголосый хор ребят, которые громко выкрикивали:
      - Са-ман-та! Са-ман-та!
      Саманта подняла глаза и увидела детей с красными косынками, завязанными вокруг шеи. Все они были одинаково загорелыми, одинаково хлопали в ладоши и одинаково скандировали:
      - Са-ман-та! Са-ман-та!
      Я представляю себе Саманту идущей по обожженной земле, навстречу незнакомым ребятам, которые не догадываются, что происходит в душе девочки. А она, подавляя в себе чувство неуверенности, идет прямо на них и улыбается - через силу, но улыбается! Она не знает, что будет в следующее мгновение. Может быть, эти кричащие и улыбающиеся на один манер чужие и непонятные дети сейчас набросятся на нее?!
      И вдруг кто-то в самое ухо прошептал на родном ее языке:
      - Саманта! Меня зовут Наташа. Давай дружить!
      Наташа! Счастливое русское имя. Уже две Наташи есть в числе Самантиных друзей. И снова - Наташа.
      Саманта оглянулась и увидела девочку, одетую, как все, - белая блузка, алая косынка, завязанная на груди узлом. Большие карие глаза излучали тепло и дружелюбие.
      - Давай дружить! - согласилась Саманта, и сразу отлегло от сердца. Лучи перестали обжигать лицо, ребята заговорили нормально, только непонятно. Каждый тянул к ней руку, хлопал ее по плечу, улыбался ей.
      "Са-ман-та! Сам-ман-та!", как отгремевший гром, отнесло куда-то в сторону. А может быть, этого ничего и не было?
      Саманта крепко сжимала руку девочки, улыбалась и что-то говорила, говорила. А ребята, хотя и не понимали ее, кивали головами и тоже что-то по-своему говорили. Стало легко и радостно.
      С той минуты Саманта уже не отпускала руку Наташи - Маленькой Наташи.
      Откуда видна луна
      - Будешь жить с родителями или с девочками? - спросила американскую гостью вожатая, стройная блондинка, похожая на стюардессу.
      - С Наташей, - не задумываясь, ответила Саманта.
      - Значит, с девочками. Идем!
      И они пошли по дорожке, посыпанной галькой, которая аппетитно похрустывала под ногами.
      Сначала все, что было вокруг, казалось Саманте декорациями сказочного спектакля. Пальмы, кактусы, рододендроны, скалы, кусты древнего самшита, таинственные гроты, белая полоса прибоя. Но постепенно декорации начали наполняться дыханием, оживать.
      От малейшего ветерка длинные листья пальм постукивали, как деревянные. И их стволы, покрытые бурым войлоком, напоминали о бизонах. Скроенные из жесткой зелени, поднимались кактусы, в них гвоздиками торчали колючки. Завершались же эти суровые растения нежно-розовыми цветами словно эти цветы выросли отдельно, а к кактусу их прибили гвоздями-колючками. Солнце шло на закат. От кипарисов тянуло теплом, как дома от натопленной печки, и пахло смолой, как от дров. Саманта даже протянула руку и ладошкой почувствовала тепло кипариса.
      И чем дальше девочка углублялась в артековский парк, тем явственней все вокруг дышало, шуршало, пахло, излучало тепло - жило. Пели цикады, начинали свой концерт скрипучие древесные лягушки. Над головой девочек, как маленький черный самолет с выключенным моторчиком, пролетела летучая мышь.
      Сгущались сумерки.
      Саманта вошла в палату и осмотрелась.
      - Эта постель свободна, - сказала вожатая, указывая на постель, стоящую у выхода в лоджию. - Можешь занять ее.
      Вожатая была строгой и, как показалось Саманте, суховатой. И она плохо говорила по-английски.
      И вместо того чтобы улыбнуться и поблагодарить, американская гостья промолчала. А когда вожатая ушла, спросила Наташу:
      - Из какого окна видна луна?
      - Ты увлекаешься астрономией? - удивилась Наташа.
      - Я привыкла из своей постели видеть луну.
      Наташа осмотрелась и сказала:
      - Луна видна отсюда. Но эта постель занята.
      - Я хочу спать там, откуда видно луну, - упрямо повторила гостья.
      Потом ей станет стыдно за свое упрямство. Потом вообще многое переменится в Саманте. А пока она поджала губы и ждала, как поступят ее новые друзья.
      - Хорошо, - сказала Наташа. - Я поговорю с девочкой, которая спит здесь.
      - И с этой девочкой тоже поговори, - Саманта указала на соседнюю постель. - Я хочу, чтобы ты спала рядом со мной. У меня с собой мировая жвачка. Я подарю им по упаковке.
      - Им не надо жвачки. Они и так уступят тебе место.
      Саманта непонимающе посмотрела на Наташу. Готовность выполнить ее желания удивила маленькую гостью. Ей захотелось допытаться о причине этой готовности.
      - Это потому, что я дорого стою? - спросила она.
      - Как - дорого стоишь? Почему ты дорого стоишь?
      - Пол Попрыгунчик сказал, что компании вложили в меня большие деньги, - доверительно сообщила Саманта.
      - Что же, ты теперь денежный мешок? - в сердцах воскликнула Наташа.
      - Какая ты странная, Наташа, - терпеливо сказала Саманта. - Ты говоришь так, словно хочешь обидеть меня. Но я не обижаюсь. У нас очень почетно, если в тебя вкладывают большие деньги. У вас разве иначе?
      - У нас иначе, - ответила Наташа. - У нас вкладывают деньги во всех детей сразу...
      Ночь. Откуда только берется столько тьмы, чтобы закрыть ею всю землю, все небо, все море? И только луна - ночное солнце - взошла, и проложила в море золотистую дорожку, и заглядывает в окно, словно подслушивает ночные разговоры подруг.
      А ночные разговоры самые интересные и самые откровенные.
      - Мне очень нравятся туфли Большой Наташи, - шепчет Саманта и смотрит в сторону своей подруги. - Слышишь?
      - Слышу, - отвечает Маленькая Наташа и, стало быть, не спит.
      - Я их мерила. Наденешь и сразу становишься взрослой. А надоест быть взрослой, скинешь их и наденешь кеды.
      - Разве так бывает? - шепчет подруга.
      - Со мной бывает, - отзывается Саманта. - Завтра я попрошу у Большой Наташи туфли, и ты увидишь, как я повзрослею. У меня даже голос станет низким, как у взрослой.
      Луна зашла за тучу. Стало совсем темно. И Наташа не видит, что Саманта села на постель и болтает босыми ногами.
      - Наташа обещала мне подарить свои туфли после Ленинграда, доносится из темноты голос Саманты. - Она говорит, что туфли расхожие, не новые. Ну и пусть... А как они стучат... Тук... тук... тук...
      - Я знаю, как они стучат, - откликнулась Наташа. - Они здорово стучат.
      - Девочки, спать! - раздается откуда-то из темноты голос дежурной.
      И две подруги замирают.
      Но ненадолго.
      - Наташа, ты спишь?
      - Нет. А ты, Саманта?
      - И я не сплю. Давай думать об одном и том же, и нам приснится один сон. Тебе никогда не хотелось убежать?
      - Куда убежать?
      - На другую планету. Например, к маленькому принцу?
      И снова тихо. И снова Самантин голос звучит в темноте:
      - У нашего крыльца две белые березки.
      - Русские?
      - Нет, американские.
      - А чем они отличаются от наших? - интересуется Маленькая Наташа.
      - Не знаю. Мы же с тобой не отличаемся?
      - Мы с тобой не отличаемся, - шепчет Маленькая Наташа. - Может быть, только чуть-чуть. Ты даже при девочках не можешь раздеваться и считаешь, что за добро надо сразу заплатить.
      - Надо, конечно.
      - Добром. А не жвачкой, не цветными фломастерами. И не обязательно сразу. Можно ведь через некоторое время.
      - Это в Америке называется кредит. Есть кредитный банк, где берут в долг... Я не люблю долгов. Меня папа так воспитал.
      - Когда тебе делают подарок, это же не в долг. Или в Америке не делают подарков?
      - Делают! На день рождения. И на рождество. Но только свои, родные. Разве я для вас родная? Я же американка.
      - Ты моя подруга. Остальное не имеет значения. Расскажи мне о своем доме.
      Но Саманта рассказывает о другом. И до Наташи доносится ее приглушенный взволнованный голос:
      - Ты знаешь, Наташа, что самое страшное в мире? Это когда космонавт выходит в открытый космос и вдруг отрывается от корабля. Он превращается в спутника и оказывается один во всей Вселенной. И все время движется вокруг Земли. Он умирает и продолжает двигаться вокруг Земли.
      - Почему ты подумала об этом, Сэми?
      - Когда я собиралась в Союз, мне казалось, что я выхожу в открытый космос. А оказалось все совсем иначе. Мне здесь совсем не страшно. Мне хорошо...
      Сон сморил маленькую американку. А Наташа долго сидела на своей постели и смотрела на спящую подругу.
      Соленая вода
      Если природа - художник, то утро она рисует самыми свежими, самыми сочными красками. Природа-художник меняет свои привычки, и трава под ее кистью становится синей, а морская вода - зеленой, мрачные скалы она окрашивает солнечной охрой, а по белоснежному облаку обязательно проведет малиновой краской - такой малиновой, что запахнет малиной.
      Но свои лучшие краски природа приберегает для детей.
      Я вижу площадку - с трех сторон кипарисы, а с четвертой море - и представляю себе Саманту на утренней зарядке. Она загорела - догнала ребят, - на ней трусы и майка, как у всех. Ее теперь и не отличишь от других ребят.
      - Раз! Два! Три!
      Десятки рук поднимаются вверх и разлетаются в стороны. Руки движутся, как крылья в полете.
      - Раз! Два! Три!
      И сразу все ребята приседают. Но эта команда общая: и для ребят, и для моря. И по этой команде волна приседает и поднимается. Приседает и поднимается: музыка общая для ребят и для моря.
      Потом физрук похвалил Саманту:
      - Ты все быстро схватываешь!
      - Быстро хватаю?
      - Да нет. Ты понимаешь с полуслова!
      - Я понимаю полслова? Так мало?
      Смешной получился разговор.
      И тут на площадке появился Попрыгунчик Пол. На нем были белые шорты и сорочка с погончиками. Маленький, толстый, запыхавшийся.
      - Хэлло, Саманта!
      - Хэлло, мистер Пол! Вы очень загорели.
      - Я всю ночь ворочался. У меня все болит... от загара. О! А ты как живешь, Сэми?
      - Нормально!
      - Уже научилась так отвечать у советских детей. На все вопросы старших они отвечают: нормально! Но, по сути дела, это означает: пошел к черту!
      - Я не хотела вас обидеть, мистер Пол, но дети действительно не любят, когда их расспрашивают, - ответила Саманта.
      - Неужели тебе нравится здешнее однообразие? Все одинаково одеты, шагают строем, поют хором.
      - Это не однообразие. Это равенство!
      - Может быть, так ты понимаешь демократию?
      - Так я понимаю дружбу.
      - С тобой невозможно говорить о политике! - взорвался Попрыгунчик. Помни, за нашим разговором следит вся Америка.
      Никогда еще Саманте не приходилось жить среди такого множества детей. Их было так много, что временами казалось - взрослые вообще покинули этот чудный уголок земли и полностью отдали его детям.
      Русский язык Саманта учила по песням. Одни слова давались ей легко, другие трудно. Девочка долго не могла научиться произносить слово "молодцы". Ей очень хотелось выучить речевку: "Артековцы сегодня артековцы всегда". Но этот простой стишок оказался для нее трудным орешком.
      Когда на завтрак давали манную кашу, Саманта говорила по-русски:
      - Можно я... ее... не буду!
      Она не любила манную кашу. Зато ей по вкусу пришлись вареники. И само слово "вареники" она произносила без труда. От этого слова у нее текли слюнки.
      У Саманты открылась удивительная способность понимать по губам, по глазам, по выражению лица. Когда вокруг были дети, незнание русского языка никогда не заводило ее в тупик.
      Случалось, конечно, что Саманта не могла понять, что хотел ей сказать собеседник. Тогда она сердилась на свою несообразительность и вспоминала разговор Алисы с Шалтай-Болтаем:
      "Когда лично я употребляю слово, - все так же презрительно проговорил Шалтай-Болтай, - оно меня слушается и означает как раз то, что я хочу: ни больше ни меньше".
      "Это еще вопрос, - сказала Алиса, - захотят ли слова вас слушаться".
      "Это еще вопрос, - сказал Шалтай, - кто здесь хозяин: слово или я".
      Любимая сказка вливала в Саманту бодрость, и незнакомые слова открывали ей свои тайны.
      Она была обыкновенной девочкой.
      Она была необыкновенной девочкой.
      Необыкновенность была заложена в ее обыкновенности.
      В Артеке жили дети многих национальностей, звучала разноязычная речь, и Саманте пришла мысль, что Артек - великолепная модель устройства общества... "Если люди всего мира будут жить так, как живут в Артеке дети, - рассуждала девочка, - тогда не будет вражды, не будет войны. Пусть все президенты и другие правители приезжают сюда учиться управлять миром".
      Но когда Саманта поделилась своими мыслями с Маленькой Наташей, та покачала головой.
      - Думаешь, не приедут? - спросила Саманта.
      - Они здесь были. Они все время приезжают. Но ничему не могут научиться.
      - Когда сюда приезжал наш президент Рузвельт, была война. А после его приезда вскоре наступил мир, - возразила подруге Саманта.
      - Тогда было другое время, - задумчиво отозвалась Наташа.
      - Ты хочешь сказать, что, когда идет война, люди особенно сильно хотят мира?.. Неужели для мира нужна война?
      Девочки долго молчали. Потом Наташа сказала:
      - Наш народ так тяжело пережил войну что всегда хочет мира. Ты даже не представляешь себе как хочет.
      Саманта ничего не ответила.
      - Когда ты побываешь в Ленинграде, многое поймешь, - задумчиво произнесла Наташа. - Пойдем купаться?
      Ах, это ласковое, теплое море! Кто сказал, что оно черное? Оно лазоревое! Нет, изумрудное! Его веселое беспокойство передается людям. Оно поднимает тебя на волну, и начинает казаться, что ты его частица, частица стихии. И в тебе от дружбы с морем крепнет бесстрашие.
      Две подруги перешагнули через белый гребень прибоя и замерли в ожидании новой волны.
      Я представляю себе, как Саманта наклонилась и, сложив ладони ковшиком, зачерпнула воду.
      - Кто сказал, что это море черное? Разве эта прозрачная вода похожа на чернила?
      И тут подкатила хорошая упругая волна, подружки бесстрашно бросились вперед, и вот уже две шапочки, как два поплавка, запрыгали на волне.
      А потом они дружно нырнули. А вынырнули в другом месте и, слизывая с губ соленую воду моря, шумно задышали.
      - Какая прекрасная соленая вода! - крикнула Саманта.
      - Об этой воде сложена песня, - отозвалась подруга.
      - Поплыли дальше!
      И снова два "поплавка" запрыгали на волне.
      После купания подруги упали на горячую гальку и молча лежали, упершись подбородками в локоть. А вокруг них постепенно образовался кружок из ребят.
      - Пусть расскажет про Америку, - попросил Наташу рыжий мальчик, напоминающий Саманте ее приятеля Дуга.
      - Пусть расскажет про гангстеров! - требовал его сосед с обгоревшим кончиком носа. - У них много гангстеров. Они ходят по улицам с пистолетами под мышкой?
      Но когда Наташа перевела, Саманта рассмеялась:
      - Так же, как по Москве ходят медведи. Это только в кино истории с гангстерами такие увлекательные. А в жизни они приносят людям горе.
      Ребята притихли. И вдруг Саманта предложила:
      - Я лучше расскажу... про таксиста Бик Бена. Его так звали за высоченный рост. В Лондоне самая высокая башня с часами называется Бик Бен... - Саманта рассказывала, а Наташа переводила. - Это было давно, когда в нашем городке появился первый таксомотор, Бик Бен стал первым таксистом. И у него был друг - большая черная собака ньюфаундленд Гаспар. Бик Бен никогда не расставался со своим другом. И даже в машине Гаспар сидел всегда рядом со своим хозяином. Но не всем в городе нравилось ездить в одной машине с собакой. И в один прекрасный день Бик Бен нашел своего черноногого друга мертвым...
      Было тихо. Только море булькало и перекатывало мелкие камешки. Низко над морем плыли небольшие призрачные облачка, которые почему-то всем сразу напомнили Гаспара. Только воображаемый облачный Гаспар был белым, как на негативе.
      - Что же сделал Бик Бен? - продолжала рассказ Саманта. - Он долго ходил по городу, словно искал обидчика. А потом вернулся домой. Положил мертвую собаку на сиденье, завел ручкой мотор, сел рядом, включил счетчик - и поехал. С той поры в нашем городке никто не встречал Бик Бена. Среди людей стала ходить легенда, что Бик Бен с мертвым Гаспаром до сих пор ездит по всей Америке. Днем и ночью, в жару и в стужу он за рулем. Машина мчится, а счетчик работает - счет растет. И настанет час, когда Бик Бен остановится и предъявит людям счет за их жестокость. Видимо, пока странный шофер считает счет за убитого друга недостаточно большим. Рассказывают, что его встречают на дорогах Америки. На стареньком "форде" с подножками, со спицами на колесах, с резиновой грушей старинного сигнала. То в Калифорнии, то в Вирджинии он появляется и исчезает... появляется и исчезает. Вот такая американская история.
      Девочка замолчала. Ребята, дослушав перевод, тоже молчали. Не задавали вопросов. Не откалывали шуточки.
      Только похожий на Дуга рыжий мальчик сказал:
      - Тяжелая история.
      А пучеглазая девочка с двумя коротенькими косичками за спиной, окая, как окают все волжанки, прошептала:
      - У меня тоже есть собака... У человека вообще должна быть собака.
      Где-то вдалеке запела труба.
      Президентское кресло
      В Ливадийском дворце даже в жаркую погоду прохладно и дышится легко, воздух пахнет снегом и попадает сюда прямо с высоких гор.
      А за окном крымское солнце, пылающие цветы иудиного дерева, нежные олеандры и зеленое море виноградников. А за виноградниками настоящее море - живое, дышащее и тоже зеленоватое.
      В большом зале высокие окна и колонны. И круглый стол, покрытый светлой скатертью.
      Саманта медленно шла по залу, и паркет поскрипывал под ее шагами, как морозный снег.
      А потом ее подвели к креслу, стоящему у круглого стола, и сказали:
      - В этом кресле сидел президент Рузвельт.
      Девочка внимательно осмотрела ножки, подлокотники и погладила спинку рукой.
      - Можно мне посидеть в этом кресле? - неожиданно спросила она.
      Ей разрешили.
      Саманта осторожно забралась на сиденье, уселась поудобнее и задумалась.
      Никто не прерывал ее мыслей.
      А в мыслях Саманта увидела президента Рузвельта. Она сразу узнала его седые, мягкие волосы, тонкие черты благородного лица, глаза, вопросительно смотрящие из-под стеклышек пенсне. Она узнала его, потому что портрет Рузвельта висел у папы в кабинете.
      Когда Саманта была маленькой, она спросила папу:
      - Это дедушка?
      - Это президент Франклин Рузвельт, - многозначительно ответил папа.
      - Дедушка Рузвельт?
      Папа засмеялся и промолчал.
      И вот теперь президент возник перед ней, как старый знакомый. И как знакомый, приветствовал ее:
      - Хелло, Сэми!
      - Здравствуйте, мистер президент! Я села в ваше кресло. Простите. Я сейчас соскочу.
      - Подожди. - Плавным жестом руки президент остановил Саманту, и она заметила, что у него длинные, тонкие пальцы, как у музыканта. - У меня есть другое кресло.
      Тут только девочка обратила внимание, что президент сидит в кресле-каталке и его ноги закрыты пледом.
      - А тебе нравится кресло, на котором ты сидишь? - спросил президент.
      - Хорошее, только ноги не достают до пола. Но я немного сползла и носочками дотянулась.
      - Зачем? - удивился президент.
      - Чтобы чувствовать себя взрослой. Все взрослые достают ногами до пола.
      - Ты хочешь сказать, что сидеть в президентском кресле не так просто?
      - Если сидеть каждый день, можно привыкнуть, - был ответ девочки.
      Президент мягко засмеялся.
      - Привыкнуть можно даже к этому креслу, - сказал он и похлопал рукой по колесу кресла-каталки. - Но от этого не легче. Ты из какого штата?
      - Штат Мэн.
      - О! Там прошло мое детство. А в заливе Мэн стояла наша яхта "Хаф-мун". Когда мне было, как тебе, десять лет, я мечтал стать моряком. Да вот не получилось... У меня еще был шотландский пони. Безумно трудно было за ним ухаживать.
      - С собакой тоже не просто, - сказала Саманта. - Я собираюсь стать ветеринаром. Лечить зверей.
      - Это хорошо, Сэми! - похвалил девочку президент. - А то все американцы непременно мечтают стать президентом. Даже девочки. Но Америке нужен всего один президент.
      И тут Саманта задумалась и сказала:
      - Я бы тоже хотела стать президентом. Только немедленно.
      - О! Почему так быстро? - удивился Рузвельт.
      - Потом может быть поздно. Ведь каждый день может стать последним днем Земли. Президент в силах спасти мир.
      Президент внимательно посмотрел на девочку. И надолго задумался. И действительно стал похожим на дедушку, обдумывающего жизнь своей внучки. Он перевел взгляд к окну и посмотрел на море, словно хотел увидеть далекий родной берег.
      Потом он сказал:
      - Спасти мир от новой войны может только народ, тяжело переживший эту войну. Только он понимает по-настоящему, что такое война.
      Девочка молчала. Все это было слишком важным и трудным, чтобы сразу понять. А президент и не требовал быстрого ответа. Он огляделся. И вдруг спросил:
      - Тебе нравится здесь?
      Саманта ответила кивком.
      - Мне тоже нравится, - продолжал президент. - Вот бы выйти в отставку, купить этот дворец и провести здесь остаток дней.
      "Президент, наверное, не знает, что в Советском Союзе дворцы не продают даже президентам. Даже самым хорошим", - подумала Саманта.
      И в это время произошли странные перемены. Президент вдруг исчез - он появился в мыслях и в мыслях исчез. Перед Самантой стоял Попрыгунчик Пол. Он обладал удивительным свойством появляться там, где его меньше всего ждали. Похожая на обезьянку камера стеклянным глазом смотрела с его плеча.
      - Хелло, Сэми! Мне пришла отличная мысль. Ты должна оценить ее!
      - Вы о чем? - спросила девочка. - Вы, вероятно, хотите спросить, как мне понравился Ливадийский дворец?
      - Нет, нет, нет! - Пол замахал руками и отступил на несколько шагов. - Сейчас я сниму свой самый интересный репортаж. Я задам тебе вопрос: что бы сделала ты, простая американская девочка, если бы на самом деле стала президентом?
      Саманта удивленно посмотрела на Пола. А тот уже, прищурив один глаз, другим припал к окуляру. Застрекотал кузнечик. И девочка почувствовала, что на нее смотрит вся Америка. И у нее есть возможность сказать самое главное миллионам людей.
      Краска ударила в лицо девочки. Но она поборола волнение и, крепко сжав руками подлокотники кресла, заговорила:
      - Я бы поверила людям по обе стороны океана. Я бы научила людей верить... доверять друг другу.
      Уже перестала стрекотать кинокамера Пола. Те, кто был в зале, тихо вышли в распахнутые белые двери. А Саманта все сидела в кресле президента и сжимала руками подлокотники.
      - Сэми, нам пора! - Папин голос прозвучал из другого мира.
      Саманта соскользнула с кресла и придвинула его на место, к круглому столу.
      И весь обратный путь, когда они на "рафике" мчались в Артек, перед Самантиными глазами стоял старый президент и смотрел на нее, как дедушка на внучку.
      Корабль страданий
      Ночь была таинственна и прекрасна. Где-то совсем близко дышало море, и от его дыхания веяло свежестью. Небо было таким темным, что звезды казались ярче и крупнее. И ближе к земле.
      Эта ночь была создана не для сна.
      Никто и не спал. Все затаились в большом амфитеатре, построенном на склоне горы. А внизу в огромной чаше плескалось жаркое, веселое пламя костра. Клубы дыма поднимались высоко в небо, и в дыму, как золотые рыбки, плавали звезды. Лица детей были озарены пламенем, глаза блестели. Неожиданно амфитеатр запел. А со стороны казалось, что поют не дети, а вся природа участвует в таинственном, могучем хоре. Пели деревья, горы, море, небо, пламя костра.
      Офелия, Офелия, сестричка!
      Надет венок, распущена косичка.
      На сцене омут, словно на картинке.
      Вода синеет, плавают кувшинки.
      Офелия, Офелия, сестричка.
      Офелия, Офелия, девчонка!
      Прощай любовь, родимая сторонка.
      Но в темном зале замер твой спаситель
      В потертой куртке неприметный зритель.
      Офелия, Офелия, девчонка.
      Офелия, Офелия, подруга!
      На свете нету преданнее друга.
      Не даст тебе он утонуть в пучине,
      Он вынесет тебя в цветах и в тине.
      Офелия, Офелия, подруга.
      Офелия, Офелия, русалка!
      Тебя вдруг целой школе станет жалко.
      И твой спаситель вдруг сорвется с места,
      Чтоб ждать тебя у школьного подъезда.
      Офелия, Офелия, русалка.
      Песня замирала и оживала вновь. А Саманта сидела у костра и слушала, как Наташа нашептывала ей на ухо перевод этой странной песни о мальчике, который полюбил Офелию из школьного театра. На Саманте был костюм Офелии, а на голове венок из цветов.
      Все, что происходило вокруг, было так прекрасно и непривычно, что Саманте казалось, будто она попала в сказочный мир. И эта песня про нее это в далеком родном Манчестере она выступает на сцене школьного театра и это у нее на голове венок из цветов. А кто же ее спаситель? Ну конечно, Дуг! Это он бросится в воду, спасет ее и вынесет на берег в цветах и в тине. А может быть, Дуг где-то рядом, сидит у костра, протягивая руки к огню? Она даже оглянулась, чтобы отыскать глазами друга. Неподалеку сидел рыжий мальчик, но это был Степа из Уренгоя, а не Дуг.
      И тут новая волна праздника подхватила ее и понесла, понесла дальше. Заиграл оркестр, и дети повскакали с мест и в одно мгновение образовали большой хоровод, который закружился вокруг костра. Кто-то схватил Саманту за руку, и она сразу стала частицей огромной живой карусели.
      А потом карусель остановилась. И Саманта отошла в сторону, чтобы отдышаться. И тут она увидела Попрыгунчика Пола. Он снимал праздник и что-то возбужденно говорил в маленький микрофон.