Мастер не стал упоминать о второй, более существенной догадке. Лучше не высказывать вслух свои предположения, пока они не подтвердятся.

Два человека ехали в молчании, под пологом широких крон деревьев уло. С ветвей вспархивали птицы, испуганные видом и запахом необычных существ. Лошади помахивали хвостами, отгоняя мух.

Сколь ни свободно держался Хокану в седле, на душе у него было скверно. За каждым поворотом дороги, под тенью каждого дерева ему мерещилась опасность. Его одолевали воспоминания: бледное лицо Мары на фоне подушек, ее пугающе неподвижные руки, лежащие поверх одеяла. И хотя Хокану часто укорял себя за то, что поддается бесплодной тревоге, над своими мыслями он был не властен. Он мог лишь погонять лошадей, чтобы Аракаси сумел быстрее исполнить свою миссию, и это сознание бередило душу Хокану, хотя внешне он являл собой образец воинской невозмутимости. Мастер был виртуозом разведки, присутствие спутника наверняка было для него обузой. И все-таки консорт Акомы понимал: если бы он остался дома, вид беспомощно лежащей Мары мог довести его до безумия. Он бы построил солдат и выступил в поход против Джиро, и будь проклят этот указ Ассамблеи! Он гневно нахмурился. Даже сейчас ему приходилось сдерживаться, чтобы не взмахнуть поводьями и не начать нахлестывать лошадей — дать выход внутренней ярости и сознанию вины… Ради этого он был готов загнать своих скакунов насмерть.

— Я рад, что ты со мной, — неожиданно признался Аракаси.

Хокану вырвался из плена тяжких раздумий и увидел, что к нему прикован загадочный взгляд Мастера. После нескольких секунд, наполненных шорохом ветра в ветвях, последовало объяснение.

— Когда мы вместе, — признался Аракаси, — я не могу позволить себе ни малейшей беспечности. — Поглощенный собственными невеселыми мыслями, Аракаси созерцал свои связанные руки. Он пошевелил пальцами, проверяя надежность узлов. — В моей жизни Мара занимает особое место. Такого чувства, как к ней, я никогда не испытывал по отношению к моему прежнему хозяину, даже когда весь его род был уничтожен врагами.

Хокану удивился:

— Я и не знал, что раньше ты служил в другом доме.

Словно осознав, что доверил спутнику важную тайну, Аракаси пожал плечами:

— Я начал создавать свою сеть, находясь на службе у властителя Тускаи.

— Ах вот как. — Хокану кивнул. Эта случайная обмолвка объясняла многое. — Значит, ты поступил на службу Акоме одновременно с Люджаном и другими серыми воинами?

Теперь уже кивнул Аракаси, подтверждая правильность догадки. Казалось, он пришел к некоему решению.

— Ты разделяешь ее мечты, — уверенно высказался он.

Хокану вздрогнул от неожиданности. Проницательность Мастера могла хоть кого смутить, однако он ответил:

— Я действительно хочу видеть Империю свободной от несправедливости, узаконенных убийств и рабства, если это то, что ты имеешь в виду.

Лошади медленно брели вдоль дороги. Показался очередной караван, в котором вид приближающихся лошадей породил неизбежную кутерьму. Возницы и погонщики громко перекликались и тыкали пальцами в сторону невиданных существ. Спокойный голос Аракаси с легкостью прорезался сквозь поднявшийся гвалт:

— Ее жизнь дороже обеих наших жизней. Если ты идешь вместе со мной, господин, то должен знать: я рискну твоей жизнью, как и своей, без колебаний.

Понимая, что Мастер говорит от сердца и при этом чувствует себя неловко из-за ненароком раскрытого секрета, Хокану никак не отозвался на предупреждение, а просто сказал:

— Пора опять припустить побыстрее.

Он ударил пятками по бокам своего жеребца и послал обоих скакунов в легкий галоп.

В дальних пригородах Кентосани, обиталищах бедноты, стоял смрад отбросов и нечистот. Аракаси и Хокану оставили лошадей в загоне постоялого двора, хозяин которого кланялся и заикался, уверяя, что недостоин чести присматривать за столь редкими животными. Когда пара приезжих удалилась, на лице хозяина был явственно написан страх, но из-за переполоха, поднявшегося среди его работников, на уход Мастера и консорта никто не обратил внимания. К ограде загона высыпали все постояльцы — и господа, и слуги; они с жадным любопытством глазели на мидкемийских лошадей, пока скотники, привыкшие обращаться с медлительными нидрами, пытались приспособиться к повадкам куда более резвых тварей.

По иронии судьбы, роли переменились: теперь Мастер тайного знания изображал главного, а Хокану, одетый лишь в набедренную повязку, разыгрывал из себя кающегося грешника, который сопровождает священнослужителя в качестве смиренного прислужника. Предполагалось, что он совершает это паломничество, дабы умилостивить божество, которое он якобы оскорбил.

Вынужденный передвигаться пешком, вместо того чтобы восседать на носилках, и впервые в жизни не окруженный почетным эскортом, Хокану не мог не заметить, сколь многое изменилось с тех пор, как император перехватил абсолютную власть у Высшего Совета. Знатные господа и дамы больше не путешествовали под защитой вооруженных до зубов воинов, потому что Имперские Белые патрулировали улицы, поддерживая порядок. Было очевидно, что главные городские магистрали стали теперь, в общем, безопасными несмотря на оживленное движение (тележки торговцев, храмовые процессии, торопливые гонцы). Однако дело обстояло совсем по-другому в более темных и узких улочках бедных кварталов, где жили рабочие и нищие, или на пустырях за прибрежными складами: сюда не стоило соваться никому — ни мужчине, ни женщине — без надежной охраны.

И все-таки Аракаси уверенно продвигался по этим задворкам — он успел изучить их задолго до того, как Ичиндар ликвидировал должность Имперского Стратега. Он шел извилистым путем, под замшелыми от сырости арками, между скособоченными бараками, а однажды даже через зловонный подземный туннель.

Они ненадолго затаились, когда мимо пронеслась толпа уличных мальчишек, с воплями преследующих бродячую собаку. Чуть отдышавшись, Хокану поинтересовался:

— Почему ты так петляешь?

— Привычка, — сообщил Аракаси.

Дымящееся кадило качалось у его колена, но распространяющееся из священного сосуда благоухание почти не спасало от густого гнусного запаха ближайшей харчевни. Они проходили мимо окна, и была видна морщинистая старуха, сидящая за столом и костяным ножом срезающая кожуру с плода йомаха.

— Тот постоялый двор, где мы оставили лошадей, — это вполне добропорядочное место, — заверил Мастер спутника, — но собиратели слухов сходятся именно сюда, чтобы раздобыть новости. Я не хотел, чтобы за нами кто-нибудь увязался, а между тем, когда мы вошли в город, у нас на хвосте повис один из слуг Экамчи. Он видел лошадей у главных ворот и понял, что мы относимся к числу домочадцев Шиндзаваи или Акомы.

— Мы от него избавились?

Аракаси слабо улыбнулся, мимоходом сотворив благословляющий жест над головой какого-то нищего. Как видно, боги покарали помешательством этого беднягу с бессмысленным взглядом, издающего невнятное бормотание. Покрутив шнурок, на котором было подвешено кадило, и окутав себя пеленой ароматного дыма, Мастер ответил:

— Да, избавились. Надо полагать, ему не захотелось пачкать сандалии в мусорной яме, которую мы недавно пересекли. Он пошел в обход и на пару секунд потерял нас из виду…

— А мы юркнули в тот подземный канал» — закончил Хокану, тихонько засмеявшись.

Они миновали фасад ткацкой мастерской, все окна которой были наглухо закрыты ставнями, и остановились у пекарни. Здесь Аракаси купил лепешку и поверх тонкого слоя масла намазал на нее варенье из ягод сао. Булочник обслуживал другого покупателя и подозвал ученика, который и провел мнимого священнослужителя и его прислужника в увешанную драпировками заднюю комнату. Спустя несколько минут появился булочник собственной персоной. Он цепким взглядом обежал обоих посетителей и наконец обратился к Аракаси:

— Я не узнал тебя в этом наряде.

Начальник разведки слизнул варенье с пальцев и сказал:

— Мне нужны сведения, и притом срочно. Продавец пряностей в яркой одежде с металлическими украшениями. У него носильщики — из варваров. Сумеешь его найти?

Булочник отер пот с подбородка:

— Если ты можешь подождать до заката, когда мы выбрасываем остатки теста для нищих ребятишек, то к этому времени я сумею дать тебе ответ.

Аракаси нетерпеливо качнул головой:

— Слишком поздно. Я хочу воспользоваться услугами твоего посыльного.

Неуловимое движение руки — ив пальцах у него оказался кулек, свернутый из листка пергамента. Вероятно, Мастер все время прятал этот листок в рукаве, подумал Хокану, хотя и без особой уверенности.

— Отошли это башмачнику на углу Гончарной улицы и Красильного переулка. Владельца зовут Чимайчи. Пусть гонец скажет, что твои пироги подгорели.

Булочник выглядел несколько ошарашенным.

— Исполняй! — прошипел Аракаси таким напряженным шепотом, что у Хокану волосы чуть не встали дыбом.

Булочник поднял мясистые руки ладонями вверх — знак повиновения — и позвал ученика. Мальчишка умчался с пергаментом, и до самого его возвращения Аракаси расхаживал туда-сюда, словно саркат в клетке.

Башмачник Чимайчи оказался худым как жердь человеком, среди предков которого явно имелись жители пустыни: под рубахой мастерового на нем виднелась потертая перевязь с кожаной бахромой, к кисточкам которой были привешены многочисленные талисманы. Длинные прямые волосы, спадая на глаза, не могли скрыть их живого, быстрого взгляда. Шрамы на руках, возможно, и были оставлены случайно сорвавшимся ножом во время работы, но, подумал Хокану, судя по их количеству и расположению, более вероятно, что это — следы пыток и тут некогда постарался опытный палач. Вошедший проскользнул через входной полог, еще моргая после резкого перехода от солнечного света к полутьме комнаты; в одной руке он сжимал кулек с таким же точно узором из варенья, каким Аракаси разрисовал лепешку.

— Ты, недоумок, — процедил башмачник, обращаясь к священнослужителю. — Ты понимаешь, что рискуешь моим прикрытием? Посылаешь такой сигнал неотложной надобности, да еще вызываешь меня сюда. Мастер тебя в порошок сотрет за такую неосторожность!

— Мастер ничего подобного не сделает, — сухо возразил Аракаси.

Башмачник так и подпрыгнул:

— Это ты сам! Боги, я и не узнал тебя в этих храмовых лохмотьях. — Его брови сошлись над переносицей. — Что требуется?

— Требуется некий продавец пряностей с золотой цепью. Носильщики у него — мидкемийцы.

Лицо Чимайчи прояснилось.

— Мертв, — сообщил он равнодушно. — И его носильщики тоже. Внутри зернового склада в Квайетовом переулке… если можно полагаться на рассказы грабителя, который пытался обменять звенья цепи на цинтии у менялы на рынке. Но если уж у такого прохвоста вообще оказалось золото, то скорей всего он не сочинил эту историю.

— Имперский патруль уже знает об этих трупах? — прервал башмачника Аракаси.

— Наверное, нет. — Чимайчи отложил в сторону свой кулек и обтер перемазанные вареньем пальцы о передник. Глубоко посаженные быстрые глаза уставились на Мастера. — Ты когда-нибудь слыхал, чтобы меняла сообщал о таких делах по доброй воле? В нынешние времена налоги на металлы составляют солидный куш, а Свету Небес нужно укреплять свою армию, чтобы не давать спуску твердолобым традиционалистам.

Аракаси остановил этот поток слов, подняв руку:

— Каждая секунда на счету, Чимайчи. Мы с моим спутником отправимся на тот зерновой склад. Нужно обследовать трупы. Твоя задача — устроить основательный кавардак, чтобы у имперских патрулей хлопот был полон рот, пока ты не увидишь, что мы вышли из здания.

Чимайчи откинул назад темные волосы и усмехнулся. Блеснули удивительно белые передние зубы с острыми концами, какие были свойственны кочевникам из глубинных просторов пустыни.

— О Кебурчи, бог Хаоса, — воззвал он в очевидном восторге. — Давно у нас не бывало доброй заварушки. Жизнь уже начинала казаться скучной.

Когда он закончил свою речь, оказалось, что комната пуста. Он удивленно выбранился, но потом его лицо приняло сосредоточенное выражение. Ему предстояло обдумать, каким образом превратить обычный мирный день торгового квартала в неудержимый хаос.

Упали сумерки, еще более сгустив полумрак склада. Хокану рядом с Аракаси пригнулся к полу, держа в руке горящий фитиль. Снаружи, с прилегающих улиц, доносились звуки шумного погрома, среди которых выделялись звон бьющейся посуды, вопли и брань.

— Винные лавки, — пробормотал Хокану. — В ближайшие минуты мы окажемся в приятной компании. — Фитиль из скрученной ткани догорел настолько, что пришлось перехватить его за другое место: огонек уже подбирался к пальцам. — У этого сарая двери не очень-то крепкие.

Аракаси кивнул; его лицо скрывалось в тени капюшона. Пальцы Мастера быстро ощупали труп.

— Задушен, — тихо сообщил он. — Все убиты.

Он проскользнул дальше, туда, где сквозь щели в стене просачивались полосы яркого света — то ли от фонарей, то ли от факелов. Собранность и сосредоточенность не покидали Мастера ни на секунду.

Хокану вздрогнул, когда подобравшийся огонек обжег ему пальцы. Он снова передвинул место захвата и зажег последний клочок полотна, который сумел оторвать от своей набедренной повязки, и без того уже весьма уменьшившейся в размерах. К тому моменту, когда он поднял глаза, Аракаси уже обыскивал труп торговца пряностями.

Ни золотой цепи, ни одежды из тонкого шелка, как и следовало ожидать, на трупе не оказалось: их, очевидно, стащил грабитель, о котором упоминал Чимайчи. Света от фитиля было достаточно, чтобы понять: этот человек умер не от удавки и не от клинка. Скрюченные руки, белые круги на сухих невидящих глазах, открытый рот и сплошь искусанный язык были достаточно красноречивы. Почерневшая кровь запеклась и на половицах, и на бороде торговца, до сих пор сохранившей аромат тонких благовоний.

— Ты что-то нашел? — спросил Хокану, почувствовав напряженность в молчании Аракаси.

Мастер тайного знания поднял голову. Глаза у него блестели.

— Много, — подтвердил он, повернув руку покойника так, что на виду показалась татуировка. — Наш подозреваемый — из тонга. И если он выступал в роли человека проживающего за Бездной, значит, все это было продумано весьма тщательно.

— Все это не в духе Джиро, — подвел итог Хокану.

— Конечно. — Аракаси снова присел на корточки, словно не слыша топота ног по дорожке на подходе к складу. — Но ведь кто-то желает, чтобы мы усмотрели в случившемся именно происки Джиро.

Совсем рядом с сараем разразился бранью какой-то моряк, ему ответил другой сквернослов, но сразу вслед за этим раздался сигнал трубы имперской стражи.

Находка пергаментного обрывка с печатью Анасати не заставила Хокану уверовать в виновность Джиро: уж очень было похоже, что эта улика подброшена намеренно. Сын Текумы, направляемый советами столь хитроумного дьявола, как Чимака, никогда не снизошел бы до такого явного злодейства.

— Если не он, то кто же? — в отчаянии вопросил Хокану, чувствуя, как утекают с каждой минутой последние капли надежды увидеть Мару живой. — Разве эту общину когда-нибудь нанимают для чего-то большего, чем убийство? Я считал, что они гарантируют анонимность, когда заключают контракт.

Превозмогая естественное отвращение, Аракаси при-ступил к изучению туники, в которую был обряжен торговец.

— Я подозреваю, что среди всех этих слов главное — «контракт». И потом, даже самый богатый из воинственных традиционалистов вряд ли станет швырять нищим золотые цепи с единственной целью — знать наверняка, что мы пошли по этому следу.

Его руки задержались, вздрогнули и поднялись, сжимая какой-то маленький предмет. Аракаси ахнул, и в этом коротком звуке угадывалось торжество.

Хокану заметил отблеск на зеленом стекле. В этот момент он тоже позабыл о зловонии трупа, подтянулся поближе и поднес горящий фитиль к новой находке Мастера.

Это оказался маленький флакон. Темная липкая жидкость покрывала изнутри его стенки. Пробка отсутствовала.

— Яд? — спросил Хокану.

Аракаси покачал головой:

— Внутри действительно был яд. — Он протянул склянку Хокану, чтобы тот понюхал. Запах отдавал смолой и жгучей горечью. — Но стекло-то зеленое. Аптекари обычно приберегают посуду такого цвета для противоядий. — Он взглянул на лицо продавца пряностей, застывшее в ужасной гримасе. — Эх ты, жалкий ублюдок. Ты-то воображал, что принимаешь из рук господина собственную жизнь.

Мастер тайного знания стряхнул минутную задумчивость и взглянул на Хокану:

— Вот почему отведыватель Мары ничего не заподозрил. Этот торговец выпил тот же яд, что и она, прекрасно зная, что его отрава действует медленно, и был уверен, что успеет принять противоядие.

Рука Хокану вздрогнула, и огонек фитиля заколебался. Шум голосов на улице нарастал, слышались удары мечей.

— Уходим, — решительно заявил Аракаси.

Хокану почувствовал, как твердые пальцы сжали его запястье, вынуждая подняться на ноги.

— Мара… — прошептал он в порыве невыносимой боли. — Мара…

Аракаси подтолкнул его вперед.

— Нет, — резко сказал Мастер. — Теперь у нас есть надежда.

Хокану перевел на него помертвевшие глаза:

— Что?! Но торговец пряностями мертв. Как же ты можешь утверждать, что у нас есть надежда?

— Теперь мы знаем, что противоядие существует, — с очевидным удовлетворением объяснил Аракаси. — На донышке флакона с ядом изображена метка. — Он потянул за собой ошеломленного Хокану к плохо закрепленной доске в стене, обращенной к пристани: через это отверстие они и проникли на склад.

— Я знаю аптекаря, который пользуется этой меткой. В былые времена я покупал у него кое-какие сведения.

Мастер нагнулся и вынырнул во влажный, насыщенный резкими запахами сумрак дорожки, протоптанной вдоль переулочка рыбных торговцев.

И тогда он закончил:

— Теперь нам остается только унести ноги подальше от этого тарарама, который учинил ради нашего удобства Чимайчи, найти аптекаря и допросить его.