Маффео с тоской наблюдал из окна, как Беатриче и Толуй медленно выходят из сада. Ли Мубай широко открыл раздвижные двери зала для медитаций – помещение будто слилось в единое целое с пространством сада…
      Они-то не видят Маффео, стоящего за стройными колоннами, а он их видит. Холодный воздух пронизывает его насквозь, напоминая о приближающейся зиме. Скоро, очень скоро, уже через несколько недель, Беатриче произведет на свет ребенка… Справедливо, что он придет на смену другому, старому человеку, который отойдет в иной мир. Естественный ход событий, закон природы, круговорот жизни…
      Маффео обхватил тонкую колонну, прислонился к ней лбом, ощущая прохладную, гладкую поверхность дерева, словно искал в ней утешения.
      Круговорот жизни… все верно. Но почему именно его затягивает сейчас в этот круговорот? Сколько ему еще осталось?
      – Взгляни на них, – тихо обратился он к Ли Мубаю, не глядя на него.
      Монах неподвижно стоит рядом – верный страж. Он посвятил Маффео немало времени, вернул былую подвижность его суставам с помощью золотых иголок и трав.
      Но сейчас бессилен спасти его от неизбежного.
      – Смотри, как они оба молоды… и все у них впереди.
      Ли Мубай вздохнул:
      – Ты сожалеешь, что явился на этот свет?
      Маффео на минуту задумался.
      – Нет. Ты просто угадал мои мысли. Но знаешь, мысль о скорой… – Он закрыл глаза и смолк.
      Почему он боится назвать вещи своими именами? Ведь это не меняет сути.
      – Сейчас самое время уладить все важные дела, которые я откладывал. Но жизнь прекрасна, несмотря на испытания, выпадающие на долю каждого. Никогда так остро не чувствовал этого.
      Ли Мубай по-прежнему смотрел в сад.
      – Друг мой, смерть – это всего лишь другая форма жизни, с которой начинается новая жизнь.
      Пораженный словами монаха, Маффео молча смотрел на него. Тот произнес эти слова почти механически, словно заученные, но в них нет невозмутимого спокойствия, обычно свойственного Ли Мубаю. Видимо, мысль о близкой смерти друга пронзила его не меньше, чем самого Маффео. Как ни странно, это придало Маффео силы и утешило.
      – Ли Мубай, друг мой…
      Монах крепко стиснул зубы. Вены на гладком черепе задергались, словно так проявлялась интенсивная внутренняя работа.
      – Не-ет! – вдруг закричал он.
      Охваченный волнением, пошатнувшись, Ли Мубай шагнул к Маффео и схватил его в объятия. Черные глаза сверкают, крылья широкого носа дрожат от волнения… Таким Маффео еще не видел Ли Мубая, обычно сдержанного, будто светящегося тихим внутренним светом.
      – Это несправедливо! Мы должны что-то предпринять – срочно!
      Маффео попытался его успокоить.
      – Но ведь ты сам сказал, что…
      – Да, твое чи, твоя жизненная энергия угасает, и никакие иглы и травы не остановят этого процесса. Но ты должен понять… – И Ли Мубай крепко, до боли стиснул его в своих объятиях.
      И вдруг Маффео сам поверил в то, что известно: буддийские монахи – отважные воины, обладающие недюжинной силой.
      – Твой пульс и язык сказали мне, – продолжал Ли Мубай, – что твое чи гаснет уже несколько дней, и чем дальше, тем скорее. Но твои глаза говорят – еще слишком рано. Запаса жизненных сил тебе отпущено на много лет. Не могу понять, почему ты угасаешь! – Он покачал головой. – Как тебе объяснить?.. Представь себе свечу… вот она горит… Воска осталось еще много. Внезапно открывается дверь, кто-то входит – и ветром задувает пламя… Да, именно так! Кто-то поставил твою свечу на сквозняк, Маффео.
      Не всегда улавливал Маффео смысл метафор, которыми пользовался Ли Мубай. Что он имеет в виду? Ветер задул свечу… Свеча – это его жизненная энергия. Кто устроил сквозняк?.. Кто гасит свечу?.. Неожиданно словно ударила молния – его осенило… В глазах помутилось, он зашатался. Ли Мубай подхватил его под руку, чтобы он не упал.
      – Не хочешь ли ты сказать… – выдавил он.
      Чья-то ледяная рука схватила его за горло и начала душить…
      Ли Мубай кивнул:
      – Да, именно это я и хочу сказать.
      – Но что это может быть?! – почти прошептал Маффео – ему не хватало воздуха. – Может быть… яд?
      – Не знаю. – Ли Мубай тряхнул головой и сжал губы.
      Никогда Маффео не видел монаха таким серьезным.
      – Иди к Беатриче, женщине из Страны заходящего солнца. Она знает то, чего не знаем мы. В последнее время я наблюдал за ней в лечебнице и убедился в этом. Спроси ее совета. Может быть, ее наука поможет тебе… Моя же бессильна.
      – Хорошо. Завтра же утром…
      Монах отрицательно помотал головой. Взгляд его совсем не понравился Маффео: он был угрожающе серьезен.
      – Нет, ты должен пойти сегодня же! Посоветуйся с ней, Маффео… Мне тяжело об этом говорить, но у тебя не так много времени, чтобы ждать до завтра.
 
      В этот вечер Беатриче вернулась поздно – уставшая, измученная еще больше, чем в другие дни. И в то же время она испытывала удовлетворение: Янг Вусун чувствует себя намного лучше.
      Уже через два часа она вынула бамбуковую трубку у него из груди и залатала небольшую ранку кусочком кожи, как дырку в ведре.
      К счастью, не оправдались ее опасения, что пневмоторакс повторится. Наоборот, легкое Янг Вусуна закрылось, а еще через три часа она отважилась снять наклейку и зашить рану. А когда поздним вечером в последний раз осмотрела больного, в левом легком почти не прослушивались посторонние шумы, словно оно расправилось само по себе.
      Как это получилось без дренажа и отсоса, она не могла объяснить. Ну что ж, много лет она работает врачом и знает – бывают разные сюрпризы, чаще всего неприятные. На этот раз ей повезло, и слава богу!
      В свою комнату она вошла в темноте. Служанка, должно быть, забыла зажечь лампы. Минг сделала бы это в целях экономии масла. А заодно намекнула бы, что порядочная женщина в такой час уже давно должна быть дома.
      Да уж, не страдает она из-за отсутствия старой служанки – приятных ей снов.
      Раздеваясь и тихо улыбаясь про себя, Беатриче вдруг услышала чье-то пыхтение. Замерев от страха, она уставилась в темноту… Кто прячется в ее комнате?.. Сосчитала до трех – никаких признаков: ни тени, ни шороха…
      – Кто здесь? – И попыталась нащупать дрожащими руками вазу на маленьком столике у кровати.
      Не слишком массивная, но, если со всей силы запустить ею в голову, – даже крепкому мужчине не поздоровится.
      – Кто здесь? – настойчиво повторила она. Ваза в руках придавала ей уверенности. – А ну-ка, выходи – поговорим!
      – Это я, Беатриче, – донесся голос со стороны окна.
      – Маффео?
      Она напряженно всматривалась в темноту и наконец увидела его: сидит, согнувшись, на стуле…
      – Маффео… что ты здесь делаешь? И почему, ради всего святого, ты сидишь в темноте?!
      Беатриче протянула руку за коробком спичек, чтобы зажечь лампу, но Маффео жестом остановил ее.
      – Не надо, не зажигай свет… – попросил он. – Он слепит глаза.
      От звука его голоса она застыла на месте – он был такой жалобный и слабый, как стон умирающего… Беатриче испугалась. Набравшись решимости, подошла к окну и открыла занавеси: на беззвездном небе сияла бледная луна, освещая лицо Маффео блеклым светом. Маффео закрыл глаза рукой, но Беатриче заметила, что оно очень красное… У него жар!.. Сделав два шага, положила руку ему на лоб: горячий, как раскаленная плита…
      – Что случилось?
      Нащупала его пульс: такой частый, что сбилась со счета.
      – Я умираю, Беатриче, – еле слышно проговорил Маффео. – Совсем скоро я…
      – Ерунда! – решительно возразила Беатриче и сама испугалась своей резкости. – У тебя жар. Но от этого не умирают!
      «Если, конечно, нет серьезных причин», – добавила она про себя.
      – Знаю твой оптимизм, Беатриче. Но уже слишком оздно… – Он отдышался, как после бега на длинную истанцию. – По словам Ли Мубая, у меня осталось мало времени и надо что-то делать. Я должен все тебе рассказать. Поэтому…
      – А если ты неправильно истолковал слова Ли Мубая, – перебила она его. – Так что же он тебе сказал?
      – Что свеча моей жизни угасает… что-то в этом роде. Я не совсем понял его. Но он недвусмысленно дал понять… – Маффео жадно облизал губы. – Воды… пожалуйста, дай мне воды! Я страшно хочу пить!..
      – Если Ли Мубай считает, что твоя свеча гаснет, почему он ничего не сделал, чтобы помочь тебе?
      Она бросилась к кувшину, налила воды в бокал, подала Маффео.
      Страх за жизнь друга сменился негодованием в адрес Ли Мубая и всех китайских врачей в этом монгольском царстве.
      – Ведь он владеет иглоукалыванием, знает травы… Господи, почему же он не займется твоим лечением?! Если не может сам – надо привлечь коллег, как принято в моей стране!
      – Поверь, Ли Мубай не в силах мне помочь. А если он бессилен, никто в Тайту и подавно не поможет. – Маффео схватил бокал и выпил с такой жадностью, что половина воды расплескалась и растеклась по груди. – Он много дней пытался меня лечить… но все безуспешно. Процесс зашел слишком далеко, и его невозможно остановить. Несколько часов назад он сказал, что я умру. Возможно, это яд.
      – Яд? – выкрикнула Беатриче.
      Невероятно, дико, отвратительно… Она не поверила своим ушам, не захотела поверить.
      – Он что, серьезно думает, что тебя отравили?
      – Да, – ответил Маффео, протягивая ей бокал. – Пожалуйста, еще воды. Страшно хочу пить!..
      Яд… Неужели такое возможно?! И почему Маффео?! Кто возжелал устранить этого мягкого, доброго человека, всегда готового всем помочь?
      – Но кто это может быть? Кому понадобилась твоя смерть?!
      – Такие люди есть, и их немало. Моя смерть открыла бы им дорогу к высокой должности при дворе Хубилая. – Он умолк, задыхаясь. – Но давай сейчас не будем об этом… Дай мне воды… у меня пересохло в горле.
      О боже, что же предпринять?! Все, что она услышала от Маффео, кажется ей диким. Кому придет в голову убить человека лишь для того, чтобы подняться по службе на ступеньку выше?! Есть много других способов навредить сопернику, например, оклеветать его перед ханом, принизить его заслуги… Но убийство?.. Абсурд!
      И тут она опомнилась: она ведь не в двадцать первом веке, а в Китае, при дворе монгольского императора, в 1280 году после Рождества Христова. Для людей того времени смерть, как и рождение, – вещи сами собой разумеющиеся. А потому вариант отравления вполне вероятен.
      Беатриче наполнила бокал водой и поставила его перед Маффео, чтобы на этот раз он взял его сам.
      – Но как Ли Мубаю пришла в голову эта мысль? С чего он взял, что это яд?
      Маффео слабо покачал головой:
      – Не знаю. Он определил это по пульсу и по глазам. Сказал, что жизненной энергии у меня должно было хватить на более длинный срок… Но кто-то открыл дверь, и ветер задул мою свечу. Что-то в этом роде… Другой причины, почему гаснет свеча, он не видит.
      Наморщив лоб, Беатриче задумалась. Наверняка Ли Мубай сказал это не случайно.
      Если он заподозрил яд, значит, есть на то веские причины. Но какие?.. Опустившись на корточки, она еще раз потрогала лоб Маффео: по-прежнему сухой и горячий.
      – Посмотри на меня, Маффео!
      Повернула его голову так, чтобы видеть глаза: зрачки расширились, заполнив собой всю радужную оболочку. Беатриче подняла руку.
      – Сколько пальцев?
      – Не знаю… все плывет перед глазами… – прозвучал жалобный голос. – Во рту пересохло…
      Действительно, язык у него прямо присох к горлу… Расширение зрачков, сухость кожи – что это за симптомы?
      – Смотри, Беатриче! – выкрикнул Маффео, слегка приподнявшись и показывая на окно. – Смотри, как пляшут звезды!.. Какая красота! Они пляшут, а в середине – дракон… Они несут нам весну!.. Смотри, какие цветы в небе… Чувствуешь, как они благоухают?!
      Галлюцинации! По всей вероятности, Ли Мубай прав: Маффео отравили!
      – Маффео, может быть, ты что-то съел?.. Ты не заметил странного привкуса в том, что съел или выпил? Какая-нибудь тварь не укусила тебя?..
      Но он ее не слышал. Прямой, как свеча, сидел он на стуле и, жестикулируя, разговаривал с кем-то невидимым по-итальянски.
      Беатриче расхаживала по комнате взад и вперед, напряженно думая. Горячая, сухая кожа, высокая температура, тахикардия, расширение зрачков, нарушение координации движений, галлюцинации… Она анализировала все эти симптомы.
      Какое вещество может быть причиной отравления? Впервые в жизни пожалела, что не уделяла достаточного внимания фармакологии – ни студенткой, ни уже работая врачом.
      Все медикаменты, используемые в хирургии, ей известны наизусть: болеутоляющие, снотворные, антибиотики. А остальные – это уже дело терапевтов. В токсикологии знала действие опиатов, бензодицепинов, всех самых распространенных синтетических препаратов и их побочные действия: это было необходимо в ее работе травматолога. Да к тому же она жила в Гамбурге – оазисе наркомании. Но ни одно из известных ей средств не увязывалось с симптомами Маффео.
      «Думай, Беа, хорошенько раскинь мозгами», – уговаривала она себя, потирая виски, словно от этого лучше заработает голова.
      Сейчас она в Средневековье – все синтетические препараты можно забыть.
      Ясно одно: яд, которым отравлен Маффео, получен из растения или животного. А дальше что? Да ничего. К тому же это не Европа. Что она знает о китайской флоре и фауне и содержащихся в них ядах? В отчаянии решила не думать больше – и вдруг пришла неожиданная догадка.
      Если бы речь шла об известном в Китае яде, Ли Мубай все понял бы. Значит, отравитель все просчитал – и поставил здешних врачей в тупик. Ведь с караванами из арабских стран купцы завозили сюда что угодно, в том числе и ядовитые травы. Но каким именно ядом отравили Маффео?
      Сейчас нужно, чтобы ее озарила спасительная мысль. Беатриче ждала чуда, по привычке сунув руку в карман блузы – как всегда делала, решая сложную задачу. Нужно чем-то занять руки, но вместо шариковой ручки, пластыря и скрепки – обычного содержимого своего халата – она нащупала что-то твердое и гладкое, величиной с грецкий орех. Камень Фатимы! Сегодня оборвался ремешок кожаного мешочка, который обычно висел у нее на шее, – и она положила камень в карман. Как это она забыла о нем?
      Беатриче сжала камень в руке, ощутила его приятное, успокаивающее действие. Вдруг в голову пришла безумная идея – попросить камень прийти ей на помощь. Пусть это детский предрассудок, но что ей терять… И вот, отвернувшись от Маффео, поднесла руку с зажатым в ней камнем ко рту.
      – Пожалуйста, камень Фатимы! – зашептала она. – Пожалуйста, помоги мне спасти Маффео! Сделай так, чтобы он не умер!
      – … Giorno, bella donna!– бормотал Маффео, разговаривая сам с собой и галантно кланяясь кому-то невидимому.
      Пораженная, Беатриче замерла, глядя на него как на ожившего библейского царя. Ну конечно же, белладонна, красавка – так и есть! Невероятно, но Маффео сам дал ключ к отгадке, и именно в тот момент, когда она просила камень Фатимы помочь ей! Случайное совпадение? Или еще одна загадка, таившаяся в камне?
      Взволнованная, она мучительно выискивала в извилинах мозга все, что знала о красавке, содержащемся в ней яде и о всех возможных противоядиях. В Средние века в Европе красавку часто использовали алхимики и те, кого считали ведьмами. Содержащийся в ней яд – атропин – вызывает наряду с признаками безумия расширение зрачков, сухость кожи и слизистых оболочек, а иногда и грозящую смертью тахикардию и высокую температуру. Для Маффео, при его слабом сердце, это самое страшное осложнение. Но что же делать при таком отравлении?..
      В памяти всплыли гемодиализ, промывание желудка, внутривенное вливание противоядий… Но все эти способы не годятся. Надо найти что-то простое, что можно использовать на уровне современной медицины. То, чем пользовались даже шаманы каменного века…
      Беатриче закрыла глаза, пытаясь извлечь из самых дальних уголков памяти обрывки знаний, почерпнутых в учебниках много лет назад, когда готовилась сдавать государственный экзамен по фармакологии. И чудо произошло: пелена забвения спала, и в памяти крупными буквами отпечатались два слова: активированный уголь.
      Никогда не задумывалась она о том, что представляет собой активированный, или «медицинский», уголь. Когда ей в детстве при расстройстве желудка давали черные таблетки, она не знала, что, в сущности, это обыкновенный древесный уголь, очищенный и спрессованный в форме таблеток. Но главное – древесный уголь.
      Надо срочно его раздобыть, мелко растолочь, разбавить водой и дать Маффео эту кашицу. Потом попробовать сбить температуру… да, и не зажигать лампы, чтобы свет, пока не прекратится действие яда, не слепил глаза.
      – Маффео, я знаю, что с тобой делать.
      Провела ладонью по его негустым волосам – он не реагировал. Так поглощен разговором с невидимым собеседником, что все остальное на свете перестало для него существовать.
      Голова горячая и сухая – типичные признаки действия атропина, подавляющего секрецию потовых и слюнных желез.
      – Я сейчас вернусь… Достану кое-что и вернусь. А пока выпей воды.
      Налила ему большой бокал и быстро вышла из комнаты. В такой поздний час при масштабах дворца совсем нелегко отыскать кого-нибудь из слуг.
      Лишь после долгих поисков она наконец наткнулась на худого, замызганного парня лет семнадцати. Он с трудом волочил за собой тяжелый мешок, такой же грязный, как он сам. Да у него явное искривление позвоночника, к тому же он прихрамывает: одна нога короче другой. Хотела уже пройти мимо, но, увидев, что он направляется к жаровне, остановилась. А парнишка развязал мешок и бросил в огонь что-то черное… Пламя в жаровне вспыхнуло: это был уголь…
      – Эй, парень, – крикнула она ему.
      Он удивленно оглянулся, сильно кося, и Беатриче не поняла, каким глазом, правым или левым, он на нее смотрит. Не исключено, что юноша вообще слеп на один глаз, – природа его пощадила, избавив хотя бы от постоянного двоения в глазах.
      – Что ты здесь делаешь?
      – Слежу, чтобы не гас огонь в жаровне, госпожа.
      Голос спокойный, даже благозвучный, но неуклюжий поклон, который он пытался сделать, свидетельствовал, что кланяться ему приходится нечасто. Беатриче почувствовала себя неловко, даже покраснела.
      – Так, значит, ты следишь за огнем?
      Она пыталась скрыть смущение – почему-то была уверена, что при своих физических недостатках юноша еще и умственно отсталый. От некоторых предрассудков не так легко избавиться даже врачам, а ведь они-то знают, что умственное и физическое развитие – категории совершенно разные.
      – Я тебя здесь никогда не видела.
      – Дело в том, госпожа, что я появляюсь здесь только по ночам, когда все спят. А днем другие слуги следят за огнем.
      – Но это, должно быть, очень тяжело – не спать по ночам?
      Юноша равнодушно пожал плечами:
      – Другой работы для меня нет. Но так мне даже лучше, чем другим слугам: никто за мной не следит, не гоняет, не шпыняет. – Он сделал паузу и продолжил также спокойно: – Со мной никто не хочет знаться. А когда заканчиваю дела, у меня еще остается время полюбоваться на небо. Я люблю ночную тишину, покой, звезды, луну – она каждый день разная. Люблю слушать, как теплой ночью трещат цикады. А еще хорошо, что никто из высоких господ не видит такого урода, как я.