В каком-то уголке его разума человек, которым Андерс был когда-то, прокричал: "Это чудовищно!"
      Андерс считал себя твердым человеком. В конце концов, он был королем. Он приказал казнить разбойника, когда ему было всего двенадцать лет. Он сражался в бою и убивал людей.
      Он без размышления послал воинов убить Иом.
      Но убить такое количество невинных сразу? Холодный ветер взъерошил волосы возле его уха и прошептал: "Мне это понравится".
      - Нет! - громко сказал Андерс, изо всех сил тряся головой.
      Порыв ветра ударил его в спину так, что у него перехватило дыхание. Голова закружилась, как у пьяного.
      Он вдруг понял, что грубые камни мостовой под его башней - совсем рядом, невероятно близко, и задрожал от страха. Вцепился в зубцы парапета, когда ветер снова толкнул его в спину. Так мало надо, чтобы упасть...
      "Порадуй меня", - прошептал ему в ухо голос.
      На мгновение Андерс ощутил отчаяние. Он стремился служить ветру, надеясь, что в ответ тот будет служить ему. До сих пор как будто так и было. Но сейчас он понял, что ветер может в любой момент обратиться против него. Он раб ветра - или исполнит приказание или будет сброшен вниз.
      Ветер бил его, трепал верхние одежды и тунику. Пронизывал до самого сердца.
      Андерс выпрямился и впустил в себя холод ветра.
      - Придите, мои воины, - прошептал он. - Придите.
      Весь день ветер дул с юга. Но в этот момент чародей на флюгере самой высокой башни повернулся и указал на запад.
      Ветер завыл с новой яростью.
      И вскоре Андерс услышал необычные звуки - топоток крошечных лапок, тихий писк. Он посмотрел вниз, на укрытые сумраком улицы и увидел темные тени, несущиеся по булыжникам мостовой.
      Откуда-то с лаем выскочил терьер и схватил одного зверька. Сломал ему спину, и зверек завизжал от боли.
      Из всех подземелий города продолжали выбегать крысы. Они выскакивали из сточных труб, из сараев и складов. Прыгали с деревьев и выползали из-под прогнивших полов. Серыми стаями мчались по крышам домов и темной волной выплескивались за крепостные ворота.
      То там, то тут слышался время от времени визг женщин, обнаружившие под ногами бегущую крысу.
      Об этом долго будут судачить, подумал Андерс, о ночном таинственном исходе крыс. Но они нужны ему, эти грязные маленькие зверьки, разносчики болезней.
      Под покровом тьмы они выбегали из города, спеша на восток вслед за ветром.
      Андерс тихо прошептал в сторону юга:
      - Иом, ступай домой. Ты нужна своему государству. Только он умолк, как на башню поднялась его жена.
      - Ты собираешься всю ночь тут простоять? У нас гости, если помнишь.
      И король Андерс улыбнулся.
      ГЛАВА 41. ОТЕЦ ФАРИОН
      Фарион - это Королева Снов. Она награждает хороших детей, уводя их по ночам с собой в королевство прекрасных сновидений, и наказывает озорников, посылая их темными тропами в царство ночных кошмаров.
      Чтобы снискать ее благоволение, ребенок, который вел себя плохо, может оставить возле своей кроватки какие-нибудь сладости или фрукты,
      Эшовенский миф
      В холодных небесах над Манганской скалой мерцали звезды. Час назад закатилось солнце, а опустошители так и сидели, насылая чары, на этой груде камней.
      Из замка Феллс прибыли телеги с продовольствием, и воины Габорна славно поужинали. Многие уже крепко спали, завернувшись в походные одеяла, отдыхая впервые за последние несколько дней.
      Все было как будто спокойно, но Габорн, хмурясь, все сидел у костра. Какая-то опасность подкрадывалась к охранявшим лагерь часовым.
      Барон Кирка, стоявший на посту, вдруг окликнул его:
      - Милорд, Скалбейн говорит, вам надо пойти глянуть, что там происходит.
      Габорн сразу насторожился. Не зря он чувствовал опасность. Он встал и, сопровождаемый своим Хроно, последовал за бароном Киркой. При свете звезд светлые волосы барона блестели как шелк. На широкой спине этого здоровяка вполне можно было прокатиться, как на лошади.
      Вокруг Манганской скалы, разложенные через каждые двести ярдов, горели сторожевые костры. В холодным ночном воздухе звуки разносились неестественно далеко. Габорн так явственно слышал дребезжащее дыхание опустошителей, словно те подобрались совсем близко. Над Манганской скалой по-прежнему клубился дымок, и мерцали вокруг Руны Опустошения синие огоньки.
      При свете звезд Габорн видел на равнине светлые мундиры часовых, отблески огня на их шлемах и оружии.
      Он подошел к Скалбейну. Верховный Маршал стоял рядом со своим оседланным конем, держа поводья в одной руке, копье в другой. Он пристально вматривался в поле. Рядом стоял и смотрел туда же маршал Чондлер. От подножия Манганской скалы их отделяло около мили.
      Чондлер тихо сказал:
      - Вы или самый храбрый человек из всех, кого я знаю, или все-таки дурак.
      - Он не дурак, - пробасил Кирка. - Уж я-то знаю. Скалбейн дружески хлопнул барона по спине. Габорн спросил:
      - Что у вас случилось?
      - Опустошительница, милорд, - сказал Скалбейн. - Огромное чудище, вон за теми камнями. Я хочу ее убить.
      Габорн проследил за его взглядом. Полускрытая от них тремя валунами, в поле бродила огненная колдунья. Ее покрытое рунами тело слабо светилось в темноте. Она подволакивала, словно была ранена, задние ноги и время от времени начинала кружить на одном месте. Находилась она примерно на полпути к Манганской скале.
      - Откуда она тут взялась? - спросил Габорн.
      - Мы видели, как она спускалась со скалы, - сказал Чондлер. - В сотне ярдов от земли сорвалась и упала. И теперь так и бродит по полю.
      Габорн, думая о нападении на чудовище, прислушался к своим ощущениям. Его немедленно охватило чувство, близкое к панике.
      - Оставьте ее, - сказал он. - Не так она беспомощна, как кажется.
      - Эх, была бы баллиста под рукой, - вздохнул Чондлер, - засадил бы я ей в глотку заряд.
      - Есть у нас баллисты, - сказал Габорн. - Прибыли с обозом час назад.
      Чондлер и Кирка ликующе переглянулись. А Габорн вновь заглянул в себя... да, в этом случае им ничто не угрожало. Тогда он велел:
      - Доставьте баллисты.
      Чондлер и Кирка поспешно удалились, оставив Габорна со Скалбейном.
      - Вы завоевали симпатию Кирки, - заметил Габорн. Скалбейн хмыкнул.
      - Он вроде славный парень. Достаточно славный, чтобы понравиться моей дочери, Фарион. Я всегда думал, что ей нужен добрый человек, такой, который не станет судить ее строго. Ведь она у меня, как вы знаете, немного простовата.
      Габорн ничего не ответил.
      - А этот человек, - сказал Скалбейн, кивая в сторону Чондлера, - еще может вам послужить.
      - По-вашему, он мне сейчас не служит? Скалбейн покачал головой.
      - Он принес клятву Братству Волка. Вам он не совсем доверяет. Считает вас... слишком порядочным и добрым человеком.
      Габорн усмехнулся.
      - Он всерьез так думает, милорд, - сказал Скалбейн. И поведал Габорну историю о щедрой матери и жадном сыне. Затем добавил: - Как говорит Чондлер, существует только одна добродетель - умеренность. И та перестает быть таковой, если ее довести до крайности.
      - Следуя его логике, - возразил Габорн, - я достойный человек, пока отдаю столько же, сколько ворую, и говорю правду столь же часто, как лгу.
      - Он говорит, что хороший человек отдает больше, чем ворует, - сказал Скалбейн, - и спасает чаще, чем убивает.
      - Ну да, чертовски удобная позиция.
      - Весьма удобная, - сказал Скалбейн. - И думать особенно не надо, и виноватым можешь себя не чувствовать.
      Габорн даже рассердился. Суть мысли Чондлера была ему ясна: порок можно рассматривать как добродетель, ибо добродетель, доведенная до крайности, тоже становится пороком.
      Для Габорна же всякое зло было подобно валунам, что торчат из воды на речном пороге. Всякий имеющий совесть человек может их обойти. Все иное ведет к страданию и сознанию своей вины. А позиция Чондлера с ее убедительностью казалась словно нарочно придуманной, чтобы сбивать человека с толку.
      - А что вы думаете об этом?
      - Я не могу судить вас за доброту, - сказал Скалбейн. - Ведь я от вашего великодушия только выиграл.
      - Я поступил неправильно, избрав Радж Ахтена, - сказал Габорн. Теперь я это понимаю. Избрав вас, я тоже был неправ?
      Скалбейн покачал головой.
      - Не знаю. Уж я-то так не думаю. Вчера под Карри-сом вы шесть раз спасли мне жизнь. Я - ваш должник. И намерен с вами расплатиться.
      Габорн бросил на него взгляд. Маршал, сжимая в руках копье, смотрел на огненную колдунью. Над Манганской скалой прочертила небо падающая звезда.
      Во время вчерашней битвы Габорн стольким посылал предупреждения об опасности, что никак не мог знать, кому из десятков тысяч людей он сумел спасти жизнь.
      За спиной Скалбейна внезапно послышался рокочущий звук осыпающихся камней и земли. Габорн обернулся и увидел фонтан пыли. В сотне ярдов к западу от сторожевого костра земля вдруг просела, образовав углубление около тридцати футов шириной.
      - Что это? - вскрикнул Скалбейн.
      В тот же миг Габорн понял, что произошло и почему его не оставляло предчувствие приближавшейся к его часовым опасности. Опустошители прорыли под землей ход, дабы напасть на людей! Но ход этот, к счастью, пролегал под камнем, который и обрушился в пустоту.
      Ему все стало ясно. Аверан сказала, что эта орда не может построить Руну Опустошения. И остановились чудовища лишь потому, что были в отчаянии, проголодались и хотели пить.
      Девочка была права.
      И в этот момент он понял, что надо делать. "Ударь! - сказала ему Земля. - Ударь сейчас!"
      - Трубить отступление! - закричал Габорн. - Часовым оставить сторожевые костры! Всем строиться у ручья!
      И с этими словами он бросился обратно в лагерь.
      - Как? - крикнул ему вслед Скалбейн. - Мы что, отступаем?
      - Нет! - ответил на бегу Габорн. - Мы атакуем. И я знаю, как именно. Как только я раньше не додумался! Мы видели сегодня чудеса. И скоро я вам покажу еще одно!
      ГЛАВА 42. ВОРОНЬЯ БУХТА
      Девять построил больших кораблей В Подворье Морском Фаллион. За тотами следом своих храбрецов В море отправил он.
      Из "Баллады о Фаллионе"
      Иом пыталась порой представить себе, как выглядит Морское Подворье, но того, что она увидела, она никак не ожидала.
      Она знала, что город расположен на островах, слышала о прославленных мостах, которые эти острова соединяли. Мосты вырезаны были из хрусталя, привезенного на больших баржах из гор Алькайр.
      Бледные, полупрозрачные в лунном свете, как лед, своды их, возносившиеся над водами моря, примерно такими ей и представлялись, но красоты опор, на которых они покоились, Иом не могла и вообразить. Каждая являла собою величественную скульптуру - изображение одной из добродетелей, обязательных для Властителей Рун Рофехавана. "Учение", например, было женщиной, баюкавшей дитя. "Отвага" представала перед зрителем в виде воина, разрубавшего мечом на куски опутавшую его змею. "Милосердие" в образе знатного лорда несло беднякам мешки с зерном и фруктами.
      Сработали все эти скульптуры воистину великие мастера. Под высокими сводами мостов могли запросто проплывать корабли.
      Иом слышала, конечно, о здешней королевской Большой Башне, высочайшем здании во всем Рофехаване, но, как оказалось, не представляла себе на самом деле башню высотой в триста футов. Прищурясь, она с трудом могла разглядеть на самом ее верху крошечные фигурки бдительных мистаррийских дальновидцев.
      Но, въехав в город, она поняла также, какую цену заплатил за это чудо король Мистаррии. То была земля, и хотя на чистых, ухоженных улицах не наблюдалось сутолоки и давки, узки они были до чрезвычайности. Иом словно ехала по ущелью. Во многих местах от дома к дому были перекинуты мраморные переходы, порой с площадь шириной, и по дороге ко дворцу Габорна Иом со свитой миновала много настоящих туннелей, которые освещались хрустальными фонарями, подвешенными на железных приставных лесенках. По улицам гулял холодный морской ветер.
      Иом любовалась дворцами, словно парившими в воздухе, великолепной резьбой по камню и то и дело невольно раскрывала рот при виде очередного фонтана, фриза или висячего сада.
      Сержант Гримсон и сопровождавшие ее рыцари изо всех сил старались не показать, как они довольны ее восхищением.
      Иом же, как ни пыталась сдерживаться, выдавала свое восхищение снова и снова. Ей не хотелось казаться в их глазах деревенщиной, не видевшей в жизни ничего дальше околицы, но именно такой она себя сейчас и ощущала.
      - Жаль, что мы не утром сюда приехали, - сказал сержант Гримсон. - На рассвете башни кажутся золотыми. - По узким улицам они волей-неволей ехали медленно. Сержант впал в задумчивость и слова, казалось, подбирал с трудом. - Улицы все залиты солнцем. Над висячими садами летают колибри и огневки, как изумрудные, алые и голубые стрелы, нектар собирают. Это похоже... клянусь Силами, ну прямо как в раю.
      Колибри были гордостью Мистаррии. До войны с тотами они не водились в здешних краях. Но Фаллион после того, как разгромил вторгшиеся войска, отправился в плавание за море Кэррол, дабы уничтожить последних тотов. В тех далеких краях воины его обнаружили много чудес, и король Фаллион привез оттуда в подарок своим подданным колибри. Гнездиться те начали именно здесь, в Морском Подворье.
      Иом вынуждена была напомнить себе, что отныне она - королева этой страны, самой богатой и красивой во всем Рофехаване. Ибо чувствовала себя, как какая-нибудь варварка с холодного севера.
      Она сразу влюбилась в Морское Подворье, но так же быстро поняла, что никогда не станет здесь своей.
      До дворца они добрались в полночь. Сержант Грим-сон приказал слугам "бегом собрать на стол" в большом приемном зале, остальные рыцари понесли тем временем в сокровищницу форсибли.
      Иом достала записки Габорна. Для Гримсона он передал ей зашифрованное послание, предписывавшее тому связаться с неким Абелем Скарби, который мог раздобыть необходимых собак. Габорн объяснял, как найти его дом в переулке возле пристани. Но в конце приказывал Гримсону никому не открывать, где Скарби проживает.
      - Кто такой этот Скарби? - спросила Иом. - И почему Габорн хочет сохранить в секрете, где он живет?
      - Это самый лихой устроитель собачьих боев в королевстве. Почти всю жизнь только и делает, что прячется от Королевской Стражи. Но я с ним столкуюсь.
      Устроитель собачьих боев. Звучало это не менее подозрительно, чем выглядел сам Гримсон.
      - И мой муж хорошо знает этого человека?
      - Хорошо? Ну да, - сказал Гримсон. - Они же старые друзья.
      Это удивило Иом - откуда у Габорна такие знакомства?
      Габорну нужны были хорошие собаки. И хотя она не сомневалась, что Гримсон сумеет столковаться с этим самым Скарби, любопытство заставило ее сказать:
      - Если он друг Габорна, мне хотелось бы с ним встретиться. Я пойду с вами.
      - Но, ваше величество, обед почти готов!
      - Ничего, обед подождет нашего возвращения. Дело важнее.
      Гримсон неохотно кивнул, поскольку ничего другого не оставалось.
      Вскоре они уже сидели верхом на свежих лошадях и скакали легким галопом по улицам. В этот час им никто не попадался навстречу, если только кошка какая прошмыгнет или феррин.
      Через несколько минут они были уже в городских трущобах, в Вороньей бухте, где жались друг к другу расположенные вдоль городской стены у моря жилые лачуги, харчевни и постоялые дворы и где нечем было дышать от запахов тухлой рыбы, ворвани, мочи и вареных крабов. Каменная резьба на старинных зданиях здесь почернела от копоти.
      Невзирая на поздний час, из открытых дверей веселых заведений доносились музыка и хриплый смех. То и дело слуги выкатывали из подвалов очередной бочонок с элем, и на каждом углу предлагали свой товар размалеванные девицы. Старухи при свете уличных фонарей чинили рыбачьи сети, над головами в поисках объедков проносились с криками чайки. Дети шныряли под ногами, как портовые крысы.
      Эта часть города не спала никогда. Лодки выходили в море с утренним приливом и не возвращались до заката, если только не встречали левиафана.
      В просветах между домами, лавочками и постоялыми дворами перед Иом то и дело открывался вид на бухту, имевшую форму конского копыта, усеянную тысячами рыбачьих лодок. Они покачивались на блистающей отражениями звезд воде, как кусочки коры пробкового дуба. У многих на носу имелись резные змеиные головы с белыми рунами устойчивости и нахождения пути вместо глаз.
      Сержант Гримсон придержал коня и медленно въехал в темный переулок, где закопченные дома тесно лепились друг к дружке. Будь Иом одна, она ни за что на свете не рискнула бы проехать по такой улице, не обладая дарами.
      Но она была Властительницей Рун, и при ней был стражник. Это придавало храбрости.
      Копыта лошадей зацокали по мостовой. Какие-то люди тенями шмыгали мимо в темноте - единственный свет на этой улице изливался из открытой двери одного из последних домов. Из-за сарая вдруг вылетела пара мастифов в шипастых ошейниках, лая и рыча на лошадей.
      Лошадь Гримсона встала на дыбы, конь Иом попятился. И пока она изо всех сил пыталась совладать с испуганным скакуном, из темных дверных проемов на улицу вынырнуло с полдюжины людей.
      Один начал кричать на мастифов, бесстрашно пиная их и осыпая такими непристойными ругательствами, каких Иом отродясь не слыхала. Какой-то юнец, подскочив к ней, ухватился грязными руками за повод лошади и уставился на Иом, разинув щербатый рот.
      Третий подошел сзади. Вынырнул из тьмы - здоровенный детина с сединой в бороде. В руках у него была дубинка с шипами. Под лай мастифов он обратился к Гримсону:
      - Слышь-ка, парень, чтой-то у тебя и лошадь хорошая, и девка красивая! Сдается, и золотишко в кошельке имеется. И чего б мне не порвать тебе брюхо да и не забрать все себе?
      Собаки все лаяли, и Иом никак не могла успокоить коня. Щербатый юнец не отпускал повод, хотя и видел, что Иом вытащила из-за голенища сапога кинжал. Со своими дарами она справилась бы с этим нахалом без труда, но пока сдерживалась.
      - Насчет женщины и коня мы с тобой не столкуемся, - отвечал Гримсон, а вот насчет золотишка - пожалуй. Ибо сказано, что "много денег - воистину проклятие для человека".
      Он вытащил кошелек и бросил его бандиту. Иом чуть не вскрикнула от возмущения.
      Бандит взмахом дубинки отогнал одного из мастифов и громко расхохотался.
      - Гримсон, - сказал он, - что это ты делаешь здесь, среди портовых крыс? Ищешь подходящую компанию, чтобы надраться? Или Габорн решил наконец засадить меня в кутузку?
      - Не подходящую компанию ищу я нынче ночью, - весело отвечал Гримсон. - Иначе я бы не с тобой тут говорил.
      В ближайшей лачуге отворилась дверь. Из нее выглянули трое любопытных детишек в лохмотьях.
      Бандит с интересом взвесил на руке кошелек и бросил его обратно Гримсону.
      - И чем я могу тебе помочь?
      Гримсон вновь швырнул кошелек собеседнику, и тот вытаращил глаза.
      - Королю понадобилось немножко собачатины. И, по его словам, Абель Скарби знает, где найти в городе лучших притравленных псов.
      Абель широко улыбнулся.
      - Это бойцовых, что ли? Мастифов? Булей?
      - Нет, особой породы, - сказала Иом. - Такие желтые, маленькие собачки, быстро привыкающие к человеку и обладающие и другими ценными качествами. Кое-кто из лордов их терпеть не может, но вдруг вы сталкивались с этой породой?
      Абель Скарби пристально поглядел на нее. Лицо Иом было прикрыто капюшоном, но одежда ее и лошадь выдавали высокое положение всадницы. Имени ее он не спросил, из чего Иом сделала вывод, что ему не в новинку обделывать с лордами темные делишки.
      Абель сплюнул на мостовую.
      - Не простая охотничья собачка, конечно, но найти можно. Я вам доложу, более злобных псов на свете не бывает. Помню одну кошмарную суку - коварная была, что мешок с ласками...
      - Можно ли купить их немного? - спросила Иом. - Сегодня же ночью? Это не для меня. Для короля. Собак тридцать хотя бы, если не удастся достать больше.
      Абель сказал:
      - К рассвету будут. Иом закусила губу.
      - И еще одно... Те, кто купят собак, должны взять дары чутья и передать их королевскому вектору. Я хорошо заплачу за это.
      Абель Скарби громко сглотнул слюну, словно понял вдруг, с кем разговаривает. Он опустился на одно колено. И рыкнул на паренька, который держал поводья Иом:
      - Кадор, убери лапы от королевской лошади. Кадор попятился и вскинул руки, словно защищаясь от удара.
      - Простите нас, ваше величество, - сказал Абель. - Мы люди жесткие, привыкли беречь спину. Но в этом переулке мы чтим закон. И не хотели вас обидеть.
      - Никто и не обижен, - сказала Иом. - Любой друг Габорна - мой друг.
      Скарби поднял на нее встревоженный взгляд.
      - Это правда, ваше величество? Что Габорн - Король Земли?
      - Да.
      - И... нас ожидают темные времена?
      Иом кивнула.
      Абель вернул ей кошелек со словами:
      - Ваше величество, мне не нужны деньги.
      Он положил дубинку перед собой на землю, как рыцарь кладет меч, предлагая его королю. В светлых глазах его появилось смешанное выражение надежды и боязни отказа, и Скарби сказал:
      - Миледи, я человек простой. Шелковых штанов по праздникам не ношу и в хибару свою вас пригласить не рискну, поскольку воняет там, что в берлоге, да и стула чистого не найти, чтобы вас усадить. Но сердце у меня такое же гордое и верное, как у любого лорда, который перед вами на коленках стоит. И пусть я не рыцарь, но я тоже человек и жить мне охота, как всякому другому. Я еще кормлю семнадцать детей - сынов и дочек. Попросите же за меня короля - того, кто зовет меня своим другом, - пусть изберет меня и моих детей.
      Юные головорезы, окружавшие Иом, уставились на нее с ожиданием, как собаки, выпрашивающие у стола подачку. С крыльца робко сошли младшие дети, чумазые, в лохмотьях вместо одежды, прижались к отцу. Он обнял малышей. Иом заколебалась.
      Габорн утратил силу избирать, но сказать об этом Скарби она не могла. Он казался сейчас таким несчастным и отчаявшимся человеком!
      Семнадцать детей. Она подумала о том единственном, кого носила в чреве. Каково ей было бы потерять его?
      - Габорн сейчас далеко, - сказала она, - сражается с опустошителями. Но я думаю, что он вас изберет... как только сможет.
      - А когда он приедет? - спросил Абель. - Вы его попросите?
      Габорн еще может получить свои силы обратно - уверяла себя Иом. Но надежды на это у нее на самом деле не было.
      - Попрошу, - пообещала она.
      Губы Абеля дрогнули, в глазах заблестели слезы. Он зашмыгал носом. Дети его все таращились на Иом, и только одна малышка побежала обратно в дом с криком:
      - Мама! Мама!
      Абель сказал сдавленным голосом:
      - Вот спасибо, миледи. Я уж постараюсь вас не подвести.
      Иом бросила кошелек обратно.
      - Пожалуйста, возьмите деньги. Не ради вас, но ради жены и малышей.
      Абель низко поклонился ей.
      - Сожалею о вашем отце. Он был великий король, как я слыхал.
      - Благодарю, - сказала она.
      Иом развернула коня к выезду из переулка и успела услышать еще, как Скарби крикнул у нее за спиной:
      - Слыхали, мальчики? Давай, гляди веселей!
      Она пришпорила коня, и Гримсону не сразу удалось ее догнать. Только через полмили, когда они покинули уже убогие трущобы Вороньей бухты.
      Там Иом остановилась, спрыгнула с седла и встала на набережной, глядя в воду.
      Руки у нее тряслись.
      - С вами все в порядке? - спросил Гримсон.
      - Видят Силы, никогда еще я не чувствовала себя такой бесстыжей лгуньей, - сказала Иом, вся дрожа. - Но я не могла ему отказать. Не могла сказать, что его дети могут умереть... они ведь стояли там и слушали. Что мне оставалось делать? Я даже не представляла, как это тяжело...
      Она вдруг поняла в этот миг, как переживает подобные ситуации Габорн. Для него это должно было быть тяжелее в тысячу раз...
      Ее стошнило тут же, под стеной рыбного хранилища. Гримсон молчал. Да и как он мог ее утешить? Иом оплакивала судьбу своих подданных.
      ГЛАВА 43. РАЗГРОМ
      Боевой молот - любимое оружие мистаррийских конников. Рукоять такого молота бывает обычно от четырех до шести футов длиной и выковывается из самой лучшей стали. Боек узкий, оба конца его заострены, и длины их хватает, чтобы пробить череп опустошителя - или воинские доспехи.
      "Руководство по оружию" мастера очага Бандера
      Аверан и Биннесман сидели под звездным небом на склоне холма. Солнце давно зашло, над горизонтом медленно вставал рогатый полумесяц. Вдали вокруг Манганской скалы пылали кольцом сторожевые костры.
      С гор пощипать травки спустились на равнину олени. Они ступали на своих узких копытцах мимо Аверан, замечая ее не больше, чем луговой одуванчик.
      Биннесман воткнул в землю свой посох, объяснив девочке, что таким образом Охранители Земли дают посохам возможность напитаться земной силой.
      Потом надолго замолчал. Словно забыл, как мало у них времени, и не стал больше показывать Аверан никаких растений, рассказывая об их целебных свойствах. А просто сидел, отдыхая, смотрел вдаль, как будто надеялся разглядеть где-то там край света. Так прошло больше часу.
      "Может, он просто боится спугнуть оленей", - подумала Аверан.
      - Вы колдуете сейчас? - робко спросила она наконец.
      Олениха, которая паслась поблизости, при звуках ее голоса только коротко повела ухом.
      Биннесман покосился на девочку. Подумал немного.
      - Да, немножко колдую, - ответил он. - Мне нужно время, чтобы обновиться. Я касаюсь травы и земли, вдыхаю запах сосен, и это придает мне силы. В состоянии покоя есть своя магия, тебе не кажется?
      - Иногда кажется.
      Девочка еще немного помолчала, потом спросила:
      - Биннесман, а что происходит, когда люди умирают?
      - Плоть возвращается в Землю, а дух... присоединяется к другим духам.
      - Вы видели Эрдена Геборена, - сказала Аверан. - Он счастлив?
      - Так же, как и всякий живущий, - проворчал Биннесман.
      Девочка поняла, что он просто уклоняется от ответа. Взрослые не любят отвечать на трудные вопросы. Словно однажды вообще перестают задумываться о таких вещах.
      - Но... ведь не все превращаются в призраков после смерти? А что происходит с остальными? Биннесман посмотрел на нее.
      - Этого никто не знает. Говорят, что некоторые возрождаются в преисподней или в других мирах, являющихся такими же тенями нашего мира, как наш мир является тенью мира единого. Но не все духи уходят туда - часть остается с нами, как призраки.
      - Я, наверно, хотела бы стать призраком, - сказала Аверан. - Мне нравится в этом мире.
      - Хм, - сказал Биннесман. - Ты хочешь обмануть смерть?
      - Конечно, - ответила Аверан.
      Чародей улыбнулся.
      - Обмануть ее нельзя, но можно свыкнуться с мыслью о смерти и встретить ее спокойно. Некоторые даже принимают ее, как друга.
      - Они просто подавляют свой страх, - возразила Аверан. - Это может всякий. А я хочу обмануть смерть.
      - Что ж, - сказал Биннесман. - Значит, ты хочешь знать, как вернуться обратно в виде призрака. Я не уверен, что ответ мне известен. Мне кажется, мертвые могут слышать наши мысли. И, думая о них, желая их увидеть, мы их как бы вызываем. А может, думая о них, мы помогаем им обрести форму. Не знаю...
      Он помолчал немного, потом добавил:
      - Я замечал, что большинство призраков было при жизни людьми с сильной волей. И почти все они стремились творить добро, больше строили в этом мире, чем разрушали.
      - Но не все?
      - Не все, - сказал Биннесман. - Некоторые, имея сильную волю, обладали при этом черным сердцем.
      - Что еще нужно, чтобы стать призраком? - спросила Аверан.
      - Кто знает? - отвечал Биннесман. - Видишь, сколько звезд в небе? Миллионы, и каждая из них - мир, подобный нашему. Или не совсем подобный, а только отчасти.
      - Я слышала об этом, - сказала Аверан. - Мастер Бранд пел иногда... "Сагу о Сотворении".
      - Правда? - спросил Биннесман. - Он был, видимо, мудрым человеком. В наши дни ее знают немногие.
      - Он знал только часть ее, - сказала Аверан.
      - Тогда я расскажу, что знаю я. Когда-то существовали только один мир и одна звезда, и под нею росло Единое Истинное Древо.
      И связывала их одна Руна. Но врагу не нравилось это, он стремился захватить власть над сущим. Он разбил руну на мелкие части. Как осколки стекла, разлетелись они по всей вселенной.
      И сейчас существует биллион миров, а то и больше, каждый из которых вращается вокруг нашего солнца. Каждый - отколовшаяся частичка Единого Истинного Мира и несет в себе часть великой истины.
      - И в тех мирах есть люди, похожие на нас? - спросила Аверан.
      - Не совсем похожие. Мы все - искаженные отражения чего-то большего, чем мы были когда-то. На взгляд жителей иных миров мы, возможно, и вовсе не люди, как и они - на наш взгляд. Но мы одинаковы если не по внешнему виду, то по сути. Мы все жаждем вернуть Единый Истинный Мир. Некоторые считают, что духи наши, или призраки, - это частицы нашего подлинного "я", жаждущие вернуться домой.
      Аверан знала, что чародеи могут проникать в преисподнюю. Нижний мир порой называли Единым Истинным Миром, и оттуда пламяплеты Радж Ахтена вызвали Темного Победителя. Ей не раз приходилось слышать и о других обитателях этого таинственного государства.
      Биннесман наморщил лоб.
      - Аверан, - сказал он. Голос его вдруг зазвучал тверже. - Аверан, Земля... ей нужно, чтобы мы сейчас были очень сильными. Будущее надвигается на нас, как ураган.
      Я создал вильде, чтобы она сражалась за Землю, но обучить ее и закончить у меня нет времени. И не будет. Я пока не могу ее отпустить, и мы возьмем ее с собой. Она нам понадобится наверняка.
      - О чем это вы? - спросила Аверан. Она испугалась, что он прямо сейчас собирается идти с нею в Подземный Мир, через какую-нибудь пещеру поблизости.
      Под ногами у них вдруг содрогнулась и зарокотала земля. Из леса донеслось шипение, и Аверан представилось на мгновение, что наружу сейчас вырвется, как в Каррисе, мировой червь.