Джиро холодно улыбнулся:

— Ну хорошо, мы им досадили. Но теперь они тоже знают, что наши агенты ведут за ними наблюдение.

Чимака возразил:

— Это было неизбежно, господин. Меня удивляет другое: почему они не узнали о нас раньше. Работа их шпионской сети поставлена прекрасно. Просто чудо, что все то время, пока мы вели наблюдение, они нас не обнаружили.

Заметив в глазах первого советника вспыхнувший огонек, Джиро спросил:

— Что еще?

— Как я уже упомянул, это дело связано с давно погибшим властителем Тускаи и уходит корнями в те времена, когда ты еще не родился. Как раз перед тем, как Джингу Минванаби уничтожил дом Тускаи, я выявил одного из главных агентов покойного властителя. Им оказался торговец зерном в Джамаре. Когда натами дома Тускаи сровняли с землей, я предположил, что этот человек не стал отказываться от привычной роли независимого торговца и тем самым сохранил свое положение в обществе. Он не был открыто связан с домом Тускаи, а следовательно, не имел никаких обязательств, которые вынудили бы его принять статус отверженного.

Джиро поморщился: в подобной уловке он усматривал возмутительный, корыстный обман. Если хозяин умирал, считалось, что на его слугах лежит проклятие богов, его воины становились рабами или серыми воинами. Во всяком случае, так было раньше, пока властительница Мара не нарушила этот обычай с таким вызывающим, пренебрежением.

Чимака, захваченный воспоминаниями, не обратил внимания на брезгливую гримасу хозяина.

— Сейчас появился повод подозревать, что я тогда ошибся в своем предположении. Во всяком случае, до последнего времени это не имело значения. — После короткой паузы он продолжал:

— Среди тех, кто неоднократно появлялся в Онтосете и вскорости покидал его, были два человека, работавшие ранее у того самого торговца зерном в Джамаре. Они-то и навели меня на мысль. Так как никто, кроме властительницы Мары, не брал серых воинов к себе на службу, мы можем сделать вывод: Мастер тайного знания и его агенты, прежде служившие Тускаи, впоследствии присягнули Акоме.

— Итак, мы установили эту связь, — сказал Джиро. — А есть у нас возможность внедриться в их сеть?

— Видишь ли, господин, одурачить торговца зерном и внедрить нашего собственного агента в их компанию — дело само по себе нехитрое. — Чимака нахмурился. — Но именно такого шага будет ожидать от нас начальник разведки Акомы. Он очень умен. Очень.

Резким жестом Джиро прервал эти разглагольствования, и Чимака перешел к делу:

— По крайней мере, мы изрядно насолили Акоме: ведь им по нашей милости пришлось закрыть главное отделение своей организации на востоке. И, что значительно лучше, мы теперь знаем, что агент в Джамаре снова действует; этот человек рано или поздно должен явиться к своему начальнику для доклада, и тогда мы возобновим преследование. На этот раз я не допущу, чтобы выполнением задания занимались олухи, которые испортят дело, как это было в Онтосете. Если мы наберемся терпения, то со временем непременно получим зацепку, которая выведет к начальнику разведки Акомы.

Джиро не выказал никакого воодушевления:

— Все наши усилия могут пойти прахом, раз противнику известно, что его секретный агент раскрыт.

— Разумеется, господин. — Чимака облизнул губы. — Однако преимущество пока на нашей стороне. Мы знаем, что служивший у Тускаи Мастер тайного знания теперь работает на властительницу Мару. Еще до того, как Тускаи был уничтожен, я пытался найти подходы для внедрения в эту сеть. Можно возобновить наблюдение за агентами, которые, как я подозреваю, раньше служили у Тускаи. Если агенты остались на прежних местах, значит, моя догадка верна и они работают на Акому. Я хочу расставить новые ловушки и поручу это дело людям, которых лично проинструктирую. Мне потребуются наши лучшие силы против этого виртуоза разведки. Именно так. — У хитроумного советника вид был прямо-таки торжествующий. — На первого агента нас вывел случай, но еще немного — и некто весьма высокопоставленный попался бы в нашу ловушку.

Чимака помахал документом, чтобы остудить раскрасневшееся лицо:

— Мы сейчас ведем наблюдение за этим домом, и я уверен, что за нашими наблюдателями тоже следят. Поэтому у меня назначены другие наблюдающие, которые выследят тех, кто следит за нами… — Он тряхнул головой. — Мой противник хитер сверх меры. Он…

— Твой противник? — прервал его Джиро.

Чимака тут же остановился на полуслове и почтительно склонил голову:

— Подручный врага моего господина. Тот, кого я должен обезвредить, если тебе так угодно. Позволь, господин, старому человеку это жалкое тщеславие. Вышеупомянутый слуга Акомы, который мешает моей работе, — очень умный и подозрительный человек. — Он снова обратился к своим бумагам. — Мы возьмем под наблюдение другого связного, в Джамаре. Тогда сможем выследить следующего…

— Избавь меня от утомительных подробностей, — перебил Джиро. — Но, помнится, тебе было ведено заниматься теми, кто пытался опорочить дом Анасати, подбросив фальшивую улику рядом с убийцей моего племянника. Или я ошибаюсь?

— Конечно, господин, ты не ошибся! — живо откликнулся Чимака. — Но ведь эти два события связаны между собой! Разве я не говорил об этом раньше?

Джиро, не привыкший сидеть без подушек, сменил позу:

— Если и говорил, то в столь туманных выражениях, что понять твои намеки было под силу разве что голове с такими же перевернутыми мозгами, как у тебя.

Первый советник Анасати истолковал полученный ответ как комплимент.

— Хозяин, твоя снисходительность не знает границ. — Чимака погладил документ, словно редкую драгоценность. — У меня наконец-то есть доказательство. Те одиннадцать агентов Акомы, передававшие по цепочке сведения из провинции Зетак и загадочным образом убитые в течение одного месяца, имели самое непосредственное отношение к пяти другим, которые служили в доме Тасайо Минванаби и также были убиты.

Джиро принял непроницаемый вид, скрывая за ним нарастающее раздражение. Прежде чем он успел заговорить, Чимака поспешил продолжить:

— Прежде они были агентами Тускаи, все до единого. В этом случае становится ясно, почему их убили: по-видимому, Минванаби сумел выявить одно из звеньев цепочки и в Акоме было принято решение уничтожить ее полностью во избежание худших последствий. В доме Тасайо состоял на службе один из наших агентов. Хотя его и отпустили на все четыре стороны, когда Мара получила земли Минванаби, он все еще нам верен. У меня есть его письменные показания. Убийства в усадебном доме Тасайо были совершены Жалом Камои.

Джиро проявил некоторый интерес:

— Так что ж, по-твоему, человек Мары обманом втянул в это дело фанатиков из Братства, так, чтобы они, сами того не зная, поработали в интересах Акомы?

Чимака не смог скрыть самодовольство:

— Да. Я полагаю, что ее не в меру хитроумный разведчик допустил ошибку, подделав печать Тасайо. Мы знаем, что Обехан разговаривал с властителем Минванаби. Судя по донесениям, оба пребывали в гневе и, если бы эта беседа происходила с глазу на глаз, смерть настигла бы Тасайо много раньше, чем это случилось в действительности из-за козней Мары. Если уничтожение собственных агентов, попавших под подозрение, действительно организовала Акома и при этом заставила тонг стать невольным орудием для выполнения ее замыслов — просто чтобы снять с себя ответственность за убийство, — тогда Братство вправе считать себя смертельно оскорбленным и будет мстить.

Сощурив глаза, Джиро переваривал услышанное.

— Но зачем было вовлекать Камои в то, что кажется обычной чисткой? Если подручный Мары так хитер, как ты его превозносишь, вряд ли он мог так оплошать.

— Должно быть, это стало актом отчаяния, — признал Чимака. — Тасайо завел у себя такие порядки, которые затрудняли задачу внедрения агентов. Что касается нашего соглядатая, мы подослали его туда раньше, чем Тасайо сделался властителем, — еще в те времена, когда Имперский Стратег возглавлял армию вторжения в Мидкемию, а Тасайо служил у него полководцем-наместником.

Видя, что Джиро снова выказывает признаки нетерпения, Чимака вздохнул. Как бы он хотел, чтобы его хозяин научился думать и действовать с большей осмотрительностью, однако Джиро вечно не хватало выдержки.

— В доме Минванаби у Мары не оставалось агентов, не раскрытых разведкой Тасайо. Следовательно, эти смерти — дело рук кого-то со стороны и давние связи Братства с Тасайо послужили весьма удобным прикрытием.

— Все это только твои догадки, — бросил Джиро.

Чимака пожал плечами:

— На его месте я поступил бы именно так. Во главе разведки Акомы стоит настоящий мастер своего дела. Мы сумели выявить его агентов и следили за деятельностью этого ответвления в течение десяти лет, но за все это время так и не выявили контактов между отделением на севере, отделением в Джамаре и цепочкой связных, передающих сообщения через Зетак. На сей раз мы продвинулись вперед довольно далеко, господин, но приходится признать: своим достижением мы в большей степени обязаны удаче, чем моим талантам.

Было похоже, что тема, столь увлекательная для первого советника, не интересовала Джиро, и он предпочел перейти к предмету, более чувствительно задевающему честь Анасати.

— У тебя есть доказательство, что в этой истории убийцы действуют не по найму, а ради утоления жажды мести самого Братства, — резко оборвал он рассуждения верного сподвижника. — К тому же они подбросили ложную улику, свидетельствующую о нашей причастности к убийству Айяки, тем самым запятнав честь моих предков. Необходимо смыть это оскорбление! И немедленно.

Чимака зажмурился; от одной этой мысли он похолодел.

— Нет, нет, мой досточтимый хозяин. Прости меня за самонадеянность, но прислушайся к смиренному совету преданного слуги: поступи иначе!

— С какой стати мы должны позволять этим собакам из Камои позорить дом Анасати? — Джиро высокомерно выпрямился на скамейке. — Желательно, чтобы твои доводы оказались достаточно убедительны!

— Видишь ли, господин, чтобы убить властительницу Акомы, ничего лучшего и придумать нельзя! Где ты сыщешь врага более опасного для Акомы, чем целая община убийц? Они отравят ее жизнь постоянными покушениями, не оставляя никакой надежды на спасение. В конце концов они достигнут цели. Мара должна будет умереть — этого требует честь тонга. Они делают за нас нашу работу, а мы тем временем можем уделять больше внимания сплочению партии традиционалистов. — Чимака наставительно покачал пальцем. — Сейчас, когда маги запретили обеим сторонам прибегать к военным действиям, Мара будет искать другие средства, чтобы привести тебя к гибели. У нее много союзников и широкие возможности. Получив титул Слуги Империи, она приобрела популярность и могущество, а также благосклонность императора. Ее нельзя недооценивать. Вдобавок ко всем перечисленным преимуществам она обладает талантами выдающегося правителя.

Джиро немедленно возмутился:

— Ты поешь ей хвалы в моем присутствии?

Хотя его тон оставался ровным, Чимака не питал иллюзий: хозяин чувствовал себя оскорбленным. Он ответил шепотом, чтобы ни садовник, ни проходящий мимо воин из патруля не смогли его услышать:

— Я никогда не испытывал особой любви к твоему брату Банто. Так что лично для меня его смерть не имела большого значения. — Лицо Джиро наливалось гневом, но слова Чимаки разили, словно кинжал. — И ты тоже никогда не любил его, мой господин Джиро. — Утонченный вельможа промолчал: оба знали, что это правда. — Но ты не замечаешь очевидного: то, что Мара вышла замуж не за тебя, а за Банто, спасло твою жизнь… мой господин. — Не слишком усердствуя в верноподданнических заверениях, советник не упустил случая преподать хозяину еще один урок. — Возможно, тебе нравится тешить себя открытым проявлением ненависти к Слуге Империи. Памятуя об этом, я приложу все старания, чтобы ее уничтожить. Но действовать я собираюсь хладнокровно. Позволить гневу возобладать над здравым смыслом будет не просто глупостью, а сущим самоубийством, если дело касается Мары. Попроси того, кто вызывает тени умерших в храме Туракаму, добиться отклика от Джингу, Десио и Тасайо из рода Минванаби. Их духи подтвердят мои слова.

Джиро проследил взглядом за стайкой оранжевых рыбок, игравших посреди пруда, отчего на его поверхности возникала легкая рябь. После затянувшейся паузы он со вздохом сказал:

— Ты прав. Я действительно никогда не питал теплых чувств к Банто: когда мы были детьми, он вечно меня задирал. — Его рука сжалась в кулак и резко опустилась в воду пруда, распугав рыбок. — Да, мой гнев, может быть, ничем не оправдан, но все равно он меня сжигает! — Джиро снова перевел взгляд на Чимаку, и его глаза сузились. — Однако я — властитель Анасати и не обязан заботиться об оправданиях. Моему дому причинен ущерб, и оскорбление не останется безнаказанным!

Чимака поклонился с самым почтительным видом:

— Я позабочусь, господин, о том, чтобы Мара не ушла от возмездия, но не потому, что ненавижу ее, а потому, что такова твоя воля. Я навеки твой преданный слуга. Теперь мы знаем, кто возглавляет разведку Акомы…

— Ты знаешь этого человека?! — в изумлении воскликнул Джиро. — Ты ни разу даже не упомянул о том, что тебе известна подлинная личность Мастера тайного знания, служившего у Тускаи!

Умоляющим жестом воззвав к терпению хозяина, Чимака пояснил:

— Не по имени и не в лицо, да будет проклят этот пронырливый демон. Если я и встречался с ним когда-нибудь, то без моего ведома, но стиль его работы распознаю безошибочно. Это все равно что подпись писаря на документе…

— …которая тоже не всегда служит неоспоримым доказательством, — ехидно ввернул Джиро.

— Получить неоспоримое доказательство будет трудно, если я правильно угадал, кто он такой. Если Мара взяла на службу этого бывшего начальника разведки, то боги еще могут нам улыбнуться. Пусть он будет каким угодно виртуозом своего дела, но я-то знаю ему цену и знаю, чего от него можно ожидать. Моя осведомленность о прошлой деятельности правителя Тускаи в Джамаре должна помочь нам внедриться в шпионскую сеть Акомы. Вполне вероятно, что через год-другой мы найдем подходы непосредственно к интересующему нас человеку и тогда получим возможность использовать всю разведку Мары в интересах дома Анасати. Будем маскировать свои намерения отвлекающими маневрами, создавая трудности для торговли Акомы и исподволь разрушая ее связи с союзниками. Ну а тем временем тонг Камои тоже не станет дремать, добиваясь гибели Мары.

— Возможно, нам удастся слегка подстегнуть их ретивость, — с надеждой в голосе высказался Джиро.

От одного этого предположения у Чимаки по коже побежали мурашки. Прежде чем заговорить, он поклонился, что делал исключительно в тех случаях, когда бывал не на шутку встревожен.

— Мой господин, нам даже пытаться не стоит. Убийцы из Камои не любят, когда кто-нибудь вмешивается в их затеи. Для Анасати лучшая тактика — держаться как можно дальше от их делишек.

Джиро неохотно уступил, и приободрившийся советник продолжал:

— В братстве Камои не принято действовать сгоряча. Дела, за которые они принимаются по собственной инициативе, вершатся неторопливо и хладнокровно. Между Камои и Мидкемией были отмечены какие-то торговые связи; тогда я не понимал, кому и зачем это понадобилось, но теперь готов предположить, что здесь имеется дальний прицел — стремление навредить Акоме. Хорошо известно, что властительница питает слабость к варварским идеям.

— Это так, — согласился Джиро.

Его раздражение улетучилось, уступив место глубокой задумчивости. Молча наблюдал властитель Анасати за резвящимися рыбками. Воистину, думал он, никто из цуранских вельмож не мог бы похвалиться, что у него состоит в услужении советник, способный сравниться с Чимакой в искусстве связывать воедино разрозненные крупицы знаний.

Воспользовавшись благоприятной переменой в настроении хозяина, Чимака сказал:

— Дом Анасати сумеет перенести ничтожный урон для престижа, причиненный подложной уликой. Поверить в столь грубо сработанную фальшивку могли разве что глупцы и малые дети; но те, кто поумней, примут во внимание, что Братство умеет хранить секреты и заказчиков не выдает. Те, кто имеет власть в стране, никогда не попадутся на столь вульгарный крючок и не поверят в то, что ты опорочил свое имя связью с бандой наемных убийц. Анасати — старинный род, и его репутация безупречна. Господин мой, в ответ на жалкую попытку очернить тебя выкажи лишь надменное пренебрежение. Эти ничтожества не заслуживают внимания великого властителя. Пусть любой правитель, который осмелится предположить обратное, выступит вперед и попробует поделиться своими соображениями вслух — вот тогда ты возвысишь голос, и твоя правота восторжествует. — Эту пламенную речь Чимака закончил цитатой из пьесы, которая особенно нравилась Джиро:

— Домам ничтожным и умам ничтожным сопутствуют ничтожные дела.

Властитель Анасати кивнул:

— Ты прав. Временами гнев ослепляет меня.

В ответ на комплимент Чимака поклонился:

— Господин, позволь мне удалиться. Я уже начал обдумывать, какие ловушки можно будет расставить для Мастера тайного знания из Акомы. Мы на время прикинемся простачками, которые по уши увязли в расследовании происшествия в Онтосете, и при этом не будем особенно таиться. Тем самым мы сумеем отвлечь бдительное око неприятеля от другого нашего занятия — секретных розысков в Джамаре, которые в конечном счете позволят накинуть петлю на горло властительницы Акомы.

Джиро улыбнулся:

— Превосходная мысль, Чимака.

Взмахом руки он отпустил советника; тот снова поклонился и поспешил прочь, что-то бормоча себе под нос. В его голове уже роились бесчисленные планы. Властитель остался около пруда. Он размышлял над советом Чимаки и чувствовал приятное удовлетворение. Когда Ассамблея магов запретила войну между его домом и домом Мары, он втайне возликовал.

Поскольку властительница лишилась возможности прибегнуть к силе оружия, она утратила преимущество, каким обладала благодаря численному перевесу ее войска. А это значило, что их ставки сравнялись.

— Разум… — прошептал властитель Анасати и взбаламутил воду в пруду, отчего заметались пугливые рыбешки. — Не меч, а коварство отнимет жизнь Благодетельной. Умирая, она поймет, что жестоко ошиблась, оказав предпочтение не мне, а моему братцу. Я лучше, чем он, и, когда после смерти я встречусь в чертогах Красного бога с Бантокапи, он будет знать, что я отомстил за него и заодно растер в прах его драгоценную Акому!

Аракаси опаздывал. Его затянувшееся отсутствие было дурным знаком, и среди старших советников Мары нарастала тревога. Напряжение достигло такой степени, что военачальник Люджан с некоторым страхом ожидал начала вечернего совещания. Он торопился в свое жилище, чтобы надеть украшенный плюмажем шлем, который снимал в неслужебное время. Его походка была целеустремленной и пружинистой — такой, какая вырабатывается только у искусного фехтовальщика. Погруженный в невеселые мысли, он лишь механическим кивком отвечал на приветствия часовых, мимо которых проходил.

В залах и коридорах усадебного дома Акомы вооруженных солдат теперь было не меньше, чем слуг. После убийства Айяки пришлось ради усиления охраны пойти на такие меры, что уединение стало для всех почти недосягаемой роскошью. Особенно это бросалось в глаза ночью, когда в помещениях для писарей и гостевых флигелях размещались для сна внушительные отряды воинов. Детская Джастина представляла собой военный лагерь; Люджан подумал, что мальчик едва ли может играть деревянными солдатиками у себя в комнате, где не стихает стук настоящих боевых сандалий.

Поскольку Джастин оставался единственным — кроме самой Мары, — в ком текла кровь Акомы, его безопасности придавалось особое значение. Лишенные возможности опереться на достоверные сведения, почерпнутые из регулярных докладов Аракаси, патрули, совершающие обход, зачастую бывали вынуждены действовать вслепую. В каждой промелькнувшей тени им мерещился враг, и не раз случалось им выхватить мечи, услышав звук шагов какого-нибудь раба, украдкой пробирающегося на свидание с возлюбленной. Люджан вздохнул и внезапно замер, насторожившись: ему послышалось нечто похожее на свист меча, выскользнувшего из ножен.

— Эй, там! — раздался крик часового. — Стой!

Люджан тотчас бросился бегом за угол коридора. На виду показался воин с обнаженным мечом, принявший боевую стойку и явно приготовившийся к нападению. Он стоял перед неосвещенной частью коридора, где, казалось бы, не было ничего необычного. Сзади донеслось легкое постукивание и характерное шарканье человека, торопливо передвигающегося с костылем: значит, и Кейок, военный советник Мары, счел нужным посмотреть, что тут происходит. Он слишком долго был боевым командиром, чтобы оставить без внимания оклик часового, и тоже устремился сюда, чтобы выяснить, кто проник в коридоры внутренних апартаментов дворца.

Только бы это не оказался еще один убийца, молился на бегу Люджан. Напрягая зрение, он вглядывался в темноту, отметив, что лампа, которая должна была освещать этот коридор в ночные часы, не горит. Недобрый знак, подумал он мрачно; совещание, внезапно сорванное из-за этого вторжения, теперь уже казалось меньшим злом. Да, конечно, без сведений, полученных от Аракаси, пришлось бы изрядно поломать голову в попытках объяснить торговые затруднения или непрерывную чехарду образующихся и распадающихся союзов при дворе Ичиндара. Однако нападение нового убийцы, сумевшего миновать сторожевые посты и оказаться в самом сердце Акомы, означало бы, что дело приняло слишком опасный поворот, вообще не оставляющий времени для размышлений. Хотя прошли уже месяцы, Джастина все еще мучили ночные кошмары: его преследовало видение черного жеребца, падающего на землю.

Около воина с мечом Люджан с разбегу остановился столь круто, что деревянные подошвы сандалий заскрежетали на каменном полу.

— Кто там? — требовательно спросил он.

С другой стороны от воина встал старый Кейок и грозным голосом повторил вопрос.

Воин даже глазом не повел в сторону кого-либо из вопрошавших, но лишь слегка качнул мечом в направлении щели между двумя потолочными балками. Здесь слишком много уголков, где может притаиться злоумышленник, подумал Люджан, взглянув туда, куда указал часовой. Там, в тени, стоял какой-то человек, замерший в смиренной позе. Руки его были простерты вперед в знак покорности, но лицо подозрительно испачкано, словно он заранее воспользовался копотью от лампы, чтобы с ее помощью скрыть предательскую бледность своей кожи.

Молниеносным движением Люджан выхватил меч. Кейок поднял костыль, нащупал защелку и нажал ее. Из основания костыля немедленно выдвинулось тонкое лезвие. При этом старому воину удалось сохранить равновесие без видимых усилий, хотя он и был лишен одной ноги.

Три обнаженных клинка были готовы встретить злоумышленника, и Люджан резко приказал:

— Выходи. Держи руки поднятыми, если не хочешь, чтобы тебя проткнули насквозь.

— Я предпочел бы, чтобы к моему возвращению домой отнеслись с несколько большим радушием и не обращались со мной как с тушей на скотобойне, — ответил хриплый голос.

— Аракаси! — выдохнул Кейок, салютуя ему своим оружием. Его худое лицо осветилось редкой улыбкой.

— Боги! — воскликнул Люджан.

Свободной рукой он коснулся плеча часового, давая тому понять, что можно опустить меч. Военачальника Акомы пробрал озноб, когда он осознал, что Мастер тайного знания чуть было не погиб от рук домашней стражи. Но потом на смену мучительному напряжению пришло благодатное облегчение, и он радостно рассмеялся:

— Ну наконец-то! Сколько лет мы с Кейоком бились над созданием такой системы патрулей, чтобы встреча со стражей для любого пришельца оказалась неожиданной. Как же это случилось, дружище, что на сей раз ты не сумел пройти мимо них незамеченным?

— Дорога домой была трудной, — признался Аракаси. — И не только потому, что в этой усадьбе больше стражи, чем прислуги. Да у вас тут трех шагов не сделаешь, не натолкнувшись на какого-нибудь молодца в доспехах!

Кейок убрал на место потайной клинок и снова оперся на костыль. Затем он пригладил рукой седые волосы. В бытность его боевым командиром ему не приходилось это делать, ибо в те времена он носил воинский шлем не снимая.

— С минуты на минуту должен начаться совет у властительницы Мары, — сообщил он. — Она нуждается в твоих сведениях.

Аракаси не ответил, лишь выступил вперед из-за опорных столбов, до этого времени скрывавших его от глаз. Он был одет как уличный нищий, нечесаные волосы слиплись от грязи, а кожа вымазана чем-то наподобие сажи. От него исходил сильный запах печного дыма.

— Ты выглядишь так, будто тебя только что вытащили из дымохода, — заметил Люджан, сделав знак стражнику, чтобы тот возобновил прерванный обход. — Или как будто ночевал в горящем лесу не меньше недели.

— Не так уж далеко от истины, — пробормотал Аракаси, сердито отводя взгляд в сторону.

Кейок не любил кого-либо дожидаться; теперь он мог позволить себе нетерпеливость, которую сдерживал в течение тех лет, когда командовал войсками. Тяжело ступая, он отправился вперед, в Палату собраний. Словно почувствовав облегчение с уходом старика, Аракаси нагнулся, поднял край своего балахона и поскреб нагноившуюся царапину.

Люджан погладил рукой подбородок и деликатно предложил:

— Ты можешь вначале пойти ко мне домой. Мой слуга приучен наполнять ванну быстро — оглянуться не успеешь.

Последовало недолгое молчание.

Наконец Аракаси вздохнул.

— Занозы, — признался он.

Этого короткого слова было достаточно, чтобы Люджан догадался об остальном:

— Они гноятся. Значит, давние. Ты провел на ходу слишком много времени и не позволил себе сделать достаточно долгий привал, чтобы их извлечь.

Снова наступило молчание, которое подтверждало предположение Люджана. Они знали друг друга еще до падения дома Тускаи, а потом вместе делили участь серых воинов.

— Не упрямься, — настаивал военачальник. — Если ты в таком виде усядешься на подушки в Палате, слугам потом придется эти подушки сжечь. От тебя несет как от харденго, который потерял свою тележку.

Аракаси скривился: никому не могло польстить сравнение с бродячим торговцем, отбившимся от семьи и промышляющим продажей дешевых сластей и случайными заработками сомнительного сорта.

— Сможешь раздобыть мне металлическую иглу? — попробовал поторговаться Аракаси.

Люджан рассмеялся:

— Случайно смогу. Тут одна девушка-швея мне глазки строит. Но ты будешь у меня в долгу. Если я попрошу ее одолжить мне такое сокровище, она не упустит случая потребовать вознаграждения.

Аракаси не удивился. Почти любая из молоденьких служанок, работающих в усадьбе, охотно пожертвовала бы своим положением в новом воплощении — при следующем обороте Колеса Судьбы, — если бы взамен ей подарили надежду на поцелуи Люджана.

— Ну что ж, я с таким же успехом могу воспользоваться одним из своих кинжалов.

Его явное безразличие заставило Люджана насторожиться:

— Ты пришел с недобрыми вестями.

Теперь Аракаси, стоя перед военачальником Акомы, был весь на виду. Свет от лампы в дальнем конце коридора выхватил его резко выступающие скулы и тени под ввалившимися глазами.

— Пожалуй, я приму твое предложение насчет ванны, — глухо отозвался он.

Прекрасно видя, что его друг не спал и не ел самое малое неделю, Люджан не стал вслух делиться своими наблюдениями, а просто пообещал:

— Я добуду тебе иглу. — Щадя уязвленную гордость Мастера, он поспешил вернуться к тону показного легкомыслия:

— Хотя, по правде сказать, она тебе и не нужна вовсе, если твои ножички при тебе. Я вот сомневаюсь, понимал ли мой часовой, когда угрожал тебе мечом, что ты мог бы его убить и разрубить на куски, прежде чем он успеет сделать выпад.

— Вообще-то мог бы, — согласился Аракаси, — но, боюсь, сегодня я несколько не в форме.

Начальник разведки шагнул вперед. Только сейчас стало заметно, что он еле держится на ногах. Встревоженный не на шутку, Люджан едва не охнул, но быстрый неодобрительный взгляд Мастера удержал его от дальнейшего изъявления чувств. Затем Аракаси сухо предупредил:

— Дело твоей чести — проследить, чтобы я не заснул у тебя в ванне.

— Не заснул или не утонул? — снова позволил себе пошутить Люджан, крепкой рукой помогая Мастеру сохранить равновесие. — С чем пришел, старина? Выкладывай!

Но никаких объяснений от Аракаси военачальник не добился, пока не было закончено омовение в ванне, не был надет шлем и совет не собрался в полном составе.

Залитый желтым светом от расставленных по кругу ламп, Кейок уже расположился на подушках, скрестив жилистые руки на костыле, лежащем поперек его колен. На кухню сообщили о возвращении Аракаси, и слуги поспешили доставить подносы, нагруженные закусками. Хокану восседал по правую руку от Мары — место, которое обычно занимал первый советник; Сарик и Инкомо сидели напротив, погруженные в тихую беседу. За огромной стопкой счетных табличек сгорбился Джайкен, обхватив руками колени. По обе стороны от него, словно бастионы, громоздились два ларя, набитые свитками.

Быстро обежав взглядом собравшихся, Аракаси — как всегда немногословный — не стал отвлекаться на мелочи.

— Насколько я могу судить, — предположил он, — торговля в последнее время шла не очень успешно.

Джайкен почувствовал себя задетым и пустился в объяснения, так что никто уже не мог вставить ни слова, и обтрепанный вид Аракаси не стал предметом обсуждения.

— Наша репутация ничуть не пострадала, — горячо оправдывался маленький управляющий. — Но на рынках несколько сделок почему-то прошли совсем не так, как было задумано. Мара лишилась союзников среди тех купцов, у которых есть общие интересы также и с Анасати. — С нескрываемым облегчением он закончил:

— Аукционы шелка не пострадали.

— Однако, — подал голос Инкомо, не дожидаясь, пока его спросят, — традиционалисты продолжают укреплять свое влияние. Имперским Белым Ичиндара неоднократно приходилось проливать кровь, чтобы пресечь мятежи в Кентосани.

— Продовольственные рынки около пристани, — лаконично подтвердил Аракаси.