Стоявшие поблизости рыцари рассмеялись. А Миррима одарила мужа злым взглядом, сказавшим без слов, что она потренируется на нем, если он немедленно не заткнется.
      Тут Габорн послал своего коня вперед, его Хроно поскакал рядом. Миррима быстро вскочила в седло и помчалась за ними, на скаку вытаскивая стрелу из колчана за спиной. Биннесман и его вильде тронулись следом.
      Боринсон подобрал было поводья, но тут его за локоть схватила Иом и тихо сказала:
      - Умный понимает с полуслова, сэр Боринсон. У вашей жены теперь много даров. Как, по-вашему, они ей достались?
      - Она сказала, что от вас - в подарок, - ответил Боринсон.
      Иом криво усмехнулась.
      - Она заслужила их своим луком. Она спасла меня, Биннесмана и всех в замке Сильварреста. Убила Темного Победителя, и за это я заплатила ей двадцатью форсиблями.
      Иом, конечно, ждала, что сейчас у него отвиснет челюсть, но Боринсон решил не доставлять ей такого удовольствия.
      Вместо этого он небрежно сказал:
      - Ничего другого я от своей жены и не ожидал. Иом улыбнулась.
      - Готовит она, разумеется, тоже прекрасно.
      Он рассмеялся и поскакал вниз по склону горы. На дороге остались лишь повозка с форсиблями, стражники при ней да похожий на паука старик - каифба Фейкаалд. Боринсон обогнал великанов Фрот, бежавших по траве вприпрыжку, бренча кольчугами. От них несло тухлым жиром и падалью.
      Дорога на открытую равнину вела сквозь рощицы пожелтевшей ольхи. Из-под конских копыт то и дело выпрыгивали разжиревшие за лето кузнечики. Над травой порхали желтые бабочки. Над головой голубым куполом стояло прозрачное небо, в лицо Боринсону бил резкий ветер.
      Он думал о своей жене. Миррима не сказала ему, что убила Темного Победителя. А уж он-то знал, как трудно молчать о таких подвигах.
      Боринсон испытывал растерянность. Он убил в Даннвуде мага-опустошителя, маленького, даже не огненную колдунью, и притащил его своей жене. Теперь это казалось ему ничтожной добычей.
      За прошедшие несколько дней мир перевернулся. Он потерял все свои дары, а она получила - и так много.
      Встретив ее на рынке в Баннисфере, он и подумать не мог, что она когда-нибудь убьет Темного Победителя, легендарное чудовище, никем и никогда не виденное. Не представлял, что она возьмет лук и будет стрелять в опустошителей. И что она захочет ехать с ним в Инкарру.
      "Может быть, - думал Боринсон, - она хочет заслужить мое уважение".
      Но вряд ли это было так. Миррима не была наивной куколкой и не стремилась нравиться. В ней чувствовалась сила, которая внушала восхищение, а вовсе не просила о нем. Она по натуре своей была сильным и верным человеком.
      Боринсону казалось, что он попал в ловушку. Он сам сказал Мирриме, что любовь - это отчасти влечение, отчасти уважение. Влечение он к ней чувствовал с того мгновения, как только увидел. А теперь еще питал и безграничное уважение.
      Над головой его пронеслось несколько гри, черных, как летучие мыши, корчившихся на лету. Над опустошителями эти крылатые твари клубились тучами. Издалека колонна чудовищ выглядела, как огромная серая змея. Чем ближе к ним, тем громче становился свист выдыхаемого ими воздуха, отчего казалось, что змея злобно шипит.
      Войско Скалбейна присоединилось тем временем к Братству Волка.
      Боринсона тревожила его лошадь. Он бы такое норовистое животное не купил. У этой пегой кобылки были дар силы, дар ловкости и два метаболизма, но наездника она не слушалась.
      И когда они приблизились к опустошителям, кобыла вскинула голову и начала пятиться. Видно, уже побывала в переделке. Ему нужна была надежная лошадь, способная подойти к опустошителю так близко, чтобы он мог ударить чудовище копьем. Эта же сопротивлялась, пытаясь повернуть прочь от врага.
      - Стой, - прорычал Боринсон. - Их не бойся. Бойся меня!
      Он стегнул ее поводьями по ушам и вновь попытался направить в сторону опустошителей, но это было нелегко. Кобыла была сильная. Наконец она неохотно подчинилась.
      Миррима привезла с собой из Карриса его кольчугу, шлем и боевой молот. Но одного дара силы было мало, чтобы легко выдерживать их вес.
      Он доскакал до отряда Скалбейна. Большинство рыцарей уже вооружилось копьями, следом на ста телегах везли запасные.
      Габорн подъехал за копьем. Боринсон тоже выбрал себе копье. Оно было тяжелое, боевое, весом около восьмидесяти пяти фунтов. Он проверил наконечник - достаточно ли наточен, чтобы пробить шкуру опустошителя. Чтобы легче входило, древко было отполировано и смазано маслом. Для прочности его опоясывали на равном друг от друга расстоянии три утопленных железных кольца.
      Боринсон поднял копье, и во рту у него пересохло. Слишком мало даров, чтобы держать это оружие ровно.
      Оглядев остальных, он увидел, что некоторые из рыцарей взяли два копья, по одному в каждую руку. Перед атакой одно из копий втыкалось в землю, чтобы можно было, подхватив его, быстро сделать вторую попытку. Неделю назад и он поступил бы так же.
      Кое-кто из рыцарей вытащил винную флягу. Воины из северных стран пили перед боем вино с огуречником - для храбрости. Боринсону казалось, что так поступают только трусы.
      Однако здесь он не слышал ни хвастовства, ни пустых речей, свойственных молодым воинам перед их первой битвой. Эти рыцари сражались в Каррисе. Они уже бились с опустошителями и остались в живых. Чем могли похвастать немногие.
      Герольды протрубили атаку, и Габорн, пришпорив коня, возглавил отряд. Конница тронулась. Опустошители к этому времени ушли на милю вперед.
      Габорн взял к западу, обходя колонну врага с другой стороны. Отряд пересек тропу опустошителей, которая представляла из себя мелкую канаву.
      Идя на север, опустошители продавили землю на глубину четырех-пяти футов. В канаве этой не осталось ни деревца, ни кустика, ни камня. Все было растоптано в пыль.
      Боринсон представил себе, как со временем тропа опустошителей заполнится дождевой водой, в ней заведутся лягушки и рыба. И много лет спустя еще будут видны сквозь прозрачную воду на дне следы чудовищ.
      Он прислушивался к топоту копыт своей лошади, и ему казалось, что его сердце бьется в одном ритме с ним.
      Они выехали на западную от орды сторону, опустошители оказались слева от Боринсона, и Габорн повел отряд в полумиле от чудовищ по ветру.
      Боринсон настороженно следил за ними - этими огромными тварями, у которых под серой кожей так и играли мощные мускулы, - на тот случай, если кто-то из них развернется и бросится на людей.
      К его удивлению, Габорн медлил с приказом перейти к нападению.
      Миррима скакала рядом с Боринсоном. И молчала. Лук с наложенной на тетиву стрелой держала наготове.
      Весь отряд мчался вперед, готовый в любой момент атаковать. Рука Боринсона, в которой он сжимал копье, вспотела.
      Недалеко от тропы, выгнанная из нор сотрясением земли, сидела пара барсуков, глазея на опустошителей.
      Те бежали враскачку, сначала вскидывая голову, затем брюхо. Кристаллические зубы их сверкали на солнце. Огромными передними лапами каждый из них мог разорвать пополам лошадь.
      Там и тут в гуще серых тел Боринсон видел мерцание рун - то были огненные колдуньи. Они держались вместе посередине, прикрытые со всех сторон носителями клинков.
      Горы серой плоти, куда более внушительные, чем слоны. У Боринсона кровь быстрее побежала по жилам. Он еще в детстве частенько воображал, что бьется с опустошителями, вонзая копье в "заветный треугольник", но больше одного-двух чудовищ он себе не представлял. Такого их количества не могло представить и самое буйное воображение.
      Рядом с ними скакал сэр Хосвелл. Этот невысокий мужчина с темными глазами и огромными усами напоминал Боринсону выдру.
      Хосвелл улыбнулся Мирриме.
      - Не волнуйтесь. Убить опустошителя не так уж и трудно. Думайте о нем как о мишени - просто большая мишень. Цельтесь в "заветный треугольник". А если он встанет на задние ноги - между брюшных пластин. В другие места лучше вообще не стрелять. В верхнее нёбо попасть никак невозможно.
      Миррима не ответила.
      Рыцари вокруг начали перебрасываться шутками. Кто-то крикнул:
      - Эй, никто не приметил в орде какого-нибудь малютку? Для сэра Седрика? Ему ответили:
      - Малюток что-то не видать, зато есть один хворый - еле волочит по земле задницу!
      - Серебряного ястреба дам, - крикнул другой лорд, - тому, кто поймает зубами гри и проглотит!
      То был старинный обычай - встречать смерть без страха и с шуткой на устах.
      Но Боринсону нынче было не до шуток. Он не понимал, почему Габорн медлит с атакой. Они скакали рядом с ордой вот уже минут десять.
      Опустошители на бегу вздымали пыль, и облака ее, футов в сто высотой, ветер сносил на запад, прямо в лица рыцарям. Латы и волосы их вскоре густо покрылись пылью, в горле у всех першило. Чтобы отчистить кольчугу Боринсона, понадобился бы не один час.
      Он считал, что атаковать нужно как можно скорее, пока солнце не согрело и не взбодрило опустошителей. В полях было сухо, на ровной земле лишь изредка попадались камни и кусты. Никаких причин для колебаний у Габорна не было, во всяком случае, на взгляд любого опытного воина.
      Но Габорн был Королем Земли и видел то, чего не видели другие.
      Вскоре по рядам передали приказ. Скакавшие впереди предупредили:
      - Короля Земли не опережать, атаковать, когда он атакует. Не кричать боевых кличей, в рога не трубить. Строиться по три!
      Строй рассеялся, рыцари держались футах в десяти от своих соседей. Боринсон занял место в переднем ряду.
      И снова пришлось ждать. Правда, кобыла наконец начала его слушаться. Словно снова обрела боевой задор.
      Сигнала Боринсон так и не увидел и приказа атаковать не услышал. Он просто обнаружил вдруг, что рыцари начали разворачивать коней в сторону опустошителей. Габорн скакал на дюжину ярдов впереди остальных.
      Король высоко поднял левую руку, предупреждая, чтобы никто не вырвался вперед него. Он мчался прямо к опустошителям. Те же, никак не реагируя, продолжали бежать своей дорогой, словно и не подозревали, что на них нападают.
      В тысяче ярдов от них Габорн немного развернул коня и поскакал на северо-восток, держась под углом в сорок пять градусов по отношению к колонне. Он пустил коня галопом и взял копье наперевес. Властители Рун в переднем ряду последовали его примеру.
      Боринсон сделал то же. Тут кобыла его удивила. Она пошла таким плавным шагом, что держать копье ровно не представляло никакого труда.
      Не сводя глаз с опустошителей, он ждал мгновения, когда те развернутся навстречу.
      В пятистах ярдов Габорн пришпорил коня. Лошадь Боринсона как будто подпрыгнула под ним, и земля под ее ногами слилась в одно смазанное пятно. Несколько скакунов вырвалось из строя, обгоняя остальных.
      Пегая кобыла вновь удивила Боринсона. Она тоже вырвалась вперед, словно и впрямь обрела боевой задор, и помчалась на опустошителей.
      Он начал выбирать для себя мишень. Топот опустошителей стал громче топота лошадей, пробирая дрожью до костей. Над головами замелькали гри. Опустошители были уже совсем близко, но по-прежнему ни одна безглазая голова не повернулась в сторону людей, и щупальца их не зашевелились беспокойно, как обычно в минуту опасности.
      В гуще чудовищ Боринсон заметил опаловое мерцание, руны огненной колдуньи. Но добраться до нее не было возможности. И он, выбрав опустошителя в переднем ряду, вскинул копье.
      Время как будто остановилось. Он слышал ритмичный топот копыт, замечал каждую мелочь вокруг. Тяжелое копье при одном даре силы - не самое удобное оружие, но он был опытным воином. И даже отметил с удивлением, что вокруг так и порхают бабочки и скачут кузнечики.
      Выпрямился в седле. И на мгновение вдруг осознал все безумие того, что собирался делать. Ведь промахнись он при ударе, упади с коня, это будет означать верную смерть.
      И сопротивляясь подступившему ужасу, он начал тихонько смеяться.
      В трех сотнях ярдов опустошители еще не замечали атаки. Но в полутора сотнях те, что были поближе, начали замедлять бег и поворачивать головы к людям.
      Однако времени у них уже не было - так быстро скакали сильные кони.
      Опустошитель, выбранный Боринсоном, резко остановился, подняв облако пыли. Это был огромный носитель клинка с чудо-молотом в правой лапе.
      Рукоять этого черного железного молота была в двадцать футов длиной, а боек весил, как добрая лошадь. К рукояти был привязан лоскут человеческой кожи. В спине опустошителя торчал застрявший снаряд баллисты.
      Кругом уже раздавались лязг оружия, крики людей, ржание лошадей и рев опустошителей.
      Чудовище разинуло пасть и вскинуло молот навстречу Боринсону.
      Тот на полном скаку приподнял наконечник копья, развернул под нужным углом. Опустошитель уже нависал над ним, совсем как гора.
      Боринсон, натягивая поводья, с трудом откинулся влево. Через мгновение он был уже в тени опустошителя и мог разглядеть каждую складку на его бородавчатой серой шкуре. Над головой сверкали страшные зубы.
      Он направил наконечник копья в "заветный треголь-ник", почувствовал, как тот вонзается в плотные хрящи. Затем ослабил хватку, позволяя копью войти глубже под тяжестью собственного веса.
      Опустошитель зашипел и взмахнул молотом - но то были уже предсмертные конвульсии.
      Боринсон едва успел увернуться от просвистевшего над головой молота.
      Внезапно рядом появился другой опустошитель. Кобыла Боринсона заржала, попятилась и, споткнувшись, упала. Он вылетел из седла.
      Перед глазами мелькнула разинутая пасть ревущего опустошителя, в нос ударил запах пыли.
      Через мгновение он уже лежал на земле. От удара у него перехватило дыхание, на теле, казалось, не осталось ни одного живого места. Но надо было встать, двигаться, и он попытался оттолкнуться от земли руками.
      Дотянуться до молота, успеть хотя бы вступить в бой - тупо подумал он.
      Но Боринсон был воином неудачных пропорций. Все мускулы как будто превратились в студень, и встать ему никак не удавалось.
      Тогда он перекатился на спину, чтобы встретить смерть лицом к лицу.
      Опустошитель нависал над ним, сверкая зубами, щупальца на его голове извивались, как змеи. Он заревел, поднял свои огромные лапы.
      Тут свистнула тетива. В воздухе мелькнула стрела и вонзилась в череп чудовища.
      Боринсон поискал глазами лучника. И увидел футах в десяти от себя Мирриму.
      Опустошитель повернулся, словно собираясь бежать. Но тетива свистнула снова, и у чудовища подкосились ноги.
      Послышалось шипение, и перед людьми возник третий опустошитель. Боринсон увидел на серой шкуре светящиеся руны. Тут до него докатилась волна вони, волна бледного серого тумана, ослепившая его. В ушах загудело так, что звуков битвы он уже не слышал. Глаза начало жечь, словно в них плеснули кислотой.
      Он успел увидеть, как развернулась Миррима. И с яростным криком выпустила стрелу.
      ГЛАВА 23. ЖИВЫЕ МИШЕНИ
      Если лучник не успевает в течение минуты натянуть тетиву, прицелиться и выпустить десять стрел, его должно разжаловать в пехотинцы.
      Действующее постановление в армии Гередона
      У Мирримы отчаянно заколотилось сердце. Стрела попала в кость. И древко сломалось.
      Она пошарила в колчане и быстро наложила на тетиву другую. Ноги у нее дрожали, колени подкашивались.
      Под действием чар колдуньи глаза девушки, несмотря на все ее дары, начали гореть так, словно в них попал щелок, в ушах стоял гул. Как будто она долго кружилась на одном месте.
      И руки дрожали.
      Она выпустила стрелу. Та вонзилась в "заветный треугольник" на безглазой голове огненной колдуньи.
      Но не убила ее сразу.
      Ведь стрела много тоньше копья. Для опустошителя она что игла для человека. Убивает, конечно, но не так быстро, как тяжелое оружие.
      Колдунья заревела и отпрянула. Затем подняла свой кристаллический посох, нацелила его в сторону девушки. Из посоха вырвалось облако тьмы, подобное живой тени, и Миррима быстро отскочила с его дороги. Раздался такой грохот, словно о землю разбился огромный камень.
      Внезапно справа от Мирримы появился Хосвелл. Пропела тетива его лука, и в "заветный треугольник" колдуньи вонзилась вторая стрела.
      Чудовище вновь неистово заревело, вскинуло было лапы, собираясь напасть, но тут же отвернулось и скорчилось. Из отверстия под хвостом начал вырываться короткими толчками воздух с шипением, напоминавшим человеческие вздохи.
      Оглянувшись, Миррима увидела след, оставленный темным взрывом колдуньи. Земля была вспахана, трава вырвана с корнями. Окажись она на том месте - и в теле ее не осталось бы ни одной целой кости.
      По телам убитых лезли еще опустошители. Миррима выхватила стрелу, торопливо, нетвердой рукой прицелилась в носителя клинка.
      - Не спешите, - крикнул Хосвелл, целясь в чудовище слева от них.
      Она выпустила стрелу. И попала. Опустошитель побежал обратно, как будто решил найти противника послабее. Через несколько секунд он был уже мертв.
      - Хорошо, - похвалил ее Хосвелл.
      Он ринулся вперед, в самую гущу чудовищ. Многие опустошители, когда на них напали люди, не вступили в бой, а только прибавили ходу, надеясь спастись бегством.
      Миррима огляделась по сторонам. Там и тут рыцари соскакивали с лошадей и бросались на опустошителей, вооруженные только своей отвагой, своими дарами и боевыми топорами. На северной стороне она увидела знамя Габорна. Рядом с ним сражалась зеленая женщина.
      Миррима спрыгнула вслед за Хосвеллом в канаву, и оба остановились, чтобы выстрелить в двух встречных опустошителей.
      Из-за даров метаболизма ей казалось, что опустошители двигаются медленно. Она знала, что на самом деле чудовища делают двадцать миль в час, но сейчас для нее они чуть ли не ползали.
      Миррима выстрелила, но промахнулась.
      - С вашими дарами, - сказал Хосвелл, - можете промахиваться. В случае чего просто убежите от опустошителя.
      Это ее успокоило. Она достала другую стрелу, прицелилась. Чудовище уже с ревом бежало к ней, загораживая своей массой весь свет. Разинуло пасть. Сверкнули похожие на кинжалы кристаллические зубы.
      Пригнувшись, она пустила стрелу в уязвимое мягкое нёбо, и когда чудовище не остановилось, просто отскочила в сторону.
      Затем опустошитель рухнул, и сердце ее отчаянно забилось. Но теперь уже не от страха, а от охватившего ее охотничьего азарта.
      Оказалось, что убивать носителей клинков не так уж и трудно. Ей захотелось взять боевой молот Боринсона и ринуться в бой с ним, но она поборола это искушение. Луку своему она доверяла больше.
      Ведь в схватке с таким страшным противником любая ошибка могла оказаться последней.
      ГЛАВА 24. БОГАТСТВО ГОСУДАРСТВА
      Богатство государства - не золото и не оружие, но бдительность его подданных.
      Раджа Фарах Магриб, верховный правитель древнего Индопала
      Даже удивительно, сколько всего может узнать за полдня старый человек, если держит глаза и уши открытыми.
      Фейкаалд с расстояния в три мили наблюдал за ходом сражения, за бешено скачущими лошадьми, за рофехаванскими Властителями Рун, треплющими фланги опустошителей.
      Он остался с возчиками, которые подвезли к полю битвы запасные копья и продовольствие. Его особенно интересовала одна повозка, та, где находилась сокровищница Габорна. От прочих телег она отличалась тем, что была накрыта привязанной к бортам холстиной, а еще - ее охраняли.
      Он понял, что в ней перевозят что-то ценное. Возможно, это были всего лишь фамильные драгоценности Иом и королевские одеяния, но Фейкаалд надеялся на что-то большее.
      Когда началось сражение, все возчики забрались на свои телеги, чтобы лучше видеть. И возле повозки с ценностями остались только два стражника, поскольку остальные присоединились к сражающимся.
      Фейкаалд верхом на лошади ехал медленным шагом позади ряда телег, стараясь не привлекать к себе внимания. Хотя опасаться ему было нечего. Сегодняшнее сражение было из числа тех, о которых слагают легенды, видеть которые своими глазами можно только мечтать.
      И стражники стояли как прикованные, не отрывая глаз от поля брани.
      Проезжая мимо заветной повозки, Фейкаалд протянул свой посох-"кобру", подцепил им край холста и, приподняв, бросил внутрь быстрый взгляд.
      Сердце у него забилось быстрей.
      Он увидел только угол ящика. Но ящик этот был сколочен не из рофехаванского дуба, а из индопальского кедра.
      Фейкаалд сам наблюдал за его упаковкой. И знал, что в нем находится: форсибли Радж Ахтена.
      Он невольно улыбнулся. Опустил холстину, проехал дальше. Один из стражников на него оглянулся. Фейкаалд кивнул в сторону равнины:
      - Там все благополучно?
      Стражник отвернулся.
      Пять ящиков под холстом. Пять ящиков - около двадцати тысяч форсиблей! У Габорна оставалась еще половина сокровища его господина!
      У Фейкаалда мелькнула была мысль убить обоих стражников и сбежать с повозкой. Но он не решился даже додумать ее до конца.
      Ведь Габорн знает, когда его Избранным угрожает опасность.
      Нужно было придумать план получше.
      ГЛАВА 25. УВАЖЕНИЕ ЧЕРЕЗ СИЛУ
      Хорошо, когда у мужчины есть острый клинок, злая собака и храбрая жена.
      Интернукская пословица
      Боринсон перекатился на четвереньки и пополз по полю. Он ничего не видел, до него доносился только смутный шум битвы - ржание лошадей, шипение тяжело бегущих по тропе опустошителей.
      Он старался не дышать. В ушах звенело от чар колдуньи, и, утратив равновесие, он мог сейчас только ползти.
      Глаза жгло огнем. Из них катились слезы. В носу и глотке болело, словно он вдохнул пар от кипятка.
      В Каррисе он уже испытал на себе подобные чары, но на этот раз он находился всего в пятидесяти футах от колдуньи, и боль была невыносимая.
      Он полз вперед из последних сил, твердя себе, что если уж суждено погибнуть от молота опустошителя, так лучше двигаться, чем лежать и покорно ждать смертельного удара.
      Не в силах больше задерживать дыхание, он выдохнул и глотнул свежего воздуха. Зловоние стало слабее, но не намного. Боринсона стошнило, потом он пополз дальше.
      Ярдов через десять он прикрыл рукавом нос и попытался вдохнуть снова. Но зловоние как будто пропитало легкие. Он мучительно раскашлялся. Потом с трудом поднялся на ноги и побежал.
      "Вот так умер мой отец", - подумал он.
      И ощутил к нему безмерную жалость.
      Пробежав с минуту, Боринсон повернулся и уставился на поле битвы, щурясь и с силой утирая слезы тыльной стороной ладони.
      Наконец он что-то разглядел. Боринсон стоял сейчас на небольшом холмике в сотне ярдов от тропы опустошителей. Куда ни глянь, Властители Рун сражались с чудовищами. Копий почти ни у кого уже не было. Рыцари бились пешими, орудуя боевыми топорами и молотами.
      Западный фланг опустошителей был выкошен. Многие из чудовищ бежали, спасаясь от атакующих.
      В тылу колонны опустошителей бушевали великаны Фрот, с ревом сшибая противников своими огромными посохами. Потом раненых добивали Властители Рун.
      Мирримы нигде не было видно. В том месте, где Боринсон сразил своего опустошителя, лежали еще пять серых туш, среди них - огненная колдунья, покрытая рунами.
      Тут к нему, волоча за собой поводья, подскакала его пегая кобыла.
      Он забрался в седло.
      Подъехал к опустошителю, которого убил. Пораженное копьем чудовище обычно молотило лапами по древку, пытаясь избавиться от копья, и ломало его. Но Бо-риисону повезло, и его оружие уцелело. Кобыла шарахалась от трупа, вскидывала голову, но он все-таки вытащил копье из раны.
      Заново вооружившись, он поскакал по вытоптанной опустошителями тропе. Насчитал дюжину убитых и умирающих тварей.
      Добравшись до другой стороны тропы, примерно в полумиле от себя он увидел Мирриму.
      Опустошители тысячами бежали на запад, спасаясь от Властителей Рун. Миррима гналась за огненной колдуньей, от нее не отставал сэр Хосвелл. Девушка пришпорила коня, выпустила стрелу и поразила колдунью сзади, в сустав правой ноги. Чудовище споткнулось, рухнуло и проехалось вперед на брюхе. Затем колдунья поднялась, развернулась, опираясь на свой кристаллический посох, и заревела.
      В посохе запульсировали волны злой энергии, он засветился. Затем из него вырвалось облако зеленого дыма.
      Миррима остановила коня, и в этот момент Хосвелл пустил стрелу в "заветный треугольник" колдуньи. Та, пытаясь дотянуться лапой до раны, завалилась на бок.
      Миррима и Хосвелл, прильнув к гривам своих коней, помчались прочь от зеленого дыма. Они скакали прямо к Боринсону. Колдунья тем временем бросила посох, поползла было следом за ними. Но тут же забилась в предсмертных судорогах и издохла.
      Боринсон остановил лошадь.
      Тут к нему подъехал варвар из Интернука и уставился с откровенным восхищением на Мирриму. На варваре была накидка из тюленьей кожи, желтые волосы от висков были заплетены в косы. Половину лица он выкрасил в оранжевый цвет. А из оружия имел при себе огромный боевой топор с широким лезвием, который на языке его народа назывался "жнец". Все лезвие его было в чернильно-синей крови опустошителей.
      Варвар предложил Боринсону серебряную флягу и кивнул в сторону Мирримы.
      - Будь у меня хоть вполовину такой храбрый пес, я бы не ходил на охоту. Посылал бы его, чтоб притаскивал мне медведей.
      Боринсон глотнул из фляги. В ней оказался медовый напиток. На вкус как подогретая моча, но хоть рот удалось прополоскать после рвоты.
      - Да, - сказал он. И ощутил нечто такое, что трудно было выразить словами. Гордость. Он гордился своей женой.
      Среди рыцарей послышались радостные крики. Атака увенчалась полным успехом. Орда спешно улепетывала на юг.
      Миррима подъехала к Боринсону. Она была в приподнятом настроении, темные глаза сверкали.
      - Я истратила все стрелы!
      Он видел ее колчан перед боем. Стрел в нем было, по меньшей мере, три дюжины. Боринсон оглянулся на лежавшие вокруг трупы опустошителей. Он убил всего одного, а Миррима и сэр Хосвелл, наверно, полсотни.
      "Она меня совсем не понимает, - подумал он. - Хочет моей любви, но считает, как и все женщины, что я неспособен любить за раз больше, чем одну".
      Это его удивляло. Она сказала ему, что воины обычно не в ладу со своими чувствами, и сказала, какой любви от него хочет. Но это была ложь.
      Она, конечно, на самом деле хотела, чтобы он питал к ней глубокое чувство, но при этом не признавала никаких чувств к другим женщинам.
      А для Боринсона женщины были все равно что еда на праздничном столе. Одна походила на душистый ломоть хлеба, другая - на пьянящее вино, третья на сытный свиной окорок, четвертая - на сладкое пирожное.
      Кто же захочет есть на празднике одно-единственное блюдо? Никто. И если человек даже в течение одного дня не желает питаться одним блюдом, как можно просить его есть это блюдо всю жизнь?
      В том-то все и дело. Каждая женщина считает себя целым праздничным столом. Но разве может ломоть хлеба требовать от своего хозяина, чтобы тот не ел пирог с мясом? А вино - чтобы он не пил пива?
      Вздор какой-то.
      Его любовь к Саффире не умерла. И никогда не умрет. Саффира была пьянящим вином. Ни одну женщину он не желал так сильно и никогда уже не пожелает вновь. И это была не просто похоть. Ее красота внушала ему преданность, вызывала желание служить ей, желание столь неодолимое, что оно причиняло почти физическую боль.
      Тайна и сила красоты...
      Пока Саффира была жива, он страдал, не в силах избавиться от желания ей служить. Ему казалось, что он познал... величайшую целеустремленность, приблизился к непорочности.
      Он всегда мечтал полюбить кого-нибудь так.
      Но, будучи очарован красотой Саффиры и порабощен ее обаянием, он на самом деле не уважал ее. И потому не мог отдать ей все свое сердце.
      Чувства же его к Мирриме были совершенно иными. Влечение к ней почти ничего не значило по сравнению с влечением к Саффире.
      Зато уважение его к ней стало воистину безграничным. И если Саффира пьянила, как вино, то Миррима насыщала, как мясо.
      Потому-то, глядя, как она, поразив огненную колдунью, едет к нему, и выслушивая от варвара слова высочайшей похвалы в ее адрес, Боринсон ощущал больше, чем гордость за Мирриму. То было сердечное уважение, какого он не питал еще ни к одной женщине, омраченное, правда, каким-то дурным предчувствием.
      На юге затрубил боевой рог, призывая перегруппироваться. Боринсон поднял голову. Воины побежали в ту сторону, окликая друг друга. Заревели великаны Фрот.
      Габорн вновь собирался атаковать, на сей раз арьергард опустошителей. Орда их по-прежнему уходила серой змеей на юг.
      Но многие чудовища вдруг начали разворачиваться. Тысячи их устремились обратно, к трупам своих сородичей. Они рассеялись, формируя боевой строй в несколько десятков рядов и в полмили шириной. И выглядел этот строй весьма устрашающе.
      Герольды неистово трубили. Властители Рун тоже собирались перестроиться.
      Варвар рядом с Боринсоном весело закричал:
      - Похоже, опять будет схватка!
      Со всего поля битвы рыцари спешили к Габорну. Боринсон, пришпорив лошадь, поскакал туда же.
      До Габорна он добрался одним из первых. Король, однако, как будто пребывал в сомнении. Властители Рун, окружавшие его, были плохо вооружены. Из двадцати человек лишь один имел копье.
      Тут подскакал Биннесман, везя в своем седле Аверан. С ними подъехал и Хроно Габорна.
      Аверан предупредила короля:
      - Возвращаются маги. Среди убитых и горная колдунья. Они хотят пожать ее знания и знания остальных.
      Боринсон только слышал, но никогда не видел, как опустошители пожинают знания. Они ели мозги мертвецов и железы под передними лапами. Иногда пожирали своих собратьев и целиком.
      Девочка настойчиво сказала:
      - Этого нельзя допустить. Вдруг среди убитых Пролагатель Путей?
      Габорн нахмурился. Одно дело - напасть на ничего не подозревающего и уставшего врага.
      Девочка же просила сейчас противостоять лобовой атаке - тысячи опустошителей против плохо вооруженных людей.