— Я знаю, знаю!.. — Он подождал, пока снова установится тишина, и продолжал:

— Нам оказали открытое неповиновение; многие из вас не устают это повторять. Снова и снова. — Он обвел Палату взглядом, ощущая, как меняется настроение собравшихся, и еще раз подчеркнуто медленно произнес:

— Снова и снова.

Теперь уже самые выдержанные члены Совета ерзали на своих креслах. Спины у них онемели от долгого сидения, и они больше не желали снова успокаиваться и вежливо слушать нескончаемое словоизвержение. Хочокену перебивали выкриками, в которых слышалось уже не просто нетерпение, и многие маги повскакали с мест с самым воинственным видом. Хочокена мысленно признал, что ему придется наконец уступить другим место на ораторской площадке и понадеяться на то, что Фумита или лукавый Телоро смогут найти верную стратегию, чтобы еще больше затянуть препирательства.

— Собратья мои, мы не боги, — отчеканил Хочокена, подводя итог своего утомительного выступления. — Мы обладаем великой мощью, да, но все-таки мы просто люди. Неосторожное насильственное вмешательство с нашей стороны, чем бы оно ни было порождено — досадой или страхом перед неведомым, — лишь углубит пучину бедствий, перед лицом которых стоят сейчас народы Империи. Я призываю вас к осторожности! Какие бы бури ни бушевали вокруг, последствия наших действий будут сказываться долго. Когда же страсти наконец улягутся, не пожалеем ли мы, что разожгли такое пламя, которое даже сами не способны погасить?

Закончив речь, он медленно опустил руки и еще медленнее, шаркающей походкой направился к своему месту. Усталость, которая тяжким грузом легла на его плечи, не была притворной: он успешно занимал ораторскую площадку два с половиной дня.

Дежурный оратор-распорядитель Ассамблеи поморгал, словно не вполне пришел в себя.

— Мы благодарны Хочокене за его мудрость.

В огромной палате поднялся гвалт: десятки черноризцев требовали слова. Под куполом еще не отзвучало эхо возмущенных возгласов, когда Фумита за спиной Шимони потянулся к своему обессилевшему товарищу и шепнул ему на ухо:

— Отлично сработано, Хочо!

Шимони сухо дополнил:

— Возможно, в следующие несколько дней боги благословят нас менее словоохотливым сотрапезником, когда мы соберемся распить кувшинчик вина.

Распорядитель Ходику объявил:

— Слово предоставляется Мотехе!

Пожилой приземистый маг с крючковатым носом, двое кузенов которого были некогда известны под прозвищем Карманные маги Имперского Стратега, встал с места и быстрой поступью проследовал к ораторской площадке; полы его просторной хламиды развевались, когда он поворачивался на ходу. Его цепкие, близко посаженные глаза быстро пробежались по галереям, и, не тратя времени даром, он начал так:

— Хотя всем нам было интересно послушать, как наш собрат Хочокена подробно излагает — причем не в первый раз — историю событий, это ничего не меняет. Даже в эту самую минуту две армии только того и ждут, чтобы померяться силами. Между ними уже возникали стычки, и надо быть последним тупицей, чтобы не распознать эти мошеннические трюки с маскировкой геральдических цветов семей под прикрытием знамен союзников и клановых родичей! Мара Акома нарушила наш эдикт. Даже сейчас, пока мы тут проводим время за разговорами, ее воины маршируют по стране и вопреки запрету провоцируют начало военных действий!

— А почему ее имя упомянуто раньше, чем имя Джиро Анасати? — выкрикнул с места запальчивый Севеан.

Телоро воспользовался нечаянной паузой, чтобы подлить масла в огонь:

— Ты усматриваешь в маневрах этих армий открытое неповиновение. Я решительно настаиваю на том, чтобы мы все помнили: убит Свет Небес! Я обязан возразить, Мотеха: призыв к оружию был вынужденной мерой, ибо так сложились обстоятельства. Естественно, что властитель Хокану Шиндзаваи должен защищать императорскую семью. Мара была самым стойким приверженцем Ичиндара. Смею предположить, что Джиро строил осадные машины и нанимал механиков не для наведения порядка в Империи, а для воплощения каких-то личных амбициозных планов.

Мотеха величаво сложил руки на груди:

— Можно ли считать, что обстоятельства «вынудили» обоих — Джиро из Анасати и Мару из Акомы вместе с ее консортом — отдать своим войскам приказ выступать в поход? Ни одному из их поместий не угрожала никакая опасность! Так ли уж был неизбежен этот конфликт? Действительно ли предполагаемое «Благо Империи» вынудило Мару отдать резервному гарнизону ее родного поместья приказ чинить всевозможные препятствия отрядам Анасати и их союзников и мешать их продвижению по имперским трактам, ведущим в Сулан-Ку?

— Опомнитесь! — воскликнул Шимони. Когда он хотел, в его голосе звучала непререкаемая властность. — Откуда ты знаешь, Мотеха, что именно Мара ведет дело к столкновению? Что-то я не слышал ни о каком сражении — донесения были только об одной стычке, которая закончилась без особых потерь и привела лишь к согласованию линии раздела между позициями обеих сторон. Станем ли мы толковать о гражданской войне, когда не стряслось вообще ничего, кроме обмена ругательствами и взаимных оскорблений да еще нескольких случайных перестрелок между лучниками?

Не смолчал и Телоро:

— Я бы хотел, чтобы вы обратили внимание: отряды, занимающие позиции близ Сулан-Ку, выступают под знаменем, принадлежащим не Акоме, а властителю Джиду из Тускалоры. Да, он вассал Мары, но его поместье лежит как раз на той дороге, по которой продвигается Джиро. Властитель Тускалоры имеет законное право защищать свое поместье от вторжения.

Мотеха прищурился:

— Наш собрат Тапек побывал в наиболее опасных местах, Телоро, и наблюдал, что там происходит. Я, может быть, и не ученый-историк наподобие твоего друга Хочокены, но я, без сомнения, слышал о различиях между оборонительной позицией и построением войска, изготовившегося к нападению!

— А собранная властителем Джиро коллекция осадных машин в лесах близ Кентосани — это для обороны? — отпарировал Шимони, но его высказывание потонуло в шуме других голосов.

Распорядитель воззвал к спорщикам:

— Собратья! Дело, которым мы заняты, требует порядка!

Мотеха пожал плечами, но это движение странным образом придало ему сходство со взъерошенным петушком джайги. Грозно ткнув указательным пальцем куда-то в сторону галерей, он предостерег:

— Между воинами вассала Мары и солдатами Анасати, прячущимися под знаменем клана Ионани, уже летали стрелы. А мы так и будем сидеть, болтать и дожидаться, пока наш эдикт будет нарушен во второй раз? Тапек сообщает, что отряды нарубили деревьев, дабы устроить завалы и обеспечить лучников укрытием ненадежней.

Прочистив горло, Хочокена хрипло проговорил:

— Ну тогда Тапек мог бы приказать, чтобы они прекратили перестрелку. — Это предложение было встречено смехом и легкомысленными замечаниями. — Или наш друг Тапек воздержался от столь решительных действий потому, что шальные стрелы не питают должного почтения к величию Черной Ризы?

Услышав это, Тапек вскочил с места; его красно-рыжие волосы резко выделялись на фоне черных хламид.

— Однажды мы уже приказали Маре прекратить военные действия! — заорал он.

— Но она чересчур быстро забыла про отряд воинов, который мы уничтожили на поле боя в назидание остальным!

— Сейчас слово предоставлено Мотехе, — вмешался распорядитель. — Тебе полагается сидеть на месте, пока не получишь формального разрешения высказаться.

Опустившись на место, гневливый маг тихо обменялся мнениями с молодыми друзьями, сидевшими рядом.

Мотеха вернулся к незаконченной мысли:

— Я утверждаю, что Джиро Анасати не совершил ни одного акта агрессии. Да, его осадные машины окружают стены Кентосани, но они ведь не стреляют! И вероятно, никогда не выстрелят, если лишить Мару возможности связываться с ее помощниками внутри Имперского квартала.

— Какими помощниками? Ты считаешь, что Мара была причастна к предательству? — перебил его Шимони. — Документы подтверждают, что она не имела никакого отношения к заговору Омекана и планам цареубийства!

Ассамблея вновь взорвалась тревожным гулом. Несколько минут распорядитель Ходику не мог восстановить тишину. Однако в конце концов, хотя и неохотно, все смолкли; только Севеан еще продолжал жестикулировать и втолковывать некую мысль соседу. Однако свой голос он все-таки приглушил, и вид у него был несколько глуповатый.

Хочокена обтер ладонью вспотевший лоб:

— Похоже, все идет к тому, что мне уже не понадобится напрягать глотку для произнесения речей. — Он едва слышно засмеялся. — Наши противники и сами прекрасно справляются с задачей — запутать дело до того, что уже и концов не найдешь.

— Боюсь, что ненадолго, — зловеще предположил Шимони.

Мотеха продолжал громоздить обвинения и делал это куда более откровенно, чем любой из его предшественников на ораторской площадке.

— Я заявляю, что Мара из Акомы виновна! Ее неуважение… нет, ее презрение к традициям подтверждается надежными документами. Каким образом она сумела добиться славного титула Слуги Империи — в этом пусть разбираются другие. Но я предполагаю, что между нею и покойным Императором имелось взаимопонимание. Сын Мары, Джастин, — вот кого она задумала поднять на щит как претендента на золотой трон! И я утверждаю, что Джиро имеет право воспротивиться этому бессовестному выпячиванию амбиций Акомы!

— Вот и дождались, — мрачно сказал Фумита. — Рано или поздно речь неминуемо зашла бы о наследственных привилегиях детей Мары. Кто-то должен был втянуть мальчика в склоку.

В его голосе звучала неподдельная печаль, — может быть, в эту минуту он вспомнил о своем сыне, от которого ему пришлось отречься, когда его призвала Ассамблея, Но если ему и было что сказать — слова все равно потонули бы в поднявшемся многоголосом гвалте. Маги опять вскочили с мест, и казалось, что некоторые из них просто огнем полыхают от гнева. Пытаясь водворить порядок, распорядитель Ходику размахивал жезлом, но, когда и это не принесло желаемого результата, он предоставил слово молодому магу по имени Акани.

И то, что маститые и почитаемые черноризцы оказались обойденными в пользу юнца, вчерашнего ученика, сразу же возымело действие: в Палате немедленно наступила полнейшая тишина.

Акани без промедления воспользовался этой возможностью и звучным голосом прирожденного оратора начал речь.

— Предположение не есть доказательство, — решительно заявил он. — Мы ничего не знаем ни о каких заговорах Мары из Акомы. Мы не можем отрицать, что она потеряла своего первенца. Джастин — ее единственный наследник. Если бы она затевала какую-то интригу, чтобы возвести его на престол, то не стала бы приступать к осуществлению подобного заговора в такое время, когда сама она находится вдали от дворца. Только дура могла бы додуматься до того, чтобы оставить сына пробиваться к трону без надежных защитников из Акомы и Шиндзаваи. Джастин проживает с детьми Ичиндара в детских апартаментах монаршей семьи, а там — я должен вам напомнить — в течение двадцати дней траура действует запрет на вход и выход. За такой долгий срок любой ребенок мог расстаться с жизнью: его подстерегают тысячи опасностей! Если отряды Акомы маршируют по дорогам Империи, отсюда следует, что они делают это, дабы уберечь своего будущего господина. Собратья, мне бы хотелось, чтобы ни умозрительные рассуждения, ни уличные сплетни не могли повлиять на нас, когда мы будем принимать решения.

Шимони поднял седые кустистые брови, слушая, как молодой маг бесстрастно и рассудительно излагает свои доводы.

— Неплохо подбирает резоны. Мальчуган мыслит не хуже дворцового законника.

Хочокена захихикал:

— А он именно на этот пост и метил: готовился к такому поприщу, пока его магические способности не заставили учителей признать в нем кандидата на черную хламиду. Что ж, по-твоему, я не знал, что делаю, когда попросил Ходику дать слово именно ему, если страсти слишком накалятся? Нельзя позволять сторонникам Джиро — вроде нашего простодушного Тапека — втягивать нас в сомнительные предприятия.

И все-таки искусство Акани-законника не помогло ему надолго сохранить за собой ораторскую площадку. Раздражение накипало, и даже черноризцы, которые раньше держались нейтральной позиции, теперь настаивали на принятии решительных мер — хотя бы только для того, чтобы эта затяжная, утомительная словесная баталия подошла к концу.

Со всех сторон раздавались призывы к действию. Красноречие Акани истощилось, и, дабы не погрешить против справедливости, распорядитель Ходику был вынужден предоставить слово Тапеку.

— Ну теперь держитесь, — бесцветным голосом произнес Шимони.

Хочокена нахмурился; Фумита застыл на месте как статуя.

Тапек не стал тратить время на убеждение слушателей.

— Всем известно, собратья, что однажды Ассамблея уже выразила свою общую волю, запретив Маре нападать на Джиро. Ради Блага Империи я требую, чтобы за нарушение запрета Мара поплатилась жизнью!

Хочокена вскочил на ноги с такой резвостью, которая казалась удивительной для человека столь необъятной толщины:

— Я против.

Тапек круто развернулся на каблуках, чтобы взглянуть в лицо тучному ветерану Ассамблеи:

— Какому смертному за всю нашу долгую историю было позволено остаться в живых после того, как он нарушил наш указ?

— Я могу назвать нескольких, — бросил Хочокена в ответ, — но сомневаюсь, что это положит конец нашим затруднениям. — Голос толстяка все еще оставался сиплым: горло саднило после невообразимо долгой речи. Теперь он отказался от длинных цветистых фраз. — Давайте не будем следовать первому побуждению. Мы можем убить Мару в любую минуту, если примем такое решение. Но сейчас перед нами стоят более насущные проблемы, которые требуется рассмотреть.

— Он ведет дело к голосованию, — тревожно шепнул Фумита на ухо Шимони. — Это может привести к катастрофе.

Сердито насупившись, Шимони отозвался:

— Ну и пусть. В любом случае катастрофы не избежать.

Хочокена двинулся вниз по проходу. Похожий на клоуна — толстый, краснолицый, добродушно улыбающийся, он совсем не казался заядлым спорщиком, и веселое оживление, которым так и лучилось его лицо, порой помогало ослабить напряжение трудных переговоров, пусть даже это облегчение имело отчасти комический оттенок. Зная это, собратья по чародейству давали ему некоторые поблажки; вот и сейчас распорядитель Ходику не сделал Хочокене никаких замечаний, когда тот, добравшись до ораторской площадки, начал расхаживать по ней, ступая точно в ногу с Тапеком. Ему приходилось соразмерять свой шаг с походкой более высокого и длинноногого молодого мага, и со стороны это выглядело смешно. Жир колыхался под хламидой Хочокены; он пыхтел от усердия, надувал щеки и при этом еще помахивал пухлой рукой под носом у Тапека, энергично жестикулируя.

Когда Тапек отстранился, чтобы его подбородок не пострадал от ногтей Хочокены, старый маг вставил слово:

— Я предлагаю испытать другие средства, прежде чем мы уничтожим Слугу Империи. — Некоторые члены Ассамблеи заерзали и задергались, справедливо усмотрев в этих словах явный призыв начать все с начала, а Хочокена не упустил возможности заставить собратьев прислушаться к его доводам. — Прежде чем мы отважимся на деяние, подобного которому никогда не совершалось в истории Империи, и уничтожим носителя самого почетного титула, которого может удостоиться подданный нашей державы., — давайте порассуждаем…

— Мы уже нарассуждались досыта, — взорвался Тапек. Он остановился как вкопанный.

Хочокена продолжал ходить по площадке и — видимо, по причине собственной громоздкости и неуклюжести — натолкнулся на младшего коллегу, чуть ли не сбив того с ног. Пока Тапек восстанавливал утерянное равновесие и собирался с мыслями, Хочокена продолжил начатый монолог:

— Сначала нужно прекратить кровопролитие, а затем вызвать Мару и Джиро в Священный Город. Там можно держать их под наблюдением, а мы тем временем рассмотрим это дело в более спокойной обстановке. Может быть, проголосуем это предложение?

Распорядитель объявил:

— Оратор задает вопрос!

Тапек возмутился:

— Оратор сейчас я! Слово было предоставлено мне!

В этот миг Хочокена умудрился наступить на палец рыжего мага, защищенный лишь тонкой туфлей. От неожиданности и боли Тапек разинул рот. Он сердито воззрился на Хочокену, который всем своим весом давил на него, как будто так и надо. И пока внимание Тапека было занято этой неприятностью, Ходику как ни в чем не бывало решительно повел собрание к финалу.

— Да уж, собрание было долгое и утомительное, — шепотом обратился Хочокена к Тапеку. — Почему бы нам обоим не разойтись по своим местам и не перевести дух перед таким серьезным делом, как голосование?

Тапек чуть не взвыл сквозь стиснутые зубы. Он понимал, что сейчас слишком поздно нарушать заведенный порядок и требовать отмены формальной процедуры подачи голосов. Когда Хочокена освободил палец Тапека от веса своей непомерной туши, у оскорбленного мага уже не оставалось выбора, и пришлось ему, прихрамывая и бормоча проклятия, присоединиться к группе молодых чародеев.

Распорядитель поднял руку:

— Напоминаю возможные ответы — «да» или «нет». Вопрос: отдаем ли мы приказ о прекращении боевых действий и о вызове Мары и Джиро в Кентосани, чтобы они предстали перед нашим судом?

Каждый маг в огромной палате поднял руку. Из поднятых ладоней вырвались пучки света; синий свет обозначал согласие, белый — уклонение от голосования, а красный — возражение. Синий явно преобладал, и распорядитель объявил:

— Вопрос решен. Ассамблея делает перерыв для отдыха и восстановления сил и собирается в день, который будет назначен позднее, чтобы решить, кто будет послан сообщить о нашем вызове обеим сторонам — Маре из Акомы и Джиро из Анасати.

— Блестяще! — воскликнул Шимони, как бы не замечая гневных взглядов, которые метали в его сторону Тапек и Мотеха.

Сидевшие вокруг него маги неловко поднимались с мест, вздыхая от предвкушения обильной трапезы и долгого отдыха. Собрание оказалось чрезвычайно тягостным, и можно было не сомневаться: теперь потребуется не один день, чтобы поднакопить энтузиазма, снова созвать достаточное количество участников и назначить официального распорядителя. А в тех случаях, когда Ассамблея принимала то или иное решение большинством голосов, одиночкам вроде Тапека запрещалось действовать по своему усмотрению. Аскетически тонкие губы Шимони растянулись в подобии улыбки.

— Что касается меня, так я думаю, что буду спать не меньше недели.

— Ничего подобного, — уличил его Фумита. — Ты удобно устроишься за бутылкой вина, скрючившись над своим смотровым кристаллом, — совершенно так же, как и все мы.

Глубоко вздохнув, Хочокена сказал:

— А ведь все висело на волоске. Ассамблея была на грани того, чтобы принять самое разрушительное решение за всю свою историю. — Он огляделся вокруг, дабы удостовериться, что никто из окружающих не уделяет им нежелательного внимания, и прошептал:

— И мы отвоевали несколько дней отсрочки. Хочется надеяться, что у Мары припасен какой-нибудь умный план, до которого я не додумался, или что в Туриле она заручилась защитой, которую можно быстро ввести в действие. Если же ничего этого нет и она погибнет — нас ожидает возврат к жестокостям Игры Совета на долгие грядущие века…

Фумита выразился короче:

— Хаос.

Хочокена с усилием выпрямил спину.

— Я чувствую, что мне необходимо промочить горло чем-нибудь целебным.

В глазах Шимони сверкнула искра.

— У меня еще припрятана пара бутылок твоего любимого кешианского вина.

Брови Хочокены удивленно поднялись.

— Я и не знал, что ты ведешь дела с мидкемийскими купцами!

— А я и не веду, — фыркнул Шимони. — В Священном Городе около пристани есть одна лавчонка, где, похоже, этот товар не переводится. Мой слуга не спрашивает, каким образом владелец лавки обходится без имперской налоговой печати на каждой бутылке, да и кто станет разбираться в подобных тонкостях, если цены там вполне разумные?..

Когда трое магов прокладывали себе дорогу к выходу из огромной палаты, их беседа касалась уже только самых обыденных предметов, как будто незначительные слова и беспечно-приятельский тон могли приуменьшить размер бедствия, угрожающего самому существованию их страны.