Бен, сначала взгляни на это.

Я просматривал первую часть письма и вдруг понял, что там страшно много имен и названий, тебе не известных. Поэтому я составил нижеприведенный список. Если встретишь какое-нибудь незнакомое имя или название и захочешь узнать, кто это или где это находится, ты сможешь посмотреть здесь. Читать список сейчас не имеет смысла. Он служит просто справочником.

Если каких-то имен и названий здесь нет, значит, я либо пропустил их по невнимательности, либо сам не знаю, что они значат, либо знал, что они тебе известны и без меня. Вот они:

АГР. Гофмейстер Мардера, не самый плохой человек на свете.

АЛЬВИТ. Одна из дев-воительниц Вальфатера.

АНГРИДЫ. Великаны, изгнанные из Ская. Все они являются потомками легендарной великанши по имени Ангр – по крайней мере, они так утверждают.

АНС. Горбатый крестьянин.

АРНТОР. Король Целидона. Его изображение чеканилось на монетах. Дизири передала мне послание для него.

АТЛ. Один из слуг Танрольфа.

АУД. Главный камергер Танрольфа.

БАКИ. Девушка из племени огненных эльфов, которую я встретил возле Башни Глас. Она и Ури называли себя моими рабынями.

БАЛЬДИГ. Один из крестьян, живших в Гриффинсфорде.

БЕН. Мой брат, оставшийся в Америке, по которому я все еще скучаю. Ты прочитал это, Бен?

БЕРТОЛЬД ХРАБРЫЙ. Крестьянин из Гриффинсфорда, который позволил мне поджарить на своем костре куропатку и пустил меня к себе жить. Мы говорили всем, что мы братья, и он сам в это верил.

БИМИР. Первый ангрид, встреченный мною в жизни.

БИЛ. Барон, посланный Арнтором в Йотунленд.

БЛЮСТОУН. Замок Индайна, разрушенный остерлингскими пиратами.

БЛЮСТОУН. Скалистый остров, расположенный в четверти мили от материка.

БОДАХАНЫ. Земляные эльфы, представители одного из эльфийских племен.

БРЕГА. Крестьянка из Гленнидама.

БЬЮ. Один из воинов Гарваона. Тоже хороший человек.

ВАЛИ. Человек, взятый старым Таугом в помощь, чтобы убить меня.

ВАЛЬФАТЕР. Король Ская.

ВЕДЬМА-ВОИТЕЛЬНИЦА. Меч Гарваона.

ВИ. Маленький сын Вали.

ВИДАР. Один из рыцарей Мардера.

ВИЛАНД. Человек, выковавший Этерне. Он был родом из Митгартра, но стал королем огненных эльфов.

ВИСТАН. Оруженосец Гарваона.

ВИТ. Матрос с «Западного купца».

ВОДДЕТ. Сильнейший рыцарь в замке Ширвол.

ВОЕННАЯ ДОРОГА. Главная дорога из Целидона в Йотунленд.

ВОЛЛА. Покойная жена Гарваона.

ВОЛЬНЫЕ ОТРЯДЫ. Благопристойное наименование разбойничьих шаек.

ВУЛФКИЛ. Ручей, впадающий в Гриффин.

ГАРВАОН. Лучший рыцарь Била.

ГАРСЕГ. Имя, которым назвался Сетр, когда я впервые его встретил.

ГЕЙНОР. Жена Арнтора, королева Целидона.

ГЕРДА. Невеста Храброго Бертольда.

ГИЛЛИНГ. Король ангридов.

ГИЛЬФ. Мой пес, изначально принадлежавший Вальфатеру, но потерянный им. Я согласился держать Гильфа у себя, покуда Вальфатер не потребует его обратно.

ГЛЕННИДАМ. Деревня, где родились Ульфа и Тауг.

ГОРН. Хозяин трактира «Пиво с устрицами».

ГРЕНГАРМ. Дракон, владевший Этерне.

ГРИФФИН. Маленькая речка, протекающая близ Гриффинсфорда и впадающая в Ирринг.

ГРИФФИНСФОРД. Деревня, стертая с лица земли ангридами.

ДАНС. Старший брат Анса.

ДЕВА-ВОИТЕЛЬНИЦА. Меч Равда. Мечи имеют имена, как и корабли.

ДЖЕР. Предводитель шайки разбойников.

ДЖЕРИ. Девушка, с которой ты встречался, когда я покинул Америку.

ДИЗИРА. Жена Сикснита.

ДИЗИРИ. Королева моховых эльфов.

ЗАЛ УТРАЧЕННОЙ ЛЮБВИ. Зал, который становился, когда в него входишь, подобием другого мира. Иногда в нем вам являлись умершие люди.

«ЗАПАДНЫЙ КУПЕЦ». Корабль, на который я сел в Иррингсмауте.

идн. Дочь Била, очаровательная миниатюрная девушка. Больше всего мне запомнились огромные темные глаза и нежный голос.

ИНДАЙН. Герцог, убитый остерлингами. Он владел замком Блюстоун.

ИРРИНГ. Большая река.

ИРРИНГСМАУТ. Город Индайна, расположенный в месте впадения Ирринга в море. Остерлинги сожгли значительную его часть.

истхолл. Поместье Воддета.

ЙЕНС. Маленький порт между Форсетти и Кингсдумом.

йонд. Оруженосец Воддета.

ЙОТУНЛЕНД. Владения ангридов, расположенные к северу от гор.

КАСПАР. Главный тюремщик в замке Ширвол.

КЕЛПИ. Девушки из племени морских эльфов.

КЕРЛ. Старший помощник капитана на «Западном купце».

КИНГСДУМ. Столица Целидона, морской порт.

КЛЕОС. Второй мир, расположенный над Скаем.

КОЛЛИНЗ. Мой старый учитель английского.

КРОЛ. Герольд Била.

КРУГЛАЯ БАШНЯ. Самый большой замок на Огненной горе.

КУЛИЛИ. Отвечает за эльфов.

ЛЕДИ. Младшая дочь Вальфатера. Произносить вслух ее имя запрещается, поэтому мы говорим просто «Леди».

ЛЕСНАЯ КОРОЛЕВА. То есть Дизири. Многие люди не решаются произносить вслух имя Дизири из страха, что она явится. (В моем случае такого ни разу не произошло.)

ЛУД. Один из рыцарей Мардера.

ЛУННЫЙ ВСАДНИК. Любой рыцарь, которого Леди посылает в Митгартр.

ЛУТ. Кузнец, выковавший Деву-воительницу.

МАГНЕИС. Боевой конь, подаренный мне Мардером.

МАЙКЛ (МИХАИЛ). Обитатель Клеоса.

МАНИ. Большой черный кот, путешествовавший со мной и Гильфом.

МАРДЕР. Правитель самого северного герцогства в Целидоне.

МЕЧЕДРОБИТЕЛЬ. Моя палица. Нечто вроде железного бруса.

МИТГАРТР. Четвертый мир, где находится Целидон.

МОДГУДА. Служанка в замке Ширвол.

МОРИ. Кузнец из Иррингсмаута.

МОРКАНА. Принцесса. Сестра Арнтора и Сетра.

МОХОВИКИ. Вообще представители племени моховых эльфов.

МОХОВЫЕ ДЕВЫ. Юные девушки из племени моховых эльфов.

МОХОВЫЕ МАТРОНЫ. Зрелые женщины из племени моховых эльфов.

МОХОВЫЕ ЭЛЬФЫ. Клан Дизири.

МУСПЕЛЬ. Шестой мир, расположенный под Эльфрисом.

МЫШИ. Результат связи ангридов и людей.

МЫШИНЫЕ ГОРЫ. То же самое, что Северные горы.

МЭГ. Мать Бертольда Храброго.

НЖОРС. Матрос с «Западного купца».

НИДАМ. Остров к югу от Целидона. Я там никогда не был.

НИТИР. Рыцарь, над которым я одержал верх в трактире «Пиво с устрицами».

НУКАРА. Мать Анса.

НУР. Второй помощник капитана на «Западном купце».

ОБР. Отец Свона, барон.

ОВЕРКИНЫ. Обитатели Ская, народ Вальфатера.

ОГНЕННАЯ ГОРА. Врата в Муспель.

ОГНЕННЫЕ ЭЛЬФЫ. Эльфийское племя, полностью подчиненное Сетру.

ОЛОФ. Барон, который пришел к власти на Огненной горе, покуда мы с Танрольфом находились в Муспеле.

ОРГ. Огр, с которым меня познакомил Анс.

ОССАР. Ребенок Дизиры.

ОСТЕРЛЕНД. Страна, расположенная к востоку от Солнечных гор.

ОСТЕРЛИНГИ. Человекоподобные существа, которые пожирают людей с целью усиления своей человеческой природы.

ПАПАУНС. Один из старших слуг Била.

ПАРКА. Женщина из Клеоса.

«ПИВО С УСТРИЦАМИ». Трактир в Форсетти, в котором мы остановились.

ПОУК БАДЕЙ. Моряк, предложивший мне свои услуги.

ПОТАШ. Преподаватель физики и химии.

РАВД. Доблестнейший рыцарь из всех, мне известных.

РЕДХОЛЛ. Поместье Равда.

РЕЧНАЯ ДОРОГА. Главная дорога из Иррингсмаута, которая тянется вдоль северного берега реки Ирринг.

САЛАМАНДРЫ. Огненные эльфы. Ури и Баки были саламандрами.

САРТ. Помощник Хордсвина.

СВЕРТ. Слуга Била.

СВОН. Оруженосец Равда.

СЕВЕРНЫЕ ГОРЫ. Горная гряда между Целидоном и Йотунлендом.

СЕТР. Дракон, отец которого был человеком.

СИГИРТ. Замок Танрольфа.

СИКСНИТ. Житель Гленнидама, имевший дела с разбойниками.

СКАЙ. Третий мир, расположенный над Миргартром.

СКАУР. Добрый рыбак из Иррингсмаута.

СКИЕНА. Девушка, жившая в Гриффинсфорде.

СНЕЖНЫЕ ВЕЛИКАНЫ. Ангриды, особенно те, что занимаются разбоем.

СОЛНЕЧНЫЕ ГОРЫ. Горная гряда между Целидоном и Остерлендом.

СПАРРЕО. Моя учительница математики, очень милая женщина.

СЭЙБЕЛ. Мертвый рыцарь.

ТАНГ. Учитель фехтования, занимавшийся с Гарваоном.

ТАУГ (младший). Брат Ульфы, одних лет со мной или чуть старше.

ТАУГ (старший). Отец Ульфы.

ТИАЗИ. Министр Гиллинга.

ТОУП. Мастер военного дела при дворе Мардера.

УЛЬД. Фермер, живший в Гриффинсфорде.

УЛЬФА. Девушка из Гленнидама, сшившая мне одежду.

УРИ. Подруга Баки (иногда они представлялись сестрами).

УТГАРД. Замок Гиллинга и город, расположенный вокруг него.

ФАЙНФИЛД. Поместье Гарваона.

ФОЛЬСУНГ. Дед Била, король Целидона.

ФОРСЕТТИ. Город Мардера, морской порт.

ХАЛЬТА. Женщина из Гленнидама.

ХЕЙМИР. Сын Герды от Хюмира. То есть представитель племени Мышей.

ХЕЛА. Дочь Герды от Хюмира, сестра Хеймира.

ХЕЛЬ. Оверкинская женщина, богиня смерти.

ХЕРМАД. Один из рыцарей Мардера.

ХИНДЛ. Ангрид, сын Хюмира.

ХОБ. Один из стражников Каспара.

ХОРДСВИН. Кок на «Западном купце».

ХЮМИР. Ангрид, взявший в плен Герду.

ЦЕЛИДОН. Большая страна, сильно вытянутая в длину и расположенная на побережье материка. Иррингсмаут, Форсетти и Кингсдум – целидонские города.

ЧЕРНОГРИВЫЙ. Боевой конь Равда.

ША. Торговка рыбой, но она была очень мила со мной.

ШИЛДСТАР. Один из самых влиятельных ангридов.

ШИРВОЛ. Замок Мардера.

ЭГИЛ. Один из разбойников.

ЭГР. Один из старших слуг Била.

ЭЙБЕЛ. Таким именем я называю себя здесь. Так же звали и брата Бертольда Храброго.

ЭЛЬФЫ. Обитатели Пятого мира. Они не утруждают себя работой, покровительствуют деревьям и прочим растениям и на многие вещи смотрят иначе, чем люди.

ЭЛЬФРИС. Пятый мир, находящийся под Митгартром.

ЭТЕРНЕ. Мать мечей.

Вот и все, Бен. Мне не составило труда перечислить все имена и названия. Трудно было заставить тебя увидеть все словно воочию. Помни, что у остерлингов длинные зубы и изможденные лица, ангриды же дурно пахнут. Помни, что Дизири умеет менять облик, и все ее обличья прекрасны.

Глава 1

ДОРОГОЙ БЕН

Наверное, ты уже перестал задаваться вопросом, что случилось со мной давным-давно. Да уж, с тех пор прошло много лет. Здесь у меня есть время писать и есть возможность переслать тебе написанное, поэтому я попытаюсь подробно поведать о своих приключениях. Если я изложу все вкратце, на паре страниц, ты мало чему поверишь – скорее всего, не поверишь вообще ничему, поскольку многие вещи у меня самого в голове не укладываются. Поэтому я собираюсь рассказать тебе все по порядку. Вполне возможно, дочитав до конца, ты так и не поверишь мне, но во всяком случае тогда будешь знать то же, что знаю я. В известном смысле это значит многое. В других отношениях практически ничего не значит. Когда я увидел тебя, сидящего у нашего камина… моего родного брата… там, на поле битвы… Не обращай внимания. В свое время я дойду до этого. Просто мне кажется, что именно поэтому я сейчас и пишу.

Помнишь день, когда мы приехали в нашу лесную хижину? Потом позвонила Джери. Тебе потребовалось срочно возвратиться в город – и желательно не в обществе сопливого мальчишки. Мы пришли к выводу, что у меня нет никаких причин ехать с тобой: я останусь в хижине, а на следующее утро ты вернешься.

Мы решили, что я порыбачу.

Вот и все дела.

Только я не стал рыбачить. Без тебя рыбалка представлялась мне не особо увлекательным занятием, но воздух дышал прохладой и листья зябко скручивались по краям, поэтому я решил просто прогуляться. Возможно, здесь я совершил ошибку. Я шел довольно долго, но не заблудился. В скором времени я поднял с земли палку и пошел, опираясь на нее, но она была кривая и не очень прочная. Она мне не понравилась, и я решил вырезать хороший крепкий посох, который смог бы хранить в нашей хижине и использовать во время наших наездов туда.

Я увидел дерево, не похожее на все остальные. Не очень высокое, с белой корой и блестящими листьями. Это было колючее апельсиновое дерево, Бен, но я никогда прежде о таких не слышал. Позже Бертольд Храбрый много чего рассказал мне о них. Оно было слишком большим, чтобы срезать все целиком, но я нашел почти прямую ветку, которую отрубил, обтесал и все такое прочее. Наверное, здесь я совершил главную свою ошибку. Это особенные деревья, и моховики заботятся о них больше, чем обо всех прочих.

Завидев колючий апельсин, я свернул с тропы и по приближении к нему увидел, что он растет на самой опушке леса, за которым начинается холмистое плоскогорье. Многие холмы были довольно крутыми, но все равно прекрасными, с гладкими склонами, поросшими высокой травой. И вот я пошел туда со своим новым посохом и перевалил через три или четыре холма. Прогулка мне страшно понравилась. Я нашел маленький ручеек на вершине одного из холмов, присел возле него (к тому времени я уже здорово устал) и принялся вырезать невесть что на своем посохе. Просто забавы ради. Немного погодя я отвлекся от своего занятия и посмотрел на облачное небо. Облака всегда принимают самые разные очертания, но в тот день я увидел нечто такое, чего не видел ни до, ни после: бородатого старика, который под воздействием ветра превратился сначала в черного дракона, затем в чудесного коня с рогом на лбу и наконец в прекрасную женщину, улыбнувшуюся мне.

Потом я увидел летучий замок, похожий на многоконечную звезду, поскольку башни и башенки торчали по всем углам крепостной стены. Я продолжал говорить себе, что вижу просто облако, но видение нисколько не походило на облако, Бен. Замок в небе казался каменным. Я вскочил на ноги и побежал за ним, ожидая, что вот-вот ветер рассеет чудесным образом сгустившиеся облака, но ничего подобного так и не произошло.

Настала ночь. Теперь я не видел летучего замка и сознавал, что нахожусь очень далеко от нашей рыбачьей хижины. Скорым шагом я двинулся обратно через холмистое плоскогорье, но шел все вниз и вниз по склону, не имевшему конца. В темноте кто-то схватил меня за плечо, а когда я оттолкнул незримую руку, еще кто-то поймал меня за лодыжку. Потом я услышал голос: «Кто это пришел к нам в Эльфрис?» Я до сих пор живо помню это, а потом не помню ничего. Только голос и ощущение, что в меня со всех сторон вцепляются десятки рук.

Я очнулся в пещере у моря, где старая женщина с неимоверным количеством зубов сидела и пряла; немного овладев собой и нашарив свой посох, я спросил по возможности вежливым тоном:

– Не можете ли вы сказать мне, мадам, где я нахожусь и как отсюда добраться до Гриффинсфорда?

По непонятной причине я посчитал, что мы живем в Гриффинсфорде, Бен, и я до сих пор не помню названия нашего родного города. Возможно, он действительно называется Гриффинсфордом. Они у меня совсем смешались.

Старуха отрицательно потрясла головой.

– Вы знаете, как я попал сюда?

Она рассмеялась, и в смехе слышался шум ветра и моря; она являлась единым целым с солеными брызгами и пеной волн, разбивавшихся о скалы у пещеры. Разговаривая с ней, я разговаривал с морем. Так мне казалось. Звучит безумно, верно? Я слыл малость тронутым с самого своего рождения, а теперь стал нормальным и чувствовал себя замечательно. Ветер и волны сидели вместе со мной в этой пещере, прядя бесконечную нить, и природа теперь не казалась чем-то внешним и чуждым. Старуха воплощала собой почти всю природу, а я малую часть оной, и я уже очень давно покинул родные края. Позже Гарсег сказал, что меня исцелило море.

Я направился к выходу из пещеры и не останавливался, покуда вода не поднялась мне до пояса; но я видел лишь отвесные стены утесов, нависавших над пещерой, темно-синюю воду впереди, чаек и зубчатые черные скалы, похожие на драконьи зубы.

– Надо подождать отлива, – сказала старуха.

Я вернулся, насквозь промокший до подмышек.

– А отлив скоро начнется?

– Не очень.

Затем я просто сел, опершись на свой посох, и стал наблюдать за пляшущим веретеном, пытаясь понять, что за странные такие волокна старуха скручивает в нить и почему волокна издают такие звуки. Порой казалось, что в кудели на мгновение проступают лица, мелькают руки и ноги.

– Ты Эйбел Благородное Сердце.

Я удивился и назвал свое прежнее имя. Старуха впервые подняла глаза от веретена.

– Мое слово закон, непреложен он, – сказала она.

Я извинился.

– Без лишений нельзя никак, посему постановляю так: чем низменнее твоя возлюбленная, тем возвышеннее твоя любовь. – Старуха отвлекась от своего занятия и улыбнулась мне. Я понимал, что она улыбается доброжелательно, но ее зубы, на вид острые как бритвы, наводили ужас. – За дерзость, – сказала она, – приходится расплачиваться, а поскольку так оно обычно всегда и бывает, особого вреда не случится.

Так я получил новое имя.

Старуха вновь принялась прясть, но казалось, она читает по нити.

– Ты переживешь падение перед взлетом и взлет перед падением.

Испуганный этими словами, я попросил позволения задать вопрос.

– Раз уж ты задаешь вопрос, постарайся задать вопрос потолковее. Что ты хочешь знать, Эйбел Благородное Сердце?

В голове у меня теснилось столько вопросов, что я не смог выбрать ни одного дельного.

– Ты кто? – спросил я.

– Парка.

– Ты предсказательница?

Она снова улыбнулась.

– Некоторые так считают.

– Как я сюда попал?

Старуха указала веретеном с навитой на него пряжей в глубину пещеры, погруженную в густой мрак.

– Я не помню, чтобы я был там, – сказал я.

– Это воспоминание стерто из твоей памяти.

Я сразу же понял, что так оно и есть. Кое-что я помнил. Я помнил тебя, нашу лесную хижину и облака – но все это осталось в далеком прошлом, а с той поры произошло множество событий, которых я совершенно не помнил.

– Тебя привели ко мне эльфы.

– Кто такие эльфы? – Мне казалось, я должен знать.

– Разве ты не знаешь, Эйбел Благородное Сердце?

Затем она надолго погрузилась в молчание. Я сел и пристально уставился на нее, хотя время от времени оборачивался и бросал взгляд в глубину пещеры, откуда, по словам старухи, я пришел. Каждый раз, когда я отводил от нее глаза, она начинала увеличиваться в размерах, и я остро чувствовал близкое присутствие некоего огромного существа. Когда же я вновь переводил взгляд на нее, она неизменно оказывалась ниже меня ростом.

Это во-первых. Во-вторых, я помнил, что в детстве знал об эльфах все; и с этим воспоминанием было связано другое, о маленькой девочке, которая играла со мной… и там были огромные-преогромные деревья, папоротники гораздо выше нашего роста и прозрачные родники. И мох. Очень много мха. Зеленого мягкого мха, похожего на бархат.

– Они прислали тебя с рассказом о своих обидах, – сказала Парка, – и о своем поклонении.

– Поклонении? – Я не понял толком, что она имеет в виду.

– Поклонении вам.

Эти слова вызвали у меня другие воспоминания – не совсем воспоминания, а смутные чувства.

– Они мне не нравятся, – сказал я, и это было правдой.

– Посади одно семечко, – сказала старуха.

Я долго ждал, не скажет она еще чего; ждал, поскольку не хотел задавать вопросов. Но она молчала, и наконец я спросил:

– Вы не собираетесь рассказать мне обо всем? Об обидах и прочих делах?

– Нет.

Я облегченно вздохнул. Я боялся услышать что-нибудь ужасное.

– Ну и хорошо.

– Да. Без успехов нельзя никак, посему постановляю так: всякий раз, когда ты исполнишь желание сердца своего, сердце твое будет устремляться к еще высочайшей цели.

У меня возникло ощущение, что если я продолжу задавать вопросы, ответы на них мне не понравятся. Солнце протянуло свои руки в пещеру и благословило нас обоих – по крайней мере, мне так показалось; потом оно опустилось в море, и море попыталось последовать за ним. Вскоре перед пещерой, где я недавно стоял в воде по пояс, обнажился берег.

– Это и есть отлив? – спросил я.

– Подожди. – Старуха прекратила прясть, намотала на кисть руки кусок нити с деревянного веретена, перекусила ее и протянула мне. – Для твоего лука.

– У меня нет лука.

Она указала на мой посох, Бен, и я увидел, что он пытается превратиться в лук. Он чуть изогнулся посередине, в остальном оставаясь совершенно прямым, а поскольку толстый конец посоха я обстругал, на концах он теперь был тоньше, чем посередине.

Я поблагодарил Парку и выбежал из пещеры на каменистый берег под скалой. Когда я обернулся и помахал рукой на прощание, мне померещилось, будто пещера полна белых птиц, порхающих взад-вперед. Старуха помахала мне в ответ; теперь она казалась очень маленькой, словно огонек свечи.

К югу от пещеры я нашел тропинку, круто поднимавшуюся по склону скалы. Наверху я обнаружил развалины каменных стен и крепостной башни. К тому времени, когда я добрался туда, на небе уже высыпали звезды и стало холодно. Я поискал какое-нибудь защищенное от ветра убежище и вскоре нашел, а потом забрался на полуразрушенную башню.

Башня стояла на скалистом острове, соединенном с материком длинной каменистой отмелью, столь низкой, что она едва выступала из воды даже в пору полного отлива.

При свете звезд я напряженно вглядывался в перекатывающиеся через нее волны, наверное, минут пять, прежде чем окончательно удостоверился, что вижу именно отмель. Я понимал, что должен выбраться с острова, пока есть такая возможность, и найти ночлег на берегу.

Я понимал, но не сделал этого. Во-первых, я страшно устал. Я не испытывал ни голода, ни особой жажды, но чувствовал такую усталость, что хотел лишь прилечь где-нибудь. Во-вторых, меня пугала мысль о том, что я могу найти на берегу и что может найти меня.

Кроме того, мне требовалось хорошенько подумать. Я очень многого не помнил, а все, что помнил (тебя, Бен, лесную хижину, наш дом и фотографии мамы и папы, которые ты хранил в своем альбоме), осталось в далеком, далеком прошлом. Я хотел попробовать вспомнить еще что-нибудь и хотел поразмыслить над словами Парки, понять, что они значат.

Поэтому я вернулся к защищенному от ветра укрытию, которое отыскал между голубых валунов, и улегся там. Я был босиком, и мне пришло в голову, что вообще-то у меня должны быть туристские ботинки и носки. Я не помнил, куда они делись. Я был в серой шерстяной рубашке без пуговиц и серых шерстяных штанах без карманов, что тоже казалось странным. Еще у меня были ремень и кожаный мешочек, свисавший с него на шнурке-завязке, – но в нем лежали только три твердых черных семечка, – тетива Парки и маленький ножик с деревянной рукояткой в деревянных ножнах. Рукоятка ложилась в ладонь удобно, словно вырезанная по размеру моей руки, но я совершенно не помнил, откуда у меня нож.

Глава 2

РАЗРУШЕННЫЙ ГОРОД

Меня разбудило солнце. Я до сих пор живо помню, как здорово было лежать там, под теплыми солнечными лучами, вдали от чужих голосов, от всех чужих трудов и забот, от всех вещей, о которых мне постоянно напоминала тетива. Я пролежал на солнце, наверное, целый час, прежде чем поднялся.

Я почувствовал голод и жажду. Дождевая вода в чаше разбитого фонтана показалась мне восхитительной на вкус, а выпрямившись, я увидел рыцаря, наблюдавшего за мной, – высокого широкоплечего мужчину в кольчуге. Его лица я не разглядел под шлемом, но на верхушке шлема у него чернел дракон, сверливший меня взглядом, и изображения черных драконов украшали его щит и плащ. У меня на глазах рыцарь начал растворяться в воздухе, и через пару секунд ветер развеял клочки тумана, оставшиеся от него. Прошло много времени, прежде чем я узнал, кто он такой, поэтому сейчас я не стану ничего говорить про него, но хочу сказать об одной вещи, упомянуть которую здесь можно с таким же успехом, как в любом другом месте.

Тот мир называется Митгартром. Я узнал это позже, но не вижу причин, почему бы тебе не узнать это сейчас. Пещера Парки находилась не полностью там, а между Митгартром и Эльфрисом. Остров Блюстоун расположен целиком в Митгартре, но я оказался там, только когда попил воды. Или, если выразиться совсем точно, я перенесся туда окончательно. Вот почему появился рыцарь: он хотел удостовериться, что я выпью воды.

– Боже мой! – сказал я, но меня никто не услышал. Рыцарь напугал меня. Нет, я вовсе не решил, что мне являются видения, – просто я думал, что нахожусь на острове один. Я продолжал опасливо оглядываться через плечо (это не такая уж дурная привычка, Бен), но так никого и не увидел.

На восточном краю острова скалы были не такими крутыми. Я нашел несколько мидий и съел их сырыми. Солнце стояло высоко над головой, когда шлюпка с двумя рыбаками подошла к острову на достаточно близкое расстояние, чтобы они услышали мой крик. Я закричал, и они подгребли к берегу. Они спросили, помогу ли я им вытаскивать сети, коли они возьмут меня на борт; я пообещал помочь и перелез через планшир.

– Как бы ты выбрался отсюда без нашей помощи? – спросил старый рыбак.

Мне самому хотелось знать это, а еще почему у них такой забавный выговор; но я сказал: «А как отсюда вообще выбираются?» – и они предпочли закрыть тему. Они поделились со мной хлебом, сыром и рыбой, которую мы приготовили над костром, разведенным в ящике с песком. Не знаю точно, но, по-моему, именно тогда я начал любить море.

На закате они предложили мне забрать часть улова, добытого с моей помощью. Я сказал молодому рыбаку (парню немногим старше меня), что готов отдать свою долю в общий котел, если его жена приготовит ужин, поскольку мне негде остановиться. На том мы и договорились и, когда продали наш улов, отнесли лучшие рыбины и несколько непроданных в маленький, полный народу домик, расположенный шагах в двадцати от воды.

После ужина мы принялись рассказывать разные истории, и, когда наступила моя очередь, я сказал:

– Я в жизни не видел призраков, если только сегодня мне не явился один из них. Поэтому я расскажу вам об этом, даже если никого не напугаю, как Скаур своей страшной историей о привидении. Просто мне больше нечего рассказать.

Никто не возражал; наверное, они уже не раз выслушивали истории друг друга.

– Вчера я оказался на одном каменистом острове недалеко отсюда, где раньше стояла башня…

– Остров герцога Индайна, – сказал Скаур, а его жена, Ша, добавила:

– Замок Блюстоун.

– Я провел ночь в саду, – продолжал я, – поскольку мне нужно было сделать там одно дело, посадить семечко. Понимаете, один знающий человек велел мне посадить семечко, и я не понимал, о чем идет речь, покуда не нашел семена вот здесь. – Я показал слушателям мешочек.

– Ты срубил колючий апельсин, – прохрипел дедушка Ша, указывая пальцем на мой лук. – Коли ты срубил колючий апельсин, ты должен посадить три семечка, юноша. Иначе моховики придут по твою душу.

Я сказал, что не знал этого. Он сплюнул в огонь.

– Люди не знают этого, сейчас не знают, вот почему колючих апельсинов осталось так мало. Лучшая древесина. Натираешь ее льняным маслом, ясно? И ей не страшна никакая непогода.

Он протянул руку, взял у меня лук и передал Скауру.

– Сломай его, сынок. Сломай о колено.

Скаур попытался. Он был сильным и согнул лук почти пополам, но тот не сломался.

– Видишь? Ты не можешь. Его не сломать. – Дедушка Ша хихикнул, когда Скаур вернул мне лук. – Обычно на колючем апельсине вырастает всего один плод, и в нем всего три семечка. Если срубаешь дерево, ты должен посадить три семечка в разных местах, иначе моховики явятся за тобой.

– Продолжай, Эйбел, – сказала Ша. – Расскажи нам про призрака.

– Сегодня утром я решил посадить первое семечко в саду замка Блюстоун, – сказал я. – Там была каменная чаша с дождевой водой, и я решил сперва посадить семечко и хорошенько полить. А после выпить оставшуюся воду.

Слушатели покивали.

– Я выкопал ножом ямку, бросил туда семечко, засыпал ямку землей, и так довольно влажной, и стал носить туда воду в пригоршнях. Когда вода уже перестала впитываться в землю, я принялся жадно пить из каменной чаши, а когда поднял глаза, увидел рыцаря, который стоял рядом и смотрел на меня. Я не разглядел его лица под шлемом, но он держал в руке зеленый щит с изображением дракона.

– Это не герцог Индайн, – заметил Скаур. – У него на щите изображался голубой вепрь.

– Ты заговорил с ним? – поинтересовалась Ша. – Что он сказал?

– Нет. Все произошло очень быстро, и я оцепенел от удивления. Он… он превратился в подобие облака, а потом и вовсе исчез.

– Облака суть дыхание Леди, – заметил дедушка Ша. Я спросил, кто такая Леди, но он лишь потряс головой и уставился в огонь.

– Разве ты не знаешь, – спросила Ша, – что ее имя нельзя произносить вслух?

Утром я спросил, как добраться до Гриффинсфорда, но Скаур сказал, что местечка под таким названием поблизости нет.

– А как называется ваш городок? – спросил я.

– Иррингсмаут, – ответил Скаур.

– По-моему, неподалеку от местечка, где живу я, есть город Иррингсмаут, – сказал я. На самом деле я не был в этом уверен, но мне казалось, что я уже слышал такое название. – Однако это большой город. Единственный действительно большой город, в котором мне доводилось бывать.

– Во всяком случае, никакого другого Иррингсмаута поблизости нет, – сказал Скаур.

Прохожий, случайно услышавший наш разговор, бросил на ходу:

– Гриффинсфорд расположен на Гриффине, – и ушел прочь, прежде чем я успел задать вопрос.

– Это приток нашей реки, – пояснил Скаур. – Иди на юг, покуда не достигнешь реки, а потом ступай по Речной дороге, и ты выйдешь к Гриффину.

И вот я отправился в путь, взяв с собой несколько кусочков засоленной рыбы, обернутых в чистую тряпку, и зашагал сначала на юг по узкому переулку, пролегавшему за мазаным домиком Скаура и Ша, потом по широкой улице, начинавшейся за переулком, а затем на восток по торной дороге вдоль реки. Она проходила через лишенный ворот проем в полуразрушенной городской стене и тянулась через молодые леса, где в затененных оврагах еще местами лежал снег и лужицы дождевой воды словно ждали чьего-то возвращения.

Потом дорога вилась между холмов, где двое встречных парней постарше меня заявили о своем намерении меня ограбить. Один угрожающе помахивал палкой, а другой держал наготове лук с натянутой тетивой. Я сказал, что они могут взять у меня все, кроме лука. Как и следовало ожидать, они вцепились именно в лук. Я не отдал и получил палкой по башке. Тогда я стал драться: вырвал свой лук и здорово отходил им грабителей. Наверное, мне следовало испугаться, но я не испугался. Я страшно разозлился: надо же, они решили, что могут ударить меня, не получив сдачи! Первый бросил свою палку и пустился наутек, а другого я колотил, покуда не повалил на землю; потом сел ему на грудь и пригрозил перерезать глотку.

Когда парень взмолился о пощаде, я его отпустил, и он тоже дал деру, бросив свой лук и колчан. На вид лук казался хорошим, но треснул, когда я согнул его на колене. Я снял с него тетиву и закинул колчан за спину. Вечером я соскоблил всю кору со своего лука (так что теперь мне оставалось только пропитать древесину льняным маслом) и натянул на него тетиву.

Дальше я шел, сам держа наготове лук с натянутой тетивой. Я не раз видел кроликов, белок и даже оленя; я стрелял, но лишь потерял пару стрел. Через несколько дней, когда меня уже качало от голода, я поутру наконец подстрелил куропатку и отправился на поиски огня. Я искал долго и уже почти решил махнуть на все рукой и съесть мясо сырым, но ближе к ночи заметил вдали, над деревьями, струйку дыма, похожую на белое привидение на фоне темного неба. Когда показались первые звезды, я нашел лачугу в густых зарослях диких фиалок. Она представляла собой каркас из жердей, покрытый звериными шкурами, с пологом из оленьей шкуры вместо двери. Я кашлянул, поскольку не мог постучать в дверь, а когда на мое покашливание никто не откликнулся, постучал по жердям каркаса.

– Кто там?! – раздался из лачуги голос, похоже принадлежавший весьма воинственно настроенному человеку.

– Жирная куропатка, – сказал я. Меньше всего на свете мне хотелось драться.

Полог из оленьей шкуры отодвинулся в сторону, и из-за него выглянул сгорбленный мужчина с длинной бородой. Рука у него мелко тряслась, и голова тоже, но голос не дрожал нисколечко, когда он грозно рявкнул:

– Кто ты такой?

– Просто путешественник, готовый поделиться с вами подбитой птицей за огонь, – сказал я.

– Здесь нечего красть, – сказал бородач и поднял дубинку.

– Я пришел не грабить вас, а поджарить куропатку. Я подстрелил и ощипал птицу сегодня утром, но у меня нет огня, чтобы ее приготовить, а я умираю от голода.

– Тогда входи. – Мужчина посторонился, пропуская меня. – Можешь поджарить куропатку, коли оставишь мне кусочек.

– Оставлю, и не один, – сказал я и выполнил свое обещание: отдал хозяину лачуги оба крылышка и обе ножки.

Он не задавал мне никаких вопросов, но смотрел на меня так пристально, лишь изредка отводя глаза в сторону, что я назвал свое имя и возраст, объяснил, что я нездешний, и спросил, как добраться до Гриффинсфорда.

– Проклятье! Это моя родная деревня, юноша, и я до сих пор иногда наведываюсь туда. Но сейчас в Гриффинсфорде никто не живет.

Я не поверил.

– Мы с братом живем.

Бородач покачал трясущейся головой.

– Никто не живет. Там никого не осталось.

Тогда я понял, что наш городок называется не Гриффинсфорд. Возможно, Гриффин или Гриффинсбург… или что-то вроде. Но я не мог вспомнить.

– Они обратились ко мне за помощью, – пробормотал бородач. – Многие хотели бежать, но я сказал «нет». Оставайтесь и сражайтесь, сказал я. Если великанов окажется слишком много, мы обратимся в бегство, но сначала нужно испытать их силы.

Я обратил внимание на слово «великаны» и стал ждать, что же последует дальше.

– Вожаком у них был Шилдстар. Я тогда жил в отцовском доме. Не таком, как мой нынешний. В большом доме с мансардой под высокой крышей, с большой передней комнатой и маленькими задними. С большим каменным камином и столом, достаточно большим, чтобы усадить за него всех моих друзей.

Я кивнул, вспоминая дома, которые видел в Иррингсмауте.

– Шилдстар не был мне другом, но и он смог бы войти в мой дом. Правда, сгорбившись, как я сейчас.

– Вы сразились с ними?

– Да. За свой дом? За свои поля и Герду? Конечно! Я сразился, хотя половина людей пустилась в бегство, когда великаны только показались на дороге. Одного я пронзил копьем, а двух зарубил топором. Они падали как срубленные деревья, юноша. – Глаза мужчины сверкнули. – Камень… – Он потрогал пальцами висок и вдруг показался гораздо старше своих лет. – Не знаю, кто нанес мне удар… Да и камнем ли? Не знаю. Потрогай вот здесь, юноша. Пощупай под волосами.

Волосы у него были густые, темно-серые волосы, почти черные. Я осторожно дотронулся и мгновенно отдернул руку.

– С тех пор я мучаюсь. Вода и огонь. Знаешь? Это они любят больше всего. Загнали нас в пруд и разожгли вокруг костры. Загнали нас в пруд, словно скот. Швыряли в нас горящие головни, покуда все не утонули. Все, кроме меня. Как твое имя, юноша?

Я повторил.

– Эйбел? Эйбел. Так звали моего брата. Много, много лет назад.

Я знал, что на самом деле у меня другое имя, но Парка велела мне использовать это. Я спросил мужчину, как его зовут.

– Нашел ондатровую нору под водой, – сказал он. – Нырял и копал, поднимался на поверхность, чтобы набрать воздуха в грудь, а головни все горели и шипели. Потерял счет ныркам и ожогам, но не утонул. Вынырнул в ондатровом домике и дышал там. Дождался, когда ангриды решили, что все утонули, и ушли.

Я кивнул с таким чувством, будто видел все своими глазами.

– Попытался выкарабкаться на берег, но моя тень отделилась от меня. Упала обратно в пруд. До сих пор остается там. – Бородач потряс головой. – Сны? Нет, не сны… До сих пор барахтаюсь в пруду, и в меня летят горящие головни. Пытаюсь выкарабкаться на берег. Скользко… И огонь обжигает лицо.

– Если я останусь здесь на ночь, я могу разбудить вас, коли вам приснится дурной сон, – предложил я.

– Шилдстар, – пробормотал бородач. – Он высокий, как дерево, Шилдстар. Кожа как снег. Глаза как у совы. Я видел, как он схватил Бальдига и оторвал у него руки. Могу показать, где. Ты действительно направляешься в Гриффинсфорд, Эйбел?

– Да, – сказал я. – Я пойду завтра, если вы покажете мне дорогу.

– Я пойду с тобой, – пообещал бородач. – В этом году я еще не наведывался туда. Раньше часто ходил. Раньше жил там.

– Здорово, – сказал я. – У меня будет спутник, с которым можно поговорить и который знает дорогу. Мой брат наверняка страшно разозлился на меня, но сейчас уже остыл.

– Нет, нет, – пробормотал бородач. – Нет, нет. Бертольд Храбрый никогда не сердится на тебя, брат. Ты же не разбойник.

Так я остался с Бертольдом Храбрым. Он был малость не в своем уме, и у него не всегда все получалось. Но в смелости он не уступал мужчинам, которых мне доводилось встречать в жизни, и отличался исключительным великодушием. Я по мере сил заботился о нем и помогал ему, а он по мере сил заботился обо мне и учил меня. За годы нашего совместного проживания Бертольд Храбрый сделал мне много хорошего, Бен, но в конце концов я сумел отблагодарить его и, возможно, таким образом совершил самое доброе дело в своей жизни.

Иногда я задаюсь вопросом, не потому ли Парка сказала, что я Эйбел. Все описанные события происходили на северной окраине Целидона. Мне следовало упомянуть об этом раньше.

Глава 3

КОЛЮЧИЙ АПЕЛЬСИН

На следующий день Бертольд Храбрый занемог и попросил меня не уходить, поэтому я отправился на охоту, а не в Гриффинсфорд. Охотником тогда я был неважным, но благодаря скорее везению, чем умению, поразил двумя стрелами оленя. Древки стрел сломались, когда зверь упал, но железные наконечники я сохранил. Вечером, когда мы уплетали за обе щеки жареную оленину, я завел речь про эльфов и спросил Бертольда Храброго, слышал ли он об Эльфрисе и знает ли что-нибудь о народе, обитающем там.

– Да, – кивнул он.

– Я имею в виду настоящий Эльфрис.

Он промолчал.

– В Иррингсмауте одна женщина рассказывала историю про девушку, которая должна была выйти замуж за короля эльфов, но хитростью не подпустила его к своей постели. Но это просто сказка. Никто в нее не верит.

– Они иногда приходят сюда, – пробормотал Бертольд.

– Неужели? Настоящие эльфы?

– Да. Ростом не выше вот этих языков пламени. По большей части черные как уголь, как сажа. И грязные как сажа. Черные с головы до пят, если не считать зубов и языков. Глаза желтые и яркие как огонь.

– Они действительно существуют?

Он кивнул.

– Всего насчитывается семь миров, Эйбел. Разве я тебе не рассказывал?

Я ждал.

– Наш мир называется Митгартр. Некоторые говорят просто «Земля», но это неверно. Земля, по которой ты ходишь, реки, по которым плаваешь. Море… Только, похоже, море посередине. Воздух, которым ты дышишь. Это все Митгартр, средний мир. Значит еще три мира сверху и три мира снизу. Сразу над Митгартром находится Скай, или просто Небо. Без разницы, как называть. Туда иногда залетают сильные птицы. Не воробушки, малиновки и тому подобные пичуги. А ястребы, орлы и дикие гуси. Я видел там даже крупных цапель.

Я вспомнил летучий замок и сказал:

– Там еще облака.

– Ты правильно понял, – кивнул Бертольд Храбрый. – Не передумал идти в Гриффинсфорд? Сейчас я чувствую себя лучше, когда вдоволь наелся вкусного мяса. Все же лучше подождать до утра, я еще ни разу не наведывался в свою деревню в этом году.

– Не передумал. Но что насчет Эльфриса?

– Я покажу тебе пруд, где они швыряли в меня горящие головни, и старые могилы.

– У меня есть еще вопросы и насчет Ская, – сказал я. – Больше вопросов, чем я могу сосчитать.

– И больше, чем у меня ответов, скорее всего.

Неподалеку завыл волк.

– Я хочу узнать побольше про ангридов и остерлингов. Люди, у которых я останавливался в Иррингсмауте, сказали, что остерлинги разрушили замок Блюстоун.

– Вполне возможно, – кивнул Бертольд Храбрый.

– А где живут ангриды?

– В стране вечных льдов. – Он указал на север. – Они приходят с наступлением холодов и уходят со снегопадами.

– Они приходят просто грабить?

Уставившись в огонь, Бертольд Храбрый снова кивнул.

– И за рабами. Они не взяли нас в рабство, поскольку мы сражались. Решили убить нас взамен. Если ты не сражаешься, а пускаешься в бегство, они берут тебя в рабство. Забирают женщин и детей. Забрали Герду.

– А Скай?..

– Ложись спать, – сказал Бертольд Храбрый. – Нам предстоит долгий путь. Придется встать с рассветом.

– Еще всего один вопрос, пожалуйста! А потом я лягу спать, обещаю.

Он кивнул.

– Наверное, ты часто смотришь в небо. Ты сказал, что видел там орлов и даже цапель.

– Иногда.

– А ты видел когда-нибудь там замок, Бертольд Храбрый?

Он медленно помотал головой.

– А вот я видел. Я лежал на траве и смотрел на облака…

Он схватил меня за плечи, как иногда делаешь ты, и посмотрел мне прямо в глаза.

– Ты видел замок?

– Да. Честное слово. Поначалу я решил, что он не настоящий, но вскочил и побежал за ним, стараясь не упускать из виду, и это оказался настоящий замок, с шестью стенами из белого камня, высоко над облаками.

– Ты видел его. – Руки Бертольда Храброго тряслись сильнее, чем обычно.

Я кивнул.

– Он плыл высоко в небе среди облаков, гонимый тем же ветром. Он был белый, как облака, но с твердыми стенами, и на башнях развевались разноцветные флаги. – У меня перехватило горло от восторга. – Я в жизни не видел ничего красивее.

На следующее утро Бертольд Храбрый проснулся раньше меня, и, прежде чем солнце поднялось над деревьями, мы оставили крытую шкурами лачугу позади. Он шел медленным шагом, опираясь на посох, но оказался чрезвычайно выносливым; и похоже, в пути его тянуло на разговоры сильнее, чем накануне вечером.

– Ты вчера спрашивал про эльфов? – сказал он, и я кивнул. – А я заговорил про Скай. Наверное, ты счел меня помешанным. Однако у меня были свои причины.

– Все в порядке, – сказал я. – Я хотел узнать и про Скай тоже.

Почти невидимая тропинка, по которой мы шли, вывела нас на полянку. Бертольд Храбрый остановился и указал посохом на небо:

– Туда поднимаются птицы. Ты видел.

– Я и сейчас вижу одну, – кивнул я.

– Они не могут остаться там.

– А если… Птица же может усесться на стену замка, разве нет?

– Не говори об этом! – Я не понял, рассердился он или испугался. – Ни сейчас, ни впредь.

– Хорошо, не буду. Обещаю.

– Не хочу снова потерять тебя. – Он глубоко вздохнул. – Птицы не могут остаться там. Мы с тобой вообще не можем попасть туда. Однако мы видим Скай. Понимаешь?

Я кивнул.

Бертольд Храбрый торопливо зашагал дальше, глухо постукивая посохом по земле.

– А птица видит, как ты думаешь? У орла зрение острее нашего. Видел когда-нибудь орлиное гнездо?

– Да, милях в пяти от нашей хижины было орлиное гнездо.

– На верхушке большого дерева?

– Точно. На высокой ели.

– Орел сидит там, высиживает яйца, вероятно. Как ты считаешь, он иногда смотрит наверх, а не вниз?

– Наверное, смотрит.

Я едва поспевал за ним.

– Значит, он может подняться туда, коли захочет. С эльфами то же самое. – Он ткнул в землю толстым пальцем с голубыми венами. – Они там, внизу, но мы их не видим, а они нас видят. Тебя и меня. И слышат, если мы говорим громко. При желании они могут подняться сюда, как птицы в небо, но не могут остаться здесь.

Потом мы с полчаса шли в молчании; я напрягал память, стараясь восстановить почти полностью стершиеся воспоминания. Наконец я спросил:

– А что будет, если эльф попробует остаться здесь?

– Он умрет, – ответил Бертольд Храбрый. – Так говорят.

– Это они тебе сказали? Что не могут жить здесь?

– Да.

Позже, когда мы остановились напиться воды из ручья, я сказал:

– Я не стану спрашивать, какие обиды они претерпели, но ты знаешь?

Он пожал плечами:

– Только с их слов.

Вечером мы расположились на привал на берегу Гриффина, взбодренные и освеженные купанием в журчащей воде. Бертольд Храбрый взял из дома кремень и огниво, а я насобирал сухих веток и расщепил на такие тонкие лучины, что они загорелись от первой же высеченной искры.

– Если бы не зима, я бы мог жить так всю жизнь, – сказал Бертольд, словно прочитав мои мысли.

Лежа на спине после ужина, я слышал приглушенное расстоянием уханье совы и тихий шелест ветра в ветвях деревьев, на которых только-только появились первые зеленые листочки. Как ты наверняка понимаешь, все это время я считал, что скоро буду дома. Меня похитили эльфы, думал я. Они отпустили меня в каком-то западном штате или, возможно, вообще в чужой стране. Со временем воспоминания о плене ко мне вернутся. Будь я умнее, я бы остался в Иррингсмауте, где обзавелся бы друзьями и где наверняка есть библиотека с географическими картами или американский консул. Так или иначе, в Гриффинсфорде (я по-прежнему полагал, что так называется наш город) наверняка найдется ключ к разгадке тайны, а коли нет, ничто не мешает мне вернуться обратно в Иррингсмаут. Пусть и полуразрушенный, Иррингсмаут все же оставался морским портом. Возможно, мне удастся сесть там на корабль, идущий в Америку. Что может помешать мне это сделать? Ничто и никто, а мысль о корабле успокаивала.

– У-ух! – сказала сова. В ее голосе, тихом и темном, подобно весенней ночи, слышались опаска и любопытство.

Мне тоже почудились еле слышные шаги, словно кто-то (или что-то) пробирался через лес, хотя одна-единственная капля росы, упавшая с высокой ветки, произвела бы больше шума, чем любой из них.

– У-ух… кто идет?

Ты уже, наверное, женишься, а я все буду в пути и не вернусь, покуда не стану достаточно взрослым, чтобы жить самостоятельно. Лучше всего мне поселиться в нашей хижине, во всяком случае на первый год. А еще лучше вообще подождать с возвращением домой. Домой, в мамин и папин коттедж. Домой, в хижину, куда мы ездили охотиться и рыбачить, покуда выпадет снег.

Однако сейчас стояла весна. Вне всяких сомнений. Олень, подстреленный мною, уже сбросил рога; трава в заброшенном саду замка Блюстоун была мягкой и короткой. Куда же делась зима?

Я сел на земле. Рядом никого не было, кроме Бертольда Храброго, а он спал крепким сном. Сова умолкла, но ночной ветер нашептывал свои секреты деревьям. Я снова лег и изо всех сил постарался вспомнить лицо, которое мельком увидел. Зеленое лицо? Безусловно, подумал я, безусловно оно казалось зеленым.

Старые деревья сменились молодыми, кустами и чахлыми ольхами, когда Бертольд Храбрый сказал:

– Ну вот, мы и пришли.

Никакого города я не увидел. Вообще ничего похожего.

– Вот здесь… – Он взмахнул посохом. – Здесь пролегала улица. Дома на этой стороне улицы выходили задними окнами к реке, а на другой – к полям. Вот тут стоял дом Ульда, а прямо напротив – дом Бальдига. – Он взял меня за руку. – Помнишь Бальдига?

Я не помню, что я ответил, но он в любом случае меня не слушал.

– Ульд был шестипалым, и его дочь Скиена тоже. – Бертольд Храбрый отпустил мое плечо. – Подними мой посох, пожалуйста, юноша. Я покажу тебе место, где мы с ними схватились.

Мы прошли еще немного вперед, пробираясь между кустами и чахлыми деревцами. Наконец он остановился и указал рукой:

– Вот здесь стоял наш дом, наш с тобой. Только раньше он принадлежал папе. Помнишь папу? Знаю, маму ты не помнишь. Она умерла, когда тебя еще не отняли от груди. Ее звали Мэг. Сегодня мы переночуем там, где стоял наш дом, в память о прошлом.

У меня не хватило духа сказать Бертольду Храброму, что на самом деле я не его брат.

– Вот! – Он провел меня в северном направлении ярдов на сто. – Вот здесь я впервые увидел Шилдстара. Я взял с собой пареньков вроде тебя, чтобы они стреляли из лука и бросали камни, но они обратились в бегство, все до единого. Некоторые поначалу пускали стрелы и швыряли камни, но пустились наутек, как только увидели лица ангридов.

Он остался, сражался и потерпел поражение. Остро сознавая это, я сказал:

– Я бы не убежал!

Он обратил свое широкое бородатое лицо ко мне:

– Убежал бы!

– Нет.

– Убежал бы, – повторил он и взмахнул посохом, словно собираясь ударить меня.

– Я не хочу драться с тобой, – сказал я. – Но если ты попытаешься треснуть меня своей палкой, я отберу ее у тебя и сломаю.

– Значит, ты не убежал бы? – Он с трудом сдерживал улыбку.

Убедив себя самого, я решительно помотал головой.

– Нет, если только они не были ростом вон с то дерево.

Бертольд Храбрый опустил посох и оперся на него.

– Нет, вон по ту первую толстую ветвь. Откуда ты знаешь, что не убежал бы?

– Ты же не убежал, – сказал я. – А разве мы с тобой не похожи?

Задолго до заката мы устроились на ночлег на месте нашего старого дома и развели новый костер на месте старого очага. Бертольд Храбрый не один час рассказывал о своей семье и Гриффинсфорде. Поначалу я слушал лишь из вежливости, но по мере того, как удлинялись тени, мой интерес возрастал. Здесь не было ни школы, ни доктора, ни полиции. Очень редко путешественники перебирались здесь вброд через Гриффин, по холодной горной воде, едва достигавшей коленей. В лучшем случае местные жители продавали пришельцам съестное и сдавали комнаты, а в худшем сражались с чужаками, чтобы защитить свои дома и стада.

Если ангриды были великанами, то остерлинги, порой появлявшиеся здесь летом, были истинными дьяволами, пожирающими людей с целью восстановить утраченную человеческую природу. Эльфы набегали на городок подобием тумана и исчезали, словно дым на ветру.

– Главным образом, моховики и саламандры, – доверительно сообщил Бертольд Храбрый. – И еще маленькие бодаханы. Они иногда помогают людям. Находят пропавший скот и просят крови за услуги. – Он завернул рукав, обнажая руку. – Обычно я укалываю себя шипом и отдаю каплю-другую крови. Они всего лишь тина, бодаханы.

Я кивнул с понимающим видом, хотя не вполне понял.

– Тогда ты жил со мной здесь, только еще не задирал так носа. Папа вырастил меня, а я вырастил тебя. Ты начал чувствовать себя лишним, мне кажется, поскольку я ухаживал за Гердой. Прелестней девушки я в жизни не видел, и мы уже обо всем сговорились.

Я не стал спрашивать, что случилось потом.

– Ты ушел, и я думал, что ты вернешься через год-другой, когда мы обустроимся. Но ты вернулся только сейчас. Тебе понравились края, где ты жил?

Я напряг память, но сумел вспомнить лишь одно: что лучшие моменты жизни я переживал, когда оказывался в полях под открытым небом, на лодке посреди реки или в лесной чаще.

– Тебе нечего сказать?

– Нечего. – Я показал Бертольду Храброму железные наконечники стрел, извлеченных из тела оленя. – Пока не стемнело, я бы хотел приделать к ним новые древки.

– А старые сломались?

– Да, – кивнул я, – когда олень упал. Я подумал, что если бы нашел еще одно такое же дерево, из которого сделан мой лук, новые древки никогда не сломались бы.

– Неужто ты срубишь целое дерево ради пары стрел? Я помотал головой.

– Отрублю ветку-другую, вот и все. А если найду на нем один из прошлогодних плодов, посажу семена.

Бертольд Храбрый с трудом поднялся на ноги.

– Я покажу тебе такое дерево, оно до сих пор здесь.

Он провел меня в заросли кустов и, опустившись на колени, шарил руками в траве, покуда не нашел там маленький пенек.

– Колючий апельсин, – сказал он. – Ты посадил его незадолго перед своим уходом. Он рос на моей земле, и я никому не позволил бы срубить его. Только кто-то все-таки срубил, стоило мне отвернуться.

Я промолчал.

– Хотя он еще может дать побеги. – Он встал, тяжело опираясь на посох. – Порой такое случается.

Я опустился на колени, вытащил из мешочка одно из двух оставшихся семян и закопал в землю рядом с пеньком. Когда я поднялся на ноги, по лицу Бертольда Храброго текли слезы. Он повел меня обратно, а потом остановился и указал посохом на простиравшиеся перед нами заросли кустов и молодых деревьев.

– Здесь было мое ячменное поле. Видишь вон то высокое дерево? Пойдем.

На полпути он указал на ярко-зеленое пятно впереди:

– Вот оно. Колючий апельсин не сбрасывает листья в отличие от большинства деревьев. Стоит зеленым всю зиму, как сосна.

Мы подошли поближе и увидели прекрасное молодое дерево высотой футов двадцать пять. Я крепко обнял Бертольда Храброго.

Мне кажется, здесь я должен рассказать побольше о колючем апельсине, но, если честно, я сам мало что знаю. Многие деревья, произрастающие в Америке, встречаются и в Митгартре тоже – дубы, сосны, клены и тому подобное. Но колючий апельсин – единственное известное мне дерево, которое произрастает также и в Эльфрисе. Небо Эльфриса совсем не кажется странным, покуда не вглядишься получше и не увидишь в нем людей и (изредка) не различишь голоса в шуме ветра. Время здесь течет очень медленно, но мы не сознаем этого. Только деревья и люди кажутся странными на первый взгляд. Я думаю, родиной колючего апельсина является Эльфрис, а не Митгартр и не Америка.

Глава 4

СЭР РАВД

– Эй, малый! – крикнул рыцарь, сидящий на огромном сером коне. – Поди сюда, малый! Надо поговорить.

– Мы тебя не обидим, – добавил его оруженосец.

Я осторожно приблизился. Чему я научился за время, проведенное в лесах с Бертольдом Храбрым, так это относиться к незнакомцам с опаской. Кроме того, я хорошо помнил рыцаря с драконом, исчезнувшего у меня на глазах.

– Ты знаешь окрестные леса, малый?

Я рассеянно кивнул, с интересом разглядывая его коня и доспехи.

– Нам нужен проводник – проводник на сегодня и, возможно, на завтра. – Рыцарь улыбался. – За твои услуги мы готовы платить тебе по скильду каждый день. – Не дождавшись от меня ответа, он сказал: – Покажи пареньку монету, Свон.

Из кошелька, висящего на поясе, оруженосец достал большую серебряную монету. Рослый гнедой конь, которого он вел в поводу, нетерпеливо ударил копытом о землю и шумно фыркнул.

– И кормить будем, – пообещал рыцарь. – А если ты добудешь нам пищу при помощи своего лука, мы тебе заплатим.

– Я готов делиться с вами бесплатно, – сказал я, – если вы готовы делиться со мной.

– Отлично сказано.

– Но откуда мне знать, что вечером вы не отправите меня восвояси с пустыми руками, дав тумака напоследок?

Свон сжал монету в кулаке.

– А откуда нам знать, что ты не заведешь нас в засаду, дурень?

– Что касается вечернего тумака, – сказал рыцарь, – то могу дать слово: ничего подобного тебе не грозит. И я даю слово, хотя у тебя нет причин мне верить. Однако насчет платы я могу успокоить тебя прямо сейчас. – Он легко постучал указательным пальцем по кулаку Свона и бросил мне монету, неохотно отданную оруженосцем. – Вот твоя плата за сегодняшний день, и мы не станем отбирать ее у тебя. Покажешь нам дорогу?

Я рассматривал монету, на одной стороне которой была отчеканена голова сурового молодого короля, а на другой – щит с изображением чудовища, представлявшего собой полуженщину-полуконя с рыбьим хвостом. Я спросил рыцаря, куда они держат путь.

– В ближайшую деревню. Как она называется?

– Гленнидам. – Мы останавливались там с Бертольдом Храбрым.

Рыцарь кинул взгляд на Свона, который потряс головой. Снова повернувшись ко мне, рыцарь спросил:

– Сколько людей там живет?

В деревне было девять домов – не вступившие в брак молодые люди жили со своими родителями, а старики жили со своими женатыми сыновьями или замужними дочерями. Примерно по трое взрослых на один дом. Я спросил, считать ли детей.

– На твое усмотрение. Только не собак.

Это, подумал я, мог случайно услышать какой-нибудь бодахан.

– Тогда пятьдесят три. Вместе с новорожденным ребенком жены Сикснита. Но я не знаю имени младенца, да и матери тоже.

– Хорошие люди?

Я так не считал и помотал головой.

– Ага. – Рыцарь улыбнулся с мрачной радостью. – Тогда веди нас в Гленнидам безотлагательно. Мы представимся друг другу по дороге.

– Я Эйбел Благородное Сердце.

Свон рассмеялся.

Рыцарь дотронулся пальцем до своего стального шлема.

– Я Равд Редхолл, Эйбел Благородное Сердце. Моего оруженосца зовут Свон. А теперь – в путь!

– Мы доберемся туда очень поздно, – предупредил я Равда, – если вообще успеем сегодня.

– Тем больше у нас причин спешить.

Вечером мы остановились на привал у речушки под названием Вулфкил, и я поставил полосатую красно-золотую палатку из парусины для Равда. Я развел костер, поскольку теперь всегда носил с собой кремень и огниво, и мы поели черствого хлеба и вяленого мяса с луком.

– Твои родные, наверное, беспокоятся о тебе, – сказал Равд. – У тебя есть жена?

Я помотал головой и добавил, что Бертольд Храбрый говорит, что я еще недостаточно взрослый. Равд кивнул с серьезным лицом.

– А ты сам как считаешь?

Я подумал о школе и о том, что, возможно, захочу поступить в колледж, если когда-нибудь вернусь домой.

– Надо подождать несколько лет.

Свон насмешливо фыркнул:

– Две крысы в одной норе помрут от голода.

– Надеюсь, нет.

– Да неужели? И как же ты собираешься содержать семью?

Я ухмыльнулся:

– Жена меня научит. Когда я найду ее.

– Да ну? А если она сама не будет знать? – Свон взглянул на Равда в поисках поддержки, но не получил ее.

– Тогда зачем мне такая жена?

Равд хихикнул.

Свон наставил на меня палец:

– В один прекрасный день я преподам тебе урок…

– Ты должен сам многому научиться, прежде чем преподавать уроки другим, – сказал Равд. – А тем временем Эйбел может поучить нас обоих, мне кажется. Кто такой Бертольд, Эйбел?

– Мой брат.

Так мы говорили всем, Бен, и Бертольд Храбрый верил в это.

– Старший, раз он дает тебе советы?

– Да, сэр, – кивнул я.

– А где ваши родители?

– Наш отец умер много лет назад, – сказал я. – А мать скончалась вскоре после моего рождения.

Это было правдой и в твоем мире, и здесь.

– Соболезную. А сестры у вас есть?

– Нет, – сказал я. – Отец вырастил моего брата, а брат вырастил меня.

Свон снова рассмеялся.

Я уже совсем запутался: воспоминания о родном доме переплелись с историями, которые Бертольд Храбрый рассказывал мне о своей – и якобы моей – семье. Все осталось в прошлом, и, хотя далекая Америка существует в настоящем времени, прошлое представляет собой всего лишь воспоминания, архивные записи, которых никто не читает или не может прочитать. «Здесь» и «там» перемешиваются, словно книги в школьной библиотеке, где на каждой полке стоит столько посторонних книг, что уже никто не знает, для каких она предназначалась изначально.

– Судя по всему, вы с братом сами не из Гленнидама. Иначе ты бы знал, как зовут жену Сикснита и их новорожденного ребенка, поскольку в деревне живет всего пятьдесят человек. В какой деревне вы живете?

– Ни в какой, – сказал я. – Мы живем сами по себе – главным образом в лесной глуши.

– Разбойники, – прошептал Свон.

– Возможно. – Равд чуть заметно пожал плечами, приподняв их буквально на толщину травинки. – А ты отведешь нас к своему дому, если я попрошу, Эйбел?

– Это дом Бертольда Храброго, сэр, а не мой. – Я испепелял Свона взглядом.

– Ну, к дому твоего брата. Ты отведешь нас туда?

– С удовольствием. Только это не дом в полном смысле слова, а просто лачуга. Немногим больше вашей палатки. – Мне показалось, что Свон собирается сказать что-то, но он промолчал, и поэтому я продолжал: – Мне следовало бы стать разбойником, как говорит Свон. Тогда бы у нас с братом был хороший дом с толстыми стенами и дверями – и вдоволь еды.

– В этом лесу водятся разбойники, Эйбел, – сказал Равд. – Они называют свои шайки вольными отрядами, у них есть все, о чем ты говоришь?

– Думаю, да, сэр.

– А ты сам видел?

Я помотал головой.

– Когда мы встретились, Свон выразил опасение, что ты заведешь нас в засаду. Как по-твоему, вольные отряды могут на самом деле напасть на нас из засады? И сразиться с нами тремя?

– С нами двумя, – сказал я. – Свон даст деру.

– А вот и нет!

– Ты дашь деру от меня, еще не заухает сова. – Я презрительно сплюнул в костер. – Ты бы улепетывал как трусливый заяц даже от двух хромых котов и слабой девчонки.

Свон взялся за эфес меча. Я понял, что должен помешать парню обнажить клинок. Я перепрыгнул через костер и повалил Свона на землю. Он отпустил эфес, когда упал, а я выхватил меч у него из ножен и забросил далеко в кусты. Мы сцепились и покатились по земле (так иногда дрались мы с тобой); он пытался дотянуться до своего кинжала, но я не давал. Мы подкатились к самому костру, и он вырвался из моей хватки. Я думал, он собирается выхватить кинжал и вонзить в меня, но он вскочил на ноги и пустился наутек.

Стряхивая грязь с одежды, я сказал Равду:

– Вы можете забрать свой скильд обратно, раз хотите.

– Если хотите. – Он даже бровью не повел. – «Если» выражает предположение или возможность, а «раз» означает утверждение или уверенность. Ты слишком грамотно говоришь, Эйбел, чтобы делать такие непозволительные ошибки.

Я кивнул. Я все еще не понимал, что он за человек, и сомневался, пойму ли когда-нибудь.

– Я думал, вы разозлитесь на меня.

Равд потряс головой.

– Свону скоро предстоит стать рыцарем. Этого ожидает его семья и он сам. А также его светлость – да и я, коли на то пошло. Таким образом, он станет рыцарем. Но прежде чем пройти акколаду, Свон должен многому научиться. Я учу его по мере своих сил.

– И меня, – сказал я. – Правильно употреблять слова «раз» и «если» – и многим другим вещам.

– Благодарю тебя.

Несколько минут мы сидели, погруженные каждый в свои мысли. Потом я спросил:

– А я могу стать рыцарем?

Тут я в первый и последний раз увидел на обычно бесстрастном лице Равда слабое подобие удивления: глаза у него чуть округлились.

– Мы можем взять тебя с собой, если ты имеешь в виду это.

Я помотал головой:

– Мне нужно остаться здесь и заботиться о Бертольде Храбром. Но когда-нибудь? Если я останусь здесь?

– Мне кажется, ты уже почти рыцарь. Что делает мужчину рыцарем, Эйбел? Мне бы хотелось услышать твои суждения на сей счет.

Он вдруг напомнил мне мою учительницу математики, магистра Спаррео, и я широко ухмыльнулся:

– И поправить меня.

Равд улыбнулся мне в ответ:

– И поправить тебя в случае необходимости. Так скажи мне, чем рыцарь отличается от любого другого мужчины?

– Кольчугой вроде вашей.

Равд отрицательно потряс головой.

– Тогда большим конем вроде Черногривого.

– Нет.

– Деньгами?

– Конечно же нет. Я упомянул об акколаде, когда мы с тобой говорили о моем оруженосце. Ты меня понимаешь?

Теперь я помотал головой.

– Акколада – это обряд, по совершении которого человек получает право называться рыцарем. Позволь спросить тебя еще раз: что делает мужчину рыцарем, Эйбел? Что именно делает человека настолько отличным от других людей, что мы называем его иначе, нежели всех остальных воинов?

– Акколада, сэр.

– Акколада лишь узаконивает звание рыцаря, это всего лишь формальность, признание уже существующих качеств. Любого прошедшего акколаду мы начинаем называть рыцарем.

Я поразмыслил над последними словами и подумал о Равде, который сам был рыцарем.

– Сила и мудрость. Не первая или вторая по отдельности, но обе вместе.

– Теперь уже ближе. Почти в самую точку, пожалуй. Речь идет о чести, Эйбел. Рыцарь – это человек, который живет достойно и умирает достойно, поскольку честь для него превыше жизни. Если чувство чести заставляет его сражаться, он сражается. Он не считает своих противников и не оценивает здраво свои силы, поскольку все это для него ничего не значит. И никак не влияет на его решение.

Шум ветра и шелест ветвей стихли, и мне показалось, будто весь мир напряженно прислушивается к словам Равда.

– Точно так же он руководствуется чувством чести в своих поступках по отношению к другим, даже если они не отвечают взаимностью. Он всегда держит свое слово, кому бы его ни дал.

Я упорно гнул свою линию:

– Я знал человека, который смело вышел на бой с ангридами, вооруженный лишь копьем и топором. У него не было щита, доспехов, коня и всего такого прочего. Все остальные хотели убежать, и многие так и сделали. Но он не отступил. Он был рыцарем? Я говорю не о себе.

– За что он сражался, Эйбел? – почти шепотом спросил Равд.

– За Герду и за свой дом. За урожай на своих полях и за свой скот.

– Значит, он не был рыцарем, хотя именно такого человека я хотел бы видеть в рядах своих последователей.

Я спросил, много ли у него последователей, ибо в лесу он все-таки оказался один-одинешенек, если не считать Свона.

– Больше, чем мне хочется, но среди них мало людей, способных сравниться храбростью с твоим знакомым. Я бы щедро отблагодарил всех до единого оверкинов в Скае, будь у меня хоть сотня людей, похожих на него.

– Он хороший человек. – Я вызвал в воображении образ Бертольда Храброго и подумал обо всех вещах, которые мы сможем купить на два скильда.

– Я верю тебе. Теперь ложись и поспи. Нам нужно, чтобы ты хорошо выспался к утру.

– Только сперва я хочу попросить вас об одном одолжении. – Я снова чувствовал себя маленьким ребенком и потому с трудом подбирал слова. – Я не сделаю ничего плохого.

Равд улыбнулся.

– Не сомневаюсь.

– Ну то есть я не украду его и не пораню им ни вас, никого. Вы не позволите мне взглянуть на ваш меч? Пожалуйста! На минутку!

Равд извлек меч из ножен.

– Удивительно, что ты не попросил меня об этом раньше, когда светило солнце и ты мог разглядеть клинок получше. Ты уверен, что не хочешь подождать до завтра?

– Нет. Пожалуйста! Я хочу увидеть его сейчас. И обещаю, я никогда больше не попрошу вас о такой услуге.

Равд протянул меч рукоятью вперед, и она показалась мне теплой и живой. Длинный обоюдоострый клинок, украшенный золотыми письменами; бронзовый эфес, обтянутый конской кожей и увенчанный золотой львиной головой. Я внимательно рассмотрел меч, сжал в руке покрепче, чтобы взмахнуть им, – и с удивлением обнаружил, что стою на ногах, хотя не собирался вставать.

Пару минут я размахивал мечом, а потом вытянул его вперед таким образом, что свет костра падал прямо на клинок.

– Здесь что-то написано. Что именно?

– Лут. Ты не умеешь читать?

Я знал, что умею. Потому сказал:

– Это слово я просто не разобрал.

– Лут. Имя кузнеца, выковавшего клинок. – Равд протянул руку, и я отдал меч. Он протер клинок тряпицей. – Мой меч носит имя «Дева-воительница». Лут – всем известный кузнец в Форсетти, в городе моего сеньора, герцога Мардера. Твой герцог – герцог Индайн – умер. Ты знаешь?

– Я так и думал.

– Сейчас мы пытаемся присоединить его владения к нашим и, боюсь, не особо преуспеваем в своих стараниях. – В улыбке Равда сквозила тонкая ирония.

– На монете, которую вы мне дали, изображен герцог Мардер?

Равд отрицательно покачал головой:

– Нет, наш король, король Арнтор.

– А что изображено на его щите?

– Никра. Ложись и спи. Все остальные вопросы прибереги до завтра.

– Она существует на самом деле?

– Спи!

Когда Равд говорил таким тоном, спорить не имело смысла. Я лег, повернулся спиной к костру и заснул крепким сном, едва лишь сомкнул веки.

Глава 5

УЖАСНЫЕ ГЛАЗА

Меня разбудил непонятный шум. Я услышал голос Свона и голос Равда и решил, что, если не хочу затеять очередную драку, мне лучше лежать спокойно и слушать.

– Я споткнулся, – сказал Свон.

– Тебя никто не толкнул? – спросил Равд.

– Говорю же, я просто споткнулся!

– Знаю. Я хочу проверить, подтвердишь ли ты свои слова. Мне показалось, что тебя кто-то толкнул в спину. Я ошибся?

– Да!

– Ясно. Вижу, ты снова при своем мече.

– Я нашел его в кустах. Не думаете же вы, что я вернулся бы без него!

– Почему бы и нет? – В голосе Равда послышался интерес. – Если ты имеешь в виду, что меч может тебе понадобиться для выяснения отношений с нашим проводником, то час назад он тебе не особо пригодился.

– На нас могут напасть.

– Разбойники? Да, вполне возможно.

– Вы собираетесь спать в доспехах?

– Разумеется. Это одна из вещей, которым должен научиться рыцарь. – Равд вздохнул. – За много лет до нашего с тобой рождения один мудрый человек сказал, что рыцарь должен научиться всего трем вещам. Кажется, неделю назад я говорил тебе, каким именно, хотя, наверное, таких вещей больше. Не скажешь ли мне, чему должен научиться рыцарь?

– Ездить верхом. – Свон говорил таким тоном, словно с трудом выдавливал слова.

– Прекрасно. Что еще?

– Говорить правду.

– Вот именно, – задумчиво протянул Равд. – Вот именно. Начнем сначала? Или ты предпочитаешь пропустить эту часть?

Если Свон и ответил что-то, то я ничего не расслышал.

– Я сидел здесь не смыкая глаз с той минуты, как ты убежал. Сначала разговаривал с нашим проводником, а потом, когда он уснул, разговаривал сам с собой. Иными словами, размышлял. Среди всего прочего я думал о том, как он швырнул твой меч. Вероятно, ты тоже думал.

– Я не хочу говорить об этом.

– Ну и не надо. Но в таком случае говорить придется мне. Когда человек далеко бросает тяжелый предмет вроде меча или копья, он напрягает все мышцы своего тела – не только руки, но также ног и туловища. Эйбел этого не сделал. Он просто отбросил твой меч, словно огрызок яблока. Я думаю…

– Кого волнует, что вы думаете?

– Меня, например. – В голосе Равда, ровном и холодном, как полированная сталь, послышались зловещие нотки. – И тебя должно волновать, Свон. За все время сэр Сэйбел ударил меня дважды, один раз кулаком, другой раз мечом плашмя. Я был его оруженосцем десять лет и два года. Безусловно, я говорил тебе это.

Наверное, Свон кивнул. Я не видел.

– Ударил мечом плашмя, потому что я накинулся на него. Он имел полное право убить меня, но он был добрым и милосердным рыцарем, каким мне никогда не стать. А кулаком ударил, когда я сказал что-то лишнее или, наоборот, промолчал, когда следовало говорить. Я так и не понял, за что именно. Тогда он был пьян – но все мы напиваемся время от времени, верно ведь?

– Вы не напиваетесь.

– Поскольку он был пьян, я счел это не столь унизительным, чем счел бы в другом случае. Возможно, я сказал, что меня не интересует его мнение. Да, вполне вероятно. Эйбел отбросил в сторону твой меч с такой легкостью, с какой человек отбрасывает сухую коровью лепешку или нечто подобное. Кажется, я уже говорил это. Он просто отшвырнул его, не напрягая мышц и не стараясь закинуть подальше. Если бы ты бросил так биту, я бы тебя просто убил. В смысле – отругал бы.

Свон пробормотал что-то, но я не разобрал слов.

– Возможно. Я хочу сказать, что таким небрежным броском твой меч невозможно отправить далеко. На три-четыре шага. В лучшем случае на пять. Но я не слышал, как ты искал его в темноте, хотя и прислушивался. Напряженно прислушивался.

– Я случайно наступил на него, – сказал Свон. – Я вовсе не искал.

– Человек принимает решение не лгать, но всегда принимает решение немного подождать с честностью. Потом, не сейчас. – Голос Равда звучал устало.

– Я не лгу!

– Конечно лжешь. Ты случайно наступил на меч всего в четырех шагах от меня. И не издал ни звука, не вскрикнул от удивления. Ты молча наклонился и поднял его. Мне думается, тебе пришлось нащупать рукоять, чтобы не пораниться в темноте об острое лезвие. Потом ты совершенно бесшумно вложил меч в ножны – в деревянные ножны, обтянутые кожей. А потом вернулся к нашей стоянке с западной стороны, споткнувшись обо что-то так сильно, что едва не упал в костер.

Свон испустил мучительный стон, но не произнес ни слова.

– Должно быть, ты несся во весь дух, коли с трудом удержался на ногах, когда споткнулся. Верно ведь? Несся по незнакомому лесу в кромешной тьме?

– Кто-то схватил меня.

– Ага! Наконец-то мы подошли к интересующему нас вопросу. По крайней мере, я так надеюсь. И кто же схватил тебя?

– Не знаю. – Свон прерывисто вздохнул. – Ваш смерд погнался за мной, когда я убежал?

– Нет, – сказал Равд.

– Я думал, он гонится за мной, и потом я наткнулся в темноте на кого-то. Только мне кажется, это был не человек, а… а призрак или что-то вроде.

– Интересно.

– Их было несколько. – Похоже, Свон начинал успокаиваться. – Не знаю, сколько именно. Четверо или пятеро.

– Продолжай.

Я не понял, верит ему Равд или нет.

– Они отдали мне мой меч, привели меня сюда и толкнули к костру, как вы и предположили.

– Они говорили тебе что-нибудь?

– Нет.

– Ты поблагодарил их за то, что они вернули тебе меч?

– Нет.

– Они тебе ничего не дали? Амулет, письмо или что-нибудь такое?

– Нет.

– Они увели наших лошадей?

– Не думаю.

– Пойди посмотри, пожалуйста. Проверь, крепко ли они привязаны и не в мыле ли.

– Я не… сэр Равд…

– Ступай!

Свон расплакался, и мне захотелось сесть и сказать что-нибудь – что угодно, – чтобы успокоить беднягу. Я хотел сказать, что сам пойду взглянуть на лошадей, но потом понял, что тогда он расстроится еще сильнее.

Когда Свон перестал плакать, Равд сказал:

– Кто бы они ни были, они здорово тебя напугали. Ты боишься их больше, чем меня или нашего проводника. Они подслушивают нас?

– Не знаю. Наверное, да.

– И ты боишься, что они накажут тебя, коли ты скажешь мне правду?

– Да!

– Вряд ли такое случится. Если они действительно слышат нас, они слышали, что правды ты мне так и не сказал, Эйбел, ты не спишь. Сядь, пожалуйста, и посмотри на меня.

Я подчинился.

– Что ты слышал?

– Все или почти все. Как вы догадались, что я не сплю?

– Когда ты спал по-настоящему, ты с дюжину раз перевернулся с боку на бок и дважды невнятно забормотал. Один раз легко всхрапнул. Когда ты притворялся, что спишь, ты ни разу не пошевелился и не издал ни звука, хотя мы говорили нормальными голосами на расстоянии двух шагов от тебя. Значит, ты либо бодрствовал, либо умер.

– Я не хотел ставить Свона в еще более неприятное положение.

– Весьма великодушно с твоей стороны.

– Извини, что я бросил в кусты твой меч, Свон.

– Ты знаешь, кто поймал Свона и привел обратно к нам?

Я понятия не имел. Я помотал головой.

Свон вытер нос рукой.

– Они передали мне сообщение для тебя, Эйбел. Знай, что твой товарищ детских игр разыскивает тебя.

Надо полагать, у меня отвисла челюсть.

– Кто они, твои друзья детства, Эйбел? – спросил Равд.

– Наверное…

– Разбойники?

Я отрицательно потряс головой.

– Вряд ли. Может, эльфы?

Лицо Равда приняло задумчивое выражение.

– Свон, ты хотел убить Эйбела?

– Да. – Свон больше не плакал; он вытащил из-за пояса свой кинжал и протянул мне. – Я хотел убить тебя вот этим. Возьми, коли хочешь.

Я повертел кинжал в руках. Прямая длинная линия лезвия была резко скошена к концу.

– Тесак. – Свон говорил таким обыденным тоном, словно мы мило болтали за ужином. – Похож на ножи инеистых великанов. Конечно, у них тесаки гораздо больше.

– И ты хотел убить меня этим?

Свон кивнул.

– Почему ты признаешься нам в этом сейчас, Свон? – спросил Равд.

– Потому что они велели передать Эйбелу свои слова, как только он проснется, а мне кажется, они сейчас подслушивают.

– Да, ты говорил.

– Я надеялся, что вы уснете. Тогда бы я потихоньку разбудил его и прошептал все на ухо. Так я хотел сделать.

– И тебе не пришлось бы рассказывать мне, что с тобой случилось?

Свон кивнул.

– Он мне не нужен, – сказал я, возвращая Свону кинжал. – У меня есть свой собственный нож, и он мне больше нравится.

– Ты вполне можешь рассказать нам все, – сказал Равд, и Свон так и сделал.

– Я не наткнулся на них, как говорил раньше. Я наткнулся на дерево и ударился так сильно, что упал. Очухавшись, я поднялся на ноги и принялся ходить кругами вокруг вашего костра, стараясь оставаться незамеченным. Когда я оказывался позади Эйбела, я подходил к нему почти вплотную. Вы сказали, что услышали бы мои шаги и все такое прочее, найди я поблизости свой меч. Я так не думаю, поскольку вы не слышали, как я подходил совсем близко. Я ждал, когда вы уснете. Я собирался потихоньку убить Эйбела, когда вы заснете крепким сном, отволочь тело подальше и спрятать. Я бы вернулся только завтра после полудня, и вы бы подумали, что он просто сбежал… Они набросились на меня сзади и схватили, не производя почти никакого шума. У них были мечи и луки. Они вывели меня на поляну, где я сумел немного рассмотреть их в лунном свете, и сказали, что, если я причиню вред Эйбелу, они обратят меня в своего раба. И мне придется служить им до конца своих дней.

Равд задумчиво потер подбородок.

– Они велели мне передать Эйбелу свое послание и заставили меня повторить его семь раз и поклясться на своем мече, что я передам все слово в слово.

– У них был твой меч?

– Ну да. – В голосе Свона послышалась саркастическая нотка, значение которой впоследствии я понял гораздо лучше. – Я не знаю, как они умудрились все проделать незаметно для вашего слуха, но они таки умудрились.

Вспомнив рассказы Бертольда Храброго, я спросил, были ли они черными.

– Нет. Я не знаю, какого цвета они были, но определенно не черного. В лунном свете они казались бледными.

– Эйбел считает, что это могли быть эльфы, – сказал Равд. – И я так считаю. Насколько я понимаю, они не назвались?

– Нет… но, вполне возможно, вы правы. Они точно не люди вроде нас с вами.

– Я никогда не видел эльфов. А ты, Эйбел?

– Не помню такого, – сказал я. – Но вот Бертольд Храбрый видел. Он говорил, что эльфы, досаждавшие ему, были черными как уголь или как смоль.

Равд снова повернулся к Свону:

– Ты должен честно рассказать мне все, что помнишь о них. Или они запретили тебе рассказывать?

Свон отрицательно потряс головой:

– Они велели передать Эйбелу послание, когда он проснется, и не причинять ему вреда. Вот и все.

– Почему они так пекутся о нем?

– Они не сказали.

– А ты знаешь, Эйбел?

– Нет. – Я пожалел, что Равд заметил, что я проснулся. – Они хотят, чтобы я сделал что-то, но я не знаю, что именно.

– Тогда откуда ты знаешь, что они хотят?

Я не ответил.

– Наш король родился в Эльфрисе, – сказал мне Равд, – и его сестра, принцесса Моркана, тоже. Поскольку ты не узнал отчеканенное на скильде лицо, вряд ли ты знал это.

– Я не знал, – сказал я.

– Мне кажется, мой оруженосец тебе не верит – или, по крайней мере, не верил до сих пор, хотя сейчас, возможно, изменил свое мнение.

– Люди говорят об Эльфрисе так, словно это соседняя страна вроде Остерленда, – сказал мне Свон. – Сэр Равд говорит, что на самом деле это другой мир. Коли так, я не понимаю, каким образом люди переходят оттуда сюда и наоборот.

Равд пожал плечами:

– Этого я не могу тебе сказать, поскольку сам никогда не покидал пределов нашего мира. Однако могу сказать тебе, что неразумно отрицать все, недоступное твоему пониманию. Как были одеты люди, схватившие тебя? Ты рассмотрел?

– Они вообще не были одеты. Они были голые, словно нищие дети. Но высокие, выше меня, и худые. – Свон судорожно сглотнул. – У них ужасные глаза.

– В каком смысле ужасные?

– Не знаю, как объяснить. Полные лунного света, обращенного в яркое пламя. На них было больно смотреть.

Равд минуту-другую сидел молча, задумчиво потирая ладонью подбородок.

– Еще один вопрос, Свон, а потом мы ляжем спать, все. Уже поздно, а нам завтра рано вставать. Ты сказал, что их было четверо или пятеро. Это правда?

– Примерно столько. Я не уверен.

– Эйбел, подкинь веток в костер, раз уж ты не спишь. А скольких ты видел точно, Свон?

– Четверых. Трое были мужчинами. Существами мужского пола или как там они называются. Но возможно, я видел не всех.

– Значит, четвертая была женщина. Она говорила что-нибудь?

– Нет.

– А сколько мужчин говорили с тобой?

– Трое.

Равд зевнул – вполне вероятно, притворно.

– Ложись, Свон. Постарайся заснуть, коли сможешь.

Свон расстелил на земле одеяло и лег.

– Думаю, тебе нечего бояться, Эйбел. Во всяком случае, Свон тебя не тронет.

Наверное, я кивнул; но я думал о другом мире, странным образом похожем просто на другую страну, и о желтых глазах, сверкавших в лунном свете подобно кошачьим.

Глава 6

ГЛЕННИДАМ

Мы достигли Гленнидама незадолго до полудня, и Равд созвал всех жителей деревни, мужчин, женщин и даже детей. Он начал с того, что воткнул меч в бревно, которое мы со Своном притащили для него.

– Я собрал вас здесь, чтобы вы присягнули на верность нашему сеньору, герцогу Мардеру, – сказал он. – Я не стану никого принуждать – вы вольны отказаться, коли пожелаете. Но вам следует знать, что я доложу герцогу о тех, кто не присягнул.

После этого они присягнули, все до единого, возлагая руки на увенчанную львиной головой рукоять меча и повторяя слова клятвы вслед за Равдом.

– А теперь я хотел бы побеседовать наедине с некоторыми из вас, – сказал он, после чего выбрал из толпы шестерых мужчин и шесть женщин и велел нам со Своном присматривать за остальными, пока он разговаривает с первым человеком в передней комнате самого большого дома.

Беседа продолжалась целый час, и ожидающие своей очереди люди начали проявлять нетерпение, но Свон взялся за рукоять меча, грозно прикрикнул на них, и они притихли. Наконец первый мужчина вышел из дома, обливаясь потом и пряча глаза от остальных одиннадцати, а Равд вызвал первую женщину. Она вошла в дом, дрожа от страха, и медленно поползли минуты. Блестящая синяя муха, страшно жирная, с жужжанием кружила сначала вокруг меня, потом (когда я отогнал ее) вокруг Свона и наконец вокруг невысокого чернобородого мужчины, которого все называли Таугом и который казался слишком подавленным, чтобы отмахиваться от назойливого насекомого.

В дверях появилась женщина с мокрым от слез лицом.

– Эйбел! Кто из вас Эйбел? Он зовет тебя.

Я вошел в дом, и женщина села на низкую скамеечку для доения напротив Равда.

Он сидел на короткой скамье со спинкой.

– Эйбел, это Брега, – сказал он. – Я разрешаю ей сидеть, поскольку она женщина. Мужчины стоят. Брега говорит, что один местный житель по имени Сикснит водит знакомство с разбойниками и иногда принимает их в своем доме. Ты понимаешь, почему я позвал тебя?

– Да, сэр, – ответил я. – Только вряд ли я смогу быть вам полезен.

– Если мы ничего не узнаем от тебя, возможно, ты узнаешь что-нибудь от нас. – Равд обратился к женщине: – Брега, я хочу объяснить тебе твое положение. На самом деле, должен объяснить, поскольку мне кажется, ты не понимаешь.

Брега, худая и уже немолодая женщина, шмыгнула носом и вытерла глаза уголком фартука.

– Ты боишься, что Эйбел расскажет остальным, что ты выдала Сикснита. Я прав?

Она кивнула.

– Он не расскажет, но тебе грозит гораздо более серьезная опасность. Кстати, вы двое знакомы друг с другом?

Женщина помотала головой:

– Нет, сэр.

– Ты рассказала мне про Сикснита, и, конечно же, я попытаюсь разыскать его и поговорить с ним. Люди за дверью знают, что ты разговаривала со мной, и чем дольше продлится наша беседа, тем больше будет у них оснований считать, что ты рассказала мне очень и очень многое. Ты меня понимаешь?

– Д-да.

– Тебя или твоего мужа когда-нибудь грабили разбойники?

– Они сбили меня с ног. – Слезы хлынули у нее из глаз и пару минут лились рекой.

– Ты знаешь имя разбойника, который сбил тебя с ног?

Она помотала головой.

– Но если бы знала, ты сказала бы мне, правда ведь? Тебе не имеет смысла утаивать имя разбойника, когда ты уже рассказала мне столь многое. Ты же это понимаешь, верно?

– Эгил.

– Спасибо. Ты дала клятву, Брега, самую торжественную клятву, какую только может дать женщина. Ты признала герцога Мардера своим сеньором и поклялась беспрекословно подчиняться ему во всем. Если ты нарушишь клятву, Хель обречет твою душу на страшные муки в Муспеле, Огненном Круге. Твои жертвоприношения эльфам не помогут тебе. Надо полагать, ты это знаешь.

Она кивнула.

– Я здесь, поскольку меня послал сюда герцог Мардер. Если бы не это обстоятельство, я сидел бы сейчас за своим столом в замке Редхолл или занимался там своими лошадьми. Я говорю от лица герцога Мардера, как если бы он присутствовал здесь собственной персоной. Я его рыцарь.

Она шмыгнула носом.

– Я знаю.

– Вдобавок разбойники станут мстить тебе и всем жителям вашей деревни, коли не отнять у них такую возможность. Эгил, ударивший тебя, поступит еще хуже. Сейчас тебе представился случай отомстить за нанесенную обиду – словами, которые значат больше, чем мечи для нас с герцогом Мардером. Ты знаешь, кто еще из местных жителей водит знакомство с разбойниками? Есть тут такие?

Она помотала головой.

– Значит, только Сикснит. Как зовут его жену?

– Дизира.

– В самом деле? – Равд поджал губы. – Это опасно похоже на имя королевы, иногда использующееся в магических обрядах. Ты знаешь имя королевы?

– Нет. Я не произношу его вслух.

– А она? Я не стану произносить вслух ее имя. Имя женщины, о которой идет речь. Жены Сикснита. Она когда-нибудь упоминала о королеве в твоем присутствии?

– Нет, – повторила Брега.

Равд вздохнул.

– Эйбел, ты узнаешь Сикснита, коли увидишь? Подумай хорошенько, прежде чем отвечать.

– Наверняка узнаю, сэр.

– Опиши его, пожалуйста, Брега.

Женщина растерянно таращила глаза.

– Он высокий?

– Выше меня, сэр. – Она развела руки на фут, показывая, насколько выше.

– Борода темная?

– Рыжая.

– Одноглазый? Кривоносый? Хромой?

В ответ на каждый вопрос Брега решительно мотала головой.

– Что еще ты можешь сказать о нем?

– Он толстый, – задумчиво проговорила она. – И ходит вот так. – Он встала и прошлась по комнате, ставя ступни носками внутрь.

– Понятно. Эйбел, описанный человек никого тебе не напоминает? Толстый. Рыжебородый. Косолапый.

Напоминал.

– Во время нашего первого разговора ты не назвал имя жены Сикснита. Ты просто не знал его или благоразумно решил не произносить вслух?

– Просто не знал. Я не боюсь произносить имя «Дизира».

– Тогда советую тебе произносить его пореже. Ты знаешь, как она выглядит?

Я кивнул:

– Маленького роста, с черными волосами и очень белой кожей. Она не показалась мне особо хорошенькой, когда Сикснит обманывал нас с Бертольдом Храбрым, но я видал женщин и пострашнее.

– Брега, он правильно описал жену Сикснита?

– Вроде да. – Брега в очередной раз вытерла глаза уголком фартука.

– Хорошо. Послушай меня внимательно, Эйбел. Если ты не намерен последовать моему совету относительно имени женщины, сделай хотя бы следующее: обыщи деревню и найди этих двоих. Когда найдешь одного из них или обоих, приведи ко мне, коли сумеешь. А если не сумеешь, вернись сюда и сообщи мне, где они находятся. Брега к тому времени уже уйдет, но я, вполне вероятно, еще буду беседовать с остальными. Входи смело, не бойся прервать наш разговор.

– Да, сэр.

– Конечно, в первую очередь мне нужен Сикснит. Но его жену я тоже хочу видеть. Вероятно, она знает меньше, но, возможно, скажет нам больше. Поскольку у нее грудной ребенок, она едва ли покинула деревню. Теперь ступай.

На окраине Гленнидама я остановился и окинул взглядом широкие поля, покрытые молодой весенней травкой. Я заглянул в каждую комнату в каждом доме, а также в каждый амбар и сарай, но так нигде и не нашел ни Сикснита, ни его жены. Равд велел мне входить к нему прямо посреди допроса, коли я обнаружу местонахождение одного из них или обоих, но вряд ли ему понравилось бы, если бы я явился только затем, чтобы доложить, что никого не нашел.

И Равд прав, сказал я себе. Женщина с новорожденным младенцем вряд ли добровольно пустится в долгое путешествие. Скорее всего, услышав о прибытии в Гленнидам рыцаря, она убежала в ближайший лес, где могла сидеть в тени деревьев и кормить своего ребенка. Если я поищу там… Пытаясь принять решение, я тихо позвал:

– Дизира! Дизира!

И мне сразу показалось, будто в густой листве на самой опушке леса мелькнуло женское лицо. С одной стороны, я не сомневался, что это всего лишь обман зрения, игра света и тени; но с другой стороны, я был уверен, что видел Дизиру.

Или, по крайней мере, какое-то живое существо.

Я неуверенно шагнул вперед, остановился на мгновение, все еще колеблясь, а потом решительно зашагал к лесу.

Глава 7

ДИЗИРИ

– Помогите…

Это был не столько крик, сколько протяжный стон, похожий на жалобный вой ветра, и, подобно воющему ветру, он разнесся по всему лесу. Я продрался через кусты на лесной опушке, торопливо прошел через густые заросли молодых деревьев, а потом бросился бегом между старых деревьев, которые по мере моего продвижения становились все больше и росли все реже.

– Пожалуйста, помогите. Пожалуйста…

Я остановился, чтобы перевести дыхание, поднес ко рту сложенные рупором ладони и во всю силу легких крикнул: «Я иду!» Зашагав дальше по молодой траве, я задался вопросом, откуда она знает, что поблизости есть кто-то, кто может ее услышать. Возможно, она не знает. Возможно, она просто кричит так время от времени уже не один час.

Я снова перешел на трусцу, потом на бег. Взобрался на крутую горку, поросшую угрюмым болиголовом, и двинулся вдоль гребня, который наконец пошел вниз и свернул в Дубовые заросли. Мне все время казалось, что женщина, взывающая о помощи, находится в сотне шагов впереди, не более.

Женщина, вне всяких сомнений, являвшаяся женой Сикснита, Дизирой.

Вскоре я вышел к узкой речушке – очевидно, к Гриффину. Не мудрствуя лукаво, я перешел поток вброд прямо там же. Мне пришлось держать высоко над головой мой лук, колчан и кожаный мешочек, пока я шел по горло в воде, но я таки перебрался через реку и вскарабкался на противоположный отлогий берег, усыпанный округлыми камнями.

Там могучие буки, поросшие мхом, гордо возносили свои кроны ввысь, к чудесному миру под названием Скай; и голос женщины, взывавшей ко мне о помощи, звучал совсем близко, всего (как мне казалось) в нескольких шагах. Я найду несчастную в тенистой лощине, полной грибов и прошлогодних листьев, понятное дело. Она находится совсем рядом, на другой стороне бобрового луга, вне всяких сомнений; или нет, на вершине невысокой скалы прямо за ним.

Но, взобравшись на скалу, я по-прежнему слышал молящий голос, раздававшийся где-то неподалеку. Тогда я несколько раз выкрикнул имя женщины, набирая побольше воздуха в грудь.

– Дизира!.. Дизира!.. Дизира!..

– Я здесь! Здесь, возле поваленного дерева!

Несколько секунд я слышал лишь свое дыхание, а потом увидел поваленное дерево в неглубокой лощине за скалой: расщепленный ствол, сломанные ветви и ворох листвы, сквозь который виднелось нечто зеленое, как сама весна.

– Оно упало, – сказала она, когда я подбежал. – Я хотела попробовать немного передвинуть его, и оно упало мне на ногу. И ногу никак не вытащить.

Я подсунул под дерево лук на манер рычага и попытался его приподнять; казалось, ствол даже не шелохнулся, но женщине все же удалось вытащить из-под него ногу. К тому времени, когда она высвободилась, я заметил нечто столь странное, что не поверил своим глазам, и столь необычное, что едва ли сумею описать это как следует. Полдневное солнце светило ярко, и одетые листвой ветки поваленного дерева (вероятно, пораженного молнией) и всех прочих деревьев отбрасывали узорчатые тени. Мы стояли в почти сплошной тени, но лучи ослепительного солнечного света местами пробивались сквозь листву. Казалось бы, в этих лучах я должен был видеть женщину совершенно отчетливо.

Но ничего подобного: я совершенно отчетливо видел ее в тени, но когда солнце падало ей на лицо, ноги, плечи или руки, она становилась почти незримой. Однажды в школе мистер Поташ показывал нам голограмму. Он опустил шторы на окнах и объяснил, что чем темнее в помещении, тем лучше она видна. Когда мы все рассмотрели голограмму, я поднял одну из штор и убедился, что мистер Поташ прав. Изображение потускнело, но снова стало ярким и четким, стоило только мне опустить штору.

– Пожалуй, мне не стоит наступать на нее. – Морщась, она потирала ногу. – Больно. В нескольких шагах отсюда есть пещера. Ты сможешь отнести меня туда?

Я сомневался, но не собирался отказываться, не попытавшись. Я поднял женщину на руки. Она весила меньше многих малышей, которых мне доводилось таскать на руках, но казалась теплой и живой на ощупь, и она поцеловала меня.

– Там мы укроемся от дождя, – сказала она и опустила глаза, якобы застенчиво, но я знал, что она вовсе не застенчива.

Я зашагал вперед, надеясь, что иду в нужном направлении, и сказал, что дождя не будет.

– Будет. Разве ты не заметил, как посвежело? Прислушайся к птицам. Возьми чуть левее и загляни за большой пень.

Там оказалась маленькая уютная пещерка, с потолком высотой ровно в мой рост, где находилась постель из оленьих и прочих шкур, застеленная зеленым бархатным покрывалом.

– Положи меня туда, пожалуйста, – сказала она.

Я так и сделал, и она снова поцеловала меня, а когда выпустила из своих объятий, я уселся на ровный песчаный пол пещеры, с трудом переводя дыхание. Она рассмеялась, но ничего не сказала.

Несколько минут я тоже не произносил ни слова. Мысли теснились у меня в голове, но мешались, путались и ускользали, и я чувствовал такое возбуждение, что мне казалось, вот-вот произойдет нечто такое, чего я буду стыдиться до конца своих дней. Прекраснее женщины я в жизни не видел (и она по-прежнему прекрасна), и я невольно закрыл глаза, отчего она снова рассмеялась.

У нее был восхитительный неземной смех. Похожий на тонкий звон золотых колокольчиков, подвешенных среди цветов в сказочно красивом лесу и колеблемых легким ветерком. Открыв наконец глаза, я прошептал:

– Кто ты? На самом деле?

– Та, которую ты звал. – Она улыбнулась, теперь не пряча от меня взгляда. Наверное, такие глаза у леопардов, но я все же несколько сомневался.

– Я звал жену Сикснита, Дизиру. Но ты – не она.

– Я Дизири, моховая дева, и я поцеловала тебя.

Я все еще чувствовал вкус ее губ; и ее волосы пахли свежей землей и сладковатым дымом.

– Мужчины, которых я целую, не покидают меня, покуда я сама их не прогоняю.

Я хотел встать, но понял, что не могу отойти от нее ни на шаг.

– Я не мужчина, Дизири, я просто ребенок.

– Ты мужчина! Мужчина! Дай мне каплю своей крови, и я докажу тебе.

К утру дождь прекратился. Мы с ней плавали в реке и лежали, словно две змеи, на огромном затененном валуне, возвышавшемся всего на дюйм над водой. Я знал, что стал совсем другим, но не понимал, в чем именно состоит произошедшая со мной перемена. Наверное, так чувствует себя гусеница, минуту назад превратившаяся в бабочку и еще не высушившая свои крылышки.

– Скажи мне, – спросил я, – если появится другой мужчина, он увидит тебя такой же, какой вижу я?

– Другой мужчина не появится. Разве твой брат не рассказывал тебе обо мне?

Я не понял, имеет она в виду Бертольда Храброго или тебя, Бен, но я помотал головой.

– Он меня знает.

– Его ты тоже целовала?

Она рассмеялась и отрицательно потрясла головой.

– Бертольд Храбый говорил, что эльфы черные как сажа.

– Мы моховые эльфы, Эйбел. И мы обитатели леса, а не дымоходных труб. Вы называете нас дриадами, лесными духами, покровителями деревьев. Ты можешь сам придумать для нас любое имя. Как бы ты хотел называть нас?

– Ангелы, – прошептал я, но она вдруг прижала палец к моим губам.

Я моргнул и отвел взгляд в сторону. И теперь, когда я видел Дизири лишь краем глаза, мне показалось, что она не похожа на девушку, с которой я плавал в реке, и на всех девушек, с которыми я совсем недавно занимался любовью.

– Хочешь увидеть?

Я кивнул и почувствовал, как жилы на моей шее набухают и извиваются, словно змеи.

– Боже мой! – проговорил я и не узнал своего голоса, внезапно ставшего грубым и низким.

Ужасно странное ощущение: я понимал, что изменился, но не понимал, насколько; и потом еще очень долгое время полагал, что вот-вот снова стану прежним. Запомни это.

– Ты не возненавидишь меня, Эйбел?

– Я никогда не смогу возненавидеть тебя.

Я говорил чистую правду.

– Мы отвратительны в глазах тех, кто не поклоняется нам.

Я испустил смешок; гулкий рокот в моем горле также удивил меня.

– Мои глаза принадлежат мне и слушаются меня, – сказал я. – Я закрою их, прежде чем поцеловать тебя, если нам понадобится полное уединение.

Она села и поболтала ногами в прозрачной холодной воде.

– Не при таком ярком освещении.

Взбитый ее ногой фонтанчик воды сверкнул на солнце, и нас обдало дождем серебряных брызг.

– Ты любишь солнечный свет, – сказал я. Я чувствовал это.

Она кивнула.

– Потому что солнечный свет – твоя стихия, твой мир. Солнце подарило мне тебя, и я тебя люблю. Мои соплеменники любят ночь, и поэтому я люблю и солнечный свет, и ночную тьму.

Я потряс головой:

– Не понимаю. Как такое возможно?

– Любя меня, ты можешь полюбить обычную женщину?

– Нет, – сказал я. – Никогда.

И я нисколько не кривил душой.

Дизири рассмеялась, на сей раз насмешливо.

– Докажи, – сказала она.

И снова взбила фонтанчик воды. Изящная тонкая ножка, взлетевшая над сверкающей водой, была зеленой, как молодые весенние листья. Ее лицо, тоже зеленое, заострилось к подбородку подобием треугольника, дерзкое и лукавое. Похожие на сочные ягоды губы прижались к моим, а когда мы отстранились друг от друга, я обнаружил, что смотрю прямо в горящие желтым пламенем глаза. Ее волосы развевались над головой, словно взметенные ветром.

Я обнял Дизири, прижал к груди и снова поцеловал.

Глава 8

УЛЬФА И ТАУГ

Когда она исчезла, я попытался найти пещеру. Пещеры на прежнем месте не оказалось – только мои лук, колчан и одежда валялись там на земле. Лук из ветки колючего апельсина, прежде казавшийся слишком большим для меня, стал вдруг очень маленьким, почти игрушечным, а рубашка и штаны просто треснули бы по всем швам, попытайся я натянуть их.

Отбросив одежду в сторону, я натянул тетиву до самого уха, как всегда делал. Гибкая ветка колючего апельсина согнулась почти пополам, но не сломалась, а вот тетива лопнула. Я отшвырнул ее прочь и вытащил из кожаного мешочка бечеву, которую Парка отмотала мне со своего веретена; странную тетиву, много ночей подряд тревожившую меня во сне приглушенными невнятными голосами и видениями мириад незнакомых жизней. Я натянул новую тетиву на лук, и она запела, когда я туго натянул ее, – и запела еще громче (мощный хор далеких голосов), когда я пустил стрелу вверх вдоль склона холма.

Я не смог натянуть тетиву до самого уха, поскольку стрела была на фут короче, чем нужно; однако она стремительно пролетела по прямой, словно пуля, и вонзилась в ствол дуба. Голый, я вернулся в Гленнидам с наступлением сумерек и одним ударом повалил наземь невысокого чернобородого мужчину, вздумавшего посмеяться надо мной. Когда он поднялся на ноги и обрел наконец дар речи, то сказал, что Равд и Свон уехали сегодня утром.

– Значит, они ничем не могут мне помочь, – сказал я. – Тем не менее мне нужна одежда, и, поскольку ты здесь, a они уехали, тебе-то и придется снабдить меня одеждой. Как ты на это смотришь?

– У н-нас… есть т-ткань.

У него стучали зубы от страха, поэтому я хранил терпение.

– М-моя ж-жена в-все с-сошьет вам.

Мы пошли к нему в дом. Он привел свою дочь, и я пообещал не причинять ей вреда. Девушку звали Ульфа.

– Вчера сюда приезжал рыцарь, – сказала она, когда отец ушел. – Настоящий рыцарь, в железных доспехах, с огромными конями и двумя мальчиками-слугами.

– Очень интересно, – сказал я. Я хотел услышать, что она расскажет дальше.

– К седлу у него был приторочен большой шлем, с такими пышными перьями и изображением льва; и на щите у него тоже был изображен лев, такой золотой лев с обагренными кровью когтями, которыми он как бы вцеплялся в край щита.

– Это сэр Равд, – сказал я.

– Да, все так и говорили. Он велел нам ждать возле дома и входить к нему по одному, когда нас вызывают мальчики-слуги, только я не осталась там. Папа боялся, как бы рыцарь не решил поразвлечься в свое удовольствие. – Она хихикнула. – Если вы меня понимаете. Я еще девушка, поэтому папа спрятал меня в хлеву и забросал соломой, только я вышла оттуда, понаблюдала за происходящим и поговорила с людьми, побывавшими в доме. Я имею в виду, с женщинами, поскольку туда заходили и мужчины тоже, но вряд ли он сотворил бы над ними какое-нибудь непотребство. Стойте смирно, пока я наметываю.

Игла, которой она наметывала, представляла собой длинный черный шип.

– Говорят, он спрашивал про вольные отряды, только наши ничего не сказали. Никто ничего не сказал бы, даже под присягой. Вы не хотите покушать? Мы готовим на сале хряков, которых папа забил прошлой осенью.

– Я принесу вам оленью тушу в обмен на одежду, которую ты мне сошьешь, – пообещал я.

– Это было бы здорово. – Она снова зажала черный шип в зубах.

Я натянул лук и задумался: еще вчера я не мог оттянуть тетиву так далеко. И вслух проговорил:

– Слишком короткая стрела.

– Хм? – Ульфа подняла на меня глаза, отвлекаясь от работы.

– Стрелы в моем колчане. Две из них я изготовил сам, из веток апельсинового дерева. И две отобрал у парня, с которым подрался по дороге.

– Один из мальчиков, сопровождавших рыцаря, был одет просто превосходно, – доверительно сообщила Ульфа. – Я внимательно все рассмотрела при первой же возможности. Красные штаны, клянусь печенкой Гарсега!

– Это Свон. А как тебе показался другой мальчик?

– Другой-то? О, он совсем неприметный, – сказала Ульфа. – Похож на моего брата, но, возможно, станет довольно привлекательным парнем через год-другой.

– У него был лук вроде моего?

– Больше вашего, сэр. – Она закончила обрезать излишки ткани и начала шить крупными стежками, длинной костяной иглой. – С виду слишком большой для него. У брата тоже был лук, только он сломался. Папа говорит, длина лука без тетивы не должна превышать рост стрелка, а я чаще всего видела луки гораздо меньшего размера. Как ваш, сэр.

– Мне нужны стрелы подлиннее, – сказал я. – Твой папа знает, как определять нужный размер стрелы?

Не переставая проворно работать иглой, она отрицательно потрясла головой.

– В таком случае сообщу тебе правило, которое я только что вывел. Длина стрелы должна равняться расстоянию от кончика указательного пальца вытянутой левой руки до правого уха стрелка. Мои стрелы гораздо короче.

– Вам придется найти другие.

– Мне придется изготовить другие, и я изготовлю. А если я скажу тебе, что я и был тем самым мальчиком с большим луком?

Игла замерла на половине стежка, и Ульфа подняла на меня глаза.

– Вы, сэр?

Я кивнул.

Она рассмеялась.

– Мальчишка, который был здесь вчера? Да я могла бы, наверное, обхватить пальцами его руку. Вашу руку я едва ли сумею обхватить и обеими ладонями.

Отодвинув в сторону штаны, которые она шила для меня, Ульфа встала.

– Я попробую, раз вы не против?

– Если вы не против. Да, пожалуйста.

Обеими ладонями она не сумела обхватить мою руку, зато погладила ее.

– Вам самому впору быть рыцарем, сэр.

– Я и есть рыцарь.

Думаю, мое заявление удивило меня самого еще больше, чем Ульфу. Однако я вспомнил слова Равда: «Мы называем рыцарем человека, который…» – и исполнился уверенности.

– Я сэр Эйбел, – добавил я.

Острые соски ее грудей, обтянутых тканью сорочки, скользнули по моему локтю.

– Тогда у вас должен быть меч.

– Меч носят не только рыцари, – сказал я. – Но ты все равно права. Я раздобуду меч. Шей дальше, Ульфа.

Когда она дошила штаны и принялась за рубашку, я сказал:

– Твой отец боялся, что сэр Равд изнасилует тебя. Ты так сказала.

– Снасильничал бы. – Она кивнула. – Но не только потому, что у него такое имя[1]. Его имени отец тогда еще, наверно, и не слышал.

– Да, наверно, не слышал. А твой отец не боится, что я тебя изнасилую?

– Не знаю, сэр Эйбел.

– Мужчина, готовый изнасиловать женщину, способен и на более тяжкие преступления. У тебя есть мать, Ульфа?

– О да. По милости Гарсега она по-прежнему с нами.

– Но она не может шить, поскольку ослепла или покалечила руки?

Ульфа перекусила нитку и на мгновение задумалась.

– Очень даже может, сэр Эйбел, клянусь вам. Она научила меня шить, и мне с ней не сравняться. Только для того, чтобы хорошо шить, нужен солнечный свет.

– Понятно. А кто сейчас находится в доме? Перечисли всех.

– Вы и я. Мама, папа и брат Тауг.

– В самом деле? Они сидят тихо как мыши. Я не слышал ни шепотка, ни скрипа половицы, только наши с тобой голоса. Ты знаешь, где сейчас твоя мать?

Ульфа ничего не ответила, но я проследил за направлением ее взгляда и открыл дверь, ведущую в убогую комнатушку, похожую на чулан. В дальнем углу каморки сидела, съежившись, женщина примерно одних лет с Брегой, с расширенными от страха глазами.

– Не бойтесь, матушка, – сказал я. – Что бы ни случилось, я не причиню вам или вашей дочери вреда.

Она кивнула и растянула губы в улыбке – с таким мучительным усилием, что я отвернулся.

Ульфа поспешно подошла, желая отвлечь мое внимание.

– Примерьте рубашку. Мне нужно посмотреть, не мала ли она вам.

Я примерил, и она засуетилась вокруг меня, словно муха над банкой варенья, повторяя снова и снова, что плечи у меня широкие, как амбарные ворота.

– Наверное, вы считаете себя обычным человеком, а всех нас карликами.

– Я видел свое отражение в воде, – сказал я. – Я купался в реке с женщиной по имени Дизири, и…

– Дизира?

– Нет. Дизири, моховая дева, которая, думаю, и дала Дизире свое опасное имя. Она все время старалась держаться в тени, но исчезла, когда солнце поднялось высоко. Я случайно оказался на солнце и увидел свое отражение в воде. Прежде я… отставал в развитии, Ульфа. Что-то мешало мне расти с годами. Дизири говорила что-то такое, и она убрала помеху, препятствующую моему росту. – Превозмогая душевную боль, я добавил: – Полагаю, ради собственного удовольствия.

Ульфа сложила губы буквой «о» и промолчала.

– Так или иначе, теперь я такой, какой есть, и мне придется изготовить стрелы подлиннее.

Ульфа неуверенно проговорила:

– Мы стараемся не портить отношения с эльфами.

– И у вас получается?

– Ну, отчасти. Иногда они исцеляют наших больных и присматривают за стадами, пасущимися в лесах.

– Покуда вы отзываетесь о них хорошо и оставляете для них пищу?

Она кивнула, но избегала смотреть мне в глаза.

– Мы с Бертольдом Храбрым время от времени оставляли для них миску бульона и кусок испеченной в золе лепешки.

– Еще мы поем песни, которые им нравятся, и… совершаем обряды в местах, о которых нельзя упоминать вслух.

Игла Ульфы проворно сновала взад-вперед.

– Песни, которые нельзя пропеть чужакам, и обряды, о которых вы не вправе говорить даже между собой? Бертольд Храбрый рассказывал мне что-то такое.

После продолжительного молчания Ульфа сказала:

– Да. Обряды, о которых нельзя говорить.

– Тогда давай поговорим на другую тему. Дизири занимает высокое положение среди эльфов?

– О, конечно. – Ульфа поднялась на ноги и показала мне рубашку, ожидая похвалы.

– Она знатная дама?

– Хуже.

Озадаченный таким ответом, я вызвал в воображении образ Дизири и напряг ум.

– Наверное, она наказывает разбойников и тому подобных негодяев. Лжецов.

– Всех своих обидчиков, сэр.

Я вздохнул.

– Я люблю ее, Ульфа. Что мне делать?

Ульфа приблизила губы к моему уху:

– Я еще ничего не знаю о любви, сэр Эйбел.

– И я тебя ничему не могу научить… или почти ничему. Дай мне мою рубашку. Я постараюсь не испачкать ее своей кровью, обещаю тебе.

Я натянул рубашку через голову и расправил плечи. Она сидела на мне свободно, как надо.

– Папа не говорил тебе сшить рубашку потеснее, чтобы она сковывала мои движения?

Ульфа помотала головой.

– Наверное, он не успел подумать об этом – или рассчитывал застать меня без рубашки. Наверное, легче всего убить мужчину, когда он лежит между женских ног.

– Я… я бы никогда не пошла на такое… Вы знаете. Никогда в жизни, сэр Эйбел. Королева Дизири мне свидетельница.

Своими маленькими сильными руками Ульфа погладила мои плечи, теперь не обнаженные, благодаря ее стараниям.

– Я тебе верю, – сказал я и поцеловал девушку.

В отдалении завыл волк, и она проговорила сдавленным голосом:

– Пес Норны. Дурной знак. Если… если вы останетесь со мной сегодня ночью, я не сомкну глаз, чтобы вовремя предупредить вас.

Я улыбнулся.

– Я не останусь. Но ты права, охота началась. О чем предупредить? О появлении отца и брата?

Она молча кивнула.

– Я думал, они ворвутся сюда, как только я поцелую тебя. И надеялся, что ворвутся, поскольку мне легче сражаться при свете. Давай попробуем еще раз.

Я снова поцеловал Ульфу, и на сей раз поцелуй длился дольше. Оторвавшись от губ девушки, я сказал:

– Вот, значит, как целуются обычные женщины. Я не знал.

Она пристально смотрела на меня, но не произносила ни слова. Я подошел к окну и выглянул на улицу. Но ничего не увидел в кромешной тьме.

– Теперь я кое-что знаю о любви, сэр Эйбел. – Ульфа нежно потерлась о меня, напомнив мне бабушкиного кота. – Это что-то такое горячее вот здесь, в низу живота, вроде пара от кипящего чайника.

– Твои отец и брат не ворвались сюда. Надо полагать, ты заметила.

– Ваша покорная слуга не видела ровным счетом ничего, сэр Эйбел. Кроме вас.

– Значит, все должно произойти на улице, в темноте. Но в доме есть задняя дверь. Я увидел ее, когда мы заглядывали к матушке.

Я вошел в каморку, кивнул забившейся в угол женщине и распахнул дверь в противоположной стене.

Снаружи стояли паренек с копьем и двое мужчин с алебардами. Мужчины неловко ткнули в меня алебардами, словно кочергами в горящее полено, но я поймал обе разом, вырвал у них (хотя мне пришлось пнуть того, что покрупнее) и одно за другим переломил древки о колено. Паренек бросил копье на землю и пустился наутек.

Далеко он не убежал. Схватив свой лук, я бросился за ним и настиг его на маленькой лужайке близ леса.

– Ты Тауг?

Если он и кивнул, то я не разглядел в темноте. А если и заговорил, то слишком тихо, чтобы я расслышал хоть слово. Я заломил мальчишке руку за спину и легонько хлопнул по уху луком, когда он завопил.

– Тебе придется ответить на несколько вопросов, – сказал я, – и ответить честно. Вдобавок быстро и вежливо. В этом лесу безопасно ночью?

– Нет, сэр, – пролепетал он.

– Я так и думал. Мы нужны друг другу, видишь ли. Пока я с тобой, у тебя есть защитник – телохранитель, необходимый тебе, по крайней мере, до восхода солнца. С другой стороны, ты мне нужен, чтобы предупреждать меня об опасности. Предположим, сейчас я разозлюсь и убью тебя.

Он затрясся всем телом, и я устыдился. Он был всего лишь ребенком.

– Тогда ты не сможешь предупредить меня об опасности, и мне придется туго. Нам нужно держать ухо востро. И присматривать друг за другом. Тебя зовут так же, как отца?

– У-гу.

– Это был его дом?

– У-гу.

– Ты должен отвечать ясно и четко и называть меня «сэр Эйбел». Я не хочу слышать в ответ на свои вопросы разные невнятные «угу» или даже «да» и «нет». Ты должен подробно и обстоятельно отвечать на каждый мой вопрос. – Я хотел сказать «как на уроке в школе», но сразу передумал и сказал: – Иначе я сломаю тебе руку.

– Я постараюсь. – Тауг шумно сглотнул. – Сэр Эйбел.

– Хорошо. Ты собирался убить меня копьем, когда я вышел за дверь, но я забуду об этом, коли ты дашь мне такую возможность. С тобой были двое мужчин с алебардами. Кто они?

– Вали и мой папа, сэр Эйбел.

– Понятно. Я здорово врезал твоему папе, когда он вздумал поднять меня на смех. Полагаю, он обиделся. Его зовут?..

– Тоже Тауг.

Мы шагали через залитую лунным светом поляну, и Тауг опасливо всматривался в сгустившиеся под кустами тени, словно ожидая увидеть в каждой из них льва.

– Ты сказал правду. Это хорошо. – Я остановился, и он остановился тоже. – Кто такой Вали?

– Сосед, – пролепетал Тауг.

Я тряхнул мальчишку за плечи:

– Так ли следует отвечать рыцарю?

– Наш сосед, сэр Эйбел. Он живет в доме рядом с нашим.

– Я думал, вы будете поджидать меня на улице. Поэтому вышел через заднюю дверь. Как вы догадались, что я выйду именно там?

– Папа догадался, сэр Эйбел. Он сказал, что вы попытаетесь ускользнуть через заднюю дверь.

– «Ускользнуть». Пусть это послужит для меня уроком. А если бы твой отец ошибся?

– Мама сказала бы нам, и мы бы обошли дом с двух сторон, чтобы один из нас мог подкрасться к вам сзади.

– И зарубить меня алебардой?

Тауг кивнул, я тряс его за плечи, покуда он не вымолвил:

– Да, сэр Эйбел. А если бы мы опоздали, то устроили бы засаду у тропинки в ольховнике.

– А остальные мужчины? В деревне их человек двадцать, если не больше. Они не захотели помочь вам?

– У-гу, сэр Эйбел. Они… они боялись, что рыцарь вернется. Другой рыцарь.

– Продолжай!

– Только Вали и… и…

– И еще кто-то. – Я понизил голос до шепота. – Кто именно? – Я заломил Таугу руку посильнее, поскольку он молчал.

– Ви, сэр Эйбел! Он маленький, сэр Эйбел, младше меня.

– Он сын Вали? Судя по имени.

– Да, сэр Эйбел. У Вали и Хальты только один сын, сэр Эйбел, и он еще недостаточно взрослый, чтобы пахать. Ви пришлось помогать нам. Ему папа велел.

– Тогда я не стану наказывать его, коли вдруг повстречаю. И тебя не стану наказывать, поскольку ты защищаешь друга. Еще вчера я был младше тебя. Может, именно поэтому мне не хочется вас наказывать. Хотя, возможно, мне бы понравилось.

– Вы… вы в два раза выше моего папы, сэр Эйбел.

– Я не видел с вами маленького мальчика, когда вышел за дверь, Тауг. Где он был?

– Он убежал в лес, сэр Эйбел.

– Когда я открыл заднюю дверь? Ты тоже испугался и убежал, но тебя я видел. Почему же я не видел Ви?

– Он убежал первым, сэр Эйбел.

Я отпустил руки Тауга и легонько прихватил за горло.

– Тебя когда-нибудь лупили луком, Тауг?

– Да, сэр Эйбел. У… у меня самого был лук, и… и…

– Твой отец бил тебя им. Нет, не он, потому что про отца ты не постыдился бы сказать. Тебя била сестра, Ульфа. – Я почувствовал, как Тауг кивнул, и встряхнул его, сжав горло посильнее.

– Да, верно. Ульфа била меня луком.

– Несомненно, за дело. Надеюсь, она колотила тебя до синяков.

– О да, сэр Эйбел. Очень сильно.

– Так сильно, что ты потом не мог встать?

– Н-нет, сэр Эйбел. Не так сильно.

– Ты немногим младше сестры. Наверное, ты как-нибудь сводил с ней счеты? Как именно?

– Н-никак. Папа не позволял мне.

– Сейчас я тебя отпущу, и мы пойдем дальше, – сказал я. – Ты пойдешь впереди, чтобы я мог за тобой следить. Если ты попытаешься удрать, я поймаю тебя и отлуплю луком до беспамятства. – Я отпустил Тауга и легонько толкнул в спину, а когда он остановился, толкнул еще раз. – Чего ты боишься? Медведей? Они съедят сначала тебя и, скорее всего, насытятся настолько, что меня не тронут. О чем ты думаешь?

– Н-ни о чем.

– Знаю. Но тебе кажется, что ты думаешь, и это прискорбно. Тауг, тебе лучше выложить мне все начистоту, или я изобью тебя сию же минуту – изобью до полусмерти. Так говори же правду или приготовься к худшему. Ты чего-то боишься. Чего именно?

– Вольных отрядов, сэр Эйбел.

– Разбойников? Продолжай.

– Он… Ви побежал за ними. Ему отец приказал, сэр Эйбел. Только… только…

– Ну? Только – что?

– Мы хотели сказать Ульфе, чтобы она шила помедленнее и задержала вас до прихода разбойников. Только нам не удалось.

– Она знала о ваших планах?

Тауг не ответил, и я схватил его за ухо.

– Говори же!

– Я не знаю, сэр Эйбел. Правда, не знаю.

– Она догадывалась о ваших замыслах, но шила очень быстро и по самой простой выкройке. Я думал, она так торопится, поскольку боится меня. Возможно, она боялась за меня. Хочется верить. Но тебе нечего бояться, Тауг. Если бы разбойники скрывались в тенистых зарослях впереди, мы бы уже давно валялись на земле, пронзенные стрелами. Мы отлично видны в лунном свете.

– У них копья и топоры, – пролепетал Тауг.

Я почти не слушал паренька, поскольку напряженно прислушивался к другим звукам.

Глава 9

РЫЦАРЬ-ЧАРОДЕЙ

– Где мы? – Тауг испуганно огляделся по сторонам.

Он (как и я) видел вокруг могучие древние деревья, стволы которых в обхвате превосходили дом Тауга-старшего, а кроны поднимались до самых облаков, и испещренный чудесными цветами и папоротниками, прошитый прозрачными ручейками травяной покров под ногами. Бледно-серый свет, освещавший все это потрясающее душу великолепие, струился, казалось, отовсюду.

– В нижнем мире, полагаю, – сказал я. – В Эльфрисе, где живут эльфы. Говори тише. Наверное, твой голос выдал наше присутствие.

– Это Эльфрис?

– По-моему, я уже сказал. – Я не был уверен, но старался говорить уверенно и раздраженно.

– Но Эльфриса не существует!

Я приложил палец к губам.

– Извините, сэр Эйбел. – Тауг задыхался от любопытства. – Вы думаете, они следовали за нами?

– Сомневаюсь, но не исключаю такую возможность. Кроме того, если ты будешь шуметь здесь, ты можешь разбудить кого-нибудь пострашнее.

– Например, меня, Эйбел?

Это был голос Дизири, веселый, насмешливый, мелодичный и бесплотный. Я сразу узнал его.

– Дизири, я…

– Готов упасть передо мной ниц, коли я позволю?

– Д-да. – Я рухнул на колени, надеясь таким образом справиться с заиканием. – Да, прекрасная королева. Сжалься надо мной, покажись мне.

Она вышла из-за дерева: ростом не выше Тауга, тоненькая, как узкий меч у нее в руке, и зеленая. Тауг тоже повалился на колени, последовав моему примеру.

– Это твой раб, Эйбел? Вели ему встать.

Я поспешно сделал знак рукой, и Тауг поднялся на ноги.

– Я позволяю тебе засвидетельствовать мне свое почтение в знак великой милости. Она простирается только на тебя.

– Благодарю тебя. Благодарю от всего сердца. Я понимаю.

– Теперь встань и ты. Впредь отсылай своего раба, когда захочешь выразить мне свою любовь и почтение. Моему супругу не подобает стоять на коленях, когда его раб болтается поблизости.

Тауг отступил назад.

– Дизири, мы можем?.. – Я все еще стоял на коленях.

– Уединиться где-нибудь? Думаю, нет. Твой раб может попасть в беду.

– Тогда можно мне убить его?

Тауг задохнулся от неожиданности.

– Сэр Эйбел!

Дизири рассмеялась.

– Посмотри на него! Он думает, ты это серьезно!

– Я серьезно.

– Он хочет сказать что-то; смотри, как он шевелит губами. – Весело улыбаясь, Дизири показала на Тауга узким мечом. – Говори, мальчик. Я не позволю Эйбелу задушить тебя – по крайней мере, сейчас.

– Моя сестра…

– И что с ней?

Тауг судорожно вздохнул.

– У меня есть сестра, королева Дизири. По имени Ульфа.

Дизири бросила на меня короткий взгляд.

– Мне следовало повнимательнее следить за тобой, мой милый посланник.

– Она любит его, любит сэра Эйбела. Во всяком случае, мне так кажется.

Я немного натянул тетиву Парки, регулируя положение слишком короткой стрелы, вложенной в лук.

– Ты не можешь этого знать. А если даже знаешь, тебе следует знать также, что я не люблю ее.

– Я подслушивал под окном. Мне папа велел. Я слышал, как она говорила. Каким голосом. – Тауг на мгновение умолк, чтобы откашляться. – Я имею в виду, если вы убьете меня, сэр Эйбел, вы убьете брата девушки, которая любит вас. Вы хотите сделать это?

– Я убью его, если хочешь, – повернулся я к Дизири.

Она удивленно взглянула на меня:

– А ты потом не пожалеешь об этом?

– Не знаю. Но если ты хочешь, чтобы он умер, я убью его и выясню, пожалею или нет.

– Вас, смертных, зачастую волнуют такие вещи, – сказала Дизири Таугу. – Мы должны брать с вас пример и иногда берем.

Тауг кивнул, испуганно тараща глаза.

Дизири повернулась ко мне, словно забыв о нем.

– Когда мы были вместе в последний раз, Эйбел? Год назад? Около того?

– Вчера утром, королева Дизири.

– И ты стал рыцарем за столь короткий срок? И узнал, что я королева? Кто сказал тебе это и кто дал тебе одежду?

Я не хотел говорить про Ульфу и потому ответил:

– Рыцарь без меча. И я назвался рыцарем совсем недавно. Я надеялся таким образом заслужить твою любовь.

Дизири рассмеялась. (Тауг сжался от страха.)

– К тому же я богиня.

– Я поклоняюсь тебе с тех самых пор, как отнес в пещеру, королева Дизири.

– Ваша богиня, – сказала она Таугу, – но я все равно не смею подниматься в третий мир. Тебе это известно, малыш?

Он отрицательно потряс головой и, заметив мой взгляд, сказал:

– Нет, королева Дизири. Мы в Гленнидаме ничего не знаем о таких вещах.

– Ваши оверкины уничтожили бы меня, разумеется. Да и во втором мире небезопасно. – Она снова повернулась ко мне. – Это ужасное место. Там ревут и сражаются драконы вроде Сетра. Ты последовал бы за мной туда?

Я сказал (на полном серьезе), что последую за ней куда угодно.

– Я действительно могу подняться в твой мир, как ты видел.

Я кивнул и спросил:

– А я могу точно так же перейти в третий мир? Интересно знать.

– Понятия не имею. – Дизири помолчала, оценивающе рассматривая меня. – Ты рыцарь, Эйбел. Так говоришь ты, и так говорит этот мальчик. Ты говоришь также, что у тебя нет меча. Рыцарю нужен меч.

– Да, если ты так считаешь, королева Дизири.

– Я так считаю. – Она улыбнулась. – И у меня есть кое-какие мысли по этому поводу. Великому рыцарю, достойному быть супругом королевы, нужен не простой меч, но легендарный клинок, обладающий разнообразными магическими свойствами и мистическим значением, – Этерне, меч Гренгарма. Не возражай мне, я права.

– Мне и в голову не придет возражать тебе. Никогда в жизни.

Дизири понизила голос.

– Такие мечи ковались в Стародавнее Время. Тогда оверкины посещали Митгартр чаще и учили ваших кузнецов, чтобы вы могли защищать свой мир от ангридов. Несомненно, ты это знаешь.

Я помотал головой.

– Так знай же. Первая сброшенная сверху пара клещей упала у ног Виланда, а вместе с ними – огромный кусок добела раскаленной стали. Виланд выковал шесть клинков и все шесть сломал. Седьмой, Этерне, он не сумел сломать. Ни могучая сила ангридов, ни жгучее пламя Гренгарма не смогли сокрушить меч. Он волшебный и повелевает призраками своих прежних владельцев. – Она умолкла и посмотрела мне в глаза. – Наверное, мне не следовало рассказывать тебе это.

– Я добуду Этерне, – сказал я, – если ты позволишь мне отправиться за ним.

Дизири медленно кивнула.

При одной мысли о волшебном клинке я испытал возбуждение, какого не испытывал никогда в жизни – разве только при мысли о Дизири, – и сказал:

– Тогда я добуду меч – или умру.

– Знаю. Ты попытаешься отнять его у дракона. А если я попрошу тебя не делать этого?

– Я подчинюсь твоей воле.

– Это правда? – Она склонилась надо мной.

– Чистая правда.

– Ах, вот как. – Дизири вздохнула. – Тогда ты упадешь в моем мнении и твоя любовь станет мало значить для меня.

Я поднял глаза, охваченный безумной надеждой.

– А сейчас она много значит?

– Больше, чем ты думаешь, Эйбел. Найди Этерне, но не забывай меня.

– Я не смогу забыть.

– Так говорят все мужчины, но многие меня бросили. Когда ветер завоет в дымоходной трубе, о возлюбленный мой, ступай в лес. Там ты найдешь меня, плачущую о возлюбленных, которых я потеряла.

Тауг шагнул вперед, дрожа всем телом:

– Не посылайте его за мечом, королева эльфов!

Дизири рассмеялась.

– Ты боишься, что тебе придется идти с ним?

– Нет, – помотал головой Тауг, – я боюсь, что он не возьмет меня с собой.

– Ну надо же! Он прав, Эйбел?

– Да, – сказал я. – Я собираюсь отправить его домой, к матери, когда мы выберемся отсюда.

– Вот видите? – Тауг протянул к Дизири руки, но не решился дотронуться до нее.

– Я вижу больше, чем вы оба, вместе взятые. – Она вскинула голову. – Ты подчинишься моей воле, Эйбел?

– Во всем, клянусь.

– В таком случае я должна кое-что сказать мальчику, хотя сам он ничего не сможет сказать мне. Не бойся, что он вернется уже мужчиной. Такой перемены не произойдет. – Неожиданно она подняла меч и легонько ударила меня по плечу клинком плашмя. – Встаньте, сэр Эйбел, мой истинный рыцарь!

Сделав шаг-другой, Дизири исчезла среди высоких папоротников, зеленых, как она сама. Словно испуганный пес, не смеющий ослушаться своего хозяина, Тауг поспешил за ней.

Я ждал, сильно сомневаясь, что хоть один из них вернется назад. Время текло страшно медленно, и я вдруг осознал, что мое новое большое тело смертельно устало. Я сел на землю, потом встал, походил немного и снова сел. Несколько минут я пытался отыскать взглядом два дерева одного вида. Все деревья были огромные и очень старые, поскольку в Эльфрисе (как мне теперь известно) деревья не рубят. Каждое росло на свой лад и имело листья своего особого цвета и формы. Я нашел одно дерево с розовой корой и одно с лиловой; деревья с белой корой – как гладкой, так и шероховатой – встречались чаще всего. Листья были красного и желтого цветов, а также всех оттенков зеленого. На одном дереве вместо листьев я увидел длинные ленты зеленой коры, которые свешивались с ветвей редкими гирляндами, свободно пропуская свет. Со времени, проведенного в одиночестве в эльфрисском лесу, мне всегда казалось (как я уже говорил), что родина колючего апельсина именно там и что его семена занесены к нам одним из эльфов или, скорее всего, каким-нибудь одиноким, покинутым всеми человеком вроде меня, вернувшимся в свой мир из Эльфриса. Так или иначе, я вытащил из поясного мешочка последнее семечко и посадил на маленькой полянке неподалеку, в тихом месте необыкновенной красоты. Проросло ли оно и принялось ли, я не знаю.

Закапывая семечко в землю, я поднял взгляд и увидел в небе мужчин, женщин, детей и множество животных, снующих взад-вперед, – причем на моих глазах они проживали целые дни за считаные секунды. Один мужчина пахал поле, а мгновение спустя, смертельно усталый, вернулся домой и, случайно заглянув в окно спальни, увидел свою жену с любовником. Не находя в себе сил негодовать, он притворился, будто ничего не заметил, и сел у очага, а когда жена торопливо вышла к нему, неопрятная, как грязная постель, и полная лжи, он попросил подать на стол ужин и сохранял спокойствие.

Посадив семечко, я глубоко задумался и решил, что картины, увиденные мною в небе Эльфриса, похожи на картины, которые являла мне во снах тетива Парки. Прежде я ослабил тетиву, как положено делать, но теперь снова туго натянул и поднял лук, чтобы хорошенько рассмотреть ее против света, однако тонкая нить Парки словно растворилась в бескрайнем сером небе и стала неразличимой для глаза. Я не понял этого явления тогда и не понимаю сейчас, но оно имело место.

Утрамбовав землю над семечком, я хотел вернуться обратно на лужайку, где Дизири оставила меня, но не нашел дороги и стал ходить по лесу кругами (по крайней мере, я надеялся, что кругами) в поисках того места. Вскоре мне показалось, что небо становится все темнее с каждым моим шагом. Я нашел укрытие, лег отдохнуть и заснул.

Я проснулся, измученный ужасными снами о смерти, и услышал протяжный волчий вой. Держа лук в руке, я двинулся между деревьев, а потом остановился и крикнул:

– Дизири!

– Я здесь! Здесь! – мгновенно ответил мне женский голос.

Я торопливо пошел на голос, нащупывая дорогу луком, и вышел на залитую светом звезд полянку, где ко мне с плачем бросилась маленькая женщина, которая в одной руке держала ребенка, а другой порывисто обхватила меня.

– Вали? Вы не Вали? Ох, прошу прощения! Вас послал Сикснит?

Я не сразу понял, в чем дело. А когда понял, сказал:

– Доблестный рыцарь послал меня найти тебя, Дизира. Его зовут сэр Равд, и он беспокоился за тебя. Я тоже беспокоюсь, коли ты здесь одна.

– Одна-одинешенька, если не считать Оссара, – сказала она и показала мне младенца.

– Сикснит велел тебе спрятаться в этом лесу?

Женщина кивнула и расплакалась.

– Он не сказал почему?

Она энергично потрясла головой:

– Сказал только спрятаться. Вот я и пряталась весь день и всю ночь. Есть было нечего, и вечером я решила вернуться, но…

– Понимаю. – Я осторожно взял женщину за локоть и повел вперед, хотя сам понятия не имел, где мы находимся и куда направляемся. – Ты попыталась найти дорогу обратно в Гленнидам и заблудилась.

– Д-да.

Тут неподалеку завыл волк, и она задрожала.

– Не надо бояться волков. Они охотятся на молодых оленей и совсем маленьких оленят. Они не посмеют напасть на нас, покуда я с тобой. Я тоже рыцарь. Я сэр Эйбел.

Она прижалась ко мне крепче.

На рассвете мы нашли тропинку, и в первых лучах восходящего солнца я узнал ее.

– Здесь неподалеку лачуга Бертольда Храброго, – сказал я. – Мы пойдем туда, и, даже если у Бертольда Храброго не найдется еды, ты с Оссаром сможешь посидеть у очага, пока я охочусь.

Я увидел, что младенец сосет грудь, и спросил Дизиру, есть ли у нее молоко.

– Да, но я не знаю, много ли. Я ужасно хочу пить и со вчерашнего дня ничего не ела, кроме нескольких ягод крыжовника.

Мы оба вдоволь напились, когда переходили вброд Гриффин, а на другом берегу, шагах в ста от речки, я подстрелил оленя – и к лачуге Бертольда Храброго мы подошли в приподнятом настроении.

Он поприветствовал нас и сказал, что раньше, поскольку из-за нанесенной ангридами раны у него мутился ум, я казался ему слишком маленьким, чтобы быть его братом. Но теперь он рад видеть, что я именно такого возраста, какого надо, и крупнее, чем мне следовало бы быть (я был гораздо выше Бертольда Храброго), и он уверен, что наконец пошел на поправку.

Мы сидели на лугу, ели оленину (которая многим показалась бы жестковатой, но только не нам) и грызли последние орехи из запасов. Бертольд Храбрый играл с маленьким Оссаром и вспоминал времена, когда его брат был крошечным младенцем вроде Оссара, а он сам (как он выразился) всего лишь безусым юнцом.

Утром Дизира попросила позволения остаться в лачуге еще на день: она едва не падала от слабости, и у нее все еще болели ноги. Зная, сколь долгий путь нам предстоит проделать до Гленнидама, я не стал возражать.

В тот день я изготовил себе новые стрелы: для четырех из них у меня уже были железные наконечники, а наконечники для остальных четырех я собирался выковать у кузнеца в Гленнидаме. Мы спали под оленьими шкурами в лачуге Бертольда Храброго, и ночью, когда Оссар и Бертольд Храбрый заснули, Дизира забралась ко мне под шкуру. Я не изменил Дизири, хотя Дизира явно надеялась склонить меня к измене; но я просто обнял женщину и поцеловал раз или два. Больше всего она хотела именно этого: быть любимой сильным мужчиной, который никогда не обижал бы ее.

Мы остались и на следующий день, поскольку я хотел испытать свои новые стрелы и обеспечить Бертольда Храброго съестными припасами. А на третий день мы не тронулись в путь, поскольку шел дождь. Когда мы сидели у костра, хором распевая все известные нам песни и разговаривая под настроение, я сказал что-то о нашей с тобой матери, Бен, и Бертольд Храбрый крепко обнял меня и расплакался. Я уже давно начал сомневаться в реальном существовании Америки и в истинности своих воспоминаний о нашей с тобой жизни там (школа и рыбачья хижина, компьютер «макинтош» и тому подобное), и теперь мои сомнения усугубились. Я лег и, если честно, притворился спящим, задаваясь вопросом, а не являюсь ли я и на самом деле братом Бертольда Храброго, Эйбелом.

Я уже задремал, когда услышал голос Дизиры:

– Я блуждала по лесу одна-одинешенька, и вдруг он появился невесть откуда, выкрикивая мое имя. Он был там с Королевой Леса. Так он сказал.

– Да ну? – пробормотал Бертольд Храбрый.

– Он называет себя рыцарем, но тетива разговаривает с ним в темноте, и он сам разговаривает во сне. На самом деле он чародей, верно? Могущественный чародей. Я понимаю это всякий раз, когда смотрю ему в лицо.

– Он мужчина, каким я был когда-то, – сказал Бертольд Храбрый, – и лучше, чем я был. И он мой брат. Ложись спать.

И вот мы все четверо спали, покуда я не проснулся, от того что мне послышался голос Дизири, зовущий меня. Я тихонько встал, выскользнул из лачуги и пошел под дождем в тумане, выкрикивая ее имя. Я видел странные лица, смотревшие на меня из омутов на реке Гриффин и из десятков лесных прудов, окруженных деревьями. Другие лица выглядывали из-за кустов и мелькали в листве деревьев – похожие на инопланетян с летающей тарелки, зеленые, коричневые, черные или огненно-красные. А также стеклянные лица и лица белее снега. Один раз я чуть не подстрелил коричневую олениху, которая вдруг расплылась туманным облачком и превратилась в длинноногую девушку. Много раз я слышал вой волков в отдалении и один раз, довольно близко, странный лай, совсем непохожий на волчий.

Но Дизири – зеленую женщину, которую я люблю, – я так и не нашел.

Глава 10

ХОЛОДА

Пока мы с Таугом стояли на коленях в Эльфрисе, здесь текли дни. Теперь, когда мы с Дизирой и маленьким Оссаром жили у Бертольда Храброго, летели неделя за неделей. Я охотился, а он ставил ловушки на зверя: у него это здорово получалось. Дизира подметала пол и наводила порядок в лачуге, свежевала убитых животных, растягивала и дубила шкуры, готовила пищу и играла с Оссаром. Мы с ней жили не как муж и жена, но, думаю, я бы мог стать ей мужем в любой момент; и никто из посторонних людей (появись там хоть один) не догадался бы, что мы не супруги.

Сикснит обращался с ней плохо; он не раз бил ее, когда она ходила беременная, и бедняжка страшно боялась потерять ребенка. Вдобавок он водил знакомство с разбойниками, как и сказали сэру Равду; и чем дольше она жила в разлуке с мужем, тем меньше хотела возвращаться к нему. Я многое узнал о разбойниках, слушая рассказы Дизиры, ибо она знала гораздо больше, чем сама думала. Я надеялся при случае рассказать сэру Равду все, что узнал, хотя ни разу не сталкивался с ним в лесу и понятия не имел, находятся ли они со Своном где-то поблизости или вернулись в Редхолл, любимое поместье сэра Равда.

Однажды утром – ясным и солнечным – в воздухе запахло чем-то новым. Когда я крался по лесу в поисках добычи, под ноги мне упал лист, единственный лист, широкий лист клена. Я поднял его и внимательно рассмотрел (как сейчас помню): в целом зеленый, по краям он чуть пожелтел и покраснел. Лето кончилось, наступила осень, и было бы глупо не подготовиться к холодам.

В первую очередь надлежит запастись продовольствием и купить продуктов, коли получится. На сей раз мы можем продать шкуры в Иррингсмауте. Добираться до него дольше, но там нам заплатят лучше и вряд ли обманут. На вырученные деньги мы купим муку, соль, сухари, сыр и сушеные бобы, но нам нужно добыть еще мяса для копчения и еще шкур на продажу. Скоро созреют орехи – буковые, грецкие и каштановые. Бертольд Храбрый объяснил мне, что можно есть даже желуди, если они правильно приготовлены; хорошо бы набрать про запас побольше орехов разных видов.

Во-вторых, Дизира. Если она хочет вернуться в Гленнидам, ей следует поторопиться. Путешествовать с ребенком и так трудно, а путешествовать с ребенком зимой…

В поисках добычи я двинулся в сторону Гленнидама (что делал довольно редко), решив таким образом убить сразу двух зайцев. Если я подстрелю какого-нибудь зверя, тем лучше; но даже если не подстрелю, я освежу в памяти повороты и изгибы тропинок. Я находился недалеко от Ирринга, когда увидел над невысокими деревьями массивную голову с почти человеческим лицом. Сверкающие глаза скользнули по мне, и я застыл на месте, слишком испуганный, чтобы убежать, и слишком испуганный, чтобы спрятаться.

Через полминуты из-за деревьев показалось все чудовище целиком. Впоследствии мне придется много говорить об ангридах, поэтому позволь описать здесь этого одного великана, чтобы дать тебе представление обо всех представителях племени. Вообрази человека самого плотного телосложения, с огромными ступнями и толстыми лодыжками, с подобными столбам ногами и широкими бедрами. С жирным отвислым животом, бочкообразной грудной клеткой и широченными плечами. (Идн на плече короля Гиллинга сидела, словно на скамейке; конечно, Идн чуть ниже среднего роста.) Увенчаны плечи несоразмерно большой головой. Неестественно большие, близко посаженные глаза на потном лице – глаза такие светлые, что кажутся почти бесцветными, и с такими крохотными зрачками, что не сразу и разглядишь. Огромный приплюснутый нос с ноздрями размером с твой кулак; косматая борода, которую никогда не подстригали и даже не мыли; и рот от уха до уха. Желтые кривые клыки, торчащие между тонких черных губ.

Теперь, когда ты вообразил такого человека и запечатлел образ в своей памяти, отними у него все человеческое. Наверное, в крокодилах больше человеческого, чем в ангридах. Их никто не любит – ни мы, ни соплеменники, ни животные. Вероятно, Дизири знает, какое именно качество, присущее людям, эльфам, собакам, лошадям и даже домам, поместьям и замкам, способно вызывать любовь к ним; но о каком бы качестве ни шла речь, ангриды начисто лишены его и знают это. Думаю, именно поэтому Тиази построил зал, о котором я расскажу позже.

Теперь, когда ты отнял все человеческое у описанного выше человекообразного существа и ничем не заменил отнятое, представь себе, что оно гораздо больше самого крупного человека из всех, виденных тобою; такое огромное, что высокий мужчина верхом на могучем коне головой достанет ему лишь до пояса. Представь отвратительный запах великана и медленную, сотрясающую землю поступь, двигаясь которой он преодолевает целую милю за столько шагов, сколько необходимо тебе, чтобы пройти от двери нашего дома до угла.

Нарисовав в своем воображении такое жуткое существо, ты получишь общее представление об ангридах, которого вполне достаточно для понимания всего остального, что я расскажу о них дальше. Только запомни одно: неправда, что у ангридов когти вместо ногтей и несоразмерно большие уши, что руки, ноги, грудь и спина у них покрыты шерстью цвета новой пеньковой веревки и что во плоти они страшнее, чем на любой картине.

Я бросился наутек, едва обрел способность двигаться. Мне следовало выпустить пару стрел в глаза великана. Сейчас я знаю это, но тогда не знал, и неожиданная встреча с ангридом страшно потрясла и испугала меня. Думаю, я не до конца верил историям Бертольда Храброго. Что бы он ни рассказывал о великанах, я все время считал, что они ростом футов восемь; но такого роста была Хела, а ее брат был на голову выше. Они были полукровками, а настоящие ангриды называют таких людей мышами. И я не находил Хелу уродливой, когда привык к ее росту.

Я почуял запах дыма еще прежде, чем увидел место, где стояла лачуга Бертольда Храброго. Запах горелой кожи, совсем непохожий на запах дыма от костра. Я сразу понял, что опоздал. Я бежал предупредить Бертольда Храброго, что поблизости ангриды, я хотел уговорить его спрятаться и хотел спрятать Дизиру и ребенка на крохотной лужайке, окруженной со всех сторон густыми зарослями колючего кустарника. Но, почуяв запах горелой кожи, я решил, что ангриды меня опередили.

Потом я увидел на земле следы, принадлежавшие все-таки не ангридам. Множество следов, оставленных сапогами нормального размера, – в частности, следы человека, ставившего ступни носками внутрь. Потом я услышал плач Оссара. Я пошел на крик и нашел тело его матери. Мертвая, она по-прежнему прижимала к себе ребенка. Я так и не узнал, почему Сикснит не убил и его тоже. Он раскроил Дизире череп боевым топором и оставил своего маленького сына умирать рядом с матерью, но не убил. Полагаю, у него не хватило мужества; иногда люди совершают такие вот странные поступки.

Я с трудом вырвал у нее из рук Оссара и, помню, повторял снова и снова: «Ты должна отпустить его, Дизира». Я понимал, что это бесполезно, но все равно повторял одно и то же. Полагаю, иногда я тоже бываю странным. «Ты должна отпустить его». Я старался смотреть только на руки Дизиры и не смотреть на лицо.

Потом мы с Оссаром вернулись к месту, где прежде стояла лачуга Бертольда Храброго. Они забрали все, что представляло ценность, а остальное сожгли; круг дымящейся золы чернел среди зарослей диких фиалок, отцветших еще весной.

Я распеленал Оссара, старательно выкупал его в реке и завернул в оленью шкуру, обгоревшую лишь с одного края. Я повсюду искал тело Бертольда Храброго, но так и не нашел. Я хотел похоронить Дизиру, но мне было нечем рыть землю. В конце концов я отрубил большую крепкую ветку и плоско обстругал с толстого конца. Упираясь ногой в сучок на ветке, я выкопал неглубокую могилу, засыпал Дизиру землей и сложил над ней пирамиду из округлых Речных камней. Связав вместе две прямые ветки, я сделал маленький крест, который установил на могиле. Наверное, это единственная могила с крестом в Митгартре.

Уже близился вечер, но я все равно отправился в Гленнидам. У меня не было ничего, кроме воды, и я понимал, что должен поскорее отнести маленького Оссара к кому-нибудь, у кого есть коровье или козье молоко. Еще я надеялся найти в Гленнидаме Бертольда Храброго. Я также хотел найти и убить Сикснита. Ночью, когда сгустилась непроглядная тьма и нам пришлось сделать привал, я услышал жуткие звуки, не похожие на вой волка на луну. Я знал, что воет не волк, а какой-то другой крупный зверь, но понятия не имел, какой именно.

Одну вещь тут я не могу объяснить. Я чувствую искушение вообще пропустить этот момент, но, если я буду пропускать все вещи, которые не в состоянии объяснить, я пропущу столь многое, что ты не получишь ясного представления об этом мире и о моей жизни здесь. Во-первых, олениха. Я увидел олениху с олененком на следующий день. К тому времени я страшно проголодался и понимал, что мне следует добыть и приготовить мяса – чтобы поесть самому, поскольку я терял силы, и накормить кашицей из тщательно разжеванного мяса маленького Оссара, пока он не умер от голода. С тех пор как его отец убил его мать, малыш пил одну воду. Я знал, что должен подстрелить олениху или олененка, но я вдруг вспомнил смуглую девушку и каким-то образом понял, что это снова она, и у меня не поднялась на нее рука. Взамен я нашел куст ежевики, размял несколько ягод и дал Оссару, но он все выплюнул.

Отправляясь в путь, я надеялся достичь Гленнидама до наступления ночи. Мы не успели, и мне кажется, я с самого начала знал, что мы не успеем. От лачуги Бертольда Храброго до Гленнидама было два дня пути, если идти нормальным шагом, но в первый день я шел всего три или четыре часа до наступления темноты, и Оссар замедлял мое движение. Поэтому на вторую ночь мы снова остановились на привал, и я видел, что малыш слабеет. Я тоже понемножку терял силы и, хотя я съел все ягоды ежевики, какие сумел найти, чувствовал такой голод, что готов был грызть кору. Я хотел отправиться на поиски съестного, но понимал, что в темноте это пустая трата времени и сейчас самое лучшее для нас заснуть, коли получится, и надеяться, что на нас не набредет медведь или волк, а утром побыстрее добраться до Гленнидама.

Глава 11

ГИЛЬФ

– Сэр Эйбел?

Разом проснувшись, я сел, зябко поежился и протер глаза. Северный ветер раскачивал верхушки деревьев, и высоко в небе стояла полная луна, почти такая же яркая, как солнце, только совсем холодная. Я задумчиво уставился на нее, и мне померещилось, будто на фоне лунного диска проплывает замок с крепостными стенами и башнями – зубчатыми стенами и островерхими башнями, на которых развевались длинные темные вымпелы.

Потом произошла еще одна вещь, которую я не в состоянии объяснить, хотя сам же и сделал. Дизира умерла, Оссар вот-вот умрет, Бертольд Храбрый пропал – все эти мысли вдруг разом нахлынули на меня и потрясли сильнее прежнего. Я не знал, кто владеет летучим замком, приведшим меня в Митгартр, и не понимал, с какой стати мне обращаться к нему с просьбами. Но я поднял руки и громко воззвал о справедливости – не один раз, а раз двадцать, наверное.

Когда я наконец умолк и подбросил несколько веток в наш маленький костер, то услышал голос:

– Сэр Эйбел?

Рядом не было никого, кроме Оссара, а он был слишком мал, чтобы говорить, страшно голоден, страшно измучен – и к тому же крепко спал. Я поднял малыша на руки и сказал ему, что мы уходим отсюда, ночь или нет. При такой яркой луне я не собьюсь с тропинки, и, возможно, через три-четыре часа мы достигнем Гленнидама.

Не успел я сделать и пары шагов, как у меня за спиной снова раздался тонкий голос:

– Сэр Эйбел?

Я обернулся так быстро, как только смог. После внезапного превращения в высокого взрослого мужчину я стал несколько неуклюжим и еще не обрел прежнюю ловкость. Но все равно я обернулся довольно быстро, однако никого позади не увидел.

– Там ягненок.

На сей раз я не стал оборачиваться.

– Там ягненок, – повторил тонкий голос. Казалось, он раздавался прямо у меня за спиной.

– Пожалуйста, – сказал я. – Если вы боитесь меня, я обещаю не причинять вам вреда. А если вы хотите причинить вред мне, просто не трогайте ребенка.

– Выше по течению. Волк бросил его, и мы подумали… мы надеемся…

Я уже торопливо шел вверх по течению Гриффина, держа в одной руке лук, а в другой Оссара. Сначала я нашел волка, о которого едва не споткнулся, несмотря на лунный свет. Если в нем сидела стрела, то я ее не видел. Я положил Оссара на землю и ощупал мертвого зверя. Никакой стрелы, но глотка перегрызена. Надеясь, что человек, направивший меня сюда, последовал за мной, я сказал:

– Мы можем съесть и волка, но ягненок предпочтительнее. Где он?

Ответа не последовало.

Я взял Оссара на руки, встал и принялся искать ягненка. Он лежал всего в дюжине шагов от волка, но был гораздо меньше, а потому незаметней. Я взвалил ягненка на спину, как обычно взваливал туши убитых оленей, и вернулся к нашему костру. Он почти погас, и к тому времени, когда я снова разжег огонь и освежевал ягненка, небо начало светлеть.

– Мы хотим дать вам кое-что.

Не оборачиваясь, я сказал:

– Вы уже дали мне очень много.

– Он довольно большой. – Говоривший кашлянул. – Но не ценный. Не ценный в обычном смысле слова. Вообще-то он ценный, но не как золото. Или самоцветы. Ничего подобного.

Я повторил, что больше мне ничего от него не надо.

– Я говорю не только от своего лица, но от лица всех нас. Я – представитель нашего племени.

Другой голос сказал:

– А я представительница.

– Тебя никто не назначал, – возразил первый голос.

– Я сама себя назначила. Мы просто-напросто хотим объяснить, что в лесу заправляют не только лесные девы. Мы тоже пользуемся влиянием, и мы не бессильны.

– Хорошо сказано!

– Спасибо. Не бессильны, кто бы что бы ни говорил. И нам нет нужды прятаться.

– Эй, осторожнее!

– Он видел меня дважды, и оба раза не выстрелил – так чего нам бояться?

– А вдруг он ему не понравится?

– Он слишком вежлив, чтобы отказаться от него.

– Все-таки он очень породистый. Щенок из своры самого Вальфатера.

Я замер на месте.

– Что вы можете рассказать мне о нем?

– Ничего! – Мужской голос, который я услышал первым.

– Ровным счетом ничего, правда! – Женский голос. – Вы знаете о нем больше нас. Многие из вас считают его верховным божеством.

– И потому знают о нем мало. Мы ведь не можем оставаться здесь после восхода солнца.

– Бертольд Храбрый говорит, что он владелец летучего замка, который находится в Скае.

– Правда?

– Мы никогда не видели замка. – Мужчина прочистил горло. – Вдобавок мы не хотим говорить о нем. Ко мне, Гильф! Ко мне, мальчик!

– Что ты собираешься сделать? Спрятаться за ним?

– При необходимости, да. Сидеть! Хороший мальчик!

– Можно мне обернуться? – спросил я. – Я никому не причиню вреда.

– Разве я не сказал, что можно?

Она была высокой и очень тоненькой, словно сложенной из гибких веточек цвета молочного шоколада. Он был гораздо ниже ростом, тоже коричневый, с огромным носом и глазками-бусинками; но из-за собаки я заметил его не сразу.

Я в жизни не видел такого огромного пса. Темно-коричневый, с белым пятном на груди, он сидел на задних лапах и улыбался. Вы видели, как улыбаются собаки? У него были мягкие висячие уши, массивная голова размером с бычью, спокойный уверенный взгляд и пасть, в которую легко поместилась бы моя голова.

– Это Гильф.

На мгновение мне показалось, что говорит пес, но голос принадлежал мужчине, прятавшемуся за ним.

– На самом деле он еще щенок, – сказала коричневая женщина.

– Но он может… вы сами знаете.

– Хотите, мы позаботимся о ребенке?

– Теперь у нас будет уйма свободного времени. – Владелец мужского голоса осторожно выглянул из-за Гильфа, явив моему взору ужасно уродливое лицо. – Не думайте, что мы никогда раньше не воспитывали ваших детей.

– Я воспитаю ребенка, – сказала смуглая женщина, – а он поставит все себе в заслугу.

– Солнце взойдет с минуты на минуту.

– Вы будете кормить Оссара? – спросил я. – И… и…

– Воспитывать и учить, – твердо сказала женщина. – Вот увидите.

– Только увижу не скоро. Он будет жить в Эльфрисе.

– Да, верно!

Мне самому хотелось бы понять, почему последние слова мужчины заставили меня принять решение, но они таки заставили. Наверное, отчасти я опасался, что, если я оставлю Оссара в Гленнидаме, Сикснит убьет его после моего ухода. А отчасти я думал о чем-то таком, чего никак не мог вспомнить, но наверняка знал, хотя и не помнил.

– Забирайте! – сказал я.

Женщина взяла у меня Оссара и прижала к груди, нежно баюкая.

Оба эльфа мгновенно начали отступать назад. Странно, но речной берег не поднимался, а полого спускался, и они уходили вниз по склону, в туман.

– Не бойтесь, – крикнула коричневая женщина. – Я расскажу мальчику о вас.

– Да, насчет Гильфа, – сказал обладатель мужского голоса. – Такое часто случается. После грозы часто находят таких щенков.

– Как нашли мы, – сказала коричневая женщина.

– Но они принадлежат ему.

– Мы должны заботиться о них, покуда он не свистнет.

– Что мы и…

Они исчезли, и маленький Оссар с ними; а речной берег снова отлого поднимался вверх, как и положено.

Я смотрел на пса – полагаю, потому, что больше смотреть было не на кого.

– Это были бодаханы, верно? Земляные эльфы?

Казалось, он кивнул, и я широко ухмыльнулся.

– Ну а я – земляной человек. Видишь, какие у меня коричневые руки? Не такая уж значительная перемена для тебя.

Пес снова кивнул – на сей раз определенно кивнул, – и я сказал:

– Ты очень умный пес, верно?

Он снова кивнул и улыбнулся.

– Твой хозяин и вправду Вальфатер? Кажется, они так говорили.

Он в очередной раз кивнул.

– Ясно. Кто-то научил тебя кивать, когда ты слышишь вопрос. А есть какой-нибудь вопрос, в ответ на который ты не кивнешь?

Как и следовало ожидать, пес кивнул. Он также вопросительно посмотрел на освежеванного ягненка, а потом перевел взгляд обратно на меня и чуть склонил голову вбок.

– Ты прав, надо приготовить это. Я дам тебе немного мяса и отдам все кости, лады?

Разумеется, он кивнул.

Через несколько минут целая ягнячья нога, насаженная на заостренную ветку, жарилась над огнем. Только почуяв запах жарящегося мяса, я осознал, насколько голоден. У меня потекли слюнки, и мне показалось, я в жизни не слышал аромата чудеснее.

Пес подошел поближе и лег возле меня.

– Гильф – это твое имя? – спросил я.

Он кивнул, словно поняв каждое слово.

– Ты охотничий пес – во всяком случае, я так понял. На кого ты охотишься?

Он ткнулся в меня носом, словно говоря: на тебя.

– Что? На меня? В самом деле?

Он кивнул.

– Ты меня разыгрываешь!

Зачарованно глядя на потрескивающее на огне мясо, Гильф облизнулся. Его язык, шириной с мою ладонь, казался ярко-розовым при свете костра.

– Я дам тебе кусок, но нам обоим придется немного подождать, прежде чем есть. Оно слишком горячее.

Я снял ягнячью ножку с огня. Мясо всегда можно дожарить при необходимости, но если его пережарить, дела уже не поправишь. Когда мясо остыло, я погладил по загривку пса, столь быстро признавшего во мне хозяина. Его гладкая бурая шерсть была мягкой и более густой, чем казалось.

– В такой шубе ты не замерзнешь холодной ночью, – сказал я.

Гильф кивнул и лизнул мое колено. Его большой язык, хоть и шершавый, был теплым и мягким.

– Когда поедим, отправимся в Гленнидам. Я хочу найти Сикснита и убить его, если сумею. Кроме того, возможно, Тауг уже вернулся домой. Я надеюсь. Мы проверим. Если ты останешься со мной, я буду твоим хозяином, покуда за тобой не придет Вальфатер. А если не захочешь остаться, я все равно желаю тебе удачи.

Я потрогал ягнячью ножку, облизал пальцы, а потом помахал вертелом, чтобы остудить мясо.

– Ты такой же голодный, как я?

Пес кивнул, и я увидел, что из пасти у него течет слюна.

– Знаешь, я все ломал голову, кто же убил того волка. Ну и тупица же я: ведь ответ находился прямо под моим носом. Это сделал ты. Можешь не кивать, Гильф. Я знаю, это ты.

Тем не менее он кивнул.

– Значит, ты оставил ягненка для меня, хотя мог съесть сам. Возможно, дело тут не обошлось без коричневой девушки, но в любом случае это было очень мило с твоей стороны.

Я разломил ягнячью ногу пополам и отдал нижнюю часть Гильфу.

Он зажал ее между передними лапами, как делают собаки, и принялся рвать мясо клыками, которые смотрелись бы совершенно естественно в львиной пасти. При виде них я задался вопросом, почему волк сразу не бросил ягненка и не убежал.

– Ну как? – спросил я.

– Здор-р-р-рово, – проворчал Гильф.

Глава 12

СТАРЫЙ ТАУГ

Гленнидам выглядел все так же. Какой-то мальчишка на улице попытался удрать, завидев нас с Гильфом, но Гильф перерезал ему путь, а я поймал.

– Тебя зовут Ви?

Мальчишка испуганно потряс головой. Он был чуть младше, чем я в недавнем прошлом, если ты меня понимаешь.

– Но ты его знаешь?

Он кивнул, хотя и неохотно.

– Не таращься так на меня. Ты и раньше видел незнакомых людей.

– Но никогда таких огромных.

– Мое имя сэр Эйбел, – сказал я. – И мы с тобой поладим гораздо лучше, коли ты будешь называть меня так. Скажи: «Да, сэр Эйбел».

– Да, сэр Эйбел.

– Спасибо. Я хочу, чтобы ты разыскал мне Ви. Скажи ему, что я буду в доме Тауга и что мне надо поговорить с ним.

Гильф обнюхал лицо мальчишки, и тот затрясся, как желе.

– Скажи Ви, что я не враг. Я не причиню ему вреда, и мой пес тоже. – Я отпустил паренька. – Найди его и передай все, что я сказал.

– Я… э-э… гм… – пролепетал мальчишка, а потом с трудом выдавил: – Сэр Эйбел…

– Говори, если это важно. А если нет, разыщи Ви и передай ему мои слова.

Мальчишка дотронулся до своей груди грязным пальцем и потряс головой.

– Ты и есть Ви.

– Мм…

Я повел Ви за собой, сказав, что хочу поговорить с ним и Ульфой.

Нужный мне дом находился неподалеку. Я постучал в дверь луком, схватил появившегося на пороге хозяина за ворот грязной рубашки, втолкнул внутрь и вошел следом, чуть пригнувшись, чтобы не задеть головой косяк.

– Где твоя дочь?

Вероятно, она услышала мой голос, поскольку сразу же выглянула из комнатушки в глубине дома. Я пожелал Ульфе доброго утра.

– Приведи сюда свою мать, пожалуйста, и сядьте обе.

Отец Ульфы поглаживал пальцами рукоятку своего большого ножа. Заметив это, я сильно встряхнул его за ворот.

– Если вытащишь нож, я тебя убью.

Он злобно нахмурился, и я почувствовал искушение еще раз хорошенько врезать ему, но вместо этого толкнул его на скамейку у камина. Я велел Ви сесть рядом и принес пару табуреток для Ульфы и ее матери.

– Итак. – Я присел на край стола. – Ульфа, в прошлый раз я забрал с собой твоего брата. Наверное, отец говорил тебе.

Она кивнула с испуганным видом.

– Теперь он не со мной. Его забрала Дизири. Вряд ли она причинит Таугу вред, но я понятия не имею, как долго она продержит его у себя. Она не сказала, зачем он ей нужен. Возможно, вы никогда больше не увидитесь с ним; я не знаю, как все сложится. Если я увижу Дизири, я спрошу о нем. Больше я ничего не могу сделать.

Пару минут я выжидательно молчал, поглаживая Гильфа по голове, но не сводя с них глаз, а потом сказал:

– У вас наверняка есть вопросы ко мне. Возможно, я сумею ответить на них. Но я выслушаю и отвечу, коли смогу. Ульфа?

– Как долго Тауг был с вами?

– Меньше дня. Часть дня мы провели в Эльфрисе, а там трудно следить за течением времени. Но, наверное, чуть меньше дня.

– Вы обижали его?

– Один раз, в лесу, я довольно больно заломил ему руку, когда он меня ослушался. Но сильного вреда я ему не причинил. И никто не причинял, покуда он находился со мной.

Я посмотрел долгим взглядом на мать Ульфы и решил, что она не из тех, кто станет разговаривать с незнакомцем грозного вида.

– Он в Эльфрисе? – спросил отец Ульфы.

– Я не знаю, где он. В последний раз я видел его в Эльфрисе. Возможно, он уже вернулся сюда – в ваш мир, на вашу планету или как там вы называете это место. Я не знаю.

Как видишь, тогда я не считал Митгартр просто какой-то другой страной. Во-первых, никто не называл эту страну Митгартром – страна называлась Целидоном. Во-вторых, я был почти уверен, что ни в одной стране на Земле не живут эльфы. Так мне казалось – иначе я бы о них слышал.

Но многое говорило и против такого умозаключения. Во-первых, луна в Митгартре выглядела в точности как наша; а располагались ли звезды в небе по-другому, я не знал. Большая Медведица находилась на обычном своем месте, а также Полярная звезда и несколько других известных мне созвездий.

Тут Ульфа сказала:

– Вы позволили Дизири забрать Тауга.

Она не спрашивала, а утверждала.

– Я бы не стал ее останавливать, даже если бы мог, – сказал я, – и не смог бы остановить, даже если бы хотел. Да, я позволил Дизири забрать Тауга.

– Вы попытаетесь вернуть его? Он мой брат.

– Конечно, коли сумею. А теперь я сам хочу задать несколько вопросов всем вам. Здесь ли Сикснит? Под словом «здесь» я подразумеваю деревню и ближайшие окрестности.

Отец Ульфы помотал головой:

– Сикснит ушел на поиски своей жены.

– Он нашел ее. Поэтому я здесь.

– А что случилось? – очень тихо спросила Ульфа. По-моему, она догадалась.

– Через пару минут узнаете. Сначала я хочу рассказать вам про Оссара. Особенно вам двоим, Ульфа и Ви. Сейчас Оссар тоже находится в Эльфрисе. Я сам отправил его туда, или почти сам. Я отдал малыша бодаханам, маленьким коричневым эльфам. Мой брат, – я так и сказал, – иногда помогал им, а они иногда помогали ему. Он говорил, что они очень милые и довольно безобидные существа, если их не злить. В любом случае, они захотели забрать Оссара и пообещали заботиться о нем, а у меня не было ни молока для него, ни подходящей пищи.

Никто не произнес ни слова.

– Время в Эльфрисе течет гораздо медленнее, поэтому он может появиться здесь через двадцать лет, по-прежнему оставаясь малым ребенком. Такое может случиться. И коли такое случится, вы должны помнить, что он сын Дизиры, и заботиться о нем.

Я взял со всех них обещание заботиться об Оссаре. Потом сказал:

– Сикснит убил мать Оссара, а я убью Сикснита за это, если смогу. Но, возможно, я не смогу, и, возможно, он будет здесь, когда Оссар вернется. Скажите Сиксниту, что Оссара вырастили эльфы и что они расквитаются с ним за любое зло, причиненное мальчику. Может быть, это подействует. Я надеюсь.

Тут подала голос мать Ульфы. Кажется, в первый и последний раз.

– Оссара взяла королева, забравшая моего сына? – спросила она. – Дизири?

– Нет, – помотал я головой, – одна женщина из племени бодаханов, я не знаю ее имени. Ви, твой папа послал тебя за разбойниками той ночью, когда я забрал с собой Тауга. Тебе не пришлось ходить далеко, раз они погнались за нами той же ночью. Куда ты ходил?

– Вы имеете в виду моего отца? Я… мне нельзя говорить. Сэр Эйбел.

– Скажи, – отрывисто бросил отец Ульфы. – При необходимости я вытяну все из твоего отца, Ви, мне придется причинить ему боль. Вы оба избежите серьезных неприятностей, если ты сейчас скажешь мне правду.

Ви судорожно сглотнул.

– Он тоже отправился на поиски жены Сикснита?

– Я н-не з-знаю, сэр Эйбел.

– Но ты знаешь, куда он велел тебе пойти за разбойниками. Не советую тебе молчать.

Гильф зарычал, и отец Ульфы взял Ви за руку.

– Твоего отца здесь нет, – сказал он. – Сейчас я говорю от его имени. И я велю тебе сказать правду. И отвечать за все буду я, а не ты.

– В п-пещеру. Большую пещеру.

– Понятно, – кивнул я. – Они часто там останавливаются?

– Н-некоторые, сэр Эйбел. Один из вольных отрядов.

– Где находится пещера?

– Т-там. – Ви указал рукой. – Н-нужно дойти по тропе до маленького озерца, окруженного буками, обогнуть его, потом свернуть у большого пня…

– Я отведу вас туда, – сказал отец Ульфы.

На мгновение я растерялся.

– Вы подвергнете мальчика смертельной опасности, коли возьмете его в проводники. Если вдруг разбойники окажутся там, то со мной нас все-таки будет двое мужчин.

Гильф снова зарычал, на сей раз громче.

– Псу кажется, что я нападу на вас, – сказал отец Ульфы. – Но скорее нападет он сам, чем я.

Я подумал над его словами.

– Ты послал Ви за разбойниками, когда я был здесь в прошлый раз.

Он замотал головой.

– Вали послал, не я. Я хотел убить вас сам. – Он помолчал, уставившись в пол, потом поднял взгляд и посмотрел мне прямо в глаза. – Если бы я верил, что вы настоящий рыцарь, я бы вел себя иначе. Но я не верил и думал, что мы с моим сыном сумеем разделаться с вами, а с помощью Вали разделаемся наверняка. Только Вали захотел позвать на помощь вольный отряд Джера и послал за ним своего сына, а я не стал возражать.

– Ты не особо любишь разбойников?

Отец Ульфы потряс головой.

Ульфа начала говорить что-то, но я поднял руку, останавливая девушку.

– Как тебя зовут?

– Тауг. Так же, как моего сына.

– Точно, теперь вспомнил. Что ты хотела сказать, Ульфа?

– Они творят разные бесчинства и забирают у людей все, что хотят. Иногда они торгуют с нами, а иногда просто дарят нам разные вещи. Но в основном все идет через Сикснита – и торговля, и подарки.

– Вали хотел бы оказаться на месте Сикснита, – добавил старый Тауг.

– Понятно. – Я все еще внимательно разглядывал мужчину, пытаясь понять выражение лица, наполовину скрытого под густой черной бородой. – И сколько разбойников будет в пещере, если предположить, что они все еще там?

Он пожал плечами:

– Пять, возможно. Или десять.

Я спросил Ви, сколько там было человек, когда он ходил за ними.

– С-семь, сэр Эйбел.

– Ты побежишь предупредить их, как только мы выйдем из дома? Ты проворный малый и знаешь дорогу туда. Ты легко опередишь нас.

– Н-нет, с-сэр Эйбел. Нет, если только вы не прикажете.

– Я не могу рисковать. Ульфа, тебе и твоей матери придется удерживать Ви здесь. Двух часов хватит. Вы сделаете это?

Мать Ульфы кивнула, а сама Ульфа сказала:

– Я сделаю это ради вас, сэр Эйбел, и ради моего отца.

Старый Тауг встал:

– Мы будем там через час или чуть больше. Вы сломали мою алебарду.

Я кивнул.

– Однако у меня есть копье и нож. Вы не возражаете, если я возьму их?

Я кивнул. Он пошел в одну из задних комнат и вернулся с копьем, которое Тауг-младший бросил, когда пустился в бегство от меня.

– Расскажите, что случилось с Дизирой, – попросила Ульфа.

– Не важно, – проворчал старый Тауг. – Она мертва.

– Па, я просто хочу знать, а сэр Эйбел обещал рассказать нам.

Я кивнул.

– Мы с твоим братом попали в Эльфрис, как я уже говорил. Дизири забрала Тауга с собой, и я вернулся сюда один. Я хотел найти Дизири и громко звал ее. На мои крики откликнулась Дизира, думая, что меня послали за ней. Она с Оссаром пряталась в лесу – вероятно, уже не в первый раз. Голодная, изнуренная и испуганная, она заблудилась там. Мне следовало бы отвести ее обратно в Гленнидам, но я не сделал этого. Во-первых, жилище Бертольда Храброго находилось ближе, и я решил, что смогу накормить Дизиру там. Во-вторых, нас с Таугом искали разбойники. Мне подумалось, что здесь они найдут меня скорее, чем в лачуге Бертольда Храброго.

Я погладил Гильфа по голове и умолк в ожидании, не заговорит ли кто. Наконец Ульфа сказала:

– Я понимаю. Продолжайте.

– Дизира с Оссаром жила там с Бертольдом Храбрым и со мной. Она боялась Сикснита. Он плохо обращался с ней, и мне кажется, она боялась, что он причинит вред Оссару, если они вернутся домой. Два дня назад я отправился на охоту и увидел в лесу ангрида…

– Где именно? – спросил старый Тауг.

– Возле реки, довольно далеко от нашего жилища. Я подумал, что нужно предупредить Бертольда Храброго и Дизиру, а потому вернулся к лачуге. Она была сожжена, и поначалу я подумал на ангридов. Однако я обнаружил там человеческие следы, в частности следы человека, ставившего ступни носками внутрь. Я решил, что это Сикснит, и по-прежнему так считаю. Я услышал плач Оссара и нашел тело Дизиры – несчастную зарубили топором. Легко говорить об этом здесь и сейчас, когда я не вижу ее. Но это было ужасно. Я не хотел видеть этого и не хочу думать об этом.

Ви что-то прошептал Ульфе на ухо. Она кивнула и сказала:

– Он боится спросить, но хочет знать, почему вы отвели Дизиру в лачугу, если вы рыцарь. Разве у вас нет большого дома?

– Потому что я небогатый рыцарь, – сказал я мальчику. – Пока, во всяком случае. Но я бываю нерасторопен и порою излишне разговорчив, что не к лицу истинному рыцарю. – Я положил руку на плечо старому Таугу. – Совсем недавно ты хотел убить меня.

Он неохотно кивнул.

– Я сломал твою алебарду и мог бы тебя убить. Но не убил.

– Я вам признателен.

– Ты говоришь, что хочешь пойти за мной. Я буду верен тебе, покуда ты будешь верен мне, но не дольше.

– Понятно, – кивнул он.

Затем я знаком велел старому Таугу следовать на нами с Гильфом, и мы вышли из дома.

Глава 13

НЕБОЛЬШОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Шагая плечом к плечу, мы прошли по деревенской улице, пересекли широкие поля и углубились в лес. Гильф трусил впереди нас, обследуя каждую заросль и каждый куст. Скоро тропинка стала уже, и я пошел перед старым Таугом, держа лук наготове; но Гильф по-прежнему бежал впереди. Близ Гленнидама деревья были низкорослые и чахлые, поскольку лучшие вырубили местные жители для разных хозяйственных нужд. По мере удаления от деревни они становились выше и старее, хотя изредка по-прежнему встречались пни от поваленных людьми деревьев. Еще дальше начинался настоящий густой лес, простиравшийся на сотни миль между Солнечными горами и морем и между Северными горами и южными пахотными землями; в этом лесу росли деревья, которые были старыми еще в те времена, когда здесь не ступала нога человека; деревья со стволами в обхвате больше самого большого дома в Иррингсмауте; деревья, возносящие свои ярко-зеленые кроны к самому Скаю и приветливо кивающие оверкинам.

Из-под их корней бьют родники, ибо в поисках воды они, раскалывая скальные породы, запускают корни глубже самых глубоких в мире колодцев. Вокруг родников растут мелкие дикие цветы, такие нежные и прелестные, что на них нельзя смотреть без умиления. С северной стороны стволы деревьев покрыты блестящим зеленым мхом, более густым, чем медвежья шерсть. При виде его я всякий раз вспоминал Дизири и жалел, что она не с нами, хотя от моих сожалений ничего не изменилось: она так и не появилась – ни тогда, ни впоследствии.

Честно говоря, я боялся задохнуться, поскольку при мысли о Дизири у меня перехватывало горло, и потому я сказал:

– Теперь я понимаю, почему воздух в Эльфрисе словно полон света. Здесь воздух тоже как будто светится.

– А, значит, вот как выглядит Эльфрис, – сказал старый Тауг.

– Нет, – сказал я. – В Эльфрисе гораздо красивее. Деревья там больше, и они самых невероятных видов: странные, опасные или дружелюбные. И воздух там не кажется полным света, а действительно источает сияние.

– Возможно, мой сын расскажет мне об Эльфрисе, если вернется.

Я спросил, чего он хотел, когда назвал своего сына тоже Таугом, – чтобы тот походил на него или чтобы снова почувствовать себя ребенком. И теперь я невольно задаюсь вопросом, что он подумал о раненом молодом рыцаре, вернувшемся к нему, и что они сказали друг другу.

В скором времени через тропу перед нами метнулся молодой белый олень, уже с рогами. Гильф не бросился за ним, и я не выпустил стрелу в него. Я бы сказал, мы оба понимали, что нам нужен вовсе не олень.

– Облачный олень, – заметил старый Тауг.

– Что ты имеешь в виду?

– Так они называются, – сказал старый Тауг и больше не добавил ни слова.

Местность повышалась и понижалась – сначала плавно, почти незаметно, а потом все резче, превращаясь в холмистый край вроде того, где я нашел Дизири. Деревья росли на скалистых возвышенностях, уже отдаленно напоминающих горы.

Наконец мы взобрались на самый высокий холм, на голом гребне которого росли лишь редкие кустики травы. Отсюда я различил далеко на севере снежные горные вершины.

– Теперь уже близко, – сказал старый Тауг.

Гильф заскулил и оглянулся на меня. Я понял, что он хочет заговорить, но не может при постороннем человеке, и потому велел старому Таугу идти вперед, а когда мы скроемся из виду, остановиться и подождать нас там. Естественно, он спросил, зачем, но я сказал, чтобы он либо выполнил мой приказ, либо возвращался к жене и дочери, – и он подчинился.

– Они знают, – предупредил меня Гильф.

– Разбойники?

Пес кивнул.

– Откуда ты знаешь? – спросил я.

– Нюхом чую.

Я ненадолго задумался и вспомнил, как ты говорил мне, что собаки чувствуют запах страха. Я спросил Гильфа, испуганы ли разбойники, и он кивнул.

– Как они узнали о нашем приближении?

Он не ответил. Узнав Гильфа поближе, я стал понимать, что он обычно игнорирует вопросы, если не знает ответа (или считает вопрос глупым). Вероятно, у разбойников были дозорные. Я бы выставлял дозорных, будь я предводителем разбойничьей шайки.

– Я уж отчаялся дождаться вас, – сказал старый Тауг, когда мы подошли к нему.

Я сказал, что мы хотели проверить, не предупредит ли он разбойников о нашем приближении.

– Вы с собакой?

Я кивнул.

– Они сразу убьют пса.

– Пожалуй, вы правы. Если он найдет их раньше, чем мы.

– Однажды я видел рыцаря, который даже надевал на своего пса кольчугу.

– Я попытаюсь раздобыть кольчугу для Гильфа, коли он пожелает, – сказал я. – Но с этой минуты ты должен держаться позади и не отпускать от себя пса. Я пойду первым.

– У вас всего восемь стрел, я сосчитал.

Я спросил, сколько стрел у него, и приказал держаться далеко позади меня. Потом я велел Гильфу держаться позади и присматривать за старым Таугом.

До сих пор я рассказывал о том, что делал я, и что делали другие, и что мы говорили друг другу. Думаю, теперь мне следует остановиться и объяснить, как я чувствовал себя тогда и впоследствии и почему поступал так, а не иначе.

Я был своего рода генералом, а хорошие генералы, скажу тебе, успешно совершают длинные переходы, но никогда не идут день и ночь. Есть время для переходов, а есть время останавливаться на привал и разбивать лагерь.

Как я уже сказал, я пошел вперед один, держа наготове лук с натянутой тетивой и прислушиваясь к тихим невнятным голосам великого множества жизней, из которых Парка спряла тетиву, – к приглушенному людскому гомону, если можно так выразиться. К голосу самой жизни. Мужчины, женщины и дети, вплетенные в тетиву Парки, ничего не знали обо мне, о моем луке из ветки колючего апельсина, о стреле, которую они совместными усилиями скоро выпустят в одного из разбойников, – но мне кажется, они все чувствовали, чувствовали, что нить их жизни туго натянута и вот-вот начнется битва. В голосах слышались страх и возбуждение. Люди сидели у своих очагов или занимались повседневными делами, но они чувствовали, что близится сражение, исход которого зависит от них.

Я находился примерно в таком же положении. Я знал, что мне придется вступить в схватку с полудюжиной разбойников, вооруженных луками и стрелами, мечами, топорами и копьями. Если сейчас я сверну вправо или влево, то спасу свою жизнь; а Гильф и идущий с ним мужчина ничего не узнают, поскольку погибнут от руки разбойников. Если я поверну назад, они узнают об этом, но тогда я спасу жизнь не только себе, но и им тоже. Спасение человеческой жизни считается великим делом, а убийство людей, которые пытаются убить тебя (или других), не идет в счет.

Тем не менее я продолжал идти вперед.

Если ты когда-нибудь прочитаешь эти строки, ты скажешь, что мне придавала решимости мысль о словах сэра Равда. Ты будешь в большой мере прав. Я хотел быть рыцарем. Я хотел быть рыцарем больше, чем хотел когда-либо вступить в футбольную команду или войти в почетный список. Я имею в виду, что хотел не просто называть себя рыцарем, как делал до сих пор, или заставлять других людей называть меня так. Я хотел быть настоящим рыцарем. В нашей команде была пара игроков, которые оказались там только потому, что мы не нашли никого лучше. И в почетном списке числился один парень, который оказался там только потому, что хотел попасть туда любой ценой.

Он старался изо всех сил и, если не получал высшего балла, шел к учительнице и спорил, упрашивал, возможно, даже угрожал немножко, покуда она не ставила отметку повыше. Мы все знали это, и я не хотел быть таким рыцарем. И сейчас наступил час серьезного испытания. Сейчас сложилась ситуация вроде той, когда один игрок в девятой, два вне игры и один на второй линии. Я бы не сделал такого выбора, будь у меня выбор, но у человека никогда нет выбора.

Однако это было далеко не все. Позволь мне сказать правду. Я думал, что Бертольд Храбрый погиб. Я думал, что его тело лежит где-то неподалеку от пепелища и что я просто не сумел найти его. Я бы и Дизиру не нашел, если бы не плач Оссара; и ничто не могло подобным образом указать мне на местонахождение тела Бертольда Храброго. Будь я с ними там, наверное, я бы убежал при появлении разбойников и, наверное, попытался бы уговорить Бертольда Храброго убежать со мной. Но к тому времени я довольно хорошо знал Бертольда Храброго: он не согласился бы.

Ангриды нанесли ему столь тяжелые увечья, что непонятно, как он вообще остался в живых. Он не мог стоять прямо. Руки у него тряслись, и иногда так сильно, что он едва мог поднести пищу ко рту. Временами он словно повреждался рассудком, забывал вещи, произошедшие совсем недавно, или вспоминал вещи, которые никогда не происходили. Он принимал меня за своего брата Эйбела, и мне приходилось подыгрывать ему; а порой он заставлял меня самого почти поверить в наше родство – и он по-прежнему считал меня братом, когда я вернулся к нему в обличье взрослого мужчины, выше его ростом.

Все это было так, и даже хуже; но Бертольд Храбрый не боялся никого на свете. Разбойники могли убить его и, вероятно, так и сделали, но им просто пришлось. Он не испугался их и наверняка защищал Дизиру и Оссара до последнего.

Итак, Бертольд Храбрый умер.

Он приютил меня, когда мне было некуда идти. Он любил меня как брата и научил всему, что знал сам: как надо пахать, как обращаться с коровами, лошадьми и овцами. Как охотиться и как ставить западни. Как драться копьем, если у тебя нет ничего, кроме копья; и как драться дубинкой, если у тебя нет ничего, кроме дубинки. О стрельбе из лука он знал мало, но все равно научил меня всему, что знал; и он понимал меня, когда я тренировался часами, и помогал мне, чем мог. Когда ты голоден и тебе надо убить зверя, ты должен стрелять очень метко и очень быстро. Когда голоден также человек, которого ты любишь, и тебе надо убить зверя, ты учишься всему прочему: как бесшумно подкрасться поближе, как не наступить на сухую ветку и не промахнуться мимо цели, как преследовать раненого оленя, даже если он не истекает кровью, – поскольку иногда кровотечение бывает внутренним.

Как угадать, куда зверь направится, прежде чем он сам примет решение. Однажды я заставил раненого оленя свернуть к укрытию, в котором прятался сам, и он подошел так близко, что я смог схватить его и повалить на землю. Я научился всему этому быстро и только благодаря Бертольду Храброму. Его убийцам придется иметь дело со мной, а я не стар и не болен.

Еще была Дизира. Я никогда не любил ее. Я всегда любил только королеву Дизири и никого больше. Если ты не поймешь этого, ты совершенно не поймешь всего, что я собираюсь рассказать тебе, – поскольку любовь к ней всегда оставалась главным для меня. С течением времени в моей жизни изменилось почти все. Я завел новых друзей и потерял старых. Сэр Гарваон научил меня владеть мечом, а Гарсег объяснил, как стать сильнее и проворнее, чем возможно представить, – порой сохранять спокойствие, а порой проявлять такую безумную ярость, что смелые мужчины при виде меня пускаются наутек. Но одно оставалось неизменным. Я любил Дизири, одну только Дизири, – и в любую минуту был готов отдать за нее жизнь.

Я хочу поговорить еще об одной вещи. Я знал, что по сути я всего лишь ребенок. Тауг-младший всегда считал меня взрослым мужчиной, даже когда я сказал ему, что это не так. Его отец тоже считал меня мужчиной (и Ульфа тоже) – моложе себя, но мужчиной; и я был гораздо выше и сильнее его. Я знал, что это не так, что просто Дизири изменила мою внешность, а на самом деле я всего лишь подросток. Много раз мне хотелось расплакаться. Один раз именно тогда, когда я шел к логову разбойников, на каждом шагу настороженно посматривая, не прячется ли кто за камнями или на деревьях, подобно эльфам. В другой раз я действительно заплакал, о чем расскажу буквально через минуту. Когда ты еще ребенок и находишься в такого рода трудном положении, ты не должен даже думать о своем возрасте, поскольку стоит тебе подумать о нем – пиши пропало.

Поэтому я не думал. Я просто продолжал медленно, шаг за шагом, приближаться к большой пещере, говоря себе: что ж, если они убьют меня, значит, убьют – вот и все дела.

Но главным для меня по-прежнему оставалась Дизири. Я всегда думал о ней – и во время моего путешествия в Йотунленд, и во время Битвы на реке, и в ходе всех прочих событий. Я любил Дизири и тосковал по ней так, что сердце рвалось на части.

Если ты не понимаешь моих чувств к Дизири, не имеет значения, что еще ты поймешь, поскольку в результате ты все равно не поймешь ровным счетом ничего. Сейчас между мной и ней стояли разбойники, а любую преграду, стоящую между нами, надо смести с пути и втоптать в грязь – так я считал всегда и так всегда делал.

Глава 14

СЛОМАННЫЙ МЕЧ

Я велел Гильфу держаться далеко позади меня и то же самое велел старому Таугу, но ни один из них не выполнил толком моего приказа. Сначала старый Тауг вырос у меня за спиной (от испуга я едва не выпустил в него стрелу) и попытался прошептать что-то мне на ухо. А когда я резко обернулся, Гильф проскользнул мимо меня, почти бесшумно, но стремительно.

– Видите черную скалу? – Старый Тауг указал копьем вперед. – Когда мы дойдем дотуда, они увидят нас, коли еще не покинули свою пещеру, а мы увидим их.

Я указал рукой назад:

– Видишь вон тот большой валун у тропинки?

Он кивнул.

– Возвращайся к нему и жди там, иначе я отниму твое копье и воткну тебе в ноздрю. Ступай живо!

Старый Тауг подчинился, а я стоял на месте и смотрел ему вслед, пока он не подошел к валуну вплотную.

К тому времени Гильф вернулся. Он ничего не сказал, но, судя по встревоженному виду пса и по тому, что он вернулся так быстро, разбойники находились совсем близко. Я велел Гильфу отойти назад, но он не пожелал вернуться к валуну. Как только я двинулся дальше, он снова оказался прямо у меня за спиной.

Вскоре произошло нечто такое, чего я никак не ожидал. Один из разбойников встал во весь рост на огромном камне шагах в пятидесяти впереди и спросил, кто я такой и явился ли я с миром или нет. Я натянул тетиву до самого уха и выпустил стрелу так быстро, что он не успел спрыгнуть вниз. Стрела вонзилась мужчине в грудь, прошла навылет, и он свалился с камня.

Остальных разбойников я еще не видел, но они увидели своего товарища, и я услышал громкие крики. Я бросился к черной скале, поскольку решил, что смогу взобраться на нее, и взлетел по склону с проворством белки, перепуганный до полусмерти, каждую секунду ожидая получить стрелу в спину. На вершине я распростерся ниц, словно обнимая скалу.

Разбойники вышли из-за нее, и их оказалось не шестеро или семеро, как мы предполагали, а человек двадцать. Они увидели старого Тауга, стоявшего у валуна поодаль, и направились к нему, грозно крича и потрясая копьями и мечами. Он бросил на землю свое копье и пустился наутек, словно два трусливых зайца, а я стремительно вскочил на ноги и поразил стрелой мужчину, шедшего последним, а потом еще двух перед ним – причем на все про все у меня ушло гораздо меньше времени, чем потребовалось, чтобы написать эту фразу. У одного из них был лук и колчан, увидев который я спрыгнул со скалы.

Прыжок длился, казалось, целую вечность. Задним числом я удивляюсь, что не сломал ногу, но я таки не сломал – просто приземлился на корточки и повалился на землю. Я схватил стрелы убитого разбойника и положил в свой колчан, к стрелам без наконечников, выдернул свою прошедшую навылет стрелу из земли и вложил в лук. Стрела была вся в крови, и оперение выглядело не так опрятно, как хотелось бы, но наконечник не погнулся, и я знал, что она еще мне послужит.

Я взял и остальные свои стрелы. Один из мужчин был еще жив, но я не стал добивать раненого. Я видел, что он все равно умрет, и довольно скоро, а потому оставил его лежать там. Сикснита среди этих троих не оказалось.

Потом я пошел по следу разбойников, гнавшихся за старым Таугом. Это не составило труда, поскольку я по-прежнему слышал их крики. Довольно скоро я наткнулся на крупного (ростом с меня) мужчину с оторванной головой, на лице которого застыло выражение ужаса. Перед смертью он так испугался, что мне стало жаль беднягу, хотя я сам убил бы его, попадись он мне на пути.

Наверное, стоит поговорить об этом. В твоем мире люди постоянно убивают людей, как и здесь. Потом они называют свершившееся самым страшным на свете преступлением. Здесь же преступлением считается лишь умышленное убийство, а сражение – это просто сражение. У нас люди не терзаются муками совести из-за поступков, совершенных по необходимости. Сэр Воддет однажды убил так много остерлингов, что долгое время чувствовал себя скверно, но я никогда не переживал по поводу убийства остерлингов. Как можно сожалеть об убийстве кого-то, кто собирается зажарить и съесть тебя? Разбойников я тоже убивал с чистой совестью.

Когда мы Гильфом нашли старого Тауга, он висел на дереве вверх ногами, а они метали в него ножи. Я велел Гильфу обойти разбойников с другой стороны, чтобы отрезать им путь, коли они пустятся в бегство. А когда он выполнил приказ, я начал стрелять. Они погнались за мной, и я отбежал назад, почти до самого валуна, и взобрался на скалу рядом. Я стоял на ней и ждал разбойников, чувствуя тетиву Парки под пальцами. Она казалась не толще нити – такой тонкой, что резала мне пальцы чуть не до крови; но она шептала на тысяче разных языков, и я знал: она не лопнет, что бы ни случилось.

Из леса выбежал разбойник, тоже вооруженный луком. Я дал ему выстрелить, и стрела угодила в скалу у меня под ногами. К тому времени из-за деревьев вышли еще двое. Я поднял лук над головой и крикнул:

– Я сэр Эйбел Благородное Сердце! – (Поскольку Парка назвала меня так.) – Сдавайтесь! Присягните мне на верность, и я вас не трону!

Первый разбойник вложил в лук следующую стрелу, но я сделал то же самое. Я успел выстрелить первым, и моя стрела перебила тетиву, которую он натягивал, прошла сквозь него навылет и расщепила молодое деревце за ним; остальные в ужасе пустились наутек. Я до сих пор горжусь тем своим выстрелом. Впоследствии я не раз производил выстрелы не хуже, но лучше у меня никогда не получалось.

– Вам не обязательно оставаться со мной, – прошептал старый Тауг, когда я снял его с дерева и перерезал веревки у него на руках и ногах.

Я сказал, что в любом случае останусь, и разорвал на бинты рубашку, сшитую для меня Ульфой.

– Они убили пса?

– Нет, – сказал я. – Ты его не видел?

Он попытался улыбнуться.

– Я не смотрел по сторонам. Вас что-то беспокоит?

– Мой пес.

– Боитесь, что он не вернется?

Я как раз боялся, что он вернется, но все же развел там костер. Я мог бы отнести старого Тауга на плечах обратно в Гленнидам, но уже темнело, и, напади на нас из засады разбойники, я бы потерял несколько драгоценных секунд, пока опускал его наземь. Мне казалось, что утром он сможет идти сам, если ночью хорошенько отдохнет. Так будет гораздо лучше.

Когда костер разгорелся, я сходил к речке и принес старому Таугу воды в его шляпе. Напившись, он сказал:

– Вам следует наведаться в пещеру. Может, там хранятся сокровища.

Я в этом сомневался, поскольку мне казалось, что разбойники растрачивают все награбленное сразу и ничего не копят; однако я пообещал наведаться туда завтра вместе с ним.

Гильф вернулся с двумя кроликами и, положив добычу у моих ног, мгновенно исчез в ночной тьме. Я снял с них шкуры и сделал вертелы из тонких веток, как учил меня Бертольд Храбрый. Когда я принялся жарить кроличьи тушки, старый Тауг сказал:

– Ваш пес выглядел по-другому. Может, дело в отблесках пламени?

– Нет, – сказал я.

– Но это ваш пес?

Я кивнул.

– Вы как-то спросили, чего я хотел – чтобы мой сын походил на меня или снова почувствовать себя маленьким мальчиком. Так вот, я хотел, чтобы он походил на меня, но сейчас я бы предпочел стать ребенком. – Он вздохнул.

Я сказал, что сам еще недавно был ребенком.

– Я понимаю, что вы имеете в виду.

– Я здорово испугался, когда обнаружил, что превратился во взрослого мужчину, но потом я так обрадовался, что прыгал и вопил от восторга. Будь моя воля, я бы превратился обратно в ребенка сегодня ночью.

– Да уж.

– Я рассказывал тебе, как мы с твоим сыном попали в Эльфрис. Там мы встретили Дизири, и она забрала Тауга с собой. В детстве я провел в Эльфрисе много лет, но по возвращении оттуда ничего не помнил о своей жизни там и выглядел точно так же, как до Эльфриса. Я нисколько не изменился за годы, проведенные там.

– Такое случается, – пробормотал старый Тауг.

– Но когда я остался там один, когда я ждал возвращения Дизири с твоим сыном, ко мне стали возвращаться отдельные воспоминания. Я не помню точно, какие именно, но помню, что вспомнил что-то. Ты меня понимаешь? И то были счастливые воспоминания. Я был счастлив, по-настоящему счастлив в Эльфрисе.

– Вам следовало задержаться там и вспомнить побольше.

– Я и не собирался покидать Эльфрис. Но мне кажется, ты не прав. Смутная тревога нарастала у меня в душе. Наверное, поэтому я и отправился на поиски Дизири. Я хотел, чтобы она успокоила меня. Сказала, что все в порядке.

– Этого я не могу сделать, – раздался у меня за спиной новый голос. – Но я могу помочь вам ухаживать за моим отцом.

Я обернулся и увидел Ульфу.

– Шла за нами следом? – сказал старый Тауг. – Я так и знал. Мать не сумела удержать тебя?

– Я ушла, когда она возилась с Ви, папа. Я даже не спросила у нее позволения. – Ульфа повернулась ко мне. – Вы напугали бедного Ви до полусмерти.

Я сказал, что не хотел этого. Я просто хотел немножко припугнуть Ви, чтобы он выполнял мои приказы, поскольку денег у меня не было, а другого способа помешать мальчику предупредить разбойников мне не пришло в голову.

– Доброе слово могло бы на него подействовать.

– Пожалуй.

Похоже, старый Тауг не слушал нас или слушал невнимательно, поскольку тут он воскликнул:

– Золото, Ульфа! Настоящее золото! В пещере спрятаны сокровища. Вот увидишь.

– Разве сэр Эйбел поделится с тобой?

– Да, – сказал я. – Если там есть, что делить.

– Я убил двоих разбойников из шайки Джера, Ульфа, – сказал старый Тауг. – Двоих! Веришь?

Девушка вздохнула и покачала головой.

– Я спотыкалась о мертвые тела не знаю сколько раз. Добрых полночи, наверное. Если ты убил всего двоих, значит, сэр Эйбел убил человек сорок.

Я сказал, что Гильф убил больше разбойников, чем мы оба, вместе взятые.

– Его пес, – пояснил старый Тауг. – Он убивал и убегал прочь, убивал и убегал прочь. А потом они ранили меня стрелой в ногу. Повесили вверх тормашками на дерево. Сэр Эйбел снял меня, перерезал веревки. Принес мне воды и все такое прочее. – Слезы покатились у него из уголков глаз, смачивая свалявшиеся бакенбарды. – Я сказал: идите в пещеру, возьмите золото. Но он не пошел, остался со мной.

Я в последний раз перевернул кроликов, а минуту спустя снял с костра и помахал вертелами в воздухе, чтобы остудить мясо.

Ни Ульфа, ни старый Тауг не произнесли ни слова, но я видел, какими глазами они смотрят на кроликов; поэтому я оторвал у одного заднюю лапу и дал старому Таугу, предупредив, что она еще очень горячая.

– А ты, Ульфа? Наверное, ты голодна.

Девушка кивнула, и я дал ей вторую заднюю лапу. Когда мы принялись за еду, она спросила:

– Вам нужны деньги?

Я вытер губы тыльной стороной руки.

– Конечно. Они нужны мне больше, чем тебе или твоему отцу. Сейчас у меня есть действительно хороший лук и много стрел. Нож, которым я свежевал кроличьи тушки, и верный пес. Но мне нужно все остальное, что должен иметь рыцарь. Боевой конь, чтобы сражаться верхом. Хорошая верховая лошадь, чтобы переезжать на ней с места на место, и вьючная лошадь, чтобы перевозить на ней разные вещи, которых у меня пока нет. – Я через силу ухмыльнулся, желая показать девушке, что это меня не особо удручает. – Но даже вьючная лошадь, на которую рыцарь никогда не сядет, стоит очень дорого. А у меня совсем нет денег.

– Понимаю, – сказала Ульфа.

– Помнишь Свона? Ты еще говорила, как замечательно он одет. Он мне сказал однажды, что боевой конь вроде Черногривого стоит столько же, сколько плодородное поле. Свон не всегда говорит правду, но думаю, здесь он не врал. И кроме трех лошадей, мне нужна кольчуга, хороший щит и пять-шесть пик.

Ульфа снова кивнула:

– И поместье для вашей супруги.

– У моей супруги есть свое собственное королевство. Но ты права: у меня нет даже жалкого клочка земли, которого хватило бы, чтобы вырастить одну-единственную репу. – На сей раз я улыбнулся без всякого усилия, поскольку подумал о том, как здорово разговаривать с двумя добрыми друзьями и есть сытную пищу после всех событий, приключившихся за день. – Еще неплохо бы иметь кинжал вроде тех, что носят рыцари, и боевой топор. – Тут я вспомнил мертвую Дизиру со слипшимися от крови волосами. – Нет, лучше булаву. Усеянная шипами булава была бы в самый раз. А что касается поместья и тому подобного, то об этом я даже не помышляю. Если бы ты сшила мне новую рубашку, я был бы вполне доволен.

– Я постараюсь. А как насчет меча? Когда я шила вам первую рубашку, вы сказали, что вам нужен меч.

Я помотал головой:

– Об этом кое-кто позаботится. Думаю, нам не стоит говорить на эту тему.

Разделавшись со вторым кроликом, мы легли спать. Ульфа и старый Тауг скоро мирно засопели, но я все еще бодрствовал, когда Гильф вернулся с оленьей ногой в зубах, и лежал без сна еще с час, прислушиваясь к хрусту костей, перемалываемых мощными челюстями.

Забрезжила заря. Я проснулся от света и сел, протирая глаза. Лежавший рядом со мной Гильф казался обыкновенным темно-коричневым псом, только невероятно крупным.

Мы пошли к пещере – очень медленно, поскольку старый Тауг еле ковылял, опираясь на древко своего копья, вороны уже клевали мертвые тела, попадавшиеся нам по дороге. Ульфа взяла с собой кожаный мешок, в который складывала все золото и серебро, найденные у разбойников. Мешок был не очень большой, но к тому времени, когда мы достигли пещеры, он весил уже немало. Полагаю, я бы тоже мог поступить так при необходимости, но без всякого удовольствия. Мне даже не хотелось смотреть на Ульфу и старого Тауга.

– Теперь я понимаю, почему люди становятся разбойниками, – сказал я, когда девушка показала мне, сколько всего она набрала. – Но если простые люди разживаются таким богатством, обчищая убитых разбойников, что может получить рыцарь в результате настоящей битвы?

– Замок, сэр Эйбел, и двадцать ферм, – улыбнулась Ульфа.

– Копье в брюхо, – фыркнул старый Тауг.

У самого входа в пещеру чернели следы от многочисленных костров, и повсюду валялись обглоданные кости, протухшие объедки и пустые винные бурдюки. Чуть дальше мы нашли зимние меховые куртки, завернутые в промасленную бумагу, и прочее тряпье, разбросанное по полу и истоптанное. Там валялись также одеяла, в большинстве своем сотканные из грубой шерсти диких животных, но толстые и прочные.

В глубине пещеры мы обнаружили груду серебряных блюд и кубков; несколько отличных седел и попон; конские сбруи из лучшей кожи, с медным и серебряным орнаментом; кинжалы (один я взял себе); сорок или пятьдесят пар расшитых перчаток; охотничий рог на зеленом бархатном ремешке и наконец сломанный меч, заметить который было очень трудно, поскольку там царила тьма, а он завалился в щель между двух камней. Меч нашла Ульфа, но именно я вынес его из пещеры, чтобы разглядеть на свету. Головку эфеса украшала золотая львиная голова, а на клинке у самой гарды было отчеканено имя «Лут».

Увидев это, я заплакал.

Глава 15

ПОУК

– Мне нужно добраться до Форсетти, – сказал я моряку. – Ты не знаешь, идет ли туда какой-нибудь корабль?

Я уже заходил в дом Скаура, но он ушел в море, а Ша не узнала меня и боялась со мной разговаривать.

Несколько секунд моряк внимательно смотрел на меня, а потом дотронулся двумя пальцами до козырька фуражки.

– Попробуйте сесть на «Западного купца», сэр. Когда он посмотрел на меня, я понял, что он слеп на один глаз; глазное яблоко оставалось на месте, если ты меня понимаешь, но с виду напоминало белок жареного яйца. Что гораздо важнее, мне понравилось выражение другого глаза. Моряк не испугался меня, но явно не собирался драться со мной или меня обманывать. Кажется, никто еще не смотрел на меня таким спокойным и открытым взглядом с тех пор, как я покинул лес.

– Ты уверен, что он идет в Форсетти, в город герцога Мардера?

– Не знаю, сэр. Но это единственный корабль в порту, который может пойти туда. Все зависит от обстоятельств – в том числе и от вас, сэр.

Я немного подумал над словами моряка, а потом сказал:

– Мне нужен твой совет. Если я дам тебе скильд, ты дашь мне лучший совет из всех возможных?

Он снова дотронулся пальцами до козырька фуражки.

– И вдобавок отнесу ваши вещи на корабль, сэр. Что вы хотите знать?

– Сколько мне придется заплатить, чтобы «Западный купец» доставил меня в Форсетти?

Он почесал затылок.

– Как знать, сэр. Можно мне взглянуть, какого цвета ваш скильд?

Я вынул из кошелька монету и показал моряку.

– Вы собираетесь спать на палубе, сэр?

Я часто спал под открытым небом с тех пор, как оказался в Митгартре, иногда у костра, иногда нет; и у меня с собой было два одеяла из пещеры – так что перспектива ночевать на палубе нисколько не смутила бы меня, не имей я при себе много денег. Мы с Ульфой и старым Таугом продали ценные вещи из пещеры и поделили между собой выручку. Моя доля составила весьма крупную сумму. Поэтому я сказал, что мне хотелось бы получить отдельную комнату с дверью, которая запирается на замок.

– С ночевкой на палубе все удовольствие обошлось бы вам в три скильда, если бы вы хорошенько поторговались. Ну а так вам нужно найти кого-нибудь званием постарше, кто согласится пустить вас в свою каюту, сэр.

Я спросил, действительно ли у них на кораблях есть хижины, поскольку вспомнил нашу с тобой хижину в Америке; а потом увидел нечто вроде хижины на корабле и указал на нее моряку.

– Это рубка, сэр. Каютами мы называем помещения, которые на суше называются комнатами, сэр. В них живет командный состав. Только порой в одной каюте спят по два-три человека. Зависит от судна, сэр.

– Понятно. А если я найду человека, занимающего отдельную каюту, он согласится пустить меня к себе?

– Да, сэр. Если вы хорошо заплатите.

– Как по-твоему, сколько это может стоить?

Он задумался.

– Хорошая каюта, скорее всего, обойдется вам в пару септров, сэр. Плохая – в восемь-десять скильдов. Где-то так. – Он пожал плечами. – Может, чуть больше, а может, и целый септр. Возьмете с собой съестные припасы?

– А надо?

– Я бы взял. Даже если они пообещают вас кормить, неплохо иметь что-нибудь про запас, верно? И вы всегда сможете съесть свои припасы, когда на корабле кончится продовольствие.

Совет показался мне разумным.

– Не подскажешь, что мне следует взять с собой?

– Я пойду с вами на рынок и помогу вам выбрать все необходимое, сэр. Позабочусь о вас, как обещал. Вы воин, сэр? С виду похожи.

– Я рыцарь, – сказал я. Я всегда говорил так, поскольку знал, что мне никто не поверит, пока я сам не поверю в это. – Я сэр Эйбел Благородное Сердце.

Моряк дотронулся двумя пальцами до козырька фуражки:

– Поук Бадей, сэр. К вашим услугам.

Мы обменялись рукопожатием на местный манер – не потрясли друг другу руки, а просто коротко пожали. Рука у него была твердая как дерево, зато моя была больше и сильнее.

– Воину могут сделать скидку, сэр, поскольку он будет защищать корабль, – пояснил Поук. – Только на вашем месте я бы сперва обзавелся мечом.

Вспомнив о Дизири, я потряс головой.

– Оставили свой меч там, где остановились, сэр?

– Нет, – сказал я. – Я в любом случае не собираюсь покупать здесь меч. Боевой топор, возможно. – Ты знаешь, о чем я подумал, едва только произнес эти слова, а потому поспешно сказал: – Или что-нибудь вроде. – Я понимал, как глупо это прозвучало.

– Сейчас в Иррингсмауте остался лишь один хороший оружейник – Мори. Могу отвести вас к нему.

– Тогда пойдем. И мне нужно запастись провизией.

– Разные сушенья и копченья, сэр. Яблоки в самый раз, и их легко купить в это время года. Слабое пиво для утоления жажды. Оно пьется не так быстро, как вода, сэр.

– А вино?

– Вино стащат матросы, коли вы не будете следить за ним день и ночь. – Приставив большой палец к губам и слегка запрокинув голову, Поук сделал вид, будто пьет.

– Бьюсь об заклад, ты знаешь толк в таких делах, – сказал я.

– Вы клоните к тому, чтобы я закупил все сам, сэр? Нет, только не я. – (Насколько я мог судить, он отказался всерьез.) – Позвольте поинтересоваться, зачем вы едете в Форсетти, сэр? Я спрашиваю без всякой задней мысли, просто по-дружески, сэр.

– Чтобы поступить на службу к герцогу Мардеру, коли получится. Ему нужен новый рыцарь взамен погибшего, и, если я не подойду, возможно, он направит меня к кому-нибудь, кто возьмет меня.

– Вот мастерская Мори, сэр. – Поук указал на длинное темное здание с дымящимися трубами. – Здесь вы можете приобрести хороший меч…

– Нет.

– Или топор, сэр. Или любое другое оружие на ваш вкус. Вы что-то увидели, сэр?

Я потряс головой, не зная, увидел или нет.

– Вы вроде как вздрогнули.

Я сделал вид, будто не расслышал последних слов, и вошел в мастерскую Мори. Просторная полутемная комната, заставленная столами, на которых лежали доспехи и оружие. На всех стенах здесь тоже были развешаны доспехи и оружие – мечи, кинжалы, ножи, боевые топоры с короткими и длинными рукоятками, палицы и усеянные шипами цепи. Шлемы, закрывающие все лицо, и шлемы, оставляющие лицо открытым. Кольчуги, латные перчатки и прочие доспехи. Защитные камзолы из бычьей кожи; кожаные кольчуги, сплошь усеянные медными заклепками; куртки, сшитые из лоскутков парусины, и много чего еще – всего не перечислить, даже если бы я знал названия всех выставленных здесь вещей. В углах стояли связки копий, пик, стрел и алебард. За широкой дверью в дальней стене я увидел кузницу, где работали двое мускулистых мужчин в кожаных фартуках: один держал в щипцах докрасна раскаленный клинок, а другой стучал по нему молотом.

Вскоре наблюдавший за кузнецами старик заметил нас.

– Рыцарь, как я вижу. Вы оказали нам великую честь, сэр…

– Эйбел Благородное Сердце. Позвольте спросить, как вы поняли, что я рыцарь, сэр? По одежде?

Старик помотал головой.

– По вашей осанке, сэр Эйбел. В частности, по развороту плеч. Честно говоря, в наши дни я не во всяком воине, носящем звание рыцаря, признаю такового. – Он вздохнул. – В мое время рыцари охраняли броды. Они помогали бедным путешественникам и сражались с другими рыцарями, пытавшимися перейти реку.

– Я о таком не слышал.

– Все закончилось лет тридцать назад. Но это был прекрасный обычай, поскольку он не позволял самозванцам задерживаться в рядах рыцарей. И выгодный обычай для меня, поскольку рыцари приносили мне мечи и доспехи.

Поук усмехнулся:

– Брали трофеи, да, сэр?

– Конечно, моряк. Они и сейчас берут трофеи, после рыцарских поединков. Победитель оставляет побежденному одежду и какую-нибудь клячу, чтобы добраться до дома. Но забирает оружие и доспехи. Боевого коня, коли он остается в живых, как обычно и бывает. А также седло, уздечку и все прочее. Во многих случаях берет выкуп. Итак, если вы желаете приобрести что-нибудь, я велю своему приказчику позаботиться о вас.

– Я пришел с сэром Эйбелом. Вроде как в услужении у него. Дело в том, мастер Мори, что я советую ему купить меч. У него нет меча, и он говорит, что и не надо, поэтому я привел его к вам.

Я объяснил, что собираюсь достать меч в другом месте, а пока мне нужно другое оружие.

– Так не пойдет! Капитан «Западного купца» не поверит, что вы рыцарь, коли у вас не будет меча, сэр.

– У меня не все мечи дорогие, сэр Эйбел, – сказал Мори. – Я могу показать вам прекрасный боевой меч с простой удобной рукояткой…

Я поднял руку, прерывая старика.

– Скажем, я поклялся не носить меч. – Следующие слова дались мне с трудом, но я все же выговорил: – В любом случае, на корабле топор может оказаться полезнее. Я прав?

Мори задумался.

– А ваша клятва запрещает вам пользоваться короткой кривой саблей? У меня как раз есть отличная сабля.

– Я не давал никакой клятвы. Я это выдумал. Я просто хотел, чтобы вы с Поуком вошли в мое положение. Я… если я сейчас куплю меч, я никогда не получу меч, которым хочу владеть, а в таком случае я никогда не увижу человека, который может достать его для меня. Поэтому никаких мечей. Никаких. Вы можете показать мне топоры? Как насчет вон того, обмотанного шнуром с желтой кисточкой?

– Это не топор, а короткий меч! – воскликнул Поук.

Глаза Мори сверкнули под кустистыми бровями.

– А как насчет такого? – Я крутанул над головой топором с длинной рукояткой и узким железком. – Лезвие с одной стороны, молот с другой – то есть топор и палица одновременно.

– Если я представлю вас рыцарем, а капитан увидит вас с таким оружием, он со смехом прогонит нас на берег!

Мори положил руку мне на плечо.

– Сэр Эйбел, вы выслушаете спокойно старого человека? Я не рыцарь, но у меня большой опыт в подобных делах.

Я сказал, что охотно выслушаю, но меча мне не надо.

– Я и не собираюсь ничего вам навязывать. Выслушайте меня, и я расскажу вам о другом оружии, которое во многих отношениях ничем не хуже меча, а в некоторых даже лучше.

Я кивнул.

– Продолжайте.

– Сначала позвольте мне сказать несколько слов о назначении мечей и топоров. Топор сходен с палицей в том смысле, что его лучше всего использовать против тяжелых доспехов. В руках сильного человека вроде вас он даже иногда может расколоть щит. Но если воин в легких доспехах или даже вовсе без доспехов выйдет против воина, вооруженного топором, он убьет его в течение минуты-другой, коли сражается хорошим мечом и искусно им владеет. Что же касается боевого молота, то это весьма действенное оружие для всадника, бьющегося с другим всадником. Но для пешего воина – для человека на палубе корабля, например… знаете, вы добьетесь большего успеха, орудуя веслом или ганшпугом.

Поук удовлетворенно хмыкнул.

– С точки зрения общественных отношений ваш слуга тоже прав. Меч является исключительно оружием людей благородного происхождения. Если вооруженный мечом человек встречает человека, который тоже носит меч, но не производит впечатления благородного господина, он может вызвать его на поединок – и так далее.

Я попытался кивнуть с таким видом, словно мне это известно.

– Вы позволите мне рассмотреть одно предположение, совершенно отвлеченное? Скажем, мы с вашим слугой сговорились спрятать меч в вашем багаже. Он спрятан настолько хорошо, что ни вы, ни любой другой его не обнаружит. Какая, по-вашему, польза будет вам от меча, когда вы взойдете на борт корабля?

– Никакой. Я выброшу его в море, как только найду.

Поук испустил тихий стон, а Мори терпеливо сказал:

– До того, как вы найдете, сэр Эйбел.

– Пока я ничего не знаю о мече, от него не будет никакой пользы.

– Разве капитан и команда не признают вас рыцарем?

Я пожал плечами.

– Признают. Но разумеется, не из-за меча, которого они никогда не видели.

– Вот теперь мы подошли к существу дела. Значение имеет лишь уверенность в наличии меча. Не сам меч. Вот, смотрите. – Мори проковылял через помещение и с самого дальнего от двери стола взял богато украшенные ножны белой кожи, из которых торчала стальная кованая рукоятка. – Что я держу в руках, сэр Эйбел?

Я понимал, что здесь кроется какой-то подвох, но не понимал, в чем именно он заключается.

– Похоже на меч, – сказал я. – Не очень длинный и, судя по легкости, с какой вы подняли ножны, не очень тяжелый. Вероятно, клинок узкий. – Я выжидательно помолчал и, не дождавшись ответа, спросил: – Вы меня дурачите?

Мори хихикнул.

– Что касается веса, то я не так слаб, как может показаться мужчине вашего возраста; на протяжении многих лет я махал молотом с утра до ночи, ковал клинки.

Поук подошел к старику, чтобы рассмотреть оружие поближе.

– Так вы говорите, это и не меч вовсе?

– Верно. – Мори приблизился ко мне, по-прежнему не обнажая оружия. – Это палица, палица лотурингов, которые живут в стране заходящего солнца. Едва ли по эту сторону моря найдется вторая такая. Не желаете взглянуть, сэр Эйбел?

Я вытащил палицу из ножен. Она представляла собой тяжелый стальной брусок, чуть больше в ширину, чем в толщину.

– Когда она попала мне в руки, я посчитал это самым странным оружием из всех, какое мне доводилось видеть, – сказал Мори. – Но я раздобыл огромный старинный шлем, немного помятый и без застежки, но все еще прочный. Насадив шлем на шест, я испытал на нем палицу, которую вы держите в руках, и убедился в действенности этого оружия. Два золотых септра, коли желаете приобрести.

Увидев выражение моего лица, он сбавил цену:

– Или септр и десять скильдов, если пообещаете вернуться и рассказать, как она вам послужила.

– Мы берем! – объявил Поук.

Глава 16

«ЗАПАДНЫЙ КУПЕЦ»

– Это сэр Эйбел Благородное Сердце, – объяснил Поук старшему помощнику капитана. – Нам с ним нужно в Форсетти.

Помощник капитана легко прикоснулся двумя пальцами ко лбу, приветствуя меня.

– Желаете разделить каюту, сэр?

Я выразил желание сначала ее осмотреть. Холодный порывистый ветер, возвещающий о наступлении осени, уже заставил меня поднять капюшон моего нового плаща, а теперь внезапно хлынувший дождь промочил его насквозь; «Западный купец» ходил ходуном на якорной цепи, кренясь из стороны в сторону и сильно вздрагивая, чтобы дать всем нам понять, как он себя чувствует.

– Следуйте за мной, сэр.

Помощник капитана повернулся и начал спускаться по крутой узкой лесенке. Я велел Поуку идти первым, поскольку знал, что, едва я уйду со свежего воздуха, мне станет дурно. Пару минут я оглядывался по сторонам, осматривая корабль – ярко раскрашенные деревянные надстройки, обнесенные по верху зубчатыми оградами, на носу и корме; рубку; раскачивающиеся мачты с длинными косыми поперечинами, на которых расправлялись паруса, сейчас подвязанные под ними, и все прочее. Лицо у меня горело, и холодный ветер приносил легкое облегчение. Я знал, что меня может вырвать в любую минуту, и твердо решил, что заставлю Поука подтереть все за собой, коли такое случится.

И убью его, коли он откажется.

– Сэр?

Разумеется, это был Поук, стоявший на верхней ступеньке трапа.

– Пытаюсь защитить лук от влаги. – Я возился с завязками промасленного кожаного чехла, который мы купили для лука.

– Каюта очень маленькая, – сказал Поук. Да уж. Мы трое с трудом помещались в ней.

– Вот моя койка, сэр. – Помощник капитана уселся на нее, освобождая немного пространства для нас с Поуком. – А верхняя будет вашей.

На верхней койке лежал грязный, засаленный матрас, кислый запах которого перебивал тяжелый затхлый дух, стоявший, похоже, во всех помещениях под палубой.

– Прямо над нами находится каюта капитана, – гордо сообщил мужчина. – После нее это лучшая каюта на корабле.

Поук стоял к нему спиной. Он незаметно помахал в воздухе пальцем и подмигнул.

– Кто здесь спит? – спросил я.

– Наш второй помощник, сэр. Hyp.

– Если я собираюсь занять его постель, мне нужно договориться о плате с ним.

Поук одобрительно ухмыльнулся.

– Я все сказал, сэр. – В голосе мужчины послышались раздраженные нотки. – А торговаться мы с вами не будем. Два…

Я уже принял решение и потому прервал его.

– Вы правы, торговаться мы не будем. Я не лягу на эту койку, даже если меня здесь запрут. Покажите мне каюту капитана.

– Пусть он сам показывает. – Мужчина пришел в совершенное раздражение.

– Тогда проводите меня к нему.

На несколько секунд наступило неловкое молчание, потом наконец я понял, что должен выйти первым. Я так и сделал, ударившись головой о косяк и развернувшись боком, чтобы протиснуть плечи в крохотный дверной проем. Я двигался неловко и ударился так больно, что на пару минут напрочь забыл о тошноте.

Когда мы снова поднялись на палубу, помощник капитана постучал (робко, как мне показалось) в дверь капитанской каюты. Я же тем временем вдыхал полной грудью холодный соленый воздух.

– Капитан?

Ответа не последовало. Я решил, что ветер уж точно усилился. Холодный дождь хлестал мне в лицо, и я это лишь приветствовал.

– Капитан, сэр? – Старший помощник снова постучал, чуть громче.

– Дороговато будет, – прошептал Поук.

Дверь на мгновение приоткрылась – я мельком увидел грязное лицо мужчины средних лет – и с грохотом захлопнулась.

– Вам придется прийти еще раз, – с глубоким удовлетворением сообщил старпом. – Приходите завтра.

Я оттолкнул его в сторону и забарабанил в дверь кулаком. Когда она открылась и на пороге встал капитан с красным от ярости лицом, я втолкнул его внутрь и вошел.

По сравнению с тесной каморкой помощника капитанская каюта казалась довольно просторной: добрых четыре шага в длину и три в ширину, с достаточно высоким потолком и большими окнами по трем стенам. Я ткнул пальцем в одно из окон и коротко бросил:

– Открой!

Капитан (он был неодет) лишь недоуменно таращился на меня. Поук поспешно выполнил мой приказ.

– Я вижу только одну постель, – сказал я. – Где вы собираетесь спать?

– Вы рыцарь? – Капитан взял штаны со спинки стула, привинченного к полу.

– Верно. Сэр Эйбел Благородное Сердце.

– Сомневаюсь. – Капитан уселся на единственную в каюте кровать. – Я никогда о вас не слышал.

– Вам лучше вести себя так, словно слышали, – сказал я. – Я тоже никогда о вас не слышал.

– Вы хотите занять мою каюту. – Он раздраженно фыркнул. – Так сказал мастер Керл.

– И снова верно. До прибытия в Форсетти.

– Если бы я согласился пойти туда… – казалось, капитан взвешивал каждое свое слово, – это обошлось бы вам в семь золотых септров. Причем монетами из чистого золота. Плата вперед, и ни одним медным фартингом меньше названной суммы. Вы повесили бы ваш гамак вон там и каждое утро, до завтрака, убирали бы его, вне зависимости от ветра, дождя и качки.

Керл, к тому времени подошедший ко мне сзади, хихикнул.

Капитан поднялся на ноги и застегнул пряжку ремня.

– В противном случае, сэр Эйбел Благовоние-с-Перцем, я научил бы вас подчиняться воле капитана. Но на самом деле я не пущу вас в свою каюту ни за какие деньги. Я даю вам минуту, чтобы вы убрались с моего корабля. – Он вытащил из-под матраса кривую остерлингскую саблю. – Иначе я выброшу вас за борт.

Левой рукой я схватил капитана за кисть, а правой вцепился в эфес. Я еще не успел вырвать у него оружие, когда Керл здорово двинул меня кулаком сзади.

Сильно пошатнувшись, я выдернул саблю из рук капитана, увернулся от следующего удара и треснул помощника кулаком в грудь. Я до сих пор помню звук удара, похожий на глухой стук киянки по колышку палатки. Воспользовавшись моментом, я вышвырнул саблю в окно.

В следующее мгновение капитан с яростным ревом набросился на меня, но первый же мой удар пресек атаку. Он рухнул на пол, а я поднял его и вытолкнул головой вперед в окно, в последнюю секунду поймав за лодыжку.

– Сэр Эйбел! Сэр Эйбел…

Я высунулся из окна и посмотрел вниз. Игривая пенистая волна захлестнула капитану голову.

– Разве ты не поступил бы так же на моем месте, Поук? Я помогаю бедняге. Он вырубился от удара, а холодная вода приведет его в чувство.

– Я забрал у него нож, сэр Эйбел. У помощника, я имею в виду. Он был у него за поясом. Похоже, вы не заметили, сэр.

– Конечно заметил. – Я взял нож свободной рукой и коротко взглянул на него. – Верни владельцу.

На лице Поука отразилось сомнение.

– Может, лучше выбросить за борт, сэр? Парень еще не отдышался, сэр, но скоро очухается.

– Он не попытался ударить меня ножом, – сказал я. – Поэтому пусть забирает обратно.

– Или всадит вам в спину, сэр, вполне может.

– Н-нет, – задыхаясь, выдавил Керл.

– Он дал нам слово, Поук. – Я снова высунулся из окна и посмотрел на капитана, который судорожно размахивал руками и отплевывался. Когда накатила следующая резвая волна, он крепко ударился головой о борт. – Нам достаточно его слова.

Я обернулся к помощнику капитана.

– Мастер Керл.

– Да, сэр? – все еще задыхаясь, проговорил Керл.

– Мой багаж остался там, где Поук его выгрузил. И лодочник ждет платы за перевоз. Заплатите парню и помогите Поуку принести сюда вещи.

– Сэр… есть, сэр.

Поук уже вышел из каюты. Керл с трудом поднялся на ноги и последовал за ним.

Когда дверь закрылась, я втащил капитана обратно.

– Вставайте, – велел я. – Или я вас ударю еще раз.

Он попытался встать, но упал. Я поднял его с пола и усадил на стол.

– Вы можете говорить?

– Я в порядке. Просто голова немного кружится. Сейчас пройдет.

– Нам лучше обо всем договориться, пока эти двое не вернулись, – сказал я. – Я намерен спать здесь, один, до нашего прибытия в город герцога Мардера.

– Да, сэр, – пробормотал капитан.

– И еще одно. Не называйте меня «сэр»… Я позволил Поуку обращаться ко мне так, и ваш помощник сделал то же самое минуту назад. Но вы должны говорить: «Да, сэр Эйбел». А время от времени вам лучше говорить: «Да, сэр Эйбел Благородное Сердце». И я всякий раз буду особо внимательно прислушиваться к двум последним словам. – Он хранил молчание, поэтому я сказал: – Дайте мне знать, что вы меня поняли, или вы снова отправитесь за окно.

– Да, да, сэр Эйбел Благородное Сердце. – Капитан выпрямился. – Я прекрасно вас понял, сэр Эйбел Благородное Сердце.

– Отлично. По прибытии в Форсетти я заплачу вам три септра за эту комнату. Но только в том случае, если я буду питаться лучшими продуктами из имеющихся на корабле и вы с вашими людьми будете обращаться со мной так, как надлежит обращаться с рыцарем. Дайте мне знать, что вы и это поняли.

– Да, сэр Эйбел Благородное Сердце. – Все еще не вполне оправившись, он с трудом встал на ноги, держась обеими руками за край столика. – Я прекрасно вас понял, сэр Эйбел Благородное Сердце.

– Если пища не придется мне по вкусу или вы с вашими людьми станете говорить про меня гадости за моей спиной, я начну вычитать фартинги из обещанных трех септров. Я решу, по сколько, и…

В дверь постучали.

– Подождите минутку!

Я повернулся к капитану:

– Вы все поняли? Насчет вычета денег из названной суммы? Да или нет?

– Да, сэр Эйбел Благородное Сердце. Можете положиться на меня, сэр Эйбел.

– Посмотрим. – Я чувствовал себя еще хуже, чем раньше, и с трудом сдерживал позывы к рвоте. – Я намерен выдворить вас отсюда сию же минуту. Соберите все ваше барахло – то есть одежду и прочие личные вещи. Оставьте одеяла. Как только вы выйдете отсюда, ничто не помешает вам собрать вашу команду и раздать людям все ножи и палки, какие только найдутся здесь.

Лицо у него приняло испуганное выражение, и у меня отлегло от сердца.

– Только запомните одно. Вам будет недостаточно приказать им наброситься на меня. Вам придется идти первым. – Я распахнул дверь. – А теперь убирайтесь.

Когда Поук и Керл занесли в каюту мои вещи, я прогнал и их тоже, грубо вытолкав Поука (он хотел поговорить) за дверь и задвинув широкий железный засов. Потом я высунулся в окно, и меня вырвало. Однако, основательно прочистив желудок и умывшись, я почувствовал себя значительно лучше, чем чувствовал с той минуты, когда сел в большую гребную шлюпку, доставившую нас с Поуком к «Западному купцу».

Прежде чем продолжить свое повествование, я должен многое рассказать тебе о шхунах и кораблях (которые отличаются от шхун, хотя я тогда не понимал этого), а также о каботажной торговле и внешней торговле. Но, честно говоря, я мало что знаю обо всем этом. «Западный купец» считался большим кораблем; только самые большие корабли имели по три мачты. Летом он ходил на запад, о чем свидетельствовало название судна, и совершал торговые рейсы между островами. Зимой он ходил только вдоль побережья Целидона, чтобы всегда иметь возможность укрыться в ближайшей гавани в случае непогоды, а также пытался ходить на юг.

Остерлинги обитали на востоке, но совершали набеги на южное, западное и северное побережья, убивая и грабя мирное население. Герцог Индайн пытался выступить против них, но они убили его и разрушили его замок. После смерти герцога остерлинги разграбили и сожгли почти весь Иррингсмаут.

Глава 17

НА ЯКОРЕ

На следующее утро корабль качало не меньше, чем накануне и всю ночь, но я выпрыгнул из постели (спасаясь от тяжелого сна) в добром здравии и с таким острым чувством голода, что, кажется, съел бы хоть старый башмак. Выглянув в окно, я увидел, что мы по-прежнему стоим на якоре в заливе, а разбудивший меня шум свидетельствовал о том, что на борт поднимают некий громоздкий груз, доставляющий много хлопот. Я слышал глухие удары, грохот, треск, быстрое шлепанье босых ног по палубе и громкие крики. Я слышал также какой-то пронзительный писк, который поначалу принял за птичий.

Что радовало, так это солнце и ветер – теплый осенний ветерок, вызывающий желание взять и запустить подальше футбольный мяч. Я проделал несколько бросковых движений и понял, что с такими сильными руками, ногами и плечами запросто мог бы играть за «Викингов». Потом я оделся и нацепил на пояс чужеземную палицу, купленную у Мори. Она висела на ремне, похожем на перевязь для меча. Я проверил лук и колчан. Они выглядели превосходно, но я решил пока оставить их в каюте вместе с плащом. Дурные сны – а они снились мне почти каждую ночь – я видел главным образом из-за тетивы Парки. Она находилась в чехле, а чехол с луком я поставил в дальний угол каюты; но, наверное, этого оказалось недостаточно.

На палубу поднимали клети, бочки и ящики с тупоносой барки, приводившейся в движение четырьмя десятками гребцов. Для подъема грузов к концу одной из поперечин средней мачты крепилось колесо с перекинутым через него канатом. Когда груз был тяжелый, колесо издавало больше шума, чем целая стая визгливо кричащих чаек. Матросы поднимали клети и бочки одну за другой и опускали в трюмный люк, разворачивая поперечину.

Ко мне подбежал Керл и тронул двумя пальцами козырек фуражки. Поук следовал за ним по пятам. При виде его я вспомнил, что должен ему скильд.

– Надеюсь, шум не потревожил вас, сэр Эйбел. – Керл снова дотронулся до фуражки. – Мы решили, что вы уже проснулись, сэр, но не хотели беспокоить вас. Желаете позавтракать, сэр?

Все еще озираясь по сторонам, я кивнул.

– В вашей каюте, сэр?

Насколько я понял, это значило, что мне не обязательно есть в каюте, поэтому я на несколько секунд задумался, а потом сказал:

– Я мало что знаю о кораблях вроде вашего, мастер Керл.

Он кивнул с испуганным видом.

– Эти деревянные надстройки. Одна на носу, другая – на корме, где моя каюта…

– Да, сэр Эйбел. Они предназначены для отражения атаки в случае необходимости. Одна называется форкастль, другая – ахтеркастль, сэр.

– А крыши у них плоские? Похоже, да.

Я надеялся полюбоваться сверху видом корабля и залива, а также в полной мере насладиться солнцем и ветром.

– Так точно, сэр. – Керл энергично кивнул. – Оттуда и управляют кораблем, сэр. Там находится штурвал.

– И именно там надлежит находиться вам, сэр, – добавил Поук. – А не здесь, на палубе.

Проводите меня туда, – кивнул я. – Я хочу посмотреть.

Поук пошел первым, Керл следовал за ним по пятам. Узкая лесенка, называемая сходным трапом, вела на прочную дощатую площадку, обнесенную деревянной стеной с прямоугольными выемками по верху, предназначенными для метания стрел и копий. Так называемая парапетная стенка с бойницами; на полуразрушенной крепостной стене Иррингсмаута я видел такие же бойницы, только там стена была каменной. Штурвал находился здесь же. А также магнит, на подставке перед штурвалом.

А также капитан, прихлебывающий пиво и уплетающий яичницу с беконом, свежий хлеб и салат из редиса и молодой зелени. При виде меня он почтительно встал и сказал:

– Доброе вам утро, сэр Эйбел Благородное Сердце.

Я также пожелал ему доброго утра.

– Могу я присоединиться к вам, капитан? Я еще не завтракал.

Когда он ответил утвердительно, я сказал Поуку:

– Я хочу поговорить с тобой после завтрака. Они тебя накормили?

Он тронул пальцем кепку:

– Да, сэр, я поел.

– Тогда принеси мне стул и переговори с поваром.

– Возьмите мой стул, сэр Эйбел, – поспешно сказал капитан. – Окажите милость.

Я так и сделал.

– Я принесу еще один, для капитана, если вы не возражаете, – сказал Поук. – Только помощник уже пошел к коку и, думаю, обо всем распорядился.

Не вполне уверенным голосом капитан проговорил:

– Если вы голодны, сэр Эйбел Благородное Сердце, может, пожелаете заморить червяка. Салат я оставил напоследок, и вот эти два куска хлеба не трогал.

Я сказал, что могу и подождать.

– Если вы предпочитаете остаться один…

– Нет, – сказал я. – У меня много вопросов к вам, которые я хочу задать, пока буду есть свой завтрак, а вы доедать свой. Команда сейчас не нуждается в вашем присутствии?

– Пока они занимаются погрузкой? – Капитан помотал головой. – Мастер Керл может проследить за всем не хуже меня.

– Но вы занимаете каюту получше. Во всяком случае занимали.

Капитан ничего не ответил.

– Вы отдаете приказы, а Керл выполняет ваши распоряжения. Вы можете сделать что-нибудь такое, чего не может сделать он?

– Честно говоря, сэр Эйбел Благородное Сердце, если он попробует заменить меня, то преуспеет во многих отношениях. Я лучше управляю судном, но и он немного умеет управлять. Я тешусь мыслью, что я лучше него добываю товары на продажу и выгоднее продаю. Вряд ли Керл сумел бы торговать с такой же прибылью, но он хороший моряк.

Я задал этот вопрос, памятуя о сне. Во сне я находился в трюме. Там было темно, хоть глаз выколи, но я почему-то знал, что наша мама вовсе не умерла – она лежала там, крепко связанная и с кляпом во рту, не в силах издать ни звука, и если бы я нашел ее, то перерезал бы веревки и поднял ее на палубу. Только там находился и капитан тоже, и он держал в руках веревку, которой хотел задушить меня. Он двигался бесшумно, пытаясь подкрасться ко мне сзади и набросить удавку мне на шею. Я тоже старался двигаться бесшумно, чтобы он меня не нашел, но довольно часто спотыкался об одни предметы и с грохотом наталкивался на другие.

Поэтому я думал, а не убить ли мне его, как разбойников? Тем утром он держался настолько любезно, будто прочитал мои мысли. Но в глубине души он ненавидел меня лютой ненавистью и хотел вернуть свою каюту – я знал это. Керл не представлял такой опасности и точно так же мог доставить меня в Форсетти.

Кроме нас там был еще кто-то, в моем сне; кто-то, кто вообще не шевелился и не издавал ни звука. Но я не знал, кто именно.

Вернулся Поук со стулом для капитана.

– Я заправлю вашу постель и уберусь в каюте, если сейчас вам больше не нужен, сэр.

Я кивнул, и Поук сказал:

– Если вам что-нибудь понадобится, сэр, вы только крикните. Я буду прямо под вами.

Капитан сел.

– Хороший слуга?

Я не знал, но сказал:

– Во всяком случае, бывает полезен. Он почти всю жизнь провел на кораблях, если верить его словам. Когда мы собираемся отправиться в путь?

– С завтрашним приливом, сэр Эйбел Благородное Сердце, если вас это устроит.

– Почему не сегодня?

– Мы должны закончить погрузку. Я имею в виду, если вы позволите, сэр Эйбел. За сегодня и за завтра мы управимся, если не случится ничего непредвиденного. Как только мы уложим весь груз в трюмы, мы выйдем в море без промедления.

Он не притрагивался к своей еде, ожидая, когда мне принесут завтрак.

Я поинтересовался, можно ли выйти в море сейчас, не дожидаясь прилива.

Капитан пожал плечами:

– Все зависит от ветра, сэр Эйбел. Будь Ран благосклонен к нам, мы смогли бы. Но я не всегда в состоянии предсказать, в какую сторону подует ветер. Однако я точно знаю, когда начнется прилив, и знаю, что он вынесет нас в море, если мы захотим.

Он выжидательно умолк, но я погрузился в раздумья.

– Коли вам угодно, я попробую выйти раньше, сэр Эйбел Благородное Сердце. Но предупреждаю, тогда риск сесть на мель будет больше.

– В обычном случае вы не сделали бы этого?

Капитан помотал головой.

– Тогда не надо. Мы подождем прилива, как вы сказали. Сколько времени нам понадобится, чтобы добраться до Форсетти?

– Это тоже будет зависеть от ветра…

Тут кок и его помощник принесли мой завтрак. Тогда я еще плохо разбирался в корабельной пище, но успел узнать от Поука достаточно, чтобы понять: они приготовили мне завтрак из лучших продуктов, какие только нашли. Когда они составили тарелки на маленький стол и удалились обратно в камбуз, капитан сказал:

– При благоприятном ветре мы доберемся до Форсетти за две недели, сэр Эйбел Благородное Сердце. А при неблагоприятном… ну, здесь возможны любые варианты. Месяц. Два месяца. Никогда.

– Наверное, чтобы дойти до Форсетти за две недели, нужно идти очень быстро, – сказал я и выжидательно умолк.

– Мы можем идти день и ночь, – объяснил капитан. – А при попутном ветре корабль движется со скоростью всадника на хорошем верховом коне. Но всадник по ночам останавливается на привал, чтобы поесть, поспать и дать отдохнуть своей лошади, а мы можем продолжать путь, как при свете дня.

Я принялся за еду.

– Кроме того, значение имеет маршрут, сэр Эйбел. Вы желаете все время держаться поблизости от берега?

Прожевав и проглотив кусок, я сказал:

– Я желаю добраться до Форсетти как можно скорее, не рискуя без особой нужды.

– Сухопутные люди обычно предпочитают плавать вдоль берега, поскольку не понимают, как мы находим путь в открытом море, – пояснил капитан и хихикнул. – Порой мы и сами не понимаем. Но, как правило, находим. А в открытом море получается быстрее, да и безопаснее. Остерлинги и бури опасны повсюду, но у берега вдвойне.

Я кивнул и сказал, что видел замок Блюстоун.

– Вот-вот. Они обычно ходят вдоль побережья, высаживаясь там и тут. Все зависит от того, сколько у них людей и насколько они уверены в своих силах. Они жаждут не только человечины, но и золота тоже, и порой жаждут одного больше, чем другого. Если они увидят корабль, то захватят его, коли сумеют нагнать. Но на берегу всегда больше человечины и больше золота, чем на корабле. Бури равно возможны и там, и там, но чаще всего они просто носят корабль по волнам. А если корабль терпит крушение, то обычно потому, что разбивается о прибрежные скалы.

– Вряд ли от меня будет много пользы во время бури, – сказал я. – Но в случае необходимости я поведу ваших людей в бой, если они за мной пойдут. – Я не думал, что такое действительно произойдет. – У вас есть оружие для них?

– В основном копья, – кивнул капитан. – И абордажные топоры.

Теперь я понял, почему Поук возражал против обычного боевого топора.

Капитан осторожно прочистил горло.

– Кстати об оружии. Я бы хотел обратиться к вам с одной просьбой, сэр Эйбел Благородное Сердце. Я знаю, вы мне не доверяете, и я вас не виню. Но вы можете мне доверять. Что прошло, то быльем поросло, если вы меня понимаете.

Я сказал, что это очень любезно с его стороны.

– Мы отправимся в путь завтра вечером. Вы позволите мне сойти на берег и купить себе меч? Он может мне понадобиться.

Я хотел сказать «нет». Но я понимал, что при желании он может вооружиться одним из абордажных топоров или чем-нибудь вроде. Поэтому я ответил утвердительно.

Глава 18

В ОДИНОЧЕСТВЕ

После завтрака я вернулся в капитанскую каюту. Поук заправил постель, протер шваброй пол и теперь распаковывал мои вещи, купленные на берегу, раскладывал их по сундукам и стенным шкафам. Я вынул из кошелька обещанный скильд, прибавил к нему еще один и сказал Поуку, что он заслужил это и даже больше (что было чистой правдой).

– Спасибо, сэр Эйбел. Спасибо, сэр. – Он поклонился, одновременно тронув козырек. Такие поклоны впоследствии мне доведется видеть очень часто, но тогда я этого не знал. – Вам не обязательно давать мне целых два скильда, сэр. Но я возьму монеты только в том случае, если вы действительно хотите дать их мне. И не стану брать, коли они вам самому нужны, сэр.

Я помотал головой:

– Они твои. Ты честно заработал их, как я сказал. Ты можешь вернуться на берег на барке, которую сейчас разгружают матросы, только тебе стоит поторопиться. Барка уже почти пустая.

Поук помотал головой:

– Я останусь с вами, сэр, с вашего позволения. Я как раз выискивал место стоянки, когда вы заприметили меня на причале, сэр. Я бросил якорь, если вы меня понимаете.

– Ты собираешься остаться на корабле? – Я уселся на койку.

– Так точно, сэр. В качестве вашего слуги, сэр. – Увидев выражение моего лица, Поук добавил: – Вам нужен кто-то, кто присматривал бы за вами, сэр. Вы на редкость хороший человек, сэр, толковый и наверняка жутко начитанный. Только в некоторых отношениях вы простак простаком. Я понял это, когда мы закупали продукты, сэр. Торговцы содрали с вас втридорога. Поэтому вам нужен кто-нибудь испорченный, поднаторевший в делах такого рода.

Я страшно разозлился. Не на Поука (обычно на него было трудно злиться), а на людей, на весь мир, полный мошенников, готовых обмануть всех и каждого. Возможно, я просто подумал о своей жизни в Эльфрисе, я не знаю.

– Я стал взрослым мужчиной недавно, – сказал я Поуку. – Совсем недавно, и во многих отношениях я по-прежнему остаюсь ребенком.

– Разумеется, сэр. Так вот обо мне, сэр. Я не такой испорченный, как они, но достаточно испорченный. Испытайте меня, и сами увидите.

– Что касается начитанности, то я заглянул в несколько книг в Иррингсмауте и увидел лишь черные значки на белой бумаге. Я читаю не лучше тебя, Поук.

– Но вы знаете, что в них написано, сэр. А это самое главное.

– Сомневаюсь. – Я глубоко вздохнул. – Но я знаю одно. Я знаю, что не нуждаюсь в слуге и не в состоянии платить ему – во всяком случае, по скильду в день.

– Ну и славно, сэр! Скильд? Да это же месячная заработная плата матроса, конюха или любого другого работяги.

Я сказал «нет», по возможности тверже.

– Считайте, вы уже заплатили мне за два месяца вперед, а потом пусть все идет своим чередом еще пару месяцев. Только мне не нужна плата, сэр. – Поук положил два скильда на стол. – Просто позвольте мне остаться с вами, и я сам о себе позабочусь. Послушайте, я ведь засунул свой брезентовый мешок в кучу ваших сумок, сэр, а вы даже не заметили!

Я беспокоился о своем золоте – о золотых монетах в кошельке у меня на поясе и в старом кожаном мешочке у меня на шее, спрятанном под рубашкой. Я сказал Поуку, что спать в моей каюте он не будет, но больше не прибавил ни слова.

Он широко ухмыльнулся, поняв, что добился своего.

– Так я и не собирался, сэр. Я буду спать перед вашей дверью, как прошлой ночью, сэр. Тогда никто не войдет к вам, не разбудив меня.

– Что, прямо на полу? – Мне доводилось спать на шкурах и на ворохе сухих листьев, но я не представлял, как Поук или любой другой человек может спать на голых досках.

– В смысле, на палубе, сэр? Конечно, сэр. Я спал на палубе невесть сколько раз.

– Рыцари иногда спят в доспехах, – сказал я. – Но спать, как ты и другие матросы, гораздо неудобнее. А что, если пойдет дождь?

– Над вашей дверью есть небольшой козырек. Возможно, вы не заметили, но он там имеется. Он как раз и предназначен для защиты от дождя, и у меня есть кусок парусины, чтобы накрыться.

Я предпринял последнюю попытку:

– Ты станешь служить мне задаром? Предупреждаю тебя, Поук, мне нечем платить тебе!

– Так точно, сэр! Вот ваши скильды, сэр, видите? Забирайте их обратно. Я слова вам не скажу.

– Я сказал, что не смогу платить тебе, а не что собираюсь тебя ограбить. Я заплатил тебе за услуги. Теперь монеты твои.

Потом я подумал об убитых мною разбойниках, о лачуге Бертольда Храброго и о некоторых других вещах и сказал:

– Мне кажется, Поук, истинный рыцарь должен с уважением относиться к собственности других людей, коли она добыта честным путем. Если кто-нибудь вознамерится ограбить меня, я буду сражаться и, возможно, убью грабителя. Но как я могу забрать деньги у тебя, если таким образом ограблю себя самого?

– Полагаю, вы правы, сэр. Вы почти всегда правы.

– Ну так спрячь монеты. Если ты оставишь их на столе, я их заберу, клянусь.

Он поколебался, потом кивнул и взял деньги.

– Они пытались привлечь меня к поискам, сэр. Второй помощник, сэр. Hyp.

– К каким поискам?

– К обыску корабля, сэр. Я не знаю, нашли ли они, кого искали.

Я сразу понял, кого именно они искали, но все же спросил.

– Собаку, сэр. – Увидев выражение моего лица, Поук попятился. – Просто большую собаку, сэр. Вахтенный увидел, как она плывет к кораблю и взбирается на борт. Это случилось прошлой ночью, сэр.

– Но ты не знаешь, нашли ли они ее?

– Не знаю, сэр. Как я и сказал, сэр. Второй помощник хотел привлечь меня к поискам, но я как раз вытаскивал из каюты вещи капитана, чтобы внести ваши, сэр. Вон там лежат все продукты, сэр. Пиво вон в том углу, а…

– Погоди минутку. – Я поднял руку.

– Слушаюсь, сэр. Только я хотел сказать, сэр, что я вам нужен еще и по этой причине. Матросы все стащат, сэр, когда вы отлучитесь из каюты. В первую очередь жратву. Только я буду здесь, и они не смогут, сэр.

– А ты сам ничего не стащишь? – Я попытался улыбнуться.

Поук страшно удивился:

– Конечно стащу. Но прокормить одного человека гораздо легче, чем двадцать.

– Пожалуй, ты прав. И ты обнаружишь, что можешь украсть меньше, чем думаешь. Они не нашли пса, Поук. Я знаю. Но я все равно хочу, чтобы ты спросил насчет него. Найди мастера Нура, или как там его, и скажи, что я велел справиться.

– Есть, сэр. Только я не возьму в толк одного, сэр. Когда мы были на берегу и вы увидели того огромного пса, сэр, вы…

– Забудь об этом. – Я чувствовал усталость и хотел остаться один, хотя бы на пару минут. – Ступай спроси мастера Нура насчет пса и передай мне ответ.

Когда Поук ушел, я вытащил из ножен чужестранную палицу, купленную в Иррингсмауте, и внимательно рассмотрел. Четыре ребра стального клинка были острыми, как осколки стекла, тупо срезанный ромбовидный конец выкрашен в красный цвет. Я решил заточить его остро, как копье, вышел из каюты и обратился к одному из матросов. Он сказал, что у плотника, возможно, есть напильник, и я послал его за инструментом. Он выполнил приказ, но, когда я попытался заточить конец булавы, напильник даже не поцарапал металл; поэтому я сказал себе, что в любом случае с заостренным концом эта штуковина будет слишком похожа на меч. «Дизири собиралась принести мне меч, – подумал я, – поскольку у меня нет меча. И когда она принесет, я снова увижусь с ней». Поэтому я отказался от своего намерения.

Потом я запер дверь на засов и высыпал монеты из кошелька на стол, задаваясь вопросом, что же именно хотел сказать Поук. Что отважный рыцарь сэр Эйбел побледнел при виде мастифа-полукровки? Что он вздрогнул, словно узрев призрака?

Огромный черный зверь, которого я видел в ночь схватки с разбойниками; пес размером с лошадь, со вспененной пастью и клыками длиной с половину моей руки был псом Вальфатера. Одним из псов Вальфатера, а у него была целая стая таких. Девять или десять? Пятьдесят или сто? Несколько минут я думал о Вальфатере: какой он и на кого он похож, если у него такие псы? Я по-прежнему хотел добраться до его замка в небе. В Скае. Безумное желание, но я хотел. Я хотел отправиться туда и взять с собой Дизири.

И до сих пор хочу.

Потом я посмотрел на кучу монет на столе, тщательно все пересчитал и внимательно разглядел, сравнивая одну с другой. Это были золотые септры, и в результате я остался при мнении, что все они настоящие. Когда мы делили деньги, я отдал Ульфе и старому Таугу медь и серебро. А также иностранные монеты, которых оказалось довольно много, в том числе и золотых. Себе я забрал только золотые септры и нисколько не сожалел об этом.

Некоторые монеты были малость потертыми, но многие новыми или почти новыми. Я взял одну из новых и подошел к окну, чтобы рассмотреть получше при свете солнца. На одной стороне монеты была вычеканена палица – не такая, как у меня, а украшенная затейливой резьбой дубинка, увенчанная короной. На другой стороне изображалось лицо короля, повернутое чуть в сторону, в точности как на монете в четверть септра. Внизу имелась надпись – вероятно, имя короля, но для меня она оставалась лишь набором бессмысленных значков. Я смотрел на изображение короля и пытался представить, что он за человек такой, поскольку я знал, что, даже если мне доведется служить герцогу Мардеру, сам герцог все равно служит ему. Король был молод и красив, но на вид своеволен и суров – возможно, чересчур. Он производил впечатление человека, который всегда делает, что хочет, а если тебе не нравится, лучше отойди в сторонку и помалкивай.

Потом в дверь постучал Поук, и я впустил его, предварительно убрав деньги в кошелек. Он сообщил, что собаку не нашли; второй помощник сказал, что она, наверное, спрыгнула с корабля обратно в воду или же вахтенному просто померещилось.

– Это ведь ваш пес, сэр? – спросил Поук.

– Нет, – сказал я, – просто меня попросили немного подержать пса у себя.

Это прозвучало неубедительно, и я чувствовал себя паршиво, пока не позвал Поука и не сказал:

– Ты прав, Поук, это действительно мой пес, и я уверен, что он по-прежнему прячется на корабле. Я не стану посылать тебя на поиски. Если они не нашли его, ты тоже не найдешь. Но отнеси в трюм ведро пресной воды, пусть оно стоит там, покуда кто-нибудь на него не наткнется.

Поук сказал: «Есть, сэр» – и отправился выполнять мое распоряжение.

Больше мне нечего рассказать о том дне, могу только добавить, что я все время оставался на корабле, поскольку не сомневался, что капитан сразу отдаст приказ к отплытию, если я покину судно. В тот день и на следующий я кое-что узнал о кораблях и о работе матросов – в основном, наблюдая и задавая разные вопросы Поуку и Керлу.

На второй день, через пару часов после наступления тьмы, мы снялись с якоря, как и обещал капитан. Сидя в каюте, я смотрел на удаляющиеся огни Иррингсмаута, покуда позади не осталось ничего, кроме темной, маслянисто поблескивающей морской глади. Довольно скоро я научусь понимать море гораздо лучше, чем людей, но тогда я еще не знал этого. Тогда я видел в нем лишь нечто, внушающее любовь, нечто прекрасное, опасное и капризное, как Дизири.

Потом я просто сидел в своей каюте. Наверное, снова вынимал из ножен Мечедробитель. Не помню. Вряд ли я хорошо разглядел палицу, поскольку сидел в темноте, ожидая дальнейших событий.

Наконец я подумал: «Ладно, здесь нет телевизора, нет книг или журналов, чтобы почитать. Но в ящике стола есть перья, бумага и чернила. Я могу сделать заметки на память или составить какие-нибудь списки – или что-нибудь в таком роде».

Я зажег один из фонарей, достал письменные принадлежности и принялся писать о наиболее важных вещах, произошедших в последнее время, – о найденном в лесу колючем апельсине, о встрече с Паркой и о призраке рыцаря, явившемся мне в разрушенном замке. Я дошел до момента, когда Дизири оставила меня, а я нашел Дизиру и Оссара. Потом я решил отказаться от-этой затеи.

Только вот какая штука. Когда я взял исписанный лист, собираясь скомкать и выбросить в окно, то машинально взглянул на него. И внезапно увидел на нем совсем не такие буквы, какими мы писали в школе. А знаки эльфийского письма. Я не знал, что умею писать по-эльфийски, но я написал – и мог все прочитать.

Глава 19

ФОРПИК

А сейчас ты разозлишься, я знаю. Я не хочу тебя злить, но придется. Я не стану рассказывать тебе про сражение с остерлингами. Мне до сих пор тяжело вспоминать о нем, а писать было бы гораздо тяжелее. Поэтому я не стану писать. Главное, что сражение состоялось, и теперь ты об этом знаешь. Оно произошло всего через три дня после нашего отплытия из гавани.

Тебе необходимо знать также, что меня ранили. В Иррингсмауте я купил шлем и кольчугу – не настоящую рыцарскую, а чуть ниже пояса и с короткими рукавами. Но я гордился ею, и, пока матросы ставили сетевые заграждения по бортам, надел кольчугу и шлем. Когда меня ранили, я решил, что клинок прошел под кольчугой снизу. Но нет, он проткнул ее насквозь. Я увидел это позже.

Однажды ночью, когда я лежал в форпике и все ждали моей смерти, я увидел все снова во сне, в котором постоянно оглядывался по сторонам в поисках потерянного пулемета. По правде говоря, я помню сон гораздо лучше, чем реальные события, и, возможно, отдельные части яви и вымысла мешаются у меня в голове. Не знаю.

Мы шли на предельно возможной скорости, с надставленными реями и дополнительными парусами на них, корабль здорово кренился и оставлял позади пенную кильватерную струю, если ты меня понимаешь. Но остерлинги гребли что есть мочи и тоже шли под парусами, а корабль у них был очень узкий, с четырьмя мачтами, первая из которых имела сильный наклон вперед; и на веслах сидело человек двести. При крепком ветре мы бы легко оторвались от них, теперь я это знаю. Но тогда стоял почти полный штиль, дул лишь легкий ветерок, и у нас не было шансов.

Я спросил Керла, чего они хотят, и он ответил: «Зажарить вас и съесть». Скорее всего, это мне приснилось, но в любом случае именно так и обстояло дело. Остерлинги хотели съесть всех нас. С пищей здесь вот какая история. Ты приобретаешь качества животных, мясом которых питаешься, и чем больше мяса ты ешь, тем сильнее они проявляются. Взять, к примеру, Скаура и Ша. Они питались, главным образом, рыбой, но оттого вовсе не превратились в рыбообразных существ, а просто стали проворными, грациозными и узнали много разного о море. Они никогда не жаловались на холодные руки и не пытались греть ладони над огнем. Но когда они дотрагивались до тебя, пальцы у них были холодными, как морская вода. Олени ближе к человеку, и, если ты ешь много оленины, у тебя обостряется нюх и слух и ты начинаешь бегать быстрее. Такое вот действие здесь оказывает на людей пища, и иногда мне кажется, что все дело в крови, поскольку, выпив кровь Баки, я всего за день-другой выздоровел и в некоторых отношениях стал похожим на эльфа. И до сих пор еще похож, мне кажется.

Но история с кровью Баки произойдет позже. А в то время, о котором идет речь, значение имели только остерлинги. Они тоже люди, но с виду сильно отличаются от обычных людей, в частности гораздо ниже ростом. Каан, князья и прочие представители знати довольно похожи на нас, поскольку ни в чем не знают отказа. Но у простых остерлингов лица подобны обтянутым кожей черепам, и ужасные глаза буквально прожигают вас насквозь горящим взглядом.

Сейчас я скажу одну вещь, которую, может, и не стоит говорить. Еще остерлинги страшно худые. Кожа да кости, можно ребра пересчитать. У нас в Америке предпочтение отдавалось худым людям, и все мои знакомые девчонки вечно старались сбросить вес. К западу от гор все не так – думаю, из-за остерлингов. Мужчины должны иметь крепкие мышцы, широкие плечи и толстые, мускулистые руки и ноги, как у футболистов, а женщины – полные округлые груди, подобные грейпфрутам, ягодицы размером с арбузы и мясистые руки и ноги. Идн не отличалась полнотой и, возможно, не вышла замуж к моменту нашей встречи еще и по этой причине. Но при виде Гейнор я всегда невольно думал, что ей следует скинуть фунтов двадцать, хотя никак не мог решить, с каких мест.

Такими были большинство людей в Целидоне, где мы находились до нашего выхода в открытое море, и поэтому остерлинги тем сильнее хотели убить нас. Но на самом деле (хотя тогда я еще не знал этого) они убивали и ели всех подряд: лошадей и собак, крыс и котов.

Упомянутое выше сетевое заграждение, сплетенное из толстых веревок, затрудняет противнику доступ на корабль. Это полезная вещь, поскольку крепкие веревки трудно перерезать, а сквозь ячейки сети можно пускать стрелы, что я и делал. Но если хорошенько постараться, в нем все-таки можно прорезать дыру, что и сделали остерлинги, желая добраться до нас, поэтому металлическая цепь послужила бы здесь лучше.

Во сне я видел человека, который меня ранил; видел сверкнувшее лезвие кинжала и все такое. После того как меня ранили, я очень, очень долго лежал на палубе остерлингского корабля и истекал кровью, а потом ко мне, шаркая, подошел наш капитан и ударил меня ногой в лицо. Но вряд ли это было на самом деле.

Я проснулся и понял, что никто меня по лицу не бил. Рядом стоял Поук, и я с минуту не мог понять, где нахожусь (поначалу я решил, что в своей спальне дома) и кто такой Поук. Ты знаешь, так иногда бывает, когда тебя будят посреди сна.

– Это я, сэр, Поук Бадей. Я принес воды, сэр. Наверное, вы хотите пить.

Я взял у него деревянную кружку.

– Вода так себе, сэр, но пить можно. Я пью. Они кормят вас, сэр?

Я мучительно напряг память и наконец сказал:

– Вряд ли. Я почти все время сплю. Вижу сны.

Краешком сознания я все еще пытался понять, каким образом моя кровать превратилась в большую бухту каната.

– Я так и знал. Попробую раздобыть вам еды, сэр. Кок даст мне что-нибудь, если я скажу, что это для вас.

В темноте я с трудом различал лицо Поука. Я спросил, где я нахожусь, и он сказал:

– Капитан хотел убить вас, сэр, но мы не позволили. Мы бы подняли мятеж, сэр, если бы он попробовал. А он собирался, сэр. Он подошел к вам, распростертому на палубе, и замахнулся мечом, сэр, но все матросы один за другим повскакивали на ноги и потянулись к своим топорам, пикам и ножам. Поэтому он не посмел, сэр, тогда не посмел. Он приказал нескольким матросам отнести вас сюда, под присмотром Нура. Только мне нужно идти, сэр, пока меня не хватились.

Поук вошел в следующий мой сон. Я услышал голос: «Я принесу вам что-нибудь поесть, обязательно». Но остерлингли гнались за нами, их узкий черный корабль стремительно скользил по морской глади, и я держал наготове лук с натянутой до уха тетивой.

Пришел друг и лизнул меня в лицо.

Когда я проснулся в следующий раз, я снова был самим собой. Слабым и испуганным оттого, что я так слаб. В форпике было сыро; рана горела, но я дрожал много часов подряд.

– Вот, пожалуйста, сэр Эйбел, сэр. Рыбные котлеты, сэр.

При звуках незнакомого голоса я поднял глаза. В темноте я не разглядел лица мужчины, но услышал тихое позвякивание и почуял аппетитный запах. В следующую секунду котлета оказалась у меня под носом – хрустящая снаружи, мягкая внутри, ароматная, сочная, замечательная. Я жевал и глотал и с трудом подавлял желание глотать, не жуя. Доев, я спросил мужчину, кто он такой.

– Кок, сэр. Хордсвином кличут. – Он шумно сглотнул. – Сражался рядом с вами, сэр Эйбел, орудовал своим резаком. Был в фартуке, но не замарался в крови этих свиней. Мой помощник тоже сражался, сэр. Суртом звать. Он сейчас стоит на страже за дверью. У меня большой нож.

Он всунул мне в руку что-то теплое. Я откусил слишком большой кусок и подавился.

– И выпейте вот это, сэр. Приходил ваш слуга, сэр Эйбел, но я побоялся, что он все слопает по дороге. Поэтому сам принес, сэр. Мое коронное блюдо, сэр Эйбел, сэр. Я накрою кастрюлю крышкой, чтобы крысы не сожрали.

Потом я разделил оставшиеся котлеты на несколько равных порций и принялся обдумывать план дальнейших действий.

Когда Поук пришел в следующий раз, я сообщил о своих намерениях, и он сказал:

– Вы не можете драться с ним, сэр. Он убьет вас, мы убьем его – ну а толку-то? Подождите, покуда вы не окрепнете, сэр.

– А если я совсем ослабну? Я попытаюсь помириться с ним, но если не смогу пожать ему руку, сверну ему шею. Он действительно хотел убить меня?

– Да, сэр. – Поук заговорил пристыженным шепотом. – Мне следовало убить мерзавца на месте, только я не посмел. Вы бы убили, не задумываясь о последствиях. Только я не вы, сэр, и я это знаю.

– А я не ты. Я не моряк. Помоги мне встать.

– Вы слишком слабы, сэр.

– Знаю. – Наверное, мне следовало рассердиться, но я не рассердился. – Поэтому я и прошу тебя помочь мне. – Он взял меня за руки и помог мне подняться. – Я рыцарь, – сказал я. – Мы сражаемся, невзирая на слабость.

– Почему, сэр? – Голос Поука звучал еле слышно, словно он находился в миллионе миль от меня.

Я сказал, что не могу объяснить, на это нет времени. Я попытался сделать шаг и упал.

Потом я оказался в постели. Пришла медсестра и сказала, что я дрался с бандитами, грабящими автомобили, и все страшно гордятся мной. В больнице видели пса, поэтому она и пришла – я его не видел?

Глава 20

МЕЧЕДРОБИТЕЛЬ

За дверью послышались громкие голоса. Потом дверь открылась, и в форпик заглянул моряк.

– Капитан, сэр Эйбел. Не беспокойтесь, сэр. Мы вас охраняем и не впустим его сюда.

Я сказал, что хочу поговорить с капитаном, но дверь уже закрылась.

Снова наступила тишина, нарушаемая лишь скрипом шпангоута и плеском волн о борт корабля, которые я слышал так долго, что уже практически перестал слышать.

У меня было одеяло и бутылка бренди. Поук сказал, что одеяло мое, а бренди он стащил из личных запасов капитана. Я выпил немного, у меня страшно закружилась голова, и. я поклялся, что в жизни не выпью больше ни глотка.

– Я всего лишь подросток, – сказал я Поуку, прожевав и проглотив кусок. Он не понял слова «подросток», и я объяснил: – Мальчик, который станет мужчиной после того, как проведет ночь с женщиной.

– Да, сэр. У меня тоже часто возникает такое ощущение.

Здесь я хочу остановиться и сказать, что подобная история повторялась постоянно. Я пытался рассказать другим людям про Дизири, про себя и про свое превращение во взрослого мужчину. И они говорили, что с ними такое тоже бывало. На самом деле я так не думал. У них просто возникало ощущение, что с ними такое бывало. Но со мной-то все произошло на самом деле. Разумеется, все они говорили одно и то же.

– Просто мальчик, – сказал я Поуку. – Мальчик, который вообразил себя отважным рыцарем.

– Я в жизни не видел человека отважнее вас, сэр. – Поук говорил таким тоном, словно собирался перегрызть глотку любому, кто возразит. – Когда остерлинги пробрались сквозь сеть, кто бросился на них?

Я перестал жевать и на секунду задумался.

– Пес, я уверен. Пес, которого не нашел мастер Hyp.

– Нет, сэр! Вы! А мы все бросились в бой вслед за вами. И если бы не ваш пример, мы бы вообще не двинулись с места, сэр. Остерлинги думать не думали, что на корабле есть рыцарь. Не успели они перевести дух, как вы принялись расшвыривать их в разные стороны. К тому времени, когда вас ранили, они уже улепетывали.

После непродолжительного раздумья я кивнул:

– Я помню. Во всяком случае, мне кажется, что помню. Враги передо мной, справа и слева. И я орудую палицей, которую мы купили у Мори. Где она, кстати? Ты не знаешь, куда она делась?

– Наверное, капитан забрал, сэр.

– Выясни, если сможешь. Я бы хотел получить палицу обратно. – Я ненадолго замолчал, чтобы прожевать кусок и почесать затылок. – Мне нужно что-нибудь в левую руку, Поук. Щит или, по крайней мере, палку, чтобы отражать удары. Мне приходилось делать это палицей.

– Есть, сэр. Я присмотрю что-нибудь.

– И заодно поищи мой лук и колчан. А также пса. Он еще на корабле?

– Вит видел его прошлой ночью, сэр. Он говорит, пес страшно худой и при виде его чуть слюной не захлебнулся, словно хотел сожрать со всеми потрохами.

– По крайней мере, капитан не поймал его.

Поук осторожно кашлянул.

– К слову о капитане, сэр. Я узнал, что он замышляет, сэр. Он сказал старшему помощнику, а старший сказал второму, а Нжорс случайно услышал и передал мне. Когда мы придем в порт, он расплатится с командой и отправит всех на берег. Он думает, что на берег сойдут все, только я останусь, сэр. Капитан и старший помощник явятся сюда по вашу душу, но я буду с вами.

– Нет, я не стану их ждать, – сказал я. – Когда мы придем в порт?

Поук пожал плечами.

– Я не штурман, сэр. Может, через пять дней. Может, через десять.

– В Форсетти?

– Нет, сэр. В Йенс, сэр. Так говорят. Если вы наелись, сэр…

– Нет. – Я поднялся на ноги, без помощи и без особого труда. – Дай-ка мне кастрюлю. Я наелся, но в кастрюле еще осталось тушеное мясо.

– На вашем месте я бы не разговаривал так громко, сэр. Старший может болтаться поблизости.

Я даже не заметил, что повысил голос, но после замечания Поука повысил еще немного.

– Я старался не шуметь, как ты мне советовал, но какой в этом смысл? Капитан составил план действий. Я намерен помешать ему осуществить задуманное. Мне нужен мой лук, срочно. Лук и тетива – тетива обязательно. А также колчан и все стрелы, какие ты найдешь… если найдешь, конечно.

– Есть, сэр.

Я открыл дверь форпика.

– Гильф! – Я хотел позвать громко, но получилось недостаточно громко. – Гильф! Ко мне, Гильф!

– Сэр, кто такой?..

– Мой пес. Он действительно мой, Поук, и останется со мной, покуда прежний хозяин не потребует его обратно. Я не хотел брать Гильфа, поскольку боялся его. Я пытался избавиться от него перед тем, как перейти вброд Ирринг. Я велел ему уйти и никогда впредь не приближаться ко мне. – Я набрал побольше воздуха в легкие. Грудь обожгло болью, но я стерпел. – ГИЛЬФ! Ко мне, Гильф!

Наверное, Поук убежал бы, не схвати я его за руку:

– Когда мы с тобой садились на корабль, я думал, что отделался от него.

Я посвистел.

– Сейчас ночь, да? Поэтому здесь так темно – ни лучика солнца не пробивается сквозь щели?

– Да, сэр.

– Я поговорю с капитаном завтра, когда он позавтракает. На такое одолжение он вправе рассчитывать. Можешь предупредить его, коли хочешь.

Я услышал глухое постукиванье тупых когтей в трюме, открыл принесенную Поуком кастрюлю с мясом и поставил на пол, для Гильфа.

Я хорошо помнил капитанскую каюту и знал, что она запирается только изнутри. В случае, если капитан будет завтракать там, я собирался войти, когда помощник Хордвина придет убрать со стола, но мне не пришлось ждать. Капитан завтракал на крыше ахтеркастля, как я и ожидал, и мы с Гильфом просто поднялись из трюма и вошли в каюту как полноправные хозяева. Каковыми мы и являлись.

К тому времени, когда появился капитан, я уже отыскал иноземную палицу, купленную в Иррингсмауте, и прицепил к поясу. Он открыл дверь, увидел нас и громко крикнул Керла, а потом (вероятно, потому, что я сидел спокойно и не вытаскивал палицу из ножен) захлопнул и запер на засов дверь. Меч капитана по-прежнему лежал под матрасом. Я нашел его при обыске, но оставил на месте. Мне ничего не стоило встать у него на пути, но я даже не пошевелился.

Когда он схватил меч, я спросил:

– Разве вы не полагаетесь на Керла?

Он смотрел на меня, не произнося ни слова. Я велел Гильфу показаться, и он показался. Он лежал в темном углу и выплыл оттуда подобно клубу коричневого дыма, но вполне материального и рычащего.

– Я могу убить вас, коли захочу, – сказал я. – Однажды я побил вас и побью еще раз. Гильф тоже может убить вас, и у вас нет ни шанса против нас двоих. Вы – владелец корабля? Некоторые говорят, вы.

– Половины.

– Отлично. Мне не нужен ваш корабль. И я не хочу убивать вас. – Я встал и протянул вперед руку. – Уберите меч. Едва ли мы с вами станем друзьями, но нам не обязательно быть врагами.

Он стоял неподвижно и смотрел на меня добрых полминуты. Потом положил меч на кровать и сел рядом.

– Вы позволите мне сидеть в моей собственной каюте?

– Это моя каюта, – сказал я. – Но только до прибытия в Форсетти.

– Раз я сижу, вы тоже можете сесть. Давайте, садитесь. Ваша рана еще не зажила.

Я сел.

– Мне нужны мой лук и мои деньги. Один человек сказал мне, что они у вас, но он слишком боится вас, чтобы прийти и забрать их. Поэтому я сам пришел за ними. У вас есть меч, и вы сами заработаете свои деньги. Так зарабатывайте, а мои отдайте мне. Я хочу лишь, чтобы вы вернули мне мою собственность. Отдайте деньги, а также лук, футляр и колчан – и вам не придется драться со мной.

Капитан помотал головой.

– Я так и думал, что вы откажетесь. Ладно, вот мое последнее предложение. Мы с Гильфом выйдем на палубу. До следующей смены вахты вы освободите каюту, оставив на видном месте все мои вещи – деньги, лук, колчан и так далее. Двадцать два золотых септра, почти все новые и все до единого из чистого золота, плюс прочие вещи. Вы согласны?

Он встал, и Гильф угрожающе зарычал. Я испугался, что сейчас пес превратится в огромного черного зверя, который убивал разбойников, и велел не делать этого.

– Вы вернете мне мой корабль со всем грузом, когда мы достигнем порта?

– Конечно, – сказал я. – Но во-первых, он мне не нужен. Я не…

Капитан схватился за меч. Я выхватил палицу как раз вовремя, чтобы отразить рубящий удар. Раздался звон, подобный звону молота о наковальню. Следующий удар снес бы мне голову, но я отразил и его тоже. Я так и не встал на ноги – стоял на одном колене перед креслом. При третьем ударе, последовавшем незамедлительно, клинок меча сломался. Именно тогда я решил назвать свою палицу «Мечедробитель». Как только мой противник остался без оружия, Гильф прыгнул вперед и повалил его пол, а я ударил Мечедробителем по голове, думая просто вырубить. Однако я не рассчитал сил, и четырехгранный клинок проломил череп насквозь. С минуту я стоял, глядя на заляпанную кровью и мозгами палицу, думал о Дизири и повторял как заведенный: «Боже мой, боже мой, боже мой…» Потом Гильф спросил: «Мне съесть его?» – и я понял, что он прав: нам надо избавиться от тела. Я вытер Мечедробитель о куртку капитана, вытолкал тело в окно, и мы прибрались в каюте.

Потом я вышел на палубу и переговорил с Керлом. Я сказал, что теперь он – капитан корабля, а Нур – старший помощник. Я рассказал, как капитан набросился на меня и что произошло после. Я сказал, что если он хочет сообщить о случившемся представителям власти в Форсетти, я ничего не имею против, но тогда «Западного купца» надолго задержат там – для проведения судебного следствия и тому подобного.

Наверное, сказал Керл, будет лучше просто сказать, что капитан умер во время плавания и погребен в море. Я сказал, что такая мысль мне нравится, и говорил правду или почти правду. Керл собрал команду и все рассказал, и никто особо не возражал.

Потом я подумал, не назвать ли мне палицу «Череподробитель», но кто-нибудь наверняка поинтересовался бы, о чьем черепе идет речь, поэтому я оставил прежнее имя. Впоследствии я отдал Мечедробитель Таугу, и он тоже называл палицу так.

Глава 21

ВСТРЕЧА С НИМИ

Ночью в каюте мы с Гильфом обсудили сложившуюся ситуацию. Он говорил мало – и тогда, и вообще, – но он умел слушать, а уж если говорил, то всегда дельные вещи, которые заслуживали внимания и над которыми стоило поразмыслить впоследствии. Дело в том, что моя рана никак не заживала и я боялся возможного ухудшения. Она горела, и при надавливании из нее вытекала кровь, смешанная с гноем.

Я был испуган. Знаю, до сих пор я мало говорил о страхе, но я испытывал страх довольно часто все время, пока находился в Митгартре. Я не собираюсь сейчас возвращаться назад и рассказывать обо всех таких моментах, поскольку это не имеет смысла. Кроме того, о некоторых случаях я вообще не упоминал – например, о случае, произошедшем со мной в первые дни моего проживания у Бертольда Храброго, когда я на охоте ранил медведя и тот полез за мной на дерево. Я не думал, что такие большие медведи умеют лазать по деревьям, и вообще он был бурым, а не черным. Надо полагать, медведи в Целидоне отличаются от американских собратьев, поскольку он взбирался на дерево быстрее меня. Когда зверь подобрался вплотную ко мне, я вонзил стрелу ему в глотку, и он свалился на землю и ушел. Парализованный страхом, я долго не мог слезть с дерева.

Я просто сидел там, судорожно вцепившись в ветку, и дрожал всем телом. Я выронил лук, когда убегал, и медведь чуть не оттяпал мне руку, когда перекусил древко стрелы.

В общем, я был испуган, и мы с Гильфом говорили о моем ранении и возможных осложнениях. Он сказал, что глубокие раны самые скверные, так как их не вылизать дочиста. Я рассмеялся, поскольку в любом случае не дотянулся бы языком дотуда. Я бы промыл рану, но меня останавливала мысль о качестве воды на корабле. Гильф был прав: лучше уж вылизать.

Потом я вспомнил, что Бертольд Храбрый говорил мне, как бодаханы иногда исцеляют больных животных и помогают ему по мере сил. Дизири принадлежала к племени эльфов, и я не сомневался, что она помогла бы мне, если бы знала о моем ранении. Нам нужно связаться с эльфами, сказал я и спросил, есть ли на корабле какие-нибудь.

Гильф положил голову между лап. Он от меня что-то скрывает, понял я и сказал:

– Если тебе известно, где найти эльфов, почему бы тебе не позвать их на помощь? Если они откажутся, хуже мне все равно не станет.

Несколько мгновений он молча смотрел на меня, а потом подошел к двери и поскребся, просясь наружу. Я отворил дверь. Уже стемнело, взошла луна, зажглись звезды и дул легкий ветер, едва наполнявший паруса. В морских путешествиях больше всего я любил именно это время суток.

Потом Гильф протолкнулся мимо меня (дверной проем был узкий), пробежал через палубу и прыгнул за борт. Когда он вернулся и мы переговорили, я снова вышел из каюты и спросил Керла, боится ли он эльфов.

Он задумчиво почесал затылок, как порой делаю я.

– Не знаю, сэр Эйбел. Я никогда ни одного не видел.

– Увидишь, – пообещал я и указал на матросов ночной вахты. Все они спали вповалку на палубе, кроме рулевого и впередсмотрящего. Я велел Керлу разбудить их и отправить в кубрик и сказал, что он может объяснить свой приказ, как угодно.

Керл несколько удивился:

– Я должен объяснять свои приказы, сэр Эйбел?

Я сказал «нет», и он принялся будить матросов громкими криками. Я велел одному из них найти внизу Поука и прислать ко мне. Мы поставили Поука за штурвал, а рулевого отправили вслед за остальными. При таком легком ветре и таком спокойном море я сам мог бы управлять кораблем или мы могли бы просто закрепить штурвал в одном положении. Ни Поук, ни Керл не понимали, что происходит.

Когда все матросы спустились вниз, Гильф снова прыгнул за борт. Потом нам оставалось только ждать, поэтому я примостился в одном из проемов в зубчатой стене. Керл казался напуганным. Он очень тихо подошел ко мне.

– Это ведь необычный пес, да, сэр?

Я кивнул.

– Наверное, сэр, он поднимается вдохнуть, когда мы не видим?

Я сказал «да», и скоро Керл отошел прочь. В небе сиял тонкий месяц, просто прекрасный. Спустя какое-то время я увидел, что на самом деле это лук в руках у Леди. Тогда я ничего не знал о ней, но тем не менее увидел ее. Она дочь Вальфатера и обладает большой властью. Бертольд Храбрый всегда называл Скай третьим миром, а обитающий там народ оверкинами. При виде Леди я невольно подумал о первом и втором мирах: интересно, какие они? Однажды я спрашивал о них Бертольда Храброго, но он сказал лишь, что никто ничего толком не знает.

Я моргнул, и Леди исчезла. Я вспомнил, как Бертольд Храбрый говорил, что время там течет гораздо быстрее и, пока здесь проходят минуты, там пролетают года. Иногда оверкинов убивают (это я узнал позже), но они никогда не старятся и не умирают, как мы.

Потом я подумал о высшем мире, первом. Поначалу я решил, что если жить так высоко и смотреть на всех остальных сверху вниз, невольно станешь надменным. Но немного погодя я понял свою ошибку и тихо проговорил:

– Нет, неправильно. Ты станешь не надменным, а добрым, если в тебе изначально было хоть что-нибудь хорошее.

Я сразу понял, что Поук меня услышал, но не знаю, как он истолковал мои слова.

Я думал: а что, если бы я жил там наверху, совсем один, если не считать кроликов и белок? Или был бы единственным взрослым среди маленьких детишек? Конечно, я мог бы расхаживать с важным видом и выпендриваться перед ними, но захотелось ли бы мне? Ребенка, который плохо себя ведет, я мог бы отшлепать и довести до слез. Но я же рыцарь. Разве такая победа достойна рыцаря?

Я решил, что буду просто заботиться о детях изо всех сил и надеяться, что однажды они повзрослеют и станут людьми, с которыми можно разговаривать на равных.

Наверное, тут я задремал, а возможно, дремал уже давно. Так или иначе, мне приснилось, что я снова стал ребенком и сплю на склоне холма. Во сне я увидел летучий замок, проплывший по небу, и невольно вспомнил о своей жизни в мире, где нет машин, а есть мечи.

Во сне я начал падать вперед, но моментально проснулся, встал и подошел к Поуку. На западе я увидел темное облако и всадника, спускавшегося с него. Он казался страшно маленьким, поскольку находился очень далеко, но я видел его совершенно отчетливо: мужчину в черных доспехах на крупном белом коне с вытянутой шеей, оскаленными зубами и безумными глазами. Он бил копытами о воздух, спускаясь с облака, а потом понесся, казалось, по гребням волн.

– Смотрите! – крикнул я. – Всадник, вон там, среди звезд над горизонтом! Видите?

Поук посмотрел на меня как на сумасшедшего. Керл проследил за направлением моего взгляда.

– Лунный всадник, сэр Эйбел? Вы его видели?

– И сейчас вижу.

– Я никогда не видел. – Керл прищурился и вгляделся в даль. – Говорят, некоторые видят.

– Да вон же он, в двух пальцах над горизонтом, возле яркой звезды.

Керл снова вгляделся, а потом потряс головой.

– Нет, сэр. Однажды Hyp вот так же показывал мне и говорил, что видит всадника совершенно отчетливо, но я не обладаю даром предвидения.

– Я тоже.

– Обладаете, – чуть слышно сказал Поук из-за штурвала.

Я начал говорить, что всадника невозможно не увидеть, вот же он, – но внезапно сам потерял его из виду. Я продолжал напряженно всматриваться. Месяц по-прежнему походил на сияющий лук, но лишь походил, а на самом деле таковым не являлся. Звезды по-прежнему отражались в воде, редкие облачка медленно плыли по небу – необыкновенной красоты картина. Я собирался написать здесь, что там никого не было, ни души. Но я сказал бы неправду. Я знал, что там кто-то есть, и, вполне вероятно, не один «кто-то», а много. Только я не вижу.

Я смотрел вдаль, наверное, целый час, а потом наконец появились эльфы. Они казались такими же реальными живыми существами, как все прочие в той ночи, – одни с рыбьими хвостами, другие с телами, покрытыми рыбьей чешуей. Кожа у них была синей, темно-синей, но не цвета ночного неба или вечернего моря, или чего-нибудь вроде, а скорее цвета воды в морских глубинах, да и то не совсем. Особый, присущий только морским эльфам цвет. А глаза у них сверкали, словно льдинки под огненными желтыми лучами солнца. Они перекликались друг с другом, взывали к морю и к людям на корабле печальными, мелодичными, тонкими голосами. Большинство слов я знал, но смысла речей не понимал и не могу передать на бумаге.

Я встал на бортик, замахал руками и закричал:

– Сюда! Я сэр Эйбел!

Эльфы принялись возбужденно переговариваться и показывать на меня пальцами, а потом поплыли к кораблю, глубоко ныряя и легко выпрыгивая из воды, порой на высоту грот-мачты. Расправляя плавники, словно крылья. Я велел Керлу спустить с борта веревку или что-нибудь вроде, и он так и сделал, но веревкой воспользовались не многие. Они просто карабкались по бортам или же запрыгивали из воды на палубу, где вскоре собралась целая толпа.

Сняв рубашку и размотав повязку, я показал свою рану, и эльфы поднялись на ахтеркастль, чтобы разглядеть получше, и принялись сыпать вопросами, не дожидаясь ответа ни на один.

Я не знал толком, что сказать, и потому сказал, что прошу исцелить меня и обещаю сделать для них все, что угодно, коли они мне помогут. А если у них не получится, я все равно сделаю для них все, о чем они попросят.

– Нет. Нет-нет! – наперебой заговорили они. – Нет-нет-нет, доблестный сэр рыцарь! Мы не можем просить вас сразиться с Кулили, покуда вы не выздоровеете и не окрепнете. Больной и слабый, вы непременно погибнете.

– Непременно погибнете, – эхом повторил кто-то. Потом ко мне подошел старый эльф, словно отлитый из тонкого синего стекла, с растрепанными седыми волосами и спутанной синей бородой до коленей. Все почтительно расступились перед ним – он явно пользовался влиянием. Он взял мое лицо в ладони и заглянул мне в глаза. Волей-неволей я посмотрел в глаза старого эльфа, и у меня возникло такое ощущение, будто я смотрю в ночное штормовое небо. Казалось, прошло очень, очень много времени, прежде чем он отпустил меня. Долгие часы.

– Отправляйтесь с нами в Эльфрис, – сказал он. – Море исцелит вашу рану и научит вас, как стать сильнейшим среди вам подобных – рыцарем, с которым не сможет тягаться ни один рыцарь на свете. Вы согласны?

Не в силах вымолвить ни слова, я просто кивнул.

И мгновенно восемь или десять эльфийских девушек принялись срывать меня одежду. Они сняли перевязь с Мечедробителем и все остальное и стали целовать мое голое тело, хихикая, подталкивая друг друга локтями и от души веселясь. Потом одна схватила меня за правую руку, другая за левую, а еще одна проворно забралась мне на плечи и обхватила длинными тонкими ногами мою шею. Она казалась не тяжелее нескольких капель воды.

Потом мы четверо прыгнули в море. Я не собирался прыгать, но почему-то прыгнул. Все было действительно странно. Темная, подернутая рябью вода внизу маслянисто поблескивала, но мы еще не успели долететь до нее, как по морю побежали волны, кристально прозрачные, похожие на призраков в одеяниях из белоснежной пены, на призраков, залитых лунным светом и усыпанных яркими блестками отраженных звезд. Я задохнулся, словно окунувшись в ледяную ванну, и услышал глухой рев, словно одна огромная волна столкнулась с другой, а потом мы оказались глубоко под водой.

– Вы не утонете, – сказала девушка, державшая меня за левую руку, и захихикала.

Я даже не волновался, хотя и стоило.

– Не утонете, покуда мы с вами, сэр рыцарь, – сказала девушка справа и рассмеялась звонким смехом, похожим на смех крохотных голых детишек, играющих в луже, оставшейся после отлива.

– Но мы вас покинем! – сказала та, что сидела у меня на плечах, и легонько дернула меня за волосы, привлекая мое внимание. – Вот что мы сделаем!

Все три залились смехом, который звучал не злобно, но и совсем не добродушно.

Вокруг нас плавали диковинные рыбы. Некоторые казались опасными, а некоторые очень опасными. Тогда я еще не знал, кому они принадлежат. Мы опускались все глубже, и вскоре последние проблески лунного света померкли, и теперь весь мир солнца, луны и ветров казался бесконечно далеким. Наверное, подобные чувства испытывает астронавт: он настолько привык к этим вещам, что никогда не представлял, как они могут исчезнуть, а когда они исчезают, он не может понять, как с ним вообще случилось такая история.

Я не понимал.

У некоторых рыб зубы напоминали огромные иглы, а у многих на боках светились пятна и полосы красного, желтого и зеленого цветов. Я увидел угря, похожего на огненную веревку, и еще нескольких жутких существ. Наконец я спросил эльфийских девушек, здесь ли они живут, поскольку мне казалось, что никто не стал бы жить здесь, имей он выбор.

– Мы живем повсюду, – сказали они. – Мы келпи.

И потом они засветились для меня, прелестные хрупкие девушки, словно сотканные из голубого света. Они показали мне свои жабры, хвосты и длинные изогнутые когти, с виду такие же острые, как рыбьи зубы.

Глава 22

ГАРСЕГ

У входа в подводную пещеру мы обнаружили старика, обещавшего исцелить меня. Он отослал келпи прочь, и я вздохнул с облегчением. Я спросил, где мы находимся, и он сказал, что в Эльфрисе.

– Я не самый старый из моих соплеменников, – сказал он, – и не самый мудрый. Однако я много чего знаю. Я Гарсег.

Позже я узнал, что на самом деле у него другое имя, но тогда я поверил ему и до сих пор мысленно говорю «Гарсег», когда думаю о нем, поэтому именно так я буду называть его здесь. Я спросил, как он собирается исцелить меня.

– Я не могу. Вас исцелит море. Пойдемте, я покажу. Он взял меня за руку, и мы подплыли к месту, где вода была теплой, как в ванной, и из трещин в скалистом дне поднимались пузырьки пара вместе с частицами ила и песчинками.

– У вас дыра в боку, – сказал Гарсег. – Вы когда-нибудь видели дыру в море?

Я сказал «нет».

– Смотрите.

Движение пузырьков ускорилось, вверх стали взлетать камни, и глубоко под нами раздался глухой грохот, подобный раскату грома. Добела раскаленная скала с ревом поднялась над морским дном, изрыгнула из своих недр огромные клубы пара, и все рыбы, крабы и прочие существа бросились прочь – все, кроме нас.

Это продолжалось довольно долго. Постепенно шум стих и превратился в звук, подобный дыханию спящего великана – дыханию Гиллинга, умирающего там, внизу, на огромной постели размером с целый квартал. Скала перестала выбрасывать пар и остыла. Мы подошли поближе и увидели целый скалистый остров с подобием озера посередине. Несколько морских птиц уже начали вить там гнезда, и море лизало серый каменистый берег, словно кот сметану.

На острове начала расти трава, потом деревья. В поисках пресной воды деревья запускали корни глубоко в скальные трещины. На секунду я увидел Дизири, бегущую обнаженной среди деревьев. Я хотел броситься за ней, но Гарсег схватил меня за руку, и мы немного подрались. В первый и последний раз.

Другие птицы – птицы, вызванные к жизни Дизири, – вили гнезда на выращенных Дизири деревьях. С них падали орехи, которые поедали выползавшие на берег крабы. Гарсег поймал одного краба и съел, словно поджаренный в сахаре миндаль, но я несколько опасался клешней.

Остров становился все красивее и красивее – и все меньше и меньше. Наконец волны сомкнулись над ним, и он исчез под водой без следа.

– Теперь вы видели дыру в море, – сказал Гарсег. – А вы видели когда-нибудь, как умирает скала?

Я сказал «нет», и мы снова поплыли. Достигнув скалы, которой предстояло умереть, мы взобрались по крутому склону и встали на вершине.

Там дул ветер, крепчавший с каждой минутой. Скоро он ревел с такой силой, что заглушал мысли. Набегавшие волны становились все выше и мощнее, и скала сотрясалась до основания, словно в нее раз за разом врезался железнодорожный состав; нас то и дело обдавало дождем брызг, и порой могучие валы перекатывались прямо над нашими головами. Каждая волна приносила с собой огромные камни, которые ударялись о скалу, подобно кузнечным молотам, и падали обратно в море, где их подхватывала следующая волна. Я вспомнил, как однажды в ночь Хеллоуина бросал щебенку в чужие окна, но тогда понятия не имел, насколько это ужасно; и теперь мне казалось, что камни в скалу швыряю я сам, все тот же малолетний мальчишка, скрывающийся в темной глубине. Вскоре оставаться на вершине стало опасно, и мы спустились вниз, где земля под ногами не ходила ходуном. Но даже там ветер дул с такой силой, что мне невольно представился рыцарь, могучий рыцарь, который несся на могучем белом коне среди обычных маленьких людей вроде нас с Гарсегом, рубя мечом налево-направо. Я знаю, это звучит дико, но именно такая картина нарисовалась в моем воображении.

Накатила очередная волна – наверное, сотая по счету – и накрыла скалу. Но на сей раз, когда она откатилась, скала бесследно исчезла.

Я подошел к краю провала и посмотрел вниз. На таком ветру удерживать равновесие было трудно, но я удерживал; и на самом дне пропасти я увидел, что осталось: набегавшие на отлогий берег волны, становившиеся все меньше и меньше. Гарсег подошел ко мне и встал рядом. Минуту спустя он вытянул вперед руку со сложенной чашечкой ладонью. Поначалу мне показалось, что в ладони ничего нет. Но там была вода. Просто вода. Гарсег спросил, понял ли я.

– Думаю, да, – сказал я.

Он долго молчал, а потом спросил:

– Остров?

– Я должен уподобиться морю, верно? Оно выжидает, оно не торопит события и в конце концов смыкается над зияющей раной.

– Скала?

– Вода – ничто, но вода, обладающая энергией, сильнее камня. Таков правильный ответ?

Гарсег улыбнулся:

– Пойдемте.

Мы вернулись в море и на сей раз поплыли, держась на поверхности, качаясь на волнах или отдаваясь течениям.

– Ваша кровь – море, – сказал Гарсег.

Я понял не сразу, но постепенно смысл слов стал проясняться. Поначалу высказывание показалось мне бредовым, потом я подумал, что, возможно, в конце концов Гарсег прав, а потом понял, что он совершенно прав: я чувствовал море внутри себя и точно так же чувствовал море вовне. Мы продолжали плыть, покуда ко мне не пришло сознание, что я и море стали единым целым. Оно до сих пор живет во мне – и полностью соответствует истине. Келпи и другие морские эльфы говорят, что чувствуют то же самое, но они лгут. Я действительно ощущаю море частью своего существа, как и Кулили. Я могу быть приветливым и безмятежным сколь угодно долго. Но я могу разъяриться, как произошло во время сражения с ангридами в ущелье. Тогда многие великаны обратились в бегство, а остальные погибли.

Наконец я сказал себе: «Движимое силой моря, все живое вышло из моря. Такое стало возможным, поскольку оно приобщилось к природе моря. Я был морским существом в утробе матери, а она была морским существом в утробе своей матери, и я до самой смерти останусь морским существом. Король тоже знает это, поскольку он изобразил никру на своем щите».

– Он мой брат, – сказал Гарсег.

Мы оба плыли, энергично работая руками и ногами, но я удивленно оглянулся:

– Ты слышишь мои мысли?

– Иногда.

– Ты эльф. Разве король не человек?

– Человек.

Я надолго задумался, но без толку. Вероятно, Гарсег опять услышал мои мысли, поскольку сказал:

– Когда мужчина из моего племени сходится с женщиной из вашего племени, она может родить ребенка.

Все еще не понимая, я сказал:

– Ясное дело.

– Каждый ребенок наследует какие-то свойства от отца, а какие-то от матери. Если не считать уродов, каждый ребенок рождается либо мужского, либо женского пола.

Мы остановились передохнуть, перевернулись на спину и лежали на зеркальной морской глади, несомые слабым течением.

– Я сошелся с эльфийской женщиной, – сказал я. – С женщиной, которую я люблю больше всех на свете.

– Знаю.

– У нас с ней будут дети?

– Не знаю.

– Предположим, будут. – Раньше я как-то не думал об этом. – Если родится мальчик, он вырастет обычным человеком?

– Или эльфом. Пока ребенок не родился, нельзя сказать.

– А если девочка?

– То же самое. Отец короля сошелся с женщиной из моего племени, так же как вы с эльфийской девой.

Тут я убедился, что Гарсег действительно знает не все, и, признаться, испытал облегчение.

– У них родилось трое детей: один подобный тебе и двое подобных мне.

– Трое?

Гарсег кивнул:

– Нашу сестру зовут Моркана.

Когда мы снова перевернулись на живот и заработали руками и ногами, я думал, нам придется плыть еще столько же, если не дольше. Теперь я понимаю, что Гарсег хотел отдохнуть перед прибытием к месту назначения. Он знал про лестницу и знал, что, возможно, нам придется сражаться – поскольку химеры не узнают его, а он не сможет им открыться. Во всяком случае, я только-только разогнался, когда он остановил меня и показал рукой вперед:

– Вот остров, который моряки называют Глас. Довольно скоро мы уже шагали по берегу, усыпанному скользкими острыми камнями, сверкавшими в солнечных лучах, – алыми, золотыми, малиновыми и разных других цветов, неописуемо красивых.

– Остров так называется потому, что он из стекла?[2] – спросил я.

Гарсег помотал головой:

– Нет, он из огненного опала.

– Драконов камень.

Он не взглянул на меня.

– Кто вам сказал это?

– Бертольд Храбрый, мой брат. Он умер, я думаю.

– Бертольд Мудрый. Если вы не знаете наверняка, что он умер, будем надеяться, что он жив.

Я рассказал Гарсегу, как искал тело Бертольда Храброго и не нашел.

– Этот остров многие тоже искали, но тот, кто ищет, никогда не находит. Однако моряки не раз случайно натыкались на него и высаживались на берег.

У меня возникло ощущение, будто Гарсег не договаривает, и я спросил, что же случалось с моряками.

– Разное. Одни благополучно возвращались на корабль. Другие погибали. Некоторые оставались с нами, а некоторые отправлялись в иные места. Видите башню?

Я видел, и она была огромной. Кто-то выстроил посреди островка самый настоящий небоскреб, и поначалу я задался вопросом, зачем возводить такую высокую башню, если здесь нет никого, кто бы в ней жил. Никого, если не считать моря. Островок был маленьким, и поэтому, если вы хотели построить здесь большое здание, оно должно было быть очень высоким.

И было. Круглая башня, лишь немного расширявшаяся к основанию, поднималась выше самой высокой горы, похожая на гигантскую иглу.

– Строитель был родом из шестого мира, Муспеля, – сказал Гарсег. – Мои соплеменники не возводят подобных зданий без крайней необходимости. А зря. Здесь жил Сетр, державший в благоговейном страхе наш мир, который вы называете Нижним.

Я сказал, что чаще мы используем название Эльфрис. Гарсег кивнул.

– Он строил башни и поменьше, на многих побережьях стоят возведенные им крепости. В одной из них время от времени живет моя сестра.

– Но ты не живешь?

– При желании мог бы. – Гарсег перебрался через очередной скользкий камень и пошел дальше. Когда он скрылся из виду, я услышал его голос:

– Как ваша рана?

Я потрогал бок, но раны не обнаружил.

– Зажила?

Нагнав Гарсега, я сказал:

– У меня остался шрам, но он зарубцевался и не болит.

– Шрам исчезнет со временем. А пока еще чайка видит подводные скалы.

– Понятно. Я действительно стал самым сильным рыцарем на свете?

– На этот вопрос вы должны ответить сами.

– Значит, стал.

По ощущениям силы у меня не прибавилось, но я знал, что я очень, очень сильный и очень, очень быстрый. Но насколько я силен и быстр, я не знал. Я знал также, что отчасти обязан своей силой Дизири, а отчасти морю – сознанию, что оно открыло мне свою тайну и пребывает во мне, шумя у меня в ушах приливными волнами крови. Но еще я оставался собой, и на самом деле море всегда было частью моей природы; оно пребывало во мне всегда, только я не знал этого.

Я стряхнул задумчивость, поскольку увидел лестницу. Рядом с громадой небоскреба она казалась тонкой паутинкой и тянулась высоко вверх, к некоему подобию расщелины в стене. В лучах яркого солнца лестница и стена горели, словно охваченные пламенем. Так и хотелось надеть солнцезащитные очки потемнее, а еще лучше очки сварщика. Я щурился, прикрывал глаза ладонью и все такое, но Гарсег даже бровью не повел.

– Здесь Сетр хранил все лучшее оружие, собранное в нашем мире, чтобы мы не могли восстать против него. Он, способный сокрушать горы, запрещал нам носить даже кинжалы. Однако в конце концов мы его изгнали.

Я спросил Гарсега, как он думает, вернется ли Сетр обратно.

– Он возвращается время от времени, а потом улетает, прежде чем мы успеваем собрать войско. Вы бы изгнали нас из своего Среднего мира, если бы могли, сэр Эйбел?

Я подумал о Дизири и сказал «нет», по возможности тверже.

– А многие хотели бы. Многие борются с нами прямо сейчас. Но мы всегда возвращаемся. То же самое и с Сетром.

– А оружие, о котором ты говоришь, по-прежнему там?

Гарсег кивнул:

– Мы разграбляли хранилище Сетра на протяжении тысячи лет, и оружие, вынесенное оттуда, рассеяно по всем мирам.

– Значит, там ничего не осталось.

Следующие слова Гарсег проговорил почти неслышно. Он сказал:

– Оружия в хранилище практически не убавилось.

Глава 23

НА ЛЕСТНИЦЕ

– Как вы помните, – сказал Гарсег, когда мы подошли к подножью лестницы, – я говорил вам, что не в силах исцелить вашу рану, но море исцелит, если вы отправитесь со мной в Эльфрис.

Я кивнул и потрогал бок, проверяя, по-прежнему ли там все в порядке.

– Я также обещал, что вы станете самым сильным среди вам подобных. Вы стали, но должны благодарить не меня, а себя самого – и море.

– Ты пытаешься раздосадовать меня? Я не поддамся. Я твой должник. Я обязан тебе по гроб жизни.

Гарсег потряс головой:

– Разве я не благородный человек? Вы ничего мне не должны. Я хочу, чтобы вы это поняли.

Вообще Гарсег не располагал меня к насмешливости, и, наверное, то был единственный раз, когда мне удалось насмешливо ухмыльнуться:

– Ладно, я ничего тебе не должен. Только мне бы хотелось оказать тебе какую-нибудь услугу, поскольку в будущем мне снова может понадобиться твоя помощь. Что бы ты хотел, чтобы я сделал?

– Поставьте ногу на первую ступеньку.

Я поставил.

– Пожалуйста. А теперь смотри. – Я бегом поднялся ступенек на сто, потом остановился и обернулся: – Ты не пойдешь со мной?

– Пойду, – крикнул он. – Но вы должны идти первым, и предупреждаю вас, что здесь мы подвергаемся опасности.

Конечно, сказал я и преодолел еще сотню ступенек. А здесь мне стоит остановиться и внести известную ясность в известные обстоятельства.

Во-первых, пара сотен ступенек являлась лишь ничтожной долей от общего количества. Лестница тянулась к небоскребу и упиралась в него на уровне одной четвертой от высоты башни. Она становилась все круче и круче по мере подъема и состояла из многих тысяч ступенек.

Во-вторых, об опасности я бы и сам догадался. Ступеньки из огненного опала, тщательно отшлифованные, словно рукой ювелира, были такими скользкими и гладкими, что я видел в них свое отражение. Они имели всего два с половиной фута в ширину, и там не было перил.

В-третьих… мне очень трудно говорить это, но придется. Я продолжал считать, что на самом деле Гарсег оказал мне три огромных услуги. Я обещал Гильфу, что никогда больше не попытаюсь отделаться от него. Я не лукавил, и я действительно не пытался. Но он по-прежнему пугал меня. Довольно скоро я дойду до рассказа о Мани. Он тоже порой нагонял на меня страх. Но каким бы жутким он ни казался, он все равно оставался просто котом. Большим котом, опасным котом, но все равно – говорящим котом, и только. Гильф же даже в обычном своем обличье был достаточно крупным псом, чтобы напугать любого; а я уже понял, что обычное обличье он принимает для того, чтобы никого не пугать. Черный зверь с подобными кинжалам клыками, размером с Черногривого был настоящим Гильфом. Ладно, я не пытался избавиться от него. Но он остался на корабле (я так думал), когда я погрузился в море вместе с келпи, – и это меня радовало.

Гарсег нагнал меня.

– Я доставил вас на этот остров, чтобы вы могли выбрать себе оружие, прежде чем мы попросим вас о помощи. Вы еще молоды, и потому я надеялся, что страстное желание добыть в бою сокровище заставит вас принять вызов.

Конечно, сказал я. Я на все готов.

– Я боялся, что вы заподозрите меня в хитрости, и потому поспешил объясниться. Я рад, что вы не подумали ничего плохого. Но все равно вы соглашаетесь слишком быстро.

– Вовсе нет, – возразил я. – Келпи говорили мне, вы хотите, чтобы я сразился с кем-то по имени Кулили. Я знал, на что иду.

Недавно я попробовал заглянуть за край лестницы и остался не в восторге. Теперь я смотрел прямо перед собой.

– Спускаться вниз будет гораздо труднее, – пробормотал я себе под нос.

– Спуститься вниз можно без всякого труда, сэр Эйбел, – сказал Гарсег. – Посмотрите наверх.

Я поднял глаза:

– Черные птицы?

– Это не птицы, а огненные эльфы. Во всяком случае, были ими в прошлом. Теперь они превратились в химер.

– Скверные новости?

– Они служат Сетру. Мы, эльфы, умеем изменять форму.

Я вспомнил Дизири, являвшуюся мне в обличьях разных девушек, и сказал:

– Да, я знаю.

– Сетр превратил огненных эльфов в существ, которых вы видите. Он сам обладает даром изменять форму – настолько мощным, что может передавать свою силу другим. Такими их сделал он. Они не могут рассеять чары Сетра.

– Не хотят! – донесся сверху пронзительный визгливый голос.

– Они до сих пор охраняют его башню, – сказал Гарсег. – Во всяком случае, пытаются.

Все происходящее представлялось мне подобием видеоигры, героем которой являлся я сам. Или виртуальной реальностью. Я невольно дотронулся до головы, словно проверяя, нет ли на ней шлема с очками, и убедился, что нет. В этот момент одна из химер ринулась вниз на меня и круто взмыла вверх, прежде чем я успел схватить ее: мерзкое существо с тощим черным тельцем, покрытым красными трещинами, с когтистыми лапами, оскаленной пастью и перепончатыми крыльями, как у летучей мыши.

– Они надеются убедить вас, что не представляют серьезной опасности, – пробормотал Гарсег. – Они боятся, что вы повернете назад теперь, когда их увидели.

– Это вряд ли.

– Когда мы поднимемся выше, они попытаются столкнуть нас с лестницы. Если мы начнем отбиваться от них, то непременно свалимся. Держите ухо востро и поднимайтесь по возможности быстрее. Они не оставят нас в покое и в башне, но там все-таки менее опасно.

Я остановился и обернулся, думая о том, как он стар.

– Разве они не попытаются убить и тебя тоже?

– Химеры посягали на мою жизнь и прежде, – сказал Гарсег.

Я поднялся еще на сотню ступенек, и одна мерзкая тварь пронеслась передо мной так близко, что я почувствовал ее запах. Другая пролетела у меня за спиной, задев крыльями мой затылок.

– Смотрите по сторонам, – предостерегающе сказал Гарсег. – Осторожней!

Но я обернулся и посмотрел на него. Только он исчез, а вместо него я увидел нечто вроде рогатого крокодила размером с корову, с десятью или двенадцатью лапами. Лапы у него кончались щупальцами с присосками, намертво прилипшими к ступенькам. Жуткий зверь бил хвостом и яростно ревел, угрожающе лязгая челюстями всякий раз, когда какая-нибудь химера подлетала близко. И тут черная тень мелькнула у меня прямо перед глазами. Я потерял равновесие и сорвался вниз, едва успев уцепиться пальцами правой руки за край лестницы. Пальцы медленно соскальзывали, и я уже попрощался с жизнью, когда одно из щупалец обвилось вокруг моей талии и втащило меня обратно на ступеньки.

Я все еще стоял на четвереньках, дрожа всем телом, когда пасть крокодила открылась и я увидел в ней лицо Гарсега. Он сказал:

– Призовите на помощь море. И бегите!

Я был настолько испуган, что еле сумел встать, но как только я встал, мощная волна подхватила меня и понесла вперед. Ты понимаешь, о чем я? Ноги у меня болели, но это не имело значения. Я буквально летел вверх по лестнице, прыгая через три ступеньки. Химеры продолжали налетать на меня, пытаясь столкнуть вниз, и один раз я споткнулся. Но я не останавливался до тех пор, покуда одна из них не приземлилась на ступеньку передо мной, держа в каждой руке по мечу. Черное, костлявое существо с перепончатыми крыльями и торчащими острыми зубами. Но вот глаза… Глаза у нее горели желтым пламенем, как у всех эльфов, даже у келпи и у бодаханов, отдавших мне Гильфа; такие же глаза были у Дизири, даже когда она принимала обличье девушки из человеческого племени. При виде их я невольно подумал о ней.

Когда я остановился, химера расправила крылья. С распростертыми крыльями она казалась огромной, как дом.

– Ты долж-ж-ен с-с-сразитьс-с-ся с-с-с нами. – Она издавала в основном шипящие и свистящие звуки, но я разбирал слова. – Видиш-ш-шь? У меня ес-с-сть мечи для нас-с-с обоих-х.

Она протянула мне меч рукоятью вперед, но я не взял. Я ударил по рукояти ладонью и загнал клинок в грудь химере. Глаза у нее испуганно округлились, жидкость, мало похожая на кровь, хлынула из раны, и она свалилась с лестницы. Я подумал, что справиться с ней оказалось довольно просто, но не успел сделать и шагу, как на меня налетели целых пять химер – но они не стали сталкивать меня вниз, а схватили и подняли в воздух. Две держали меня за руки, две за ноги, а одна запустила когти мне в волосы. Они мчались с такой скоростью, что мне казалось, меня уносит вверх ураганный ветер. Я увидел балконы, окна, арочные проемы и темные проломы в стене небоскреба, а высоко над нами находился (но становился все ближе и ближе) Митгартр: деревья и люди, животные и горы.

Потом химера, висевшая у меня на левой ноге, испуганно завизжала, разжала пальцы и отстала от нас. Решив, что они собираются бросить меня вниз, я извернулся и крепко схватил за кисти химер, державших меня за руки. Потом я стряхнул мерзкую тварь с правой ноги. Оставшиеся химеры заработали крыльями энергичнее, но мы начали терять высоту. Та, что вцеплялась мне в волосы, крикнула: «Мы падаем!» – и я велел ей опускаться на лестницу. Но она просто отпустила меня и улетела прочь.

Тогда химера справа истошно завопила, что сейчас мы погибнем. Я по-прежнему орал: «Опускайтесь на лестницу!» – и наконец мы опустились, буквально рухнули на ступеньки, здорово ударившись при приземлении. Я удержал химер, хоть и с трудом, и, чуть отдышавшись, принялся колотить их лбами друг о друга, покуда они не взмолились о пощаде. Я остановился.

– Вы работаете на Сетра?

– С-с-сетра здес-с-сь нет.

Я еще пару раз сдвинул химер лбами.

– Я не об этом спрашивал. Вы работаете на него?

– Да!

– Ладно. Вы уволены. Теперь вы будете работать на меня.

– Мы не мож-ж-жем отречьс-с-ся от С-с-сетра! – хором прошипели они.

– Тогда вы умрете. Я переломаю вам крылья и сброшу вниз.

Сзади подошел Гарсег, уже не в обличье крокодила.

– Они гнусные существа, сэр Эйбел, но я прошу вас пощадить их.

Я счел просьбу страшно глупой, о чем и сказал Гарсегу.

– И тем не менее я прошу вас, сэр Эйбел, во имя всего хорошего, что я сделал для вас.

Одну химеру я швырнул на ступеньки и поставил ногу ей на шею, а другую перекинул через колено, заставив сильно прогнуться в спине. Все тело у меня ныло от удара, я еще не оправился от пережитого потрясения – и с великим удовольствием убил бы обеих на месте. Я слегка навалился на мерзкую тварь и услышал, как хребет у нее потрескивает, словно сухая ветка на ветру.

– Она не может отречься от Сетра, – сказал Гарсег мне в спину.

Я не ответил, просто навалился на химеру посильнее.

– Разве вы ничем мне не обязаны?

Я был обязан ему многим, но он начинал меня раздражать. Я ненадолго задумался, а потом сказал:

– Я в долгу и перед этой, как там ее. Если бы не она, я бы погиб. Поэтому я намерен забрать ее у Сетра, чтобы она избавилась от своего нынешнего уродливого обличья.

Затем я навалился на химеру еще сильнее, и она проговорила:

– Я отрекаюс-с-сь от него!

Я немного ослабил давление и сказал:

– Молодец. Повтори еще раз.

– Я отрекаюс-с-сь от него.

– Назови имя. От кого ты отрекаешься?

– От С-с-сетра. Я отрекаюс-с-сь от С-с-сетра навс-с-сегда.

Я глянул на Гарсега через плечо:

– Ну, что скажешь?

Он пожал плечами.

– Вас удовлетворяют пустые слова?

– По-твоему, она говорит неправду?

– Не знаю. Слова не имеют значения – кто угодно может сказать все, что угодно. Она не может отречься от Сетра, как я вам заметил. Если узник отречется от своих оков, разве они падут с него?

– Какой клятвой она может скрепить свое слово?

Гарсег потряс головой:

– Никакой.

Я снова задумался и наконец спросил:

– Как же Сетр подчиняет их своей воле?

– Кто знает?

– Ну, она-то знает. – Я опять тяжело навалился на химеру и угрожающе проговорил: – Слушай. Признавайся немедленно, каким образом он держит тебя в повиновении, или я сию же минуту сломаю тебе хребет.

Тут Гарсег много чего сказал, но я не собираюсь приводить здесь все дословно. В общем, он потребовал, чтобы я отпустил химеру.

– Убейте меня, – сказала она. – Покончите с-с-со мной, из-з-збавьте меня от мук.

Я поставил ее на ноги и схватил за горло.

– Ты поклялась именем Сетра, разве нет? Признайся!

– Да.

К тому времени над нами уже кружило десятка два мерзких тварей, и я решил, что лучше побыстрее добраться до башни. Я позволил второй химере подняться и схватил за горло ее тоже. Я заставил обеих сложить крылья, подхватил под мышки одну и другую и помчался вверх во весь дух. Они весили немного, и море катило сквозь меня свои мощные волны. Но все равно мне пришлось трудно, и, когда мы оказались в башне, я чуть не терял сознание от перенапряжения. Я швырнул химер на пол и не позволял им открывать рта, покуда не подоспел Гарсег и я сам не отдышался немного. Мы находились в большом, просто огромном темном помещении, где пахло тухлым мясом и плесенью и царила такая тишина, что я слышал удары собственного сердца. У дальней стены стоял трон высотой футов двадцать пять и шириной футов пятьдесят.

– Здесь Сетр замышляет править нашим миром, – сказал Гарсег, когда вошел туда вслед за мной. – Судить нас, принуждая вести добродетельную жизнь.

Я все еще злился.

– Подобная задача представляется мне непосильной, – сказал я. – И хотя в эльфах мне нравятся многие черты, все в один голос говорят, что им нельзя доверять и что все они врут как сивый мерин.

Я думал, Гарсег возмущенно набросится на меня после таких слов, но он просто кивнул с печальным видом.

– Знаешь, – сказал я, – мы тоже не самые честные люди на свете.

Тут он сказал нечто, страшно удивившее меня.

– Но вы – боги Эльфриса, – сказал он.

Я никогда прежде не слышал ничего подобного. (Ну ладно, на самом деле слышал, но забыл.) По тону Гарсега я понял, что он говорит серьезно, и не знал, как реагировать. Я не хотел показывать своей растерянности, мне нужно было время подумать, поэтому я схватил одну из химер и снова спросил, отреклась ли она от Сетра, а когда получил утвердительный ответ, велел ей принять обличье обычного эльфа, поскольку оно нравится мне гораздо больше. Она попыталась, но безуспешно.

Я сказал Гарсегу, что он был прав.

– Вероятно, ты знаешь Дизири, – сказал я. – Я тоже ее знаю, и однажды она меняла обличья для меня. Казалось, это не составляло для нее никакого труда. Тебе было трудно превратиться в крокодила с дюжиной лап?

Он помотал головой.

– Все дело в концентрации, сэр Эйбел. Смотрите.

Еще не успев договорить последнее слово, он расплавился, потек. Я знаю, ты не понимаешь, что я имею в виду, даже если тебе кажется, что понимаешь. Но иначе я не могу описать происходившее. Ты видел гончаров за работой? Казалось, незримые руки лепили Гарсега. Постепенно он становился похожим на меня. (Я имею в виду, на меня в том обличье, какое я принял после знакомства с Дизири.) Он становился похожим на меня все больше и больше – и наконец стал похож настолько, что одурачил бы любого на корабле. Никакого огня и дыма не было, но я о них и не подумал.

Именно тогда я впервые обратил внимание на его глаза. Я уже, наверное, раз десять упоминал о горящих желтых глазах эльфов. До сих пор я не задавался вопросом, почему у Гарсега другие глаза. Глубоко посаженные, раньше они скрывались под кустистыми синими бровями. А у крокодила глазки были крохотными, и я не особо к ним присматривался. Когда Гарсег принял мое обличье, разглядеть глаза стало легче, и я присмотрелся повнимательнее. У него были совсем не эльфийские глаза. Но и не человеческие. А также не кошачьи, не собачьи и не любые другие в таком роде. В глазах у него я увидел темную ветреную ночь.

И без того испуганный, я испугался еще сильнее. Я сделал вид, что ничего не заметил, но внутри у меня все дрожало. Чтобы скрыть свое смятение, я велел второй химере тоже отречься от Сетра.

Она отказалась, и я спросил:

– Ты отказываешься, хотя он превратил тебя в уродливое существо и заставил сторожить свою башню? Что хорошего он сделал для тебя?

– Мы не получили от него ничего, кроме этих обличий, – сказала первая химера. – Он обещ-щ-щал нам больш-ш-шую награду пос-с-сле того, как мы выполним с-с-сле-дующее задание.

Вторая кивнула:

– И пос-с-стоянно дает нам с-с-следующее задание.

Гарсег встал между мной и химерами:

– Если все так, а я знаю, что это так, почему ты не отреклась от Сетра, как твоя подруга?

Вторая химера подошла ко мне и встала на колени:

– Гос-с-сподин, я буду с-с-служить вам во вс-с-сем. Разве этого недос-с-статочно? Я с-с-спасла вас-с-с, вмес-с-сте с Баки. Прос-с-сите меня о любой ус-с-слуге, и я выполню вашу волю.

Мне требовалось время на раздумье, поэтому я спросил:

– Как тебя зовут?

– Ури, гос-с-сподин.

Гарсег снова менялся, принимая свое прежнее обличье.

– Не думайте, сэр Эйбел, что в заколдованном состоянии они пользуются своими настоящими именами.

– Нет, нет! – хором сказали химеры. – Они нас-с-сто-ящие.

Я хотел подумать. А иногда у меня действительно получается думать. Я задавался разными вопросами – например, почему у Гарсега такие странные глаза и почему он просил меня отпустить химер. И я сказал:

– Не всегда имеет смысл пользоваться настоящими именами, верно? Например, меня здесь все зовут Эйбелом. Ты хочешь, чтобы я называл тебя настоящим именем? Или мне следует по-прежнему говорить «Гарсег»?

– Вы правы, – сказал Гарсег. – Не произносите моего настоящего имени, даже когда мы остаемся наедине.

– Отлично. Полагаю, ты знаешь, что эти двое, как их там, чуть не угробили меня?

Он помотал головой:

– Я бы спас вас.

Если он лгал, то весьма убедительно. А лгать убедительно он умел.

Я сказал, что не стану спорить, но мне кажется, он в долгу передо мной.

– В знак благодарности я позволю вам взять из хранилища оружие, которому будут завидовать все на свете.

– Ты говоришь про Этерне?

– Нет. Меч Этерне находится не здесь, и я удивлен, что вы о нем знаете.

Я непринужденно пожал плечами:

– Мне нужен только этот меч и никакой другой. Так или иначе, ты хотел, чтобы я взял здесь что-нибудь, чтобы сразиться с Кулили. Пожалуй, я возьму эту парочку вместо оружия. Они отреклись от Сетра, а значит, должны избавиться от своего нынешнего обличья. Так мне кажется.

– Одна отреклась от Сетра, а другая просто поклялась служить вам. Вы сразитесь с Кулили?

– Я же обещал. Я не отказываюсь от своих слов, Гарсег.

– Тогда не вижу причины, почему бы вам не взять в подмогу этих двух, коли они вам действительно нужны. Только не ошибитесь. Когда человек владеет рабом, раб владеет своим господином.

Я сказал, что это меня не пугает.

– Только не говорите потом, что вас не предупреждали. Каким будет их новое обличье?

– Первозданным, – сказал я. – Эльфийским. Если они не изменят обличье здесь и сейчас, то отправятся со мной на вершину небоскреба. Вероятно, там у них все получится.

Гарсегу это совсем не понравилось. Он хотел, чтобы я отпустил химер и отправился вместе с ним вниз, в хранилище оружия, как и предполагалось сделать с самого начала. Я отказался, и, когда он провел нас к внутренней лестнице, мы с химерами двинулись наверх, а не вниз. Наконец Гарсег сказал:

– Ладно, встретимся наверху.

Глава 24

СОЛНЕЧНЫЙ СВЕТ

Если бы я принялся подробно рассказывать обо всем, что потом произошло на внутренней лестнице небоскреба, какие вопросы я задавал Ури и Баки и что они отвечали мне, я бы исписал пачку бумаги высотой с упомянутую лестницу. Поэтому я не стану вдаваться в подробности, а напишу лишь о самом важном.

Я спросил, почему эльфы изгнали Сетра. Оказалось, потому, что он хотел править всеми эльфийскими племенами. Эльфийским королям и королевам это не понравилось.

Потом я поинтересовался, почему некоторые эльфы выступают за него – Ури, например. Оказалось, из-за Кулили. Они ненавидели Кулили, а Сетр хотел убить ее. Он поднял на борьбу с ней многочисленное войско – всех морских эльфов, всех огненных эльфов и некоторых других. Они пытались напасть на нее всем скопом, но она перебила половину войска, а остальных обратила в бегство. Я попытался выяснить, почему они хотят смерти Кулили, но так до конца и не понял. На вопрос, как она выглядит, я также не получил вразумительного ответа. Она имела множество разных обличий, то есть тоже могла изменять форму. Она жила в море, как морские эльфы, но на большей глубине.

Ни в тот день, ни на следующий мы не добрались до верха башни. Наверное, мне следует упомянуть и об этом.

Ури и Баки знали места, где могут храниться запасы продуктов, и мы делали привал всякий раз, когда достигали такого хранилища, и отдыхали и ели, коли находили там что-нибудь. Иногда мы обнаруживали помещения, в которых можно было забаррикадироваться. Что мы и делали оба раза, когда останавливались на ночлег.

Я потерял счет времени, но когда мы наконец добрались до сада на крыше, стояла ночь. Луна еще не взошла, но звезды сияли ярко, освещая фруктовые деревья с отягощенными плодами ветвями. Мы умирали от голода и страшно обрадовались при виде такого изобилия. Баки взлетела на финиковую пальму и принесла мне гроздь зрелых фиников. Тогда я попробовал финики впервые, и вкуснее фрукта нет на свете. Там были и апельсины, несколько отличные от наших апельсинов, но и не похожие на наши мандарины. Маленькие и сладкие.

Когда мы наелись до отвала, я велел Баки и Ури ложиться спать и сказал, что останусь на страже. Я принял такое решение потому, что чем выше по лестнице мы поднимались, тем меньше они хотели достичь верха башни, и я боялся, что они сбегут, коли я поручу нести дозор одной из них.

И вот они отправились на боковую, а я сидел, привалясь спиной к дереву, моргал и зевал и отчаянно боролся с сонливостью. Еще я смотрел на звезды и думал о человеке, которого Керл назвал лунным всадником. И довольно скоро, разумеется, взошла луна.

Именно тогда меня осенило. В Эльфрисе невозможно увидеть луну, звезды, солнце или что-нибудь подобное. Я ни разу не видел их, когда мы с Таугом оказались там, и ни разу – когда мы с Гарсегом плыли по морю и смотрели, как рождается, живет и умирает остров, а потом – как умирает скала, и все такое прочее. В лучшем случае я видел мир, откуда пришел, – мир, где находился «Западный купец», Иррингсмаут и все остальное. Я видел Митгартр и людей, живущих своей жизнью там, наверху, примерно так, как видишь на экране всю жизнь героя кинофильма. (На самом деле это не очень похоже на кинофильм, поскольку здесь все дольше и подробнее, и ты все время теряешь из виду одного персонажа и переключаешь внимание на другого – ну, ты меня понимаешь.) То есть мы покинули пределы Эльфриса. Да, подножие башни находилось в Эльфрисе, но вершина в Митгартре – так же, как наши звезды и луна в действительности находились в Скае.

То есть моя догадка оказалась верной, и если что-нибудь могло прогнать от меня сон, то лишь подобные мысли. Но и они не помогли. Довольно скоро я уснул. Я ничего не мог поделать.

Луна поднималась вверх по Чаше Ская и становилась все ярче и ярче, но лунный свет не разбудил меня. Меня разбудил Гарсег. Он прилетел, оглушительно хлопая крыльями, похожий на огромного летающего динозавра величиной с самолет, если не больше. Могучие крылья с ураганным ревом гнали волны воздуха, и я проснулся, вздрогнув всем телом. Все еще сокращаясь до обычных своих размеров, Гарсег сказал:

– Это может убить их. – Он указал на Баки и Ури. – Вы знаете?

Я зевнул и сказал:

– Ну да. Только меня это не особо волнует. Наверное, должно волновать, но не волнует.

– Они слушались вас?

– Под конец мне приходилось тащить их волоком, и пару раз я отшлепал обеих. Мне не хотелось, но я таки отшлепал. Я старался не причинять им сильной боли.

Гарсег, уже принявший свое обличье, кивнул:

– Они знают, что могут умереть.

– Я так не думаю, – сказал я. – А думаю я, что просто Сетр запретил им подниматься сюда и они по-прежнему не могут нарушить его волю, даже при желании. Он заколдовал их, заклял – называй, как угодно.

Гарсег улыбнулся:

– Зачем Сетру это надо? Вы знаете?

– Думаю, да, – сказал я. – У тебя была возможность отдохнуть?

– Я отдохнул гораздо лучше вас, я уверен.

– Тогда посторожи нас. Разбуди меня на рассвете.

– На восходе солнца?

Он проверял, знаю ли я, где нахожусь, но меня это не волновало.

– Без разницы, – сказал я и снова уснул.

Когда я пробудился, дело уже шло к полудню. Поначалу я решил, что Гарсег нас бросил, но, поплескавшись в ручье, увидел его (похожего на призрака), сидящего в густой тени под деревом. Я подошел и сел рядом, не зная толком, следует ли мне разозлиться на него за то, что он не разбудил меня вовремя.

– Это дуриан. – Он показал мне странного вида фрукт. – Хотите попробовать?

Я сказал «конечно» и взял фрукт, а Гарсег сорвал с ветки еще один.

– Запах у него неприятный, – сказал он, – но мякоть полезная и вкусная.

Кожуру плода усеивали острые колючки, и я не мог его очистить.

– Вы не нашли никакого оружия по пути?

– Нет, – сказал я. – Все оружие находится внизу, в хранилище. Так сказала Ури. Кстати, почему ты не разбудил меня на рассвете? Ты же обещал.

– Я не обещал. – Гарсег очищал свой дуриан. – Вы попросили, чтобы я разбудил вас на рассвете. Я спросил, имеете ли вы в виду восход солнца. Вы ответили утвердительно и сразу заснули. Вам снились сны?

Я кивнул.

– Как ты очищаешь эту штуковину?

– Здесь хорошее место для сновидений. Возможно, самое лучшее. И что же вам приснилось?

– У меня были кольчуга и шлем, щит и меч. – Я уже с трудом вспоминал свой сон. – Я спускался на коне с неба, словно лунный всадник. Мне кажется, я пришел установить справедливость на земле, только земля поглотила меня. Что это значит?

– Понятия не имею. Возможно, ничего.

– Ты знаешь. Ты все знаешь о таких вещах.

Он потряс головой:

– Нет. И я не хочу тревожить вас своими предположениями.

– Как не хотел разбудить нас на рассвете. Можно куснуть от твоего?

Гарсег отдал мне свой дуриан. Я обнюхал плод, как сделал бы Гильф, и тот вонял. Однако запах напоминал острый аромат вонючего сыра, а я люблю вонючий сыр.

Я откусил кусок.

– Вкусно. Ты прав.

– Вы убедитесь, что я почти всегда прав. Что вас разбудило?

Я вернул Гарсегу дуриан.

– Солнечный свет, бьющий в глаза.

– Насколько я понимаю, он не побеспокоил ваших рабов.

– Они не рабы. Да, пока не побеспокоил, судя по всему.

– Думаю, мы узнаем, когда побеспокоит.

Я поискал взглядом Баки и Ури и увидел, что они правильно выбрали место для ночлега. Большой цветущий куст загораживал их от солнца.

– Ты и вправду думаешь, что они умрут? – спросил я.

– Могут.

С минуту Гарсег молчал, задумчиво теребя бороду, а я пытался ногтями содрать кожуру с дуриана. Наконец он сказал:

– Прежде чем это случится – или не случится, – я должен много чего объяснить вам. Позвольте мне хотя бы начать. Первое: я дал вам выспаться, поскольку вам предстоит сражаться с Кулили. Я знаю, вы бы стали сражаться, даже будучи смертельно усталым. Но тогда вы погибли бы, а ваша смерть не принесла бы мне никакой пользы.

– Хочется верить, что я одержу верх в любом случае.

– Возможно, но я не могу рисковать без необходимости.

Он подождал, не стану ли я возражать, но я промолчал.

– Второе: я солгал вам. Я сказал, что не знаю, какой клятвой можно связать эльфа.

Я взглянул на Гарсега:

– И какой же?

– Эльфы намертво скрепляют свое слово, когда клянутся своими древними небесными богами.

Тут у меня возникло странное ощущение, что над нами проплывает летучий замок. Я посмотрел вверх, но увидел лишь бескрайнее голубое небо с несколькими большими кучевыми облаками.

– Ты имеешь в виду обитателей Ская, оверкинов?

– Да, – ответил Гарсег. – И нет.

– Не понимаю.

Он кивнул с таким видом, словно знал это и без меня.

– Ничего удивительного. Древние эльфийские боги действительно являлись небожителями для эльфов. То есть существами, населяющими небо Эльфриса.

– Ты имеешь в виду?.. Погоди минутку.

– С удовольствием.

– Ты говоришь о… о Бертольде Храбром или о Керле? О парнях на корабле? О таких вот людях?

Гарсег кивнул.

– Иными словами, я тоже бог. Бред какой-то!

– Не для себя, но для эльфов. Если они поклянутся вашим именем, свяжут себя клятвой.

– Но я не бог!

– У вас есть пес. – Гарсег улыбнулся. – Я разговаривал с ним. Он отличается от эльфов лишь тем, что никогда не восставал против вас, но больше ничем.

Последние слова заставили меня подумать о Гильфе, который следовал за мной от самого брода через реку, приплыл к кораблю и скрывался там, умирая от голода.

– Наверное, ты прав, – сказал я, – но иногда он меня пугает.

– Теперь эльфы поклоняются мне. – Гарсег снова улыбнулся. – Многие поклоняются сейчас, и все будут поклоняться в будущем. И они много раз нагоняли на меня страх.

Я поразмыслил и над этими словами тоже. Такого рода высказывания, подумалось мне, кажутся многозначительными, но на самом деле не имеют никакого смысла. Через минуту меня осенило, и я сказал:

– Оверкины бессмертны, Гарсег. Время у них течет быстрее, чем у нас, – так говорил Бертольд Храбрый. Они проживают многие годы за один наш день. Только никогда не умирают.

– Древние эльфийские боги тоже бессмертны, – кивнул Гарсег. – Что станет с вашей душой, когда вы умрете?

Я попытался вспомнить.

– Она тоже умрет? – спросил он.

– Не думаю.

– Моя умрет. – Гарсег указал на химер. – И их души тоже. Вы плыли на корабле, сэр Эйбел. Что становится с ветром, когда ветер умирает?

Тут одна из химер громко завизжала, и я встал и пошел посмотреть, в чем там дело. Гарсег крикнул мне в спину:

– Это Ури или Баки?

Я не знал, но тут же пронзительно завопила другая, едва ее коснулся солнечный луч, так что ответ не имел значения. Они обе тряслись всем телом, судорожно разевали рты, и глаза их вылезали из орбит. Несколько мгновений я смотрел на них, а потом крикнул Гарсегу:

– Иди сюда, глянь! Крылья у них становятся меньше!

Он ничего не ответил, и я спросил:

– Ты идешь или нет?

Одна из химер пыталась что-то сказать. Язык у нее высовывался чуть не до самого брюха, но она все равно пыталась заговорить. Черная кожа лохмотьями сползала с нее, а под кожей виднелось ярко-красное тело. Мне невольно представилось охваченное пламенем полено. Когда шевелишь его палкой, с него опадает старая сгоревшая оболочка, и ты видишь алый огонь внутри.

– У них титьки! – крикнул я Гарсегу.

Да, у них были женские груди, а вот когти исчезли. И зубы больше не торчали из-под губ. Наконец я вернулся к Гарсегу.

– Им действительно страшно больно, – сказал я. – Что, сейчас все кончится?

Он отрицательно потряс головой.

– Все только началось.

– Я думал…

Он рассмеялся.

– Думать вам полезно – если только вы не станете доводить дело до крайности.

– Я люблю Дизири. Как же я могу любить ее, если я для нее бог?

– Оставаясь самим собой.

– Она никогда не поклонялась мне, и я не хотел бы, чтобы она поклонялась. Это я поклоняюсь ей.

Гарсег посмотрел на меня таким взглядом, каким обычно смотрела миссис Коллинз.

– Она тоже так считает, сэр Эйбел?

Прежде чем я успел ответить, одна из химер встала, только она больше не походила на химеру. Она была вся красная, и волосы у нее стояли дыбом, словно взметенные дующим снизу ветром. Она шаталась и лязгала зубами. Она смотрела прямо на нас, но явно нас не видела. А секунду спустя двинулась прочь нетвердой поступью.

– Она бросится с первой попавшейся скалы, – сказал Гарсег. – Попытается улететь обратно в Эльфрис. Вы остановите ее?

Я поднялся, без труда поймал бывшую химеру за руку и оттащил к дуриановому дереву.

– Ничего, если я положу ее в тени?

Гарсег кивнул, и я уложил ее в самое хорошее, на мой взгляд, место. Она вся была цвета новенького пенса, очень тоненькая и красивая.

Снова сев рядом с Гарсегом, я сказал:

– Вы знали, что это случится.

– Я боялся, что все будет хуже, что она умрет. Я до сих пор боюсь, как бы они обе не умерли, хотя сейчас такой исход уже менее вероятен.

– Однажды мы с Дизири плескались в воде… – сказал я.

Я вспомнил о том, как изменилась ступня Дизири, когда на нее упал солнечный луч. Но когда я произнес слова «в воде», Баки, по-видимому, услышала меня, поскольку вдруг попросила пить. Ручей протекал совсем близко, поэтому я набрал воды в ладони и принес ей.

– Вон там, – указал Гарсег пальцем, – вы найдете сосуд получше, коли вам надо. – Я принялся озираться по сторонам, а он сказал: – Под лаймовым деревом, где вас ждут и другие находки.

Оно находилось поодаль. Я спросил, присмотрит ли он за красными эльфийскими девушками, пока меня нет, и Гарсег ответил утвердительно.

Тогда мне казалось, что я в жизни не видел места прекраснее сада на крыше небоскреба. Джунгли, стремительно выросшие на новом острове в морских глубинах, тоже потрясали воображение, но сад был красивее, и я находился посреди него. Он изобиловал плодами и цветами.

Поначалу я не видел под ногами ничего, кроме травы, росшей вокруг лаймового дерева. Потом я увидел нечто, оказавшееся при ближайшем рассмотрении выбеленными ребрами, берцовыми костями и тоненькими косточками ступней и кистей. Заметив череп, я шагнул к нему и наступил на зеленую стеклянную трубку. Я не раздавил ее, поскольку был босиком (и вообще голым). Я поднял трубку и вытащил из нее затычку. Внутри лежал плотно скрученный лист бумаги, который я вынул, чтобы разглядеть при солнечном свете.

Глава 25

ПУНКТ ПЕРВЫЙ

Когда я вернулся обратно к дуриановому дереву, эльфийские девы лежали на траве бок о бок, такие неподвижные (если не считать развевающихся волос), что я испугался, уж не умерли ли они. Я называю их эльфиискими девами, а не химерами, поскольку именно таковыми они теперь и были. В них ничего не осталось от химер. Убедившись, что они все еще дышат, я показал Гарсегу кубок, найденный под деревом, и спросил, о нем ли он говорил. Гарсег ответил утвердительно, и я спросил:

– Мне принести воды?

– Вреда от этого не будет, если только вы хорошенько его вымоете.

Подойдя к ручью, я старательно протер внутренние стенки кубка взятым со дна песком. Мутное грязное стекло вскоре засверкало. Тогда я тщательно ополоснул сосуд и набрал в него чистой холодной воды.

Я приподнял голову одной из эльфийских девушек – кажется, Ури – и поднес кубок к ее губам. Гарсег наблюдал за нами с совершенно бесстрастным лицом. Не улыбался, не хмурился – просто наблюдал.

– Когда солнечный свет упал на ногу Дизири, – сказал я, – она не почувствовала боли.

– И поэтому, – кивнул он, – вы решили, что можете притащить сюда Ури и Баки без вреда для них. Освободить от власти Сетра и вернуть им первозданное обличье. Я все понимаю. Но с чего вы взяли, что верхушка башни достигает вашего Митгартра?

– Ну, когда они схватили меня и понесли вверх, я решил, что они направляются именно в Митгартр, – сказал я. – Сперва я подумал, что они хотят просто убить меня, сбросив вниз с высоты, но они могли сделать это, и не поднимаясь выше. Поэтому я решил, что они тащат меня в свое гнездилище на самом верху башни, где я сумею разделаться с ними, когда они попытаются меня съесть. Только одна вдруг испугалась и отпустила мою ногу, а когда я сам справился со страхом, я задался вопросом, что это значит. Я вспомнил о солнечном свете и понял, что химера утрачивает способность летать, коли превращается обратно в эльфа. Только в Эльфрисе нет никакого солнца, поэтому если химера подумала, что мы приближаемся к солнцу, значит, мы приближались к Митгартру.

Тут Баки села. Тогда я не знал, кто именно из них сел, но сейчас знаю, что Баки.

– Какое блаженство – летать! – сказала она слабым голосом, прижимая ладони к вискам. – Я когда-нибудь смогу летать снова?

– Ты можешь принять обличье химеры, когда пожелаешь, – сказал Гарсег. – И сбросить его, когда пожелаешь.

Я увидел, что она не поняла, и сказал:

– Ты снова свободна. – И поднес к ее губам кубок с водой.

– Нет, господин. – Она улыбнулась вымученной улыбкой, и я чуть не расплакался от жалости к ней. – Я не свободна и не хочу свободы. Теперь у меня новый хозяин.

– Она твоя рабыня, – заметил Гарсег. – Как я и предупреждал.

– По-моему, ты не обещала служить мне, – сказал я. – А если и обещала, то были лишь слова. Ты мне не присягала и не давала никаких клятв.

– Г-господин, вы ошибаетесь. Я присягнула в сердце своем, где вы не могли меня слышать.

Потом я задал вопрос насчет моряков, поскольку по-прежнему думал о костях, найденных под лаймовым деревом. Я спросил Гарсега, не увидели ли они остров точно так же, как мы с ним, и не взобрались ли на вершину башни.

– Вот остров, который они видят. – Гарсег повел вокруг рукой, поясняя свои слова.

Вторая эльфийская дева, по-прежнему лежавшая неподвижно, сказала:

– В-вы видели не все, к-когда находились в Эльфрисе, господин.

– Ну положим, я не видел верх или другую сторону башни, хотя вряд ли это имеет большое значение. От вас, эльфов, остаются кости, как от нас, когда вы умираете?

Они обе хором сказали «нет», а Гарсег поинтересовался, почему я задал такой вопрос.

– Когда я нес на руках Дизири, она казалась мне обычной женщиной. Я говорил тебе об этом?

– Нет, – ответил Гарсег. – Как и ваш пес, который, когда я не выразил желания прийти и исцелить вас, доверительно сообщил мне, что вы часто говорили о своей любви к ней.

– Ты думал, что я вас испугаюсь? – спросил я.

– Нет, я боялся, что вы наброситесь на нас и попытаетесь убить, как делали многие представители вашего племени.

– Что ж, твои опасения не подтвердились. Так или иначе, я никогда прежде не носил на руках женщину и ожидал, что она будет гораздо тяжелее. А она весила не больше маленького ребенка, хотя и была… Ну, ты понимаешь. – Я начертил руками перед собой две плавные кривые линии.

Гарсег улыбнулся:

– Вы нарисовали в воздухе нечто вроде виолончели.

– Тебе лучше знать. Дело в том, что мне это нравилось, но настоящая Дизири была совсем другой. А в таком виде она мне страшно нравилась.

– Просто она хотела вам понравиться.

– Наверное. Только сейчас я нашел кости под деревом, где ты велел поискать мне сосуд, и подумал, что это останки одного из нашедших остров моряков, поскольку эльфы почти невесомые и меняют обличья. Но я хотел, чтобы ты подтвердил мое предположение.

– Не могу, – сказал Гарсег.

– Послушай, если это человеческие кости…

– Это кости женщины. Еще до вашего пробуждения я отыскал тазобедренную кость. По ней всегда можно определить половую принадлежность.

– Вряд ли ты особо разбираешься в таких вещах.

– Поскольку мы не видим человеческих костей? Хотелось бы мне, чтобы вы были правы. Вы считаете также, что, хотя ваши мужчины иногда вступают в связь с эльфийскими девами, мы, эльфийские мужчины, никогда не пользуемся благосклонностью ваших женщин?

Теперь уже Баки громко попросила пить, и я принес воды ей тоже. Руки у нее тряслись так сильно, что мне самому пришлось поднести кубок к ее губам. Пока она пила, я думал о Гарсеге и о том, что он сказал и каким тоном. А когда она напилась, я сказал, что, конечно, это меня не касается, но интересно знать, имел ли он когда-нибудь дело с девушками из человеческого племени.

– Да. И видел их кости.

– Мне очень жаль. – Я не нашел других слов.

– Мне тоже. Вы еще очень молоды, сэр Эйбел. Вам предстоит понять, что жизнь – жестокая штука.

– Давай не будем делать ее еще хуже. Ты хотел спуститься со мной в хранилище оружия сейчас?

Гарсег отрицательно потряс головой.

– Хорошо, поскольку я не оставлю Ури и Баки, покуда они не оправятся немного.

Тут Баки прошептала:

– Я пойду с вами.

– Разве что до хранилища. Думаю, это тебе по силам.

– Куда бы вы ни пошли, господин. – Голос Баки звучал так слабо, что я едва разбирал слова.

Такой голос, наверное, не испугал бы никого, но меня испугал.

– Ты имеешь в виду, что собираешься сражаться с Кулили? – спросил я. – Но это же безумие!

– Куда бы вы ни пошли…

– Не спорьте с ней, сэр Эйбел, – сказал Гарсег. – Вы ее утомляете.

– Хорошо. – Мысли переполняли мой ум, мешались и путались, но я все равно пытался размышлять. – Ты сказал, что я еще очень молод, и ты прав. Я гораздо моложе, чем ты думаешь. Я не помню, говорил ли тебе, что прежде был в Эльфрисе дважды, только про первый раз ничего не помню. Похоже, сейчас у нас много свободного времени, поэтому я хотел бы рассказать тебе.

– Ну так рассказывайте.

– Как я сказал, я ничего не помню. Я не то чтобы потерял счет времени, я вообще все забыл начисто. Я не знаю, с кем я общался и что делал. Я сказал об этом женщине по имени Парка, когда вернулся оттуда. Похоже, она из племени оверкинов или что-то вроде. Ты знаешь ее?

Гарсег помотал головой.

– Она сказала, что я должен знать о причиненных эльфам обидах и рассказать о них людям здесь. Ты знал меня, когда я был в Эльфрисе в первый раз?

– Нет. По-вашему, эльфы стерли воспоминания из вашей памяти?

– Мне так кажется.

– Я лично не уверен, – задумчиво проговорил Гарсег. – Представляется более вероятным, что это сделало существо, которое вы называете Паркой. Зачем эльфам жаловаться вам, а потом заставлять вас все забыть?

– Я сказал Парке, что они мне не понравились, и она нисколько не разозлилась.

Гарсег поднял брови:

– Ваше отношение к эльфам осталось прежним?

Я отрицательно потряс головой.

– Это хорошо. Я собирался объяснить вам, что эльфам не имело смысла стирать ваши воспоминания, если они хотели, чтобы вы запомнили какие-то важные вещи.

– А ты умеешь стирать воспоминания?

– Нет. Многие считают меня мудрее любого эльфа, но я не умею этого делать. От каких воспоминаний вам хотелось бы избавиться?

– Об Америке. О моем настоящем имени, о моей жизни там.

– Ваше подлинное имя – Америка? – спросила Ури.

– Нет, так называется страна, где я жил раньше, еще до того, как попал в Эльфрис в первый раз.

– Надо полагать, плохая страна, раз вы хотите забыть о ней.

– Да, в общем, нет. Только…

– Что?

– Только я похож на героиню одного фильма. Я не могу выбросить из головы воспоминания об Америке. Я не вернусь назад, даже если найду рубиновые башмачки, поскольку Дизири здесь, а не там. Но мне просто хочется забыть свое прошлое. Иногда мне кажется, что Бертольд Храбрый был моим настоящим братом, понимаете? На самом деле он не был, но теперь я думаю, что был. Я люблю его как брата, но знаю, что он мне не брат.

– И вы хотите забыть, что он вам не брат.

– Верно. Раньше он был высоким сильным мужчиной с черной бородой. Он мне говорил об этом и думал, что я все помню. Потом пришли великаны. Ангриды. Они ранили Бертольда Храброго – очень, очень тяжело, – и он уже вряд ли оправится когда-нибудь. Раньше я думал, что все больные люди рано или поздно обязательно выздоравливают. Пусть я еще ребенок, но теперь я хорошо понимаю, что это не так.

– Вы тоскуете по человеку, которого никогда прежде не знали?

– Да, конечно. Он был сильным, умным и смелым. Мы с ним часто сидели по вечерам в его маленькой лачуге, еще до моей встречи с Дизири, и он рассказывал мне о разных историях, происходивших с ним до ранения, и я хорошо представлял, каким он был раньше. Я все время хотел стать похожим на него, только я никогда не смогу, никогда.

Баки села. Она все еще выглядела неважно.

– Вы никогда не сможете стать таким, каким являетесь сейчас?

Я попытался улыбнуться. Это было трудно, но я очень постарался, и, кажется, у меня получилось.

– О, я достаточно силен. Гарсег растолковал мне все про море, и физически сейчас я, наверно, сильнее Бертольда Храброго. Но я не смел и не умен. В душе я по-прежнему остаюсь ребенком. С виду я взрослый мужчина, но я помирал от страха, когда мы сражались с остерлингами.

Никто не произнес ни слова, и я спросил Гарсега, рассказывал ли я о той схватке.

– Нет, но ваш пес рассказывал. Вы сражались героически и получили рану, которую исцелило море.

– Но я боялся. Я просто помирал от страха. Матросы дрались с ними через сетевое заграждение, а я стрелял сквозь него, пока у меня не закончились стрелы.

– И многих убили.

Я кивнул.

– Ничего лучшего вы и не могли сделать. Морские эльфы не пользуются луком, поскольку он бесполезен под водой. Но моховые эльфы, которыми правит ваша Дизири, искусные стрелки, и я видел, какую бойню может устроить один искусный лучник.

– Они прорезали дыру в сети. – Погруженный в воспоминания, я почти не слушал Гарсега. – Она была сплетена из прочных веревок толще моего большого пальца, но они перерезали их, и наши люди обратились в бегство. У меня не оставалось выбора.

Гарсег улыбнулся:

– Мужества здесь не требовалось, разумеется.

– Верно. У меня просто не оставалось выбора. Я выхватил из ножен Мечедробитель, завопил и спрыгнул с ахтеркастля. Один остерлинг всадил мне в бок кинжал, и я упал.

– То есть ваш корабль был захвачен и теперь находится в руках ужасных остерлингов. – Гарсег сочувственно покачал головой. – Я не заметил ни одного остерлинга, когда поднялся на борт, но, несомненно, тут все дело в моей невнимательности.

– Нет, мы заставили остерлингов отступить. Они все удрали обратно на свой корабль, перерезали канаты, оставив у нас на борту несколько абордажных крючьев, и уплыли.

– Почему, господин? – Ури повернула ко мне голову.

– Думаю, они испугались, что мы захватим их корабль и перебьем всех до единого. Мы так и сделали бы, не перережь они канаты.

– Значит, вы кое-что выпустили из своего рассказа. Я сразу так и подумал. Вы говорили о своем страхе, сэр Эйбел Благородное Сердце.

– Да.

– И о том, как спрыгнули с ахтеркастля с мечом в руке.

Я объяснил, что не с мечом.

– Ну, с Мечедробителем. Потом вы сказали, что вам в бок всадили кинжал. Сквозь кольчугу, как я понял со слов вашего пса. Вы упали, надо полагать, на палубу.

– Да.

– Однако вас вряд ли пырнули кинжалом и повергли на палубу незамедлительно после вашего прыжка с ахтеркастля. Так что же еще произошло?

Я сказал, что ранил несколько человек Мечедробителем и тому подобное.

– Несколько остерлингов.

– Я хотел рассказать вовсе не об этом, – сказал я. – Я хотел рассказать о том, каким отважным был Бертольд Храбрый и каким сильным. Только когда я встретился с ним, он уже был другим: сгорбленным и немножко не в своем уме. Борода у него стала совсем седой, и он не хотел возвращаться в Гриффинсфорд. Ни за что. Он просто хотел жить в лесу, где его не нашли бы. Но нет, его нашли, и он погиб. – Тут я вытер рукой глаза и после непродолжительной паузы сказал: – Прошу прощения.

– За то, что вы оплакиваете смерть своего брата? И сильнейшим не стыдно проливать слезы в такие минуты.

– Я вот что хотел сказать. Мне кажется, Дизири сделала так, чтобы я повзрослел настолько, насколько повзрослел бы здесь, если бы не провел какое-то время в Эльфрисе.

Казалось, Гарсег не желал обсуждать эту тему.

– Разница в десять лет. Я имею в виду, если сравнить меня, каким я был до той ночи, когда превратился во взрослого мужчину, и меня нынешнего. Примерно десять лет.

– Или меньше.

– Только Бертольд Храбрый старше меня лет на тридцать-сорок…

– Мне полегчало, господин, – сказала Ури. – Наверное, я смогу встать, если вы мне поможете.

Я помог, и она легонько прижалась ко мне.

– Ты просто хотела, чтобы он тебя обнял, – сказала Баки.

Ури ухмыльнулась:

– А обнимает он нежно.

Почти шепотом я сказал Гарсегу:

– Иногда мне снятся остерлинги.

– Мне тоже. Они совершали жертвоприношения нам, когда удерживали Огненную Гору. Хотите выслушать мое мнение по этим вопросам?

– Да, – сказал я. – Выслушаю с превеликим удовольствием.

– Насчет удовольствия сомневаюсь. Во всяком случае, сомневаюсь, что вы охотно примете все мои суждения. – Гарсег на минуту задумался, словно соображая, с чего начать. – Пункт первый: остерлинги. Вы считаете себя недостаточно смелым, поскольку испытывали страх перед ними. Вы думаете, что ваш брат не испугался бы на вашем месте?

– Он сражался с великанами.

– А вы с остерлингами, сэр Эйбел. Вы боялись, но преодолели свой страх. Вы думаете, они не боялись вас? Если вы действительно так думаете, сейчас мы найдем лужу, и вы посмотрите на свое отражение в воде. Вы были в доспехах?

– В кольчуге и стальном шлеме. Я купил их до того, как мы сели на корабль.

– И с Мечедробителем в руке. Плюс ко всему, именно вы перестреляли из лука множество остерлингов. Поверьте мне, сэр Эйбел, они затряслись от страха, едва лишь увидели вас.

– Испуганными они уж всяко не казались.

Я нашел дуриан, который пробовал очистить раньше, и снова попытался содрать с него кожуру ногтями. У меня получалось не многим лучше, чем в первый раз.

– А разве вы казались испуганным?

На это я ничего не мог ответить.

– Меня там не было, но я знаю ответ. И вы знаете. Вы подавляли страх, покуда не упали на палубу, раненый. И они подавляли страх, до поры до времени. Когда на борту находится рыцарь, на фок-мачте вывешивают его вымпел. Вы сделали это?

Я помотал головой:

– У меня нет вымпела, и я в любом случае не знал о таком обычае. Наверное, именно поэтому капитан не поверил, что я настоящий рыцарь.

– Обычно остерлинги не нападают на такие корабли. Они наверняка страшно удивились и испугались, увидев вас на борту.

– Ладно, – сказал я. – А что насчет остальных пунктов?

Глава 26

ПУНКТ ВТОРОЙ И ПУНКТ ТРЕТИЙ

– Прекрасно, перейдем к следующему пункту. Вы принесли от лаймового дерева не только кубок, но и стеклянную трубку. Разумеется, вам приходило в голову, что рано или поздно я увижу ее. Вы собираетесь показать мне находку?

– Я хотел показать, когда мы закончим разговор на прочие темы. – Я хорошо спрятал зеленую трубку в высокой траве, хотя она и без того практически сливалась с ней, но быстро нашел ее и протянул Гарсегу. – Там внутри скрученный лист бумаги.

Он кивнул.

– Вы взломали печать?

Я сказал, что никакой печати там не было, а Ури склонилась над моим плечом, чтобы разглядеть получше. Баки тоже подошла поближе. Они обе оставались обнаженными, и тогда, и впоследствии, и мне было трудно не пялиться на них, но я не пялился.

Гарсег вытащил затычку и извлек из трубки лист бумаги.

– Это свиток. Нечто вроде книги, – пояснил он, развязывая тонкие тесемки.

– Я тоже развязывал, – сказал я, – но потом завязал как было.

– Вы прочитали свиток?

Я помотал головой:

– Я взглянул на него, но мне не разобрать такое письмо.

– Мне тоже. Вероятно, здесь написано по-целидонски.

Он отдал свиток Баки, которая сказала:

– Хм… Я знаю только наше письмо, а такое мне не прочитать.

Ури придвинулась ко мне поближе:

– Если Баки не может, я тоже не могу.

Гарсег взял свиток у Баки, снова свернул и, завязав тесемки, засунул обратно в трубку.

– Возможно, это завещание женщины, чьи кости мы нашли, но точно сказать нельзя. Коли хотите, оставьте свиток у себя, сэр Эйбел. Или же положите обратно на место.

Вернув трубку со свитком обратно под дерево, я спросил Гарсега, как он думает, знала ли она, что умрет. Гарсег указал на кубок:

– Когда рядом с телом находишь кубок, невольно напрашивается мысль о яде. Вот почему я посоветовал вам тщательно вымыть сосуд, хотя он лежал тут долгое время. Если здесь имело место отравление, возможно, женщина отравилась сама и до последней минуты сжимала завещание в руке.

Я попытался представить, зачем женщине понадобилось убивать себя в таком прекрасном саду.

– Наверное, у вас еще много вопросов. Спрашивайте, коли хотите, только сразу признаюсь: у меня нет ответов.

– Ты сказал, что видел кости, – напомнил я Гарсегу. – Ты видел и стеклянную трубку тоже?

Он отрицательно потряс головой.

– Я поискал вокруг, но солнце еще только всходило. Я не увидел трубки.

– Ты говорил о великом сражении, в результате которого эльфы изгнали Сетра из своего мира.

Я сказал так, поскольку подумал: Гарсег не хочет, чтобы Ури и Баки знали, кто он такой на самом деле. Я остался доволен своей сообразительностью, но Ури вдруг задрожала всем телом, и мне пришлось пообещать никогда впредь не произносить имени Сетра.

– Мы должны были умереть, – сказала она. – Мы должны были умереть, если поднимемся сюда.

Баки повторила то же самое.

– Он прощает вас, – сказал Гарсег.

Я видел, что они не поняли, но поверили – или почти поверили, таким убедительным тоном он говорил.

– Тысяча ваших лет миновала со времени того сражения, – сказал Гарсег. – Я могу рассказать о нем в подробностях, коли хотите. Но хотите ли вы?

– Пожалуй, нет. Я все думаю о той женщине. Не могли же кости пролежать здесь тысячу лет, правда?

– При такой влажности? Конечно нет.

– Значит, женщину привел сюда не строитель, возведший башню?

– Кто знает? Когда здесь проходит тысяча лет, в Эльфрисе проходит сто или даже меньше.

– Вдобавок он возвращается время от времени, – сказала Баки. – Давайте не будем больше говорить о нем.

Я напряженно размышлял. Первым делом я предположил, что женщина потерпела кораблекрушение, но коли так, зачем она убила себя? Я снова спросил Гарсега, является ли верхушка башни островом в Митгартре, и он опять ответил утвердительно.

– Хорошо, – сказал я, – если это остров, почему я не слышу шума моря? Я не слышал шума моря ни разу, пока мы здесь.

– Оно не особо шумит, когда спокойно.

– Ладно, я пойду посмотрю. А ты оставайся тут с нашими больными девушками.

Баки робко сказала:

– Ури и Баки, господин. Я Баки.

Только тогда я окончательно понял, кто есть кто, и больше уже никогда их не путал.

Гарсег потряс головой, возражая против моего распоряжения, но я не обратил на него внимания. Солнце еще стояло не очень высоко, поэтому, чтобы свет не бил мне в глаза, я повернулся спиной к нему и двинулся на запад. Примерно через каждые сто шагов я надламывал веточки деревьев и спустя некоторое время услышал позади голос Гарсега:

– Зачем вы это делаете?

Я не обернулся.

– Чтобы найти дорогу обратно, разумеется.

– А зачем вам возвращаться обратно?

– Девушкам нездоровится, и мы должны позаботиться о них. Я надеялся, ты останешься там и присмотришь за ними.

– На протяжении всей своей истории эльфы пытались освободиться из-под власти чудовища по имени Кулили. Вы – их последняя надежда. Я не спущу с вас глаз даже ради десяти тысяч блюющих дев.

Я остановился, чтобы рассмотреть дерево с листвой дивного оттенка зеленого цвета. Несомненно, родиной чудесного растения являлся Эльфрис, но оно казалось таким свежим и юным, словно Бог сию минуту создал его, посадил буквально за минуту до моего появления здесь. Густо усыпанное голубыми и лиловыми цветами с длинными ярко-красными усиками (или как там они называются) посреди раскрытых лепестков. Я никогда прежде не видел ничего подобного и навсегда запомнил неземной красоты дерево.

Я услышал позади смех Гарсега, но не обернулся. Однако, зашагав дальше, я спросил, в верном ли направлении мы идем.

– Понятия не имею. Точнее, здесь любое направление в конечном счете окажется верным, если идти достаточно долго. Возможно, мы идем кратчайшим путем. Возможно, самым длинным. В любом случае, рано или поздно мы выйдем к морю.

– Я все еще не слышу шума волн.

– Я тоже. Но если мы продолжим путь, мы непременно услышим, коли сейчас на море вообще есть волны.

Я подумал о словах Гарсега и о погоде. Стояло почти полное безветрие, и я сказал:

– Верно, погода тихая.

– Да, и именно в такую погоду моряки обычно замечают этот остров. Он чаще всего виден в сумерки, похожий на мираж, сотканный в знойном воздухе.

– Они могут подойти сюда на веслах, если на море мертвый штиль и парусами не воспользоваться?

– Могут, и многие подходят.

Поначалу я здорово разозлился на Гарсега за то, что он бросил Баки и Ури одних и пошел за мной. Но потом я вспомнил, сколько хорошего он для меня сделал, и подумал, что сам точно так же бросил бедняжек. Поэтому я остановился, знаком подозвал Гарсега, и дальше мы зашагали бок о бок. До поры до времени мы шли в густой тени деревьев.

Но вскоре тень стала узорной, поскольку солнечные лучи пробивались сквозь листву и ложились на траву яркими пятнами. Потом мне показалось, что мой спутник сильно увеличился в размерах. Только рядом со мной шел вовсе не Гарсег в обычном своем обличье.

Существо, представшее моему взору, было не совсем змеей и не совсем птицей. Но мне приходится называть именно этих животных, поскольку больше всего оно походило на них. Очень красивое и страшно жуткое. Я не помню всех цветов раскраски, которые в любом случае постоянно менялись, но вот какая штука: все они были гораздо темнее, чем возможно себе представить. Синий цвет казался темнее обычного черного, и золотой тоже: такой коричнево-золотой с льющимся из непроглядной глубины сиянием. Казалось, вы видите золотой огонь в недрах клубящегося грозового облака, с виду плотного, но на деле неосязаемого, как дым.

Я едва разглядел в диковинном существе Гарсега, но у меня возникло впечатление, будто он с трудом сдерживает смех. Я сказал, что в прежнем обличье он нравился мне гораздо больше.

– Я знаю.

– Так, значит, вот ты какой на самом деле. Ты ведь Сетр, да? Ты действительно родом из мира, расположенного под Эльфрисом?

– Да. Вы не возражаете, если мы отклонимся на пару шагов в сторону, сэр Эйбел? Вам следует увидеть нечто более важное, чем море, и с вашего позволения я покажу это вам.

Мне казалось, что я уже увидел нечто очень важное, но не стал возражать.

Глава 27

КУЛИЛИ

Тропинки там не было – просто мягкая трава и папоротник под высокими деревьями. Пологий спуск, поворот, потом снова спуск – и наконец мы вышли к крохотной долине не более ста ярдов в длину и ширину. От красоты здесь просто дух захватывало. Со скал падали миниатюрные водопады, в самой середине долины находился пруд с берегами, поросшими белыми лилиями и другими белыми цветами, еще более красивыми, чем лилии. А также папоротником. До сих пор я видел только маленькие папоротники, но здесь они были огромными, как в Эльфрисе. Они вздымались над моей головой так высоко, что я мог бы ехать под ними на коне, не задевая листвы шлемом. Мы шли в густой тени, и Гарсег казался совершенно реальным человеком, таким реальным, что, дотронься я до него, я не распознал бы в нем существа, которым он на самом деле являлся.

Там, где тень сгущалась до черноты, я увидел маленькую статую. Она изображала обнаженную женщину и выступила на меня из темноты подобно призраку. Одной рукой она словно хотела прикрыть груди, а другую протягивала вперед умоляющим жестом.

Я сам был голый, и при виде статуи со мной случилось нечто такое, что часто случалось в школе, когда я смотрел на девушек, играющих в волейбол. Я не хотел, чтобы Гарсег заметил это, и потому сразу прыгнул в пруд. Это и вправду помогло, поскольку вода там была чистой и холодной. Вынырнув, я откинул волосы со лба, как обычно все делают, и попытался ухмыльнуться.

Гарсег наклонился и недоуменно посмотрел на меня:

– Зачем вы это сделали?

– Чтобы освежиться и смыть пот. Разве ты не вспотел, пока мы шли?

Он протянул мне руку и помог вылезти на берег.

– Поглядите туда. Подождите, пока рябь на воде не уляжется, и поглядите внимательно.

– Ты говорил, что хочешь показать мне мое отражение, – сказал я, – чтобы я понял, почему остерлинги испугались меня.

– Нет. Посмотрите в глубину пруда, сэр Эйбел.

Я так и сделал. Моему взору представилось нечто вроде бесконечного туннеля, местами кривоватого и уходящего чуть в сторону, о чем я и доложил Гарсегу.

– Как и многие подобные водоемы, он является воротами в Эльфрис, – сказал Гарсег. – Я показываю его вам, чтобы вы знали, как выглядят такие ворота. Когда келпи несли вас ко мне, они сказали вам, что вы вступаете в Эльфрис?

Я помотал головой.

– Вам не кажется, что сейчас вы должны видеть под водой верхний этаж Башни Глас?

Раньше мне это не приходило в голову, но он был прав. Слой почвы на острове не мог быть толще десяти-двенадцати футов. Я напряг зрение и вгляделся в воду хорошенько; и я вспомнил, что так и не достиг дна, хотя старался нырнуть поглубже.

Я не верил, что пруд является воротами в Эльфрис, о чем и сказал Гарсегу. На глубине пруд и вправду выглядел странно, очень странно. Но я уже один раз нырял туда, и со мной не произошло ровным счетом ничего, кроме того, что я хотел. (Я до сих пор не осмеливался смотреть на статую. Рядом с ней Баки и Ури казались плоскогрудыми мальчишками.)

– Ты хочешь сказать, что я попал бы в Эльфрис, если бы ты отправился со мной, чтобы я не утонул?

– Вы никогда не утонете, – сказал Гарсег. – Вы слиты с морем в единое целое – гораздо теснее, чем вы думаете.

Судя по тону, он говорил серьезно. И в тот момент я мог думать лишь о том, что Дизири находится в Эльфрисе. Я в жизни не хотел ничего так сильно, как быть рядом с ней, и потому снова нырнул в пруд. Предпринял еще одну попытку.

Во второй раз вода не показалась мне особенно холодной, и как только мое движение вниз замедлилось, я принялся энергично работать руками и ногами. Я неплохо плавал еще в Америке, а за время общения с Гарсегом научился плавать так здорово, что ты сочтешь меня хвастуном, если я скажу, каким отличным пловцом я стал. Я опускался все глубже и глубже.

По идее, там должно было становиться все темнее и темнее – но нет, все вокруг озарялось голубым светом, подобный которому я видел раньше в морских глубинах и который сейчас казался мне ничуть не менее прекрасным, чем в первый раз. Немного погодя я решил чуть передохнуть и завис на месте, пытаясь сообразить, где же путь наверх. Наверное, ты думаешь, что подняться из глубины на поверхность очень легко и рыбы знают путь, но когда поблизости нет никаких рыб и ты не видишь вокруг ничего, кроме пронизанной голубым светом воды, тебе приходится сильно поломать голову.

Я очень долго безвольно плыл по течению (по крайней мере, мне так показалось). Слабый подводный поток нес меня все дальше и дальше, медленно разворачивая кругом, и это было здорово. Я думал о Дизири и о статуе, и вскоре они стали сливаться у меня в уме в один образ, и я задался вопросом, существую ли я вообще в реальности. Мне подумалось, что, возможно, я просто воспоминание: Дизири вспоминает меня, и всегда будет помнить, и всегда будет любить меня, а я всегда буду любить ее – и я существую лишь в сознании Дизири.

Я Кулили.

Эти слова я услышал не ушами, а скорее костями черепа.

Вниз. Спускайся вниз.

Я стал спускаться. Я понял, в каком направлении надо двигаться, поскольку оттуда доносился голос. Голубой свет постепенно превратился в фиолетовый, а потом стало совсем темно. Чьи-то пальцы дотронулись до моего лица, только я знал, что на самом деле это вовсе не пальцы. Я подумал, что так нечестно, и сказал:

– Я тебя не вижу.

Увидишь, когда я пожелаю.

– Ты кто? – спросил я.

Внезапно мне показалось, что я даже не знаю, кто я сам в действительности. Простой американский мальчишка? Рыцарь? Брат Бертольда Храброго?

Я Кулили. Ты – человек, поклявшийся сразиться с Кулили.

– Эйбел, – сказал я. – Меня зовут… Эйбел.

Ты убьешь меня?

– Не знаю. – Похоже, ответ не имел особого значения. – Полагаю, я должен попытаться. Я обещал.

Я тоже так считаю. Для тебя честь – это святое.

– Ты чудовище. Так говорил Гарсег.

До сей минуты я ничего, ровным счетом ничего не видел в кромешной тьме, но едва лишь произнес последнее слово, как в отдалении замерцал зеленый огонек. «Что там такое, черт возьми?» – подумал я.

Фосфорисцирующая рыба. Они иногда заплывают сюда.

– Мне трудно думать. – Я не знаю, почему сказал это, но я сказал правду. – Почему здесь так трудно думать?

Моя вода холодна.

– Зачем ты позвала меня сюда?

Она не ответила.

– Ничего, если я всплыву обратно? Мне бы хотелось согреться.

Прежде чем убьешь меня?

Она смеялась надо мной, но я нисколько не разозлился. Мне даже понравилось.

– Ты сама можешь запросто убить меня здесь и сейчас, если захочешь.

Я не стану.

– Ты же убивала эльфов, которые приходили убить тебя. Мне Гарсег говорил.

Этот мир принадлежал мне. Принадлежал еще во времена, когда здесь не было эльфов. Они изгнали меня с суши в воду, а потом загнали в эти глубины. Дальше меня уже не прогнать. Ты хочешь увидеть меня?

Перед моим мысленным взором возник отчетливый образ, словно вызванный в моем сознании чужой волей. Статуя, только живая.

– Ты смотрел в пруд. Ты видел там себя таким, каким тебя видят окружающие. Сейчас ты видишь меня такой, какой меня видят окружающие.

Я не представлял, как можно ненавидеть столь прекрасную женщину. Я спросил, почему эльфы ненавидят ее.

Спроси у них.

– Ладно, а почему ты ненавидишь их?

Я не ненавижу, но буду бояться их, покуда они боятсяменя.

Прекрасная женщина исчезла. Теперь я видел странный лес. Там росли деревья, похожие на телеграфные столбы, с несколькими огромными листьями на самой верхушке. Там на земле повсюду темнели лужи воды, и какое-то огромное существо под узловатыми корнями постепенно увеличивалось в размерах и вытягивало щупальца в разные стороны. Деревья разговаривали с женщиной внизу, и маленькие растения тоже, а она отвечала всем по очереди и становилась все больше и больше. Она видела все растения до единого и видела их души, которые обволакивали каждое из них подобием кокона. Души были разных чудесных цветов и все светились, независимо от цвета.

Насекомые пожирали листья, проливая животворный сок, и всевозможные животные грызли кору, убивая деревья. Поэтому женщина создавала для растений защитников, беря крохотные частицы их собственных душ и частицы своего существа, бледно-серой мудрости, сверкавшие подобием жемчужин. А также сухие ветки, листья, землю, огонь и дым, воду и мох. Самые разные подручные материалы.

Поначалу защитники походили скорее на животных, но огромная женщина под корнями посмотрела в небо и увидела там Митгартр и людей, пашущих поля, сажающих цветы и ухаживающих за фруктовыми садами. Тогда она придала защитникам обличье, похожее на человеческое. Сперва они здорово смахивали на огородных пугал, но постепенно становились все лучше и лучше, а в конце концов обрели способность сами менять свое обличье, чтобы стать еще лучше.

Некоторые до сих пор защищают, даже от меня. Ты знаешь таких?

Я увидел Дизири, и у меня перехватило дыхание. Мне показалось, я просто умру, коли сейчас не дотронусь до нее, не поговорю с ней.

– Да. Я люблю ее.

Я тоже, сказала Кулили.

Потом Дизири исчезла.

Теперьты хочешь увидеть меня? Воочию?

Кажется, я сказал «да».

Потом началось ожидание. Прошло не десять минут и не десять секунд. Так текло время до изобретения первых часов. Я неподвижно висел в холодной морской воде, медленно вращаясь и напряженно ожидая – и больше ничего не делая. Белые, желтые и зеленые огоньки кружились вокруг меня, и золотые, и лазурные.

Наша лампа.

Огоньки собрались вместе, я увидел, что на самом деле это рыбы. Маленькие оранжевые рыбки, блестевшие подобием свечных огоньков; черные рыбы с огромными головами и кошмарными зубами, торчащими изо рта, словно красно-синие червяки; длинные серебристые рыбы с жабрами и хвостами, похожими на горящие электрические лампочки; и еще множество других, которых я забыл. Все оттенки красного, желтого, синего и прочих цветов.

Только рыбы не имели значения. Значение имело то, что находилось под ними; а находилась под ними белая нить, огромный спутанный клубок белой нити, живой и пульсирующий. Поначалу он показался мне бесформенным, но стоило мне подумать так, он обрел форму. Я увидел рот, способный поглотить «Западного купца», и нос величиной с холм. Только то был красивый рот и красивый нос. Довольно скоро я увидел глаза, белые глаза, словно затянутые бельмами. Они моргнули, и в них появились зрачки, в которые я мог бы нырнуть; и глаза стали голубыми, и на бледных щеках расцвели розы. Я увидел женщину, послужившую моделью для статуи. Только обычно скульптуры больше реального человека. А подо мной, в морской глубине находилась женщина, которая могла бы носить свою статую на цепочке на шее, как кулон.

Ты намерен убить меня? По-прежнему?

Во-первых, я не хотел убивать. Во-вторых, вряд ли мне удалось бы.

– Мне придется попытаться, Кулили, – сказал я. – Мне придется попытаться изо всех сил, поскольку я обещал. Но я надеюсь, ты спасешься. Я надеюсь, у меня не получится.

Сейчас?

– Нет. Твои рыбы могут запросто убить меня, а у меня нет даже меча.

Пусть наша следующая встреча состоится не скоро!

Глава 28

ТРИ ГОДА

Подъем на поверхность занял много времени. Странно, но когда ты всплываешь с большой глубины, тебе всегда кажется, что до поверхности осталось меньше, чем остается на самом деле. На глубине темно хоть глаз выколи – темнее, чем самой темной ночью. Ты долго плывешь наверх, и наконец становится светлее, и ты начинаешь различать окружение и думаешь, что находишься на глубине каких-нибудь десяти-двенадцати футов. И ты поднимаешься еще на двадцать пять футов, или на пятьдесят, или на сто – но так и не достигаешь поверхности воды, и вокруг ничего не меняется. Мне раз пять казалось, что я вот-вот вынырну, прежде чем я действительно вынырнул.

А когда это случилось, я испытал легкое потрясение. Во-первых, под водой я не дышал и привык к этому. Я вынырнул во впадине между двумя волнами. Я с силой выдохнул, и вода хлынула у меня изо рта и носа, стекая по подбородку. А потом большая волна ударила мне в лицо. Я захлебнулся, а когда снова поднял голову над водой, я издавал звуки, похожие на бульканье кипящего кофейника. Отфыркавшись и отплевавшись, я рассмеялся.

Потом я принялся плавать в свое удовольствие, глубоко ныряя в волны. Я резвился так, наверное, с полчаса.

Я видел солнце и потому знал, что снова нахожусь в Митгартре, а не в Эльфрисе. Я знал также, что, спустившись недавно на большую глубину к Кулили, я оказался в пределах Эльфриса. Я решил, что нахожусь неподалеку от острова и в любой момент могу доплыть до него, проведать двух эльфийских девушек и Гарсега и сказать Гарсегу, что мне потребуется оружие посерьезнее копья или боевого топора, чтобы убить Кулили, и что в любом случае я не хочу убивать ее. При этой мысли я исполнился надежды договориться с ним об оказании какой-нибудь другой услуги взамен обещанной. Возможно, не одной, а двух или трех.

Довольно скоро я решил, что мне уже хватит развлекаться: возможно, до острова придется плыть долго, и потому пора потихоньку двигаться. Я выпрыгнул высоко из воды, как иногда делают рыбы, и осмотрелся по сторонам. Потом я выпрыгнул еще раз и еще раз. Никакого острова поблизости я не увидел. И вообще ничего, похожего на землю. Я увидел лишь корабль примерно в миле от меня. Я решил подплыть к нему, поскольку с палубы, по крайней мере, обзор лучше. Дул слабый ветерок, но корабль шел с креном в моем направлении, так что мне оставалось только подплыть к месту, находящемуся по курсу судна, и ждать. В любом случае я мог плыть быстрее, чем двигался корабль, и потому догнал бы его без всякого труда.

Я узнал корабль, только когда он подошел совсем близко. Почти вся краска облупилась со стен форкастля, и позолота осыпалась с деревянной фигуры женщины на носу. Но это был «Западный купец». Я не верил своим глазам, даже когда взобрался на на борт.

Впередсмотрящий прокричал что-то (я не разобрал слов) и, соскользнув по фока-штапу, спрыгнул на палубу передо мной. Он уставился на меня вытаращенными глазами, а потом повалился на колени.

– Сэр Эйбел! Я не знал, что это вы, сэр. Я не знал, что это такое, сэр. Прошу прощения, сэр! У меня в мыслях не было обидеть вас, сэр. Никогда, клянусь ветром и водой.

– Ты меня и не обидел, – сказал я. – Не волнуйся. Если… постой-ка! Ты Поук!

– Так точно, сэр.

– Ты изменился. Из-за бороды. Сколько времени я отсутствовал, Поук?

– Три года, сэр. Мы… я думал, вы никогда не вернетесь, сэр. И капитан тоже. Все так думали.

– Капитан? Мне казалось, я убил его.

– Капитаном стал Керл, сэр, бывший старший помощник. Я… я подписал бумаги, поскольку в противном случае они не стали бы меня кормить. И… и с тех пор я плаваю на «Западном купце». Уже дослужился до впередсмотрящего на грот-мачте, сэр, а мне доводилось работать в местах и похуже.

Я пожал Поуку руку и сказал, что горжусь им.

– Только я уйду от них, сэр, если вы заставите капитана расторгнуть наш договор, сэр. Я снова буду служить вам, сэр Эйбел, как раньше, если вы не сердитесь на меня за то, что я не занялся каким-нибудь другим делом во время вашего отсутствия. – Поук перевел дух и судорожно сглотнул. – А даже если сердитесь, сэр, я все равно готов служить вам.

Я не знал, что и думать.

– У тебя здесь хорошая работа. Ты сам сказал только что.

– Да, сэр.

– Я не могу платить тебе и кормить тебя. Посмотри на меня. У меня нет даже штанов.

– Я одолжу вам свои, сэр. Только они будут вам малы, наверное.

– Спасибо. Но ты прав, они наверняка на мне лопнут. Если я вообще сумею натянуть их. Нам нужно поговорить с капитаном. Капитаном Керлом?

– Так точно, сэр.

– Я знаю, что ты не имеешь права оставлять пост и тебе не следует даже разговаривать со мной. Но прежде чем я отправлюсь на поиски Керла, я спрошу, почему ты хочешь бросить свою работу и служить мне, если знаешь, что у меня нет денег?

– Да все мой эгоизм, сэр.

– В каком смысле?

– В команде все крепко повязаны друг с другом. Ты должен хранить верность своим товарищам по плаванию. Но… но вы дадите мне возможность изменить мою жизнь, сэр. Скорее всего, другой мне уже не представится. Я с вами. – Он отвернулся, пряча от меня лицо.

Я потрепал Поука по плечу и отправился на поиски Керла. Вдоль боковой стенки форкастля тянулась узкая полоса палубы, и я пошел по ней, задаваясь вопросом, как встретят меня остальные члены экипажа.

Я получил ответ, едва лишь завернул за угол. Не успел я сделать и пары шагов, как меня окружили оживленно галдящие люди.

– Эй там, внизу! – проорал новый старший помощник с площадки ахтеркастля. – Что за шум? Живо разошлись по своим местам! По местам!

Матрос, которого я не помнил, завопил:

– Это сэр Эйбел, сэр! Он вернулся!

Кто-то еще крикнул:

– А ну-ка, давайте хором «ура», ребята!

Они грянули «ура», и Керл вышел на шум из своей каюты. Он начал задавать вопросы, а потом увидел среди матросов меня и разинул рот от изумления.

Протолкаться сквозь толпу, никого не зашибив, было довольно трудно, но мне удалось. Я подошел к Керлу, сказал, что нам нужно поговорить, и мы двое прошли в каюту.

– Клянусь канатами Рана! – воскликнул он. – Клянусь Скаем, ветром и дождем!

Потом он крепко обнял меня. За время своего пребывания в Митгартре и Эльфрисе я часто буквально терял дар речи от удивления, но, по-моему, ни разу не удивлялся сильнее, чем в тот момент, когда Керл обнял меня, – разве только еще один раз, когда меня обхватил руками рыцарь в шлеме с изображением черепа, с которым я бился в Мышиных горах. Мне кажется, ни у одного человека на свете не хватит силы сжать меня достаточно крепко, чтобы сломать мне ребра, – на такое не способен даже брат Хелы, Хеймир, а он не совсем человек. Многие говорят, что он вообще не человек и в жаркие летние дни потеет почище загнанной лошади, даже если просто сидит под деревом.

Однако Керл едва не сломал мне ребра. Я услышал, как они трещат.

– Я был в Эльфрисе, – сказал я, когда он наконец отпустил меня. – Я не знаю, как долго. Я имею в виду, не знаю, сколько эльфрисских дней.

– Садитесь! Садитесь же! – Керл достал бутылку, откупорил, а потом нашел два бокала.

Я думал об острове, который возник в дыре посреди моря, об острове, где я увидел Дизири, о деревьях, выросших там у меня на глазах.

– Возможно, я провел там несколько лет. Я не знаю, исчисляют ли они время годами. Они употребляют слово «год», но, возможно, просто потому, что у нас есть такое.

– Выпейте! – Керл сунул мне в руку бокал. – Это надо отметить.

Я помотал головой, поскольку все еще думал о Гарсеге, а при мысли о Гарсеге вспомнил об Ури и Баки и обо всей истории с островом Глас. Но я все же пригубил бокал, и вино оказалось отличным – лучше мне еще не доводилось пробовать, о чем я и сказал Керлу.

– Отдал пару бочек воды одному человеку, которому они были нужны позарез. – Керл ухмыльнулся. – А он дал мне взамен пять бутылок такого вина. Трудно удержаться от того, чтобы не выпить три-четыре бокала за ужином каждый вечер, но я себе не позволяю. Однако сейчас другое дело. Сейчас особый случай, и я не хотел бы умереть, оставив хоть каплю в одной из бутылок.

– Мне повезло, что вы так думаете. – Я отпил еще немного. – Вы можете доставить меня в Форсетти? Доставите?

– Да! Сейчас мы возвращаемся с юга и можем зайти туда. – Улыбка на лице Керла погасла. – Но я собираюсь сделать еще несколько остановок по пути, сэр. Вы не возражаете?

Нисколько, сказал я. Я направлялся в Форсетти, поскольку герцог Мардер, судя по всему, нуждался в новом рыцаре; но сейчас, когда я сидел голый в капитанской каюте, мне вдруг пришло в голову, что, если герцогу нужен был человек на место Равда, он уже наверняка нашел кого-нибудь; а мне еще требовалось обзавестись кучей разных вещей по прибытии в Форсетти. Например, одеждой. Я спросил Керла, найдется ли у них на корабле какая-нибудь одежда для меня.

Он снова расплылся в улыбке.

– Мы сохранили все ваши вещи. – Он открыл сундук и извлек оттуда Мечедробитель, по-прежнему лежавший в ножнах, висевших на все той же старой перевязи. – Вряд ли вы забыли это.

Я невольно улыбнулся:

– Помню отлично.

– И одежду тоже. – Керл вытащил из сундука охапку носильных вещей. – Усыпали сверху кедровыми стружками, чтобы моль не тронула, и все наверняка сохранилось в лучшем виде. – Он разложил вещи на кровати передо мной.

Я сказал Керлу, что страшно ему благодарен и что говорю совершенно серьезно (так оно и было), а потом сказал, что готов спать на палубе и выполнять любую работу, чтобы оплатить пропитание.

– Вы будете спать здесь, сэр. – Судя по тону, Керл тоже говорил совершенно серьезно. – Это ваша каюта – так же, как это ваши сапоги, сэр. Она останется за вами до прибытия в Форсетти, и для меня великая честь услужить вам.

– Я не могу заплатить… постойте-ка! Я оставил здесь деньги, когда покинул корабль вместе с эльфами. Если вы сохранили и деньги тоже…

Керл избегал смотреть мне в глаза.

– Я их потратил, сэр Эйбел. Мне пришлось. Мы получили пробоину неподалеку от Нидама и семь недель стояли в ремонте, сэр. Я все верну вам, клянусь. Только сейчас я могу вернуть лишь малую часть суммы.

Он открыл сейф и показал мне свои сбережения. Денег было так мало (горсть медной мелочи и четыре серебряные монеты), что я едва не отказался от них. Однако я понимал, что хоть что-то да надо взять, и потому забрал половину.

Через пару дней на горизонте показалась Огненная гора. Памятуя о рассказах Гарсега, я с интересом расспросил о ней Керла и нескольких людей в маленьком порту, где мы продали ткань, которую Керлу не удалось сбыть южнее. Раньше гора принадлежала остерлингам, и они сбрасывали людей в провал на вершине, поскольку он вел мимо Эльфриса прямо в Муспель, где обитают драконы. Если бы остерлинги поступали так со своими соплеменниками, нас это не волновало бы, но они совершали набеги на побережье, поедали захваченных в плен людей и сбрасывали в провал самых аппетитных, чтобы заручиться помощью драконов.

Король Ангторн захватил Огненную гору, укрепил подходы к ней и оставил там гарнизон. В городе нам встретились несколько тяжеловооруженных воинов, которые пили в тавернах и пытались подцепить девушек. Я впервые увидел тяжеловооруженных воинов, и мне не терпелось увидеть рыцарей. В конюшне давали напрокат ослов, но у меня было очень мало денег, а у Поука вообще ничего, поэтому мы решили идти пешком.

Глава 29

МОЯ СТАВКА

Знай я, что ждет нас впереди, я бы не пошел туда. А если бы и пошел, ни за что не взял бы с собой Поука. Так или иначе, мы неплохо развлеклись, покинув город рано утром, когда солнце еще не палило, и пустившись наперегонки на спор. Когда стало жарче, мы пошли гораздо медленнее, переходя из одной тени в другую, если ты меня понимаешь. С одной стороны, нам повезло, поскольку тени было много, но с другой стороны – не повезло, поскольку в тени тучами роились мошки. Впрочем, мошкам тоже не особо повезло. Мы прихлопнули, наверное, штук сто назойливых насекомых, и в конце концов я подумал, что хорошо бы собрать из всех них одну огромную мошку и стрелять по ней из лука.

Я пытался найти какой-нибудь способ осуществить задуманное, когда нас нагнал фермер на груженной фруктами телеге, направлявшийся на Огненную гору. Он согласился подвезти нас и позволил нам поесть плодов манго по дороге. Мы пообещали фермеру помочь с разгрузкой по прибытии к месту назначения, но он не позволил мне, когда узнал, что я рыцарь. Поуку пришлось работать за двоих.

Пока он разгружал телегу, я разговаривал с тяжеловооруженными воинами, несшими дозор на крепостных стенах и башнях, и другими солдатами. Здесь всем заправлял лорд Танрольф. Мы уже находились за первой стеной – невысокой, но длинной, которая тянулась по всему склону, где открывался доступ на гору. Я сказал солдатам, что я рыцарь (каковым я действительно являлся) и что хочу подняться дальше по дороге и увидеть крепостные стены и башни, расположенные выше, и, возможно, добраться до самой вершины, до жерла, из которого валил дым. Керл говорил, что дым поднимается из Муспеля, но мне с трудом верилось; я подозревал, что он просто повторяет расхожую легенду, и хотел увидеть все своими глазами.

Они сказали, что без разрешения лорда Танрольфа мне нельзя подниматься на гору.

– Хорошо, – сказал я. – Где он?

Разумеется, он находился в замке под названием Круглая Башня, расположенном значительно выше по склону, и я увидел много интересного, пока меня вели туда. Если смотреть наверх, ты видел в основном башни, много башен, и крепостные стены, возвышающиеся одна над другой, и голые отвесные скалы. На самых высоких башнях реяли знамена: знамя короля и знамя лорда Танрольфа, а также знамена рыцарей, командовавших вассальными войсками, и узкие вымпелы остальных рыцарей. На парапетных стенках башен висели щиты с гербами всех рыцарей. Камень, из которого строили все крепостные сооружения, добывали здесь же, на горе, и он был разных цветов, главным образом красного, черного и серого. А над всем этим вздымалась заснеженная вершина горы, из недр которой валил дым. Несомые ветром, клубы черного дыма всплывали до самого Ская, словно драконы Муспеля пытались выкурить оттуда Вальфатера и остальных оверкинов. Незабываемое зрелище. Сначала дорога шла круто вверх, но довольно скоро мы вышли на более пологий участок склона, где ветер дул гораздо сильнее, и уже на полпути к замку я понял, почему Танрольф обосновался именно там, а не в низине. Да и мошек там не было.

Поскольку на вершину вела всего одна дорога, представлялось очевидным, что остерлинги могут захватить гору, только если захватят одно за другим все расположенные вдоль дороги укрепления или возьмут гарнизон измором. Я никогда не пытался выяснить, каковы запасы воды и продовольствия в крепости, но Танрольф сказал мне, что в скале вырублены водохранилища, а поскольку здесь часто идут дожди, те никогда не пустуют. Попытка штурмовать стены и башни этой крепости казалась мне столь же безнадежной, как попытка штурмовать Башню Глас. Тогда я еще не знал, что в скором времени остерлинги вновь завладеют Огненной горой, а потом мы опять займем свои прежние позиции. Если бы тогда ты сказал мне, что именно я отдам приказ оставить крепость и отступить на юг, я бы счел тебя сумасшедшим.

Когда мы с Поуком в первый раз оказались там, Танрольф и его люди занимались главным образом возведением стен и башен. Они надстраивали старые стены и возводили новые. На строительстве трудились солдаты, а также наемные рабочие из местных жителей. Рыцари руководили работами, а Танрольф руководил рыцарями. Рыцарям не положено работать руками, они должны сражаться и учить сражаться. Я пришел к такому умозаключению еще в Иррингсмауте, на основании почерпнутых там сведений, но только по прибытии в Форсетти понял, насколько оно соответствует действительности.

Так или иначе, вдоль всех узких участков дороги, пролегавших по труднопроходимым участкам склона, возводились стены с воротами и башни, с которых лучники могли стрелять во всякого, кто идет по дороге. Они начали строительство с подножья горы и постепенно продвигались все выше.

Мы достигли высокой башни и поднялись на четыре или пять лестничных маршей, чтобы добраться до этажа, где находился Танрольф. Потом нам пришлось ждать, очень долго ждать. Мы с Поуком съели по паре плодов манго, пока ехали на телеге, но казалось, с тех пор прошли годы. Мы страшно проголодались и буквально умирали от жажды.

Время от времени к нам подходил кто-нибудь и обращался к одному или другому с вопросом, кто мы такие и что нам надо. Я устал до смерти и потому не обращал особого внимания на людей, разговаривавших с Поуком, – возможно, здесь я допустил ошибку. День неумолимо клонился к вечеру, и наконец я начал задаваться вопросом, позволит ли нам Танрольф или еще кто-нибудь переночевать здесь и выделят ли нам место для ночлега.

Я совсем уже собрался направиться к выходу, чтобы посмотреть, остановит ли кто меня, когда в дверях показался слуга и пригласил меня войти. Я видел его и раньше: он с полдюжины раз выходил из кабинета Танрольфа и возвращался обратно. Но на сей раз он посмотрел на меня со странной ухмылкой. Мне это не понравилось, но я ничего не мог поделать, а потому прошел вслед за ним.

Танрольф сидел за столом, на котором стояли бутылка вина и несколько бокалов. Я уже назвал свое имя слуге, а он доложил Танрольфу. Танрольф предложил мне сесть и знаком велел слуге налить мне вина, что было весьма любезно с его стороны. Он был высоким и длинноногим. Большинство мужчин его возраста носят бороду или усы, но он не носил, и при виде его я предположил, что он много пьет и мало ест.

– Так, значит, вы рыцарь.

– Да, – сказал я.

– И прибыли в Форсетти на торговом судне. Вы сильно отклонились от пути истинного рыцаря.

Я попытался обратить высказывание в шутку:

– Обычно я пытаюсь идти к цели прямым путем. Но похоже, у меня не всегда получается.

Он нахмурился:

– Вас не учили использовать обращение «милорд» в разговоре с бароном?

– Прошу прощения, милорд. Мне редко доводилось общаться с баронами.

Он небрежно махнул рукой, закрывая тему как несущественную, и пригубил свой бокал, тем самым предоставляя мне возможность отхлебнуть добрый глоток из своего. Во рту у меня пересохло, а вино было холодным и отличным на вкус.

– Вы хотите подняться на вершину моей горы и осмотреть окрестности.

– Да, – сказал я, – если это не доставит вам особых хлопот.

– Это можно устроить, сэр…

Слуга уже назвал мое имя, но я повторил:

– Сэр Эйбел Благородное Сердце.

– Итак, теперь вы хотите вознести свое возвышенное сердце еще выше, а вместе с ним и остальные части своего существа. – Танрольф громко рассмеялся своей шутке. От этого он не показался мне симпатичнее, но через несколько секунд он спросил: – Вы ужинали?

– Нет, милорд.

– Вы голодны? Вы и ваш слуга?

– Очень даже.

– Ясно. Вы можете поужинать с нами, сэр Эйбел, но перед ужином нам необходимо прояснить два вопроса. Первый касается общественного положения вашего спутника. Вы сказали мастеру Эгорну, что он ваш друг.

Я кивнул.

– Но не рыцарь?

– Нет, милорд. Просто друг. Могут же рыцари водить дружбу с людьми, не носящими звание рыцаря?

– И не воин?

– Нет, милорд. Поук – моряк.

– Понятно.

Танрольф отпил еще немного из своего бокала.

Я тоже отхлебнул вина, но потом решил, что мне следует остановиться. Язык у меня начал странным образом заплетаться.

– Вернее, не совсем понятно. Ваш друг сказал Альту, что он ваш слуга. Я послал мастера Ауда поговорить с ним, и он сказал мастеру Ауду то же самое. Один из вас лжет.

Я попытался сгладить противоречия.

– Поук боится, что меня не признают за важную персону, милорд, и, конечно, я таковой не являюсь. Но он хочет, чтобы меня уважали, и потому говорит так. Возможно, я действительно был бы достоин всяческого уважения, коли смог бы платить ему, но я не могу.

– Вы бедны?

– Очень, милорд.

– Я так и думал. Остается прояснить еще один вопрос. У нас здесь есть обычай – вернее, у моих рыцарей. Варварский, если хотите знать мое мнение, но обычай есть обычай. – Танрольф рыгнул, – Новый рыцарь… вы ведь рыцарь?

– Да, милорд. Как я уже сказал вам.

– Я помню, я все прекрасно помню. Новый рыцарь должен сразиться с нашим лучшим рыцарем. Тупыми мечами, на столе, перед ужином. Он должен сразиться с ним – прошу прощения, – поставив один септр на свою победу. У вас потрясенный вид, сэр Эйбел. Неужто вы боитесь принять бой?

– Нет, милорд. Но…

– Но – что?

По выражению его лица я понял, что он подозревает меня в малодушии, и мне это не понравилось, но здесь я ничего не мог поделать.

– Хорошо, – сказал я. – Только дело в том, что у меня нет септра, милорд.

Он выдвинул ящик стола, порылся в нем и наконец извлек оттуда монету.

– У меня есть. – Он показал мне септр. – Одолжить вам?

– Да, милорд. Пожалуйста. Я верну вам, если одержу победу, обещаю.

– А если потерпите поражение? – Танрольф смотрел на меня из-под полуприкрытых век. – Поскольку вы таки потерпите поражение, сэр Эйбел. Вне всякого сомнения.

– Вряд ли. – Когда речь зашла о ставках, я вспомнил, как мы Поуком бегали наперегонки на спор, и сказал: – Тогда, может быть, я окажу вам какую-нибудь услугу взамен, милорд? Я сделаю все, что вы пожелаете.

– Все, сэр Эйбел?

Я прекрасно понимал, что ввязываюсь в неприятности, но в тот момент мне было наплевать.

– Да, милорд. Все, что угодно.

– Отлично. – Он бросил мне септр. – Я как раз обдумывал одно свое намерение, совпадающее с вашим. Нам придется подняться на вершину моей горы, что вполне вас устроит. Хороший план, знаете ли. Хорошие планы связаны друг с другом, как… ну, камни кладки. Что-то вроде. Таким образом, вы подниметесь на гору, в соответствии со своими желаниями, а я осуществлю свой план, в соответствии со своими желаниями.

Он подлил мне вина и чокнулся со мной. Я выпил еще немного.

– Есть еще одна проблема, милорд, но не столь серьезная. Вы сказали «тупые мечи», а я не хочу брать в руки меч. Можно мне сражаться вот этим? – Я вытащил из ножен Мечедробитель и протянул Танрольфу.

Он рассмотрел палицу, несколько раз взмахнул ею, а потом вернул мне.

– Боюсь, нет, сэр Эйбел. Это палица. Вы сами сказали.

Я кивнул.

– Слишком опасное оружие. Не хочу, чтобы кого-нибудь убили. Я подыщу что-нибудь для вас. Кстати, у вас есть щит?

Я ответил отрицательно, и Танрольф пообещал позаботиться и об этом.

Уже наступило время ужина, и потому мы спустились в огромный зал. Там уже собралось много народу, и люди продолжали сходиться в великом множестве; мы с Танрольфом стояли, глядя на присутствующих, когда нас разыскал Поук. Он сказал, что не нашел для нас ни еды, ни питья, но, возможно, нам дадут что-нибудь здесь. Я объяснил, что мы сможем поужинать вместе со всеми, когда я сражусь с рыцарем на столе, как хочет Танрольф.

Танрольф показал Поуку, куда сесть, а потом мы прошли к месту во главе стола, и он объяснил мне, что рыцари сидят в одном конце высокого стола, ближе к нему, а друзья рыцарей, сами не являющиеся рыцарями, должны сидеть вместе с воинами в другом конце высокого стола, куда он и посадил Поука. Слуги сидят за низким столом у двери – не желаю ли я внести какие-нибудь поправки? Я ответил отрицательно.

Кто-то – кажется, мастер Ауд – принес нам тупые мечи. Это были обычные старые мечи, довольно простые, со сточенными остриями и лезвиями. Рыцарь, собиравшийся драться со мной, взял один из них, а я снова повторил, что не стану сражаться мечом, даже тупым. Танрольф послал за главным поваром, и вскоре он пришел. Танрольф объяснил ему суть дела и велел принести мне щит и какое-нибудь оружие, но не меч. Именно тогда они забрали у меня Мечедробитель и лук.

Главный повар вернулся буквально через несколько минут. Вместо щита он принес оловянную крышку, какой накрывают блюда, а вместо меча длинную железную ложку. Мне это не понравилось, но я взобрался на стол и взял шутовское оружие. К тому времени все уже подгоняли меня криками, вопили и хохотали; честно говоря, они просто подхватили меня и поставили на стол. «Ну ладно, – подумал я. – Я выше и сильнее этого парня, сейчас я им покажу».

Я не стану здесь оправдываться. Я выпил слишком много вина с Танрольфом и нетвердо стоял на ногах. Это чистая правда. Вдобавок они хватали меня за лодыжки и пытались подсечь. Это тоже правда. Только я потерпел поражение не по первой и не по второй причине. Мой соперник умел фехтовать, причем хорошо, а я не умел. Пока я не вступил с ним в схватку, я даже не знал, что такое искусный фехтовальщик и на что он способен. Я треснул по щиту противника с такой силой, что ложка погнулась, – ну а толку-то? Он даже ни разу не задел мечом мою оловянную крышку. Ложными выпадами он заставлял меня отводить щит, куда хотел и когда хотел, и наносил мне удары по корпусу. Наверное, он был славным парнем: по его лицу я видел, что ему меня жаль. Он ударил меня три или четыре раза, не очень сильно, а потом сбил со стола. Я поднялся на ноги, отдал победителю взятый взаймы септр, и на этом история со ставкой закончилась.

Танрольф громко смеялся, как и все; он хлопнул меня по спине и усадил рядом с собой. Мы пили пиво и вино, ели суп, мясо и хлеб. А также салат из мелко нарезанных кореньев (или каких-то хрустящих овощей) и соленой рыбы, политых маслом. Салат был очень вкусный, равно как и мясо с хлебом. Потом подали фрукты – думаю, те самые плоды манго, на которых мы ехали утром. Я уплетал за обе щеки, а Танрольф едва притронулся к еде. Он осушал кубок за кубком, но как будто не пьянел. Позже я познакомился с Морканой, которая тоже пила очень много, только не вино, а бренди. У нее сильно краснело лицо, и походка порой становилась шаткой, но она никогда не пела песни, не болтала глупости и не вырубалась. Я так никогда и не понял, почему она пьет так много или почему пьет Танрольф.

Глава 30

ОГНЕННАЯ ГОРА

Когда ужин закончился, Танрольф встал и застучал по столу серебряным кубком, покуда не прекратились все разговоры.

– Друзья! – сказал он. – Преданные рыцари, доблестные воины, храбрые лучники. – Он на мгновение умолк и обвел присутствующих тяжелым взглядом, а потом сказал: – Верные слуги.

Он ударом ноги оттолкнул свой стул, подошел к столу, где сидели слуги, и заговорил медленно и значительно:

– У меня есть основания полагать, что нам нанесено оскорбление. Всем нам, но в первую очередь вам, мои верные слуги.

Тут он круто развернулся кругом, с трудом удержав равновесие, и ткнул пальцем в Поука:

– Ты слуга? Слуга сэра Эйбела?

– Да, сэр! – вскочил с места Поук.

Остальные слуги недовольно заворчали, как и воины, с которыми сидел Поук.

– Ты втерся в общество людей, высших по положению, – сказал Танрольф, – и повернулся спиной к своим товарищам. Если я позволю им наказать тебя, они изобьют тебя так, что ты останешься калекой до конца жизни. Тебе этого хочется?

– Нет, сэр, – сказал Поук. – Я просто…

– Молчать! Я не отдам тебя в руки твоих товарищей, кузнец здесь?

Кузнец, тоже сидевший с воинами, встал. Танрольф прошептал ему что-то на ухо, и он вышел.

– Мне нужны шесть бесстрашных рыцарей. Шесть, в дополнение к сэру Эйбелу. – Он назвал имена и сказал, что все желающие тоже могут присоединиться к нам.

Танрольф и рыцари ехали на конях, но нам с Поуком пришлось топать на своих двоих, как и почти всем, кто решил отправиться с нами. Подъем становился все круче и круче, и наконец мы достигли длинной лестницы, где всадникам пришлось спешиться; потом мы опять немного прошли по дороге и. вскоре приблизились к следующей лестнице с покрытыми снегом обледенелыми ступеньками, которая тянулась до самой вершины. Здесь многие повернули и пошли обратно, но мы с Поуком даже не попытались, так как за нами следили воины. Я сказал Поуку, что для человека, взбиравшегося на Башню Глас, подняться по такой лестнице не составит особого труда; а он сказал мне, что для человека, множество раз взбиравшегося на верхушку грот-мачты, это тоже не составит особого труда. Мы подбадривали друг друга таким образом, но, по правде говоря, восхождение было трудным, и когда я поднимался на Башню Глас вместе с Ури и Баки, мы иногда останавливались отдохнуть. А во время восхождения на Огненную гору никто вообще ни разу не остановился.

Мы уже почти достигли вершины, и отсюда открывался прекрасный, просто прекрасный вид. Внизу, в долине уже стемнело и виднелись огни на башнях нижней крепостной стены, а также редкие огоньки в густом лесу у подножья горы, где стояли чьи-то хижины или просто горели костры. Здесь, на вершине дул холодный ветер, и солнце еще не скрылось за горизонтом. Над морем висели золотисто-серые облака, и при виде них мне показалось, что вот-вот по облачной долине проскачет отряд рыцарей. А когда солнце опустилось чуть ниже, там действительно появились несколько рыцарей. Они казались крохотными, поскольку находились очень далеко, но я видел знамена и сверкающие доспехи. Это восхитительное зрелище навсегда запечатлелось в моей памяти.

Только я так и не увидел, куда они направлялись, поскольку вдруг услышал стук молотка и обернулся. Кузнец замкнул на щиколотке Поука железное кольцо с цепью и теперь вколачивал скобу в большой камень, чтобы приковать к нему Поука.

Когда он закончил, Танрольф велел Поуку поднять и нести камень. Поук попытался, но через пару ступенек выронил его, поскольку тот был слишком тяжелым. Наконец один из слуг, последовавших за нами, помог Поуку тащить камень, и мы все поднялись на самую вершину. Там находилась каменная терраса в форме полумесяца, построенная остерлингами. Встав на самом краю, можно было заглянуть в жерло Огненной горы. Похожее на гигантскую воронку с откосными скалистыми стенками, оно уходило на страшную глубину. На самом дне горел огонь, освещавщий недра горы. Противоположный край жерла находился на расстоянии полета стрелы или чуть дальше. Но к низу оно заметно сужалось.

Танрольф приказал Поуку подойти к краю террасы, и я все говорил себе, что он не станет сбрасывать его в провал, уподобляясь кровожадным остерлингам. И я действительно так думал. Потом слуга, помогавший тащить камень, отошел назад, а Танрольф легонько толкнул Поука в спину, и бедняга упал вниз.

Он кубарем покатился по крутому склону, тщетно пытаясь ухватиться за выступы. Именно тогда я набросился на Танрольфа.

Воины убили бы меня на месте, если бы Танрольф позволил, но он приказал им остановиться. Я сбил с ног одного и сломал руку другому, но остальные рыцари крепко схватили меня, а между мной и Танрольфом стояло еще слишком много воинов. И все они наставили на меня свои пики и алебарды. Танрольф велел кузнецу надеть железный наручник на мою правую руку. На другом конце цепи болтался еще один наручник; Танрольф поднял его и показал рыцарям.

– Итак, доблестный сэр Эйбел, – сказал он. – Вы по-прежнему утверждаете, что он ваш друг, а не слуга?

– Да, – ответил я. – Я сказал вам правду.

– Милорд. – Он самодовольно ухмыльнулся. Державшие меня рыцари пытались заломить мне руки за спину, но сила моря нарастала во мне подобием шторма. Я слышал грозный шум прибоя и чувствовал внутри мощные удары набегающих волн. Я не хотел, чтобы они поняли что не в силах заломить мне руки, пусть даже повиснут по трое на каждой, а потому торопливо проговорил:

– Милорд, я сказал правду, милорд. Он мой друг.

– Так-то лучше. – Танрольф улыбнулся. Он по-прежнему держал перед собой железный наручник и явно наслаждался происходящим. – Если он действительно ваш яруг, он обвинен несправедливо – по милости своего собственного языка, но все равно несправедливо. Посмотрите вниз – вы его видите?

Рыцари отпустили меня, и я подошел к краю террасы и посмотрел. Хотя и не сразу, но я увидел Поука. Камень, к которому он был прикован, застрял между двумя выступами скалы, и он пытался вытащить его из щели. Я крикнул Поуку не дергаться и сказал, что сейчас спущусь к нему и помогу выбраться.

– А! – воскликнул Танрольф с явным удовольствием. – Вы спуститесь, коли я позволю вам сделать это. Но никак не иначе.

Я почувствовал острое желание снова броситься на него и попытаться крепко врезать, но вместо этого сказал:

– Пожалуйста, милорд, прошу вас, позвольте мне. Он не сделал ничего плохого. Позвольте мне спуститься и вытащить беднягу оттуда.

Танрольф кивнул:

– Хорошо, сэр Эйбел, раз вы просите. Вы готовы рисковать своей жизнью в недрах моей Огненной горы, чтобы спасти своего друга?

– Конечно, милорд. – И я начал слезать с края террасы. Танрольф дал знак рыцарям, и они задержали меня.

Мне очень хотелось столкнуть их вниз, и я действительно мог бы сделать это.

– Вы спуститесь вниз, – сказал Танрольф, – но не один. С вами пойдет еще кто-нибудь – отважный рыцарь, который поможет вам вытащить друга и камень. Кто вызовется пойти с сэром Эйбелом?

Он снова поднял наручник. Никто не произнес ни слова.

– Есть желающие? Любой из присутствующих рыцарей. – Танрольф помахал наручником.

Я думал, что два-три человека непременно вызовутся, а возможно, и все сразу – и Танрольфу придется выбирать. Но ни один из них не выступил вперед, а некоторые даже незаметно попятились. Я промолчал, как бы мне ни хотелось сказать, что сэр Равд точно вызвался бы.

Танрольф пришел в ярость. Он обозвал рыцарей трусами и заячьими душами, и я видел, что они готовы убить его за такие слова, но все равно ни один не изъявил готовности надеть наручник.

Тут я снова заглянул в жерло и обнаружил, что Поук исчез из виду. Я понял, что он вытащил свой камень из щели, попытался вскарабкаться с ним по крутому склону, но сорвался и скатился еще ниже.

Я схватил Танрольфа за руку и сказал:

– Я спускаюсь. Можете надеть на меня второй наручник.

– Нет, – сказал он. – С вами пойдет кто-нибудь из этих трусов. Я хочу посмотреть – и хочу, чтобы они увидели, кто первым покажет спину.

Никто из них не собирался двигаться с места, о чем я и сказал Танрольфу, после чего стал сползать с террасы в жерло. Танрольф по-прежнему держал в руке цепь от моего наручника, вдобавок один из воинов тоже схватился за нее, и таким образом они остановили меня. Спускаться по такому крутому склону трудно и с двумя свободными руками, а я знал, что если попытаюсь утащить мужчин за собой, за цепь схватится еще кто-нибудь.

– Я даю вам последний шанс, – сказал Танрольф рыцарям. – Последнюю возможность. Ну же!

Я поднял голову над краем террасы и крикнул:

– Наденьте на меня второй наручник! Я спущусь!

За время своего пребывания в Митгартре я не раз и не два испытывал страшное удивление. Я уже говорил об этом, и это чистая правда. То был один из таких разов, поскольку Танрольф вдруг защелкнул наручник на собственном запястье, в последний раз обвел тяжелым взглядом своих рыцарей и начал спускаться вместе со мной.

По мере нашего продвижения вниз воздух становился все горячее и горячее, и дышать становилось все труднее и труднее. От дыма першило в горле, и мы безостановочно кашляли. Я понимал, что мы оба здорово рискуем жизнью, а мне не хотелось умирать.

(В некоторых случаях мне очень трудно говорить правду. И возможно, сейчас труднее всего. Да, пожалуй. Я вышел наружу, прогулялся немного и полюбовался морем, горами и прекрасной местностью, где мы живем. Будь здесь Дизири или Майкл, я бы посоветовался с ними, но их не было рядом, и мне пришлось принимать решение самому. Я принял – и вот она, правда.)

Будь Огненная гора обычным вулканом, я бы никогда не отважился на такое. Но я знал, что это не вулкан, и потому продолжал спускаться вниз. Я знал, что под Эльфрисом находится еще один мир – шестой мир под названием Муспель, – и жерло в Огненной горе ведет в него, и именно там полыхает огонь и оттуда поднимается дым.

Это во-первых. Во-вторых, я не думал, что нам придется спуститься в самый Муспель. В прошлый раз Поук остановился, немного прокатившись по склону, и я надеялся (как оказалось, напрасно), что он снова застрял где-нибудь на полдороге. Вскоре Танрольф стал заходиться страшным кашлем и захотел повернуть назад, но я продолжал подгонять его. Он пытался сказать, что прикажет своим людям убить меня, и временами умудрялся выговорить свою угрозу почти внятно. Но я делал вид, будто не разбираю слов, и по-прежнему дергал за сковывавшую нас цепь и все повторял, чтобы он пошевеливался.

Вскоре отверстие вновь начало расширяться; теперь мы спускались не по стенке узкого жерла, а по склону скалы. Танрольф снова упал. Он уже падал с дюжину раз, но впервые сорвался вниз. Я поймал цепь, и он повис на ней. Пытаясь подтащить его к месту, где имелась опора для ног, я увидел глубоко внизу Поука и одного из муспельских драконов, направлявшегося к нему.

Едва ли двое мужчин когда-либо спускались по скалистому склону быстрее, чем мы с Танрольфом тогда. В считаные секунды мы достигли дна провала, и я криком предупредил Поука об опасности и завопил на дракона, но тут Танрольф выхватил меч и попытался убить меня. Я поймал его за кисть, заломил ему руку за спину, и он выронил меч.

Тут трудно описать все толком, поскольку все происходило очень быстро. Я не мог следить за драконом, пока боролся с Танрольфом, но знал, что он приближается к Поуку, и приближается быстро. Мне нужен был меч. Да, я говорил, что не возьму в руки ни одного меча, кроме обещанного мне Дизири, но сейчас он был нужен мне позарез. Он оставался нашей единственной надеждой, а Танрольф, находись клинок у него, попытался бы убить меня, а не дракона.

Как я сказал, Танрольф выронил меч, и тот упал в глубокую расселину. Из расселины вырывались языки пламени, и я не видел меча в глубине. Я стремительно развернулся кругом ровно в тот момент, когда дракон придавил Поука к земле передней лапой. Вообрази огромную змею, крокодила размером с подводную лодку и птеродактиля. Соедини в одно целое все самые жуткие части перечисленных существ – и ты получишь представление о драконе. Он страшнее каждого из них по отдельности и страшнее, чем все они, вместе взятые.

Я поднял с земли камень. Он обжигал пальцы, но я с размаху швырнул им в чудовище. Дракон зашипел, словно паровая труба, и широко разинул пасть. Вместо языка я увидел в ней лицо Гарсега.

– Сэр Эйбел, почему вы нападаете на меня? – спросил он.

Я объяснил, что Поук мой друг, и сказал, что, если он убьет Поука, ему придется убить и меня тоже.

– А если не убью? – Гарсег улыбнулся мне из драконьей пасти. Его лицо было в три раза больше против прежнего.

– Тогда я останусь в живых и выполню свое обещание. Я обещал сразиться с Кулили и сдержу свое слово.

Тут он расправил крылья. Он и так казался огромным, но с расправленными крыльями стал больше любого самолета, какие мне доводилось видеть. Он плавно взмыл ввысь, подняв ураганной силы воздушную волну, которая подхватила с земли тучи песка, камни, снопы искр и нас – а потом швырнула нас обратно, и мы покатились кувырком по плоской поверхности с такой скоростью, словно скатывались по откосной стенке воронкообразного жерла Огненной горы.

Потом он скрылся из виду. Подняв глаза, я увидел дракона высоко в небе, и даже там он казался огромным со своими распростертыми крыльями. Подернутое красной пеленой пыли и освещенное полыхающими внизу огнями, небо выглядело жутко. Но в самой вышине, где проплывают легчайшие полупрозрачные облачка, виднелся Эльфрис: прекрасные деревья и горы, снег и цветы.

Я не мог разорвать цепь, приковывавшую Поука к камню, но я встал на нее обеими ногами и выдернул из камня железную скобу. В противном случае мы с Танрольфом вряд ли смогли бы протащить Поука вверх по скалистому склону, а потом по откосной стенке жерла Огненной горы.

Нам и так далось это с великим трудом. Мы часто останавливались передохнуть, задыхаясь от дыма и судорожно кашляя. У нас обоих так пересохло во рту, что мы едва ворочали языком, но я все же попытался объяснить Танрольфу, что несколько дней, проведенных нами в недрах Огненной горы, могут оказаться неделями, если не месяцами, когда поднимемся наверх.

– Если мы вообще когда-нибудь поднимемся, сэр Эйбел.

Он взвалил на плечи Поука и стал карабкаться дальше по склону. У Поука были сломаны обе ноги, и он то приходил в сознание, то надолго отключался. Танрольф тащил его на своих плечах, покуда не начинал падать от усталости, и тогда нести Поука приходилось мне. Но Танрольф ни разу не попросил меня взять ношу. Ни разу. Я осознал это лишь впоследствии.

Мы поднимались все выше и выше. Казалось, здесь что-то неладно: путь вниз явно был гораздо короче, чем уже проделанный путь наверх, а мы все еще не приблизились к выходу из Огненной горы. Мы находились уже не в Муспеле, но в другом мире – мире скал и камней, невыносимого жара и удушливого дыма, обволакивавшего нас со всех сторон. Я знал, что в любом случае все мы погибнем, и если я сброшу со своих плеч Поука, он умрет быстрее, а я легче. Но врожденное упрямство не позволяло мне пойти на такое. Это продолжалось страшно долго, целую вечность. Тогда мне казалось, что у меня никогда не было никакого старшего брата в Америке и я никогда не находил в лесу апельсинового дерева и не жил в лесной лачуге с Бертольдом Храбрым. Тогда для меня действительно не существовало ничего, кроме необходимости упорно карабкаться по крутому склону, задыхаясь и кашляя.

Я ощутил дуновение свежего ветра. Он пах странно и оставлял странный привкус на губах, но он веял прохладой, а я так долго жарился внизу и получил так много ожогов, что не обратил на странный запах никакого внимания. Я посмотрел наверх, пытаясь определить, откуда дует ветер и насколько крут следующий участок склона, – и увидел звезды. Я никогда не забуду этой чудесной картины и если сейчас закрою глаза, она снова встанет передо мной. Ты понятия не имеешь, что такое звезды и насколько они прекрасны.

Но я знаю.

Глава 31

СНОВА В МОРЕ

Самая яркая, самая близкая звезда горела под нами: костер у подножья нижней лестницы. Мы двинулись вниз, очень медленно, на ходу запихивая в рот пригоршни снега. Я тащил на плечах Поука и поддерживал Танрольфа. Мы находились недалеко от нижней ступеньки, когда Танрольф воскликнул:

– Ауд!

Сидевшие у костра мужчины вскочили на ноги, а Танрольф нетвердой поступью преодолел последние несколько ступенек и стал обнимать своих подданных, плача от радости. Я положил Поука на землю у костра, распорол обе штанины и с радостью убедился, что переломы у него не открытые. Бертольд Храбрый говорил мне об опасности открытых переломов, когда однажды я упал с дерева, и сказал, что в таких случаях люди обычно умирают.

– Это Ауд, мой дворецкий, – сказал мне Танрольф. – А это Викс, мой камердинер. – Слезы текли у него по щекам. – Я в жизни не был так рад видеть двух этих плутов.

У них были вино и вода. Мы сели у костра и стали пить вино, уговаривая Поука тоже выпить немного. У бедняги кружилась голова от слабости, и, похоже, он не понимал, где он и кто мы такие.

– Сегодня исполнился ровно год с того дня, как вы спустились в Огненную гору, ваша светлость, – сказал дуд. – Мы пришли сюда помянуть вас.

– Мы собирались возвращаться в Сигерт, ваша светлость. Завтра утром, – сказал Викс. – Лорд Олоф готов принять нас на службу, но мы не хотим служить у него.

– Значит, в Круглой Башне теперь новый хозяин. – Казалось, Танрольф разговаривал сам с собой. – Мне все равно. Мне действительно все равно. Я отошел от дел.

– Его прислал король, ваша светлость, – сказал Ауд.

– Тогда я могу вернуться домой. Мы вернемся домой. – Он встряхнулся и осушил свой кубок. – Я страшно устал, без вашей помощи мне не встать на ноги. И Эйбелу вам тоже придется помочь. Сэру Эйбелу. Вы отправитесь со мной в Сигерт, сэр Эйбел? Вы станете моим главным рыцарем и моим наследником. Я усыновлю вас.

Я поблагодарил Танрольфа, но объяснил, что мы Поуком направляемся в Форсетти, чтобы поступить на службу к герцогу Мардеру.

– Я лягу спать здесь. Накрой нас, Викс.

Танрольф лег на землю и сомкнул веки, а Викс накрыл его плащом.

Они приехали сюда на ослах, и Ауд отправился в Круглую Башню за лекарем. Я заснул до прибытия врача, и то была одна из редких ночей, проведенных в Митгартре, когда мой сон не тревожили образы людей, из жизней которых Парка свила для меня тетиву. И Сетр не беспокоил меня, хотя впоследствии он часто являлся мне в снах.

Я не помню, чтобы мне еще когда-нибудь так не хотелось просыпаться и так не хотелось вставать, как на следующее утро. Солнце стояло уже высоко, когда я наконец сел на земле. Солнечный свет не разбудил меня раньше, поскольку лекарь накрыл нам лица тонкими платками.

– Вашего друга отвезли в Круглую Башню, – сказал он мне. – Я сделал для него все, что мог: наложил шины на обе ноги и на руку и приложил целебную мазь к ожогам. Я смазал ожоги и вам, и, конечно, лорду Танрольфу.

Я даже не знал, что у Поука сломана рука.

– Лорд Олоф тоже считает, что вас не стоит перевозить, покуда вы не оправитесь немного.

Очевидно, наши голоса разбудили Танрольфа. Он снял платок с лица и попытался сесть. Викс и Ауд кинулись к нему на помощь.

– Не знаю, смогу ли я идти, – сказал Танрольф лекарю. – Но если вы посадите меня на лошадь, наверное, я удержусь в седле.

– В этом нет необходимости, ваша светлость. У нас есть носилки для вас – и для сэра Эйбела тоже.

– На которых я не поеду, – заявил Танрольф. – Ни за что, покуда я не при смерти. Помоги мне подняться, Ауд. Где мой конь?

В нашем распоряжении имелась только лошадь лекаря. Мы с Аудом помогли Танрольфу сесть в седло, и я пошел рядом, держась за стремя. Я боялся, что он свалится с лошади, а он, наверное, боялся, что я упаду. Когда мы почти достигли замка, Танрольф тихо сказал:

– У меня к вам просьба, сэр Эйбел. Я знаю, вы ничего мне не должны, но все равно обращаюсь к вам с просьбой – и вы убедитесь, что я не самый плохой друг.

Я объяснил, что за мной как раз остался долг. Я занял у него септр и не вернул – и взамен обещал оказать любую услугу, о которой он попросит.

– Я уж и забыл. Отлично. Я прошу вас простить меня. Вы простите?

Я посмотрел на него:

– Да, милорд, но это не просьба. Я давно простил вас.

– Таким образом вы оказали мне обещанную услугу. Теперь я обращаюсь к вам с другой просьбой. Можно?

– Конечно.

– Когда мы прибудем в Круглую Башню, позвольте говорить мне одному. Соглашайтесь со всеми моими словами и не говорите ничего такого, что может запятнать мою репутацию.

Я все еще пытался придумать учтивый ответ, когда к нам подскакали дюжина рыцарей. Несколько из них были вассалами Танрольфа, прочие служили Олофу, но все они узнали, что происходит нечто важное, и выехали из замка посмотреть, что именно. Рыцари Танрольфа просто не верили своим глазам.

– Мы столкнулись с драконом, – сказал он, – и я потерял свой меч. Мне бы хотелось вернуть его, но не ценой встречи с еще одним драконом. Вы когда-нибудь прежде видели дракона, сэр Эйбел? Я видел на картинках, но картинки не дают никакого представления о них.

– Один раз видел, милорд, но легче от этого мне не стало. Вряд ли человек может вообще когда-нибудь привыкнуть к драконам.

Танрольф улыбнулся. Из-за ожогов на лице улыбка получилась кривой, но это все равно была улыбка.

– Я-то уж точно никогда не привыкну, если говорить обо мне.

Потом с нас сняли цепь. Затем еще много чего происходило, но я не стану описывать здесь все события. В скором времени Танрольф покинул крепость и отправился в порт, где сел на корабль, идущий к родным местам. Почти все его вассалы последовали за ним, но по суше, поскольку ехали верхом. Мы с Поуком оставались в замке, покуда Поук не начал ходить, и Олоф держался с нами очень любезно. Он вернул мне Мечедробитель и лук, вместе с кучей подарков. Когда мы покидали крепость, он дал нам на время коней и послал с нами своих слуг, чтобы они привели животных обратно.

Три дня (если мне не изменяет память) мы прожили в трактире и остались не в восторге. Потом Поук нашел пожилую чету, которая согласилась сдать нам комнаты получше и подешевле, чем в трактире. Старик раньше служил капитаном корабля, но оставил службу, когда начал слепнуть. Он знал уйму разных историй. Все их стоило выслушать и многие стоило запомнить. Мы прожили у них месяц с лишним.

Днем я упражнялся в стрельбе из лука и тренировался с Мечедробителем или же шел в конюшню и брал коня. За пару медяков я мог взять на целый день лучшего коня. Я разъезжал по окрестностям, то пускаясь в галоп, то переходя на рысь. Мне казалось, что я уже вполне освоил искусство верховой езды, но на самом деле я только начинал учиться.

Поук каждый день ходил в порт и подыскивал для нас корабль, разговаривая с моряками и портовыми грузчиками. Однажды вечером он встретил меня на пороге с улыбкой от уха до уха. Он сказал, что в порту стоит корабль, который направляется в Форсетти.

– Прекрасно! – воскликнул я. – Пойдем узнаем, сколько они возьмут с нас. По-твоему, корабль приличный?

– Да, сэр! Именно так я считаю. Только я уже заказал нам места, сэр, с вашего позволения. Уютная каюта, сэр, и корабль идет вдоль побережья прямо в Форсетти.

Я спросил, сколько нам придется заплатить. Танрольф дал мне много денег, но я знал, что мне еще многое надо будет купить по прибытии в Форсетти. Рыцарские доспехи стоят недешево, а конь вроде Черногривого (так звали коня сэра Равда) – вообще целое состояние.

– Цена вас устроит, сэр. – Поук ухмылялся, точно обезьяна.

– Ты имеешь в виду, что сам заплатил? Я собирался заплатить за нас обоих.

Он коротко рассмеялся.

– Так точно, сэр. Заплатил.

– Тогда я верну тебе деньги.

– О, не беспокойтесь, сэр. Я заплатил из денег, которые дал мне дракон.

Я точно знал, что от дракона Поук не получил ничего, кроме синяков и шишек.

Корабль оказался «Западным купцом». Разумеется, ты догадался об этом гораздо быстрее, чем я. Он выглядел немногим лучше, чем год назад, но и не намного хуже. И когда мы поднялись на борт и получили возможность оглядеться по сторонам, я заметил, что почти все паруса новые.

Мы с Керлом крепко обнялись, и он поведал мне, как ходил в Круглую Башню в поисках нас с Поуком. Он явился туда через неделю после того, как мы спустились в недра Огненной горы, и там ему сообщили, что мы с Поуком погибли и Танрольф тоже погиб. Я рассказал Керлу почти обо всем, что с нами произошло: сказал, что Танрольф хотел пристыдить своих рыцарей (что было правдой), но умолчал о том, как он пытался убить меня, когда я не стал убегать от Сетра.

Я попросил старую женщину сшить мне вымпел, пока «Западный купец» разгружали, грузили и готовили к выходу в море. Она использовала лоскуты шелка, оставшиеся у нее после раскройки и пошива платья для дочери начальника порта. Сам вымпел был зеленым, а с обеих сторон она нашила на него вырезанные из красного шелка сердца. Пока я находился на корабле, он развевался на главной мачте. Позже я далеко запрятал вымпел и забыл о нем до дня, когда изготовил себе пику из ветки апельсинового дерева. Тогда я вспомнил о вымпеле, достал его и привязал к пике. Он оставался там, покуда пику не перерубили в схватке.

Мы с Поуком жили в доме старого капитана все время, пока корабль готовился к отплытию. Во-первых, мы устроились там очень удобно. Во-вторых, я хотел, чтобы Керл как можно дольше занимал свою каюту. Он не собирался брать с нас плату и слушать не желал о деньгах, но я решил по прибытии в Форсетти оставить в каюте остерлингский кинжал, подаренный мне Олофом. Серебряную рукоятку и серебряные ножны кинжала украшали кораллы, так что он стоил довольно дорого, но слишком походил на меч, чтобы нравиться мне.

Я так и поступил.

Казалось, мы никогда не выйдем в море. На грот-мачте сломалась рея, и Керлу пришлось искать длинный брус из прочного дерева, чтобы плотник изготовил новую рею; потом они погрузили на судно и уложили в трюм оставшийся товар. Когда мы с тобой жили вместе, я читал разные истории о плаваниях и пиратах, о морских сражениях с Наполеоном и тому подобном, но совершенно не представлял, насколько медленно все происходит. Сколько времени все занимает. Необходимо сделать одновременно тысячу разных вещей, а когда корабль уже готов к отплытию, на него грузятся запасы воды, поскольку вода начинает портиться с той минуты, когда оказывается в бочонке. По словам Поука, слабое пиво лучше, поскольку хранится дольше. Но оно стоит денег, а вода бесплатная.

У нас с Поуком в каюте было пиво. И вино тоже. Вино в Митгартре не похоже на настоящее, поскольку здесь не выращивают виноград. Но они изготавливают из разных фруктов другой слабоалкогольный напиток, вроде нашего сидра. В маленьком портовом городке близ Огненной горы он стоит дешево, и мы привыкли к нему. На корабле имелись также галеты, сыр и повидло, три разных сорта вяленого мяса, два вида соленой рыбы и много других продуктов. Старая женщина собрала нам корзину еды на первый день: бутерброды, фрукты и всевозможные соленья. Съестных припасов в корзине оказалось так много, что нам хватило на первых три дня путешествия. Старый капитан подарил мне медную свайку, которую брал с собой в первое плавание, и сказал, что мне следует научиться рассучивать канаты, пока у меня есть такая возможность. Умение обращаться со свайкой могло пригодиться мне впоследствии, и я научился.

Потому что в конце концов мы все-таки вышли в море. Мы ждали очень долго и уже не верили, что это когда-нибудь произойдет.

Большинство людей в Митгартре никогда не путешествовали на кораблях, а многие никогда не видели моря. (Дизири не видела.) То же самое с жителями Америки, и они нисколько не переживают по этому поводу. Поэтому я считаю нужным объяснить некоторые вещи – в частности, насчет хлеба. В камбузе есть печь, и кок выпекает хлеб для команды, когда может. Но он никогда не разжигает печь во время шторма, поскольку из нее могут вывалиться угли, и тогда корабль сгорит дотла. В ненастье приходится есть галеты и холодное мясо – всем, даже капитану. В благоприятную погоду кок кипятит мясо в морской воде, чтобы выварить из него соль. Но для приготовления любой горячей пищи требуется топливо, а на корабле запасы топлива ограничены. В холодную погоду единственным источником тепла является камбузная печь. По мере нашего продвижения на север становилось все холоднее и холоднее. Зима уже кончилась, но на севере королевства все еще стояли холода. Я провел около трех лет с Гарсегом в Эльфрисе и ровно год с Танрольфом в Муспеле. В мирах, расположенных под Митгартром, время всегда течет медленнее, но насколько, понять трудно. Иногда не намного, а иногда гораздо медленнее.

Мысленно обращаясь к тем дням – ко всем дням, неделям и месяцам, прошедшим после нашего возвращения из недр Огненной горы, – я вспоминаю прежде всего две вещи. Во-первых, как выглядел Поук, когда мы вытащили его оттуда и он лежал сначала на скале в ожидании лекаря, а потом в постели в Круглой Башне. Со своим огромным крючковатым носом и тяжелым подбородком размером с фонарь он не отличался особой красотой – и вдобавок не вышел ростом. Его слепой глаз производил жуткое впечатление, а здоровый был маленьким и вечно прищуренным. Но бедняга, получивший столь тяжелые травмы, вызывал страшную жалость, и он изо всех сил старался держаться молодцом. Когда Танрольф пообещал Поуку, что никогда больше не поступит с ним так, он сказал лишь: «Спасибо, сэр. Спасибо» – и закрыл глаза. Я не сознавал, насколько он мне нравится, покуда не увидел, как он мучается от невыносимой боли, но все равно пытается улыбнуться. Порой Поук напивался в стельку, но я никогда не злился на него, как следовало бы в таких случаях.

Он постоянно (с небольшими перерывами) находился при мне – до самого дня, когда мы с Дизири покинули Митгартр. Тогда я понял, что он имел в виду, когда сказал, что со мною получит шанс изменить свою жизнь. Он выбился в люди (и Ульфа тоже) только потому, что так долго оставался со мной. Он стал мастером Поуком и служил при дворе короля.

Во-вторых, я никогда не забуду, как увидел остров Глас. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, а я стоял на ахтеркастле и разговаривал с Керлом. Мне померещилось что-то вдали, и я попросил у него медную подзорную трубу.

И тогда я увидел остров. Высокие величавые деревья и волны, набегающие на песчаный берег цвета крови. Я все смотрел и смотрел не отрываясь, а потом расплакался. Если бы я знал почему, я бы объяснил тебе, но я не знаю. Слезы текли по моим щекам, и в горле стоял ком. Я опустил подзорную трубу, вытер глаза и высморкался. А когда снова посмотрел, остров исчез. Больше я ни разу не видел его – покуда не вошел в Зал Утраченной Любви в замке Тиази.

Вот что вспоминается мне в первую очередь. Но здесь следует сказать: тогда я не знал, что Баки и Ури ищут меня. Я понятия не имел об этом, и, конечно, мое путешествие в Муспель сильно осложнило им задачу. Они несколько раз обыскивали «Западный купец» и отказались от дальнейших поисков задолго до нашего с Поуком возвращения на корабль.

Глава 32

БАШНЯ ГОФМЕЙСТЕРА

– Уберите руку с меча, – прошептал стражник у меня за спиной, – и держитесь поскромнее. – Громко же он сказал: – Это Эйбел, мастер Агр.

– Сэр Эйбел, сэр, – сказал я.

– Он называет себя рыцарем, мастер. Он желает видеть герцога, поэтому я решил проводить его к вам.

Так я поплатился за то, что не купил приличного боевого коня в Форсетти. Я собирался купить, и мы с Поуком присматривались к нескольким, выставленным на продажу. Но ни один из них меня не устроил, и, хотя Танрольф дал мне много денег, на действительно хорошего коня мне не хватало.

Худой мужчина, сидевший за большим столом, кивнул и пригладил пальцами тонкие усики. Он производил впечатление умного человека. А также человека, который совсем не в восторге от того, что видит перед собой, то есть от меня. Мне всегда казалось, что люди с первого взгляда должны понимать, что на самом деле я никакой не мужчина, а просто мальчишка, превращенный Дизири во взрослого. Но они ничего не видели. Поук не видел, и Керл тоже. И Танрольф. Сейчас у меня впервые возникло ощущение, будто я столкнулся с человеком, который все поймет.

– Я гофмейстер герцога. – Он плевать хотел на мое мнение о нем, о чем ясно свидетельствовал его тон. Он просто сообщал мне факты. – Я обеспечиваю всем необходимым его лошадей, его рыцарей, его слуг и всех гостей замка Ширвол.

Похоже, открывать рот пока не стоило, поэтому я просто кивнул.

– Если вам необходимо поговорить с герцогом, я позабочусь о том, чтобы он принял вас. Коли такой необходимости нет, вы можете поговорить со мной. Или я направлю вас к нужному человеку. Вы хотите подать жалобу в герцогский суд?

– Я хочу служить герцогу Мардеру, – сказал я.

– В качестве рыцаря?

– Да. Я рыцарь.

– Вот как! – Он улыбнулся, не очень приятной улыбкой. – И кто же посвятил вас в рыцари?

– Королева моховых эльфов. Королева Дизири.

– Валяйте дурака за бутылкой вина, Эйбел.

– Сэр Эйбел, сэр. И я не шучу.

– Значит, вы рыцарь. Эльфийскую королеву пока можно оставить в стороне.

– Согласен.

– По крайней мере, телосложением и ростом вы вышли. Полагаю, вы искусный наездник? Именно умение крепко сидеть в седле отличает рыцаря от других людей. Несомненно, вам это известно.

– Рыцаря отличает чувство чести, – сказал я.

Агр вздохнул.

– Но умение скакать на боевом коне имеет первостепенное значение для рыцаря. У вас есть боевой конь?

Я пустился в объяснения, но он прервал меня на полуслове:

– У вас есть деньги на покупку коня?

– На покупку такого, какой мне нужен, недостаточно.

– Понятно. – Агр снова пригладил усики. Вероятно, он делал это неосознанно. – У вас есть поместье, обеспечивающее вас средствами к существованию? Где оно находится?

Я сказал, что у меня нет поместья.

– Я так и думал. – Агр встал, подошел к окну и посмотрел вниз. – Его милости нужны воины. Сэр Эйбел, на каких условиях вы согласитесь служить герцогу?

Я даже не думал об этом и не знал, как объяснить свои мотивы. Через минуту я сказал:

– Я хочу быть рыцарем герцога, по крайней мере, одним из рыцарей. Деньги меня не интересуют.

Снизу доносился звон стали о сталь, и Агр высунулся из окна, посмотреть, что там происходит.

– Вы не просите никакого месячного жалованья? Чтобы хотя бы покрыть свои расходы?

Я помотал головой.

– У меня есть слуга, мастер Агр. По имени Поук. – В разговоре с Танрольфом я назвал Поука своим другом, чем навлек на нас обоих крупные неприятности. Я не собирался повторять эту ошибку. – Я не плачу Поуку, а порой даже не могу накормить или предоставить нормальное место для ночлега. Тогда он сам заботится о себе. – Тут я вспомнил, как лежал, тяжело раненный, в темном форпике, куда сквозь щели в стенках еле пробивался солнечный свет и крысы сбегались на запах моей крови. – Иногда Поук заботится и обо мне тоже – когда я сам не в состоянии о себе позаботиться. Стань я одним из рыцарей герцога Мардера, я бы постыдился относиться к нему хуже, чем он относится ко мне. Если он пожелает оказать мне услугу, я приму ее с искренней благодарностью. А если не пожелает, я постараюсь обращаться с ним лучше прежнего.

Тут Агр впервые посмотрел на меня как на человека.

– Хорошо сказано, сэр Эйбел. При королевском дворе служит один барон, которому повсюду мерещатся эльфы. Думаю, у него с головой не в порядке, и думаю, у вас тоже. Но мне очень хочется верить, что вы все-таки в здравом уме. Если вы немного потренируетесь, из вас получится отличный воин. Вы умеете стрелять из лука?

– Да, сэр, – ответил я. – Умею.

– На учебном плацу во дворе вы найдете другого мастера – мастера Тоупа. Он мастер военного дела, и если вы станете обращаться к нему «сэр», как ко мне, он переломает вам кости. Вы знаете, чем занимается мастер военного дела?

– Нет, сэр, – сказал я.

– Он учит наших оруженосцев и воинов обращению с оружием и верховой езде. Для этой цели я даю Тоупу лошадей. Они недостаточно хороши для настоящего рыцаря, как вы понимаете; но на самом деле для начинающих посредственный конь лучше хорошего, и вдобавок таким образом молодые люди учатся понимать разницу между первым и вторым. Я хочу, чтобы вы сразились с мастером Хоупом. – Он увидел, что я не понял, а потому пояснил: – То есть выехали против него верхом с тренировочной пикой. Он даст вам лошадь, щит и тому подобное. Если выступите хорошо, мы посмотрим, как вы стреляете из лука и как владеете мечом.

Затем тяжеловооруженный воин, проводивший меня к мастеру Агру, отвел меня к мастеру Тоупу. Тот был ростом с меня и такой же широкоплечий, но уже начинал седеть. Я сказал, кто я такой и с какой целью явился в замок, и объяснил, что должен сразиться с ним. Он пощупал мои мышцы. У него были широкие ладони и сильные пальцы.

– Это мускулы, – пробормотал он, – не жир. Вы умеете обращаться с пикой, юноша?

– Надо попробовать, – ответил я.

– Дело нехитрое.

Тоуп вручил мне тренировочный щит. Они гораздо тяжелее боевых, потому что гораздо толще.

– Я буду целиться в ваш щит, – сказал он, пока я подгонял стремя себе по росту. – А вы в мой. Ничего сложного.

– Хорошо, – сказал я.

Я сел на коня – жирного гнедого мерина, уже покрытого испариной. Он знал о рыцарских поединках все и не горел желанием поучаствовать еще в одном. У меня не было шпор, в одной руке я держал щит, а в другой тренировочную пику, поэтому мне не сразу удалось направить коня к исходной позиции. Все бы ничего, но один из рыцарей, наблюдавших за мной, крикнул: «Уколи его пикой!» – и я машинально взглянул на конец пики, не сразу вспомнив, что он не острый. Рыцари сочли шутку страшно смешной и разразились диким хохотом.

Место, где происходит поединок, называется ареной. Она разделена вдоль невысоким частоколом из тонких деревянных стоек. Ограда находится по левую руку от каждого из соперников, и таким образом они встречаются щитом к щиту. Похоже на столкновение на футбольном поле. Намеренно наносить травму противнику нельзя. Рыцарский поединок так же опасен, как силовой прием в футболе, а твой нынешний соперник будет сражаться плечом к плечу с тобой в настоящем бою.

Как я сказал, конь плоховато меня слушался, а оказавшись на исходной позиции, окончательно понял, что затевается. Он дрожал от страха, но старался держаться молодцом, как и я. Я попытался сказать несколько ободряющих слов, чтобы успокоить бедное животное. Он ни в чем не провинился, но именно ему предстояло скакать со мной и большим турнирным седлом на спине, и он знал, что вполне может получить крепкий удар пикой.

Я тоже чувствовал себя не особо уверенно и, обращаясь к животному, сказал:

– Хорошо бы, ты пару раз ударил копытом в землю на манер Черногривого.

Разговаривая с конем, который меня не понимал и не прислушивался к моим словам, я невольно вспомнил Гильфа и осознал, насколько я соскучился по нему. Он так и не вернулся на «Западного купца», и никто не знал, где он. Я бы хотел вернуться в Эльфрис, чтобы найти Гильфа и Дизири, но не знал, как туда попасть.

Неподалеку от места, где нам с соперником предстояло встретиться, стоял мальчик с трубой. Он подул в нее, и мой конь пустился сначала рысью, а потом перешел на легкий галоп. Мастер Тоуп сильно ударил пикой в мой щит и выбил меня из седла. Я помню, как перевернулся в воздухе и рухнул на землю, больно ударившись.

Я помню также, как лежал на земле, оглушенный падением, а все остальные рыцари кричали:

– Давай еще раз!

Я проворно вскочил на ноги, хотя мне нисколько не хотелось скакать, поднял свою пику, поймал коня и снова сел в седло.

Тут ко мне подошел мастер Агр. До сих пор я не знал, что он спустился во двор посмотреть на поединок. Очень тихо, чтобы никто больше не услышал, он сказал:

– Вам совершенно не обязательно повторять попытку. Вы не рыцарь.

У меня сильно кровоточила прокушенная губа, но я все равно ухмыльнулся (я до сих пор горжусь собой) и сказал:

– Я рыцарь, просто не очень хорошо владеющий пикой. Я хочу попробовать еще раз.

Мастер Тоуп был без шлема (как и я), но, похоже, услышал мои слова. Он сделал такое движение, словно поднимал незримое забрало, и еле заметно улыбнулся.

Мы снова поскакали навстречу друг другу, и все в точности повторилось. Я надеялся, по крайней мере, ударить пикой в щит соперника, но не сумел. Я здорово огорчился и ругал себя последними словами, поднимаясь на ноги. Только я старался не показывать своих чувств и поблагодарил мастера Агра, помогшего мне встать.

– Я бы помог любому. – У него было суровое бесстрастное лицо, которое не изменило своего выражения, когда он сказал: – Я знаю, тренировка пошла вам на пользу. Но мне жаль, что я втянул вас в эту историю.

– Что ж, мне придется поучиться, – сказал я.

И тут один из рыцарей крикнул:

– Ты не рыцарь, парень!

Я посмотрел на него долгим взглядом, а потом сказал:

– Я-то рыцарь, а вот ты нет.

Я внимательно наблюдал за мастером Тоупом, галопом приближавшимся ко мне, и потому на третий раз немного наклонился вперед, как он, и сосредоточил все мысли на необходимости поразить пикой щит соперника. Раньше я опасался, как бы он не нанес мне удар. Теперь я забыл обо всех опасениях. Мне нужно было ударить пикой в щит. Все остальное не имело значения.

И у меня получилось. Я нанес удар, и моя пика сломалась. А Тоуп снова выбил меня из седла, словно тряпичную куклу, и я рухнул на землю, чуть не взвыв от боли. Только на сей раз мне помог встать один из рыцарей, смеявшихся надо мной; а когда я поднялся, он врезал мне по зубам.

До сих пор я не ощущал в себе силы моря. Но тут оно вмиг разбушевалось яростнее самого яростного шторма, ломая кости, словно реи, и расшвыривая в разные стороны людей, словно обломки кораблекрушения. Кажется, именно первому, которого я ударил, я сломал челюсть. Не знаю точно. По-моему, я ударил его еще раз, кулаком по шее сбоку, – так или иначе, он повалился на землю, дрыгая ногами, а остальные рыцари всем скопом набросились на меня. Обычно драки продолжаются гораздо меньше времени, чем уходит на их описание, но тебе всегда кажется, что число твоих противников постоянно увеличивается.

Глава 33

ПЕЙТЕ! ПЕЙТЕ!

Я решил, что нахожусь в форпике: не то чтобы меня снова отнесли туда, а просто я и не выходил оттуда. Я лежал в темноте, все тело у меня ныло от боли, и в голове было пусто.

Через несколько минут до меня дошло, что я лежу на кровати, а не на канатной бухте, но поначалу я подумал, что кровать стоит в больничной палате. В окно струился лунный свет, и я увидел, что окно имеет арочные очертания; похоже, я находился не в форпике и не в больнице, но я не знал, да и не хотел знать, где именно.

Спустя долгое время я попытался встать с постели. Наверное, я хотел выглянуть за дверь и посмотреть, что там за ней. Но я упал.

Потом я снова очнулся в постели, и теперь комната казалась залитой солнечным светом. На самом деле там было довольно темно, как и во всех остальных помещениях, но прямо в окно било солнце, и оттого комната показалась мне светлой. На маленьком столике у кровати стоял кубок, при виде которого я вспомнил кубок, найденный на острове Глас. Некогда он содержал отравленный напиток, и потому я побоялся пить из кубка, оставленного у моей постели.

Через несколько минут я почуял запах пива, но прошло много времени, прежде чем я сел и отпил несколько глотков. Пиво было не холодным и даже не прохладным, но мне понравилось; на столике также стоял поднос (вернее, большая деревянная тарелка, на которой режут хлеб) с хлебом, мясом и сыром. При одной мысли о еде меня затошнило, но я допил пиво, откинулся на подушку и снова заснул.

Когда я открыл глаза, мне показалось, что спал я долго, но я не знал, сколько часов. В комнате опять царил полумрак. Вскоре вошла женщина в фартуке и заговорила со мной. Я не понимал ни слова и даже не обращал на нее внимания. Она принялась менять мне повязки и сказала:

– Я принесла вам еды, сэр. Вы в состоянии поесть немного?

Я сказал, что у меня уже есть еда. На самом деле – прошептал. Я не хотел говорить шепотом, но так получилось.

– Эта? О, она уже вся засохла, сэр. Я отдам это собакам. Я принесла вам свеженького – вкусного горячего бульона.

Она попыталась приподнять меня с подушек, но я не позволил. Превозмогая боль, я сел сам и отобрал у нее ложку, но позволил ей держать передо мной миску, покуда ел.

– Знаете, вы быстро идете на поправку, сэр. Говорят, бедный сэр Хермад умрет, у него переломаны все ребра. На кухне уже делают ставки, сэр.

– Меня зовут сэр Эйбел. Если ты действительно хочешь услужить мне, называй меня «сэр Эйбел».

Она быстро вскочила с постели и присела в глубоком реверансе на местный манер.

– Да, сэр Эйбел. Я не хотела обидеть вас, сэр Эйбел.

От одного звука своего имени я почувствовал себя лучше.

– Конечно, я не обиделся, – сказал я. – Сядь. Как тебя зовут?

– Модгуда, сэр Эйбел.

– Я все еще нахожусь в замке герцога Мардера, Модгуда?

– Да, сэр. В замке Ширвол, сэр Эйбел. Только вы находитесь в башне мастера Агра. Мастер Агр единственный, кто занимает здесь целую башню, если не считать ее светлости. Она тоже занимает целую башню, так называемую Башню Герцогини, сэр Эйбел. Только она далеко отсюда, ее даже не видно из вашего окна. А мы с вами сейчас находимся в Башне Гофмейстера: мастер Агр приказал своим людям отнести вас сюда, поскольку вас здорово отдубасили пикой, которую вы сломали, – так я слышала. Вот где вы находитесь.

Я кивнул и обнаружил, что моя голова решительно не желает кивать.

– Если мы находимся в башне мастера Агра, значит он твой босс.

Модгуда не поняла, и мне пришлось объяснить значение последнего слова. Тогда она сказала:

– Да, так и есть, сэр Эйбел… сэр.

Я улыбнулся, и это было совсем не больно.

– Эй, брось! Чего ты боишься сказать?

– Ну, вы же рыцарь, сэр.

– Верно, – сказал я.

– А вы, рыцари, недолюбливаете моего хозяина, поскольку вам приходится выполнять его распоряжения, хотя сам он не рыцарь. И не барон, и вообще не знатная особа, сэр Эйбел. Но он второй человек после герцога, и потому вам приходится ему подчиняться.

– Здесь ты страшно заблуждаешься, – сказал я. – Я ничего не имею против мастера Агра. Ровным счетом ничего.

– Знаете, именно это я и собиралась сказать, сэр. У вас нет причин для неприязни, потому что они повалили вас на землю и уже выхватили мечи, чтобы убить вас. Только сэр Воддет не хотел вас убивать, сэр. И оруженосец Йонд – он служит сэру Воддету, сэр. Он, оруженосец Йонд, упал прямо на вас и прикрыл своим телом, сэр, и тут как раз подоспели стражники моего господина, которых он вызвал, когда им с мастером Тоупом не удалось остановить драку, и они пырнули мастера Тоупа, сэр. Так вот, значит, прибежали стражники, а потом…

– Погоди минутку. Ты сказала, что мастера Тоупа ударили мечом? Стражники мастера Агра?

– О нет, сэр Эйбел! – Она уставилась на меня с потрясенным лицом. – Мастер Агр никогда не отдал бы такого приказа. Нет, наверное, один из рыцарей или один из оруженосцев. Потом в драку ввязались еще несколько оруженосцев, так что это мог быть один из них. Так или иначе, мастер Агр и мастер Тоуп пытались защитить вас от рыцарей, как оруженосец Йонд. Вот тут-то мастера Тоупа и пырнули, сэр Эйбел, когда он, вместе с мастером Агром, пытался вам помочь. И наконец стражники спасли вас. У меня кружилась голова.

– Мастер Тоуп умер?

– Нет, сэр. Но он тяжело ранен, сэр Эйбел. Так говорят.

– Я должен увидеться с ним, Модгуда, он же получил ранение, пытаясь защитить меня.

– Да, сэр. Только вам нельзя вставать с постели в ближайшее время, сэр Эйбел. – Женщина поднялась и снова сделала реверанс. – Я уверена, он будет рад видеть вас, сэр, и я провожу вас к нему, когда вы немного оправитесь, сэр.

Я задумался – в частности, о том, что, вполне возможно, мне придется провести в постели еще не один день.

– Ты можешь передать пару слов одному человеку в городе?

– Я попробую, сэр, или отправлю мальчика-посыльного.

– Хорошо. У меня есть слуга по имени Поук. Мы с ним остановились в одном трактире в Форсетти. Там на вывеске нарисованы бутылка и морская ракушка. Ты знаешь, где это находится?

– Да, сэр Эйбел. Трактир «Пиво с устрицами», сэр.

– Спасибо. Пожалуйста, скажи Поуку, что я ранен и нахожусь в замке Ширвол.

– Слушаюсь, сэр. Я могу идти, сэр Эйбел? А то меня скоро хватятся.

Я махнул рукой, и она торопливо вышла из комнаты.

Потом я съел немного хлеба и кусочек сыру, не зная, придется ли мне пожалеть об этом. Я допил остатки пива и снова лег спать, чувствуя сильное головокружение.

Во сне мы с Гарсегом находились в тронном зале Башни Глас. На троне восседал большой голубой дракон, который при виде нас зашипел и открыл пасть, как Сетр в Муспеле; а в пасти я увидел лицо Гарсега. Я повернулся к Гарсегу, чтобы посмотреть, увидел ли он тоже свое лицо там, но рядом со мной стоял вовсе не Гарсег. А Бертольд Храбрый.

Я проснулся от холода и на сей раз сумел добраться до окна. Закрыть его было нельзя: оно представляло собой просто отверстие в стене. За окном носились летучие мыши – более крупные, чем у нас в Америке. Они охотились на насекомых, как обычно делают летучие мыши: камнем падая вниз, резко взмывая вверх и все такое прочее и издавая тонкий писк, еле различимый для человеческого уха. Мне показалось, что высоко в небе на фоне луны промелькнули химеры.

С другой стороны от кровати находился маленький камин, только дров не было, и за неимением кремня и огнива я в любом случае не мог бы его затопить. Я решил назавтра попросить Модгуду обеспечить меня всем необходимым для растопки камина – или Поука, когда он придет. Потом я снова лег в постель и зарылся под одеяла, надеясь не увидеть больше снов, подобных последнему.

– Господин! Господин!

На сей раз я оказался на острове Глас. Я огляделся по сторонам и увидел множество деревьев, цветов и птиц.

– Господин?!

Однако никаких колючих апельсинов там не росло. Я хотел отыскать свое дерево, чтобы оно поблагодарило меня за то, что я его посадил, но я знал, что оно не услышит меня, и в любом случае колючих апельсинов я там не увидел. Зато увидел больших красных змей. Они обвивались вокруг моих ног, но я ничего не имел против, поскольку ноги у меня замерзли, а змеи были горячими.

– Укусите меня, господин! Укусите и поцелуйте укус – и поцелуй исцелит вас.

Я мгновенно проснулся. В комнате было совсем темно. В постели со мной лежала страшно худая женщина, тесно сплетавшая свои ноги с моими и державшая меня за место, которого никто не должен даже видеть. Руками она держала меня за голову и прижимала мой рот к своей шее.

– Пейте! Пейте!

Еще одна обняла меня – и только тогда до меня дошло, что женщин две.

Я совершенно не собирался никого кусать. Я говорю чистую правду, клянусь. Но, поддавшись внезапному, непреодолимому порыву, я укусил.

Примерное такие ощущения испытывает умирающий от голода человек, впивающийся зубами в кусок жареного мяса, минуту назад вытащенный из печи. Во рту у меня находилось нечто горячее и шипящее. Сочное, жирное и обжигающе горячее. Восхитительное на вкус.

– Достаточно. – Одна оттаскивала меня, другая отталкивала прочь.

Вскоре я откинулся на спину и с минуту просто лежал, тяжело дыша и вспоминая, как было вкусно. Немного отдышавшись, я хлопнул по одеялу ладонью и сказал:

– Эй, прекрати сейчас же!

Она делала мне очень приятно, только слишком приятно, если ты меня понимаешь.

Под одеялами лежал кто-то очень теплый, гораздо теплее меня.

– Я Ури, – сказала она. – Я не желаю вам зла.

Как я сказал, в комнате было темно, поэтому, когда вторая женщина приподнялась надо мной на локте и поцеловала меня в щеку, я даже не рассмотрел ее лица.

– Вы выпили кровь Баки, господин, – сказала она победным тоном. – Кто теперь отнимет вас у меня?

– Выпейте моей тоже! – Ури выползла из-под одеял и втиснулась между нами. – Это я нашла вас наконец!

– Пепельные эльфы в темноте, – сказал я. – Бертольд Храбрый рассказывал мне о них.

– Огненные эльфы! – Одна из них рассмеялась. – А он говорил, какие мы красивые? Или какой вы красивый? У вас кожа стала разноцветной.

– Это синяки, – сказал я. – Если вы видите меня в такой темноте, могу я тоже как-нибудь увидеть вас?

Тогда они засветились. Они походили на живые статуи из меди или латуни, внутри которых горел огонь. Они не обжигали, но были довольно горячими. Ури выпрыгнула из постели и приняла изящную позу.

– Посмотрите на меня! Разве я не прекрасна?

– Он предпочитает меня, – сказала Баки, по-прежнему тесно прижимаясь ко мне.

Пожалуй, она не ошибалась, потому что я погладил ее по лицу, а она принялась облизывать кончики моих пальцев один за другим.

– Я пожертвовала собой ради вас, – объяснила она, закончив облизывать мои пальцы, – чтобы вы стали сильнее и навсегда остались моим господином. Сядьте – и вы убедитесь.

– Я тоже пожертвую, – сказала Ури. – Укусите меня. Куда угодно!

Я сел и обнаружил, что Баки права. Я обнаружил также, что сильно вспотел, а в комнате жутко холодно. По крайней мере, так казалось. На дворе стояла весна, причем ранняя, и ночи были холодными. Я попросил девушек принести мне дров и трут, а когда они сказали: «Хорошо, господин», попросил принести еще мою одежду, Мечедробитель, а также мой лук и колчан. Я объяснил, что такое Мечедробитель, и они пообещали поискать.

На мгновение мне показалось, что комната полна летучих мышей. Потом дверь открылась. Я увидел за дверью крохотный красный огонек, а затем она с грохотом захлопнулась. Я встал с кровати и завернулся в одеяло. Я чувствовал себя не очень хорошо, но и не особенно плохо – только мне казалось, что я тронулся умом. Я открыл дверь и увидел, что красный огонек горит в так называемом крессете. Тогда я еще не знал этого слова, но так называется подвесная железная чаша, в которой жгут масло или другое горючее вещество для освещения комнат. Один крессет находился прямо напротив моей двери, а позже я обнаружил, что они развешаны по всему замку. При виде огня я обрадовался, поскольку теперь мог растопить камин, если найду дрова. Я отправился на поиски и в одной из комнат рядом с камином нашел ящик дров. Я утащил к себе весь ящик, и к тому времени, когда Ури с Баки вернулись, в моем камине вовсю полыхал огонь.

Глава 34

РЫЦАРЬ

Когда я проснулся на следующее утро, Ури и Баки исчезли. Так случалось почти каждый раз, когда они проводили со мной ночь, – сейчас я объясню почему и впоследствии уже не стану останавливаться на этом. Они не выносили нашего солнца. Солнечный свет причинял им боль, и если они долго находились на солнце, то становились почти невидимыми. Поэтому обычно они возвращались в Эльфрис до рассвета и задерживались дольше только в пасмурные облачные дни. Если им приходилось остаться, они старались держаться в тени. Тогда я этого не понимал и потому решил, что они мне приснились. …

Я собирался встать с кровати и проверить, действительно ли под ней лежат Мечедробитель и лук, когда в дверь постучали.

– Войдите, – сказал я.

Он был выше и крупнее меня: настоящий великан, белокурый, с густыми, довольно темными усами. Он понравился мне с первого взгляда, поскольку я сразу увидел, что он хочет подружиться со мной, но не знает толком, как предложить свою дружбу. (Мне хорошо знакомы такие чувства.)

– Надеюсь, я не разбудил вас, – сказал он.

Я не знал, разбудил или нет, поскольку он мог стучать не один раз, но я сказал «нет». Судя по яркому свету, лившемуся в окно, и по особому запаху нагретого солнцем воздуха, дело уже близилось к полудню.

– Я сэр Воддет из Истхолла. – Он протянул мне руку. Я сел и обменялся с ним рукопожатием.

– Сэр Эйбел.

– Вообще-то я не должен находиться здесь. – Он осмотрелся по сторонам и увидел маленькую табуретку. – Вы не возражаете, если я сяду?

– Нисколько, – сказал я.

– Никаких посетителей, приказ Его Скупейшества – но он просто боится, как бы кто-нибудь вас не убил. – Воддет выдвинул нижнюю губу и задумчиво подергал свой ус (как впоследствии делал при мне не раз). – И кто-нибудь действительно может. Не я, а кто-нибудь другой.

К тому времени я уже достаточно проснулся, чтобы вспомнить рассказ Модгуды.

– Вы спасли меня.

– Я пытался. И не я один.

– Ваш оруженосец прикрыл меня своим телом, защищая от мечей. Так мне сказали. Я этого не помню.

– К тому времени вас уже свалили наземь. – Воддет снова подергал ус. – Вот в чем беда с такими драками. Никакого представления о чести. Хотя в случае с вами они вряд ли стали бы соблюдать кодекс чести.

Я не понял, о чем он говорит, но сказал:

– Да, пожалуй.

– Я тоже дрался с вами. Вы двинули меня вот сюда. – Он показал. – Чуть дух из меня не вышибли. К тому времени, когда я поднялся на ноги, они уже собирались наброситься на вас с мечами. Я крикнул им остановиться, и именно тогда Йонд прикрыл вас своим телом.

– Я в долгу перед вами. Обязан вам жизнью.

– Нет. – Воддет потряс головой. Он был настоящим великаном, а из-за копны соломенных волос его и без того крупная голова казалась еще крупнее, примерно одиннадцатого размера. – Мастер Тоуп и мастер Агр тоже пытались защитить вас. Какой-то мерзавец всадил меч Тоупу в спину за то, что он старался спасти честь герцогского двора.

– Да, мне говорили. Я собираюсь нанести мастеру Тоупу визит сегодня.

Воддет удивленно поднял брови.

– Рад слышать, что вы уже достаточно оправились для этого. Я не хотел убивать вас. Хотел просто отдубасить хорошенько – и попытался. Вы здорово орудуете кулаками, сэр Эйбел.

– Но не пикой.

– Это точно, – ухмыльнулся Воддет.

– Но я научусь. А почему вы хотели меня отдубасить?

Он смерил меня оценивающим взглядом:

– Вы благородных кровей?

– В смысле, знатного ли происхождения? Нет.

Воддет потряс головой.

– Выражение «знатное происхождение» подразумевает под собой наследуемые титул и земельные владения. А выражение «благородная кровь» означает лишь, что ваши предки никогда не занимались торговлей или ремесленным трудом.

Я объяснил, что оба наших деда были фермерами, а отец держал лавку.

– Мне бы очень хотелось выдать себя за королевского сына, в младенчестве потерянного родителями, – сказал я, – но в такой истории не было бы ни слова правды.

Воддет избегал смотреть мне в глаза.

– Понимаете, Эйбел, когда человек благородных кровей…

– Сэр Эйбел, – поправил я.

– Хорошо. Но когда человек благородных кровей, вроде меня и остальных, встречается с человеком неблагородных кровей, который объявляет себя рыцарем, таковым не являясь, тогда…

– Что тогда?

– Ну, мы должны избить его. Не до смерти, просто задать хорошую трепку. И то же самое, если он говорит человеку благородных кровей, что тот таковым не является.

– Ладно. Один парень сказал мне, что я не настоящий рыцарь, а я сказал в ответ, что я-то рыцарь, а вот он нет.

Воддет кивнул.

– Мы не могли утверждать наверняка, что вы не рыцарь, хотя никто из нас не верил вам. Но когда вы сказали, что сэр Хермад не рыцарь, мы получили свободу действий.

– Понимаю. Но я действительно рыцарь. Если вы мне не верите, давайте драться.

– На пиках? – улыбнулся Воддет.

– Нет, здесь и сейчас. У вас есть меч. Или вы боитесь обнажить его?

– Нисколько! – Он выхватил меч из ножен еще прежде, чем поднялся на ноги, а поднялся он стремительно. Стальной клинок сверкнул в воздухе, и через долю секунды острие уперлось мне в горло. Потом он сказал: – Однако вы объявили себя рыцарем. Я не могу убить невооруженного рыцаря. Кодекс чести.

– Я же рассказал вам про свою родню. Я не благородных кровей, и кодекс чести на меня не распространяется.

– Но я-то благородных. – Воддет убрал меч в ножны почти так же быстро, как извлек оттуда. Он с трудом сдерживал улыбку. – Мне придется посоветоваться с герцогским церемониймейстером.

Я сказал, что предпочел бы находиться с ним в дружеских отношениях.

– Я же протянул вам руку. – Он пожал плечами. – И все-таки жаль, что у вас нет достойных предков. Тогда нам обоим было бы легче.

– Я сам достойный предок для своих будущих потомков, – сказал я.

Потом я навестил мастера Тоупа, как и собирался. Возвращаясь, я буквально на пороге своей комнаты столкнулся с мастером Агром и высоким седобородым мужчиной в красном бархатном плаще. Мастер Агр удивился, увидев меня живым и здоровым, и сказал:

– Вот он, ваша светлость!

Я понял, что вижу перед собой герцога Мардера, и потому поклонился. Наверное, я бы в любом случае догадался, по одежде.

Мардер улыбнулся:

– Я слышал, вы прикованы к постели.

– Был до вчерашнего дня, ваша светлость. Сегодня мне уже лучше.

– И гораздо лучше.

– Да, ваша светлость.

– Мы пришли проведать вас и обнаружили в комнате пустую постель. Я испугался, что вас убили, а тело спрятали. Где вы были?

Я объяснил, что ходил поблагодарить мастера Тоупа.

– Я хотел выразить благодарность и вам, мастер Агр, только ваш человек сказал, что вы отправились к его светлости. Я… вы оказали мне великую услугу. Если вам когда-нибудь понадобятся мои услуги или вообще любая помощь, только дайте мне знать. Вряд ли мне удастся отблагодарить вас в полной мере, но я постараюсь.

Мардер прочистил горло.

– Вы знаете, кто я такой, молодой человек. Я же знаю только то, что сообщил мне о вас мастер Агр, и мне хотелось бы послушать, что вы сами расскажете о себе. Кто вы такой?

– Я сэр Эйбел Благородное Сердце, ваша светлость. Рыцарь, готовый служить вам охотно и преданно.

– И безденежный к тому же, – тихонько добавил Агр.

– Не совсем, но я действительно беден.

Мардер кивнул, с серьезным видом.

– У вас нет поместья? И мало денег? Что у вас есть?

– Одежда, которая сейчас на мне, и еще кое-какие носильные вещи, если мой слуга не сбежал с ними. Несколько подарков, преподнесенных мне лордом Олофом и лордом Танрольфом. – Я мгновенно устыдился своих слов насчет Поука и потому торопливо добавил: – Я дурно отозвался о своем слуге, ваша светлость. Он бы никогда не обокрал меня, а мне следует поменьше трепать языком.

– И это все?

– Еще кольчуга, но она повреждена, ваша светлость. Мы отдали ее в починку в Форсетти. Стальной шлем. Мечедробитель, лук и несколько стрел.

– Оружие я спрятал под замок, – сказал Агр Мардеру.

– Верните его по первому же требованию, мастер Агр.

– Непременно, ваша светлость.

Мардер внимательно разглядывал меня.

– Если я приму вас на службу, вам придется трудно, сэр Эйбел.

– Я явился сюда не для того, чтобы нежиться в постели, ваша светлость.

– Вас пошлют сражаться с моими врагами. Когда вы вернетесь с одной войны, вас сразу же пошлют на другую. Вы меня понимаете?

– Понимаю, ваша светлость, – кивнул я. – Я был другом сэра Равда.

Глаза у Мардера чуть округлились:

– Вы присутствовали при его кончине?

– Нет, ваша светлость. Тогда я был еще ребенком, но я бы бился плечом к плечу с сэром Равдом. И думаю, принял бы смерть вместе с ним.

Мардер открыл было рот, но потом спохватился и прикусил язык, а мастер Агр явно почувствовал неловкость.

– Он погиб, сражаясь за вас, ваша светлость, – сказал я.

Агр откашлялся.

– С тех пор прошло четыре года, – сказал Мардер. – Действительно, большой срок для человека вашего возраста. Вчера вас оглушили ударом тренировочной пики. Так мне доложили.

– Я получил удар по голове, ваша светлость. И больше ничего не помню.

– Сэр Равд был моим самым верным рыцарем, сэр Эйбел. Я любил его как сына.

Я сказал, что меня это не удивляет.

– Его оруженосец сказал, что ему самому разбили голову на поле боя. А когда он пришел в чувство, волки уже пожирали мертвые тела. Так вы говорите, вы были другом сэра Равда?

– Да, ваша светлость. Я был его проводником в лесу. – Я тут же подумал, что в Митгартре наверняка не один лес, а потому добавил: – Который находится к северу от Иррингсмаута.

– Вы не присутствовали при кончине сэра Равда?

– Нет, ваша светлость. Тогда я находился в другом месте.

– Значит, вам кто-то рассказал о его смерти. Кто именно?

– Никто. – Внезапно у меня возникло ощущение, будто незримая рука сдавила мне горло. – Я нашел меч сэра Равда, ваша светлость. Вот и все. Клинок был сломан. Мы перебили шайку разбойников, ваша светлость. Я, мой пес и один человек по имени Тауг. Сломанный меч я нашел среди награбленного добра. Я увидел его, поднял и…

– Понятно. Вас было только двое? Вы и воин, которого вы упомянули?

– Тауг не воин, ваша светлость. Просто крестьянин.

– И сколько разбойников, вы говорите, было в шайке?

Я ничего такого не говорил, а когда он спросил, я понял, что не помню точно. Я так и сказал, после чего добавил:

– Их считала Ульфа, ваша светлость. В смысле, мертвые тела. Она дочь Тауга. Кажется, она называла число «двадцать три».

– Неужели вы думаете, что его светлость поверит в такое? – раздраженно бросил Агр.

– Я рыцарь, – сказал я. – Я не стану лгать. Во всяком случае, герцогу.

– Ну конечно!

Мардер знаком велел Агру замолчать.

– Я надеялся, что вы расскажете мне что-нибудь о смерти сэра Равда…

– Я рассказал вам все, что знаю, ваша светлость.

– …и скажете, соответствует ли действительности история оруженосца. Он уже достиг возраста, когда посвящают в рыцари.

– Возможно, он говорит правду, ваша светлость, – сказал я, – но наверняка я не знаю.

– Теперь он оруженосец сэра Хермада. Сэр Хермад, насколько я понимаю, выведен из строя? – Мардер взглянул на Агра.

Агр кивнул, с весьма хмурым видом.

– В таком случае пусть ухаживает за своим господином. Чтобы занять время. Сэр Эйбел, если вы были проводником сэра Равда в северных лесах, значит, вы общались и с оруженосцем Своном тоже?

Я ответил утвердительно.

– Вы ничего больше не хотите сказать мне?

Ты легко догадаешься, о чем мне страшно захотелось рассказать тогда. Только я сдержался.

– Ничего такого, о чем бы я еще не сказал, ваша светлость.

– Вас самого избили до полусмерти на арене. И никто не доложил мне о случившемся, – Мардер бросил короткий тяжелый взгляд на Агра, – покуда я не заметил синяки под глазами и выбитые зубы. Не говоря уже о сломанном носе сэра Видара. Я допросил всех.

Я не мог придумать ничего такого, что можно было бы сказать, не рискуя вызвать гнев герцога.

– Вы хотите служить мне, сэр Эйбел?

– Да, ваша светлость. – Произнести эти слова мне не составило труда.

– Задаром, хотя у вас нет ни скильда?

– У меня есть несколько, ваша светлость. Я не совсем нищий.

– Вы упоминали о слуге. Как вы собираетесь расплачиваться с ним?

– Да, ваша светлость, у меня действительно есть слуга. Его зовут Поук. Он служит мне задаром, ваша светлость.

– Понятно. Хотя, может, у него своя корысть. Он что, слепой? Увечный? Хромой? Покрыт паршой?

– Он слеп на один глаз, ваша светлость.

– И, бьюсь об заклад, плохо видит другим, – тихо пробормотал Агр.

– Нет, сэр. У Поука зоркие глаза… то есть зоркий глаз. Вы и его светлость хотите знать, почему он служит мне бесплатно, и я бы ответил вам, когда бы сам знал. Но я не знаю.

– В таком случае обсуждать данный вопрос не имеет смысла. Мастер Агр объяснил вам мои правила? Правила приема рыцарей на службу?

– Нет, ваша светлость.

– Рыцаря с громким именем я принимаю на службу сразу. Он должен только присягнуть мне на верность. Это ритуал.

– Я с радостью дам вам клятву, ваша светлость.

– Не сомневаюсь. А когда мне хочет присягнуть на верность рыцарь, не пользующийся особой славой, я либо сразу отвергаю его, либо беру на службу неофициально и временно – до той поры, покуда он не получит возможность показать себя в деле. Я приму вас на таких условиях, коли хотите.

– Очень даже хочу, ваша светлость, – сказал я. – Спасибо огромное.

– Станьте на колени! – прошипел мастер Агр. – На одно колено!

Я опустился на одно колено и склонил голову. Это походило на обряд посвящения в рыцари.

– Вы принимаете меня на испытательный срок, ваша светлость, но я раз и навсегда принимаю вас как своего господина… господина…

Меня сбила либо Ури, либо Баки. Одна из них наблюдала за нами и хихикала. Мардер и Агр не слышали ее, но я слышал.

– …Господина и повелителя, которому я сохраню верность до самой смерти. – Так я завершил свою фразу, но концовка вышла слабоватой.

– Хорошо. Снаряжение у вас весьма скромное, сэр Эйбел.

Я поднялся на ноги.

– Боюсь, вы правы, ваша светлость.

– Я намерен послать вас в бой против моих врагов, чтобы вы проявили себя наилучшим образом, как вы, я уверен, и сделаете, но я не могу отправить вас на войну плохо вооруженным, поскольку дорожу своим добрым именем.

– Ваша светлость, я слышал, что у рыцарей существует обычай нести дозор у моста и вызывать на поединок любого рыцаря, желающего пересечь реку. Если вы позволите, я добуду себе кольчугу, копье и хорошего коня. Все необходимое.

Агр фыркнул.

– Без коня, пики и щита? Да вас убьют.

Я пожал плечами:

– Все равно мне бы хотелось попытаться.

– В молодости я испытывал свои силы таким образом, сэр Эйбел. Полагаю, тогда я был примерно вашего возраста. Это вам не турнирный поединок на затупленном оружии. Я могу показать вам шрамы.

– Я еще ни разу не бился на поединке с рыцарем. Но у меня тоже есть шрам и множество синяков.

– В свое время я тоже ходил весь в синяках.

– Не сомневаюсь, ваша светлость, – сказал я. – Тогда было ваше время, как вы сказали. Теперь настала моя очередь, и я хотел бы попробовать.

Несколько мгновений Мардер хмуро смотрел на меня. Потом лицо у него смягчилось, и он разразился хохотом.

– И такие речи ведет зеленый юнец с разбитой головой! – Он подтолкнул локтем Агра. – Не хочешь отправить нашего богатыря воевать с ангридами? Он пойдет, могу поклясться!

– Пойдет, ваша светлость, – мрачно кивнул Агр, – коли вы дадите ему коня.

– А коли не дадите, пойду пешком, ваша светлость.

– Теперь выслушайте мое решение. – Мардер перестал смеяться и говорил совершенно серьезно. – Две недели вы должны оставаться здесь, в Ширволе, чтобы восстановить силы. По истечении же названного срока мастер Агр обеспечит вас всем необходимым. Вы отправитесь к какому-нибудь отдаленному мосту, броду или теснине, как вы и хотели, и встанете там караулом. Вы останетесь на посту до зимы. Когда залив покроется льдом, вы вернетесь и расскажете нам, как ваши дела.

– А если он проиграет первый же поединок, ваша светлость? Тогда мы потеряем все снаряжение, которое я выдам.

– Посмотри, как он улыбается, Агр.

Агр посмотрел, но без всякого удовольствия.

– Он будет рисковать жизнью. А мы всего лишь рискуем потерять пару коней, несколько пик да кольчугу.

Во второй половине дня в замок явился Поук и нашел меня на плацу во дворе наблюдающим за учебными поединками на палицах. Он принес мне чистую одежду.

– Хотел перетащить сюда все вещи, сэр, но хозяин трактира не позволил. Говорит, сначала мы должны заплатить – за две ночи и жратву.

– Мы уладим с ним дела сегодня же, – сказал я. – Трактир ведь недалеко, прямо у подножья холма.

– Чуть дальше, сэр.

– Не намного. Но прежде чем мы отправимся в Форсетти, я хочу провести несколько тренировочных поединков. Наблюдай за мной внимательно и говори, что, по-твоему, я делаю неправильно.

Он так и сделал. Ближе к вечеру, когда мы ехали в Форсетти на взятых на время лошадях, Поук спросил:

– Этим занимаются все рыцари, да? Вот так скачут с оружием навстречу друг другу, как делали вы с сэром, э-э…

– С сэром Воддетом. – Я кивнул. – Да.

– Смотрится здорово, сэр, но мне это занятие кажется совершенно бессмысленным.

Я пустился было в объяснения, но он сразу же перебил меня:

– Скажем, я иду пешком. Если я увижу, что вы скачете на меня с вашим длинным копьем…

– С пикой, – поправил я.

– …и на вашем огромном коне, я просто отпрыгну в сторону, верно? Я не люблю лошадей. – Он посмотрел на свою лошадь с заметной неприязнью. – Но если бы я ехал верхом, я бы просто объехал противника.

– Я еще не научился обращаться с пикой, – сказал я. – Но искусный рыцарь на полном скаку попадает острием пики в подвешенное в воздухе кольцо размером не больше твоей ладони. Поэтому, если собираешься отпрыгнуть в сторону, тебе стоит отпрыгнуть подальше.

Поук взглянул на меня с сомнением.

– А что касается попытки объехать противника, то хорошо вооруженный рыцарь убьет тебя в десяти случаях из десяти. Ты и охнуть не успеешь, как окажешься насаженным на пику. Это если вы с ним встретитесь один на один.

– Пожалуй.

– В бою же на тебя скачет длинная шеренга рыцарей, а за ней еще одна, если это войско, подобное войску короля Арнтора. Отряды кавалерии, состоящие из оруженосцев и тяжеловооруженных воинов, прикрывают фланги. А лагерь неприятеля охраняют пехотинцы и лучники. Я знаю все это, поскольку задавал мастеру Тоупу такие же вопросы. Конечно, отряд рыцарей можно разбить, особенно в горах, когда неприятель атакует сверху, бросая копья и скатывая вниз бревна. Но это всегда непросто.

Поук медленно кивнул:

– Да, сэр. Надеюсь, с вами такого не случится, сэр.

– Я тоже. Но я знаю, что безопасных сражений не бывает. Я надеюсь заслужить воинские награды от герцога Мардера, Поук. Воинские награды и хороших коней, и еще много чего. Собственное поместье. Пусть я никогда не стану равным по положению королеве Дизири, но мне бы хотелось сократить дистанцию между нами. Лорд Олоф говорил мне, что королевы не раз выходили замуж за рыцарей. Это не такое уж неслыханное дело.

– Я просто надеюсь, что вас не убьют, сэр, – потряс головой Поук. – Вот и все.

– Спасибо, – сказал я, и потом мы некоторое время ехали под теплым весенним солнцем в молчании. Однако меня беспокоила совесть, и в конце концов я сказал: – Помнишь, я упомянул про пехотинцев, охраняющих лагерь, Поук? Если ты останешься со мной, ты станешь одним из них. У тебя будет боевой топор, куртка из вываренной кожи и стальная каска, надеюсь. И не только это, если у меня хватит средств.

– Это не страшнее, чем сражаться с остерлингами в море, сэр.

Мы как раз поднялись на возвышенность. Прикрыв ладонью глаза от солнца, я увидел в долине внизу богатый фермерский дом, мимо которого я недавно проезжал по пути из Форсетти в замок Ширвол.

– Вон ферма с хорошим колодцем, Поук. Там мы сможем напоить лошадей и напиться сами.

Глава 35

ОГРЫ

Мысленно Поук все еще находился на воображаемом поле боя.

– Если я буду охранять лагерь, я же не смогу присматривать за вами, сэр. А вдруг именно вы напоретесь на вражескую пику, сэр? Как же я разыщу вас в гуще сражения?

– Присматривать за мной во время боя придется моему оруженосцу, если у меня таковой будет.

– И все равно мне кажется, что рыцарям не имеет смысла биться на таких поединках, какие устраивали вы с сэром… сэром…

– Воддетом.

– Да. Вы ни разу даже не ранили своего противника, просто выбивали его из седла.

– Он выбивал из седла меня, Поук, – поправил я его. – Трижды.

– Нет, сэр, только два раза. А еще один раз…

– Итого получается три. В твоем рассуждении дюжина слабых мест, и едва ли нам стоит тратить время на то, чтобы опровергнуть все твои доводы.

– Как скажете, сэр.

– Кроме того, мы достигнем фермы раньше. Но должен сказать тебе, что я никогда не участвовал в настоящем верховом бою. Все, что я уже рассказал и расскажу потом о сражениях рыцарей, я узнал от сэра Равда, мастера Тоупа и сэра Воддета. Главным образом, от мастера Тоупа. Он просто кладезь знаний, и я мог бы слушать его часами.

– С виду славный домишко, сэр, – сказал Поук. Мазаные стены фермерского дома были побелены, а соломенная крыша казалась новой.

– Да, здесь явно не бедствуют. – Я помолчал, вспоминая возбужденный раскатистый голос мастера Тоупа. – Ты недоволен тем, что мы с сэром Воддетом не ранили – и тем более не убили – друг друга. Он выбил меня из седла, а как только мне представился случай, я выбил из седла его.

– Да! – с величайшим удовлетворением подтвердил Поук.

– Вот первое и самое главное, что тебе следует понять: мы с сэром Воддетом не пытались убить друг друга или хотя бы просто ранить. Рыцари сражаются с целью убить друг друга только на поле боя.

Поук неохотно кивнул.

– Мы использовали тренировочные пики, изготовленные из не очень прочного дерева. Учебная пика не должна быть особо прочной, иначе кто-нибудь может пораниться или даже погибнуть. Настоящая боевая пика изготавливается из самых прочных пород дерева и вдобавок снабжена острым металлическим наконечником. Мы с сэром Воддетом сражались тупыми пиками. Сильно ударив меня закаленным клинком, один из остерлингов сумел пробить мою кольчугу – помнишь? Острие раздвинуло пару колец, и этого оказалось достаточно.

– Да. Мы все боялись, что вы умрете, сэр.

– Я чудом остался жив и, наверное, в конце концов умер бы, если бы не Гарсег. Теперь представь на месте кинжала, пробившего мою кольчугу, тяжелую боевую пику, направленную могучей рукой рыцаря, скачущего во весь опор на коне.

Поук почесал затылок.

– Она пройдет сквозь кольчугу, точно нож сквозь бумагу, сэр.

– Ты все правильно понял. К тому же мы с сэром Воддетом целились в щиты друг другу. В основном, именно в щиты и приходятся удары пик в настоящем бою.

– А какой в этом толк-то? Я как раз об этом и говорил, сэр.

– Чаще всего никакого. Но боевые щиты гораздо длиннее тренировочных, а следовательно, тоньше – и наконечник пики иногда пробивает их. А если даже нет, все равно рыцаря можно выбить из седла таким ударом, каким сэр Воддет выбивал меня. Помнишь, я говорил тебе про вторую шеренгу рыцарей? Теперь представь, что ты рыцарь, сброшенный противником с коня и здорово оглушенный падением.

Мы подъехали к дому.

– Если вы не против, сэр, я бы предпочел не представлять себе такого. – Поук спрыгнул с лошади, вспугнув несколько уток и гуся. – Наверное, мне следует войти первым, сэр, и сообщить, кто вы такой.

На пороге дома появилась женщина средних лет.

– Мы мирные путники, – крикнул я, – желающие напоить своих лошадей и напиться сами. Позволь нам утолить жажду, и больше мы ни о чем вас не попросим.

Она не ответила, и я добавил:

– Если ты предпочитаешь отказать нам, так и скажи – и мы поедем дальше.

Поук быстрым шагом подошел к ней, ведя свою лошадь в поводу.

– Это сэр Эйбел, самый отважный из рыцарей герцога Мардера.

Женщина кивнула и смерила меня оценивающим взглядом.

– На вид вы человек отважный. И сильный.

– А также томимый жаждой. С утра я бился на поединках, а потом без шляпы ехал верхом под солнцем. Можно нам напиться воды?

Наконец она приняла решение:

– Могу предложить вам сидра, коли хотите. Это полезнее. А также пару крутых яиц и хлеба с колбасой.

До сих пор я не чувствовал голода, но, как только она упомянула про еду, я понял, что страшно проголодался, и сказал:

– У нас есть деньги, мэм, и мы с радостью тебе заплатим. Мы направляемся в Форсетти, чтобы рассчитаться с хозяином трактира, которому задолжали, и можем заплатить тебе тоже.

– Я угощаю. Входите же.

Женщина провела нас в кухню – просторное солнечное помещение с каменным полом, где со стропил свисали длинные связки луковиц.

– Садитесь. Вы, рыцари, проезжаете мимо до дороге почти каждый день, чему мы рады. Разбойники не беспокоят нас, только сборщики налогов. Но рыцари крайне редко заворачивают к нам. И не отвечают на наши приветствия.

– Наверное, они не так мучаются жаждой, как мы.

– Сейчас я принесу сидр. Бочонок стоит в погребе.

Она торопливо удалилась.

– Может статься, крепкий сидр. – Поук облизал губы. Я согласно кивнул, но продолжал думать о женщине и задаваться вопросом, что ей от нас надо.

Она вернулась с тремя деревянными пивными кружками, которые поставила на стол.

– Свежий хлеб. Ну, почти свежий. Вчера пекла. – Женщина вынула из кармана фартука колбасину, положила на деревянную тарелку и нарезала толстыми кусками, ловко орудуя длинным острым ножом. – Сырокопченая. Мы коптим колбасу три дня, и в сухом помещении она долго хранится.

Я поблагодарил женщину, и мы с Поуком поели колбасы, которая оказалась очень вкусной.

– Так, значит, вы сэр Эйбел? С виду вы похожи на обычного человека, не на рыцаря.

Я оторвался от своей кружки с сидром и сказал, что стараюсь не заноситься.

– Вы и вправду самый отважный из герцогских рыцарей?

– Конечно! – воскликнул Поук.

– Сомневаюсь, – сказал я, – но на самом деле не знаю. Честно говоря, я не думаю, что в замке Ширвол найдется рыцарь, который побоится скрестить со мной мечи. Но я тоже не побоюсь скрестить мечи с любым из них.

– А призраков вы боитесь?

Я пожал плечами:

– Я не боюсь ни одного человека на свете и не думаю, что мертвый мужчина страшнее живого.

– Я говорю не о мужчине. – Хозяйка взглянула на Поука, который осушил свою кружку и оставался на удивление трезвым. – Еще сидра?

Он помотал головой.

– Если речь идет о призраке женщины, – сказал я, – то, возможно, она ищет здесь свою собственность или нечто такое, чего она вправе требовать. Я разговаривал с одной старухой, живущей далеко на юге, которая много знает о призраках, и она сказала, что призрак женщины обычно означает, что женщина умерла насильственной смертью. Чаще всего они ищут справедливости.

– И не о женщине. – Хозяйка встала, чтобы принести нам буханку хлеба.

– О призраке ребенка? Это прискорбно.

– Если бы. – Она нарезала хлеб излишне медленно и аккуратно, словно стараясь совладать со своими чувствами.

– Вы говорите об эльфах? Но они не призраки.

– Полагаю, вы знаете, откуда пошли рыцари?

Я признался, что не знаю и никогда не задумывался об этом, и добавил, что с удовольствием выслушаю легенду.

– Это не легенда, а чистая правда. В давние времена здесь жили огры. И драконы тоже. А еще великаны. Те самые, что ныне живут в стране вечных снегов. Бессчетное множество великанов. Человек, убивший одного из них, становился рыцарем. Только потом всех перебили, и для того, чтобы стать рыцарем, приходилось совершать другие подвиги.

– Ты так и не сказала мне, о чьем призраке идет речь.

– Огра. Наверное, он погиб прямо здесь, потому что его призрак посещает мой дом.

Поук тревожно огляделся по сторонам, словно ожидая увидеть упомянутого призрака.

– Не беспокойтесь, – сказала хозяйка. – Он является только по ночам.

– В таком случае мы ничем не можем помочь, – сказал я. – Мы направляемся в Форсетти. – Я взял еще кусок сырокопченой колбасы, пока хозяйка не убрала ее со стола. – Но мы не можем остаться на ночь в городе. Или здесь. Я обещал мастеру Агру вернуть лошадей сегодня же вечером.

У нее вытянулось лицо.

– Полагаю, обратно мы будем возвращаться довольно поздно. Будет уже темно или почти темно. Мы можем заглянуть к тебе на минутку, убедиться, что у тебя все в порядке.

– Я и мои сыновья были бы страшно рады, сэр Эйбел. Мы бы вас накормили и ваших лошадей тоже.

– Точно! – щелкнул я пальцами. – Лошади-то не напоены. Пожалуйста, займись ими, Поук.

– Наверное, им нельзя давать много воды, сэр.

– Нельзя, когда лошади разгорячены. А сейчас они уже остыли – ведь они стояли в тени, отгоняя хвостами мух, покуда мы здесь ели. Напои их вдоволь.

– Слушаюсь, сэр. – И Поук торопливо вышел за дверь.

– Я живу и тружусь здесь со своими сыновьями, сэр Эйбел. Они сильные мальчики, оба, но они боятся встретиться лицом к лицу с призраком. Данс пытался однажды, и призрак чуть не убил его. Он больше года не мог оправиться.

Я сказал, что вряд ли здесь дело в одном только страхе.

– Призрак сломал бедняжке обе руки, одну чуть вообще не оторвал.

Мне сразу же захотелось поговорить с Дансом, но он отлучился по делам. Однако слова женщины хорошо запомнились мне.

Глава 36

«ПИВО С УСТРИЦАМИ»

В распивочной трактира «Пиво с устрицами» (большом, просто обставленном, грязном помещении, где пахло пивом, пролитым на столы и на пол) хозяин широким жестом протянул мне счет.

– Я не умею читать, – сказал я. – Во всяком случае, не разбираю местное письмо. Я бы хотел научиться, но сейчас тебе придется прочитать мне все вслух. – Я положил счет на стол. – Присядь и растолкуй, что здесь написано. Я вижу значки на бумаге, но не понимаю, что они значат.

Хозяин нахмурился:

– Хотите выставить меня дураком, да?

– Вовсе нет. Я не умею читать, и Поук тоже. Но мне хотелось бы знать, за что ты берешь с меня плату.

Он встал подле меня и ткнул пальцем в бумагу.

– Вот самое главное: итого пять скильдов.

– За три-то дня? Больно много, по-моему.

– Три дня проживания в моей лучшей комнате. Вот здесь. – Он указал пальцем. – Вот еда, вот выпивка.

Поук избегал смотреть мне в глаза.

– И еда для вашего пса. Вот здесь.

Я схватил мужчину за руку:

– Повтори. Расскажи подробнее.

– Еда для вашего пса. – Трактирщик явно чувствовал себя не в своей тарелке. – Такой большой коричневый пес в ошейнике с шипами – острыми, как акульи зубы. Мы дали ему костей с кухни, пару буханок несвежего хлеба, политых горячим жиром со сковородки, мясных обрезков и разных объедков – и я не требую платы за это. Но он еще стянул огромный кусок мяса, а оно стоит денег.

– Со мной не было пса, когда я снимал комнату. – Я сжал руку трактирщика покрепче, поскольку мне показалось, что он собирается пуститься наутек при первой же возможности. – Но раньше у меня действительно был пес, Поук его знает. Ты ведь показал пса Поуку, да? И спросил Поука, чей он?

Поук энергично помотал головой:

– Он не показывал мне никакого пса, сэр, клянусь. И вообще не говорил ни о какой собаке.

– Я хотел наказать тебя за то, что ты пил за мой счет, хотя знал, что у меня мало денег, – сказал я. – Но если ты лжешь насчет Гильфа, я не стану тебя наказывать. Если ты лжешь насчет Гильфа, мы с тобой расстанемся прямо здесь и сейчас, и впредь тебе будет лучше держаться от меня подальше.

– Я не видел в трактире никакого пса, сэр, – вскинул голову Поук, – и не слышал ни о каком псе. Ни от него, ни от кого-либо другого – ни о вашем псе по кличке Гильф, который у нас на глазах прыгнул за борт, ни о любой другой собаке.

Трактирщик тщетно пытался вырваться.

– Почему ты не показал пса Поуку? – спросил я.

– Я хотел, но он спал.

– Прошлой ночью, упившись твоим пивом. Неужели он сказал, что я разрешил ему пить, сколько влезет?

Трактирщик ничего не ответил.

– Ты сказал, что пес украл кусок мяса. Почему ты не показал его моему слуге после этого? Разве Поук не оставался здесь, пока за ним не пришла Модгуда?

– Она прислала за мной мальчика на лошади, – пояснил Поук. – Я отправился в замок вместе с ним, пристроившись в седле сзади.

– Значит, сегодня утром Поук бодрствовал, – сказал я. – Раз посыльный встретился и поговорил с ним.

– Мы не могли поймать пса, сэр Эйбел. Он хитрый.

– Ты тоже. – Я подумал о счете и нескольких золотых септрах, оставшихся у меня. Я мог бы заплатить, но тогда лишился бы денег зазря. – Я не намерен платить за мясо. Ты не стал бы кормить объедками и всем прочим пса, укравшего огромный кусок мяса, – значит, ты уже знал, что он здесь, и не сделал ничего, чтобы помешать ему стянуть мясо, которое наверняка валялось на кухне без присмотра.

– Хорошо, – сказал трактирщик. – Отпустите мою руку, и я вычеркну из счета стоимость украденного мяса.

– А сколько ты собирался взять за него?

– Три капа. Я не возьму с вас за мясо, я же сказал. Отпустите меня.

Я помотал головой и поднялся на ноги.

– Нет. У меня к тебе предложение. Я заплачу три капа… – Свободной рукой я выудил из поясного кошелька три большие медные монеты и бросил на стол. – А ты покажешь мне пса, прямо сейчас, и я заберу его. И отпущу тебя. Ты согласен?

– Я не могу. Он убежал.

Я сгреб со стола монеты.

– В таком случае я не стану платить за еду для пса. Ты позволил ему убежать, хотя должен был сообщить о нем моему слуге. И я не заплачу ни единого медяка за напитки, употребленные Поуком. Вычеркни из счета стоимость выпивки, а потом мы с тобой обсудим все остальное. Если ты не обсчитал меня, я заплачу за все.

– С вас пять скильдов, – упрямо повторил трактирщик. – Пять, минус три капа за еду для пса. Платите – или я позову стражу.

Я поднял его в воздух, перевернул вверх ногами и бросил на пол.

– Теперь я живу в замке Ширвол. Ты можешь отправиться искать справедливости к герцогу Мардеру, и я уверен, ты найдешь ее, коли попытаешься. Только сперва подумай, так ли уж она тебе нужна. Справедливость нужна не всем и не всегда.

Оставив трактирщика лежать на полу, мы поднялись в свою комнату, умылись и переоделись там, а потом упаковали все наши вещи, взятые с «Западного купца».

Когда мы снова спустились вниз, за дверью распивочной нас подстерегал рыцарь в зеленой накидке. Он попытался нанести мне рубящий удар по голове, а когда я пригнулся, меч вошел глубоко в косяк. Я набросился на рыцаря прежде, чем он успел выдернуть клинок, и сбил с ног.

Когда я приставил ему к горлу острие его собственного кинжала, он попросил пощады.

Я согласно кивнул, встал с пола и смахнул пыль с коленей.

– Я сэр Эйбел Благородное Сердце, и я требую ваши доспехи, ваш щит, все ваше оружие, кроме меча, а также вашего коня – или коней, коли у вас больше одного, – и ваш кошелек. Отдайте мне все перечисленное – и можете идти.

– Я сэр Нитир из Фейрхолла. – Он поднялся на ноги и поклонился. – Ваше предложение весьма великодушно. Я принимаю его.

Поук презрительно фыркнул, и я взглядом велел ему заткнуться.

Нитир отстегнул свой щит и прислонил к стойке, потом снял железный подшлемник, накидку, кольчугу и сложил все на ближайшем столе.

– Мой шлем приторочен к луке седла, – сказал он. – Можно мне оставить себе накидку? На ней вышит мой герб.

Я кивнул.

– Благодарю вас. – Он отвязал от пояса кошелек и вручил мне. – Там пять скильдов и несколько медяков. Вы сказали, я могу оставить себе меч. Это распространяется на ножны и перевязь?

Я снова кивнул.

– Хозяин трактира сказал, что вы разбойник. Чуть позже я поговорю с ним.

– Я тоже, – сказал я, а потом велел Поуку пойти взглянуть на коня и добавил, что он должен описать мне всех коней, коли там больше одного.

– Там три коня, – сказал Нитир. Он небрежно вытащил меч из ножен. – И заодно кликни сюда моего оруженосца, малый.

Поук торопливо вышел.

Я посмотрел вслед Поуку, чего делать не следовало, ибо Нитир тут же сделал молниеносный выпад и чуть не пронзил меня насквозь. Я отпрыгнул, с трудом удержавшись на ногах, и острие клинка чиркнуло по моей накидке. Следующий рубящий удар, произведенный сверху вниз, убил бы меня, если бы меч не задел о низкий потолок. Так или иначе, я выхватил из ножен Мечедробитель и плоским торцом ударил Нитира в лицо. К тому времени, когда в дверях появился оруженосец, Нитир сидел на полу, пытаясь остановить кровотечение. Оруженосец бросился к нему на помощь, но Нитир не отнимал рук от лица и не показывал ему своей раны. И ничего не говорил.

– Теперь ваши лошади принадлежат мне, – сказал я оруженосцу. – Поук, среди них есть боевой конь?

– Конь, на котором он ехал, точно хороший, – сказал Поук. – Я не знаю, боевой или нет, но хороший. Потом там еще его конь… – Поук указал на оруженосца, – и вьючная лошадь.

– Все вещи, что на вьючной лошади, тоже принадлежат мне, – сказал я оруженосцу. – Я забираю вьючную лошадь и коня твоего господина. Конь, на котором ты ехал, твой собственный? Или сэра Нитира?

– Сэра Нитира, сэр…

– Эйбел.

– Сэр Эйбел. Я… я… У вас нет доспехов.

– Теперь есть. Я дарю тебе коня, на котором ты ехал. Слушай внимательно. Я по праву забрал у него коня, когда одержал верх в схватке, и просто подарил тебе. Теперь, когда он стал твоим, я хочу, чтобы ты положил на него своего господина и отвез куда-нибудь, где есть лекарь.

Оруженосец кивнул:

– У него здесь дом неподалеку, сэр Эйбел. Я… Вы настоящий рыцарь. Я надеюсь вскоре тоже стать настоящим рыцарем.

Я пожелал пареньку удачи.

– Должен признаться, что я был среди тех, кто избил вас на учебном плацу. Вам не следует дарить мне Резвого.

– Я не возьму Резвого обратно, – сказал я. – Он твой. Положи на него своего господина и увези отсюда.

Мы с Поуком вышли наружу и проводили их взглядом. Когда они скрылись за первым поворотом извилистой улицы, Поук спросил, не надо ли посмотреть, что за вещи достались нам вместе с вьючной лошадью. Я отрицательно потряс головой и велел найти трактирщика.

– Здесь, сэр? Да он уже давно умчался отсюда на всех парусах.

– И все-таки поищи. Тут наверняка есть какие-то работники – повар, слуги и тому подобное. Найди и их тоже. Я буду в распивочной примерять доспехи сэра Нитира.

Здесь остался и меч Нитира. Он был мне не нужен, но я обрадовался возможности хорошенько его рассмотреть.

Хотя он немного превосходил длиной меч сэра Равда и весил чуть больше, я не думал, что он столь же хорош. Желая проверить качество клинка, я вонзил его в столешницу стойки. Он вошел в дерево на пять-шесть дюймов и застрял. Я оставил меч там.

Я уже надел кольчугу Нитира и затягивал шнуровку (что довольно трудно сделать, когда на тебе кольчуга), когда вернулся Поук с плотной румяной женщиной.

– Это жена трактирщика, – объявил он. – А это мой господин, сэр Эйбел Благородное Сердце.

Женщина вежливо присела, а я объяснил, что снимал у них комнату трое суток.

– Переднюю комнату наверху, – добавил Поук.

– Этого малого я знаю. – Жена трактирщика ткнула через плечо большим пальцем, указывая на Поука. – А вот вас в первый раз вижу, сэр Эйбел. Он сказал мне, что служит рыцарю, только я нисколечко не поверила. Он моряк, сэр, а они любят плести всякие небылицы.

– Моряки видят много чудес, в которые трудно поверить. – Я пожал плечами. – Вы бы ему поверили, если бы он рассказал вам про остров Глас?

– Нет, сэр!

– Я вас не виню. Но я тоже видел остров Глас и даже гулял по нему. Моряки лгут так же, как мы, и по тем же причинам. Но я говорю вам правду.

– Я вовсе не собираюсь лгать вам, сэр Эйбел.

– Благодарю вас. Скажите мне правду сейчас, и мы с вами останемся добрыми друзьями. Вы знаете, где ваш муж? Я хотел бы поговорить с ним.

– Понятия не имею, сэр Эйбел. Похоже, он отлучился куда-то.

– Да, похоже. Перед уходом он рассказал мне о псе, появившемся в трактире. О таком большом коричневом псе в ошейнике с шипами.

– С шипами, – кивнула женщина, – и с обрывком цепи.

– Ясно. Ваш муж решил, что это мой пес, и надеюсь, он не ошибся. Я давно потерял своего пса. Вы знаете, где он сейчас?

– Нет, сэр. Я видела его вчера, но не знаю, куда он делся. Мы все гонялись за ним, чтобы отобрать у него кусок мяса, украденный с кухни, но он убежал. Такой огромный пес, с висячими ушами и могучей грудью.

– По описанию похоже на Гильфа. Если он вернется, будьте с ним поласковее и сразу же сообщите мне. Я живу в замке Ширвол.

– Я постараюсь, сэр.

Внимание женщины привлек меч Нитира, воткнутый в стойку. Я сказал, чей это меч, и сказал также, чтобы ни она, ни ее муж не трогали его, покуда Нитир за ним не вернется; и женщина снова почтительно присела.

– Я понимаю, он будет мешать… – начал я.

Она помотала головой:

– Люди будут приходить сюда посмотреть на меч, сэр Эйбел, и будут пропускать кружечку-другую, покуда глазеют на него и слушают наши рассказы. Мы хорошо заработаем на этом.

– Надеюсь. Но когда сэр Нитир снова здесь появится, вам придется отдать его. Скажите ему, что я оставил меч, поскольку он мне не нужен.

– Он ваш друг, сэр Эйбел?

Поук рассмеялся.

– Он имеет зуб против меня, – сказал я. – По-видимому, сэр Нитир следовал за мной до трактира и поверг в бегство вашего мужа еще до нашей с ним схватки. Вы заметили, что он сделал с дверным косяком?

Женщина неохотно кивнула.

Мой счет лежал на прежнем месте. Я взял листок и показал хозяйке.

– Мы с вашим мужем обсуждали вот это. Он насчитал пять скильдов. Мне сумма показалась непомерно большой.

Она внимательно просмотрела счет.

– Иногда он заходит слишком далеко, сэр Эйбел. Горн – он такой.

– Все мы иногда заходим слишком далеко. Вы умеете писать?

Она кивнула.

– Я дам вам четыре серебряных скильда, если вы напишете здесь «полностью оплачено» и поставите свою подпись.

Женщина торопливо ушла и вскоре вернулась с чернилами, песком и гусиным пером.

Глава 37

ЗЕЛЕНЫЙ РЫЦАРЬ

Я уже вдоволь наездился верхом с утра и стер себе всю задницу, но поставил левую ногу в стремя и вскочил в седло с таким видом, будто мне все нипочем. Конь Нитира оказался норовистым гнедым жеребцом с белой отметиной, нервным и горячим, но недостаточно крупным для настоящего боевого коня. Зеленая пика (с развевающимся на ней вымпелом) стояла торчком над отличным боевым седлом из зеленой кожи.

Жеребец метнулся в сторону, звонко перестукивая подковами по булыжной мостовой.

– Хорошо, что он достался вам, а не мне, – сказал Поук, заканчивая приторачивать щит Нитира к тюку на вьючной лошади.

– Поосторожнее со щитом, – сказал я. – Это единственная стоящая вещь.

– Только на нем опознавательный знак прежнего владельца, сэр. – Поук завязывал последний узел.

– Ты хочешь сказать «герб». – Я туго натянул поводья, пытаясь приструнить жеребца.

– Да, сэр. Баран с большими рогами, только в конечном счете они оказались недостаточно большими.

– Мы все закрасим. А сейчас давай: три перекрестка вверх по склону и четыре на запад.

Поук кивнул, с сомнением глядя на свою лошадь.

– Там еще вывеска с изображением молота и клещей, сэр.

– Ты сможешь вести двух лошадей?

– Если они пойдут на буксире, сэр.

Оружейник, которому мы отдали в починку мою старую кольчугу, был крупнее и моложе мастера Мори и говорил медленнее. Он взял мою новую кольчугу, тихо присвистнул и отошел к окну, чтобы разглядеть получше.

– Она досталась мне от сэра Нитира, если это имеет значение, – сказал я.

– Двойная. Не местной работы, но весьма неплохая.

– Если бы ты расставил плечи и рукава…

– Запросто, сэр Эйбел. Но такая работа стоит денег.

– Эти кольчужные штаны… я даже не знаю, как они тут у вас называются. Я отдам их тебе, коли взамен получу кольчугу своего размера.

Он протянул мне руку.

– Мне нужно снять с вас мерки, сэр Эйбел. Я подгоню кольчугу вам по фигуре, когда вы зайдете в следующий раз – и если вы зайдете утром, то уже вечером получите все в наилучшем виде.

– Спросите насчет щита, сэр, – сказал Поук. – Он же вам нравится.

– Нравится. – Я взял у него щит и показал оружейнику: – Ты можешь закрасить барана так, чтобы не испортить вещь?

– Запросто. – Оружейник взял щит и внимательно рассмотрел. – Плетеный ивовый каркас, обтянутый кожей. Возможно, двухслойный, для прочности. – Он взглянул на меня. – Но мне придется снять кожу, чтобы убедиться. Хотя щит делал хороший мастер, он не удовольствовался бы однослойным каркасом. Если вы не настаиваете, я не стану снимать кожу, а просто нанесу новый рисунок поверх старого. Что вы желаете изобразить на щите?

Когда я не ответил, Поук сказал:

– Может, сердце, сэр? Сердце, а под ним солнце. По-моему, этого достаточно.

Я помотал головой.

– Стоимость работы зависит от характера рисунка, – сказал оружейник. – Чем труднее приходится моим художникам, тем выше цена. Один рыцарь пожелал изобразить три сердца и трех львов – и все на одном щите. Мы выполнили заказ, но парню пришлось раскошелиться.

Я сказал, что лев мне не нужен.

– А что вам нужно? Вот в чем вопрос.

Сначала я подумал о звездах и полосах, потом вспомнил, что наша школьная команда называлась «Дикие кошки», но это все было не то.

Поук неторопливо подошел к стене, снял с гвоздя длинный кинжал с черным лезвием и принялся внимательно рассматривать.

– Эльфийская работа, – сказал оружейник. – У меня только один такой. Вам доводилось видеть что-нибудь подобное, сэр Эйбел?

– Нет, но хотелось бы взглянуть.

Поук передал мне кинжал.

– Они делают лезвия в форме остроконечных листьев. С ума сойти.

– По мне, так нормальный кинжал, – сказал Поук.

Я поворачивал черное лезвие то так, то эдак, пытаясь получше рассмотреть на свету.

– Тут какие-то волнистые линии на клинке, похожие на струи в ручье.

– Неоднородный сплав, – кивнул оружейник. – Мы пытаемся изготовить такой же, но металлы смешиваются, точно вода и уксус. А эльфы знают секрет сплава, в котором металлы соединяются, точно вода и масло. Они сплавляются, но не смешиваются друг с другом. Понимаете, о чем я?

– Да, – сказал я. – Я же не слепой. – Я не знал, стоило ли мне говорить следующие слова, но я сказал: – Вы верите в эльфов. Многие не верят.

– Я знаю то, что знаю, – пожал плечами оружейник.

– Мой господин… – начал Поук, но я знаком велел ему замолчать.

– Его господин тоже. Вы наверняка много чего знаете о мечах. Вы слышали о мече под названием Этерне?

– Легендарный клинок. Воспетый в поэмах и песнях.

– Вы знаете, где он находится сейчас?

Оружейник помотал головой.

– Он работы огненных эльфов, как и этот кинжал. Выкован эльфийским королем, который наделил его магической силой. Клинок не сломать, не согнуть. Чтобы заточить лезвие, требуется коготь дракона, только оно никогда не затупляется. Мечом владели многие знаменитые люди: короли, рыцари и тому подобное; и они всегда появляются, стоит лишь вытащить его из ножен. Но я не знаю, кто сейчас владеет Этерне. Наверное, он находится где-то в эльфийском мире.

– Который называется Эльфрисом, верно, сэр? – вставил Поук.

– Знаю, – снова кивнул оружейник. – Только я не думал, что вы знаете. Наш мир называется Митгартр. Вам это известно?

Поук помотал головой.

– Я так и понял.

– Вы говорите, что Этерне изготовил король огненных эльфов, – решился заметить я. – А вот я слышал, что меч выковал обычный человек вроде нас с вами, человек по имени Виланд.

– Да, его действительно звали так, – подтвердил оружейник. – Только он был королем огненных эльфов, как я сказал. Король Виланд. Он погиб в схватке с драконом, но о нем до сих пор помнят.

– Да, верно, – раздался тихий шепот у меня за спиной. – Мы до сих пор помним о нем и оплакиваем его смерть.

Я кивнул, давая понять, что услышал, и обратился к оружейнику:

– Щит, что я вам принес. Пожалуйста, покрасьте его в зеленый цвет.

– Хорошо, сэр, в зеленый. Что вы желаете изобразить на нем?

– Ничего не надо, – сказал я. – Просто закрасьте барана хорошенько.

К тому времени, когда мы покинули оружейную мастерскую, воздух посвежел. Поначалу я решил, что дышаться стало легче просто потому, что мы вышли из помещения, где от горнов пыхало нестерпимым жаром. Однако, когда мы с Поуком выехали из города, подул крепкий западный ветер, который трепал длинную гриву моего гнедого и раздувал мой плащ подобием паруса, покуда я не завязал шнурки на груди. Ветер был прохладным, вне всяких сомнений, и довольно скоро стал почти холодным.

– Да поможет небо тем, кто в море, – пробормотал Поук.

Он смотрел назад, и я тоже обернулся. На солнце медленно наползали черные тучи, и в одной из них сверкнула молния.

Я ударил пятками коня по бокам. Одну вещь вы не вправе забрать у рыцаря, даже если убьете его в поединке: пару золотых шпор. Я хотел присвоить шпоры Нитира, страшно хотел, но даже не обмолвился о них, памятуя о непреложном правиле. Я хотел взять шпоры, поскольку они являлись неотъемлемой частью снаряжения настоящего рыцаря, но когда мы выехали из Форсетти, я сожалением вспомнил о них еще и потому, что они здорово пригодились бы мне сейчас.

– Нам надо поторопиться, – крикнул я Поуку, – иначе промокнем до нитки!

Он хлестнул свою лошадь по загривку поводьями, ударил пятками по бокам и бранился последними словами, покуда она не пустилась тяжелой тряской рысью, едва не выбрасывая его из седла.

– Мне нужен хлыст, сэр. Я остановлюсь у первого же куста и срежу подходящую ветку. Я нагоню вас, не беспокойтесь. Можно поговорить с вами, сэр?

Я немного придержал своего гнедого и Поук поравнялся со мной.

– Вообще-то меня не тянет на разговоры, но, с другой стороны, почему бы и нет? О чем ты хочешь поговорить?

– Вы пребывали в глубоком раздумье, сэр, и потому я не хотел беспокоить вас. Только я хотел сказать, сэр, что спешить нет смысла. Гроза разразится задолго до того, как мы достигнем замка. Конечно, попасть под ливень неприятно, а значит, поторопиться все-таки стоит. Только они будут ждать нас к ужину, сэр. Мы обещали заехать на обратном пути.

– Точно! Ферма! – щелкнул я пальцами. – Я же хотел поговорить с Дансом.

– Понятное дело, вы забыли, сэр, за всеми своими глубокими раздумьями. И еще одно, сэр. К тому времени, когда мы закончим ужин, начнется проливной дождь и поднимется ветер страшной силы. Как вы думаете, мастер Агр станет возмущаться, коли мы переночуем на ферме и укроем лошадей от ненастья?

– Да нет, наверное. Он простит нас, я уверен, пусть даже не одобрит такого поступка.

– Мне тоже так кажется, сэр. Только сухопутные люди считают, что вы должны плавать в любую погоду, сэр. Но судя по всему, в замке они не такие уж сухопутные, когда речь заходит о лошадях, если вы меня понимаете. – Поук откашлялся. – Не сочтите за дерзость, но мне не терпится задать вам еще один вопрос, сэр: почему вы велели кузнецу сплошь покрасить щит зеленой краской? Можете не отвечать, сэр, коли не хотите.

– Здесь нет никакой тайны, просто я вдруг понял, что именно так следует сделать. Смотри. – Я взял шлем с луки седла и показал Поуку. – Должен сказать тебе, что я снял с верхушки деревянную фигурку барана и выбросил. Она была желтой, а какого цвета шлем?

– Зеленый, сэр.

– Верно. Перекраска шлема стоила бы нам денег, а мы не можем себе позволить лишние траты. Стальной подшлемник, который ты упаковал в тюк с вещами, тоже покрыт зеленой эмалью. Наверное, ты заметил.

– Да, сэр. Только я не придал этому значения.

– Рисунок на щите обошелся бы нам весьма дорого – даже самый простой, вроде предложенных тобой сердца и солнца. Или изображение поросшего мхом дерева, о котором я думал. Потому я и остановил свой выбор на сплошном зеленом: ведь моя возлюбленная – королева моховых эльфов.

Глава 38

ВЕТЕР В ДЫМОХОДЕ

К тому времени, когда мы добрались до фермы, дождь уже лил вовсю. Один из сыновей хозяйки открыл нам ворота конюшни, и мы въехали внутрь и поставили своих коней на привязь вместе с остальными. Я велел Поуку снять тюки с вьючной лошади, чтобы она отдохнула, пока мы ужинаем.

– Не рассчитывайте на изысканное угощение, – предупредил меня сын хозяйки. – Мы люди простые.

– Мы с Поуком тоже. – Я протянул ему руку: – Я сэр Эйбел.

Парень вытер ладонь о мокрую штанину.

– Меня зовут Данс, сэр. Рука у меня мокрая, прошу прощения.

– У меня тоже, – сказал я.

Мы обменялись рукопожатием, а потом он обменялся рукопожатием с Поуком.

Затем к нам присоединился Анс. Сперва он показался мне копией Данса, только ростом заметно ниже, но, рассмотрев его при лучшем освещении, я увидел, что он горбатенький.

Я спросил, как зовут хозяйку дома, и Данс ответил:

– Нукара, сэр. Только сейчас мать возится на кухне и не может выйти, пока не приготовит ужин, а когда она закончит, мы поедим.

– Понятно. Если дождь затянется, можем мы попросить вас не только о пище, но и о ночлеге, коли у вас найдутся свободные кровати?

– До восхода луны ненастье утихнет, – пробормотал Анс. – Ветер уляжется, дождь еще будет идти пару часов.

Он был великолепным предсказателем погоды, как я имел случай убедиться впоследствии. Данс кивнул.

– У нас только одна свободная кровать, сэр, но я могу отдать вам свою.

– Я буду спать на полу, сэр, – поспешно сказал Поук. – Вы же знаете, я человек привычный.

Я сразу раскусил уловку и ухмыльнулся.

– У моего порога, чтобы помешать призраку убить меня во сне.

– Да, сэр. Во всяком случае, я попытаюсь.

– Завтра нам придется ехать в Ширвол, гроза или не гроза, – сказал я. – Я достаточно сухопутный человек для этого. Но мы можем остаться здесь на ночь, коли хозяева позволят. Если мы останемся, нам надо будет расседлать наших лошадей и проследить за тем, чтобы их накормили. Как ты думаешь, Данс, увидим мы с Поуком вашего призрака, коли останемся здесь на ночь?

– Это не шутка, сэр.

– Для тебя уж точно. Да и мне, наверное, следует отнестись к делу посерьезнее. Когда мы заезжали сюда днем, твоя мать сказала, что ты целый год не мог оправиться после встречи с призраком.

Данс кивнул, и его некрасивое загорелое лицо помрачнело.

– Предположим, я захочу увидеть призрака. Что мне следует сделать?

Бросив взгляд на Поука и увидев, что он уже снял тюки с вьючной лошади, Данс знаком велел нам следовать за ним.

– Давайте сначала войдем в дом, сэр, и малость обсушимся.

Под проливным дождем мы прошли за Дансом к дому, по щиколотку увязая в грязи, и переступили через порог под оглушительный раскат грома, от которого сотряслись стены. Анс медленно тащился за нами.

– Капитан свистит, – сказал Поук, когда мы вошли в дом, где шум разбушевавшейся стихии не заглушал голоса.

Я улыбнулся и напомнил ему: большинство людей сказало бы, что Вальфатер сердится.

– Только не на нас, – заявил Данс. – Дождь нам на руку.

– Может, вам нужно лечь спать на кухне, – схватил меня за рукав Анс.

Он отвечал на вопрос, который я задал в конюшне, но я не сразу сообразил.

Данс провел пятерней по волосам, стряхивая с них воду.

– Он рыцарь, болван! Рыцари не спят на кухне. Сейчас я принесу полотенце, сэр. Вы хоть лицо вытрете.

Поук подступил ко мне поближе и прошептал:

– Там на кухне большая печка, сэр.

Дрожа от холода в своей насквозь промокшей одежде, я сказал Ансу, что мы хотим поздороваться с хозяйкой дома, и пообещал не отвлекать ее от дел. Он провел нас в просторное светлое помещение с выложенными плиткой стенами, где мы поприветствовали Нукару и согрелись у печки, на которой она жарила наш ужин.

Когда мы сидели за столом и ели, Данс сказал:

– Вы спрашивали, как вы можете увидеть призрака, коли останетесь здесь на ночь.

Я кивнул и добавил, что с удовольствием лягу спать на кухне, если таким образом получу возможность хоть мельком увидеть его.

Нукара потрясла головой.

– Я могу лишь рассказать, что сделал я. Наверное, мама сказала вам, что случилось со мной.

Я снова кивнул:

– Насколько я понял, ваш призрак чрезвычайно силен.

Данс кивнул печально, а Нукара энергично. Анс сидел неподвижно, уставившись в свою тарелку.

– Я просто не смыкал глаз всю ночь, сидел очень тихо, покуда не услышал какой-то звук. Тогда я тихонечко подкрался. Коли хотите, я покажу вам, где увидел призрака в первый раз.

– Возможно, позже.

– Стояла жара, и окна были открыты. Он выпрыгнул из окна, и я нагнал его на южном пастбище. Силы мне было не занимать.

– Ты сильный, спору нет. Я помню твое крепкое рукопожатие.

– Тогда я был сильнее. Только он сильнее меня, намного. – Данс пристыженно опустил глаза.

Нукара тревожно посмотрела на меня.

– Вы же не собираетесь драться с ним врукопашную, сэр Эйбел? Как дрался Данс? Я думала, вы… я не знаю, что я думала.

– Я не… – Я осекся, когда в комнате раздался жуткий вой ветра, вой призрака, далеко не столь материального, как призрак, которого я надеялся поймать.

– Гроза усиливается, – пробормотал Данс.

– Да. – Я поднялся на ноги.

Нукара казалась удивленной.

– Это просто ветер в дымоходе, сэр Эйбел.

Я согласился с ней, но вспомнил, что сказала мне Дизири при нашем расставании, и понял, что должен идти. Поук тоже встал, но я велел ему сесть и доесть ужин.

Потом я повернулся и вышел прочь, боясь выдать свою тайну неосторожным словом или действием. За задней дверью дома находилось крытое крыльцо, и я стоял там с полминуты, всматриваясь в сплошную пелену дождя. Наверное, поэтому я и упустил Дизири.

Не знаю, сколько времени мне потребовалось, чтобы пересечь поля и луга и подойти к опушке леса. Я продвигался медленно и с трудом, но упрямо шел вперед, натянув капюшон своего плаща пониже, чтобы хоть немного защитить лицо от хлестких струй ливня. Приблизившись к опушке, я начал звать Дизири и по глупости своей обрадовался, когда ветер улегся и перестал заглушать мой голос. Дождь тоже к тому времени унялся – не прекратился полностью, но уже не лил, как прежде.

– Если вам просто нужна женщина, – раздался тихий голос у меня над ухом, – то я знаю одну, которая почтет ваше внимание за честь.

Я вздрогнул. Рядом с мной шла красная эльфийская девушка, выше меня ростом, но тонкая, как раскаленная кочерга.

– Я вернулась, господин, – сказала она. – Я Баки. Возможно, вы уже забыли меня.

– Честно говоря, я задавался вопросом, куда вы двое делись, – сказал я. – Вы принесли мне Мечедробитель и мой лук – и положили все под кровать.

– После чего вы велели мне убираться и оставить вас в покое.

На самом деле я не хотел разговаривать с ней, хотя и чувствовал, что должен.

– Ты хотела снова забраться под одеяла со мной. Ты и твоя подруга.

Она хихикнула.

– Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя голос, как у летучей мыши?

– Только летучие мыши, господин.

– Там ведь была ты, правда? В оружейной мастерской? Я тебя слышал, но не видел.

– Не я, господин. – Она улыбнулась, обнажив крупные белые зубы, на вид очень острые. – Наверное, там была Ури. Или, возможно, ваша драгоценная королева Дизири.

Я вздохнул.

– Мне следует наказать тебя за вранье.

– Меня? Чьей кровью вы насытились? У вас нет сердца, господин.

– Ты права, у меня нет сердца.

Я снова принялся громко звать Дизири, хотя уже почти не сомневался, что не найду ее.

– Я могу принять и другое обличье. – Из глаз у нее пошел дым. Она расплылась, померкла, стала ниже и шире, бело-золотого цвета. Через минуту, если не меньше, на месте Баки стояла обнаженная девушка с золотистыми волосами, полной грудью и стыдливо потупленным взглядом. Глазами она втянула дым обратно. – Такой я вам больше нравлюсь, господин? – Она была ростом мне по подбородок.

Я подумал, что такое могла сделать только Дизири, но сказал:

– Ты не сводишь меня с ума ни в одном, ни в другом обличье.

– Ваша провинившаяся раба униженно просит прощения. – Блондинка опустила голову. – Она сделает все, чтобы угодить вам, господин, и, если у вас самого нет никаких пожеланий, она может внести ряд интереснейших предложений.

– Ты не замерзла?

– Замерзла, господин, и вы тоже. Мы можем согреться самым приятным образом, коли вы примете одно из самых интересных моих предложений. Сначала я встану на колени – вот так! А вы…

– Ты следовала за мной весь день? – поспешно спросил я.

Блондинка покачала головой, по-прежнему не поднимая глаз.

– Здесь, господин? Конечно нет. Но я наблюдала за вами из Эльфриса. Не желаете отправиться туда со мной? Там нет дождя.

В отдалении раздался вой, слишком низкий для волчьего. Несколько мгновений я напряженно прислушивался, а потом сказал:

– Я провел довольно много времени в Эльфрисе с Гарсегом. Не помню, чтобы я видел оттуда обитателей этого мира.

– Вы просто смотрели неправильно, господин. Опустите голову вот сюда.

Но я лишь помотал головой.

– Не хотите? Серьезно, если вы отправитесь со мной в Эльфрис, я научу вас видеть оттуда Митгартр. Это не трудно. Вы научитесь за пару дней.

– А потом я вернусь и обнаружу, что отсутствовал три года.

– Не так долго. Не думаю, господин. Вряд ли. Если вы не желаете развлечься со мной, можно я изменю обличье, господин?

Я не ответил, поскольку она начала меняться, еще не договорив. Она впервые подняла на меня взгляд, и я увидел, что у нее огненно-желтые эльфийские глаза. Из них повалил дым, окутывая ее плотной серой пеленой цвета снега в сумерках. Когда дым втянулся обратно в нее, я снова увидел Баки.

– Ты действительно моя рабыня? – спросил я. По-прежнему стоя на коленях, она низко поклонилась мокрому от дождя папоротниковому кусту.

– Я готова служить моему господину днем и ночью, хотя ночью предпочтительнее. Ему нужно лишь приказать.

– Кто твой господин?

На медном, словно докрасна раскаленном лице сверкнули белые зубы.

– Вы. Кто еще может быть моим господином, как не благородный рыцарь, сэр Эйбел Благородное Сердце?

– Рыцарь, – сказал я, – но не благородных кровей.

– Я считаю иначе, господин.

– Похоже, оружейник знает про огненных эльфов. Он сказал, вы мастера по обработке железа.

– Металлов, господин. Железа и прочих металлов. Хотите увидеть образец моей работы? Как насчет серебряной цепочки со всего одним концом? Всякий раз, когда вам понадобятся деньги, вы сможете отрезать от нее кусочек и продавать.

Я помотал головой.

– Почему Сетр выбрал вас, мастеров по обработке металлов?

– Спросите у него, господин.

– Непременно спрошу, при следующей встрече. Почему вы преследовали Бертольда Храброго?

– «Преследовали» – ужасное слово. Возможно, мы дразнили его. Разве ему стало хуже от нашего внимания?

– Возраст, ангриды, вы – все отнимало у него здоровье. Почему вы так поступали с ним?

Порыв ветра швырнул в нас хлесткие струи дождя и принес издалека все тот же вой – низкий, но тоскливый, словно крик раненой птицы.

Баки стерла холодную воду с сияющего медного лица.

– Вы все еще переживаете за своего Бертольда Храброго, господин? Которого я, к слову сказать, никогда не видела. Может, поговорим на более интересные темы?

– Я всегда буду переживать за него.

– Отлично. Я здесь ни при чем. Я очень, очень долго была химерой Сетра. Наверное, здесь прошел не один век. Если эльфы дразнили вашего Бертольда Храброго, я извиняюсь за них.

Я валился с ног от усталости и к тому времени уже окончательно распрощался с надеждой найти Дизири, но я был упрямым.

– Хотелось бы знать, почему они так поступали.

– Но от меня не узнаете, господин, поскольку мне ничего не известно. Я могу лишь высказать предположение, коли вам угодно. – Баки выглядела надутой.

– Давай, – сказал я.

– Мы любим дразнить вас, обитателей верхнего мира. Вы считаете себя высшими существами, а нас пустым местом. Поэтому мы дразним вас – или мучаем, если вы предпочитаете использовать такое слово. Обычно мы не причиняем вреда, а порой и помогаем – особенно когда нам кажется, что наша помощь удивит человека, которого мы дразним. Мы, огненные эльфы, любим помогать кузнецам и людям вроде вашего оружейника. Они нам нравятся, поскольку занимаются тем же ремеслом, что и мы в Эльфрисе.

– Ты хочешь сказать, что Дизири нравится мучать других людей? Да я никогда не поверю в такое.

Баки смотрела себе под ноги, на листья папоротника.

– Так или нет? Отвечай!

– Ей, может, и нет. Но всем остальным нравится. Чаще всего мы выбираем одиноких людей, поскольку они сильнее нервничают. Они не понимают, происходит ли все на самом деле, или просто у них разыгралось воображение. Ваш Бертольд жил совсем один?

– Да, – кивнул я. – В лачуге в лесу.

– Ну, тогда все ясно. Именно над такими мы и любим подшучивать.

– Я встречал огненных эльфов, водяных эльфов и коричневых бодаханов. – Я вздохнул, вспомнив Дизири. – А также моховых эльфов, которые были очень добры со мной.

Баки встала и внезапно оказалась так близко ко мне, что коснулась щекой моей щеки.

– Я тоже буду очень добра с вами, коли вы мне позволите. – Ее длинные теплые пальцами теребили шнурки моего плаща.

Я улыбнулся – боюсь, с горечью.

– Теперь настала моя очередь, да? Я один, посреди леса, как Бертольд Храбрый.

– Вы думаете, я собираюсь ущипнуть вас и пуститься наутек? Испытайте меня, господин. О большем я не прошу.

Я помотал головой.

– Знаете, мы можем найти чем заняться и не ложась на мокрую землю. Посмотрите, какой мягкий папоротник. Он мокрый, но мы тоже мокрые. Давайте разведем костер.

Я указал рукой вдаль:

– Я хочу, чтобы ты отправилась в фермерский дом, откуда я пришел. Наблюдай за всеми ними, но особенно внимательно – за младшим братом. Не показывайся никому на глаза и будь готова рассказать мне обо всем, что они делали, когда я вернусь.

– Как вам угодно, господин.

Я смотрел вслед Баки, пока она не исчезла в густой тени деревьев, и все задавался вопросом, выполнит ли она мое распоряжение, и доведется ли нам еще когда-нибудь встретиться. Едва она скрылась из виду, я громко позвал Гильфа.

Глава 39

ВОЛШЕБСТВО В ВОЗДУХЕ

Это Гильф нашел меня, а не я Гильфа. Когда я зашел довольно глубоко в лес и уже начал думать, что заблудился, то услышал позади легкий дробный топот. Я сел на бревно (не более мокрое, чем я) и знаком – надеюсь, дружелюбным – велел псу подойти.

– Вы не против? – Он приближался медленно, шаг за шагом, не вполне уверенный в моих намерениях.

– Если бы я не хотел видеть тебя, то не стал бы тебя звать, верно?

Я улыбнулся, и тогда он подошел ко мне и подставил голову, чтобы я почесал за ухом. Немного погодя я сказал:

– Не стану отрицать, я действительно пытался избавиться от тебя до того, как сел на корабль. Прошу прощения. Возможно, я уже извинялся перед тобой, и если да, извиняюсь еще раз. Наверное, ты заподозрил меня в том же самом, когда я не пришел за тобой, но я не знал, что ты ждешь меня в Эльфрисе. Я подумал, что ты возвратился на корабль. Я отправился туда, а потом уже не смог вернуться к Гарсегу. Он рассказывал тебе, что случилось?

Гильф помотал головой.

– Возможно, он не знал.

Я уже думал об этом. Умнее Гарсега я никогда никого не встречал, и он страшно много знал; но таких людей легко переоценить, и ты легко можешь убедить себя, что они всеведущи. Но даже Вальфатер знает далеко не все.

– Раньше я думал, он все так подстроил, чтобы я встретился с Кулили, а мы с тобой потеряли друг друга, – сказал я. – Точно не знаю, но мне теперь мне кажется, что я ошибался.

– Мне тоже.

– Правда?

Я на пару минут задумался. Похоже, после того как мы с Гарсегом расстались, Гильф еще довольно долго ждал меня внизу, где обитали келпи, и если Гарсег вернулся туда, Гильф мог что-нибудь слышать. Наконец я принялся рассказывать про огра – просто потому, что он долго не выходил у меня из головы и мне хотелось обсудить эту тему. Я рассказал Гильфу, как он покалечил Данса и напугал Нукару.

– Я не верю, что это вообще призрак, – сказал я. – Зачем призраку удирать от Данса? Он мог просто исчезнуть. Баки, например, исчезает без особого труда, а она даже не призрак. Люди думают, что все огры погибли, но ведь на севере еще осталось полно великанов. Я думаю, это настоящий огр, который остался в живых и чувствует себя в безопасности, поскольку все считают, что огры давным-давно вымерли.

Гильф кивнул не сразу, но все же кивнул.

– Я пришел сюда не в поисках огра, я искал Дизири. Но возможно, мне следовало бы поискать именно его. Он наверняка живет здесь, в лесу.

Гильф помотал головой.

– Нет? Откуда ты знаешь.

– По запаху. – Гильф широко зевнул и лег у моих ног.

– Конечно, ты не чувствуешь запаха. С чего бы вдруг? Еще до сих пор моросит, а недавно шел проливной дождь. Во время дождя запахи не распространяются. Это всем известно.

Гильф ничего не ответил, но по его взгляду я понял, что он остался при своем мнении.

– Послушай, – сказал я, – все говорит в пользу моего предположения, и ты должен понимать это. Окна были открыты, поскольку стояла жара. Призрак или огр – я думаю, огр – мог просто забраться в дом через окно.

Гильф снова помотал головой.

– По-твоему, он слишком большой? Но он же выпрыгнул из окна, когда Данс погнался за ним, значит, он мог и залезть в окно.

Гильф из вежливости промолчал, но я понял, что он думает.

– Большое существо, вроде змеи в человеческом обличье. Так описал огра Данс, а уж Данс-то знает. Возможно, мы вернемся туда, когда погода станет лучше. Тогда ты сможешь выследить его для меня.

Гильф положил голову между лап и закрыл глаза.

– Тебя клонит в сон от моей болтовни? – спросил я. – Надеюсь, ты не боишься огра.

– Нет, – очень отчетливо произнес Гильф.

– Я, например, боюсь тебя. Потому-то и пытался отделаться от тебя до того, как мы переправились через Ирринг.

Гильф сделал вид, будто не услышал.

– Мне нравится рассказывать всем, какой я смелый. Вот ничтожество! Я сказал хозяйке фермы, что в Ширволе нет рыцаря, с которым я побоялся бы скрестить мечи. Возможно, так оно и есть; я не врал, когда говорил это. Но я видел, как ты изменил обличье, когда мы сражались с разбойниками, и перепугался тогда до смерти. Я не пугался, когда Дизири меняла обличье. Или когда Баки делала то же самое, как несколько минут назад. Я даже не очень испугался, когда увидел истинное обличье Гарсега при свете дня, хотя позже, в Муспеле, здорово испугался. Но с тобой совсем другое дело.

Гильф переложил голову на лапы и протяжно вздохнул, вроде как застонал.

– Извини. Я не хотел тебя расстраивать. Мне жаль также, что я оказался недостаточно смелым. Я рыцарь, а рыцари не должны ничего бояться. Кроме того, ты мой самый лучший друг.

– Пес.

Он взглянул на меня. У него были глубоко посаженные карие глаза на коричневой морде, и большую часть времени я не обращал на них особого внимания. Но когда Гильф сказал «пес», его глаза посмотрели прямо в мои, и я понял что он просит меня понять, кто он такой и что он чувствует.

– Да, – сказал я, – ты мой пес, и никто не должен бояться дружелюбного пса. Во всяком случае, рыцарь. Дизири говорила, что мечом под названием Этерне владеет один дракон – дракон вроде Гарсега, полагаю. Но как я смогу сражаться с драконом, коли боюсь собственного пса?

Гильф только смотрел на меня извиняющимся взглядом, словно желая сказать, что он ну никак не может стать меньше, чем сейчас. (Он был действительно огромным, больше любой из собак, каких мне доводилось видеть прежде.)

– И еще я должен сразиться с Кулили. – Мне тут же захотелось закрыть лицо ладонями. – Я дал Гарсегу слово, а он столько сделал для меня. Но я не хочу убивать ее. Эльфы ненавидят Кулили, поскольку боятся ее, – вот и все. Вот что, помимо всего прочего, делает с тобой страх: он вызывает у тебя желание убивать все, что даже не причиняет тебе никакого вреда, – и только потому, что теоретически оно может причинить вред. Именно поэтому я попытался избавиться от тебя до перехода через Ирринг. Я стыжусь своего поступка, честное слово.

Я долго ждал, не заговорит ли Гильф, поскольку самому мне больше не хотелось ничего говорить. Наконец я спросил:

– Почему ты не вернулся обратно на корабль? Ты пошел за Гарсегом, но в конце концов он появился только в сопровождении водяных эльфов. Почему ты не пришел с ними?

– Меня посадили на цепь.

– Точно, жена трактирщика говорила, что у тебя болтался обрывок цепи на ошейнике.

Я повернул ошейник с шипами и действительно увидел несколько звеньев цепи. Там не было никакой застежки, поэтому я просто стянул с Гильфа ошейник через голову и отбросил далеко в сторону. Поначалу я решил, что он изготовлен из какой-то эльфийской кожи, но шипы были острыми, как акульи зубы. Потом я спросил Гильфа, знает ли он, почему Гарсег посадил его на цепь.

– Боялся меня.

– Ну вот, видишь, тоже боялся. – Я глубоко вздохнул и с шумом выдохнул. – Ладно, я извинился. И возможно, Гарсег тоже в конце концов извинится. Но он все же отпустил тебя на волю, как только мы с ним расстались. Я рад этому.

– Сам порвал цепь, – лаконично сказал Гильф.

– И добрался до Форсетти, чтобы дождаться меня там?

Из-за дерева выступила Ури. Казалось, она ждала там с самого дня сотворения Митгартра.

– Он пришел сюда в поисках вас, господин. Он искал вас, господин, в этом лесу и во многих других местах. Мы с Баки время от времени мельком видели его там и сям, когда наблюдали за вами.

– Мне не нравится, что вы за мной наблюдали, – сказал я. – Но раз уж вы наблюдали, то почему не поставили меня в известность?

– Вы же не спрашивали. Вы практически не разговаривали с нами, только велели стащить и вернуть вам ваше оружие.

Я не купился на это.

– Я никогда не замечал, чтобы вы с Баки стеснялись досаждать мне своими разговорами.

Ури почтительно присела на женский манер, изящно приподняв воображаемую юбку.

– Потому что вы недостаточно наблюдательны. Мы застенчивы, замечаете вы это или нет.

– Значит, у тебя есть серьезные основания встревать в наш с Гильфом разговор?

– Да, господин. Кто-то же должен объяснить вам, что ваш пес не в первый раз оказался в этом лесу. Далеко не в первый. Похоже, вы думаете, что он только что явился сюда и…

– Нет! – сказал Гильф. Могло показаться, что он просто гавкнул, но он выпалил «нет».

– …что он не чует запаха огра из-за дождя. Но на самом деле он бывал здесь много раз, в самую разную погоду. Ты когда-нибудь чуял здесь огров дух, пес?

Гильф посмотрел на нее неприязненно, но помотал головой.

– А ты вообще когда-нибудь чуял его? Где-нибудь?

– Нет.

– Возможно, на самом деле чуял. – Я проверял Гильфа. – Возможно, ты слышал странный запах, но не знал, какой именно.

Он закрыл глаза.

– Он понимает, что говорить с вами бесполезно, поскольку вы все равно не поверите, – пояснила Ури. – Мы с Баки часто испытываем такие же чувства, поэтому я узнаю симптомы.

Я поднялся на ноги, широко взмахивая руками, чтобы согреться.

– Но такое ведь возможно, верно?

– Нет, господин.

– Откуда ты знаешь?

– Он же сказал, что не чуял огрова духа. Я верю псу, и вам следует верить. Возможно, ваш огр действительно призрак. Трудно сказать. Я никогда не видела его, да и не чуяла носом. Но если он призрак, его нет в этом лесу. Уж я-то знаю.

– А Дизири? Она здесь? Мне следовало спросить тебя раньше, да и Гильфа. Кто-нибудь из вас видел ее?

Гильф встал и помотал головой.

– Вы голодны?

– Нет, – сказала Ури. – Я не могу с уверенностью утверждать, что Дизири здесь нет, ибо она гораздо хитрее меня. Но если бы она сейчас вышла из-за дерева, я бы удивилась не меньше, чем удивились вы при виде меня.

– Отправляйся обратно в Эльфрис, – велел я. – И жди там, покуда я тебя не позову.

Она кивнула и удалилась.

– Когда мы найдем этого огра, – сказал я Гильфу, – я самолично сражусь с ним. Я был бы тебе очень признателен за любую помощь в розыске огра, но как только начнется поединок, ты предоставишь дело мне.

Гильф посмотрел на меня с несчастным видом.

Я должен доказать самому себе, чего я стою, сказал я и только потом осознал, что сказал это не вслух. Действительно ли мне нравилась Кулили? Кулили являлась всего лишь скоплением червей, неким животным организмом, который возникает, когда множество червей собираются вместе. Возможно, я просто убедил себя, что она мне нравится, поскольку не хотел сражаться с ней. Не была ли моя победа над сэром Нитиром сродни случайной и неожиданной победе, какую порой одерживает слабейшая команда лиги над лидером? Я знал, что с пикой я управляюсь плохо. А был ли я силен хоть в чем-нибудь?

Я не знал – и это настолько тяготило меня, что я был готов поставить на карту почти все, дабы только выяснить.

Дождь уже прекратился. Из-за туч вышло солнце – не безжалостное солнце, нещадно палившее нас с Поуком днем, а прекрасное солнце нового золота. На востоке воссияла во всем своем великолепии радуга – мост, построенный Великанами Зимы и Древней Ночи для оверкинов, чтобы они могли взбираться на небо.

– В воздухе разлито волшебство, – сказал я Гильфу. – Мне это нравится!

Он ничего не ответил, но я начал весело насвистывать.

Глава 40

ОБИТАТЕЛЬ ПОДВАЛОВ

Ужин состоял из свежеиспеченного хлеба (еще горячего) с маслом и вкусного овощного супа. Нукара убралась в свободной комнате, предназначенной для меня, постелила чистые простыни и одеяла и все такое прочее. За ужином она поблагодарила меня за любезность. Я потряс головой:

– Я обещал мастеру Агру вернуть лошадей сегодня вечером, и герцог хочет, чтобы я проводил все ночи в Ширволе, покуда он не позволит мне отправиться на север. Я думал, что гроза послужит уважительной причиной для моей задержки на ночь здесь у вас, но она закончилась. Нам с Поуком придется попрощаться с вами, как только он подготовит лошадей.

Нукара перестала улыбаться; она действительно хотела, чтобы мы остались.

– Думаю, я в любом случае смогу разобраться с вашим призраком. Если нам повезет, он навсегда покинет ваш дом еще прежде, чем Поук закончит нагружать нашу вьючную лошадь.

– Так быстро? – Она явно мне не верила.

Я кивнул и дал Гильфу кусок хлеба.

– Если вы позволите мне воспользоваться помощью Анса. Вы позволите?

Анс продолжал смотреть в свою тарелку.

– Вы не… его не убьют? Или не покалечат, как Данса?

Я помотал головой.

– Я собираюсь сразиться с огром, коли нам с Ансом удастся найти его. Анс не пострадает.

Поук прочистил горло.

– Я бы хотел присмотреть за вами, сэр. С вашего позволения.

Я обмакивал в суп кусок хлеба для Гильфа и таким образом получил возможность все обдумать, прежде чем ответить. Наконец я сказал:

– У тебя есть чем заняться. Мы с Ансом пойдем искать огра в поля. Возможно, в лес. Скорее всего, ты заблудишься, пытаясь найти нас. Думаю, тебе лучше остаться здесь.

– Скоро стемнеет, сэр Эйбел, – заметил Данс.

Я сказал, что огр наверняка не покажется при дневном свете, а потому у нас есть время посидеть, поболтать и спокойно доесть наш суп.

– Когда все закончится, – сказал я, – мы с Поуком сможем ехать при лунном свете. Сегодня ночью взойдет полная яркая луна. А когда мы доберемся до замка, часовые опустят для нас мост.

Я подождал, не подаст ли голос Анс, но он так и не произнес ни слова.

Я вышел из дома в сопровождении Гильфа, трусившего рядом, и Анса, ковылявшего позади. За неимением лучшего выбора, я двинулся по узкой тропинке, которая тянулась между полями и уводила в лесную чащу, – по ней, наверное, Анс и Данс ходили в лес по дрова. На опушке мы остановились. Помню, луна тогда только-только показалась над горной грядой на востоке. Когда Анс нагнал нас, я сказал:

– Я пришел сюда не для того, чтобы гоняться за вашим огром; я не хуже тебя знаю, что его здесь нет. Я пришел сюда, чтобы поговорить с тобой наедине.

Я подождал, не заговорит ли он, но парень хранил молчание.

– У меня плохо со временем. Ты это знаешь. Ты сэкономишь мне время, коли расскажешь все сейчас. Я не хочу обижать тебя и восприму твою откровенность с благодарностью.

Анс открыл рот, поколебался и снова закрыл. Мгновение спустя он помотал головой.

– Как знаешь. Но теперь ни о чем не проси меня. Я тебя честно предупредил, так что не жди от меня милости.

Гильф тихо заворчал.

– Еще до моего прибытия сюда, – сказал я, – пара моих подруг поджидала меня здесь. Они называют себя моими рабынями, но на самом деле они подруги.

Из-за сгорбленной спины Ансу было трудно смотреть вверх, но легко смотреть вниз. Сейчас он предпочел не напрягаться и тупо таращился на свои измазанные в грязи ноги.

– Гильф не нашел никаких следов огра в этом лесу. Гильф – мой охотничий пес. Кажется, я говорил тебе. У него отличный нюх.

Анс кивнул.

– Но огр действительно существует. Твой брат боролся с ним и в результате оказался на год прикованным к постели. Не знаю, верю ли я в призраков, но я точно не верю в призраков, которые ведут себя как живые. Я велел одной из своих подруг последить за обитателями фермы в мое отсутствие. Надо ли мне говорить, что она увидела? Это твой последний шанс, Анс.

Анс повернулся и побежал прочь. Я кивнул Гильфу, и он повалил парня на землю, не успел тот пробежать и десяти ярдов.

– Она увидела, как ты спускаешься в подвал и разговариваешь с огром, – сказал я Ансу, над которым нависал угрожающе рычащий Гильф. – Именно там он и прячется, полагаю. Вероятно, он таскает пищу с кухни. Ты предложил мне ночевать там. Ты хотел, чтобы огр убил меня во сне? Или хотел, чтобы он хотя бы одну ночь ничего не своровал у вас?

– Уберите пса, – сказал Анс.

– Подожди минутку. Это живой огр, надо полагать, если это вообще огр. Так ведь?

– Не знаю. Наверное.

Он впервые признал хоть что-то, и я решил, что мне лучше сделать вид, будто я не обратил на это внимания.

Я выдвинул подбородок и спросил, что говорит огр по этому поводу.

– Он мало говорит.

– Но все-таки говорит?

– Немного. Я учил его.

Я улыбнулся, хотя мне совершенно не хотелось улыбаться.

– Полагаю, ты поймал огра еще совсем маленьким. Как его зовут?

– Орг. Уберите пса, или я больше ничего не скажу.

Я велел Гильфу отпустить парня, и он отступил назад, продолжая угрожающе рычать.

Анс подождал немного, явно опасаясь, что Гильф оттяпает ему руку, коли он встанет. Наконец он поднялся на ноги – с трудом, поскольку из-за горба еле удерживал равновесие.

– Наверное, тебе кажется, будто мне все известно. Но это не так. Самое главное, я не знаю, смогу ли я победить огра в честном поединке. Ты тоже не знаешь, даже если думаешь, что знаешь. Ты поймал его маленьким?

– Я вообще никого не ловил, – невнятно пробормотал Анс. – Евонная мамаша лежала мертвая в лесу, вся утыканная стрелами, а Орг помирал с голоду. Нужно было дать ему помереть, я знаю. Только я тогда сильно тосковал и потому взял его домой.

– И спрятал в подвале?

– Да, сэр. Там есть одна кладовка, про которую ма начисто забыла; вот там Орг и живет.

– Ясно.

Анс с усилием поднял голову и посмотрел мне в глаза, ища понимания.

– Он здорово воняет, поскольку спит в собственном дерьме, и порой мне хочется выгнать его. Только он дерет скотину. Потому-то и убили евонную мамашу. Вот я и не выгоняю. Но я хочу выгнать и выгоню когда-нибудь.

Я молчал, не сомневаясь, что он продолжит, коли получит возможность хорошенько все обдумать.

– Научил его немного говорить, сэр. Пытался научить слову «огр», поскольку он и есть огр. Только он говорит «орг». Вот я и называю его Оргом, сэр. Он умеет говорить «Да» и «нет». И другие короткие слова.

Я кивнул.

– Наверное, когда у тебя появился свой собственный огр – чудовище, о котором никто в доме не знает, – ты почувствовал превосходство над братом. Возможно, и над матерью тоже.

– Почувствовал, что ничем не хуже них, сэр. Ма…

– Продолжай.

– Она моя мать, верно, но иногда я все равно сильно тоскую. Это мамина ферма, и она оставит ее Дансу, когда умрет.

Я кивнул.

– А если у меня есть Орг, значит, я тоже не последний человек.

– Ты можешь незаметно вывести его из подвала и привести сюда?

Анс поколебался, кусая губу.

– Вы собираетесь убить Орга, сэр Эйбел?

– Я собираюсь бороться с ним, коли он согласится бороться со мной. Возможно, он убьет меня, переломив мне хребет или свернув шею. Если такое случится…

Гильф зарычал. Ты не раз слышал такой звук, но всегда думал, что это отдаленный раскат грома.

– …тебе с Гильфом и Поуком придется разбираться с ситуацией. А возможно, это я убью Орга. Посмотрим.

– Вы собираетесь бороться честно, сэр?

– Да. Без оружия, если ты об этом. Так ты сможешь привести его? Чтобы никто не видел?

Анс вскинул голову.

– Да, сэр. Выведу через подвальную дверь. Никто не увидит.

– Тогда приведи. Приведи сейчас же, и я постараюсь не причинить твоему Оргу никакого серьезного вреда.

Гильф хотел пойти с Ансом, но я не позволил. Когда Анс ушел, я снял сапоги и перевязь и отложил в сторону, вместе с Мечедробителем и кинжалом, по-прежнему остававшимися в ножнах. Потом я снял одежду. Она была все еще мокрой, но без нее мне стало гораздо холоднее, чем раньше. Я положил перевязь на сапоги, чтобы она не мокла на влажной земле, и засунул Мечедробитель и кинжал в голенища. Сверху я положил одежду, стараясь не намочить еще больше и без того мокрые вещи.

Раздевшись, я сделал разминку наподобие той, что делают на школьных уроках физкультуры: наклоны вперед с касанием руками поочередно правой и левой ступни. Море во мне катило свои мощные приливные волны и призывало к действию, пока я разогревал мышцы. Благодаря Дизири я был рослым мужчиной, на голову выше почти любого, с широкими плечами и мускулистыми руками толще, чем ноги у большинства мужчин. Я знал, что мне понадобится вся моя сила – и в первую очередь, сила моря. Огромные волны набегают одна за другой и откатываются. Они мощны, но не жестки и поглощают все, что вы в них бросаете, – а потом бросают обратно в вас, еще сильнее.

Гильф зарычал, и я понял, что Орг уже близко. Я глубоко вздохнул и медленно выдохнул.

Потом я скрестил руки на груди и стал ждать. Мне предстояло серьезное испытание, и я не знал, чем оно закончится.

Глава 41

ОРГ

– Он кусается, сэр. Должен предупредить вас. И он малость подрос с того времени, когда Данс дрался с ним.

Чувствуя легкую тошноту, я сказал: «Все в порядке». Огр, стоявший в ярком лунном свете за спиной Анса, вроде не намного превосходил того ростом, но плечи у него были широченные. Насколько я мог судить, голова у него была в два раза больше, чем у Анса, но на этих могучих плечах казалась маленькой. Длиннющие руки огра свисали до самой земли, но я настолько обалдел при виде его, что не сразу понял: он передвигался, упираясь костяшками пальцев в землю.

– И он проворный, сэр. – В голосе Анса слышались горделивые нотки. – С ним нужно держать ухо востро, сэр. Не думайте, что он неповоротливый, раз такой большой. Он очень проворный и быстро работает руками. Вроде как шлепает тебя ладонями, только удары нисколько не похожи на шлепки.

– Похоже, ты тоже с ним дрался, – сказал я.

– Не так, как Данс, сэр. Он сразу сшиб меня с ног, только я растолковал малому, что я ему нужен. Кто-то же должен заботиться о нем. Думаю, он хотел меня съесть.

– Ну, я-то ему не нужен. – Я сделал шаг вперед. – Он может съесть меня, коли получится.

Орг взмахнул левой рукой, стремительнее, чем самые искусные фехтовальщики на моей памяти взмахивали мечом. Я попытался увернуться, но он задел меня ребром ладони по затылку. У меня потемнело в глазах, но я понял, что мне нужно сократить дистанцию, пока он не нокаутировал меня страшным ударом длинной руки. Я бросился вперед и изо всей силы ударил плечом в огромное обвислое брюхо.

С таким же успехом я мог бы молотить кулаками по валуну. Я нанес несколько коротких быстрых ударов, а потом перешел на мощные длинные: правой-левой, правой-левой и снова правой-левой. Я здорово ободрал костяшки пальцев о жесткую чешуйчатую кожу, но боль почувствовал только позже. В следующее мгновение огр оторвал меня от земли и швырнул далеко в сторону. По идее, я должен помнить, как летел кубарем по воздуху, но я не помню.

Когда я очнулся, то лежал на мокрой траве, с таким тошнотворным ощущением, будто проглотил кусок мыла. Я понял, что заснул в самый неподходящий момент, хотя мне следовало сделать какое-то дело, очень важное дело, но какое именно, я не помнил. Скоро придет Бертольд Храбрый и увидит, что я не закончил работу; он из вежливости промолчит, и я почувствую желание просто наложить на себя руки, и пропади оно все пропадом.

Но возможно, я увижу, что за работу такую я не выполнил, если сумею сесть и оглядеться по сторонам; и коли у меня хватит сил, возьмусь за дело, и Бертольд Храбрый по возвращении застанет меня за работой, и так оно будет лучше. Потом я услышал собачье рычание и подумал, что дело в овцах. Я пообещал кому-то присмотреть за овцами и уснул. Только сейчас стояла ночь, лунный свет заливал все вокруг, и овцам, вероятно, давно уже положено быть в хлеву, а я не загнал их туда, поскольку заснул еще до захода солнца.

Судя по рычанию, собака была размером с медведя.

Бертольд Храбрый, скорее всего, умер. Дизира тоже умерла, а маленького Оссара я отдал бодаханам, когда они отдали мне Гильфа. Я поднялся на ноги, чувствуя сильное головокружение и с трудом подавляя рвотные позывы. Трава оказалась ячменными колосьями, уже высокими, но еще не вполне созревшими.

Когда я нашел Орга, Гильф держал его зубами за горло, и Гильф был черного окраса, размером с лошадь. Он тряс Орга, точно крысу, и Орг пытался вырваться, а двухголовая огненно-медная змея вонзала острые зубы ему в лицо. Я громко закричал на змею; она неохотно отползла в сторону и, окутавшись клубами дыма, превратилась в Ури и Баки.

Я велел девушкам помочь мне оттащить Гильфа от Орга. На моей памяти мне еще ни разу не приходилось заниматься делом более трудным. Мы с Баки пытались разжать челюсти пса палками и отлетали в разные стороны, когда он мотал головой, тряся несчастного Орга, а все принесенные Ури палки ломались как спички. Когда мы наконец оттащили Гильфа в сторону, Орг разом обмяк и неподвижно распластался на земле – и я хорошо представлял, каково бедняге сейчас. Я извинился перед ним и сказал, что хотел честного поединка и что он победил в нем и я признаю свое поражение. Может, мне следовало предложить Оргу свои доспехи и коней, но тогда такая мысль не пришла мне в голову, и в любом случае, он не был рыцарем. Я сказал, что никогда не стану заявлять, будто одержал верх над ним, и если кто-нибудь меня спросит, я скажу правду.

Гильф не желал принимать размеры обычного пса, но я настоял, а потом помог Оргу подняться на ноги и дал слово, что Гильф на него не набросится.

– Я готов снова сразиться с тобой, коли ты хочешь, – сказал я (я говорил неправду, но я думал, что Оргу, наверное, сейчас еще хуже, чем мне). – Если тебе нужно несколько минут, чтобы отдышаться, я не возражаю. Но у нас мало времени, поскольку мне нужно вернуться в замок Ширвол.

Несколько раз в жизни мне приходилось испытывать сильное удивление, и то был один из таких разов. Орг снова повалился на землю и подполз к моим ногам на брюхе.

– Он сдается на вашу милость, господин, – сказала Ури. – Таким образом он признает свое поражение.

– Это так, Орг? – спросил я. – Ты действительно сдаешься?

Он испустил протяжный стон и поставил мою ногу себе на голову. Та казалась холоднее любого камня.

– Он хочет присоединиться к нам, о прекрасный обнаженный господин. – Тут Ури рассмеялась, и мне захотелось убежать и спрятаться в ячмене.

– Эти две эльфийские девы называют себя моими рабынями, – объяснил я Оргу. Я прикрывал ладонями низ живота и чувствовал себя самым большим дураком на свете. – Они думают, что ты тоже хочешь быть моим рабом. – Я на мгновение умолк, все еще борясь с головокружением и задаваясь вопросом, понимает ли он хоть что-нибудь. – Во всяком случае, они хотят, чтобы мы думали, что они так думают, – наконец сказал я. – Ты хочешь этого?

Он дважды утробно хрюкнул.

– Ну вот! – воскликнула Баки с таким торжеством, словно выиграла в лотерею. – Видите, господин? Он сказал «у-гу».

Я разозлился.

– Я ничего такого не слышал, и я не знаю, что он сказал. Да и ты не знаешь, думаю.

Я нашел свою перевязь и надел. Я сомневался, что смогу проломить огру череп Мечедробителем, но мне хотелось попробовать, и я никак не мог отделаться от мысли о том, что скажут люди в Ширволе, если я убью последнего из огров. Сейчас, когда он лежал передо мной на земле, я чувствовал великое искушение. Поэтому я велел ему подняться.

Он подчинился и застыл передо мной в нелепом полуприседе.

Ури легко пробежала пальцами вверх-вниз по моей спине.

– Вы не приняли его на службу, господин. Он боится, что если он встанет в полный рост, вы воспримете это как вызов на поединок.

Я держал руку на эфесе Мечедробителя.

– Если ты мой раб, Орг, я могу продать тебя. Ты это понимаешь? Могу – и, вероятно, так и сделаю. Ты этого хочешь?

Он потряс головой. Движение было не вполне определенным, но я понял, что оно значит.

– Тогда чего ты хочешь? Я не могу отпустить тебя обратно в дом Нукары. Я обещал ей прогнать тебя, коли сумею. Если я отпущу тебя… ну, Нукара боялась, что ты начнешь убивать коров и овец, но я лично боюсь, что ты начнешь убивать людей.

– Я с вами, – невнятно пробормотал он.

Я не знал, что сказать, и потому дал Баки подержать свою перевязь, а сам стал натягивать мокрую одежду. Надев плащ, я сказал:

– Ты имеешь в виду, как Поук? Но мне будет очень трудно защитить тебя от других людей, которые попытаются убить тебя.

Орг снова повалился на землю и подполз ко мне на брюхе.

– С вами, хозяин.

– Ладно, можешь быть моим слугой. – Я сказал это, толком не подумав, и впоследствии много раз жалел, что не подумал хорошенько. – Только послушай меня внимательно. Если ты собираешься служить мне, тебе придется пообещать, что ты никогда никого не убьешь без моего позволения. И домашний скот нельзя убивать. – Я не был уверен, что он понял выражение «домашний скот», и потому пояснил: – Никаких лошадей, коров, овец или ослов. Никаких собак и котов. Никаких домашних птиц.

Огр поднял на меня глаза, засверкавшие в лунном свете, и мне показалось, будто он силится понять, серьезно ли я говорю. Спустя несколько мгновений он кивнул.

– Порой ты будешь чувствовать голод, но твой голод не станет для тебя оправданием, коли ты нарушишь мои запреты.

– Полагаю, вы прикажете забрать его в Эльфрис и нянчиться с ним, покуда он вам не понадобится. Знаете, на такое вам не стоит рассчитывать.

– Ты серьезно? – Я передвинул перевязь на талии таким образом, чтобы иметь возможность быстро выхватить Мечедробитель в случае надобности. – По-моему, вы все-таки не рабыни.

Баки попыталась принять смиренный вид.

– Мы выполним любое ваше приказание, господин. Мы должны. Но я сомневаюсь, что нам удастся перенести его в Эльфрис. Он слишком большой…

Ури кивнула, весьма энергично.

– Вдобавок он слишком тупой. Он станет совершенно неуправляемым, когда окажется в Эльфрисе. Мы не могли справиться с ним даже здесь, с помощью Гильфа.

Я кивнул.

– Вы не спросили у меня совета, – сказала Ури, – но я все равно дам вам совет. Мне доводилось общаться с такими существами еще в ту пору, когда они встречались повсеместно. Они тупы, ленивы и вероломны. Но они умеют очень хорошо маскироваться и незаметно подкрадываться к людям, поскольку принимают любой цвет, какой пожелают. Если вы прикажете огру следовать за вами, не привлекая ничьего внимания, мало кто хоть мельком увидит его. Я не говорю, что вообще никто не заметит, поскольку здесь многое зависит от места и освещения. Но все равно, думаю, вы удивились бы, узнав, сколь немногие люди способны увидеть огра.

Я пожал плечами, чувствуя острое желание обратиться за советом к Гильфу.

– Ладно, это мы проверим. Но сначала я хочу, чтобы вы отвели Орга обратно на ферму и показали Дансу и Нукаре, а также выяснили, куда делся Анс. Потом, пожалуй, я познакомлю его с Поуком. Поуку придется присматривать за ним и кормить его. Я лишь надеюсь, что сам Поук не станет пищей для огра.

– Он же не съел Анса, – улыбнулась Ури.

– Да, но лучше бы съел. Возвращайтесь в Эльф…

– И что? – спросила Баки.

– Возвращайтесь и скажите королеве Дизири – если увидите ее, то есть если найдете, – что я страшно хочу быть с ней. Что я безумно люблю ее и бесконечно благодарен ей за все знаки расположения, мне выказанные.

Они пообещали так и сделать и исчезли в густой тени деревьев.

Я повернулся к Гильфу:

– Ты не эльфийский пес, и, должен признать, у тебя нет эльфийских повадок. Так кто же ты?

Гильф с печальным видом улегся на землю и положил голову между передних лап.

– Неужели тебе трудно ответить? Ну же, Гильф! Ты действительно один из псов Вальфатера? Мне так сказали.

Он бросил многозначительный взгляд на Орга.

– Дело в нем? Ты это хочешь сказать? Ты не хочешь говорить при нем?

Гильф кивнул – точно так же, как при первом нашем знакомстве.

– Ну вот, еще один минус. Возможно, впоследствии я найду какие-нибудь плюсы в общении с тобой, Орг, но пока таковых не вижу. Однако надеюсь найти.

Я двинулся по направлению к дому, знаком велев обоим следовать за мной, и они последовали.

Дизири наблюдала за нами тогда. Я знаю это, поскольку она дала мне одну вещь, когда мы наконец оказались здесь. Не рисунок (хотя поначалу я решил, что рисунок), а аппликацию из черной бумаги по синей бумаге: рыцарь, шагающий с важным видом, держа руку на эфесе своего короткого меча, и чудовищное существо сразу позади, гораздо выше его ростом, неуклюже ковыляющее на кривых ногах и держащее у него на плече чешуйчатую руку; и огромная собака, которая кажется маленькой рядом с чудовищем. Я положил аппликацию туда, где вижу ее каждый день. Сейчас она не внушает мне желания вернуться обратно в Митгартр, но я знаю, что однажды внушит.

Окна кухни светились ярко и весело, когда мы наконец разглядели в них Нукару, Данса и Поука. На самом деле у меня не было такого ощущения, будто я возвращаюсь домой, но на мгновение мне так показалось. Там я смогу поесть (перед поединком я ел мало) и согреться у горящего камина. Тогда мне подумалось, что ничего большего и желать невозможно.

Все это имело значение, но дело было не только в этом. Я нормально разговаривал с Гильфом, Ури и Баки, и даже с Оргом. Но голоса, доносившиеся из-за окон кухни, были человеческими, все до единого. Порой это составляет большую разницу.

Поук открыл дверь, когда я постучал.

– Вот и вы, сэр. Мы уж соскучились по вам – во всяком случае, я. Мы знали, что вы не…

Тут он увидел огра, стоявшего у меня за спиной, и я сказал:

– Это Орг, Поук. Не обижай его, а если он будет вести себя плохо, сразу докладывай мне.

Поук стоял неподвижно, с отвисшей челюстью. Вряд ли он услышал хоть слово из мною сказанных.

– Орг, это Поук, еще один мой слуга. Он будет кормить тебя и заботиться о тебе. Ты должен подчиняться всем его приказам, как моим.

Орг утробно хрюкнул и посмотрел на Поука, который отступил на пару шагов назад. Наверное, здесь мне следует сказать, что Орг никогда не рычал и не ворчал. Он никогда не улыбался и не хмурился. Глаза у него походили на две черные бусинки. Они казались крохотными на широком лице, половину которого занимал рот. Это лицо и близко не походило на человеческое. Собака или лошадь гораздо больше похожи на человека, чем Орг.

Я вошел в дом, и Орг последовал за мной. Гильф проскользнул вперед и лег у камина. До нашего появления Данс и Нукара сидели за столом вместе с Поуком, по крайней мере, мне так показалось. По-видимому, они встали со стульев, когда Поук пошел открывать дверь. Теперь они выглядели такими же ошеломленными, как он.

– Вот ваш призрак, – сказал я. – Вполне материальный. Слышите, как скрипят половицы у него под ногами? Если хотите дотронуться до него, подходите, не бойтесь.

Данс три раза беззвучно открыл и закрыл рот, прежде чем сумел выговорить:

– Вы боролись с ним?

– Да, и мне нисколько не понравилось. Он победил меня, а потом сдался на мою милость. Это длинная история, и я предпочел бы не вдаваться в подробности сейчас.

– А где Анс? – спросила Нукара. – Где мой сын?

– Не знаю. Он помог мне найти Орга, и я уж подумывал ненадолго взять его к себе на службу, коли он пожелает. Но пока мы с Оргом дрались, он исчез.

– Убежал? – Поук немного оправился от первого потрясения.

– Я не видел, поэтому не могу сказать. Если он убежал, я не виню его. Мне самому хотелось убежать.

Гильф зарычал на Орга, который не обратил на него никакого внимания.

– Я поговорю с ним, когда он вернется домой, – сказал Данс.

– Не надо бранить Анса, – сказал я. – Он этого не заслуживает.

Поук вытащил свой кинжал.

– Мы сейчас убьем его, сэр?

– После того, как он сдался? – Я покачал головой. – Если бы ты слушал меня внимательно, то понял бы, что мы собираемся делать. Мы возьмем Орга с собой в Ширвол, и ты будешь заботиться о нем.

Поук кивнул.

– Мы прикончим его там, сэр, и еще сто человек охотно помогут нам.

– Ты хочешь сказать, они прикончат, если мы не помешаем, а сначала он убьет человек десять-двадцать. Нам нужно найти способ предотвратить такое несчастье.

Нукара дала мне хлеба с сыром и налила еще супу. Она притащила баранью тушу для Орга, и он съел все с костями, шкурой и всем прочим – и, похоже, насытился.

Потом мы тронулись в путь. Я все думал о своем поединке с Оргом и прикидывал, что же мне с ним делать. Наверное, Поук задавал мне какие-то вопросы, но вряд ли я отвечал. Потом мы поднялись на вершину холма и увидели Ширвол и полную луну в небе над ним – высокие четырехугольные башни с зубчатыми парапетными стенками по верху. Позже я видел Утгард, который был гораздо больше (такой огромный, что ты бы испугался). И Тортауэр, который был выше и красивее. Но Ширвол – это Ширвол, и ни один другой замок не сравнится с ним. Во всяком случае, я так считаю.

Думаю, мы добрались до замка немного за полночь. Мастер Агр предусмотрительно сообщил мне пароль, хотя я обещал вернуться до захода солнца. Теперь я понял, что он поступил правильно. Я крикнул часовых, и они спросили у меня пароль, а потом открыли затвор храпового механизма. Я никогда прежде не видел, как опускают подъемный мост, и мне хотелось бы посмотреть еще раз. Так или иначе, я увидел движущуюся толстую цепь и поднимающиеся каменные противовесы. Ширвол был окружен довольно широким рвом, через который тянулся узкий мост без перил. Я малость трусил, но проскакал по мосту легким галопом, просто чтобы не выдать своего страха.

Перебравшись через ров, я подозвал часовых.

– Сейчас по мосту пойдет одно существо, при виде которого вы просто не поверите своим глазам, – сказал я. – Я не стану просить вас никому не рассказывать о нем. Если вы считаете своим долгом доложить о нем кому следует, то должны выполнить свой долг. Но я прошу вас не трепать языками попусту. Я могу положиться на ваше слово?

Они ответили утвердительно.

– Хорошо. Как я сказал, вы можете доложить о нем, коли сочтете нужным. Но я запрещаю вам нападать на него или преграждать ему путь. Если вы ослушаетесь, вам придется сражаться и со мной тоже. Просто дайте ему пройти по мосту, и я беру на себя ответственность за все его действия.

– Да нам без разницы, сэр, – сказал часовой постарше.

– Вы его еще не видели, – ухмыльнулся я.

Я уже собирался крикнуть Поуку, чтобы он отправлял Орга вперед, но тут услышал частый стук копыт на мосту. То Поук скакал на своей лошади впереди остальных, а Гильф трусцой бежал позади, подгоняя лошадей.

– Кажется, я велел тебе оставаться с Оргом, пока я не крикну.

– Да, да, сэр. – Поук на секунду отпустил луку седла, чтобы дотронуться пальцами до козырька фуражки. – Я пытался, сэр. Но он уже здесь, сэр. Во внутреннем дворе, сэр.

– Ты хочешь сказать, что он пробрался сюда незаметно для меня?

– Нет, сэр. Не по мосту, сэр. Он переплыл через ров. – Поук обвел напряженным взглядом полутемный двор за опускной решеткой. – А потом вроде бы обошел замок сзади.

– Понятно. Но я не вижу его. А ты видишь?

Поук замялся, боясь меня рассердить.

– Нет, сэр. Сейчас не вижу, сэр. Только мне кажется, я знаю, где он, сэр. И коли вам угодно, я попробую вытащить его оттуда.

– Не сейчас. – Я повернулся к часовым. – Я не стану никому докладывать об этом. А вы вольны поступать, как сочтете нужным.

Часовой, что постарше, прочистил горло.

– Мы с вами заодно, сэр… сэр…

– Эйбел Благородное Сердце.

– …сэр Эйбел, покуда вы заодно с нами.

– Я на вашей стороне, и я собираюсь посадить в темницу своего слугу, за которым Поуку надлежало присматривать.

– Хорошая мысль, сэр, – сказал парень помоложе.

– Я так и знал, что вам понравится. – Я снова ухмылялся. – Мне нужно найти главного надзирателя темницы и поговорить с ним. Но думаю, это может подождать до утра. Сейчас он, наверное, спит. Я бы и сам с удовольствием поспал. Кого мне следует спросить?

– Мастера Каспара, сэр. Он подчиняется непосредственно мастеру Агру, сэр, и он главный тюремный надзиратель. Вы знаете, где находится Башня Гофмейстера?

– Я там живу.

– Так вот, сэр, вы входите туда, как обычно, только не поднимаетесь по лестнице, а спускаетесь вниз. За первой же дверью, которую вы увидите, сэр, он и обитает.

– Спасибо. – Только спешившись, я осознал, что валюсь с ног от усталости. – Поук, отведи лошадей в конюшню, всех. Расседлай и проследи за тем, чтобы их накормили, напоили и поставили в чистое стойло.

– Есть, сэр.

– Ты знаешь, где моя комната.

– Да, сэр, – кивнул Поук.

– Хорошо. – Мне хотелось ссутулиться, но я понимал, что не могу позволить себе такого. Я стоял, расправив плечи и вскинув голову. – Я буду там, как только позабочусь об Орге. Перенеси туда наши сумки – все наши вещи и все барахло, доставшееся от сэра Как-его-там. Если конюхи начнут ворчать, скажи, что ты выполняешь мой приказ.

– Есть, сэр!

От рва несло тяжким запахом застойной воды, и под моими сапогами хлюпала зловонная жижа из конского навоза и мочи, но мне было все равно. Я целеустремленно направился в самый темный угол двора, зная, что смогу спокойно отправиться на боковую, лишь когда сделаю все свои дела.

Я был женщиной, которая лежала на грязной постели в душной комнатушке. Какая-то старуха сидела возле кровати и все время говорила мне тужиться – и я тужился, хотя из-за страшной усталости не мог тужиться сильно, сколько бы ни старался. Я знал, что мой ребенок пытается дышать, но не может и потому скоро умрет.

– Тужься!

Я пытался спасти. Теперь я только пытался спастись сам. Он не отпускал меня, карабкался по мне, увлекал меня под воду.

Лунный свет пробивался сквозь пелену проливного дождя, когда я с трудом шел по раскисшей тропе. В самом конце тропы маячил огр, черный и огромный. Я был мальчиком, который зашел в пещеру Дизири, а не мужчиной, который вышел оттуда. Вместо меча я держал в руке крест, поставленный над могилой Дизиры, – длинную палку, связанную ремнем с короткой. Я ткнул острием в землю, отмечая местоположение собственной могилы, и пошел дальше. Когда огр отшвырнул меня прочь, палка превратилась именно в такой меч, о каком я мечтал, – с золотым эфесом и сверкающим клинком.

Я снова взмыл на землей и стремительно полетел назад, но я задыхался.

Глава 42

Я ГЕРОЙ

Я проснулся в холодном поту, отбросил в сторону одеяло и выглянул в окно. Бледное небо, источающее ровный серый свет. Бодрствовать все лучше, чем спать, подумал я. И я сделал выбор, набрав воды в потрескавшийся умывальный таз и по возможности чисто вымывшись. Когда я жил с Бертольдом Храбрым, мы купались в Гриффине. Это было гораздо лучше (во всяком случае, в хорошую погоду), и я невольно задался вопросом, доводилось ли когда-нибудь герцогу вымыться так чисто в своей ванне.

Поук храпел за дверью. Я отчетливо слышал каждый всхрап и не сомневался, что шум, производимый мной в процессе умывания и одевания, разбудит малого, но я ошибался. На мгновение я почувствовал желание окатить Поука грязной водой из таза, но не стал делать этого, а выплеснул все окно и потом высунул голову наружу и огляделся по сторонам,

Хотя замок назывался Ширвол, стена башни была не совсем отвесная[3] – и к тому же состояла из больших неотесанных камней неправильной формы, уложенных не очень ровно. В прошлом я часто вскарабкивался по борту на палубу «Западного купца» и теперь заткнул сапоги за ремень сзади, чтобы они не мешали, и перелез через подоконник.

С одной стороны, спуск был трудным, но с другой стороны, довольно легким. Я избегал опасных мест, где мог соскользнуть вниз, а соскользнуть по стене, которая ближе к земле становилась почти отвесной, было все равно что просто упасть. Поэтому такие места я обходил стороной. Но спуск представлялся мне не более чем трудным физическим упражнением, я и не разу всерьез не испугался сорваться вниз. Впоследствии Таугу довелось ползти по стене Утгарда почти таким же манером, каким я сползал с Башни Гофмейстера, – и когда он рассказал мне об этом, я вспомнил о своем случае. Только стены Утгарда были увиты какими-то вьющимися растениями вроде плюща. В свое время я напишу об этом.

Оказавшись на земле, я почуял запах свежей выпечки, который привел меня прямиком на кухню. Здесь мне помог зверский голод.

– Вам не положено находиться здесь, сэр, – сказал повар. – Вы найдете завтрак в столовой зале, когда протрубит рог.

Когда я ничего не сказал, он добавил:

– Сегодня на завтрак будут свежая ветчина и сыр.

– А также хлеб с маслом и пиво. – Я знал это, поскольку дважды ел здесь накануне. – А как насчет яиц? У вас есть яйца? А яблоки?

– Нет, сэр, – помотал он головой. – Мы и так стараемся изо всех сил, сэр.

– Вот и молодцы. – Я потрепал повара по плечу. – А раз так, ты не станешь возражать, если я возьму вот это. – Я указал на горячую буханку хлеба, испеченного из муки со значительной примесью ячменя и полбы. – Одна милая женщина вчера приготовила мне знатный ужин, – объяснил я повару, – но мне предстоял поединок, и потому я не хотел наедаться досыта. Ты не возражаешь?

– Нет, сэр. – Выражение его лица свидетельствовало об обратном. – Нисколько не возражаю, сэр.

– Хорошо. Выйди в столовую залу на минутку.

– Мне нужно еще испечь несколько буха… – Но, встретившись со мной взглядом, он поспешно вышел.

Столовая зала была гораздо больше кухни – наверное, шагов сто в длину и пятьдесят в ширину. На высоком помосте там стоял накрытый скатертью стол для герцога Мардера, герцогини и особых гостей. А также длинные деревянные столы, лавки и табуреты для всех остальных. Несколько служанок накрывали к завтраку: ставили по сальному подносу и по бутылке на каждого.

– Мастер Каспар ест здесь, верно? – спросил я. – Где он сидит?

– Я работаю на кухне, – сказал повар. – Я понятия не имею, но Модгуда, наверное, знает.

Я отпустил его.

– Ты прав, конечно же. И она мне скажет. Мы с ней старые друзья.

Модгуда поклонилась мне на женский манер.

– Я рада, что вам сильно полегчало, сэр Эйбел.

– Я тоже. – Я повернулся к повару: – Тебе нужно испечь еще хлеба. Возвращайся к работе.

Модгуда показала мне место мастера Каспара. Он сидел на стуле. Это о чем-то говорило, хотя я толком не понимал, о чем именно. Я уселся на стул, собираясь съесть свой хлеб, и велел Модгуде принести бутылку пива.

– Он… он рассердится, сэр Эйбел. Мастер Каспар. – Она огляделась по сторонам с самым несчастным видом.

– Не на тебя. И не на меня, поскольку я встану, как только мастер Каспар придет, и он спокойно займет свое место. Я просто хочу быть уверен, что не разминусь с ним.

К тому времени в зал начали потихоньку сходиться люди. Я пытался угадать, какие из них служат тюремными надзирателями.

Модгуда была весьма невысокого роста, а я весьма высокого, и потому ей не пришлось нагибаться, чтобы прошептать мне на ухо:

– Все боятся его, сэр. Даже рыцари.

Я сидел с набитым ртом и таким образом получил возможность подумать, прежде чем ответить.

– Не может быть, чтобы все, – сказал я, проглотив и отпив глоток пива. – Я же не боюсь – значит, уже не все.

– Он начальник тюрьмы, сэр. Вы же не хотите оказаться в подземной темнице, сэр, но если вы…

Я помотал головой.

– Именно этого я хочу. Я спускался туда сегодня ночью, но у меня не было фонарика – я хотел сказать, факела, – и я мало что увидел. Мне бы хотелось снова отправиться туда, в сопровождении мастера Каспара. Это одна из просьб, с которыми я собираюсь обратиться к нему.

Тут позади меня раздался голос:

– К кому именно?

Я обернулся и увидел высокого мужчину, определенно питавшего пристрастие к черному цвету. Я спросил, не он ли мастер Каспар, и он кивнул. Модгуда тем временем убежала.

Я встал со стула и протянул мужчине руку:

– Я сэр Эйбел Благородное Сердце.

Он пренебрежительно фыркнул:

– И что дальше?

– Я сел на ваше место, просто чтобы не разминуться с вами, когда вы придете в столовую залу. Мне нужно поговорить с вами, и я подумал, что неплохо бы сделать это за завтраком.

– Говорите сейчас. – Он тяжело опустился на стул. – Я завтракаю со своими людьми, а не с вами.

К тому времени вокруг нас собралось с полдюжины тюремных надзирателей, одетых во все черное; одни выдвигали свои табуреты и садились, а другие просто стояли и прислушивались к нашему разговору.

– Хорошо, – начал я. – Я отправлюсь в вашу темницу…

– Большинство отправляется.

Мужчина, сидевший рядом с Каспаром, рассмеялся – и он не просто смеялся шутке своего начальника. Своим смехом он словно давал мне понять, что собирается сделать со мной в один прекрасный день. Сильным ударом кулака я сбросил парня на пол, а когда он начал подниматься на ноги, схватил табурет и треснул его по башке.

В зале мгновенно воцарилась мертвая тишина. Кто-то поставил перед Каспаром деревянную тарелку с ветчиной. Я пододвинул тарелку к себе и отправил в рот кусок ветчины, а вслед за ним кусок хлеба, отломленный от своей буханки.

– Вы – тот самый парень, который покалечил всех остальных рыцарей, – сказал Каспар.

– Троих или четверых. Может, пятерых. Не больше.

Я взял свою бутылку и отпил из неё глоток.

Он кивнул.

– Отдайте мою тарелку.

Я отдал.

– Вам следовало бы сказать: «Отдайте мне мою тарелку, пожалуйста, сэр Эйбел». Но на сей раз я вас прощаю.

Он неопределенно хрюкнул.

– Я не хочу ссориться с вами, мастер Каспар. Один мой слуга находится в вашей темнице, и мне бы хотелось, чтобы вы о нем хорошо заботились. – (Он повернулся ко мне, продолжая жевать ветчину.) – И я подумал…

Тут в разговор вмешался Воддет, буквально секунду назад подошедший к нам.

– Драться в Большой зале запрещено. Мастер Агр желает видеть вас после завтрака.

– Я с великим удовольствием поговорю с ним, – сказал я. – Только мы не дрались. Мы просто обсуждали одно личное дело.

Воддет присел на корточки возле распростертого на полу парня, проверил, дышит ли тот, пощупал пульс и так далее.

– А как насчет этого?

– Ах, вы о нем. Думаю, с ним все в порядке. Я мог бы убить малого одним ударом, но не убил же.

Воддет поднялся на ноги.

– Советую вам встретиться с мастером Агром сразу после завтрака. Иначе… – Он пожал плечами.

– Иначе вы поступите в мое распоряжение, – сказал Каспар.

– Я бы предпочел встретиться с герцогом, – сказал я Воддету. – Но раз мастер Агр желает видеть меня, я не возражаю. Передайте ему, что я буду рад.

– Не хотите пройти со мной? Я посажу вас за стол, где едят рыцари.

– Я знаю, где стол для рыцарей, но сейчас мне надо поговорить с мастером Каспаром, а потом с мастером Агром.

Воддет вернулся на свое место, и через два стола от нас кто-то громко заговорил, и вскоре все беседовали и ели, как обычно. Модгуда принесла голову сыра на большом подносе, и я вытащил из ножен кинжал, чтобы отрезать кусок. Я всегда любил ветчину и сыр, даже если их подавали почти каждый день.

– Иногда мы клеймим наших узников, – сказал Каспар. – В зависимости от воли герцога. Смутьянов. Воров. Вас когда-нибудь клеймили?

Я сидел с набитым ртом, но отрицательно потряс головой.

– А меня однажды заклеймили. – Он откинул капюшон, чтобы показать мне клеймо на лбу. – Мне не понравилось.

Я прожевал и проглотил.

– Никому не нравится головная боль. Но все равно у всех нас иногда болит голова.

Каспар хихикнул. Мерзкий смешок.

– Так вы говорите, у вас есть для меня новый узник?

Я вспомнил об одном своем друге, который уехал в пансион, и сказал:

– Скорее, пансионер. Вам не нужно держать его под замком, но он будет жить у вас, покуда я не отправлюсь на север, стоять караулом у какого-нибудь моста или брода.

– Он будет жить с нами.

– Да, – кивнул я. – Я знаю, вы должны кормить своих узников, иначе они умрут от голода, а они же не едят здесь, с вами. Вам нужно будет всего лишь приносить тарелку с едой для моего слуги. – Я отбросил в сторону мысли, навеянные мне рассказами Анса, и сказал: – Через день будет достаточно. Просто оставляйте тарелку на видном месте, а если он не съест пищу через пару дней, попробуйте оставить тарелку в другом месте.

– Я не собираюсь позволять своим узникам свободно бегать по темнице. – В голосе Каспара слышались категорические нотки.

– Он уже там. И вам нужно лишь кормить его.

Лицо у Каспара налилось кровью, и глаза стали совсем крохотными.

– Я отвел его туда сегодня ночью и велел оставаться там. Он пообещал мне не выходить оттуда и, думаю, не выйдет, покуда не проголодается. – Я надеялся немного успокоить Каспара своими словами, но он нисколько не успокоился. – Наверное, время от времени вы будете натыкаться на испражнения. Но ведь в темнице это обычное дело.

Каспар вытер свой кинжал о рукав и засунул обратно в ножны.

– Значит, он уже там.

– Верно. – Я обрадовался, что он наконец-то понял. – Я отвел его туда сегодня ночью. Вы спали, и я не хотел будить вас. Один мой друг открыл дверь вашей темницы, а потом снова запер, когда я вышел. – Я попытался вспомнить, действительно ли я слышал лязг засова, задвигаемого Ури. Я не помнил точно, а потому сказал: – В любом случае, я велел задвинуть засов. И почти уверен, что мое распоряжение выполнили.

– Это другой ваш друг, – медленно проговорил Каспар. – Не тот, с которым мне придется нянчиться.

– Верно.

Мужчина, недавно поваленный мною на пол, поднимался на ноги и нащупывал рукоятку длинного кинжала, висевшего у него на поясе. Я поймал его за кисть.

– Если ты вытащишь кинжал, мне придется отобрать его у тебя. Лучше сядь и поешь, пока весь сыр не кончился.

Каспар встал, пока мужчина садился на свое место.

– Хорошо бы вы поближе познакомились с Хобом.

– Согласен, – сказал я. – Мне бы хотелось уладить все недоразумения, коли такое возможно. А вы тем временем позаботитесь о моем слуге, правда? Я понимаю, что прошу вас о большом одолжении.

Он повернулся и важной поступью удалился из Большого зала.

Мастер Агр стоял спиной к окну, когда я вошел. Он кивнул, прочистил горло, немного подождал, словно собираясь заговорить, а потом снова кашлянул.

– Доброе утро, мастер Агр. Вы вызывали меня?

Мне сказали встать по стойке «смирно», как только я войду кабинет, и на всякий случай я снова вытянулся в струнку.

– Сэр Эйбел, я…

– Да, мастер Агр.

Агр вздохнул.

– Я не могу разговаривать с вами, когда вы стоите навытяжку. Пожалуйста, присядьте. – Он указал рукой на кресло. – Пододвиньте его сюда.

Он сел в свое кресло, за столом, заваленным разными документами и гроссбухами.

Я подволок кресло к столу и сел.

– Драки в Большой зале категорически запрещаются приказом герцога. Вам это известно?

Я кивнул.

– Да, сэр. Известно.

– Вы ударили одного из надзирателей табуретом. Так мне доложили. Сам я не видел.

– Сначала кулаком, мастер Агр. А табуретом потом, когда он стал подниматься на ноги.

Агр кивнул. Мне кажется, я вообще ни разу не видел его в хорошем настроении, а тогда уж он точно пребывал не в лучшем расположении духа.

– Почему вы так поступили, сэр Эйбел?

– Потому что мне нужно было поговорить с мастером Каспаром. И я понимал, что парень помешает нам, коли поднимется на ноги. Разговор предстоял трудный, и мне совершенно не хотелось ко всему прочему затыкать малого каждую секунду. – Я глубоко вздохнул, с таким чувством, что только усугубляю и без того скверную ситуацию, но уже не мог остановиться. – Позвольте мне сказать все, а потом уже говорите, что сочтете нужным. Я не ищу оправданий своему поступку, но и не считаю себя неправым. Иногда приходится делать исключения из правил. Вы собираетесь наказать меня. Я это знаю и ничего не имею против. Я вас не виню. Я прошу прощения за то, что нарушил порядок и причинил вам беспокойство. Но если такое повторится снова, я поведу себя точно так же.

Агр кивнул. Его лицо оставалось совершенно бесстрастным.

– Для воинов ниже рыцарского звания – таких, как я сам, – обычным наказанием в подобных случаях является пожизненное изгнание из замка. Для рыцарей срок изгнания исчисляется месяцами или годами.

– Ну и хорошо. Я в любом случае собирался отправиться на север. Сколько мне придется оставаться в изгнании?

Агр встал и подошел к окну. Он стоял там так долго, что я уж подумал, не ждет ли он, чтобы я удалился. Наконец он снова сел в свое кресло и сказал:

– В Большой зале и раньше случались драки, но они носили чисто бытовой характер. Ваш случай осложнен некоторыми обстоятельствами. Во-первых, сэр Эйбел, очень и очень немногие из наших рыцарей признают вас за своего. Вы должны понимать это.

Я сказал, что понимаю.

– Они против того, чтобы вы ели за одним столом с ними. И если я накажу вас как рыцаря, они вознегодуют еще сильнее. Не смотрите на меня так, пожалуйста. Я не собираюсь увольнять вас, словно простого слугу.

– Мне кажется, я хорошо показал себя.

– И мне тоже так кажется. И его светлости тоже. Я просто говорю, что вызову тем большее негодование, если накажу вас как рыцаря.

– Я не стану возмущаться, мастер Агр, – сказал я. – Вам не нужно бояться моего негодования.

– Я не боюсь ничьего негодования, в любом случае, – сказал Агр. – Но мой долг – поддерживать порядок среди вас, рыцарей. Помимо всего прочего.

Он со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

– Это одна сложность. Вторая состоит в том, что в прошлом такого рода столкновения происходили, главным образом, только между рыцарями. На моей памяти между слугами случилась лишь одна такая стычка. Но это единственное исключение из правила. Я сразу уволил обоих, но я дал слово не прогонять вас как простого слугу, сэр Эйбел, и сдержу свое слово. Однако, если я отправлю вас в изгнание, рыцари восстанут против меня. Одни потому, что вы получили наказание, достойное лишь рыцаря. А все остальные потому, что я изгнал рыцаря, ударившего наглого мужлана. В лучшем случае они обратятся с протестом к его светлости.

– Я не обращусь, – сказал я.

– Да, я знаю. Но здесь есть проверенные временем рыцари, о которых герцог держится высокого мнения. Если они запротестуют, а они могут… – Агр пожал плечами.

– Мне очень жаль, что так вышло, – сказал я. – Я не хотел.

– Благодарю вас. И еще одно, хотя далеко не самое последнее: тюремных надзирателей все ненавидят и боятся. Не только рыцари, а и все в замке. Я не хочу оскорбить вашу скромность, но я совершенно уверен, что девять из десяти свидетелей драки, имевшей место сегодня утром, считают вас героем.

– Я и есть герой, – сказал я. – Но не потому, что я сбил вашего надзирателя с табурета. Это было несложно.

Мастер Агр улыбнулся, с легкой горечью.

– Возможно, вы правы, сэр Эйбел. На самом деле я считаю, что вы правы. Но теперь, когда я объяснил вам все сложности, мне бы хотелось услышать, что вы можете сказать в свое оправдание. Если вам есть, что сказать, сейчас самое время сделать это.

– Мне нечего сказать. – Я подумал о случившемся и о том, что на «Западном купце» никто не обратил бы на подобный инцидент никакого внимания. – Я понимаю, что мои слова ничего не значат для вас, мастер Агр, но ни о какой драке здесь и речи не идет. Да, я треснул парня кулаком, а потом табуретом. Но это же не драка, поскольку он-то не пытался драться со мной.

– Продолжайте.

– Я ударил его, потому что он начал угрожать мне и продолжал угрожать, покуда я ему не врезал. Запрет на драки, наложенный его светлостью, хорошее дело, покуда все ведут себя прилично. Но неужели действительно хуже иметь дело с людьми, которые дерутся время от времени, чем с людьми, которые, желая ответить обидчику и не имея возможности применить физическую силу, просто плюют ему в лицо, когда он с кем-то разговаривает?

– Я понял вашу точку зрения, – сказал мастер Агр. – Еще что-нибудь?

Я помотал головой.

– Тогда я вам скажу еще одну вещь, сэр Эйбел. Но сначала позвольте мне сказать, что вы мне нравитесь. Я бы хотел быть вашим другом, насколько мне позволяет мое служебное положение. И хотел бы, чтобы вы отвечали мне взаимностью.

– Я ваш друг, – сказал я. – Я знаю, вы много сделали для меня. Я ваш должник.

– Я спрятал под замок ваше оружие после вашего поединка на учебном плацу – ваш лук, колчан и… и ваш фальшивый меч, который сейчас при вас. Мне пришлось сделать это, иначе у вас все отобрали бы. Его светлость велел мне вернуть вам оружие по первому же вашему требованию. Вы вправе потребовать свои вещи обратно.

Я молчал, понимая, что последует дальше.

– Вчера мне пришло в голову, что вы так и не попросили вернуть вам оружие, и решил найти его и передать вам через пажа. Но оно исчезло. Сегодня я вижу на вас перевязь. Насколько я понимаю, лук тоже у вас? И стрелы? Поскольку у меня их нет.

– Они в моей комнате. – Я слегка поморщился, вспомнив сны, которые посылала мне тетива вчера ночью.

– Вы можете объяснить, как они оказались у вас?

Я помотал головой:

– Мы только поссоримся, поскольку вы мне не поверите.

– Испытайте меня, сэр Эйбел. Мне бы хотелось знать, как вы проникли в мои кладовые.

– Вы верите, что меня посвятила в рыцари королева Дизири?

Агр не ответил. По коридору кто-то бежал, мы оба услышали шум одновременно. Судя по тяжелому неровному топоту, бежал кто-то грузный и неуклюжий. Мы услышали, как он остановился за дверью, шумно отдуваясь.

– Часовой отправит его прочь, кто бы это ни был, – сказал Агр.

Но часовой не сделал этого. Не успел Агр закончить фразу, как дубовая дверь с грохотом распахнулась и в комнату ввалился Каспар, споткнувшись о порог и упав к моим ногам.

Глава 43

ВОЕННАЯ ДОРОГА

Из всего нашего долгого путешествия на север лучше всего мне запомнилась ночь, когда мы невольно расстались. Свон возился с лошадьми, поручив Поуку заниматься работой поважнее и потяжелее, но одним глазом присматривая за ним, правильно ли он все делает. Гильф отправился на охоту, а я сидел у костра, глядя на пляшущие языки пламени и вспоминая сэра Равда, Муспель и замечательные ночи, проведенные в нашей хижине в лесу, – когда мы с тобой собирали ветки, разводили большой костер в маленьком каменном очаге и жарили сосиски и суфле.

И честно говоря, задаваясь вопросом, каким ветром меня занесло оттуда в эти края. Агр сказал мне, что, если я потороплюсь и мне повезет, я доберусь до гор за шесть недель. Тогда мне показалось, что путешествие не может занять столько времени.

Мы собрались в большой уютной комнате в частных покоях герцога – Агр, Каспар, сам герцог и я. Мне бы хотелось, чтобы Хоб тоже там присутствовал, и в известном смысле он присутствовал, поскольку все мы думали о нем. Орг убил и съел Хоба.

– Этот ваш ручной зверь, – сказал мне Мардер, – этот ваш огр, которого вы поместили в мою темницу, является наименьшей из наших проблем. Посему давайте сначала разберемся с ней. Вы можете выгнать его оттуда?

– Выгнать его из темницы значит обречь на погибель, ваша светлость. – Я уже успел обсудить дело с Агром. – Вы считаете, что Орга надо убить, и мастер Агр так считает. И мастер Каспар. Ладно, возможно, вы все правы. Но я взял Орга к себе на службу. Я не могу отправить его на смерть.

Мардер задумчиво погладил бороду, а Агр попытался сделать вид, будто он здесь вообще ни при чем. Наконец Каспар сказал:

– Нам надо выдворить огра из темницы, ваша светлость. И загнать в ров, где рыцари смогут с ним разделаться.

Мардер пожал плечами. На моей памяти он никогда еще не выглядел таким усталым и старым.

– Сэр Эйбел не отдаст ему приказа выйти из темницы, зная, что таким образом обречет его на смерть. Я могу послать рыцарей в темницу, чтобы они убили огра там.

Каспар помотал головой: ни в коем случае.

– Но я не могу ручаться, что у них получится. Судя по вашим словам, вполне возможно, они даже не сумеют найти его.

Агр повторил мысль, которую уже высказывал раньше, только другими словами:

– Если огр является слугой сэра Эйбела, сэр Эйбел должен дать ему строжайшие указания относительно дальнейшего поведения и особо подчеркнуть, что он не сможет рассчитывать на покровительство своего хозяина, коли ослушается.

– Я запретил Оргу нападать на кого бы то ни было, – сказал я. – И он пообещал, что не станет. Думаю, он узнал о моем столкновении с Хобом и решил, что тот мой враг, а следовательно, все в порядке.

Мардер кивнул – похоже, главным образом, своим мыслям.

– И Хоб был бы моим врагом, когда бы остался в живых. Все в замке боятся тюремщиков, ваша светлость, кроме меня и вас. Я не знаю почему, но дело явно не только в безобразных лицах и черной одежде. Если я спущусь в вашу темницу, мастер Каспар со своими людьми сделает все возможное, чтобы не выпустить меня оттуда. Я это знаю. Но если вы хотите, чтобы я…

– Ваша светлость! – Каспар вскочил с места. – Я клянусь!.. Он… Сэр Эйбел не…

Еле заметным движением руки Мардер велел главному надзирателю замолчать.

– Я в любом случае спущусь туда, коли вы мне прикажете. И я объясню Оргу, что он не должен никого убивать, даже мастера Каспара.

Мардер прикрыл рот ладонью, но я увидел, как у него дернулись кончики усов.

– Только у меня есть план получше. И если вы примете мое предложение, мы разом решим все проблемы, которые обсуждаем сейчас: заставим Огра выйти из темницы, и я получу наказание, которое не вызовет ни возмущения, ни протестов со стороны других рыцарей.

Мардер вздохнул.

– Иными словами, вы погибнете, сэр Эйбел. Чем дольше я вижу и слушаю вас, тем меньше мне хочется вас потерять.

– Надеюсь, такого не случится, ваша светлость. Вы собирались отправить меня на какой-нибудь дальний пост. Мы с вами говорили об этом, когда столкнулись у дверей моей комнаты.

– Я помню, – кивнул он.

– Значит, вы помните, как сказали мне, что можете послать меня сражаться с ангридами. Так пошлите. Пошлите сейчас же. Я не знаю, каким путем они приходят в ваше герцогство…

– Я нарисую вам карту Военной дороги, – сказал Агр (и позже действительно нарисовал).

Я кивнул, давая Агру понять, что услышал.

– Но вряд ли через горы ведет много дорог. Позвольте мне встать караулом на одной из них. Я возьму с собой Орга и останусь там до той поры, покуда снег не завалит все ущелья.

Потом мы несколько минут обсуждали мое предложение. Мардер сказал, что, если я не вернусь назад ко времени, когда на заливе станет лед, он будет полагаться на мое слово, что я не покину свой пост, покуда все ущелья в горах не станут непроходимыми из-за снега. Агр послал Каспара за пажом, а потом отправил пажа в Форсетти к оружейнику, чтобы поторопить последнего с моим заказом.

Потом Мардер сказал:

– Есть еще одна проблема, решение которой я вижу в этом предприятии, сэр Эйбел.

Он имел в виду Свона. Помню, той ночью я отвел взгляд от костра, внимательно посмотрел на него и увидел, что он спит, а Гильф положил мертвого кролика рядом с ним, прямо у самой головы. Я взял тушку, освежевал, насадил заднюю ногу на длинную ветку, как обычно делаешь ты, и стал держать вертел над огнем.

Мясо уже начинало коричневеть, когда Свон сел.

– Вы собираетесь съесть все, сэр Эйбел?

Я поднял с земли и показал кроличью тушку:

– Здесь хватит на всех. Отрезай любой кусок, какой хочешь.

– Вы очень любезны. В своем время мы с вами жили впроголодь, верно?

Я напомнил Свону, что он втихаря покупал для себя дополнительную пищу, когда мы останавливались в трактирах или в деревнях. Злиться на него было легко – очень легко, честно говоря. Может даже, он злился на нас точно так же, как мы злились на него. Вообще-то я понимал Свона. Он все еще ходил в оруженосцах, хотя многие становились рыцарями и в более раннем возрасте.

Например, я.

Он отошел от костра, чтобы срезать ветку. А вернувшись, принялся жарить вторую заднюю ногу.

– Я мог бы съесть мясо и сырым, как делает ваше чудовище, сэр Эйбел. Но я все-таки человек и потому предпочитаю есть прожаренное мясо.

Я молчал, понимая, что он пытается разозлить меня.

– Мне следовало сказать «как ваш огр». Он мне не нравится.

Я повернул свой вертел.

– Я сладко спал, пока меня не разбудил запах крольчатины. А вы спали хоть сколько-нибудь?

Я ответил отрицательно.

– Потому что вы боитесь спать, когда вас не охраняют вас пес и ваше чудовище. Верно? Вы боитесь, что я прирежу вас во сне.

– Меня уже однажды резали, – сказал я.

Свон поджал губы.

– Но не я.

– Не ты.

– Позвольте мне сказать вам одну вещь, сэр Эйбел. Я знаю, вы не поверите, но мне хотелось бы сказать. Я не прирежу вас – во всяком случае, во сне. А вот ваш ручной огр однажды набросится на вас, спите вы или бодрствуете.

– А ты станешь меня защищать, коли такое случится?

– Как мне следует отнестись к вашему вопросу? Должен ли я ответить утвердительно, чтобы вы хорошо отозвались обо мне, когда мы вернемся в замок?

Я помотал головой.

– Тебе следует отнестись к вопросу серьезно, вот и все. И ответить на него честно, хотя бы самому себе.

Я пытался снять мясо с вертела, не обжигая пальцев, а когда снял, откусил кусок. Оно было достаточно горячим, чтобы обжечь мне язык, и жестковатым. Но страшно вкусным.

– Вы всегда говорите правду. Верно?

Я сидел с набитым ртом, но отрицательно потряс головой.

– Я знаю, вы стараетесь произвести впечатление кристально честного человека. – Он указал на меня пальцем. – Но уже сами такие попытки сродни лжи.

Я прожевал и проглотил.

– Конечно. Раз уж ты проснулся, пойди взгляни на лошадей.

Он пропустил мои слова мимо ушей.

– Вы сказали его светлости, что водили сэра Равда и меня по лесам близ Иррингсмаута. Еще одна ложь.

Мы оба вздрогнули, услышав неподалеку пронзительный крик какого-то животного. Свон глубоко вздохнул и ухмыльнулся:

– Ваш ручной зверек еще кого-то убил.

Я обошел вокруг костра и ударом ноги повалил Свона на землю.

Вероятно, он задел Поука, когда упал, поскольку Поук резко сел и уставился на Свона, часто моргая и протирая глаза.

Я поднял вертел, выроненный Своном, и отдал Поуку.

– На, держи. На мясо налипла зола, но это не страшно.

Потом я подошел к нашим вещам, сваленным в кучу, и взял свой лук и стрелы.

Свон сел. (Вероятно, он подумал, что я уже ушел – после последней встречи с Баки я обнаружил, что порой становлюсь почти невидимым.) Он осторожно потрогал челюсть сбоку, куда пришелся удар.

– Вы сами напросились, – сказал Поук.

– Мне следует отрубить этому плебею голову, – сказал Свон, и я немного отступил назад. Я не хотел убивать малого, но знал, что придется, коли он меня увидит.

Поук рассматривал мясо, которое я дал ему. Он решил, что оно недостаточно хорошо прожарилось, и стал держать вертел над огнем.

– На вашем месте я бы не пытался, сэр.

– Я человек благородного происхождения, а человек благородного происхождения мстит за любые обиды, ему нанесенные, – упрямо сказал Свон.

– Вы сами напросились, – повторил Поук, – а значит, все справедливо.

– Ты не знаешь. Ты спал.

Я повернулся и двинулся прочь. До меня донесся приглушенный расстоянием голос Поука:

– Я знаю его, сэр, и я знаю вас.

– Я убью его!

И уже совсем тихо:

– Если бы я думал, что вы говорите серьезно, сэр, я бы сам вас убил.

Глава 44

МАЙКЛ

Если бы я знал, куда направлялся, когда отошел от костра, то сказал бы тебе. Но дело в том, что я сам понятия не имел. Я хотел оказаться подальше от Свона и подальше от Орга. Вот и все. Я хотел найти место, где смог бы отдохнуть и собраться с мыслями прежде, чем снова общаться с ними. Я мог бы развести костер там, где остановился, но в темноте пришлось бы долго возиться, а я валился с ног от усталости, и тогда было совсем не холодно, даже по ночам. Полагаю, дело происходило в конце июня или в начале июля, но точно не знаю.

Так или иначе, я просто поплотнее закутался в плащ и лег на землю. Я даже не снял сапоги, о чем позже узнал от Ури с Баки. Они нашли меня там спящим, как и Гильф, который вернулся к нашему костру и выследил меня по запаху. Все трое охраняли меня всю ночь, неведомо от какой опасности.

Когда я проснулся, солнце стояло высоко и сияло ярко. Едва я открыл глаза, Гильф принялся лизать мне лицо. Он явно с нетерпением ждал такой возможности, и он делал так только в тех случаях, когда считал, что меня нужно хорошенько встряхнуть. Я сонно ухмыльнулся и сказал, что со мной все в порядке, а когда пес ничего не ответил, я понял, что мы с ним не одни.

Баки махнула мне рукой, поймав мой взгляд, и Ури сидевшая рядом с ней в тени дерева, тоже помахала.

– Мы опасались, как бы с вами чего не случилось, господин. Мы все трое боялись за вас.

– Спасибо.

Я поднялся на ноги и огляделся по сторонам, нет ли поблизости какого ручья, где я мог бы напиться и ополоснуть – лицо, а возможно, даже искупаться нагишом, когда девушки уйдут. Но никакого ручья я не увидел, а потому спросил, где мне найти Поука и Свона.

– Я не знаю, где они сейчас, господин, – сказала Ури. – Но мы с Баки поищем их, коли вы прикажете.

– Гильф, наверное, знает, – предположила Баки, но пес помотал головой.

Ури подплыла ко мне – прелестная девушка, тоненькая до невозможности, темно-красная, но полупрозрачная в свете солнца. (Представь, будто ты видишь обнаженную девушку с медно-красной кожей сквозь матовое стекло.)

– Почему вы ушли в лес один, да еще ночью? Безусловно, вы поступили глупо.

– Было бы глупо оставаться там. Здесь где-нибудь поблизости есть вода?

– Нет, – сказала Ури, – в радиусе лиги или даже больше.

Но Гильф кивнул.

– У вас была вода на месте вашей стоянки, – указала мне Баки. – В бутылках.

– Если бы я остался там, мы со Своном подрались бы, – объяснил я. – Вдобавок я понял, что Огр кого-то убил, и хотел посмотреть, кого именно.

– О, это мы знаем, – сказала Баки.

– Мула, – сказала Ури. – Какая-то женщина ехала по дороге на муле, и Орг набросился на него. По-моему, он не собирался убивать женщину.

– Но она считала иначе.

– Мул встал на дыбы и сбросил ее. Потом Орг накинулся на него. Именно крик мула вы и слышали.

– И он сожрал мула. Частично, во всяком случае.

Я на мгновение задумался.

– А женщина спаслась?

– Да.

Тут на солнце наплыло облако, и Баки подступила ко мне, теперь совсем похожая на живого человека из плоти и крови.

– У нее был меч, но она им не воспользовалась. Я не виню ее за это. Кому захочется сражаться с Оргом темной ночью?

– Мне, – сказал я. – Во всяком случае, я сражался. Возможно, когда-нибудь мне снова захочется помериться с ним силами. Судя по всему, вы не знаете, где он сейчас?

Обе одновременно помотали головами.

– Тогда разыщите его. Или найдите Свона и Поука. Когда вы найдете хоть кого-нибудь, вернитесь и сообщите мне.

Они растаяли в воздухе.

– Ты сказал, что знаешь, где тут вода, – сказал я Гильфу. – Это далеко?

Он потряс головой:

– Славный пруд.

– Пожалуйста, отведи меня туда.

Он кивнул и потрусил прочь, на бегу оглядываясь – проверяя, следую ли я за ним.

Чтобы не отстать, мне тоже пришлось пуститься трусцой.

– Поблизости никого нет, верно? Ты можешь говорить?

– Я уже говорил.

– Ури и Баки знают о твоем пруде?

– У-гу.

– Но мне они о нем не сказали. Вряд ли они хотели, чтобы я умер от жажды. Это ведь лес, а не пустыня, так что найти здесь воду не составит особого труда. Почему же они не сказали мне про пруд?

– Там божество.

Я резко остановился и с минуту стоял совершенно неподвижно. В первую очередь я подумал о Парке, а потом о Туноре, одном из оверкинов, известном всем людям.

– Никто не называет оверкинов божествами, – сказал я. – Во всяком случае, в этих краях. Ты имеешь в виду Парку? Ты знаешь, кто такая Парка?

Гильф не ответил, и к тому времени он уже почти скрылся из виду. Я пустился бегом за ним и бежал во всю мочь, но нагнал пса только у самого пруда, где он остановился.

Я поискал взглядом божество, но нигде не увидел, а потому опустился на колени, умыл лицо и руки (я обливался потом) и напился вдоволь.

Затем я еще раз ополоснул лицо, несколько раз зачерпнул воды в ладони и хорошенько смочил голову. Тем временем солнце вышло из-за облаков. Солнечные лучи превратили стекающие с моих пальцев капли в сверкающие алмазы и пронизали толщу темной воды. Глубоко-глубоко, на самом дне пруда, я увидел Ури и Баки. Они находились в помещении размером с центральный зал аэропорта. Мечи, копья и боевые топоры висели там на всех стенах и стояли в длинных стеллажах, так что повсюду, куда ни кинь взгляд, блестела сталь. Ури и Баки разговаривали с каким-то огромным темным существом, извивавшимся по-змеиному. У меня на глазах Баки снова превратилась в химеру.

Вскоре видение померкло и исчезло. Солнце по-прежнему светило ярко, но теперь лучи падали не отвесно. По крайней мере, мне так кажется. Едва лишь видение исчезло, появилось облако, и Гильф сказал:

– Божество здесь.

Иногда он приходил в волнение и говорил взволнованным голосом, но неизменно негромким и вежливым.

Я поднял взгляд, но увидел не облако, а крыло. Ослепительно белое, значительно превосходившее размерами самый большой парус на «Западном купце». Оно простиралось за спиной мужчины в доспехах, сидевшего на берегу пруда. Я не мог поверить, что крылья (целых четыре) действительно принадлежат мужчине. Едва взглянув на меня, он понял, что я не верю, а потому сложил крылья и вроде как завернулся в них. Доспехи скрылись под ними, и теперь казалось, будто мужчина одет в длинный балахон из белых перьев.

– Меня тоже отослали, – сказал он.

– И вас тоже! – От удивления я не соображал, что говорю. – Мне приказали покинуть замок герцога Мардера и не возвращаться, покуда на заливе не станет лед.

– Поэтому я пришел к вам.

Казалось, он в курсе всех моих дел. Челюсть у меня отвисла так сильно, что едва не ударилась о пряжку ремня.

– Нет, не всех. Но я знаю вас лучше, чем даже ваша родная мать. Поскольку я слышу ваши мысли. – Он поднял правую руку. (Позже я познакомился с королем Арнтором, и он наверняка хотел бы воздевать руку столь же величественно, но не мог. Ни один человек не может.) – Ваша мать совсем вас не знала, – сказал он. – Я, знающий так мало, теперь вижу это. Порой я ошибаюсь. Но я близок к совершенству.

Я стоял на коленях, с опущенной головой.

– Благодарю вас, – сказал он. – Но вы должны встать. Я не требую от вас поклонения, я пришел к вам на помощь. Я тоже рыцарь, служащий своему господину. Меня зовут Майкл.

Когда он представился, я подумал лишь о том, что он назвал совершенно обычное в нашем мире имя. Тогда это показалось мне чудом. И до сих пор кажется. Он носил земное имя, и он явился в Митгартр, чтобы помочь мне.

– Предоставив в ваше распоряжение свои знания.

От счастья я лишился дара речи. Я поднялся на ноги, вспомнив, что он велел мне встать, и зачарованно уставился на него. Глаза у него не имели ни белков, ни черных зрачков. Казалось, я смотрел сквозь пустые глазницы прямо в Скай.

– Вы думаете о Скае, третьем мире. Вы думаете, что меня прислали сюда из замка, который вы видели там.

Я кивнул, хотя даже такое движение далось мне с трудом.

– Я… я надеюсь на это.

– Вы заблуждаетесь. Я пришел из второго мира, носящего название Клеос, из мира Доброй Славы.

– Я даже названия такого никогда не слышал, милорд. – Я чуть не поперхнулся, когда осознал, что разговариваю с ним, как с Танрольфом. – Мне… мне хотелось бы попасть в тот замок, коли такое возможно. Это плохо?

– На редкость смелая мечта.

– Раз можно… – Я вспомнил Равда и быстро поправился: – Если можно, скажите мне, как попасть туда.

Майкл снова принялся внимательно разглядывать меня. После продолжительного молчания он наконец сказал:

– Вы постигли азы мастерства владения пикой.

Я кивнул, не в силах пошевелить языком от страха.

– Вас тренировал опытный воин. – Майкл щелкнул пальцами, и Гильф подошел к нему и лег у ног с гордым видом.

– Да, – сказал я. – Мастер Тоуп. Из-за тяжелого ранения он не мог самолично заниматься со мной, но он объяснял мне, как и что делать, а один из его помощников выступал моим соперником в поединках.

Мои слова заставили Майкла улыбнуться. Улыбка было почти незаметной, но от нее, казалось, солнце засияло ярче.

– Вас не обижает, что ваш пес отдает мне предпочтение перед вами?

– Нет, – сказал я. – Я сам отдаю вам предпочтение перед собой.

– Понимаю. Мастер Тоуп мастерски управляется с пикой, но он никогда не доберется до замка, о котором идет речь. Что выше мастерства?

Я начал говорить какую-то глупость, но вовремя прикусил язык. Я даже не помню, что именно собирался сказать.

– Вы попадете в замок, когда поймете. Не раньше. У вас есть еще вопросы? Если есть, задавайте поскорее. Мне пора уходить.

– Как мне найти королеву Дизири?

На сей раз он не улыбнулся.

– Лучше молитесь, чтобы она не нашла вас.

Я почувствовал себя так, словно получил пинка.

– Хорошо. Я сам несовершенен, как мне довелось убедиться на горьком опыте. Научитесь призывать ее или любого из них, и она придет к вам.

– Ури и Баки иногда приходят на мой зов, – сказал я. – Вы это имеете в виду?

– Нет. – Майкл погладил Гильфа по голове. – Вы должны призывать Дизири или любого из них так же, как вас призывают так называемые оверкины.

– Вы меня научите?

– Я не могу, – мотнул головой Майкл. – Никто не может. Научитесь сами. Как и всему остальному.

Он сомкнул веки, и одноглазый человек с копьем выступил из-за деревьев, опустился на колени и положил копье на землю у ног Майкла. Гильф завилял хвостом и стал ласкаться к одноглазому.

Потом он исчез, вместе со своим копьем.

– Видите? По силам ли мне или еще кому-нибудь научить такому?

Я посмотрел на сверкающий пруд и на залитую солнцем лужайку. На самом деле я искал взглядом одноглазого – ну ладно, Вальфатера, ибо то был он, – но уже тогда я понимал, что эта картина навсегда останется в моей памяти. И я оказался прав. Позже, когда я забыл почти все – даже Дизири на какое-то время, – я по-прежнему живо помнил пруд и лужайку, озаренные ярким солнечным светом.

– Если у вас больше нет вопросов, сэр Эйбел, я покину вас.

– Есть, сэр Майкл, – с великим трудом проговорил я. – Вы позволите задать их? Еще три, если…

– Если это не слишком много. Спрашивайте.

– Однажды я был… на одном острове… на острове, где находился замок Блюстоун.

Он кивнул.

– И я видел там рыцаря, появившегося передо мной буквально на секунду. Рыцаря с изображением черного дракона на щите. Я что, призвал его так же, как вы сейчас призвали Вальфатера?

– Нет, он призвал вас.

Майкл поднялся на ноги. Он слегка раздвинул белоснежные крылья, и я увидел стальной блеск доспехов под ними.

– Неужели вы можете летать в кольчуге? – спросил я. В глазах цвета неба заплясали веселые искорки.

– Вы собирались задать не этот вопрос.

– Верно. Я хотел спросить, что за рыцаря я видел тогда.

– Да, могу. Но я явился сюда для того, чтобы спуститься ниже, а не взлететь ввысь. Что же касается вашего рыцаря, то могу сказать вам, что на том острове не было никого, кроме вас.

– Я ничего не понимаю.

– Ваш третий вопрос самый умный. Так всегда получается. Спрашивайте.

– Я хотел спросить, какой еще вопрос мне следует задать.

Он снова улыбнулся.

– Вам следует спросить, что за кузнечные клещи держали Этерне. Прошу заметить, что я не обещал ответить вам на все вопросы. Прощайте. Я отправляюсь в Эльфрис, на поиски упомянутого славного рыцаря, сэр Эйбел Благородное Сердце.

Затем Майкл прошел по воде, как посуху, на середину пруда и стремительно погрузился в глубину.

Глава 45

ДОМ В ЛЕСУ

Остаток того дня я провел за делом, которым никогда прежде не занимался; еще недавно я мог бы поклясться на десяти Библиях разом, что в жизни не буду заниматься ничем подобным. В Ширволе я видел каменный стол, на котором приносили жертвы перед военными походами, и теперь я построил примерно такой же на берегу пруда. Весь день, пока Гильф охотился, я таскал камни и укладывал один к другому, словно фрагменты головоломки. Я закончил незадолго до наступления темноты.

На следующее утро я собрал побольше валежника, чтобы хватило на действительно огромный костер, и здесь мне не пришлось так потеть, как с камнями. Большинство веток я без труда ломал руками о колено, а самые толстые клал на землю, прижимал ногой покрепче и разрубал Мечедробителем. Потом мы с Гильфом отправились на охоту вместе. Накануне он принес куропатку и сурка, но сейчас мы искали крупного зверя для жертвоприношения. Едва солнце поднялось над верхушками деревьев, мы натолкнулись на здоровенного оленя вапити. Разумеется, в это время года он ходил без рогов, но все равно был размером с быка. А летом он наверняка носил роскошные ветвистые рога. Я увидел оленя на гребне горы ярдах в двухстах впереди. Тетива чуть не свела меня с ума прошлой ночью, посылая мне сны других людей, и я уже подумывал избавиться от нее. Но, увидев оленя, я страшно обрадовался, что не сделал этого. Моя стрела просвистела в воздухе и вонзилась ему под лопатку. Поначалу он мчался как ветер, но Гильф забежал вперед, заставил его повернуть обратно и гнал в сторону нашего каменного стола, покуда тот не упал замертво.

Благодаря Дизири я рослый мужчина, и многие говорили мне, что я очень сильный. Но у меня не хватило сил поднять и нести оленью тушу. Мне пришлось тащить ее волоком, а Гильф помогал, захватывая зубами места пожестче. Наконец я сдался. Я сказал Гильфу, что нам не дотащить тушу до пруда, а потому придется часть съесть, а часть оставить. Тогда он превратился в огромного черного зверя, подхватил с земли оленя, точно кролика, и понес в зубах. Забавно, но, даже став таким огромным, он явно боялся рассердить меня. Я не рассердился. Испугался, конечно, но нисколько не рассердился.

Мы положили оленью тушу на кучу хвороста на каменном столе, а сверху навалили еще сухих веток. Потом мы оба вознесли хвалы богам Клеоса, я поджег хворост. Мы с Гильфом были там одни, но я никогда еще не испытывал такого глубокого удовлетворения, сознавая, что сделал важное дело.

Когда я наконец заснул, меня мучали такие же сны, как прошлой ночью. В них я становился сначала одним человеком, потом другим, потом еще одним. Иногда я снова оказывался рядом с тобой и Джери, только все мы были значительно старше. Честно говоря, я обрадовался, когда Ури разбудила меня. Конечно, мне следовало бы рассердиться, но я исполнился благодарности.

– Вы разговаривали во сне, господин, – сказала она. – Я решила, что лучше разбудить вас.

Я сказал, что она поступила правильно. Во сне я был маленькой девочкой, которую собирались оперировать, только я знал, что анестезия на меня не подействует и я буду все чувствовать.

– Ладно, как дела?

– Мы выполнили ваш приказ, господин, – поклонилась Баки.

– Я нашла вашего слугу Свона, – кивнула Ури, – а Баки – вашего слугу Поука.

– Отлично, – сказал я. – Утром я отправлюсь к ним.

– К вашему слуге Свону, господин? Или к вашему слуге Поуку?

– Разве они не вместе?

– В том-то и дело. – Баки махнула рукой. – Ваш слуга Поук находится в двух днях езды к северу по дороге, которой мы следовали, покуда вы не ушли один в лес, господин.

Я понимал, что мне придется покинуть это место, – понимал с самого начала, – но мне страшно не хотелось.

– А где Орг? – спросил я.

– Ваш слуга Орг со Своном, – сказала Ури.

– Ясно. Мастер Агр дал мне боевого коня, гнедого жеребца по кличке Магнеис. Где он?

– Я знаю вашего коня, господин, – сказала Баки. – Он с вашим слугой Поуком. Все лошади с ним.

– Тогда мне лучше сначала отыскать Поука. Как пройти к дороге? Я найду Поука, коли двинусь по ней в северном направлении?

– Не знаю, господин. Он движется быстрее. Но несомненно, он остановится, когда достигнет предгорий.

– Он остановится гораздо раньше, коли вы велите ему сделать это, – сказал я. – Найдите Поука снова и передайте, что я приказал повернуть обратно на юг.

Обе одновременно потрясли головами.

– Он нам не поверит, – заявила Ури. – Он нас никогда не видел и ни за что не поверит нам.

– Он произнесет заклинания, которые вполне могут уничтожить нас, господин, – сказала Баки. – Неужели вы пошлете нас на смерть?

Я рассмеялся.

– Вы хотите сказать, что Поук – подумать только, Поук! – знает колдовские заклинания, способные повредить вам, эльфам?

Ури опасливо осмотрелась по сторонам, словно желая удостовериться, что нас никто не слышит, а потом прошептала с виноватым видом:

– Он невежествен, господин, а невежественные люди опасны. Они верят в силу своих заклинаний.

– Он один из наших древних богов, господин, как и вы, – добавила Баки. – Мы не забыли вас.

– Вы должны подчиняться нам? – Такая мысль только сейчас пришла мне в голову.

– Да, господин. Должны, даже если мы вскармливаем вас. Так же как вы должны подчиняться оверкинам.

Последние слова прозвучали весьма язвительно. Обычно мы подчинялись оверкинам, лишь когда боялись, что нам не поздоровится, если мы ослушаемся. Я провел здесь уже достаточно много времени и навидался таких случаев.

В результате я велел Ури и Баки возвращаться назад и оставаться в Митгартре со Своном и Оргом, пока мы с Гильфом ищем Поука и лошадей. Потом я снова улегся спать и заснул крепким сном младенца.

Когда на следующее утро мы шли по лесу, Гильф спросил, каким образом все лошади оказались у Поука.

– Они со Своном подрались, и Поук победил, – сказал я. – Он оставил Свону деньги и оружие, но забрал лошадей, в том числе и коня Свона, а также все походное снаряжение.

– Без меча?

– Да, – кивнул я, – у Поука нет меча. Но, по словам Ури и Баки, с ним была женщина, вооруженная мечом. Она приставила острие к горлу Свона, когда Поук сбил малого с ног. Так они сказали. – Я остановился, чтобы подумать хорошенько, и по непродолжительном размышлении сказал: – Наверное, это женщина, мула которой съел Орг.

Гильф фыркнул.

– А почему она здесь?

– Ури и Баки не знают. А если и знают, то не сказали.

Гильф не задал мне ни одного вопроса относительно видения в глубине пруда. Думаю, он ничего не видел, а я не стал рассказывать. Однако я спросил Ури и Баки, и они признались, что темное существо, с которым они разговаривали, это Сетр, называющий себя Гарсегом, чтобы никого не пугать. Он новый бог, сказали они, которому они должны повиноваться.

Вскоре после полудня мы достигли Военной дороги и шли по ней весь день, никого не нагнав и не встретив, а потом остановились на ночлег неподалеку от обочины.

К рассвету полил дождь, сразу же разбудивший меня. Я замерз – впервые за все время замерз по-настоящему, – промок и дрожал всем телом. И чувствовал зверский голод, а есть было нечего, и Гильф куда-то исчез. Я подбросил веток в костер, с трудом раздул огонь, проклиная едкий дым, и попытался согреться и обсохнуть.

Наконец сумрак немного рассеялся. Я потушил костер и пошел по дороге под дождем, зная, что Гильф меня нагонит.

Что он и сделал через два или три часа. Но погода становилась хуже и хуже. Дождь шел все время, иногда моросящий, иногда проливной. Он вымывал из воздуха запахи животных, и Гильф не мог никого поймать. Спустя несколько дней я перестал чувствовать голод и начал слабеть. Я знал, что нам нужно собраться с силами и поохотиться – и убить какого-нибудь зверя, иначе мы умрем.

На следующий день мы убили молодого зубра (первого, увиденного мною в жизни). Гильф подогнал зубра ко мне, а я выскочил из засады и вонзил кинжал ему в шею. Они немного похожи на быков и немного на бизонов. Он упал замертво в самом неудачном из всех возможных мест – в узком, густо заросшем овраге с крутыми стенами. Я мог бы попросить Гильфа отнести зубра наверх таким же манером, каким он нес оленью тушу, но предпочел обойтись своими силами. Я отрубил заднюю ногу и потащил ее на ближайшую лужайку, где мы могли бы развести костер, если нам очень, очень повезет. Она весила, наверное, фунтов сто-сто пятьдесят, но к тому времени, когда мы нашли подходящее место и я сбросил ношу на землю, мне казалось, что в ней весу две тонны самое малое. Мы развели костер, наелись до отвала и потом долго прислушивались к злобному рычанию волков, дравшихся за убитого зубра.

На следующее утро меня разбудила гроза: жуткий вой ветра, проливной дождь и раскаты грома, гремящие над холмами. Пытаясь пошутить, я сказал Гильфу, что боюсь, сейчас Митгартру снесет мачты.

– Как дома, – сказал он.

Наш костер потух, но глаза пса загорались багровым светом всякий раз, когда вспыхивала молния.

– Что значит «дома»? – спросил я. – Мы с тобой никогда не жили в краях, где стояла бы такая скверная погода.

– Моя мать там. Мои братья. И мои сестры.

Я спросил, о каком таком месте он говорит, но он ничего не ответил. Положим, я знал, что Гильф имеет в виду Скай, но хотел, чтобы пес рассказал о нем. Он никогда ничего не рассказывал мне о Скае.

Весь день мы просидели в ожидании, когда закончится дождь, а с наступлением темноты я услышал это. Думаю, в первый и последний раз до своего прибытия в Скай. Я услышал лай тысячи псов, подобных Гильфу, и громовой топот тысячи копыт, когда Дикая охота Вальфатера пронеслась по небу. Гильф хотел устремиться за ними, но я не позволил.

На следующий день погода немного улучшилась, но мы не смогли найти Военную дорогу. Я знал, что мы свернули на запад, когда отправились на охоту, и потому теперь я попытался идти на восток или на северо-восток. Но в затянутом плотной облачной пеленой небе я не видел солнца, а потому шел практически наугад. Вдобавок, в силу сотни разных причин (непроходимые чащи, густые заросли терновника, быстрые потоки, широко разлившиеся после дождя, глубокие ущелья и так далее), нам порой приходилось двигаться на юг, или на север, или даже на запад.

Наконец мы вышли к довольно хорошо утоптанной тропе и решили следовать по ней, покуда она не повернет в совсем уж не нужную нам сторону. Она привела нас к двери каменного домика, судя по виду, уже много лет пустующего. Половина крыши провалилась. Ставни, либо отвалившиеся сами, либо сорванные ветром, гнили в высокой траве под окнами. Открытая дверь болталась на одной петле.

– Здесь никто не живет, – сказал я Гильфу. – Давай остановимся тут, разведем костер и поохотимся поблизости. Может, сегодня нам наконец удастся обсохнуть.

– Тропа, – сказал он.

– Ты прав, кто-то протоптал тропинку к дому. Но он здесь не живет. Это очевидно. Возможно, он просто иногда приходит сюда взглянуть на дом.

Я понятия не имел, зачем кому-то сюда приходить, но Гильф не стал спрашивать.

– Надо постучать, – сказал он, когда я подошел к дверному проему.

Чувствуя себя глупо, я постучал в сломанную дверь рукояткой кинжала. На стук никто не ответил, ни приветливо, ни враждебно. Я постучал погромче, демонстрируя серьезность своих намерений, и крикнул:

– Эй! Есть тут кто?

Гильф принюхался.

– Кот, – сказал он.

– Что? – удивленно обернулся я.

– Воняет. В доме кот.

Я переступил через порог и сказал:

– И я тоже.

Гильф вошел следом. Большой черный кот в дальнем углу комнаты зашипел достаточно громко, чтобы нагнать страху на любого, и в два счета взлетел по стене на чердак.

В очаге темнела куча холодной золы, но на полу перед ним валялись два чурбана, а в ящике для растопки лежали сухие листья и щепки. Я поставил чурбан вертикально и расколол сильным ударом Мечедробителя.

– Есть! – проворчал Гильф, и мне послышалось, будто кто-то повторил эхом: «Есть…»

Я осмотрелся по сторонам, но никого не увидел.

Я уложил поленья и растопку в очаг, высек огнивом искру из кремня, и скоро огонь полыхал вовсю. У нас осталось немного мяса зубра. Я вытащил все из сумки и положил на каменную плиту перед очагом.

– Бери, сколько хочешь, – сказал я Гильфу, – только оставь мне пару кусков.

Потом я снова вышел под дождь, чтобы срезать ветку под вертел.

Глава 46

МАНИ

Наверное, на возню с веткой у меня ушло не много времени, но, когда я стоял под дождем, дрожа от холода и думая о горящем очаге, минуты казались мне часами. Наконец я срезал ветку и бегом бросился обратно в дом. Мне послышались там чьи-то голоса, которые стихли, едва я переступил через порог.

Два куска мяса из выложенных мной на каменную плиту исчезли. Я насадил остальные на вертел и стал держать над огнем, пытаясь одновременно обсохнуть и согреться. Гильф подошел ко мне и лег на пол.

– С кем ты разговаривал? – спросил я.

Он помотал головой, встал, отошел в сухой угол и улегся там.

– Знаешь, – сказал я, – иногда мне хочется, чтобы ты был обычным псом, не умеющим разговаривать. Тогда твое молчание не злило бы меня, как сейчас. Ты знаешь, что в доме кто-то есть, и я тоже знаю. Только ты не желаешь мне говорить.

Гильф ничего не сказал. Я бы удивился, если бы он ответил.

Когда мясо почти дожарилось, я сказал:

– Я знаю, что мы здесь не одни. Я рыцарь и привык держать свое слово. Кто бы ты ни был, я не собираюсь причинять тебе зла. Если ты хочешь вкусный кусок жареного мяса, просто выйди и поздоровайся, и я угощу тебя.

Никакого ответа.

Я обвел внимательным взглядом комнату, теперь хорошо освещенную полыхавшим в очаге огнем. Мы с Гильфом находились в ней одни, и там не было никакой мебели, никаких предметов, за которыми можно было бы спрятаться.

Я откусил кусок мяса, прожевал, проглотил, а потом еще раз осмотрелся и задумался. На тропе мы никого не видели. Я высунул голову в маленькое окошко и огляделся по сторонам. Тоже никого. Темный коридор вел в крохотную каморку. Там стояла полуразвалившаяся кровать с металлической сеткой, заваленная грязным тряпьем.

– Если бы здесь никого не было, – громко сказал я, – мой пес разговаривал бы со мной. Но раз тебе угодно прятаться, я не собираюсь искать тебя. Я собираюсь поесть и высушить свою одежду. Ты не возражаешь? Как только дождь прекратится, мы уйдем. У нас нет никаких недобрых намерений.

Ответа не последовало, но Гильф подошел к двери и завилял хвостом, давая мне понять, что хотел бы уйти сейчас же.

– Ты же не привязан, верно? – сказал я. – Если хочешь уйти, я не стану тебя удерживать.

Он вернулся обратно в свой угол.

– Ты чувствуешь опасность? – спросил я.

Пес закрыл глаза.

– Да ну тебя. – Я насадил на вертел последний кусок мяса. – Ты не хочешь со мной разговаривать? Ладно, я тоже не буду разговаривать с тобой.

Мясо уже почти прожарилось, когда я услышал тихий шепот:

– Пожалуйста…

Я огляделся по сторонам.

– Если хочешь есть, иди и поешь. – (Ты всегда говорил так, когда подавал на стол, помнишь?)

– Пожалуйста…

На сей раз я понял, откуда доносится шепот. Все-таки в задней комнатушке кто-то был. Я отнес туда мясо.

– Ты настолько плох, что не передвигаешь ноги?

Ответа не последовало, но куча тряпья на кровати зашевелилась. Я вытянул вперед вертел, и внезапно меня охватил такой ужас, какого я не испытывал никогда в жизни.

– Я… благодарю вас… Вы… вы очень добры к старой женщине.

Сейчас я скажу нечто такое, чему ты не поверишь. То говорил дождь. Слова рождались из дробного стука капель. И я расслышал:

– Ее благословение… всегда и везде…

Я присел на корточки у кровати и подумал, что бояться нечего: на самом деле здесь есть кто-то, наверняка есть кто-то, кто нуждается в помощи.

– Я… благословляю. Проклинаю.

– Ничего, если я сам сниму тебе с вертела кусок мяса? – спросил я.

– Не умираю…

Я счел последние слова за утвердительный ответ и стянул с вертела кусочек мяса.

В ворохе тряпья открылся рот – вернее, просто черная щель. Я положил туда кусок мяса. Потом из-под тряпья выкатилась голова. Одна голова, без тела. Она подкатилась к дыре в металлической сетке и упала на пол, выронив изо рта кусок мяса.

Я никогда не забуду этой картины. Хотел бы забыть. Я пытался, но не смог. Она навсегда врезалась мне в память.

Чтобы поднять голову с пола, мне пришлось совершить над собой невероятное усилие – такого ужаса я не испытывал никогда в жизни, или почти никогда. Сухая кожа на ощупь напоминала старую ломкую бумагу, но не пыльную. Я отнес голову обратно в комнату, показал Гильфу и при свете горящего очага сам смог рассмотреть ее получше. На ней еще оставались клочья грязных седых волос, но вместо глаз чернели дыры.

– Она разговаривала и со мной тоже, – сказал я. – Однако вряд ли она заговорит снова. Когда я положил ей в рот кусок мяса, она поняла, что давно умерла, – во всяком случае, мне так кажется. Таким образом, мы с тобой здесь одни, и ты можешь говорить.

Я действительно думал, что он хочет заговорить. Потому и сказал это. Но Гильф просто встал и вышел за дверь, под дождь.

Я хотел бросить голову в огонь. Вообще-то я с самого начала собирался сделать это, но не сделал. Я положил ее на каменную плиту перед очагом и подошел к двери с намерением вымыть руки под дождем, но почему-то не остановился на пороге, а пошел вслед за Гильфом.

Незадолго до рассвета дождь наконец прекратился. Я снял мокрую одежду и крепко выжал. Она здорово загрязнилась за время путешествия, но дождь смыл с нее всю грязь и с меня тоже.

– Мое оружие заржавеет, – сказал я Гильфу, – но здесь я ничего не могу поделать. Я ототру песком всю ржавчину, коли мы найдем песок. А масло предохранит металл от дальнейшего ржавления. Масло или жир, если нам удастся найти первое или второе. – Я дрожал от холода.

– Костер? – Впервые за долгое время Гильф подал голос.

– Если найду достаточно сухие ветки, чтобы они загорелись. Я поищу.

– Я поохочусь, – сказал Гильф.

– Давай, – сказал я, – только заодно ищи дорогу.

Он двинулся прочь, но тут меня осенило.

– Постой. Ты ведь разговаривал не с мертвой старухой, верно? Поскольку в таком случае ты сказал бы мне, когда я принес голову. Тогда с кем ты разговаривал?

Гильф прятал глаза.

– Поначалу я решил, что с ней. Но голос, который я слышал, раздавался в доме. А когда говорила она, голос звучал снаружи, за нее непонятным образом говорил дождь. Вдобавок голоса были разные. Ладно, если ты разговаривал не с мертвой старухой, то с кем?

Гильф убежал прочь прежде, чем я закончил последнюю фразу. Я немного побранился вслух, обзывая его глупым упрямым псом и прочими обидными словами, а когда наконец я умолк, кто-то испуганно проскулил:

– Со мной.

Я схватился за Мечедробитель, но поблизости никого не было.

– У вас замечательная мускулатура, – сказал новый голос. – Вы много тренируетесь?

Я кивнул, продолжая оглядываться по сторонам и никого не видя.

– Я тоже. Я могу показать вам дерево, которое горит, даже когда влажное. Хотите?

Я пытался определить, женский или мужской голос я слышу; но он мог принадлежать как женщине, так и мужчине, а иногда, из-за странных модуляций, казался и вовсе нечеловеческим.

– Да, такое дерево нам бы пригодилось. Пожалуйста, покажи мне, где оно растет.

– Всего на расстоянии броска мяча от вас. – В тихом голосе послышались раздраженные нотки, словно в голосе усталого маленького ребенка. – Как вы думаете, мы сможем обсохнуть у костра?

– Конечно, – сказал я. – Я надену сапоги, а оружие и одежду оставлю здесь, хорошо?

Ответа не последовало, поэтому я сказал:

– Слушай, я не настаиваю, но, может, ты скажешь мне, о чем вы с Гильфом говорили в доме?

– Я ему не нравлюсь.

Я натягивал сапоги. Это дело вообще не из легких, а когда у человека и ноги, и сапоги мокрые, оно превращается в настоящую пытку. С трудом натянув сапог на левую ногу, я сказал:

– Прискорбно слышать.

– А какие чувства испытываете вы? Я имею в виду, ко мне.

Журчащий, протяжный, мяукающий голос временами напоминал голос чайки. Он мне не очень нравился, но я полагал, что скоро к нему привыкну. К тому же незримый собеседник обещал показать мне дерево, поэтому я сказал:

– Самые дружелюбные. Если ты прав и дерево, о котором ты говоришь, действительно загорится, я стану твоим другом по гроб жизни, коли хочешь.

– Вы серьезно? – Теперь голос звучал ближе.

– Абсолютно. – Я натягивал второй сапог.

– Вы были очень добры к ведьме, но в отличие от нее я живой.

– Я только потом понял, что она мертвая, – сказал я. – И я не знал, что она ведьма. Мы с Гильфом решили, что она живая, поскольку к дому вела утоптанная тропинка.

– О, иногда она поднимается и выходит.

У меня отвисла челюсть, и он рассмеялся при виде моей реакции. Странным, неприятным смехом, похожего на который мне ни разу не доводилось слышать прежде.

Когда я поднялся на ноги, он сказал:

– Дерево называется смолистой сосной. Вы не шутили? Насчет дружбы? Вам придется сначала настругать стружек. Я же не говорил, что вам не придется делать этого.

– Без проблем.

– А насчет дружбы вы серьезно? – спросил он.

– Конечно, – сказал я. – Мы с тобой друзья навеки.

– Мне нужен новый хозяин, а иметь хозяином рыцаря, наверное, здорово. Но я вижу у вас лук. Что, тетива промокла?

– Тетива лежит у меня вот здесь. – Я поднял и показал кожаный мешочек. – Наверное, она еще довольно сухая, но я не намерен вытаскивать ее и проверять.

– Я вам не понравлюсь.

– Ты уже мне нравишься. Честное слово.

– Ага, в качестве пищи. Возможно, вы ненавидите нас. Многие люди ненавидят, и ваш пес тоже.

Я попытался вспомнить, кого же я действительно ненавижу. Когда я валялся в форпике «Западного купца», я поначалу ненавидел крыс, но потом вдруг понял, что это глупо. Они же просто животные. Да, я пытался убивать их, так как они несколько раз кусали меня во сне. Но ненавидеть крыс не имело никакого смысла, и потому я перестал. Наконец я сказал:

– Я стараюсь не ненавидеть никого, даже крыс.

– Я не крыса.

– Я и не говорил, что ты крыса.

Ветки куста справа от меня легко дрогнули, просыпав несколько дождевых капель на землю. Увидев это, я заключил, что имею дело с существом незначительных размеров. В известном смысле я оказался прав. Но с другой стороны, ошибался.

– Ты невидим? – спросил я.

– Только по ночам. Следуйте за мной.

– Я тебя не вижу.

– Идите на звук голоса.

Собравшись с силами, я покинул лужайку, на которой рассчитывал развести костер, и потопал по мокрому лесу. Мне казалось, я вот-вот обращусь в ледяную статую.

– Сюда.

Тут я в первый раз увидел его (на самом деле – во второй). На поваленном дереве я заметил черную тень, которая исчезла, прежде чем я успел присмотреться получше.

– Вот здесь. Видите маленькое деревцо?

– Вроде, да, – сказал я.

– Отломите ветку и понюхайте. Запомните запах. Вы испачкаете руки в смоле, и они станут липкими.

У меня в мешочке, вместе с тетивой, лежал маленький ножик, которым я обстругивал свой лук. Отломив ветку, я вытащил ножик и срезал с нее восемь-десять тонких отростков.

– Видите, как сочится смола на срезе?

– Конечно, – сказал я. – Дерево будет гореть?

– Да. И хвоя тоже.

Я отнес охапку веток назад на лужайку, где остались мое оружие и одежда, и принялся строгать, покуда у меня под ногами не выросла большая куча стружек и сосновых иголок, пропитанных смолой. К тому времени когда я закончил, мой нож стал совсем черным. И руки тоже.

– Мне тоже не нравится, – произнес тихий голос, – но вообще-то цвет хороший.

– У смолы, ты имеешь в виду? Она только кажется черной, поскольку к ней прилипает грязь.

Я пытался оттереть смолу с ладоней мокрыми листьями, но безуспешно.

– Черный цвет – самый яркий и самый лучший. Самый выразительный.

– Ладно, – сказал я, – если все это загорится, я буду в восторге, независимо от цвета.

Я оставил свои испачканные руки в покое и достал кремень с огнивом. Как только я высек первый сноп искр, раздалось шипение и стружки мгновенно занялись желтым пламенем.

– Видите?

– Ну еще бы. – Я подбирал с земли ветки и бросал в костер. – Знаешь, ты действительно славный кот.

– Вы меня видели?

– Да, когда ты рванул на чердак. Ведь это был ты.

– Вы не ненавидите нас? Многие люди ненавидят.

Кот выпрыгнул из высокой густой травы на дальней стороне лужайки. По сравнению с человеком он казался страшно маленьким, но он был самым огромным котом из всех, каких мне доводилось видеть в жизни.

– Ты мне нравишься, – сказал я. – Я хотел бы приласкать тебя. Ну, когда отчищу руки от грязи.

– Вы ведь можете вылизать их, разве нет? – Он говорил без особой уверенности, но явно хотел, чтобы я попробовал это сделать. – Между прочим, меня зовут Мани.

– А я сэр Эйбел Благородное Сердце, – сказал я. – Рад познакомиться с тобой, Мани.

К тому времени когда костер разгорелся вовсю, Мани терся о мои ноги.

Глава 47

ДОБРЫЙ МАСТЕР КРОЛ

– Кролики. Больше ничего не попалось. – Гильф положил кроличьи тушки возле моей головы. – Но я нашел ее.

Я резко сел, протирая глаза.

– Ты нашел Военную дорогу?

– Да.

– Замечательно!

Гильф коротко проворчал и лег. Я видел, что он страшно устал.

– И людей встретил.

Я орудовал ножом, отрезая голову и пазанки у кролика покрупнее, которого собирался освежевать.

– Хорошие люди?

– Пытались поймать меня и посадить на цепь.

– Ясно. Они лесорубы или что-нибудь в таком роде?

Он долго обдумывал вопрос, а потом сказал:

– Не знаю.

Я сосредоточенно свежевал кроличью тушку.

– На меня приготовите?

– Конечно. Можешь съесть хоть всего кролика. В конце концов, это твоя добыча.

Мани, сидевший на ветке футах в десяти над нами, сказал:

– Можете отдать мне голову, коли она вам не нужна.

Гильф зарычал.

Я взял голову за уши и швырнул вверх, в крону дерева, чтобы он поймал.

– Мани наш друг, – сказал я Гильфу.

Пес просто помотал головой.

– Думаю, тебе не имеет смысла молчать в его присутствии. Он не человек и даже не эльф. Он животное, как и ты, и он уже слышал твой голос. На самом деле ты разговаривал с ним, когда меня не было рядом.

– Да.

– Спасибо. – Я потрепал Гильфа по голове. – Ты лучший в мире пес, ты знаешь? И ты мой лучший друг.

Мани, сидящий на своей ветке над нами, спросил:

– Вы знакомы с кем-то из эльфов? Я так понял с ваших слов.

– Да, и поначалу я принял тебя за одного из них. Но когда мы разжигали костер, из-за облаков выглянуло солнце, и ты не попытался спрятаться от света.

– Я кот, – пояснил Мани.

Гильф ощерился.

– Я понял. Гильф, ты не хочешь сказать мне, о чем вы с Мани говорили, когда я вошел в дом? Мне следует знать?

Гильф энергично потряс головой, хлопая ушами себя по морде.

– Нет!

– Ты стыдишься своих слов? Со злости все мы порой болтаем глупости, которых потом стыдимся.

Пес молчал.

– Мы болтаем глупости, – сказал я, – но признаться в этом можем разве только большому умному псу.

Я чувствовал себя немножко глупо, но, честно говоря, куда охотнее общался бы с животными, чем с большинством людей.

– Он стыдится, что разговаривал со мной, – объяснил Мани. – Мне точно так же стыдно, что я разговаривал с собакой. Вы там оставили перед очагом мясо, помните?

Я вспомнил про кроликов и вновь принялся свежевать тушку.

– Он жадно пожирал его, – продолжал Мани, – когда я, еле живой от голода, ловко утянул кусок у него из-под носа.

– Понятно. – Я принялся обстругивать ветку.

– Он обозвал меня разными нехорошими словами, на собачий манер. Всякими гнусными прозвищами. Я указал ему на то, что он сам жалкий бродяга, который ввалился в дом моей хозяйки без приглашения и каких-либо законных оснований. Он сообщил мне – оскорбления в мой адрес я опускаю, – что является псом благородного рыцаря, и назвал ваше имя.

Я насадил тушку, предназначенную для Гильфа, на вертел.

– Однако ты не попытался ничего стянуть, пока я сдирал шкуру.

– Я надеялся уговорить вас приготовить для меня часть одного из оставшихся кроликов, – вежливо ответил Мани.

– Но ты еще не съел голову, – сказал я, принимаясь жарить мясо.

– Да. Благодарю вас за нее.

– Гильф получит первый кусок. Второй я возьму себе, поскольку с утра ничего не ел. А следующий кусок достанется тебе.

– Я не сомневаюсь в вашей щедрости.

– Ты говоришь при посторонних? Гильф – нет.

– Отличная новость! Пускай они придут, и он заткнется. – Мани сбросил на землю кроличий череп. – В моем же случае все будет зависеть от того, что они за люди. Как они относятся ко мне и тому подобное. Я посмотрю.

Он принялся вылизывать лапы.

– Я тоже. Не возражаешь, если мы проверим?

Кот не ответил, и я счел молчание за знак согласия.

– Ури! Баки! – позвал я.

Я ожидал, что обе мгновенно выступят из темноты, но ничего подобного.

– Ури! Баки!

Мани вежливо кашлянул.

– Таким громким криком можно привлечь нежеланных гостей, не в обиду вам будь сказано.

– Они разозлились на меня за то, что я заставил их задержаться здесь после восхода солнца, – объяснил я. – Они не особо страдают от солнечного света, покуда держатся в тени, но не любят его.

– Насколько я понимаю, Ури и Баки – эльфы. Следите за нашим мясом, пожалуйста.

Я повернул вертел.

– Вы действительно знакомы с эльфами? То есть находитесь в дружеских отношениях с ними?

– Да, но не в таких близких, в каких я хотел бы состоять с одной из них, – сказал я.

Мани попросил меня объяснить последние слова, и я вкратце объяснил, но без всякого удовольствия. Увидев, что мне не хочется вдаваться в подробности, кот замолчал. Мы приготовили остальных кроликов и поделили между собой, но больше почти не разговаривали.

Трава еще не высохла после дождя, когда на следующее утро мы вышли на Военную дорогу. Гильф трусил впереди, показывая путь, а Мани, когда не ехал на моем плече, бежал позади меня, стараясь держаться подальше от пса. Через полчаса быстрой ходьбы мы увидели несколько шатров, возле которых приводили себя в порядок сонные слуги и паслась сотня, если не больше, лошадей и мулов. Воин с алебардой выступил на дорогу, преграждая нам путь.

– Я сэр Эйбел Благородное Сердце, – сказал я. – Рыцарь из замка Ширвол, заблудившийся в лесу. Если вы одолжите мне коня, я буду очень вам признателен и верну его, как только нагоню своего слугу, с которым остались мои собственные лошади.

Воин громко крикнул своего сержанта, и к нам подошел мужчина постарше в стальной каске и кожаной куртке. Я объяснил все снова, и сержант сказал:

– Вам следует обратиться к мастеру Кролу, сэр. Это ваш пес?

– Да. Его зовут Гильф.

– Мы видели его сегодня ночью и пытались поймать, но он улизнул от нас. Хороший пес?

– Лучший на свете.

– Следуйте за мной, сэр. – Сержант потрепал Гильфа по голове, и Гильф стерпел, дабы показать, что не держит зла. – Вы завтракали?

Я помотал головой:

– Мы съели пару кроликов вчера вечером, и, честно говоря, я был страшно рад даже такой добыче. Но мы ужинали втроем: Гильф, я и мой кот. Я не наелся досыта, и они тоже.

– У вас есть кот, сэр? – Сержант осмотрелся по сторонам, но не увидел Мани.

– Он где-то поблизости. – Я не сдержал улыбки. – Он невидим только ночью, а значит, сейчас он прячется и выйдет из укрытия, лишь когда удостоверится, что встретит теплый прием.

– Не у меня. Сам я собачник. Какая вообще польза от котов?

Гильф тихо гавкнул.

– Ну, я лично со своим разговариваю, – сказал я. – У котов можно многому научиться.

Слуга внес большой поднос с дымящимися тарелками в ближайший шатер.

– Это завтрак для мастера Крола и старшей прислуги, – сказал сержант. – Пойдемте узнаем, согласится ли мастер Крол поговорить с вами во время еды. Коли да, возможно, вам тоже удастся перекусить.

Я сказал, что очень на это надеюсь.

– По-моему, мастер Крол кошатник. Во всяком случае, у него в замке дюжина котов. Наверное, вам лучше оставить пса со мной, сэр. Я его не обижу.

– Я знаю, но все равно возьму Гильфа с собой, – сказал я. – Если мастеру Кролу не понравится присутствие пса, я выйду.

Сержант ухмыльнулся и дотронулся пальцами до стальной каски.

– Подождите здесь, сэр. Я быстро.

Он отсутствовал несколько дольше, чем я ожидал, но таким образом я получил возможность почесать Гильфа за ухом и осмотреть лагерь, довольно большой. Там находились человек пятьдесят слуг разного звания и отряд тяжеловооруженных воинов и лучников.

– Он примет вас сейчас, сэр, – сказал сержант, выйдя из шатра. Приблизившись ко мне, он понизил голос: – Я сказал ему про вашего пса. Он не возражает.

После солнечного света шатер казался темным, но я рассмотрел в полумраке трех человек за маленьким столом.

– Мастер Крол?

Мужчина, сидевший лицом ко мне, жестом пригласил меня подойти ближе.

– Вы сэр Эйбел, один из рыцарей герцога Мардера?

Я ответил утвердительно.

– Вы заблудились? И хотели бы поесть?

– Прежде всего я хотел бы одолжить у вас приличную лошадь, – сказал я. – Но я бы и перекусил тоже, коли это не доставит вам особых хлопот.

– А если доставит?

Я не понимал, бросает ли он мне вызов или просто шутит.

– Тогда просто одолжите мне лошадь, пожалуйста, и я уеду.

Он хлопнул в ладоши.

– Мы должны усадить вас, сэр Эйбел. Ваш пес ест столько, сколько я думаю?

Гильф завилял хвостом, и потому я сказал:

– Больше.

– Я прикажу принести что-нибудь для него.

Один из мужчин встал:

– Я уже сыт и должен заняться делами. Можете занять мое место, коли хотите, сэр Эйбел.

Я поблагодарил его и сел.

– У меня еще есть кот, но, похоже, сейчас он прячется.

– Понимаю.

– Мне бы хотелось накормить и его тоже, когда он найдется.

В шатер вошел слуга, и Крол приказал убрать грязный поднос, с которого ел удалившийся мужчина, и принести еще один для меня.

– И кости, побольше костей с мясом.

– Я мастер Папаунс, – представился мужчина, сидевший напротив меня. – В моем подчинении находятся слуги. Мастер Эгр, минуту назад покинувший шатер, надзирает за вещевым обозом и погонщиками мулов. Сэр Гарваон командует тяжеловооруженными воинами и лучниками.

– Они в большом шатре, – добавил мастер Крол. – Вы умеете обращаться с луком?

Точно такой же вопрос однажды задал мне мастер Агр.

– Я стреляю не хуже других, – ответил я.

– Можно устроить поединок сегодня вечером, – предложил Папаунс. – Сэр Гарваон отличный стрелок из лука.

– Я намного опережу вас, – сказал я, – если вы дадите мне лошадь.

– Такие вопросы решает мастер Крол. Он герольд лорда Била и отвечает за всех и вся, кроме людей сэра Гарваона.

В шатер вошли двое слуг, один с подносом для меня, корзинкой булочек и маслом, а другой с большой миской объедков и костей для Гильфа.

Когда они вышли, а Гильф принялся грызть кости, Крол задумчиво подергал себя за бороду. У него была черная окладистая борода, как я разглядел к тому времени. Лицо над ней казалось достаточно старым, чтобы я задался вопросом, не крашеная ли она.

– Вы ведь не благородного происхождения, сэр Эйбел?

Я отрицательно потряс головой и попытался объяснить, что наш отец держал скобяную лавку; а когда понял, что таким образом лишь усложняю свое положение, сказал, что меня воспитал мой брат Бертольд, простой крестьянин.

– Но разве вы не рыцарь? – спросил Папаунс. – Нам так доложили.

– Я рыцарь, – сказал я. – И состою на службе у герцога Мардера, владельца замка Ширвол.

– У меня самого родители были крестьянами, – сказал Крол. – А я стал воином. Мой отец гордился мной, но братья завидовали.

– Бертольд Храбрый тоже гордился бы мной, – сказал я. – И если бы он снова стал молодым и здоровым, я бы поскорее справил ему кольчугу и стальную каску. Я в жизни не встречал человека более смелого, и он был достаточно силен, чтобы выйти один на один с быком.

– А сами вы сильны? – Крол коротко усмехнулся: зубы блеснули между черной бородой и черными усами.

Я пожал плечами.

Он протянул мне руку через стол:

– Сжимайте мою руку, а я буду сжимать вашу.

Я немного замешкался, и ладонь Крола (более широкая, чем даже у меня) сомкнулась вокруг моей подобием тисков. Я выбросил из головы всю боль (если ты понимаешь, о чем я) и превратился в мощные волны, набегавшие одна за другой на скалу, где однажды стояли мы с Гарсегом, и швырявшие в нее огромные камни, точно пластмассовые шарики для пинг-понга.

– Довольно.

Я разжал пальцы.

– Будь я герцогом Мардером, я бы самолично посвятил вас в рыцари. Как поступит с вами лорд Бил, я не знаю. Вы наелись? Мы можем пойти посмотреть, встал ли он со своей дочерью.

Папаунс подался к Кролу и шептал ему на ухо достаточно долго, чтобы я успел откусить и прожевать еще один кусок ветчины.

– Я не стану упоминать о вашем отце и вашем брате, – сказал мне Крол. – С вашей стороны будет благоразумно тоже не упоминать о них.

– Я не стану, если только лорд Бил…

Что-то большое, тяжелое и мягкое ударилось о мои колени, и голова Мани размером с два моих кулака вынырнула из-под стола, чтобы посмотреть, не осталось ли чего на моем подносе. Я не сдержал ухмылки, а Крол и Папаунс громко рассмеялись. Тогда большая черная лапа выпустила когти достаточно длинные, чтобы подцепить кусок лососины, а заодно и остаток моей ветчины.

– Мы задержимся еще на пару минут. Ничего страшного.

– Благодарю вас. Я хотел сказать, что не стыжусь своих близких. Возможно, это повредит мне, как повредило в Ширволе, но ничье мнение не заставит меня стыдиться их. Что же касается Бертольда Храброго, то я вам уже рассказал о нем. Однажды я рассказал о нем и сэру Равду, и он высказал суждение, близкое к моему.

– Он доблестный рыцарь, судя по вашим словам.

– Он умер, – сказал я. – Умер четыре года назад.

Я отодвинул стул и встал.

Глава 48

СЛИШКОМ МНОГО ЧЕСТИ

Шатер Била был самым роскошным из всех: с малиновыми шелковыми стенками и крышей, сплетенными из шелковых веревок растяжками и обточенными колышками из темного дерева, казавшегося лиловым под прямыми солнечными лучами. Караульные воины отдали честь Кролу, и три служанки выпорхнули из шатра, словно стайка ласточек. Первая несла таз горячей, еще дымящейся воды, вторая полотенца, а третья мыло, губки и охапку белья.

– Нам придется немного подождать, – сказал Крол, когда один из часовых постучал по колышку, но из-за полога шатра моментально выглянул слуга с хитрым мышиным личиком и пригласил нас войти.

Бил сидел за складным столом, на котором стояло блюдо со все еще шипящими с пылу с жару перепелками. Его дочь, девушка лет шестнадцати, с ланьими глазами, сидела рядом на складном стуле, отщипывая кусочки от одной из перепелок.

Сам Бил – мужчина средних лет, чей малый рост бросался в глаза, даже когда он сидел, – окинул внимательным взглядом Мани, Гильфа и меня, еле заметно улыбнулся и сказал:

– Я вижу, вы привели ко мне рыцаря-чародея, мастер Крол. Или одичавшего рыцаря. Так какого же именно?

Крол осторожно кашлянул.

– Доброе вам утро, ваша светлость. Надеюсь, вы спали хорошо.

Бил кивнул.

– Я решил, что сэру Эйбелу лучше взять своих пса и кота с собой, ваша светлость, поскольку ваша светлость все равно услышали бы о них. Тогда ваша светлость пожелали бы узнать, почему я не позволил вашей светлости увидеть упомянутых животных, каковой вопрос был бы совершенно закономерным. Если они вызывают у вас раздражение, мы уберем их отсюда.

Еле заметная улыбка снова появилась на лице Била, когда он обратился ко мне:

– Обычно с котом на плече я вижу только своего герольда. Мне в новинку видеть второго такого же кошатника. Вы любите котов так же, как Крол?

– Только этого, милорд, – сказал я.

– Наконец-то я слышу разумные слова. У Крола целая дюжина котов, могу поклясться. Однако больше всех он любит белого, который и близко не сравнится размерами с вашим котищем. Как вы полагаете, он не откажется от птички?

Бил поднял перепелку, и Мани спрыгнул с моего плеча на стол, схватил птичью тушку двумя передними лапами, с достоинством кивнул Билу в знак благодарности, спрыгнул со стола и исчез под длинной скатертью.

– Колдун, волшебник или маг, – пробормотал Бил. – Оставьте нас, мастер Крол.

– Но, ваша светлость…

Одним знаком руки Бил велел ему замолчать, а вторым отослал прочь.

– Это все колдовские чары, сэр Эйбел? И на самом деле вы – древний старик? Какое обличье вы примете, если я ударю вас веткой лещины?

– Не знаю, милорд, – сказал я. – В действительности я мальчик примерно одних лет с вашей дочерью. Возможно, вы увидите это, коли ударите меня той самой веткой. Но я не уверен.

Улыбка вспыхнула и погасла на лице Била.

– Мне знакомо такое чувство. Сэр Эйбел, верно? Вы рыцарь? Так мне доложили.

– Да, милорд. Я сэр Эйбел Благородное Сердце.

– Вы хотите отправиться с нами в Йотунленд? Я так понял со слов людей, с которыми разговаривал.

– Нет, милорд. Я хотел лишь одолжить у вас лошадь, чтобы нагнать своего слугу. – Только тут мне пришло в голову, что, возможно, Поук проезжал мимо них по дороге, и я спросил: – Кстати, вы не видели его? Такой молодой мужчина с большим носом и одним глазом.

Бил отрицательно потряс головой.

– Предположим, я дам вам коня, хорошего. Вы покинете нас?

– Немедленно, милорд, коли вам угодно. И я верну вам коня при первой же возможности.

– Мы направляемся на север и не собираемся останавливаться, покуда не достигнем Утгарда. Вы последуете туда за нами? Чтобы вернуть коня?

– Я поскачу вперед, – объяснил я. – Я должен встать караулом у горной дороги и вызывать на поединок всех, проезжающих по ней. Прежде чем мы вступим в бой, я верну вам коня и поблагодарю вас.

Дочь Била хихикнула.

Отец посмотрел на нее тяжелым взглядом, который заставил бы замолчать почти любого.

– Я еду по делам короля, сэр Эйбел.

– Это великая честь, – сказал я. – Я вам завидую.

– Но вы все равно намерены сражаться со мной?

– Я связан словом чести, милорд. Я готов сразиться с вашим лучшим воином, коли вы выставите такого против меня.

Бил кивнул.

– Со мной находится сэр Гарваон, доблестнейший из моих рыцарей и искуснейший из воинов. Вас устроит такой противник?

– Конечно, милорд.

– Вы ожидаете, что мы отложим наши дела и станем ухаживать за вами, когда он размозжит вам череп и переломает кости?

– Конечно нет, – сказал я.

– Вы считаете себя непобедимым? Я спрашиваю, поскольку мне сказали, что считаете.

– Нет, милорд. Я никогда не говорил такого и никогда не скажу.

– Я не сказал, что вы говорили такое, но мне сказали, что вы так думаете. Вчера сэр Гарваон сообщил мне, что один из его воинов прогнал из лагеря увечного нищего.

Он выжидательно умолк, и потому я сказал:

– Надеюсь, он дал бедняге что-нибудь, прежде чем прогнать.

– Вряд ли. Я велел прислать ко мне этого воина сэра Гарваона. В королевстве нищих хватает, но я никак не думал встретить их в такой глуши. Поэтому я спросил воина, что нищий делал здесь. Оказывается, он искал самого благородного и знатного из рыцарей по имени сэр Эйбел, который обещал взять его к себе на службу. Похоже, вы удивлены.

Я действительно очень удивился и не стал отрицать этого.

– Кто этот нищий, сэр Эйбел? Вы имеете представление?

Я отрицательно потряс головой.

– Наверное, когда-то вы дали бедняге пару монет и сказали несколько добрых слов, – сказала дочь Била.

Тихий мелодичный голос показался мне похожим на печальное пение гитары, струны которой перебирает одинокая девушка в саду. Я немного подождал в надежде услышать прелестный голос еще раз, но она молчала, и поэтому я сказал:

– Если и так, миледи, я начисто забыл об этом.

– Знатный рыцарь, – пробормотал Бил, словно разговаривая сам с собой, хотя я знал, что это не так. – Мой дедушка приходится дедушкой и его величеству, сэр Эйбел.

Я поклонился, не зная толком, следует мне делать это или нет.

– Мой отец был принцем, младшим братом отца его величества. Титул не из последних.

– Я знаю, – сказал я.

– Я сам простой барон, но мой старший брат герцог. Если он и его сын умрут, я в свою очередь стану герцогом.

Я не знал, что сказать, поэтому просто кивнул.

– Простой барон. Но я пользуюсь доверием своего кузена. Поэтому меня послали к королю ангридов с богатыми дарами в надежде, что, вняв моим торжественным заверениям в дружбе, он прекратит набеги на наши земли. Я рассказываю вам все это отнюдь не из желания похвастаться. Мне нет нужды хвастаться или хотя бы просто пытаться произвести на вас впечатление. Я хочу дать вам понять, что знаю, о чем говорю.

Я снова кивнул.

– Я нисколько не сомневаюсь в этом, милорд.

– Я могу поименно назвать вам всех рыцарей благородного происхождения – и перечислить не только имена, но также родственные связи и подвиги каждого. Не некоторых из рыцарей. Не большинства. А всех до единого.

– Понимаю, милорд.

– Равным образом я знаком со всеми родовитыми молодыми людьми, которые собираются стать рыцарями. В Целидоне нет рыцаря благородных кровей по имени Эйбел. И нет знатного юноши с таким именем, посвященного в рыцари или нет.

Мне давно следовало понять, к чему он клонит, но до меня дошло только сейчас.

– Я не благородных кровей, милорд. Наверное, знатным господином меня назвал нищий? Но скорее всего, он ничего обо мне не знает.

– Крол принял вас за знатного господина. Разве вы не заметили?

Я помотал головой:

– Я сказал мастеру Кролу, что не знатен.

– А он принял. Об этом свидетельствовало его поведение. Ваш высокий рост, могучее телосложение, лицо – главным образом лицо, – все подтверждает ваше заявление о принадлежности к высшему сословию.

– Я не намерен заявлять ничего подобного, – снова помотал я головой.

Я почувствовал себя так, словно стою перед строгим учителем в школе, и чуть не начал нервно переминаться с ноги на ногу.

– Мне сразу захотелось предложить вам сесть, когда Крол привел вас. И до сих пор хочется.

Дочь барона мило улыбнулась мне, давая понять, что она не возражала бы. Бил кашлянул.

– Но я не стану делать этого, сэр Эйбел. Я должен сообщить вам, что из практических соображений почти никогда не сажусь за один стол с людьми низшего звания.

– Здесь вы хозяин, – сказал я.

– Вот именно. Сидение за одним столом располагает к фамильярности, и я вынужден наказывать людей, которых сам же развратил. – Бил потряс головой. – Я наказывал несколько раз. Мне это не понравилось.

– Уверен, им тоже.

– Верно. Но…

Тут дочь барона прервала наш разговор вопросом:

– Можно мне погладить вашего кота?

Мани моментально вышел из-под стола и запрыгнул к ней на колени.

– Я поинтересовался у человека, которого допрашивал, не считает ли себя непобедимым рыцарь, упомянутый нищим.

Мне подумалось, что тут Бил должен рассердиться, но он ждал моего ответа с улыбкой.

– Вопрос кажется мне странным, – сказал я. – Сомневаюсь, что на свете вообще есть такие рыцари.

Здесь мне следует остановиться и сказать, что шатер Била был разделен пополам занавеской – тоже из малинового шелка, но не такого толстого, как стенки и крыша. Я должен сказать об этом, поскольку из-за занавески вдруг выглянула Баки и ухмыльнулась мне.

– Согласен с вами, – говорил тем временем Бил. – Но вопрос только кажется странным. Я задал его, памятуя о словах одного из сыновей моего родственника, лорда Обра, сказанных мне о вас накануне.

Иногда я соображаю очень туго, но сейчас все понял сразу.

– Оруженосец Свон?

– Да. Думаю, вы с ним знакомы.

– Он мой оруженосец, милорд.

– Нет, если он убежал от вас, – помотал головой Бил. – Он отрицает, что убежал, но мне кажется, дело обстоит именно так.

– Нет, он не убегал.

Как ни странно, мне не составило никакого труда выступить в защиту Свона. Он сказал правду, и я хотел, чтобы барон знал это.

– Очень рад слышать. Вы направляетесь к Северным горам, чтобы встать караулом в ущелье. Как долго вы собираетесь оставаться там, сэр Эйбел?

– Покуда на море не станет лед, милорд. То есть на заливе Форсетти.

– Иными словами, до середины зимы. – Бил вздохнул. – Я бы нисколько не удивился, если бы вы сказали, что Свон бросил вас.

– Нет, – помотал я головой, – он меня не бросал.

Бил снова вздохнул и повернулся к своей дочери:

– Свон родственник твоей бабушки, младший сын лорда Обра. Обр приходится племянником твоей двоюродной бабушке.

Девушка кивнула.

– Молодой Свон рассказал мне кое-какие вещи. Очень неприятно сомневаться в правдивости людей благородного происхождения, но он… он…

Я поднял руку:

– Не продолжайте, я понял.

– Идн тоже, я уверен. – Бил снова повернулся к дочери. – Он служил оруженосцем у некоего сэра Равда, рыцаря с добрым именем. Говорят, он бросил своего господина на поле боя. Я ничего не утверждаю – я сомневаюсь, что он поступил так. Но Свон пользуется такой репутацией, что в подобную ложь легко поверить. Ты понимаешь?

Дочь (по имени Идн) сказала:

– Вы наверняка знаете Свона лучше, чем мой отец, сэр Эйбел. Вы верите в это?

– Нет, миледи, – ответил я. – Я не верю в такого рода вещи, покуда не получаю неопровержимых доказательств.

На губах Била снова заиграла еле заметная улыбка.

– Я спросил Свона, что он делает среди безлюдных холмов, каковой вопрос задал бы любой на моем месте. Он много чего наговорил мне, и я поверил далеко не всему. Во-первых, он сказал, что назначен оруженосцем к крестьянину, носящему ныне звание рыцаря.

Барон выжидательно помолчал, но я не проронил ни слова.

– Безусловно, вы достаточно высокого происхождения, сэр Эйбел?

– Нет. Я не стану рассказывать вам о своей семье, поскольку вы все равно мне не поверите. Но по существу Свон прав.

Глаза Била чуть округлились.

– Однако я хочу сказать вам одну вещь. Выслушайте меня, пожалуйста. Я действительно рыцарь, и я не солгал вам ни единым словом. Я не лгал и вашему герольду тоже. И сержанту, который привел меня к нему.

Гильф ткнулся головой мне в ногу, давая понять, что он на моей стороне.

– Это все меняет. – Бил хлопнул в ладоши, и в шатер тотчас же вбежал слуга с мышиным личиком. – Мы заставили сэра Эйбела слишком долго стоять, Сверт. Принеси еще один стул.

Слуга кивнул и выбежал прочь.

– Я хотел убедиться, что не ошибаюсь. Ваш отец был крестьянином.

– Мой отец торговал молотками, гвоздями и тому подобным товаром. Он умер, когда я был совсем маленьким, и я его почти не помню. Но я помню, что говорил о нем мой старший брат и другие люди. Будь мы сейчас в моем родном городе, я показал бы вам, где находилась отцовская лавка.

– Отлично. Отлично! А как вы овладели тайным искусством магии? Можно поинтересоваться? Кто учил вас?

– Никто, – ответил я. – Я ничего не знаю о магии.

Идн хихикнула.

– Понимаю. Человек связывает себя определенными клятвами, Идн. Клятвами, которые он не осмеливается нарушить. – Бил улыбнулся мне. – Я сам сведущ в магии, сэр Эйбел. Больше я не задам вам ни одного вопроса на сей предмет, коли вы не станете задавать вопросов мне. Однако могу сказать, что сам молодой Свон, находясь в вашем обществе, заметил некоторые… пожалуй, «странности» слишком сильное слово… скажем, некоторые необычные явления.

Вернулся слуга со складным стулом – очень красивым, с серебряной отделкой. Он разложил его и поставил у стола, напротив Идн. Бил кивнул, и я осторожно сел, опасаясь, что стул не выдержит моего веса. Гильф лег у моих ног.

– В детстве я проводил много времени в крестьянском доме, – сказал Бил. – В доме моей няни, который находился за стенами отцовского замка, Колдклифа. Когда мои старшие братья занимались с учителями в детской, няня забирала меня к себе, чтобы я играл с ее детьми. Мы играли в замечательные игры, бегали по лесу, ловили рыбу и плавали. Несомненно, у вас было точно так же.

Я кивнул, вспоминая свое детство.

– Да, верно. А еще я часто лежал на спине в траве и смотрел на облака. По-моему, я еще ни разу не делал этого со времени своего прибытия сюда.

Бил повернулся к Идн:

– Тебе полезно послушать нас, хотя, возможно, в данный момент ты так не считаешь.

– Безусловно, отец, – сказала она.

– Ты видишь крестьян за работой в поле, а крестьянок за прядением и прочими хозяйственными делами; они встают на рассвете и трудятся весь день напролет, зачастую до заката. Но ты должна понять, что у них есть свои радости и свои удовольствия. Разговаривай с ними ласково, защищай их, будь к ним справедлива – и они никогда не восстанут против тебя.

– Я постараюсь, отец.

Бил снова повернулся ко мне:

– Я должен объяснить вам, о чем я думал. В этом холмистом краю далеко не безопасно, а в горах будет еще хуже. Нас охраняет сэр Гарваон со своими тяжеловооруженными воинами и лучниками. Но, увидев вас, я сразу захотел оставить вас при себе. Молодой рыцарь – и больше, чем просто рыцарь, – смелый и сильный, стал бы желанным прибавлением к нашему отряду.

– Я очень польщен вашими словами, – начал я, – но…

– Однако, познакомившись с вами поближе, я испугался, что Идн может проникнуться к вам чересчур глубокой симпатией.

У меня запылали щеки.

– Милорд, вы делаете мне слишком много чести.

Бил снова еле заметно улыбнулся.

– Безусловно. Но возможно, моя дочь тоже. – Он искоса взглянул на нее. – Семейство Идн еще недавно было королевским. Теперь оно представляет цвет знатного сословия. Скоро Идн превратится из девочки во взрослую женщину.

Подумав о том, что произошло со мной, я сказал:

– Надеюсь, она не станет торопиться взрослеть, ради своего же собственного блага.

– Я тоже надеюсь. Обдумав все это, я решил дать вам коня во исполнение вашей просьбы и поскорее отправить вас восвояси.

– Вы чрезвычайно…

– Но крестьянин! – Бил улыбался шире, чем прежде. – Простой деревенский парень не может внушить ни малейшей симпатии праправнучке короля Фольсунга.

Тут Идн вроде как подмигнула левым глазом. Бил ничего не заметил, поскольку смотрел на меня, но я увидел.

– Посему, сэр Эйбел, вы останетесь с нами на все время, покуда мы нуждаемся в ваших услугах. В шатре сэра Гарваона свободно поместится еще одна походная кровать. Наверняка поместится, а сам сэр Гарваон радушно примет товарища, равного по званию.

– Милорд, я не могу.

– Не можете ехать с нами, есть хорошую пищу и спать в человеческих условиях?

Идн присоединила свою акустическую гитару к булькающему тенору отца:

– Ради меня, сэр Эйбел. А что, если меня убьют, поскольку вас не будет рядом?

Тем самым она поставила меня в крайне трудное положение.

– Милорд, миледи, я пообещал – нет, я поклялся – направиться прямиком в горы и занять там позицию, как мы условились с его светлостью герцогом Мардером.

– И оставаться там до середины зимы, – сказал Бил. – Иными словами, почти полгода. Скажите мне одну вещь, сэр Эйбел. Вы мчались верхом во весь опор, когда достигли нашего лагеря? Вы подскакали галопом к моему шатру и спрыгнули с коня, прежде чем предстать передо мной вместе с мастером Кролом?

– Милорд…

– Вы шли пешком. Разве не так? Вы явились ко мне с просьбой одолжить вам коня.

Затруднившись с ответом, я кивнул.

– Я готов дать вам коня. Не одолжить, а подарить. Но только на том условии, что вы будете сопровождать меня и мою дочь, покуда мы не достигнем ущелья, где вы собираетесь стать на пост. Ответьте мне на один-единственный вопрос. Вы достигнете места назначения быстрее, если поедете верхом с нами или если пойдете на своих двоих? Поскольку вам придется выбирать между первым и вторым.

Мани поднял голову над столом, чтобы ухмыльнуться мне, и я почувствовал острое желание дать ему хорошего пинка.

Глава 49

ДЕТИ АНГРИДОВ

Весь тот день и весь следующий местность неуклонно повышалась, и с течением дней я начал понимать, что мы находимся среди высоких каменистых холмов, которые я мельком видел пару раз с обнаженного плато к северу от леса, где я жил, словно изгнанник, с Бертольдом Храбрым; и что настоящие горы – горы, о которых до нас доходили лишь туманные слухи, горы, возносящие свои заснеженные вершины к самому Скаю, – все еще остаются далеко впереди.

Потом я свернул с Военной дороги, покинув еле ползущий караван вьючных лошадей и мулов, и поднялся на один из холмов так высоко, как только мог верхом на белом жеребце, подаренном мне Билом; а когда жеребец не смог идти дальше, я спешился, захлестнул поводья вокруг валуна и взобрался на самую вершину. Оттуда я увидел обнаженное плато и темный лес за ним и даже разглядел вдали рваную серебряную нить реки Гриффин. «Завтра я найду источник, дающий начало реке, – пообещал я себе, – и выпью воды Гриффина во славу Бертольда Храброго и Гриффинсфорда». Я не сказал этого Гильфу, поскольку он остался сторожить моего коня. И не сказал Мани, поскольку он путешествовал с Идн, в черной бархатной сумке, из которой обычно высовывал голову и передние лапы. Я бы сказал это Ури и Баки, если бы мог, но я не видел ни одну из них с тех пор, как Баки выглянула из-за занавески в шатре барона.

В общем, я сказал это самому себе – и не рассмеялся хотя и понимал, насколько глупо я выгляжу.

На вершине холма дул ветер – достаточно холодный чтобы я поплотнее закутался в серый плащ, сохраненный для меня Керлом среди прочих вещей, и достаточно сильный, чтобы я пожалел, что мой толстый плащ не толще хоть немного. Но я стоял там больше часа, задумчиво глядя вдаль и думая о мальчике, которым я был в недавнем прошлом, и о мужчине, которым стал теперь. Я был там совсем один, как в дни, когда уходил на охоту из лачуги Бертольда Храброго, и я предавался воспоминаниям об охоте, мысленно переносясь то в лесную чащу, то на опушку леса, а то на плоскогорье, где всегда замечал оленя, но всегда слишком далеко от меня.

Ладно, я не собирался писать этого, но все же напишу. Простояв там довольно долго и приведя мысли в порядок, я вспомнил Майкла и попытался призвать Дизири, как он призывал Вальфатера. У меня ничего не вышло, и я расплакался.

Солнце уже стояло низко над горизонтом, когда я вернулся к Гильфу и жеребцу.

– Они ушли, – сказал Гильф, и я понял: он имеет в виду, что последний мул и арьергард (находившийся под моим командованием) давно проследовали по дороге внизу.

– Знаю, – сказал я. – Но мы быстро нагоним их.

– Хотите, я схожу на разведку?

Спускаясь с холма, я думал о предложении пса. Я долго оставался один и устал от одиночества. Меня тянуло на общение, на разговоры. Но к тому времени я уже хорошо знал Гильфа и понимал, что он никогда не вызовется пойти на охоту, защищать, охранять и тому подобное, коли не уверен в необходимости этого. Значит, он услышал, увидел или, скорее всего, почуял что-то, что его встревожило. Естественно, я начал прислушиваться и принюхиваться, хотя прекрасно понимал, что у Гильфа слух гораздо тоньше моего, не говоря уж о нюхе.

– Так хотите?

Значит, он действительно был встревожен.

– Да, отправляйся вперед, – сказал я. – Буду тебе признателен.

Едва я успел договорить, Гильф сорвался с места и стрелой помчался вперед. Сначала стрела была коричневой, но довольно скоро стала черной. Потом я услышал лай, хриплый басистый лай, какой порой доносится из Ская, когда пес-вожак несется далеко впереди остальной своры и даже Вальфатер на своем восьминогом скакуне не может его догнать.

Своим лаем Гильф пробудил гром. Ты скажешь: «Быть такого не может», но он пробудил. Гром гулко пророкотал вдали, среди настоящих гор, но тяжелые раскаты приближались, становились все громче. Я хотел пришпорить своего жеребца, но он все еще осторожно пробирался между камней. Наконец, просто чтобы немного успокоиться, я сказал:

– Иди так быстро, как только можешь без риска переломать ноги себе или мне. Вряд ли сломанная нога сильно облегчит наше положение.

Конь кивнул, словно поняв меня. Конечно, он не понял ни слова, но я все равно проникся к нему благодарностью. Мани любил хвастаться и любил спорить, и сейчас мой белый жеребец нравился мне гораздо больше.

– Да, – сказал я, – разговаривать придется мне одному. Вот здорово!

Конь развернул уши ко мне. Наверное, таким образом он давал понять, что умеет слушать.

Как только мы спустились с каменистого склона, я пришпорил жеребца (позолоченными шпорами, раздобытыми для меня мастером Кролом), и он скакал галопом, покуда мы не достигли Военной дороги, а потом понесся еще быстрее, по ущелью, поднимавшемуся, наверное, на высоту холма, на который я недавно взбирался, а затем по скалистой теснине. Вскоре я услышал грохот падающих камней и резко натянул поводья, поскольку уже хорошо понимал, что это может значить.

Стена теснины значительно уступала в высоте склону холма, но я уже выбился из сил и замерз, а на небе загорались первые звезды. Я не видел никаких опор для рук и ног, а если вдруг и замечал, они обычно оказывались просто тенями или темными пятнами. Мне приходилось ползти по крутому склону ощупью, и минуты казались часами.

Когда я находился на полпути наверх, до меня снова донесся грохот камней. Затем наступила тишина. Потом кто-то испустил дикий вопль. Наверное, тот раздался довольно далеко от меня, но из-за эха, метавшегося между скалистыми стенами теснины, казалось, что совсем рядом. Взошла луна. Непонятно почему я посмотрел на нее и увидел летучий замок, проплывший черным силуэтом на фоне бледного лунного диска, похожий на игрушечный. Тогда я даже не знал наверное, что это замок Вальфатера (каковым он действительно является), но при виде него вдруг почувствовал прилив сил. Знаю, ты сочтешь это вздором, но я и вправду воспрял. Я стал морем, и я неотрывно смотрел на луну и шестистенный замок и упорно тянулся к нему мощными пенистыми волнами, похожими на белые руки. И – бац! – я вдруг оказался на гребне горы, с ободранными до крови пальцами, на неистово бушующем ветру, в сгустившейся ночной тьме. Я пустился бегом с противоположного склона, перепрыгивая через расселины и скалистые выступы, – и казалось, ничто на свете не могло меня остановить.

Но потом волосатая рука с ладонью размером с лопату все-таки остановила. Две огромные руки крепко сжали меня и подняли высоко в воздух, но моя левая рука оставалась свободной, и я успел вонзить кинжал в шею великана, прежде чем он швырнул меня вниз. Он рухнул наземь, словно подрубленный могучий дуб, и мы оба подкатились к самому краю пропасти: он истекал кровью и дергался всем телом, а я пытался встать. Я поднялся на ноги первым, ударил противника по голове Мечедробителем и услышал хруст проломленного черепа. Великан повалился навзничь и больше не шевелился.

Внизу кто-то истошно вопил: «Файнфилд! Файнфилд!» Мне кажется, я узнал голос Гарваона, поскольку только он мог там орать, и заключил, что так называется его родовое поместье. У меня не было поместья, поэтому я громко выкрикнул: «Дизири! Дизири!» – чтобы дать Гарваону понять, что я здесь и готов прийти на помощь.

Впоследствии я кричал «Дизири!» всякий раз, когда вступал в сражение. Возможно, я не однажды забуду упомянуть о данном обстоятельстве, описывая разные схватки, но я всегда кричал имя Дизири. Оказавшись в Скае (позволь мне сказать, пока я не забыл), я тоже делал это.

Наконец Альвит спросила меня, что значит мой боевой клич, и я не смог вспомнить. Потом я все старался, старался. И чувствовал боль где-то глубоко в душе.

Естественно, я еще не знал ничего этого, когда бежал вдоль обрыва. Вскоре я натолкнулся на троих мужчин, огромнее которых в жизни не видывал. Они катили валун к краю пропасти. Удар Мечедробителя пришелся первому из них по лбу (выше я не мог достать), когда он повернулся ко мне. Метко пущенный камень сбил с меня стальную каску. Кажется, я покачнулся и «поплыл». Чья-то рука схватила меня за кисть, я полоснул по ней кинжалом, и рука разжалась. Я увидел колено на уровне своего паха и изо всех сил треснул по нему Мечедробителем.

Еще один бросил в меня копье. Оно не пробило мою кольчугу, но сильный удар повалил меня на землю. Мы оба одновременно схватились за него, и он поднял копье и меня вместе с ним, поскольку я не отпускал древко. Я пнул мужчину в лицо, и он выронил копье. Я вскочил на ноги и мощным пинком (словно посылая мяч в ворота противника) столкнул противника с обрыва и сам чуть не последовал за ним. С трудом восстановив равновесие, я посмотрел вниз и увидел, что он все еще катится кувырком по камням. Потом он скрылся в тени, и я услышал глухой удар тела о дно ущелья.

Во время схватки я выронил кинжал и Мечедробитель. Отполированный до блеска клинок кинжала сверкал в лунном свете, а вот палицу мне пришлось искать ощупью.

Я выпрямился и увидел здоровенного мужчину, ростом с баскетболиста NBA, который шел на меня с дубинкой. Я присел на корточки (наверное, намереваясь броситься на него, когда он размахнется), но тут вдруг из темноты выпрыгнул черный зверь, значительно превосходящий размерами моего противника. Внезапно великан превратился в обычного маленького человека, который просто прогуливался здесь и неожиданно встретил свою погибель. Он испустил душераздирающий вопль, когда огромные челюсти сомкнулись. (Я услышал треск костей, ужасный звук.) Гильф потряс его, словно крысу, и швырнул на землю.

– Вам лучше убраться отсюда поскорее, господин.

Ури стояла справа от меня, сжимая в руке длинный тонкий кинжал. Я не видел и не слышал, как она подошла, но она стояла рядом.

– Вас убьют, господин, коли вы задержитесь здесь чуть дольше, – прошептала мне слева Баки.

– Вы видите в темноте лучше меня, – сказал я. – Здесь есть еще кто-нибудь из них?

– Сотни и тысячи, господин. Там, куда вы направляетесь.

Я велел девушкам следовать за мной.

По окончании сражения нам пришлось снять поклажу с мертвых лошадей и мулов и переложить все на оставшихся животных. Поверх тюков мы уложили тела убитых. Около полуночи мы двинулись дальше и продолжали путь до рассвета. Гарваон ехал впереди каравана, а мы с Гильфом держались шагах в ста – ста пятидесяти перед Гарваоном. К восходу солнца мы выехали из скалистой теснины на горный луг с густой зеленой травой и полевыми цветами. Он немного кренился, словно палуба корабля под сильным боковым ветром, но тогда показался нам просто чудесным. Мы остановились, сняли поклажу с животных и поставили шатры. Потом почти все легли спать, но Гарваон с дюжиной своих воинов заступил в дозор, а мы с Гильфом отправились к месту недавнего сражения. Мани ехал со мной, сидя на моей переметной суме.

Мы оставались на том лугу весь день и всю ночь. На следующее утро Бил вызвал меня к себе. Посреди шатра стояли стол, как и в прошлый раз, и два складных стула.

– Садитесь, – сказал он мне. – Завтрак подадут через пару минут.

– Благодарю вас, – сказал я.

– Вы взобрались на скалы, чтобы сразиться с горцами. Так мне доложили, и я сам мельком видел вас наверху. Во всяком случае, мне так кажется.

Я кивнул:

– Рад услужить вам, милорд.

– Огромные камни падали на нас. – Казалось, он разговаривал сам с собой. – И тела тоже. Тела наших врагов. Пока мулов навьючивали кладью, снятой с мертвых животных, мы вместе с сэром Гарваоном не без интереса рассматривали трупы при свете фонаря. Наверное, вы занимались тем же, сэр Эйбел?

– Нет, милорд. Я вернулся за своим конем.

Я бы с удовольствием приступил к завтраку сейчас же, если бы мог встать и выйти из шатра.

– Понимаю. Обычно я завтракаю со своей дочерью, сэр Эйбел. Но сегодня ее здесь нет. Уверен, вы это заметили.

Я кивнул.

– Надеюсь, она не больна.

– Она цела и невредима. В значительной мере благодаря вам, я думаю.

– Мне бы тоже хотелось так думать.

Бил сложил руки домиком и сидел неподвижно, уставившись на меня, покуда не принесли еду.

– Кушайте, пожалуйста, не стесняйтесь, сэр Эйбел. Не ждите, когда я начну.

Я сказал, что предпочел бы подождать, и он положил себе на тарелку копченую рыбу, кусок хлеба и немного сыру.

– Я люблю завтракать со своей дочерью.

Я снова кивнул.

– По-видимому, она приятная собеседница, милорд.

– Таким образом я получаю возможность час-полтора разговаривать с ней. Обычно потом я занят весь день.

– Не сомневаюсь, милорд, – сказал я.

– Многие люди моего или еще более высокого звания работают мало. Или вообще не работают. Они бездельничают при дворе и точно так же бездельничают в своих имениях. Управляющие ведут за них все дела в поместьях, как мой управляющий за меня. Если король пытается уговорить их исполнить какие-то обязанности – что он, будучи человеком благоразумным, изредка делает, – они отговариваются под разными предлогами. Я пытался стать человеком другого склада. Я не стану докучать вам рассказами обо всех должностях, которые занимал под началом нашего нынешнего короля и его отца. Я исполнял самые разные обязанности, и зачастую тяжелые. Например, я почти семь лет отправлял должность главного казначея.

– Я знаю, это тяжелая работа, – сказал я.

– Вам кажется, что вы знаете, сэр Эйбел, но на самом деле вы не имеете ни малейшего представления. Это был чистый кошмар; мне казалось, он никогда не кончится. А теперь вот это.

Я кивнул, стараясь принять сочувственный вид.

– Завтрак дает мне возможность провести один час в день в обществе дочери. Я старался быть ей и отцом, и матерью, сэр Эйбел. Не стану говорить, что я преуспел. Но я старался.

Бил выпрямился и расправил плечи. Он не притронулся к еде.

– Сегодня утром я велел Идн позавтракать вместе со служанками. Она удивилась и обрадовалась.

– Вряд ли она действительно обрадовалась, – сказал я. Я тоже еще не съел ни кусочка и решил, что вполне могу начать.

– Благодарю вас, сэр Эйбел. Но она обрадовалась. Я отослал дочь, поскольку хотел поговорить с вами. Не как с рыцарем, а как с сыном, ибо я был бы безмерно счастлив, если бы оверкины даровали мне такого сына.

Несколько мгновений я растерянно молчал. Наконец я сказал:

– Это великая честь для меня, милорд.

– Я не пытаюсь польстить вам, я говорю правду. – Бил помолчал, очевидно пытаясь понять, какое впечатление произвели на меня его слова. – Знатные люди вроде меня, занимающие высокое положение при дворе его величества, не славятся честностью. Мы осторожны в выборе слов и выражений. Иначе нам нельзя. Мне часто приходится лгать до долгу службы. Мне это не нравится, но я лгу по мере способностей.

– Я понимаю, – сказал я.

– Сейчас я собираюсь говорить вам правду и только правду. Прошу вас мне верить. Но я прошу и о большем. Я прошу вас тоже быть честным со мной. Вы обещаете?

– Конечно, милорд.

Бил поднялся на ноги, подошел к походному сундуку, откинул крышку и вынул оттуда пергаментный свиток.

– У вас есть имение, сэр Эйбел? Где оно находится?

– Нет, милорд.

– Вообще никакого?

– Никакого, милорд, – сказал я.

Он сел на место, по-прежнему держа свиток в руке.

– Ваш сеньор послал вас в Мышиные горы. На полгода.

– Я никогда не слышал, чтобы их называли Мышиными. Но да, все верно.

– Такое название используют ангриды. Обычно мы называем горы Северными или употребляем название какой-нибудь отдельной горной гряды. Как по-вашему, почему ангриды называют горы Мышиными?

Я положил на стол кусок хлеба, от которого собирался откусить.

– Понятия не имею, милорд. Разве только там много мышей.

– Там не больше мышей, чем в любом другом месте, и меньше, чем во многих. Они называют горы так по названию племени, с представителями которого вы сражались прошлой ночью. Они дети ангридов. Дети ангридов, произведенные на свет нашими женщинами. Вижу, вы удивлены.

Глава 50

КТО РАССКАЗАЛ МОЕЙ ДОЧЕРИ?

Я откусил кусок хлеба, прожевал и проглотил.

– Я не знал, что такое возможно, милорд.

– Возможно. – Бил помолчал, барабаня пальцами по столу. – Вероятно, женщины испытывают крайне болезненные ощущения – поначалу, по крайней мере.

Я кивнул.

– Во время набегов на наши земли ангриды захватывают не только богатства, но и женщин. Мне поручено положить конец набегам, коли удастся. Или хотя бы добиться того, чтобы они совершались реже и носили не столь разрушительный характер. Воля короля Гиллинга не всегда выполняется, и чем дальше от Утгарда проживают его подданные, тем более свободными и безнаказанными они себя чувствуют. Но если станет известно, что король не одобряет набегов, на наших границах станет поспокойнее.

– Я желаю вам удачи, – сказал я. – Правда.

– Король Гиллинг обещал, по крайней мере, принять меня как посла его величества. Но сейчас я говорю о мышах – так называют их ангриды, – об огромных людях, напавших на нас. Они рождаются в домах ангридов и являются детьми своих господ от рабынь. Часто после смерти своих отцов они стараются задержаться в Йотунленде.

Например, остаются в услужении у законнорожденных сыновей, своих единокровных братьев.

Я понимающе кивнул.

– Иногда у них все хорошо складывается поначалу. Тогда они становятся рабами, подобно своим матерям, свинопасами или пахарями. Насколько я понимаю, свиньи и рогатый скот у ангридов не превосходят размерами наших.

– Вы сказали «поначалу».

– В конце концов их прогоняют. Или убивают. С сыном господина, сыном свободной женщины, никогда не обошлись бы так, но с ними обходятся. Оставшиеся в живых скитаются по стране, всеми травимые и гонимые, точно крысы или мыши, имя которых они носят, и наконец достигают этих гор, где сами ангриды не живут. Здесь много пещер – мышиных нор, по выражению ангридов. Мыши живут в них, словно дикие звери, и они еще хуже диких зверей. Что вы намерены делать сегодня, сэр Эйбел?

Вопрос застал меня врасплох.

– Полагаю, продолжать путь на север с вами, милорд.

Бил потряс головой.

– Сегодня мы не тронемся дальше. Мы все устали, и нам надо избавиться от части поклажи, чтобы не перегружать мулов. Обязанности погибших нужно распределить между живыми, и нам необходимо придумать способ везти раненых таким образом, чтобы они поменьше страдали от боли.

– Тогда я сейчас посплю, а после полудня отправлюсь искать истоки Гриффина.

– Вероятно, вы мало спали прошлой ночью. Все мы не выспались.

Я спал, но до этого не смыкал глаз больше суток. Меня все еще шатало от усталости, о чем я и сказал.

– Понимаю. Вы выполните мою просьбу, сэр Эйбел?

– Конечно, милорд. Любую.

– Тогда ложитесь спать сейчас, как вы собирались, но отложите поиски истоков Гриффина хотя бы на день. В любом случае это рискованное предприятие. Вы хорошо подумали об опасностях, с которыми можете столкнуться, блуждая в одиночестве по горам?

– Да, милорд. – Я улыбнулся. – А также учел тот факт, что и они столкнутся со мной.

– Отлично сказано. Тем не менее я прошу вас отложить поиски. Вы сделаете это для меня?

– Конечно, милорд. С удовольствием.

– Вы хорошо стреляете из лука?

– Да, милорд.

– Без ложной скромности. Мне это нравится. – Впервые за все утро слабая улыбка тронула уголки его губ. – На днях мастер Папаунс обратился ко мне с просьбой устроить состязание между вами и сэром Гарваоном. Гарваон великолепно владеет луком.

– Все говорят так, милорд.

– После него идет Идн. Для женщины она хорошо стреляет. – Еле заметная улыбка приобрела оттенок горечи. – Я отказал Папаунсу, поскольку счел такую трату времени нецелесообразной. Но мы не двинемся в путь до завтра, а подобное состязание поднимет нам настроение. Напавшие на нас люди – великаны вправе называть их мышами, но мне уж никак не пристало – находились на горе над нами. Они швыряли в нас огромные камни, а мы пускали в них стрелу за стрелой, чаще всего видя в темноте лишь движущиеся тени. Необходимость умело стрелять из лука редко когда становится столь очевидной.

Я осушил свою кружку и налил в нее еще из кувшина.

– Вы примете участие в состязании?

– Конечно, милорд. Я же сказал.

– Если сэр Гарваон одержит победу с небольшим преимуществом, ничего страшного. Но если вы сильно уступите своему противнику, вас поднимут на смех. Вам следует приготовиться к насмешкам.

– А людям, которые собираются поднимать меня на смех, милорд, следует приготовиться иметь дело со мной.

– Нам нельзя терять ни одного человека, сэр Эйбел. Прошу вас не забывать об этом.

– Я не забуду, милорд, при условии, что они тоже не забудут.

– Понятно. Я обещал Папаунсу и Гарваону предупредить вас, поэтому предупреждаю: держите себя в руках.

– Обещаю, милорд.

Бил кусал губы, пока я доедал кусок копченой осетрины. Когда я вытер губы, он сказал:

– Вы можете идти, коли наелись, сэр Эйбел.

Я потряс головой:

– Вы же отослали леди Идн не потому, что хотели поговорить со мной о стрельбе по мишени, милорд. Так почему же?

Бил на мгновение замялся.

– Я уже затрагивал эту тему при первой нашей встрече. Когда Крол привел вас ко мне. Уверен, вы помните тот день.

– Разумеется.

Бил вздохнул.

– Тогда я говорил о Своне. Он мой дальний родственник, как я сказал.

Я кивнул, недоумевая, что последует дальше.

– Он хочет стать рыцарем. На более высокое звание ему не приходится рассчитывать.

Бил встал с места, подошел к выходу из шатра и задумчиво уставился на скалы и заснеженные горные вершины. Он по-прежнему держал в руке пергаментный свиток.

Когда он повернулся ко мне, я сказал:

– Я никогда не стоял у него на пути, милорд.

– Он поссорился с вашим слугой. Ваш слуга одержал над ним верх в драке и прогнал прочь. Я говорил вам?

– Я знал это, ваша светлость. Но мне кажется, я узнал это не от вас.

– Наверное, от самого Свона?

Я помотал головой.

– Значит, от какого-то путника?

– Да, милорд.

– Мне неловко спрашивать, и я ни в коей мере не уверен, что мне следует делать это. Вы видели мою дочь Идн.

– Да, ваша светлость. Прекрасная юная леди.

– Вот именно. Она очень молода и обладает не только тонкими чертами лица, но и хрупкой фигурой. Ваш слуга возьмет над ней верх в схватке? Если захочет?

Я задумался – не над ответом, а пытаясь понять, к чему он клонит. Наконец я сказал:

– Надеюсь, он никогда не пойдет на такое, милорд. Я хорошо знаю Поука, у него есть свои недостатки, но он не жесток и не груб.

– Но сможет ли он, если захочет?

– Конечно, милорд, если я не помешаю ему. Поук – молодой мужчина лет двадцати, сильный и ловкий.

– Вот именно. Предположим, такое случилось. Моей дочери следовало бы глубоко стыдиться своего поражения в схватке с простолюдином. Но она не испытывала бы никакого стыда. Ибо ни один здравомыслящий человек не станет ожидать, что хрупкая девушка вроде Идн может бросить вызов сильному двадцатилетнему мужчине.

Я кивнул.

– Когда Свон был мальчишкой десяти лет, он мог относиться к делу так же, и совершенно обоснованно. Что меня беспокоит… Меня беспокоит, что Свон, похоже, и сейчас не испытывает ни малейшего стыда. Он станет рыцарем. Если герцог Mapдер предложит ему пройти акколаду, получить золотые шпоры и все такое прочее, он незамедлительно воспользуется предложением. Как вы себя чувствовали бы, если бы ваш слуга побил вас?

Я открыл рот, но не сумел издать ни звука. Я задыхался.

– Вот именно. Я не воин по природе своей, сэр Эйбел. Пока вы осваивали искусства, необходимые рыцарю, я учился читать и писать, изучал историю, языки и тому подобное. Если бы, скажем, мне пришлось вступить в поединок с сэром Гарваоном, я бы не стыдился своего поражения. Но со слугой? Я бы отточил свой меч и настаивал на повторном поединке.

– Я рад, что Свон не поступил так, милорд.

– Неужели? Вы за него беспокоитесь?

– Вы заставляете меня краснеть, милорд. Он был… и остается моим оруженосцем. У меня есть известные обязанности перед ним.

Бил кивнул и сложил руки домиком.

– Я рассказал вам все это, поскольку считаю вас человеком чести. Может статься, Свон вернется к вам. Если такое случится, возможно, вы сумеете повлиять на него. Я очень на это надеюсь.

– Я постараюсь, милорд. Только как это сделать?.. Ну, я пока не знаю. Мне надо подумать. – Я встал.

Бил указал на мой стул.

– Если вы изволите задержаться, мы с вами обсудим другие вопросы. Я постараюсь не злоупотреблять вашим временем.

Я снова сел.

– Свон сказал мне, что вы пустили по пятам за ним демона. Вы удивлены?

– Да, милорд. Я… кажется, я знаю, что он имеет в виду, но ничего подобного я не делал. Можно я объясню, в чем дело?

– Будьте так любезны.

– У меня есть еще один слуга, милорд, по имени Орг. Он не демон.

Тонкая улыбка вновь заиграла на губах Била.

– В мирах, расположенных над Эльфрисом, не обитают ни демоны, ни драконы, сэр Эйбел. Это одна из вещей, которые я усвоил, пока вы учились обращаться с оружием. Я не говорю, что Свона преследовал демон, я говорю лишь, что он так заявил и указал на вас.

– Я здесь ни при чем, милорд. Но у меня есть основания полагать, что, когда Свон ушел, Орг последовал за ним. Он не самый приятный спутник, милорд.

– Ваш Орг высокий сильный мужчина? С могучими плечами?

Осторожно выбирая слова, я сказал:

– Он высокий и очень сильный, милорд. Он выше меня, и плечи у него шире.

– Значит, вы не приказывали вашему слуге неотступно следовать за Своном?

– Нет, милорд. Меня не было там, когда Свон и Поук подрались и разошлись в разные стороны. Можно высказать предположение?

– Пожалуйста.

– Возможно, Орг боится, что Свон попытается как-нибудь навредить мне, и следует за ним, чтобы не допустить такого.

– Похоже на правду, – кивнул Бил. – Свон направлялся обратно в Ширвол, как он сказал мне. Он отобедал с нами, купил коня и провел ночь в лагере. Это было недели две назад.

Я кивнул.

– Той ночью один из часовых доложил, что видел в лунном свете огромного человека неподалеку от лагеря. Он назвал его великаном, ангридом. Вы же знаете этих парней.

Я предпочел промолчать.

– Когда часовой доложил сержанту, сержант отправился к тому месту и все там обследовал. Он обнаружил отпечаток ноги на влажной земле. Огромной ноги, босой, с длинными пальцами. И похоже, с когтями, сказал он. Мое любопытство вполне понятно.

– Безусловно, милорд.

– Больше вы ничего не хотите сказать?

Я помотал головой:

– Если вы не станете настаивать, милорд.

– Хорошо. Я сочувствую Свону. Не вставайте, пожалуйста, сэр Эйбел. Я вижу, вы готовы встать и уйти, но мы только-только подходим к вопросу, который мне больше всего хочется обсудить.

Бил разнял сложенные домиком ладони и подался ко мне с встревоженным и напряженным видом.

– Мы с дочерью находились на том проклятом спуске, когда на нас напали. Я ни на шаг не отходил от нее. Я мало что мог сделать, но я был исполнен решимости защищать Идн до последнего.

– Естественно, милорд.

Бил понизил голос до шепота:

– Она выйдет замуж за короля в самом скором времени. Она выйдет замуж за короля, и наш род снова станет королевским.

– Понимаю, милорд.

– Моя дочь безумно дорога мне, и потому я не спускал с нее глаз. Она ни на минуту не поднималась на скалы, где находились наши враги.

– Разумеется, милорд.

– И все же, сэр Эйбел, складывается такое впечатление, будто она там была. Идн сказала мне, что скалы усеяны телами огромных волосатых людей, убитых вами и вашим псом. Мне трудно поверить, что собака может загрызть хотя бы одного такого человека, не говоря уже о нескольких дюжинах, но так говорит моя дочь. Недавно вы похвалялись своей честностью.

Увидев выражение моего лица, Бил поправился:

– Вероятно, я слишком сильно выразился. Но вы заверили меня в своей правдивости. Вы сказали, что не лгали ни мне, ни мастеру Кролу. Вы не станете отрицать этого?

– Нет, милорд.

– Вы можете заверить меня в своей искренности сейчас?

– Да, милорд. Заверяю.

– Тогда я был бы признателен вам за прямые ответы на несколько моих вопросов. – С минуту Бил молчал, внимательно рассматривая мое лицо, а потом свои руки. Он так ничего и не съел и не выпил ни глотка. – Вы мне нравитесь, сэр Эйбел. После моего знакомства с его величеством еще никто не вызывал у меня такой симпатии. Надеюсь, вы это знаете.

– Нет, я не знал, милорд, но я очень польщен. Позвольте мне сказать, что я считаю вас очень хорошим человеком, преданным слугой короля и любящим отцом своей дочери.

– Именно моя дочь и беспокоит меня сейчас, – кивнул Бил.

– Я знаю, милорд. Я ничем не обидел леди Идн и не пытался.

– Вы видите занавеску, разделяющую наш шатер. Идн спит за ней, а я здесь. Я умываюсь и одеваюсь тут, а она там.

– Понятно.

– Таким образом, мы не видим друг друга. Но отлично друг друга слышим. Занавеска шелковая, очень легкая и тонкая. Она служит преградой для зрения, если так можно выразиться, но пропускает все звуки.

Я кивнул.

– Поэтому мы часто разговариваем по вечерам перед сном. А также по утрам, когда Идн одевается с помощью своей служанки, а я с помощью Сверта.

– Ясно.

– Сегодня утром моя дочь говорила о сражении, и говорила как человек, своими глазами видевший все, происходившее на скалах, – о проломленных черепах и переломанных конечностях; о людях, поверженных наземь и разорванных на части, словно львиными зубами. Она сказала, что вы убили многих из них, сэр Эйбел. Это правда?

– Да, милорд.

– Можно поинтересоваться, каким оружием вы пользовались?

Я вынул кинжал и положил на стол, а рядом с ним – извлеченный из ножен Мечедробитель. Бил взял Мечедробитель, чтобы рассмотреть получше, а я сказал:

– Это не меч, милорд. Я знаю, это похоже на меч, но это палица.

Бил потрогал пальцами ребра клинка, попытался согнуть его, а потом положил Мечедробитель обратно на стол.

– Насколько я понимаю, вы низкого происхождения. Но вы рыцарь, а не крестьянин, а рыцарь имеет право носить меч.

– Я воспользуюсь таким правом, когда получу меч, который мне нужен, милорд.

– Какой именно?

– Этерне, милорд.

– Совершенный клинок – не более чем легенда, сэр Эйбел, – тихо проговорил он.

– Я так не думаю, милорд.

– Колдун, волшебник или маг. – Бил вздохнул. – Кто из них? Я сам немного сведущ в магии, хотя и не могу похвастаться особой силой.

Я промолчал.

– Я признаюсь в этом, чтобы вы поняли: я вам не враг. Вы можете доверять мне как одному из своих.

– Я могу признаться лишь в том, что ровным счетом ничего не смыслю в магии, милорд.

– Чародеи держат язык за зубами. Так всегда говорила моя няня, но прежде я не знал, насколько это соответствует истине. Вы были на тех скалах, сэр Эйбел? Это вы расправились с нашими врагами?

– Да, милорд, с некоторыми. Большинство из них убил мой пес. А нескольких поразили стрелы ваших лучников.

– Вы приводили туда мою дочь? После сражения?

– Нет, милорд.

– Вы видели Идн, когда сами находились на скалах?

– Нет. Если она и была там, то я ничего не знаю.

– Вот документ о передаче права собственности на поместье Свифтбрук. – Бил показал мне пергаментный свиток. – Вы разговаривали с ней без моего ведома? Рассказывали о сражении?

– Нет, милорд.

– Кто еще был с вами на скалах?

– Мой пес и мой кот, милорд. Вы их видели.

– Тогда кто же рассказал моей дочери о побоище? О людях, убитых вами, о смертельных увечьях?

– Только не я, милорд. Вам не кажется, что лучше спросить у нее?

Бил молчал, и я понял, что любое сказанное мною слово только все ухудшит. Кроме того, мне самому следовало хорошенько поразмыслить. Я намазал масло на хлеб, положил на него кусок копченой осетрины, а сверху еще один кусок хлеба.

Наконец Бил сказал:

– Вы надеетесь, что я отправлю вас на поиски вашего слуги.

– Верно, милорд.

– И напрасно. Вам лучше пойти отдохнуть как следует перед состязанием с сэром Гарваоном.

Я кивнул, поднялся на ноги и засунул обратно в ножны кинжал и Мечедробитель.

– Вы по-прежнему готовы состязаться с ним?

– В любое время, милорд.

Я не сказал этого Билу, но тетива Парки превращала все мои ночи в кошмар. И мне подумалось, что настало время применить ее с пользой.

– Я буду судить ваше соревнование.

– Конечно, милорд, – кивнул я.

– Я очень постараюсь судить справедливо, сэр Эйбел. Для меня это вопрос чести.

– Я понимаю, милорд.

– Можете идти. – Бил вздохнул. Когда я уже выходил из шатра, он тихо добавил: – И все же я надеюсь, что победит сэр Гарваон.

Глава 51

СОСТЯЗАНИЕ

Во сне, приснившемся мне тем утром, я был (против обыкновения) самим собой, только совсем маленьким мальчиком, еще младше, чем был по выходе из пещеры Парки. Я сидел в маленькой лодке и греб вверх по Гриффину. Бертольд Храбрый стоял на берегу и смотрел на меня, а Сетр плыл рядом, выбрасывая фонтаны воды и клубы пара, точно кит. Выше по течению меня ждала мать. Довольно скоро Бертольд Храбрый остался позади, и я увидел лицо матери в зарослях ивняка и боярышника – красивое, улыбающееся, в венке из боярышниковых цветов. Но лодка плыла все дальше по извилистой реке, и, когда заросли боярышника остались позади, мать больше не появлялась. Время от времени я мельком видел впереди каменного грифона, из клюва которого бил источник, дающий начало Гриффину. Я попытался подплыть к нему, но внезапно очутился у отверстия трубы из толстого зеленого стекла.

В следующее мгновение я оказался верхом на сером боевом коне, в руке у меня была короткая пика с трепещущим на ветру вымпелом. Передо мной возвышался каменный грифон размером с гору и тверже камня. Я воинственно потряс взятой наперевес пикой, и секунду спустя грифон проглотил меня.

Я проснулся после полудня, зевнул и потянулся, вспоминая лицо матери среди листьев ивняка и цветов боярышника, прекрасное юное лицо. И хотя я еще не совсем проснулся, глубокая печаль охватила меня.

Она была совсем молодой, немногим старше Ша, когда ушла.

– Вы пробудились вовремя. Надеюсь, вы хорошо спали? – Мани сидел в изножье моей постели, умывая мордочку лапами.

Я снова зевнул.

– Я думал, ты с Идн.

– Ваш пес хотел пойти поклянчить еды. Поскольку ее светлость накормила меня до отвала, он доверил мне свой пост.

Я спустил ноги с раскладушки.

– Я рад, что вы начали общаться между собой.

– О, мы прекрасно понимаем друг друга. Он питает ко мне отвращение, а я отвечаю ему взаимностью. Несомненно, мы оба правы.

– Ты разговаривал с Идн.

Глаза Мани (прекрасные глаза, словно горящие зеленым пламенем) чуть округлились.

– Откуда вы знаете?

– А что, это секрет?

– Ну, она должна была держать язык за зубами. Я взял с нее слово.

Я нашел свою одежду, положил вещи на постель и внимательно осмотрел шатер Гарваона, убедиться, что мы с Мани находимся там одни.

– Она проболталась своему отцу, а он доложил вам обо мне. Так?

– Нет. – Я завязал тесемки нижнего белья и взял пару свежих чулков. – Она рассказала отцу вещи, которые слышала от тебя, и он пытался выяснить, откуда она это узнала.

– О. – Мани потянулся, плавно помахивая хвостом. – Вы ему сказали?

– Нет.

– Вероятно, оно к лучшему. Вы не возражаете, если я немного подеру когтями ваше одеяло?

– Только не порви.

– Хорошо.

Мани принялся драть одеяло. У него были длинные, острые черные когти.

– Это прозвучит довольно глупо, но я не ожидал, что ты станешь разговаривать с кем-то, кроме меня.

– Поскольку ваш пес не разговаривает? – Мани зевнул. – Он тоже может, просто не хочет. Вы сердитесь на меня за то, что я разговаривал с ее светлостью? Вы же не запрещали мне.

– Я… нет.

– Я сказал леди, что вы мой хозяин. – Он ухмыльнулся. – И сказал много других лестных слов о вас. Она и без того в восторге от вас и слушала меня, затаив дыхание.

– Полагаю, я должен поблагодарить тебя.

– В этом нет необходимости. Мне на роду написано терпеть людскую неблагодарность, и я уже привык.

Я застегнул ремень и всунул ноги в сапоги, прежде чем заговорить снова.

– Я постараюсь выразить свою благодарность более ощутимым образом, но на это потребуется время.

– Вы можете разрешить мне и впредь разговаривать с Идн. В противном случае мне придется избегать ее, и порой это будет выглядеть неловко.

Я наставил палец на аккуратный черный нос Мани.

– Ты прекрасно знаешь, что будешь разговаривать с ней, даже если я запрещу.

– Мне все равно придется, разве не так? Я имею в виду, если леди прижмет меня к стенке. Она скажет: «Я отлично знаю, что ты умеешь говорить, Мани, и если ты не хочешь разговаривать со мной, я велю отцовским лучникам использовать тебя в качестве мишени». Тогда я возоплю: «О миледи, пощадите!» Вот и все дела.

– Ладно, – решил я, – ты можешь разговаривать с ней, когда поблизости никого нет. Кроме меня. Ты можешь разговаривать с ней при мне или при Гильфе.

– Милорд. – Мани насмешливо поклонился.

– Не делай так. Это напоминает мне об Ури и Баки, а мне не нравится, когда они так держатся.

– Ваша воля для меня закон, о повелитель.

Я понимал, что Мани пытается разозлить меня, но с трудом сдержал смех.

– А теперь не отплатишь ли ты мне любезностью за любезность, ответив на несколько вопросов?

– На какие угодно, о божественнейший из повелителей.

– Ты как-то сказал мне, что родом не из Эльфриса. Ты по-прежнему утверждаешь это?

– Совершенно верно.

– Значит, ты родом из Ская?

– Боюсь, нет. – Мани принялся вылизывать правую переднюю лапу на удивление маленьким и аккуратным розовым язычком, никак не вязавшимся с широкой, покрытой шрамами мордой. – Не проще ли спросить, из какого мира я родом?

– Тогда я спрашиваю. – Я принялся натягивать на себя кольчугу.

– Позвольте поинтересоваться, из чистого любопытства, не в этом ли наряде вы собираетесь выйти на состязание с сэром Гарваоном?

– Да. Именно в этом.

– А что, собственно… впрочем, ладно. Вернемся к теме. Я родился здесь, в Митгартре, хотя пару раз побывал в Эльфрисе. Теперь вы собираетесь спросить, почему я умею разговаривать. Я не знаю. Некоторые из нас умеют, хотя очень и очень немногие. Даже некоторые собаки умеют, но не все люди понимают нас. Моя прежняя хозяйка умела наделять всех и вся способностью разговаривать и наделила таковой меня.

– Ты говоришь, что Гильф тоже родился здесь.

Один из воинов всунул голову в шатер:

– Все ждут вас, сэр Эйбел.

– Я выйду через минуту, – сказал я.

– Я не говорю ничего подобного, – сказал Мани, когда воин удалился. – И я не думаю, что это так. Во-первых, я ни разу не видел, чтобы он ел свои собственные испражнения.

Я нацепил на пояс Мечедробитель.

– Я однажды слышал, что обитатель – или обитательница – одного мира может перемещаться только в два соседних.

– Услышать можно разное, – кивнул Мани.

– Позже я понял, что это не так. Ты ведьмин кот, а значит, должен знать. Ты мне скажешь? Правду?

– Если вы настаиваете. Во-первых, вам не следует сердиться на человека, который сказал вам такое. Он просто хотел, чтобы вы не брали это в голову. – Мани ухмыльнулся. – А дело обстоит следующим образом. Вы можете верить мне или не верить, как вам угодно.

Я отыскал свой лук и натянул на него тетиву.

– Продолжай.

– Теоретически, – самодовольно сказал Мани, – каждый может добраться до любого из семи миров. Однако за нижние пределы первого или верхние пределы последнего выйти невозможно, поскольку там ничего нет.

– Понятно.

– На практике спускаться в нижние миры легче, чем подниматься в высшие, – так же, как спуск с горы легче подъема. Вам трудно перемещаться в Эльфрис?

– Мне трудно не перемещаться в него, – сказал я.

– Вот именно. Вам не составит особого труда спуститься из Эльфриса до самого нижнего мира. Но вы можете не вернуться обратно.

Я кивнул, взял колчан и вышел из шатра. Меня встретил Гарваон.

– Все уже отстрелялись, кроме вас, – сказал он. – У нас с вами будет по пяти стрел. Господин Бил сказал вам, какой приз ожидает победителя?

Я помотал головой.

– Шлем, превосходный шлем с богатой золотой отделкой. Не позолоченной, а золотой.

– Хорошо, а то я свой потерял.

– Знаю. Во время сражения с гигантами.

Я кивнул.

– Его светлость думает, что вы победите, и потому приготовил шлем для вас.

Мы шли широким шагом и вскоре приблизились к толпе лучников, воинов, погонщиков мулов и слуг, собравшихся наблюдать за состязанием. За волнующимися рядами зрителей я увидел призовой шлем, насаженный на шест.

– Я предлагаю заключить дополнительное пари между нами двумя, – сказал Гарваон. – Договор. Если вы выиграете, я обязуюсь словом чести выполнить любое ваше желание. Если выиграю я, а я заранее предупреждаю, что выиграю, вы окажете мне такую же услугу.

– По рукам, – сказал я.

Мы с улыбкой обменялись рукопожатием и плечом к плечу прошли сквозь толпу.

Расшитое знамя свисало с трубы, в которую дул мастер Крол, поочередно поворачиваясь на север, восток, юг и запад. Серебряный голос трубы, возвещавший о начале бескровной схватки, раскатывался по горной долине и отражался эхом от скал. Наконец мастер Крол отнял трубу от губ и прокричал:

– Сэр Гарваон Файнфилд! Сэр Эйбел Благородное Сердце!

Моя тетива отозвалась на последние слова тихим звоном, подобным звону, какой издают струны лютни, когда оркестр играет без нее.

«Я рыцарь, – подумал я. – В конце концов, я рыцарь, и любой из присутствующих готов подтвердить это под присягой».

Тогда я выпрямился, вскинул подбородок, расправил плечи и впервые осознал, что я выше Гарваона на добрых три пальца, хотя из-за своей конической стальной каски он казался выше меня.

– Вот мишень, мои славные рыцари. – Бил указал рукой. Мишенью служил круглый щит с железной шишечкой в центре. Он висел на низкорослом дереве в самом конце долины, ярдах в двухстах от нас, самое малое. – Вы будете стрелять поочередно, покуда каждый из вас не выпустит по пять стрел. Сэр Гарваон, потом сэр Эйбел, потом снова сэр Гарваон – и так далее, покуда все десять стрел не будут выпущены. Это ясно?

– Да, ваша светлость, – сказал Гарваон.

– Выстрел, не достигший цели, не засчитывается. Стрела, долетевшая до щита, но не вонзившаяся в него, приносит одно очко. Стрела, вонзившаяся в щит, оценивается в два очка. – Бил помолчал, переводя взгляд с одного на другого. – А стрела, попавшая в железную шишечку, приносит три очка. Вы все поняли?

Мы все поняли.

– Мастер Папаунс готов подъехать к мишени.

Оглянувшись, я увидел Папаунса у самого края толпы; он еще не сел в седло, но держал за поводья чалого коня, нервно перебиравшего ногами.

– Если возникнут сомнения относительно того, долетела стрела до мишени или нет, свидетельство мастера Папаунса разрешит вопрос.

По толпе пробежал возбужденный гул.

– Сэр Гарваон! Вы старший по званию. Подойдите к линии.

Гарваон подошел, на ходу вынимая из колчана стрелу с оперением из серых гусиных перьев и острым железным наконечником. Одним сильным плавным движением он натянул тетиву до самого уха, а когда отпустил, стрела исчезла, словно по волшебству. Тетива зазвенела.

Мы все пытались проследить за полетом стрелы, пущенной по высокой дуге, и прислушивались к слабому свисту, затихающему вдали. Она упала на коричневый щит, точно сокол на кролика.

Мы все затаили дыхание. Первая стрела Гарваона попала в мишень, между краем щита и железной шишечкой. И осталась торчать там.

– Сэр Гарваон получает два очка, – объявил Бил. – Сэр Эйбел? Вы готовы?

Когда я подошел к линии, ко мне приблизилась Идн с Мани на плече и протянула зеленый шелковый шарф.

– Вы наденете мой подарок, сэр Эйбел?

От удивления я лишился дара речи. Я взял шарф и повязал вокруг головы, как повязывали вокруг шлемов шарфы своих возлюбленных – красные, синие, розовые и белые – рыцари в Ширволе.

Толпа дружно взревела: «Да здравствует леди Идн!», вверх полетели шапки и каски, и с полминуты я думал о том, как буду чувствовать себя, коли выстрелю хуже Гарваона.

«Все зависит только от меня, – сказал я себе. – Я направляю полет стрелы, и успех здесь не зависит от случая».

Дул слабый ветер, легко развевавший концы шелкового шарфа Идн. Он дул мне прямо в спину, но должен был отнести стрелу чуть влево на излете.

Я выбрал из колчана длинную светлую стрелу, которую самолично вырезал из колючего апельсина, постаравшись сделать настолько прямой, насколько мне позволяли глаз и рука. При виде нее я вспомнил дикого лебедя, чьи перья пошли на оперение. Как я гордился собой тогда! И каким вкусным оказался лебедь, поджаренный нами с Бертольдом Храбрым на очаге тем вечером!

Я уже вложил стрелу в лук и натянул тетиву, которая словно только и ждала этого.

Забудь о людях, забудь о девушке с котом. Думай только о мишени.

Все замерли, когда я опустил лук и глубоко вздохнул. Нет, пущенная по прямой стрела не долетит до мишени. Я закрыл глаза, зная, что через пару секунд мне придется небрежно улыбнуться, пожать плечами и приготовиться к следующему выстрелу.

Издалека донесся слабый звук, похожий на стук камешка, брошенного в жестянку.

Глава 52

НА ПОИСКИ ПОУКА

– Мимо! – крикнул кто-то.

– Попал!

– Прямо в яблочко!

Кто-то снова возразил, и я открыл глаза. Нахмурившись, Бил вскинул обе руки, призывая всех к молчанию.

– Если сэр Эйбел попал в железную шишечку на щите, стрела отскочила и наконечник у нее изогнулся. Вдобавок на железе наверняка осталась царапина. Мастер Папаунс? Вы не посмотрите?

Папаунс уже сидел в седле. Когда Бил коротко кивнул, он галопом поскакал к мишени. Кто-то рядом со мной сказал:

– Если бы он попал в самый центр, стрела отскочила бы и я бы увидел это.

– Мишень находилась всего в сотне шагов от нас, когда мы с моими лучниками состязались в стрельбе, – прошептал Гарваон. – Их светлость велели перенести щит подальше для нас с вами, но он и слушать не желал о том, чтобы Папаунс стоял рядом с мишенью и подавал нам знаки. Хотя, стой он в нескольких шагах от нее, в кольчуге и шлеме, ему ничего не грозило бы.

Я так не считал, но из вежливости кивнул. Я наблюдал за Папаунсом, который придержал коня возле мишени и спешился – очевидно, чтобы взглянуть на железную шишечку. Потом он зашел за щит и, похоже, обследовал ствол дерева, на ветке которого висела мишень.

– Намерены выиграть призовой шлем? – Рядом со мной стоял Крол, все еще с трубой в руке.

Я постарался сдержать улыбку.

– Сомневаюсь. Честно говоря, я буду рад, если хотя бы не опозорюсь.

– Наш король приказал изготовить подобный шлем для короля Гиллинга, – объяснил Крол. – Размером больше моего умывального таза. Он так понравился их светлости, что они велели изготовить для себя такой же. – Крол указал на шлем, насаженный на шест. – Он там, в поклаже одного из мулов, шлем короля Гиллинга.

– Он будет отлично смотреться на вас, – сказал мне Гарваон. – Но сначала вам придется одержать верх надо мной.

Папаунс снова сел на коня и неспешной рысью возвращался обратно к лагерю. Идн схватила меня за рукав и указала пальцем на него.

– Да, – сказал я. – Скоро мы узнаем, миледи.

Она поднялась на цыпочки, пытаясь приблизить губы к моему уху, и я наклонился к ней.

– Что-то случилось! – прошептала она. – Он не погоняет коня. Хочет взять время на раздумье.

Я недоуменно взглянул на Идн, потом снова наклонился.

– Ваш кот сказал мне, и он прав! Плетется рысью, хотя отец смотрит на него! Что-то произошло!

Папаунс спешился и отвел Била в сторону. По меньшей мере две минуты они оживленно переговаривались, и я (стараясь незаметно подойти поближе) услышал недоверчивый голос Била: «Расколола скалу?»

Потом барон вскинул руки, призывая всех к молчанию:

– У сэра Эйбела три очка.

Зрители загудели и стали выкрикивать вопросы, которые Бил проигнорировал.

– Теперь стреляет сэр Гарваон. Дайте ему пройти!

Стрела вонзилась в щит чуть правее железной шишечки. Бил бросил несколько слов Кролу, который секунду спустя проорал:

– У сэра Гарваона три очка!

Свою лучшую стрелу я выпустил первой. Я выбрал неплохую стрелу из оставшихся четырех и вложил в лук, твердо говоря себе, что на сей раз мне не обязательно попадать в яблочко, достаточно просто попасть в щит.

Я отпустил тетиву, и Папаунс по приказу барона мигом вскочил на коня и сорвался с места; мы снова ждали несколько минут, пока он скакал галопом к мишени и осматривал щит. Я немного ослабил тетиву и постарался успокоиться, избегая взглядов людей, желавших заговорить со мной.

Я получил еще три очка. В общей сложности шесть.

Гарваон снова выстрелил. Третья стрела вонзилась рядом с первой.

У меня возникло такое ощущение, будто я мошенничаю, и мне это не понравилось. Я не стал целиться в мишень, а послал стрелу в крону низкорослого дерева, на котором висел щит. Я отпустил тетиву и увидел, как моя стрела летит прямо в цель. Она просвистела сквозь листву и ударилась в отвесную скалу за деревом. На землю упало несколько осколков камня, потом еще несколько.

А потом вдруг скала раскололась и рухнула с ужасным грохотом.

Гильф нашел меня в миле от лагеря и разбудил, принявшись лизать мое лицо. Я пробормотал что-то бессвязное и резко сел. На мгновение мне показалось, будто позади пса я вижу старуху из сна, хозяйку лесного дома.

– Почему здесь? – спросил Гильф.

– Потому что здесь можно спрятаться от ветра и я надеялся немного согреться.

Под словом «здесь» подразумевалась расселина в скале.

– Среди скал трудно искать следы, – пояснил Гильф.

– И спать тоже. Я в-весь з-задеревенел.

На самом деле у меня зуб на зуб не попадал.

– Там костры. Еда.

– Разумеется, – сказал я. – Но у меня просто кусок в горло не лез. Все хотели поговорить со мной. Я сказал барону Билу, что встречусь с ним в его шатре позже…

– Он присудил вам приз?

– Тот замечательный шлем? – Я поднялся на ноги, потянулся и закутался в плащ и в одеяло, взятое из лагеря. – Я не знаю. И мне наплевать.

– Все спят. – Гильф вильнул хвостом и посмотрел на меня с надеждой.

– Ты хочешь, чтобы я вернулся? С твоей стороны очень мило беспокоиться обо мне.

Гильф кивнул.

– Но если бы я остался здесь…

– Я тоже.

– Ты бы в любом случае согрел меня. Жаль, что ты не пришел раньше.

Пес потрусил прочь, показывая дорогу, и я поплелся следом за ним, все еще дрожа от холода и пошатываясь от усталости. Я отправился в горы в надежде найти одну из пещер, которых ангриды называли мышиными норами, и страшно сердился на себя за неудачу. Гильф точно нашел бы для меня такую пещеру. Или Ури с Баки нашли бы, если бы явились на мой зов. Но тогда бы пещеру нашли они или Гильф, а я хотел сделать это сам.

Луна еще не взошла, и лагерь выглядел скоплением призрачных теней: малиновый шатер Била казался густочерным, шатры Гарваона и Крола бледными как призраки, а тела спящих слуг и погонщиков мулов темнели на земле подобием свежих могил, и корявые кедры походили во мраке на ангридов, пришедших сожрать человеческие тела.

В отдалении заревел привязанный к колышку мул.

– Я собираюсь послать тебя на поиски Поука, – сказал я Гильфу. Я только что принял такое решение. – Не сию же минуту, поскольку ты заслужил пищу и хороший отдых перед дорогой. А утром. Ты должен найти Поука и показаться ему, чтобы он понял, что я поблизости. Потом ты можешь вернуться сюда и сообщить мне, где он и все ли с ним в порядке.

Гильф оглянулся назад, протяжно заскулил, и часовой спросил сонным голосом:

– Сэр Эйбел? Это вы, сэр?

Добравшись наконец до своей походной кровати в шатре Гарваона, я обнаружил на ней шлем с золотой отделкой. Подтянув ремешки, я убедился, что он сидит на мне как влитой.

Глава 53

ОБМЕН ЖЕЛАНИЯМИ

На следующее утро за завтраком – который мы поглощали в одиночестве, поскольку Гарваон приказал своим воинам и лучникам никого не подпускать к шатру, – к нам двоим и Гильфу присоединился Мани: он запрыгнул ко мне на колени и ел из моих рук все, как самый обычный кот.

– Леди Идн практически усыновила вашего котяру, – заметил Гарваон.

– Пусть забирает его, коли он не будет против.

Гарваон удивленно уставился на меня, а потом расхохотался.

– Ну вы даете! – Он отправил в рот здоровенный кусок копченой колбасы, насаженный на острие кинжала, и принялся жевать с задумчивым видом. – Мы можем поговорить как мужчина с мужчиной, раз не возражаете?

– Если не возражаю, – сказал я. – Да, разумеется. Конечно.

– Я сказал «как мужчина с мужчиной», но выразился не вполне точно. – Гарваон избегал моего взгляда. – Я довольно хороший рыцарь. Я могу одержать верх в стрельбе из лука и в рукопашном бою над любым из воинов, находящихся под моим началом. Я победил в нескольких рыцарских турнирах и принимал участие в семи крупных сражениях.

Он помолчал, словно ожидая, что я опротестую названную цифру.

– В семи крупных сражениях, и я уже потерял счет мелким стычкам, вроде произошедшей на днях в ущелье.

– Я гораздо моложе вас, – сказал я, – и далеко не столь опытен. Я понимаю это.

– Вы герой. – Гарваон понизил голос почти до шепота. – Вы из тех рыцарей, о которых сочиняют песни и слагают легенды; из тех рыцарей, которых берут в замок Скай.

Я застыл на месте.

– Вы не знали о небесном замке? Замке Вальфатера?

– Знал, – медленно проговорил я, – но не знал, что кто-то еще знает.

– О нем знают немногие.

– И рыцарей берут… берут туда? Иногда?

Гарваон пожал плечами.

– Так говорят.

– А вы знали хоть одного рыцаря, какого… какого забрали бы туда?

– Которого, – поправил меня Гарваон. – До сей поры нет. Но я знаком с вами, и они заберут вас.

На пару минут наступила почти полная тишина; я отдал несколько кусков со своего блюда Гильфу и Мани, а потом сам принялся жевать.

Наконец Гарваон сказал:

– Вы знаете, наш договор вступил в силу. Я должен выполнить любое ваше желание. Помните наше пари?

Я отрицательно потряс головой.

– Я не победил.

– Вот еще! Вы прекрасно знаете, что победили.

– Мы должны были выпустить по пять стрел каждый. Но мы выпустили только по три.

– И вы нарочно промахнулись в последний раз.

Он был прав, и я не знал, что сказать, чтобы не солгать.

– Вы не хотели выставить меня на посмешище перед моими людьми. Думаете, я не понимаю?

Я сосредоточенно жевал.

– Может, вы думаете, что это я оставил шлем на вашей постели. Нет, не я, а мастер Крол. По приказу господина Била.

– Я должен вернуть его. Сэр Гарваон?..

– Оставьте у себя. Он вам понадобится.

Я вытер свой кинжал о рукав и спрятал в ножны.

– Я намерен предложить вам сделку. Вы хотите выполнить любое мое желание.

Гарваон помотал головой.

– Не хочу, а должен. И готов сделать это в любой момент.

– Поскольку вы связаны словом чести, да?

Гарваон кивнул.

– Я тоже человек чести.

– Знаю. Я никогда не говорил обратного.

– Тогда давайте обменяемся любезностями. Я выполню любое ваше желание. А вы выполните мое. Как вы на это смотрите?

– Я согласен. Каково ваше желание?

Я глубоко вздохнул.

– Я хочу, чтобы вы научили меня обращаться с мечом.

– И все?

– По-моему, это много. Вы согласны? Мы можем начать сегодня же вечером, когда расположимся лагерем.

Гильф встал, на секунду положил лапу мне на колено, а потом трусцой выбежал из шатра.

– Полагаю, теперь моя очередь попросить об услуге, – сказал Гарваон. – Только я больше в ней не нуждаюсь. Ничего, если я скажу, о чем хотел попросить вас?

– Конечно. Мне интересно знать.

– Я собирался попросить вас ответить на вопрос, почему господин Бил был так уверен в вашей победе. Только теперь я знаю. Могу я повременить со своим желанием?

– Разумеется.

– Кстати, он хотел видеть вас, прежде чем мы снимем лагерь. Я должен был передать вам.

Бил и Идн еще завтракали, когда я вошел в шатер. Мани спрыгнул с моего плеча, чтобы заявить о своих правах на место на коленях Идн.

Я поклонился.

– Вы хотели видеть меня, милорд?

Бил чуть наклонил голову.

– Вчера вы обещали встретиться со мной вечером.

– Я пытался, милорд.

– Вы покинули лагерь.

Я кивнул.

– Чтобы вернуться незаметно, милорд. Я прождал слишком долго, и ко времени моего возвращения вы уже спали. Я решил не беспокоить вас.

– Вы заходили к нам в шатер? – спросила Идн.

– Не на вашу половину, миледи. Я бы никогда не сделал такого.

Она улыбнулась:

– Неужели никогда?

– Насколько я понимаю, вы заходили после наступления темноты? – вмешался Бил.

– Когда уже всходила луна, милорд.

– Я не слышала вас, а сегодня ночью спала очень плохо. Вы знаете, чем я занималась на восходе луны?

– Он знает, – сказал Бил. – Посмотри на его лицо. Ты вышла из шатра в ночной рубашке, верно?

Я страшно смутился, но все же нашел в себе силы выговорить:

– Вы смотрели на луну, миледи. Я решил не отвлекать вас.

Мани широко ухмыльнулся, когда Идн спросила:

– А часовые окликали вас, сэр Эйбел? Я не слышала голосов.

– Нет, миледи.

Бил нахмурился.

– Вы проскользнули мимо них незаметно?

– Да, милорд. Во всяком случае, мимо часовых у вашего шатра. Я знал, что они не пропустят меня.

– Быть такого не может.

– Для одного человека это не составляет труда, милорд.

– Для человека в доспехах.

Я попытался переменить тему.

– Да, милорд. Но без шлема, поскольку у меня не было шлема. А теперь есть благодаря вашей щедрости.

Бил принялся есть вареное яйцо, не произнося ни слова, а Идн улыбалась мне.

Покончив с яйцом, Бил сказал:

– Черный кот подходит вам. Но ваш пес, пожалуй, лучше подошел бы мне. Кстати, где он?

– Я послал его к Поуку, милорд.

– Напомните, пожалуйста, кто такой Поук?

– Мой слуга, милорд. Он отправился на север, чтобы дождаться меня в горном ущелье.

– Слуга, который побил Свона.

– Да, милорд.

– И ваш пес сделает это? Найдет человека, находящегося во многих лигах отсюда, только потому, что вы приказали?

– Не знаю, милорд, но думаю, найдет.

Идн смотрела на Мани.

– Ваш кот веселится от души.

– Знаю, миледи. Вероятно, он надеется, что Гильф попадет в беду. А я надеюсь, что такого не случится.

– Вы поедете рядом со мной сегодня, сэр Эйбел? Я была бы рада вашему обществу.

Я помотал головой:

– Я глубоко польщен, миледи. Но я должен ехать впереди отряда и быть уверенным, что горцы не застигнут нас снова врасплох в каком-нибудь узком ущелье.

– Ну пожалуйста, сэр Эйбел. Окажите мне такую любезность.

Бил кашлянул.

– Я хотел спросить вас насчет вашей стрельбы. Вчера…

– Понимаю, – кивнул я. – Но мне легче объяснить, каким образом я незаметно проскользнул мимо ваших часовых, чем каким образом я так сильно промахнулся мимо мишени на третьем выстреле.

Идн улыбнулась Билу:

– Чародеи никогда не раскрывают своих тайн, отец. Ты не забыл?

Глава 54

Идн

Лучи утреннего солнца прогнали ночной холод задолго до того, как мы свернули лагерь. Скалистые горы, где мы попали в засаду, остались позади, и перед нами открылась широкая лесистая долина, по которой протекала быстрая река. За долиной поднималась все выше и выше петляющая Военная дорога – и наконец исчезала вдали среди заснеженных вершин, окутанных облаками.

– Поук ждет нас там, – прошептал я белому жеребцу, подаренному мне Билом. – И Гильф с ним.

Мне захотелось пустить коня в галоп, но пришлось удовольствоваться крупной рысью. «Завтра, – подумал я. – Завтра мы достигнем первого из высокогорных ущелий, но сегодня вечером наверняка станем лагерем в долине, где есть открытая местность и вода».

Переправился ли уже Гильф через реку? Скорее всего, да.

Деревья, показавшиеся мне с высоты сплошным лесом, на деле оказались разбросанными по долине рощицами, недостаточно густыми, чтобы устроить в них засаду. Я остановился у первой такой рощи и ждал, покуда не увидел позади сверкающий на солнце шлем Гарваона, а потом развернулся, снова пустил коня рысью и проехал вперед на расстояние длинного полета стрелы, прежде чем натянул поводья и прислушался.

Таким образом я останавливался и прислушивался раз двадцать, но за все время не услышал ничего, кроме легких вздохов ветра, шелеста листьев и редких птичьих криков. Однако потом до моего слуха донесся мерный топот копыт. Решив, что кто-то спешит мне навстречу, желая поговорить со мной, я несколько минут стоял на месте. Но звук не усилился, а, наоборот, вскоре растаял вдали.

Тогда я подумал, не натянуть ли мне тетиву на лук, но по непродолжительном размышлении пожал плечами, немного выдвинул Мечедробитель из ножен и поехал дальше.

Дорога огибала огромный серый холм с несколькими чахлыми деревцами на вершине, похожий на поросший мхом череп великана и окруженный зарослями кустов. За ним Военная дорога тянулась почти по прямой на лигу или больше, и посередине этого прямого участка меня поджидал всадник.

Получив предлог пустить коня в галоп, я им воспользовался.

Когда я натянул поводья, Идн улыбнулась мне, а Мани перепрыгнул с ее седла на мое.

– Вам не следует так рисковать, миледи.

Она улыбнулась еще шире:

– А как еще мне добиться своего?

Я глубоко вздохнул, почти решившись сказать девушке несколько обидных слов для ее же пользы.

– Ну… ну… Ладно, не важно.

– Вы не пожелали ехать со мной, поэтому я решила ехать с вами.

Я кивнул.

– Я тащилась в хвосте, среди мулов, как мне и положено, а когда мы достигли деревьев, свернула влево достаточно далеко, чтобы обогнать всех, не попадаясь никому на глаза. Скакать галопом по такому лесу одно удовольствие. Вы сразу поняли, что это я, верно ведь?

Я снова кивнул.

– Поскольку вы не вытащили из ножен вашу штуковину. Вы просто поскакали навстречу мне во весь опор. Теперь вы собираетесь отправить меня обратно.

– Проводить вас обратно, миледи. – Мне было нелегко сказать это, хотя и не так трудно, как произнести слова, вертевшиеся у меня на языке.

– Так как вы не верите, что я готова подчиняться вашим приказам.

От грустной улыбки Идн у меня защемило сердце.

– Я низкого происхождения, миледи. Мой отец был торговцем, а мой дед фермером, то есть крестьянином по-вашему. Все постоянно напоминают мне об этом. Ваш прадед был королем. Я не имею права приказывать вам.

– А если бы мы были женаты? Муж имеет право приказывать своей жене, независимо от того, кем был ее прадед.

– Мы никогда не поженимся, миледи.

– Заметьте, я не обещала выполнять ваши приказы. – Идн протянула мне руку, а когда я никак не отреагировал, ухватилась за ремень моего колчана. – Вы действительно собираетесь отправить меня обратно?

– Я должен.

– Но вы же не хотите, правда? – подал голос Мани. – Готовность поступать вопреки своим желаниям всегда доводит до беды.

Идн рассмеялась, разом забыв о печали, минуту назад отражавшейся в ее улыбке.

– А я все думала, заговорит он или нет, когда мы с вами окажемся наедине.

– Он прав, – сказал я. – Готовность поступать вопреки своим желаниям обычно доводит до беды. Но иногда приходится поступать так, а не иначе, и мужественно терпеть боль.

Идн согласно кивнула.

– Вот почему я не намерена разлучаться с вами и возвращаться на юг вместо того, чтобы продолжать путь на север. Возвращаться в королевство. – Словно почувствовав необходимость объяснить свои слова, она добавила: – Там наш дом.

Я попытался отъехать в сторону, но она направила своего взмыленного мерина вслед за моим боевым конем.

– Именно это вы и хотели сказать мне, верно? «Отправляйтесь домой, в королевство». Всего минуту назад – прежде чем потеряли самообладание?

– Вы поступили бы глупо, вняв моему совету, миледи. И еще глупее, пойдя на поводу у собственных желаний.

– Или могла бы отправиться в Тортауэр и рассказать королю какую-нибудь насквозь лживую историю. Вы на минуту перестали повторять «миледи» через каждое слово. Мне жаль, что минута так быстро закончилась.

Собрав в кулак всю свою решимость, я сказал:

– Я должен отвезти вас обратно к отцу, миледи.

Ее смех погас.

– Позвольте мне ехать и разговаривать с вами еще час, а потом я вернусь к отцу без всяких споров.

– Я не могу допустить такого, миледи. Вы должны вернуться сейчас же.

– Ну полчаса.

Я помотал головой.

– У меня резвый конь, сэр Эйбел. А вдруг он упадет и я сломаю ногу?

Я поймал тонкую кисть руки, державшейся за ремень моего колчана.

– Я пожалуюсь отцу, что вы применили ко мне насилие.

– Это правда, миледи, – кивнул я. – Почему бы вам так и не сказать его светлости?

– Неужели я вам совсем безразлична?

В разговор вмешался Мани:

– Позвольте мне рассудить ваш спор. Вы оба мне нравитесь. Если вы пообещаете выполнить мое решение, вам не придется драться. Разве так не лучше?

– Он твой хозяин, а значит, имеет преимущество передо мной, – кивнула Идн. – Но я согласна подчиниться любому твоему решению, даже если мне придется вернуться назад сейчас же.

– Господин?

– Мне не следует соглашаться, но ладно.

– Хорошо. – Мани облизнулся. – Слушайте мое решение. Вы двое можете ехать вместе и разговаривать, покуда не достигнете вон того огромного дерева с обломанной верхушкой. Потом Идн должна возвратиться обратно к отцу, но не говорить, что вы поднимали на нее руку, и вообще ничего такого, что может повредить вам. Теперь выполняйте мою волю. Вы обещали.

– Боюсь, до того дерева ехать несколько часов, – пожал я плечами. – Но я дал слово и сдержу его.

– Не дольше, чем станцевать один танец, – заявила Идн. – Но прежде чем мы доберемся дотуда, на нас нападут горцы. Нас троих возьмут в плен, и следующие десять лет мы проведем в холодной темнице. К тому времени, когда нас выпустят на волю, я стану старой и безобразной, и никто не захочет даже смотреть на меня, но мы с Мани принудим вас на мне жениться.

Я фыркнул.

– Когда мы оба станем старыми, седыми и сгорбленными и успеем нарожать тридцать детей, однажды мы снова проедем по этой самой дороге. А когда достигнем дерева с обломанной верхушкой, вы взмоете в небо или провалитесь сквозь землю, и я никогда больше вас не увижу.

– Мя-а-у-у! – сказал Мани.

– Ах да, тебя я возьму к себе.

– Вы об этом хотели поговорить со мной? – спросил я.

– На самом деле нет. Просто я привыкла сочинять подобные истории, чтобы избавиться от мыслей о вещах, изменить которые не в силах. Я придумала уже с тысячу таких, но только Мани и моя старая няня, оставшаяся дома, слышали некоторые из них. А теперь еще вы. Вы когда-нибудь видели ангридов, сэр Эйбел?

Вопрос застал меня врасплох. Я окинул взглядом поляны, простиравшиеся по обеим сторонам Военной дороги, внезапно осознав, что мне следовало настороженно озираться вокруг (чего я не делал) с той самой минуты, когда увидел впереди Идн.

– Я вот ни одного не видела, не довелось. А вы?

– Да, миледи. Мельком.

– Горцы огромного роста. Так сказал Мани. Они выше вас?

– Намного, миледи.

– А ангриды?

– По сравнению с ними я малое дитя.

Идн зябко повела плечами, и потом несколько минут мы ехали в молчании. Наконец она спросила:

– Вы помните, что я сказала вам, когда вы подъехали? Я сказала, что мне следовало бы ехать в самом хвосте, вместе с мулами. Вы не стали возражать. Вы пытались тем самым обидеть меня или действительно поняли, о чем я?

– Думаю, понял, миледи.

– Но вас это не тронуло? Нисколько?

Чувствуя себя бесконечно несчастным, я промолчал.

– Мулы везут весь наш провиант и походные принадлежности. Продукты, которые мы едим каждый день, и наши шатры. Но большинство животных нагружены подарками, предназначенными для короля Гиллинга, правителя Йотунленда.

– Я знаю.

– Среди них большой шлем, в точности такой, как ваш. Шлем размером с чашу для пунша, сплошь отделанный золотом.

– Я знаю.

– А еще шелком и бархатом, – сказал Мани. – И драгоценными камнями.

Идн кивнула.

– Мы пытаемся купить мир. Мир с королем Гиллингом и ангридами. На востоке идет война, и остерлинги грозят нашим южным границам, словно нам недостаточно кочевых племен. Вы знаете об этом?

– Кто-то в Ширволе говорил мне о беспорядках на юге, миледи. Наверное, сэр Воддет. Я слушал невнимательно. Я не придал его словам особого значения, поскольку на юге страны было относительно спокойно, когда я там находился. Я думал, что, если бы дела на востоке обстояли действительно плохо, нас послали бы туда.

– Если бы рыцарей Мардера отправили на восток, все наши северные территории оказались бы открытыми для вторжений ангридов. – Потом Идн добавила с горечью: – Вероятно, нам придется отдать их королю Гиллингу, коли он обязуется прекратить набеги своих подданных на наши земли.

– Если он не согласится заключить мир, нам следует вторгнуться в его владения и сражаться с ангридами там.

– Смело сказано. Однако у них вроде бы нечего взять. Вы хоть представляете, сколько инеистые великаны едят?

– Нет, миледи.

– И я тоже. Я единственно надеюсь, что мне не придется стряпать для одного из них.

Я не нашелся что сказать.

– Вы ведь с самого начала все знали, верно?

– Нет, миледи, не с самого начала, – помотал я головой. – А лишь с того момента, когда узнал, что горцы – огромные люди, которых ангриды называют мышами, – являются детьми великанов от наших женщин. Но… но…

– Но вы не представляли, как такое возможно: все равно что спаривание боевого скакуна с детским пони.

– Да, миледи.

– И я не представляю. Вернее, представляю, просто не могу спокойно говорить о том, что он делает с ней и что с ней потом творится.

Идн выпрямилась и тряхнула головой, отбрасывая назад длинные черные волосы,

– Это произошло в Колдклиффе, когда я была совсем ребенком, сэр Эйбел. На самом деле произошло. Колдклифф – поместье моего дяди, и мы отправились туда с визитом. У меня была маленькая пони, и я в ней души не чаяла. Отец позволял мне ездить на ней. Когда мы вернулись домой и моей бедной пони настал срок жеребиться, конюхам пришлось вырезать плод у нее из утробы. Они нашли кобылу, которая вскормила жеребенка. Вы думаете, я сочиняю?

– Нет, миледи.

– Мне было бы легче, если бы я сочиняла, ибо тогда я придумала бы для своей истории конец получше. Мой отец хотел, чтобы я ездила на этом коне, поскольку к тому времени, когда он подрос и стал пригоден для верховой езды, я тоже выросла. Но я никогда даже не подходила к нему, и в конце концов его продали.

Идн расплакалась, а я пришпорил своего коня и галопом поскакал вперед.

Достигнув дерева, я развернулся кругом и посмотрел на Идн.

– Теперь вы должны вернуться к своему отцу, миледи. Мы так договаривались.

Она натянула поводья.

– Я еще не доехала до дерева. Пока не доехала. Увидев вас, я сразу поняла: вот мой спаситель.

– Миледи, я безропотно слушал вас и узнал гораздо больше, чем мне хотелось бы. Теперь я прошу вас прислушаться к голосу разума, хотя бы на пару минут.

– Я должна выполнять свой дочерний долг. – Она говорила резко и отрывисто. – Вот что вы собираетесь сказать. Мой отец – младший сын младшего сына. Вы хоть представляете, что это значит?

– Весьма смутно, миледи.

Идн понизила свой прелестный голос до шепота.

– Еще недавно мы были королевской семьей. Буквально на памяти живущих ныне стариков. Мой дед был герцогом, как и мой дядя сейчас. Мой старший брат унаследует поместье и титул барона. Мой младший брат станет рыцарем. В лучшем случае рыцарем, который владеет убогим поместьишком, находящимся в неделе езды от любого более или менее крупного поселения, да парой деревушек.

Бросив поводья на шею своего мерина, она вытерла глаза пальцами.

– Отца это убивает. Такое ощущение, будто он проглотил живьем крысу и теперь она грызет его сердце. Послушайте меня, сэр Эйбел.

Я кивнул.

– Он верно служил престолу двадцать пять лет, все время прекрасно понимая, что, если вдруг дела пойдут наперекосяк – по любой, самой ничтожной причине, – отвечать за все придется ему. Но король не остался неблагодарным. О нет! Отнюдь. Вы знаете, чем он наградил моего отца?

– Скажите мне, миледи.

– Мной. Его дочь, дочь простого барона должна стать королевой Йотунленда. Меня отдадут королю Гиллингу, словно призовой кубок, словно сосуд, в который он будет выплескивать свое семя. Поэтому по возвращении в Тортауэр отец сможет сказать: «Ее величество, моя дочь».

– Понимаю, миледи, – кивнул я. – Но я не собираюсь говорить о вашем дочернем долге перед лордом Билом. Я призываю вас прислушаться к голосу разума. Чувство долга подобно чувству чести. Оно лежит за пределами разума. Вы хотите, чтобы я спас вас. Иными словами, чтобы я отвез вас в некую сказочную страну, где все ваши желания исполнятся. Я не знаю такой страны, а если бы и знал, не нашел бы дороги туда.

Идн снова расплакалась, судорожно всхлипывая, словно маленькая девочка, какой она была совсем недавно.

– Вы невысокого мнения о рыцарях. Большинство рыцарей в Ширволе невысокого мнения обо мне. Посмотрите на меня. Моя кольчуга все еще покрыта ржавчиной после блужданий по лесам под дождем и ночевок под открытым небом. Вистан научил меня, как лучше начищать доспехи до блеска. Мой собственный оруженосец покинул меня с отвращением. Половину своей одежды я позаимствовал у сэра Гарваона и его людей. Ваш отец подарил мне коня. У меня нет имения и нет денег; и если бы я получил в свое владение одно из жалких поместьишек, о которых вы говорите с таким презрением, я был бы счастлив не меньше, чем будет ваш отец, когда вы станете королевой.

Идн лишь горько плакала, и я вернулся к ней, чтобы взять у нее поводья, развернуть кругом мерина и крепко хлопнуть его по заду.

Он пошел рысью, а Идн все плакала. Они еще не скрылись из виду, когда Мани спрыгнул с моего седла и исчез в высокой густой траве, росшей у обочины Военной дороги.

Глава 55

ЩИТ И МЕЧ

– Видите, как я держу свой меч? – сказал Гарваон. – Большой палец сверху. Я хочу, чтобы вы держали свой так же.

На самом деле Гарваон держал в руке свежесрезанную ветку дерева, и я держал такую же.

– В случае с топором или палицей все зависит от силы удара. Вы хотите ударить со всей мочи, поскольку они не причинят особого вреда противнику, коли вы не поднатужитесь. Хороший меч способен причинить серьезный вред с самого легкого удара, но здесь нужна отточенность движений. Вы не должны стараться расколоть щит противника. Меч предназначен не для этого.

Гарваон остановился, чтобы рассмотреть мою хватку.

– Передвиньте руку немного вперед. Она должна лежать не на головке эфеса, а под самой гардой.

Я послушно передвинул руку.

– Теперь лучше. Иногда вам захочется опустить щит и схватиться за меч обеими руками, чтобы нанести удар посильнее.

– Как топором?

– Нет. Вы все равно не рубите. Вы вроде как хлещете. – Гарваон отступил на шаг назад, с задумчивым видом. – В юности у меня тоже были трудности с этим. Я имею в виду, с хлещущим ударом вместо рубящего. В поединках меня всегда подлавливали на этом. Когда вы рубите, лезвие топора останется там, куда вы его всадили. Вспомните, как рубят деревья. Но когда вы наносите хлещущий удар, лезвие свободно проскальзывает. Вы наносите противнику удар по шее или по руке средней частью лезвия. Тогда оставшаяся часть лезвия, от середины до самого острия, проскальзывает по ране, и меч не застревает в теле – и вы можете тут же снова бить, справа или слева.

Я кивнул, хотя и не был уверен, что все понял.

– Вы пытаетесь увеличить вес клинка за счет веса своей руки, но если я блокирую вашу кисть, удар получится рубящим. Теперь представьте, что вон то дерево – ваш противник. Я хочу посмотреть, как вы атакуете его и нанесете хлещущий удар.

Я попытался.

– Быстрее!

– Я хотел, чтобы вы видели, что я делаю, – объяснил я.

– Я все вижу. Послушайте меня внимательно. – Гарваон взял меня за плечи. – Скорость движений – не главное. И не самое главное. Скорость движений для фехтовальщика все. Покуда вы не поняли этого, не имеет значения, правильно или нет вы держите меч, насколько вы смелы и знаете ли вы пару дюжин фехтовальных приемов.

Я кивнул, стараясь выглядеть более уверенно, чем себя чувствовал.

– Вы когда-нибудь видели, как дерутся быки? Два действительно хороших быка?

Я помотал головой.

– Они стремительны. Они так стремительны, что просто дух захватывает. Они стоят на значительном расстоянии друг от друга и роют копытами землю, чтобы обеспечить себе точку опоры. Как только один срывается с места, второй мгновенно тоже бросается вперед, и они несутся навстречу друг другу с быстротой молнии. Я сказал «хорошие быки», понимаете? Если они хорошие, они быстрые, а если быки не быстрые, не имеет значения, насколько они сильны. Если один несколько медлителен, другой ударит его рогами в бок – и все, дело кончено. Теперь давайте еще раз. Быстро.

Я прыгнул вперед, отражая воображаемые удары щитом, позаимствованным у одного из стражников, и хлестал дерево палкой, покуда не стал задыхаться и обливаться потом.

– Уже гораздо лучше, – сказал Гарваон. – Теперь посмотрим, как вы справитесь со мной.

Я бросился на него, но он отражал все до единого удары моей палки щитом, успевая своей палкой бить меня по голеням и коленям.

Когда он легко хлопнул меня «мечом» сначала по одному, а потом по другому уху, он отступил назад и опустил руки.

– Вы проворны, но вы допускаете пару грубых ошибок. Каждый ваш удар является отдельным действием, не связанным с остальными.

Я кивнул.

– Это неправильно. Каждый следующий удар должен являться естественным продолжением предыдущего. Вот так. – Он показал мне, произведя своей палкой несколько стремительных плавных движений в воздухе. – С таким легким мечом это несложно. Когда я тренировался дома, я использовал тренировочный меч, который тяжелее Ведьмы-воительницы.

Я подумал, что Мечедробитель тяжелее любого настоящего меча, какие мне доводилось держать в руках, и снова кивнул.

– Теперь давайте посмотрим, как у вас получится. Вниз, потом вверх. Справа, потом слева. Вверх и наискось вниз. Следите за рукой. Вы не палкой размахиваете, а наносите удары мечом. Ваш противник в кольчуге, а под ней еще кожаная куртка… Вы замедляете темп движений. Не надо! Если вы устанете, вы умрете. Вот, так-то лучше.

Удары превратились в накатывающие один за другим валы чистого эльфрисского моря, а свежесрезанная ветка – Зеленый меч, Этерне – взмывала ввысь, закручивалась подобием мощной волны и обрушивалась вниз, чтобы откатиться обратно в море и снова нахлынуть на берег.

– Вот так! Вот так!

– Ладно. Достаточно.

Задыхаясь, я остановился.

– Весьма недурно. Если вы сумеете каждый раз орудовать так настоящим мечом, можете считать себя неплохим фехтовальщиком. – Гарваон на мгновение умолк, и его холодные узкие глаза приобрели отсутствующее выражение. – Мастер Танг всегда говорил, что настоящий фехтовальщик подобен лилии, цветущей в огне. – Он кашлянул. – Мастер Танг учил меня, когда я был ростом с палку у вас в руке. Вы понимаете, что он имел в виду?

Вспомнив сражение на корабле остерлингов, я сказал:

– Пожалуй, отчасти.

– Всем оверкинам в Скае ведомо – я никогда этого не понимал. – Гарваон смущенно рассмеялся. – Но мастер Танг повторял это снова и снова, а значит, вкладывал глубокий смысл в свои слова, и он был отличным фехтовальщиком.

– И хорошим человеком наверняка. В противном случае вы не говорили бы о нем с такой любовью.

– До искусного фехтовальщика вам еще далеко, – сказал Гарваон, – но вы делаете успехи. Возможно, если вы постигнете всю суть фразы о цветущей в огне лилии, вы овладеете мастерством фехтования в полной мере.

Он хлопнул веткой по моему щиту.

– Я сказал, что вы допускаете две ошибки. Помните? Какие именно?

– Вы сказали… вы сказали, что мой меч не подобен морю. Во всяком случае, недостаточно подобен. – Я задумался. – И вы сказали…

– Я не говорил такого. Я не прошу повторять мои слова. Я спрашиваю, что вы делали неправильно. Свою первую ошибку вы поняли. Ваш меч должен двигаться плавно и непрерывно, словно поток воды. Какова ваша вторая ошибка?

– Не знаю.

– Подумайте хорошенько. Вспомните наш поединок и вспомните, как вы сражались со мной.

Я напряг память.

– Пока вы думаете, я открою вам один маленький секрет, – сказал Гарваон. – Если хотите достичь высот мастерства, вам следует тщательно анализировать все ваши поединки. Не имеет значения, настоящие они или тренировочные и каким оружием вы сражались. Вы должны мысленно вернуться назад и посмотреть на поединок словно со стороны. Что делал ваш противник, что делали вы? С каким успехом?

– Вы все время били меня по ногам, – сказал я, – а потом нанесли два удара по голове. А я попадал своим мечом только по вашему щиту. Я не хотел этого и старался достать вас, но у меня ни разу не вышло.

– Неплохо. Набросившись на меня, вы сразу открылись справа, вот так.

Гарваон показал.

– А все потому, что вы думали только «меч, меч, меч», хотя вам следовало думать «щит, меч, щит, меч, щит». Ваш щит ничуть не менее важен, чем меч. Никогда не забывайте об этом.

Он помолчал и посмотрел на свой щит.

– Мне доводилось сражаться с людьми, которые так и не научились пользоваться щитом. И я всегда понимал это уже через пару секунд. Они очень скоро оказывались поверженными наземь.

Я сглотнул.

– Как оказался бы я, будь у вас в руках настоящий меч. После первого же удара по голени.

– Верно. Теперь мы попробуем по-другому. Возьмите щит в правую руку, а меч в левую. Я хочу, чтобы вы думали «щит, меч, щит, меч». Понимаете?

И я научился сражаться левой рукой. Знаю, такое умение кажется бесполезным, но на самом деле оно чрезвычайно важно. Когда ты держишь щит в правой руке, а меч в левой, ты используешь щит в той же мере, что и меч, а это ведет к победе. Начинающие фехтовальщики всегда думают лишь о том, как бы посильнее ударить или ткнуть клинком. Опытные воины думают о том, как остаться целыми. Более того, они умеют превращать щит в средство нападения, а меч в средство защиты.

Но главное здесь – скорость движений. Именно это Гарваон настойчиво повторял снова и снова. Если ты не можешь двигаться быстро, считай, ты вообще ничего не можешь. Молодой рыцарь вроде меня всегда уверен, что он ловчее и проворнее зрелого мужчины вроде Гарваона. Я знал это, и Гарваон знал. Но он все равно неизменно оказывался проворнее меня, поскольку сражался и тренировался так много, что буквально сросся с мечом и щитом. Я взял у него не так уж много уроков. Я поехал вперед, в Йотунленд, прежде чем мы успели далеко продвинуться в наших занятиях. Но я узнал достаточно для того, чтобы впоследствии некоторые рыцари Ская – рыцари, чьи имена до сих пор помнят в Митгартре, – называли меня лучшим фехтовальщиком из всех новоприбывших.

Гарваон был простым человеком и потому не всегда и не все объяснял достаточно внятно, хоть я и сам человек простой. Он тренировался со своими людьми при каждой возможности и учил их в полную меру своих способностей, весьма немалых. Однажды он сказал мне, что всегда испытывает страх перед сражением, но забывает о страхе, как только вступает в бой. Именно страх порой заставляет воинов бросаться в атаку преждевременно, но если такое когда-либо и случалось с Гарваоном, я ни разу об этом не слышал. Когда наступала решающая минута, он приказывал своим людям следовать за ним и бросался в самую гущу сражения. Он гордился своим внешним видом и внешним видом своих солдат. Он честно выполнял свой долг и видел, что очень и очень многие своего долга не выполняют, и слегка презирал таких людей. Он был из тех воинов, которые следят, чтобы ни один из коней не потерял подкову.

Глава 56

ЗОЛА ОТ КОСТРОВ В УЩЕЛЬЕ

Мы медленно ползли вверх по Военной дороге, и передо мной уже с час открывался вид на ущелье. Потом я вдруг увидел впереди две человеческие фигуры, которые стояли посреди дороги, вырисовываясь алыми силуэтами на фоне облачного неба. Я хотел пришпорить жеребца, но он здорово устал за утро, а оставшиеся силы могли ему пригодиться во второй половине дня.

Одна из фигур размахивала руками и показывала на меня пальцем – и внезапно я понял, что они вовсе не освещены солнцем, а на самом деле красного цвета.

И женщины.

– Ури! Баки! Это вы?

Несуразное существо – сгорбленное и такое грязное, что казалось вылепленным из земли, – вылезло из придорожной канавы и схватилось за мое стремя.

– Хозяин? Сэр Эйбел? Хозяин?

Вздрогнув от неожиданности, я натянул поводья и остановился.

– Хозяин! Я нашел вас!

Я недоуменно уставился на изможденное чумазое лицо.

– Вы хотели взять меня. На службу, хозяин. Вы так сказали маме.

– Прошу прощения, – проговорил я как можно мягче. – Я тебя знаю?

– Я Анс, хозяин. Анс. Я дрался за вас с Оргом после того, как он швырнул вас в ячмень.

– Сын фермерши. – Я размышлял вслух. – Младший сын.

– Да, сэр. Да, хозяин. Орг убил бы вас, если бы не я. – Он смотрел на меня слезящимися, как у раненого животного, глазами.

– Он здорово помял тебя, – сказал я. – Я думал, ты убежал.

Анс энергично закивал головой.

– Ма сказала мне. Она сказала, что вы хотели взять меня на службу, только решили, что я убежал. Потому я отправился искать вас. Хоть я и горбатый, но хожу довольно быстро. – В голосе Анса послышались горделивые нотки. – В замке мне сказали, куда вы направились. Судомойка сказала, хозяин, и дала мне немного еды. Хоть путь был долгий и трудный, но я все шел и шел. Я знал, что найду вас, хозяин, и тогда все будет в порядке.

Ури, подошедшая к белому жеребцу с другой стороны, легко похлопала меня по бедру.

– Когда вы закончите разговор с этим оборванцем, господин, мы с Баки покажем вам нечто важное.

– Это срочно? – повернулся я к ней.

– Нам кажется, да.

– Я буду там, Анс. – Я показал вперед. – Там и встретимся. А если я уеду прежде, чем ты подойдешь, просто следуй за мной, как раньше. Я достану тебе лошадь при первой же возможности.

– Можно я сяду сзади, господин? – спросила Ури. – Я бежала к вам со всех ног и очень устала.

Я представил, какие ощущения буду испытывать.

– Нет, нельзя. – Я спешился. – Но ты можешь сесть в седло одна. Я поведу коня в поводу.

– Я не могу ехать верхом, когда вы идете пешком! – с негодованием воскликнула она.

– Тогда тебе придется идти вместе со мной и Ансом.

– Я полезу по скалам, – решила Ури. – Там меньше солнца.

Несколько минут мы видели, как она скользит по расселинам легкой тенью или перепрыгивает с камня на камень резвой козочкой, проворно уворачиваясь от солнечных лучей всякий раз, когда те пробивались сквозь облака. Вскоре она словно растаяла в воздухе.

– Она эльф, хозяин, – сообщил Анс. – Они с сестрой пару раз приставали ко мне, пока я шел по дороге, пытались выведать у меня что-нибудь, только я ничего не сказал.

– А если бы и сказал, ничего страшного, – сказал я. – Я рад, что они тебя не обижали.

– О, они старались, хозяин, – фыркнул Анс, – только все без толку.

– Хорошо, что ты можешь обратить это в шутку, Анс. Думаю, мало кто смог бы.

Он ухмыльнулся, показав кривые желтоватые зубы.

– Я нашел вас, верно ведь, сэр? А значит, все в порядке, что бы ни случилось. Какое мне дело до эльфов?

– Если ты собираешься путешествовать с нами, – медленно проговорил я, – для тебя все сложится не самым благоприятным образом. Мы уже находимся на пограничной полосе между Целидоном и Йотунлендом.

На лице Анса отразился страх.

В тот вечер мы расположились лагерем в долине за ущельем, на почти ровном участке, откуда извилистая тропинка спускалась по расселине к бурному потоку. Я отправился к шатру Била и застал барона за беседой с Гарваоном. Идн молча наблюдала за ними.

– Садитесь, – сказал Бил, когда слуга принес складной стульчик. – Мы с сэром Гарваоном обсуждали опасности, подстерегающие нас дальше в горах. Я уже собрался послать за вами часового, когда он доложил, что вы ждете снаружи. Вы лучше всех владеете луком, а это много значит.

– Чего нельзя сказать о мече, – криво улыбнулся я.

Я страшно устал за день, так устал, что очень обрадовался возможности присесть на складной стул, и пожалел лишь о том, что у него нет спинки.

– Не верьте ему, ваша светлость, – потряс головой Гарваон. – Он владеет мечом лучше многих и изо дня в день совершенствуется в мастерстве. Вы не против того, чтобы немного потренироваться после нашего совещания, сэр Эйбел?

– Я постараюсь собраться с силами.

– Как вам не стыдно, сэр Гарваон! – сказала Идн. – Посмотрите на него. Он понурый и вялый, точно засохшая лилия.

– Необходим огонь, чтобы он ожил. Тогда он набросится на меня, словно лев.

Я кашлянул.

– Признаюсь, я действительно устал. Но сегодня я узнал скверные новости.

Бил спросил, какие именно.

– Я говорил вам, что оставлю вас, когда мы достигнем ущелья, где меня ждет мой слуга, ваша светлость. Уверен, вы помните.

– Я помню, – сказала Идн.

– Однако мы уже миновали ущелье, а я по-прежнему с вами. Кажется, я также говорил вам, что послал Гильфа вперед, чтобы он сообщил Поуку о моем скором прибытии.

– Гильф – ваш пес? – спросил Бил.

– Да, милорд.

– Можно мне снова взять вашего кота, сэр Эйбел? Я скучаю по нему.

– Я бы с радостью отдал вам Мани, будь он у меня, миледи, – развел я руками. – Но, покинув вас, он не вернулся ко мне.

– А ваш пес? – спросил Бил.

– Милорд опередил мои следующие слова. Гильф не вернулся.

– Вам лучше все рассказать нам, – сказал Гарваон.

– Буду по возможности краток. Похоже, мой слуга Поук посчитал ущелье, которое мы сегодня миновали, подходящим местом для того, чтобы я встал там караулом согласно моему обещанию. Он разбил стоянку и провел там, по-видимому, несколько дней. Мы нашли следы двух костров и даже место, где паслись лошади.

– Мы? – приподнял бровь Гарваон.

Безусловно, для знакомства присутствующих с Ури и Баки время еще не настало.

– Мой слуга Анс и я, – сказал я. – Анс и есть тот нищий калека, с которым разговаривал один из ваших часовых. Отстав от меня, он был вынужден просить подаяния.

Я подождал, не заговорит ли кто, но все хранили молчание.

– Теперь я вынужден просить за него, милорд. У него нет лошади, и именно об этом я хотел поговорить с вами. У вас не найдется лишней лошади для Анса? Или мула?

– Вы нашли место стоянки своего слуги, – сказал Бил. – Продолжайте.

– Я нашел, но их там не было. Ни моего слуги, ни женщины, которая, как я упоминал, путешествовала с ним. Ни Гильфа. Ни моего кота Мани, коли на то пошло.

– Они отправились дальше на север? – спросил Бил.

– Да, милорд. По-видимому. Туда ведет только один путь: Военная дорога. Если бы они повернули обратно на юг, мы бы встретились с ними. Значит, они направились на север.

– В Йотунленд, – сказал Гарваон.

– Мы и сами уже находимся в Йотунленде, – пожал плечами Бил. – Мы вступили на территорию ангридов, как только вышли из ущелья и начали спускаться вниз. Несомненно, сейчас мы подвергаемся большей опасности, чем вчера, но, по правде говоря, я не чувствую особой разницы.

– Вы думаете, ваш слуга и загадочная женщина, о которой вы ничего не знаете, отправились бы дальше на север по собственной воле?

– Поук точно нет. А что могла сделать женщина – или Поук, если она принудила или уговорила его, – я понятия не имею.

Гарваон кивнул и проворчал:

– Кто знает, на что способны женщины?

Идн бросила на него быстрый взгляд:

– Женщины знают. Иногда, во всяком случае.

– Сейчас не время спорить, – пробормотал Бил.

– Я и не спорю, отец. Я просто объясняю сэру Гарваону совершенно очевидные вещи. Но я бы предпочла, чтобы сэр Эйбел объяснил кое-какие вещи мне. Можно мне задать вам несколько вопросов, сэр Эйбел?

Я тяжело вздохнул и ссутулился на своем стуле.

– Да, миледи.

– Тогда я задам вполне закономерный вопрос. Ваш слуга, Поук… он стал бы сражаться, если бы инеистые великаны попытались захватить его и ваших лошадей?

– Сильно сомневаюсь, миледи.

– А женщина, находившаяся с ним? Она стала бы сражаться?

– Мне говорили, миледи, – улыбнулся я, – что она вооружена мечом. Возможно, стала бы. Вам лучше знать.

– Некоторые женщины сражались бы, – мрачно проворчал Гарваон.

– Потому что там была кровь, – продолжала Идн. – Вы нашли золу от костров – разве вы не заметили кровь? Сэр Гарваон увидел и показал мне.

Бил вздохнул.

– Я запретил своей дочери ехать с передовым отрядом. Вероятно, мне следовало также запретить передовому отряду ехать с моей дочерью.

– Миледи подъехала, когда я обследовал место стоянки, ваша светлость. Я спешился, и она, несомненно, поняла, что я что-то обнаружил. Разумеется, она заинтересовалась.

Идн улыбнулась, словно желая сказать: «Видите, как сэр Гарваон меня защищает?» Бил смотрел на меня.

– Конечно, я видел кровь. И золу от костра, и все остальное. Я обнаружил след в золе второго костра, с самого краю, плохо заметный в тени валуна. Вы его заметили?

Я помотал головой, слишком обескураженный, чтобы говорить.

– Отпечаток лапы очень крупного волка или пса. Что же касается крови, то, может статься, ваш слуга сопротивлялся. Возможно, вы судили о нем неверно. Или сопротивлялась женщина, как предположила Идн. Или они оба.

– Пожалуй, – сказал я.

– К сожалению, возможно также, что один из них или оба получили ранения, даже если они не сопротивлялись. А возможно, женщина поколотила вашего слугу или он поколотил ее. Нам остается только строить догадки.

– Милорд…

– Да?

– Я пришел к вам по другому вопросу. Я пришел в надежде достать лошадь для Анса. Но вы сведущи в магии. Вы могли бы каким-то образом узнать, что с ними стряслось?

На несколько мгновений в шатре наступила полная тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием Идн. Наконец Бил сказал:

– Мне следовало подумать об этом. Возможно, мы ничего не узнаем. Буду с вами откровенен, сэр Эйбел: в большинстве случаев у меня ничего не выходит.

– Но если у вас получится, милорд…

– Возможно, мы узнаем нечто важное. Совершенно верно.

Идн с улыбкой подалась к нему, и он сказал:

– Ты сгораешь от любопытства. Шарлатаны, выдающие себя за магов, устраивают представления, глотая мечи и лягушек. Но магия, настоящая магия не имеет ничего общего со зрелищами. Ты знаешь, как на свет появились эльфы?

Она помотала головой. Я кивнул.

– Тогда расскажите нам.

– В Эльфрисе обитает некто по имени Кулили, милорд. Наверное, мне следовало сказать «в мире, который мы называем Эльфрисом», поскольку на самом деле он принадлежит не эльфам, а Кулили. – Я немного помолчал. – Я просто передаю вам то, что рассказывали мне, хотя мне кажется, что это правда.

– Продолжайте.

– Хорошо. Тогда Эльфрис населяли бесплотные духи, существа вроде призраков, хотя никогда прежде они телами и не обладали. Кулили создала волшебные тела из земли, листьев, мха, пепла и тому подобного и вложила в них бесплотных духов. Если при сотворении тел она использовала главным образом огонь, они стали огненными эльфами, саламандрами. Если она использовала главным образом морскую воду, они стали морскими эльфами, келпи.

– Верно. – Бил переводил взгляд с Гарваона на Идн и обратно. – Мы не похожи на эльфов. Мы гораздо больше похожи на Кулили, ибо созданы, как и она, отцом первых оверкинов, Богом высшего мира. Здесь, как и там, он сотворил также различных духов природы. Как говорит сэр Эйбел, они похожи скорее на призраков. Они существа древние и мудрые, ибо обладают знаниями, накопленными на протяжении многих веков и тысячелетий.

Гарваон кашлянул, явно охваченный тревогой.

– Они надеются, что однажды мы сделаем для них то же, что Кулили сделала для эльфов. По крайней мере, мне так кажется. Потом они попытаются отнять у нас Митгартр, как эльфы отобрали Эльфрис у Кулили. Я не знаю. Но в наше время вся так называемая магия сводится к попыткам установить контакт с ними и упросить помочь магу – либо в качестве вознаграждения, либо из жалости, как порой помогают нам оверкины, либо просто с целью заслужить наше доверие.

– Иногда это бывает опасно. Я так слышал, ваша светлость.

– Все верно, – кивнул Бил. – Но сегодня ночью я намерен попробовать, коли сэр Эйбел окажет мне содействие. Вы согласны, сэр Эйбел?

– Конечно, милорд.

– Возможно, мы найдем вашего пса, вашего слугу и даже загадочную женщину с мечом. В таком случае, вероятно, мы узнаем сведения, которые окажутся нам полезными в Йотунленде. Но скорее всего нам не удастся узнать ровным счетом ничего. Я хочу, чтобы вы это поняли.

– Я понимаю, милорд.

– Сэр Гарваон может сопровождать меня, а может остаться в лагере – как пожелает.

– Я пойду с тобой, отец. Можешь на меня рассчитывать.

– Этого-то я и боялся.

– Я буду рядом с вами, ваша светлость, – сказал Гарваон. – Вы всегда можете положиться на меня.

– Знаю. – Бил снова повернулся ко мне: – Я поговорю с мастером Агром насчет лошади для вашего нищего. Встретимся здесь, когда луна взойдет высоко. Пока же вы свободны.

Гарваон тоже встал.

– Отдохните с полчасика, сэр Эйбел. Возможно, мы успеем немного потренироваться до наступления темноты.

Глава 57

ПРОСЬБА ГАРВАОНА

Рядом уже ставили другие шатры. Горели костры, хотя дюжина слуг все еще таскала дрова и с горных склонов доносился звон топоров. Погонщики мулов вели усталых ревущих животных по круто спускающейся тропинке к ручью.

В шатре Гарваона три воина раскладывали походные кровати. Моя уже стояла на своем месте: на ней лежало одеяло, найденное для меня Гарваоном, а на одеяле сидел Мани.

– Так-так, – сказал я, – и где же ты пропадал?

Мани многозначительно взглянул на воинов.

– Ладно, ты, испорченный кот. – Я сел на кровать и стянул сапоги. – Можешь не разговаривать со мной, коли не хочешь. Просто дай мне лечь.

Мани освободил для меня место и сам тоже лег, головой к моему уху. Потом я задремал на несколько минут. Когда я проснулся, Мани сказал:

– У меня новости. Эльфийские девушки нашли вашего пса. Один из великанов посадил его на цепь.

Я зевнул и прошептал:

– Они могут освободить Гильфа?

– Они пытаются. Я-то не стал бы, но они, очевидно, думают, что вы отдали бы такой приказ. Во всяком случае, так одна из них сказала мне и взяла с меня обещание передать вам ее слова. Сама она хотела вернуться к вашему псу, или кем там является на самом деле этот отвратительный зверь, и попробовать снять с него цепь.

Чтобы взять время подумать, я спросил:

– Которая из них?

– Уродливая, – прошептал Мани.

Я повернул голову к коту и открыл глаза:

– Они обе довольно хорошенькие.

– Вы, по крайней мере, носите шкуру.

– Ты имеешь в виду, одежду. Они тоже могут носить одежду, коли пожелают. Но в Эльфрисе тепло, поэтому большинство эльфов ходит нагишом. Одеждой там пользуются… – я поискал слова поточнее, – для придания царственности внешнему облику. Короли и королевы.

– Все коты – царственные животные, – заявил Мани категорическим тоном, по которому становилось ясно, что любое возражение страшно разозлит его. – Я сам царственный.

Как раз в этот момент последний воин выходил из шатра, и я заметил, что он держит два пальца наставленными в землю.

– Вас услышали, ваше кошачье величество, – сказал я Мани.

– Не насмехайтесь надо мной. Я этого не потерплю. – Мани сел и чуть повысил голос.

– Прошу прощения. Это было неучтиво с моей стороны, и я приношу свои извинения.

– Тогда забудем об инциденте. И не волнуйтесь зря: этим парням все равно никто не поверит. Что же касается ваших эльфийских девушек, то, надо признать, цвет пламени весьма красив, и у них кое-где есть шерсть. Когда я говорю «уродливая», я имею в виду ту из них, которая меньше похожа на кошку.

– По-видимому, Баки.

– Не стану спорить. – Мани принялся вылизывать интимные места.

– Мани, мне пришла в голову мысль.

– Неужели, сэр Эйбел? – Он взглянул на меня с веселым удивлением. – Вам?

– Возможно, не ахти какая мысль, но я вот что подумал: ты наверняка тысячу раз видел, как творят магические чары, произносят заклинания, предсказывают будущее и тому подобное.

– Повидал достаточно, – согласился Мани.

– Поэтому ты сам, наверное, много знаешь о магии. Сегодня ночью лорд Бил хочет попытаться найти Поука с помощью магии.

Мани тихо мурлыкнул.

– Я буду там, и леди Идн тоже. Вряд ли кто-нибудь станет возражать, если я возьму тебя с собой. Ты пойдешь?

Он лизнул свою большую черную лапу, внимательно рассмотрел ее и лизнул снова.

– Я подумаю.

– Хорошо. Больше я ни о чем не прошу тебя. Наблюдай за происходящим и, если у тебя возникнут какие-нибудь соображения, скажи мне.

– Я не знаком с Поуком, – задумчиво проговорил Мани. – Он любит котов?

– Безусловно. На «Западном купце» был кот, и Поук в нем души не чаял.

– Правда?

– Не стану же я тебе лгать насчет подобных вещей.

– В таком случае как звали того кота?

– Я не знаю, но Поук…

Я осекся, когда в шатер вошел Гарваон.

– Вы готовы к очередному занятию, сэр Эйбел?

– Вполне. – Я сел.

– Уже почти стемнело. – Гарваон опустился на свою кровать. – Поэтому сегодня я просто поговорю с вами о выпадах. У нас в любом случае мало времени. Луна уже поднялась над горами.

– Что такое «выпады»?

– Колющие удары острием меча. – Гарваон показал, резко выбросив руку вперед. – Я чувствую, что скоро нам снова придется вступить в бой. Я могу ошибаться, но у меня такое предчувствие.

– Мне тоже так кажется.

– С помощью колющих ударов легче всего повергнуть наземь противника в настоящем сражении. Люди не любят говорить об этом.

Я выжидающе молчал.

– Я сам не люблю, поскольку некоторые из нас считают такой способ ведения боя нечестным. Но когда вы или ваш противник…

– Я понимаю…

– Он считается незаконным на турнирных состязаниях и даже в рукопашном бою. С турниров-то и пошел запрет на выпады. Но они считаются незаконными, поскольку представляют большую опасность. Даже если вы затупите острие своего меча, вы можете причинить противнику серьезный вред колющим ударом.

Я встал.

– Можно я покажу вам свою палицу?

– Штуковину, с виду похожую на меч? Конечно.

Я вытащил Мечедробитель из ножен и протянул Гарваону.

– Конец у нее спилен. Видите?

Гарваон кивнул.

– Вижу и, думаю, знаю, что вы собираетесь сказать.

– Однажды я ударил одного рыцаря концом палицы в лицо.

– Ну и как?

Я ненадолго задумался.

– Он был ростом с меня, насколько мне помнится. Но он упал как подкошенный и больше не доставлял мне беспокойства. Он не отнимал рук от лица.

Гарваон кивнул и улыбнулся:

– Вы сами преподали себе лучший урок, чем могу преподать я. Вероятно, вы выбили противнику несколько зубов и, возможно, сломали челюсть. Но будь у вас настоящий меч с острым концом, вы бы его убили. А это лучше.

Он извлек из ножен свой меч.

– Для колющих ударов лучше всего подходит вот такой тип клинка. С чуть сужающимся лезвием и заостренным концом. Чтобы ловко и правильно фехтовать, вам нужно достаточно легкое острие, но чтобы наносить действенные колющие удары, клинок все же должен быть достаточно тяжелым. Колющим ударом легче всего пробить кольчугу. Вы это знали?

Я помотал головой.

– А это так. И таким ударом легче всего нанести глубокую рану противнику, в кольчуге он или нет. Ангриды редко носят кольчуги.

– Этого я тоже не знал.

– Наверное, они считают, что с нами справятся и так. Вы когда-нибудь сражались с ангридом?

– Нет. Я как-то случайно встретил одного, но в бой с ним не вступил. Я перепугался до смерти.

– В следующий раз вы снова испугаетесь. Все пугаются. Когда видишь ангрида, тебе кажется, что нужно целое войско, чтобы его одолеть.

– А вы сражались с ними?

– С одним, – кивнул Гарваон. – Однажды.

– И убили его?

Гарваон снова кивнул.

– Со мной были два лучника, и выпущенная одним из них стрела вонзилась ангриду в подбородок. Он поднял руки к лицу, как ваш рыцарь, которому вы врезали палицей по зубам. А я подбежал и со всей силы полоснул его мечом над коленом. – Гарваон показал пальцем. – Вот здесь. Он упал, и я принялся наносить ему колющие удары в шею, один за другим. Мы волочили голову по земле, привязав к двум лошадям, когда везли показать лорду Билу. – Он улыбнулся своим воспоминаниям. – Она была размером с бочку.

– Значит, они действительно такие огромные, как говорят. Ангрид, которого я видел, показался мне ужасно огромным.

– Смотря кто говорит. Но они действительно огромные. При виде них каждый раз испытываешь потрясение. И телосложение у ангридов несколько отличается от нашего. Ноги у них толще, чем следует. Они широкогрудые и широкозадые, с несоразмерно большими головами. Когда отрезаешь такую голову, как сделал я, ее размеры просто пугают.

Наверное, уже в сотый раз я попытался представить себе целый отряд ангридов. Не одного, а два десятка или сотню великанов, шагающих по Военной дороге.

– Теперь я понимаю, почему эта дорога такая широкая.

– Но дело в том, что они медлительны. Не в смысле, что ходят медленно. Они запросто опередят любого из нас, поскольку передвигаются очень длинными шагами. Но они неповоротливы и неуклюжи. В противном случае мы вообще не смогли бы тягаться с ними.

– Скорость – это все, – сказал я.

– Верно. Я побеждал вас. В поединке на тренировочных мечах, я имею в виду. Вы сильный мужчина, один из сильнейших, с которыми мне доводилось иметь дело. Но вы не сильнее ангрида, поэтому вам нужно быть проворнее. И хитрее. Не думайте, что это будет просто.

– Я и не думал, – сказал я. – Я знал человека, который сражался с ними.

– Он победил?

Я отрицательно потряс головой.

– Я хочу узнать побольше о колющих ударах. Но сначала скажите, что вы думаете о намерении лорда Била прибегнуть сегодня ночью к магии?

– Честно? Между нами двумя?

– Между нами тремя. – Я с улыбкой погладил Мани по голове.

– Хорошо. Я сомневаюсь, что из этого выйдет толк; скорее всего мы ничего не узнаем.

– Мне показалось, вы встревожились из-за этого, – сказал я. – В шатре, я имею в виду.

– Так и есть. – Гарваон замялся и поглядел по сторонам. – Я уже не раз находился рядом с ним, когда он пытался делать нечто подобное. Обычно ничего не получается, но иногда кое-что происходит. Мне не нравятся вещи, которых я не понимаю.

– Можно поинтересоваться, что же происходит?

Гарваон отрицательно покачал головой. Лицо у него хранило мрачное выражение.

Я протяжно выдохнул.

– Ну ладно. Я сам все увижу сегодня ночью. Наверное, нам следует взглянуть на луну?

– Чуть позже. У меня есть еще один разговор к вам, и в любом случае, мы с вами сидим тут не очень долго. Познакомились мы недавно, но я изо всех сил старался обучить вас, как обещал. Вы признаете это?

– Конечно.

– И мы с вами вместе сражались с горцами.

– Да, сражались, – кивнул я.

– Значит, мы друзья, и вы должны выполнить мое желание в согласии с нашей договоренностью.

Мани, который игнорировал нас с момента, когда стало ясно, что разговор о магии закончен, с интересом посмотрел на Гарваона.

– Вы признаете это, сэр Эйбел?

– Разумеется. Я этого никогда не отрицал.

– Я попросил у вас позволения повременить со своей просьбой и вообще не собирался ни о чем просить вас поскольку в нашем состязании победили вы. Мы оба это понимаем.

– Я должен выполнить ваше желание, – сказал я. – Вам нужно лишь сообщить мне, в чем оно заключается.

Несколько секунд Гарваон пристально смотрел на меня.

– Я вдовец. Вы знали это?

Я помотал головой.

– Этой осенью будет два года, как я овдовел. Мой сын тоже умер. Волла пыталась родить мне сына.

– Я вам сочувствую. Глубоко сочувствую.

Гарваон прочистил горло.

– Леди Идн никогда не выказывала ко мне какого-либо интереса.

Я выжидающе молчал, чувствуя острые когти Мани сквозь толстую шерстяную ткань штанины.

– До сего дня. Сегодня она улыбнулась мне, и мы поговорили по-дружески.

– Понятно, – сказал я.

– Она молода, на двадцать два года младше меня. Но нам придется жить в крепости ангридского короля. Там будет не так уж много нормальных мужчин.

– Вы и отец миледи, – сказал я. – Ваши тяжеловооруженные воины и лучники, а также слуги милорда.

– Но не вы?

– Верно. Меня там не будет. Я собираюсь найти Поука и вернуть своих лошадей и прочие вещи. Потом встану караулом где-нибудь здесь, в горах. Я обещал герцогу Мардеру сделать это и намерен сдержать свое слово.

– Вы не останетесь с нами?

– Я даже не доеду до крепости короля Гиллинга, коли найду Поука прежде, чем мы доберемся туда. Вы по-прежнему хотите, чтобы я выполнил ваше желание? В чем оно заключается?

– Вы моложе меня.

– Безусловно. Намного.

– К тому же вы выше, сильнее и привлекательнее меня. Я все это понимаю.

– Я бедный, никому не известный рыцарь, – напомнил я. – Не забывайте об этом. Если вы задавались вопросом, почему мне так важно найти Поука, я вам отвечу: среди всего прочего и потому, что у него осталась вся моя собственность. У вас есть имение под названием Файнфилд, верно?

– Да.

– Большой дом, окруженный стеной?

– С крепостной башней, – сказал Гарваон.

– А также поля и крестьяне, которые пашут, сеют и пасут ваших коров. У меня нет ничего подобного.

В продолжение всего нашего разговора я постоянно думал о словах Идн насчет намерения Била выдать ее замуж за короля Гиллинга, но не мог сказать об этом Гарваону и боялся даже представить, как он может отреагировать на такое известие. А еще в голове у меня неотступно крутилась мысль, что если Идн действительно хочет спастись, то вот он, спаситель.

– Вы хотите, чтобы я назвал свое желание. Мне нелегко сделать это.

– Кажется, я догадываюсь. Вам не обязательно говорить.

– Я прошу вас дать мне слово, слово чести, что вы не сделаете больше ничего, чтобы умалить меня в глазах леди Идн. Вы лучше меня стреляете из лука, и это все знают. Давайте на этом и остановимся.

– Хорошо.

– Если она отвергнет меня, я незамедлительно сообщу вам. Но пока этого не произойдет, я прошу вас пообещать мне, что вы не предпримете никаких попыток завоевать сердце леди Идн.

Глава 58

ОБРАТНО В УЩЕЛЬЕ

– Я даю вам слово.

Я протянул Гарваону руку, и он пожал ее. Рука у него была такая же, как он сам: не крупнее средней, но твердая и сильная.

– Разумеется, вас влечет к ней.

– Нет.

– Она красива.

– Безусловно, – кивнул я. – Но я люблю другую.

– Кроме того, она дочь барона. – На мгновение мне показалось, что Гарваон готов отступить. – Единственная дочь.

– Вы правы. Бил постарается помешать вам.

Гарваон расправил плечи.

– Вы дали мне слово, сэр Эйбел. Что еще вы хотели узнать насчет колющих ударов?

– Что мне делать, если противник тоже прибегнет к ним? Как от них защититься?

– Ага. – Гарваон поднялся на ноги и взял свой щит. – Хороший вопрос. Во-первых, вам следует знать, что защищаться от них трудно. Если ваш противник предпочитает такую тактику, вы должны отнестись к этому очень и очень серьезно.

– Хорошо.

– Во-вторых, вам надо научиться предугадывать, в какой момент он нанесет колющий удар. У вас еще остался щит, которым вы пользовались вчера вечером?

– Нет, – мотнул я головой, – я вернул его Бью.

– Тогда возьмите мой. – Гарваон достал палки, служившие нам тренировочными мечами.

– Не слишком ли тут темно? – Я снял Мани с коленей.

– Мы не собираемся сражаться. Я просто хочу показать вам пару приемов. Помните, я говорил вам, почему не следует делать выпад в сторону противника с правой ноги? Еще и потому, что человек, хорошо владеющий техникой колющего удара, может всадить меч вам в бедро. Итак, станьте в стойку. Сейчас я не собираюсь целиться вам в лицо или в бедро, как сделал бы в настоящем бою. Я просто нанесу колющий удар в щит. Вы же оставайтесь в стойке, но отступите назад настолько, чтобы мне пришлось сделать три или четыре шага вперед, чтобы достать мечом ваш щит.

Я отступил на пару шагов назад, по-прежнему держа оружие наготове.

– Все? Достал! – Гарваон ткнул концом палки в мой щит еще прежде, чем договорил последнее слово.

Он отпрыгнул назад.

– Видели, что я сделал? Сначала я немного выдвинул вперед левую ногу, потом сделал длинный шаг правой. Плюс еще длина моего меча и длина моей руки, которые в сумме составляют мой рост.

– Все произошло словно по волшебству.

– На самом деле ничего сверхъестественного здесь нет. Вам нужно отработать такой вот длинный шаг. Это не так просто, как кажется. Вы должны также прикрывать щитом голову, когда делаете выпад. Иначе вы открываетесь для рубящего удара сверху вниз, коли ваш противник достаточно проворен.

– Хорошо бы, вы показали мне, – сказал я.

Гарваон бросил взгляд в сторону выхода.

– Давайте выйдем, там светлее. Сейчас я покажу вам, как вынудить противника отступить, а потом нам следует наведаться к его светлости.

Взяв щит, он показал выпад и велел мне повторить. На третьей попытке я почувствовал, что Мани дергает меня за штанину.

– Вы готовы идти? – спросил Гарваон.

– Мне нужно вернуться в шатер и отыскать свой шлем, – сказал я. – Лорд Бил наверняка хочет увидеть меня в нем. Скажите ему, что я буду через пару минут.

В шатре я наклонился к Мани:

– В чем дело?

– Я сбегал к Идн, чтобы проследить за приготовлениями, – объяснил Мани. – Он хочет провести все прямо в шатре. А надо вернуться к тому месту, где жгли костры. И скажите милорду, чтобы он также бросил немного золы в чашу.

У входа в шатер Била горела дюжина свечей. Каменистую землю внутри разровняли и постелили там ковер. Бил сидел на ковре, поджав ноги под себя, а прямо перед ним находились винный мех, золотая чаша и золотой кубок. Идн сидела в складном кресле у шелковой занавески, рядом с ней стоял Гарваон.

– Ну вот и вы, – сказал Бил. – Теперь можно начинать.

Я поклонился.

– Позволительно ли мне коротко переговорить с милордом наедине?

– Это важно? – заколебался Бил.

– Думаю, да, милорд. Смею надеяться, вы тоже так сочтете.

– Мы с сэром Гарваоном подождем снаружи, отец, – сказала Идн. – Позовите нас, когда закончите.

– Я не стану выгонять свою дочь из шатра ночью. – Бил повернулся ко мне: – Вас устроит, если мы немного отойдем от лагеря?

Мы прошли сотню ярдов вверх по долине, потом Бил остановился и повернулся ко мне:

– Теперь вы можете объяснить, почему не пожелали говорить в присутствии моей дочери и моего преданного слуги.

– Потому что мне нужно дать вам совет, – объяснил я. – Будучи простым рыцарем…

– Понимаю. Какой совет?

– Вы называли меня чародеем. Я не чародей, но у меня есть друг, немного сведущий в магии.

– И он – или она – научили вас нескольким самым простым вещам, надо полагать. Ваша скромность делает вам честь.

– Благодарю вас, милорд. От всей души благодарю.

Я осмотрелся по сторонам в поисках Мани, но никого поблизости не увидел.

– У меня есть вопрос, сэр Эйбел. В прошлом вы достаточно искренне отвечали на мои вопросы.

– Возможно, недостаточно. Я прошу прощения.

– Если я последую вашему совету – то есть совету вашего друга, о близком присутствии которого я даже не догадывался, когда вы явились ко мне с просьбой одолжить вам коня, – вы ответите на один мой вопрос прямо и честно? Обещаете? Ибо в противном случае я не стану выслушивать ваш совет.

Я потряс головой:

– Это очень важно для меня, милорд.

– Тем больше для вас причин поклясться словом чести ответить на мой вопрос.

– Хорошо, я дам слово чести. Но только при условии, что вы не только выслушаете мой совет, но и последуете ему.

– Вы собираетесь приказывать мне?

– Ни в коем случае, милорд, но… Ладно, мне надо найти Поука. Так вы последуете моему совету? Я прошу вас.

– Выбор за мной? Если не считать того обстоятельства, что вы не дадите мне своего слова, покуда я не пообещаю последовать вашему совету?

– Да, ваша светлость.

– В таком случае я готов вас выслушать.

Когда мы вернулись в шатер Била, он приказал слугам оседлать коней для всех нас. Еще одна лошадь везла свернутый ковер, винный мех и прочие вещи, а на шестой ехал слуга.

– Мы возвращаемся обратно в ущелье, – сказал Бил Гарваону. – Думаю, вам следует ехать впереди. Сэр Эйбел будет замыкать процессию, возможно таким образом подвергаясь наибольшей опасности.

«На самом деле, – думал я, тащась в хвосте, – здесь надо говорить о наибольшем одиночестве». Мне приходилось то и дело натягивать поводья, чтобы мой жеребец держался за вьючной лошадью.

Между скал, за редкими деревьями и кустами по обеим сторонам Военной дороги, я не видел никаких врагов и, сколько бы ни напрягал слух, слышал лишь унылое монотонное пение ветра и мерный стук копыт. Луна сияла ярко, и холодные звезды хранили свои тайны.

Когда я выехал на скалистый выступ на горном склоне и посмотрел оттуда на наш лагерь, темные шатры и угасающие костры показались мне такими же бесконечно далекими, как звезды в поднебесье…

Глава 59

В ЙОТУНЛЕНДЕ

Бил приказал расстелить ковер между двумя черными кострищами и спросил всех нас, почему костров было два. Я пожал плечами, но Идн сказала:

– Наверное, сэр Гарваон знает. Вы объясните нам, сэр рыцарь?

– Первый костер они развели вот здесь. – Гарваон показал пальцем. – Потому что здесь самое лучшее укрытие от западного ветра, преобладающего в этой местности. Вечером следующего дня – или, возможно, через день – один из них понял, что костер можно увидеть с севера.

– И судя по всему, кто-то действительно увидел, – пробормотал Бил. – Теперь посмотрим, что увижу я сам, если вообще увижу что-нибудь. Еще раз предупреждаю всех: возможно, у меня ничего не получится.

Он посмотрел на чашу, которую держал слуга.

– Но она же серебряная! Где моя золотая чаша, Сверт?

– Я велела Сверту взять серебряную, отец, – сказала Идн. – Ты колдуешь при лунном свете, а не при солнечном. Это моя чаша для фруктов. Думаю, сегодня она принесет тебе удачу.

– Ты стала колдуньей? – улыбнулся Бил.

– Нет, отец. Я не сведуща в магии, но мне так посоветовал один мой друг.

– Сэр Эйбел?

Она покачала головой:

– Я обещала не говорить тебе, кто он такой.

– Одна из твоих служанок, полагаю.

Идн ничего не ответила.

– Впрочем, это не важно.

Бил опустился на колени на ковер, принял из рук слуги серебряный кубок, серебряную чашу, винный мех и наполнил кубок и чашу.

Мани подкрался поближе: чтобы лучше видеть, он запрыгнул мне на плечо.

– Прошу всех хранить молчание, – сказал Бил.

Он вытащил из кармана куртки маленький кожаный мешочек, из которого извлек щепоть сухих трав. Половину он высыпал в чашу, а остальное в кубок. Закрыв глаза, произнес заклинание.

В наступившей затем тишине мне показалось, будто пение ветра изменилось, будто он тянет слова на незнакомом языке.

– Монган! – воскликнул Бил. – Дирмейд! Сирона!

Он одним духом осушил кубок и, наклонившись вперед, посмотрел в чашу.

Я тоже посмотрел, присев на корточки рядом. Мгновение спустя ко мне присоединилась Идн, а потом и Гарваон.

Словно сквозь устье темной пещеры я увидел неземной красоты лес. Дизири, королева моховых эльфов, стояла на поляне, где цвели диковинные цветы, – обнаженная, изящней и красивей, чем смертная женщина. Зеленые волосы вздымались у нее над головой на всю длину и покачивались, струились на легком ветерке, шевелившем цветы. Перед ней стояли перепуганный Тауг-младший и я, коленопреклоненный. Тонким серебряным мечом она коснулась сначала одного, потом другого моего плеча.

– Это картины прошлого, – прошептал я Билу. – Бросьте немного золы в вино.

Бил уставился на меня пустым взглядом, но Идн принесла щепотку золы и высыпала в чашу; блестящая поверхность жидкости потускнела.

Она превратилась в серую куртку кряжистого мужчины, который шел по длинной грязной дороге через равнину, накрытую плотным облаком. В отдалении виднелись огромные приземистые башни. Ударом посоха мужчина повалил на землю худенькую женщину ростом с ребенка. Оборванец, который вел в поводу лошадей размером с собак, бросился к ней и попытался взвалить к себе на плечи. Мужчина в серой куртке с презрением ударил его, а потом ткнул обоих носком сапога.

Носок черного сапога, толкнувший Ульфу, начал увеличиваться, разрастаться и вскоре заполнил всю чашу, в которой теперь мы видели только пленку золы на поверхности вина.

– Слышите? – Гарваон резко выпрямился.

Я тоже выпрямился и прислушался, но не услышал ничего, кроме протяжного стона ветра – теперь совершенно бессмысленного, словно некий дух, ненадолго воплотившийся в ветре, отлетел прочь.

Идн и слуга помогали Билу подняться на ноги. В следующий миг Гарваон вскочил в седло, пришпорил коня и сорвался с места.

– На наш лагерь напали, – сказал я Идн. Я снял Мани с плеча и отдал ей. – Мне надо ехать. Ждите здесь, покуда я не вернусь за вами.

Идн что-то прокричала мне вслед, но я не понял, просит ли она меня остаться, желает ли мне удачи или наказывает охранять Гарваона. Я задавался этим вопросом и разными другими, пока гнал своего жеребца по круто спускающейся вниз горной дороге.

На мгновение мне показалось, будто я вижу на месте нашего лагеря ходячие деревья. Там не осталось ни одного костра и ни одного шатра. Мой жеребец шарахнулся в сторону, когда что-то большое и тяжелое с громким стуком упало на землю позади нас.

Я достал из-за седла лук и стрелы и быстро спешился. Где-то в темноте звенела тетива еще одного лука.

Второй камень попал в белого жеребца. Он завизжал от боли и галопом ускакал прочь. Придерживая ногой упертый в землю конец лука, я согнул гибкое дерево и проворно накинул петли тетивы на оба конца.

Я натянул тетиву до самого уха и выпустил стрелу. В сотне шагов от меня великан, швырявший камни в белого жеребца, испустил громоподобный рев.

Я сразу же послал в него вторую стрелу, а потом третью, примерно целясь в глаза, не видные в темноте. Великан рухнул на землю.

Когда занялся рассвет, два усталых рыцаря медленно поднимались по дороге обратно к ущелью. Белый жеребец хромал, и большую часть пути я шел пешком, а Анс тащил мое седло – большое, обитое стальными пластинами, весившее не меньше многих мужчин среднего роста.

Гарваон мог легко обогнать нас, но, похоже, настолько устал, что у него не хватало сил даже погонять коня. На поясе у него болтались пустые ножны. Потом Идн помахала нам рукой с остроконечной скалы, находившейся немногим ниже снеговой линии, и он пришпорил коня и вскоре исчез за поворотом дороги.

– Ах, возлюбленный мой! – с придыханием произнес нахальный голос совсем рядом.

Я обернулся и увидел Ури верхом на своем жеребце.

– Ты вернулась!

– Нет, это не я, – ухмыльнулась она, – а моя сестра.

– Ты не боишься, что Анс тебя увидит? Он идет не очень далеко позади.

– Если и увидит, мне наплевать. И в любом случае я покину вас, как только вы выйдете из тени.

Я остановился, задумчиво кусая губы и поглаживая по морде жеребца.

– Я рассказал лорду Билу про тебя и твою сестру. Мне пришлось.

– На самом деле она мне не сестра. Мы просто говорим так.

– Ты не сердишься?

Ури снова ухмыльнулась:

– Ваша откровенность обернется неприятностями скорее для вас с ним, чем для нас. Вы объяснили, что мы с сестрой ваши рабыни?

Я потряс головой:

– Я назвал вас своими друзьями. Я хотел, чтобы Бил поднялся обратно в ущелье, когда он решил попробовать найти Поука для меня, и он пообещал последовать моему совету, если я отвечу прямо и честно на один вопрос. Я не помню, как именно он выразился, но суть такова.

– И вы ответили?

– Да. Я сдержал свое слово, а Бил сдержал свое. Он спросил, почему я не могу использовать собственные силы для поисков своего слуги, и мне пришлось объяснить, что я могу лишь послать на поиски Поука вас двоих. – Я немного помолчал. – Я не назвал ваших имен.

– И правильно. – Ури улыбнулась.

– Я сказал, что отправил на поиски Поука Гильфа и теперь вы двое пытаетесь выяснить, что случилось с Гильфом.

– Ничего особенного. Один великан поймал вашего пса и велел своим рабам посадить его на цепь. О цепях мы знаем все, но нам пришлось вернуться в Эльфрис за инструментами, а потом опять вернуться сюда, а потом снова разыскивать Гильфа, поскольку его перевезли в другое место. Кстати, где ваш кот? Вы и его потеряли?

– Он с леди Идн.

– Вовсе нет. – Мани легко вспрыгнул на огромный валун. – Он был с Идн, когда она махала вам рукой, но потом прискакал другой рыцарь, и я решил спуститься сюда и встретить вас. В любом случае, в ту минуту она не хотела, чтобы я болтался поблизости.

– Удивительно, что ты понял это, – сказала Ури.

– Вы имеете в виду, что я бесцеремонно вмешиваюсь в вашу беседу с глазу на глаз с моим дорогим и достойным всяческого восхищения хозяином, прославленным рыцарем сэром Эйбелом Благородное Сердце. Ему стоит лишь попросить меня удалиться – и я мигом исчезну, улечу прочь с быстротой черной молнии, каковой цвет гораздо красивее вашего грязного и неопределенного. Хозяин?

– Можешь остаться, коли хочешь.

– Справедливое решение. – Теперь настала очередь Мани ухмыльнуться. – Значит, вы его рабыня, юная женщина? Мне послышалось, вы именно так сказали.

– Да.

– А я – его кот. Гораздо более высокая должность.

Я сделал знак Ури:

– Анс сейчас выйдет из-за поворота. Поэтому, если только тебе действительно наплевать, увидит он тебя или нет…

Она соскользнула с жеребца и встала у него под головой.

– Баки отправилась в Эльфрис, вернуть на место инструменты, а я пришла сообщить вам, что ваш пес свободен.

– Он вернется ко мне?

– И никакой благодарности за тяжелый труд, проделанный нами? Я предупреждала Баки, что вы неблагодарны.

– Я благодарен, страшно благодарен. Но я собирался выразить свою признательность вам обеим, а сейчас у нас нет времени.

– Я побегу назад и брошусь Ансу под ноги, чтобы он споткнулся и упал, – предложил Мани.

Ури насмешливо улыбнулась.

– Да он же ничего не видит в двух шагах перед собой. Вы только посмотрите на него.

Я посмотрел, и он действительно сгибался под ношей чуть не до самой земли.

– Я надену седло обратно на коня, когда он доберется сюда.

– По крайней мере, он настоящий человек. Как я – настоящий эльф.

Мани презрительно мурлыкнул.

– Но ваш пес не похож на простую собаку, господин. И ваш кот не похож на настоящего кота.

– Гильфа отдали мне бодаханы, – сказал я. – Он говорит, что попал к ним еще щенком и они его вырастили.

– Но имели ли они право отдавать пса вам, словно свою собственность? Они боятся холодного железа.

До нас долетел голос Анса, ковылявшего по Военной дороге в сотне шагов от нас:

– Хозяин! Сэр Эйбел! Подождите меня!

Глава 60

ЧТО ВЫ ВИДЕЛИ?

Он еле слышно выговаривал слова, поскольку страшно запыхался, и мне пришло в голову, что, возможно, он звал меня так целый час или больше, а я не слышал.

– Я жду! – крикнул я. – И мы наденем седло на коня, когда ты подойдешь.

Я огляделся по сторонам в поисках Ури.

– Она смылась, – сказал Мани. – Но я не удивлюсь, если она прячется где-то поблизости и следит за нами.

– Я хотел спросить у нее, вернется ли Гильф ко мне, – объяснил я. – На самом деле я спросил, только она не ответила.

– Я могу ответить, – заявил Мани. – Спросите меня.

– Не можешь… – Я снова взглянул на дорогу, но увидел там одного лишь Анса. – Ладно, спрошу. Гильф вернется ко мне?

– Конечно нет. Знаю, вы не примете мои слова всерьез, но он не вернется.

Я молча смотрел на кота.

– Вы хотите спросить, откуда я знаю, – продолжал Мани. – Оттуда же, откуда следовало бы знать вам. Просто я хорошо знаю вашего пса. Явно лучше, чем вы. Вы отправили его на поиски вашего слуги Поука?

– Да. Ты присутствовал при этом.

– И сэр Гарваон тоже – поэтому вы двое не разговаривали. Но если вы послали вашего пса разыскивать Поука, он будет искать Поука, покуда вы не прикажете прекратить поиски. Или покуда он не потеряет след окончательно и не будет вынужден притащиться обратно, чтобы доложить о своей неудаче.

Тут наконец к нам подошел Анс. Я взял у него седло, надел на хромого жеребца и сел верхом. Пока я затягивал подпругу, Мани запрыгнул на луку седла.

– Тебе нужно отдохнуть, – сказал я Ансу. – Я собираюсь присоединиться к лорду Билу, леди Идн и сэру Гарваону в ущелье. Потом мы спустимся обратно вниз.

Анс упрямо помотал головой.

– Мое место с вами, сэр Эйбел. Я поднажму.

– Как знаешь, – сказал я и легко ударил коня пятками по бокам.

Он пустился прихрамывающей рысью, и когда Анс остался далеко позади, я сказал:

– Наверное, ты считаешь меня мерзавцем.

– Положим, он действительно калека, – согласился Мани, – но у меня есть непреложное правило. Никогда не жалеть птиц, мышей или белок. А также мужчин, женщин и детей, за исключением нескольких близких друзей.

– Я обращаюсь с ним так сурово именно потому, что он калека, – объяснил я. – Он мог бы остаться жить со своей матерью, не особо утруждая себя работой или вовсе не утруждая, а после смерти матери опеку над ним взял бы старший брат. Но именно поэтому Анс и ушел из дома.

– Мне знакомо такое чувство, – сказал Мани. – Время от времени тебе хочется уйти подальше в лес и поохотиться самостоятельно.

– Точно. – Мы уже подъехали к самому ущелью, и я перевел жеребца на шаг. – Анс хочет быть полезным – выполнять настоящую работу, обливаться потом, напрягать силы и делить со своим господином все радости и беды.

Мани хранил молчание.

– Я своими собственными стараниями стал рыцарем. Это немалое достижение для простого паренька, рано потерявшего родителей. Анс боится, что вообще не найдет достойного места в жизни. Я пытаюсь показать, что у него оно есть, что кто-то с благодарностью принимает его услуги, и вовсе не из жалости.

– Сюда, сэр Эйбел! – крикнул слуга Била. – Его светлость ждет вас.

Я легонько хлестнул поводьями по холке своего хромого жеребца, который неохотно пробирался между камнями.

– Вы обращались ко мне, прежде чем я окликнул вас, сэр Эйбел? Если да, то я не расслышал ваших слов. Я приношу вам нижайшие извинения, сэр Эйбел.

– Нет. Я разговаривал со своим котом. Тебе не за что извиняться.

– Благодарю вас, сэр Эйбел. Вы очень добры. Они там, сэр Эйбел, за ручьем.

Я кивнул.

– Насколько я понимаю, его светлость не пожелал расположиться на привал на месте, где устраивал стоянку Поук.

– Кто-кто, простите?

– Поук – он мой слуга. – Мне пришлось легонько пришпорить своего белого жеребца. – Он останавливался здесь, чтобы дождаться меня.

– А, понимаю, сэр Эйбел. Его светлость посчитал неблагоразумным готовить еду, спать и… и вообще задерживаться на месте, где ему явилось видение. – Слуга очень тихо и очень вежливо кашлянул. – Я сам не имел чести лицезреть оное, сэр Эйбел. Но со слов милорда и миледи я понял, что видение было в высшей степени впечатляющим.

– Совершенно верно, – подтвердил я.

Голос слуги упал до шепота:

– Милорду не терпится обсудить все увиденное с вами, сэр Эйбел. Наверное, вам следует собраться с мыслями.

К тому времени я уже увидел Била, сидевшего на камне. Казалось, он горячо обсуждал что-то с Идн, сидевшей рядом на другом камне, и с Гарваоном, который стоял позади нее, держа под уздцы своего коня.

Мгновение спустя Бил поднял взгляд, помахал мне рукой и встал.

– Жеребец, которого я вам подарил, получил травму в сегодняшнем сражении. Так нам сказал сэр Гарваон. Мне бы хотелось подарить вам другого коня.

Я спешился.

– Мне бы тоже хотелось этого, милорд. Однако у нас осталось совсем немного лошадей и мулов, и большинство из них находятся в еще худшем состоянии, чем мой конь. У него сильный ушиб на ноге, очень болезненный, но вряд ли кость сломана.

– Однако вы одержали верх над ними, – улыбнулся Бил.

– Нет, милорд. Мы с ними сразились, но не более того. Наши люди – я имею в виду, люди сэра Гарваона и ваши – гордятся этим.

Я выжидающе умолк, но он не произнес ни слова.

– Они остались целы и невредимы, – продолжил я, – и наверняка извлекли полезный урок из схватки. Но что касается меня, то я считаю, что недостаточно просто сразиться с противником. Я бы предпочел одержать победу.

– Вы убили четверых, – сказала Идн. – Если верить словам сэра Гарваона.

– Поразительный подвиг, – добавил Бил.

– Два рыцаря и двадцать лучников и тяжеловооруженных воинов…

– Двадцать два, – поправил Гарваон.

– Спасибо, – коротко кивнул я. – Значит, по шестеро нас на каждого убитого ангрида. Нам следовало бы выступить лучше.

– Это некрасиво! – воскликнула Идн.

– Разумеется, миледи. Бой есть бой. Ни о какой красоте здесь говорить не приходится.

– Я имею в виду, что вы несправедливы по отношению к сэру Гарваону и его людям! – Она явно рассердилась.

Гарваон хотел было положить руку ей на плечо, но не осмелился.

– Одного великана сэр Эйбел убил в одиночку.

– Значит, он несправедлив даже по отношению к самому себе!

– Действительно, сэр Эйбел? – спросил Бил. – Коли так, вы заслуживаете гораздо большего, чем нового жеребца.

– Было темно, милорд. Я не видел, сколько наших людей сражается с ним.

– А вы видели хоть кого-нибудь?

– Это не важно, милорд.

– Ответьте на мой вопрос, сэр Эйбел. Вы знали, атакует ли еще кто-нибудь ангрида, которого вы убили?

– Нет, милорд.

– В Тортауэре не найдется ни одного рыцаря, который не воспользовался бы возможностью приписать себе подобный подвиг. – Бил взглянул на Идн и Гарваона, ища подтверждения своим словам, и нашел искомое. – Да, клянусь Священным Скаем! И не нарисовал бы на своем щите ангрида с заиндевевшей бородой и с дубинкой в руке!

– В таком случае я рад, что не являюсь рыцарем Тортауэра, милорд. Что же касается моего щита, то он сейчас находится у Поука. Он сплошь выкрашен в зеленый цвет и останется в таком виде до того времени, покуда я не совершу нечто большее, чем совершал до сих пор.

Идн встала и подбоченилась:

– Послушайте меня.

– Я уже не раз слушал, – сказал я, – и с удовольствием выслушаю снова.

– Прекрасно! Вас обоих не было в лагере, когда ангриды напали. Воинам и лучникам пришлось сражаться без вас, но они не бросились в бегство, как слуги; они оказали яростное сопротивление. Сколько времени вам понадобилось, чтобы спуститься отсюда к лагерю? Час, могу поклясться!

– Меньше, миледи.

– Да нет, час. Причем вы скакали вниз по крутому склону, рискуя сломать себе шеи, оба. Но вы вступили в бой и сделали все, что только в силах сделать два человека, сражаясь в темноте с великанами ростом вон с ту скалу.

– Да нет, пониже. – Я глубоко вздохнул. – Миледи, я не хочу с вами спорить.

Бил хихикнул.

– Но вам все равно придется, сэр Эйбел. Только сначала я хочу задать вам один вопрос. Я задал его сэру Гарваону, и он ответил. Вы ответите на мой вопрос прямо и честно, на сей раз без всяких встречных требований?

– Я никогда не предъявлял вам никаких требований, милорд.

– Не ставя мне никаких условий. Ответите?

– Да, милорд. Если смогу.

– Вы сражались верхом или пешим? Мне кажется, верхом, поскольку все-таки ваш конь охромел.

– По большей части пешим, ваша светлость. И главным образом стрелял из лука. Позвольте поинтересоваться, почему вы задали такой вопрос.

Улыбка на лице Била померкла.

– Возможно, настанет день, сэр Эйбел, когда мне придется повести сотню рыцарей в бой с ангридами. Я надеюсь, что ничего подобного не случится, и на самом деле исполнен решимости сделать все возможное, чтобы предотвратить такое. И все же это может случиться. Я постараюсь вести своих людей в бой смело, но хорошо было бы при этом руководить ими умно… если получится.

– Вы, рыцари, не страшитесь смерти, – сказала Идн. – Но мы, в отличие от вас, вынуждены беспокоиться за свои жизни. Я говорю «мы», но имею в виду людей вроде моего отца и моего брата.

– И себя тоже, – сказал Бил, – поскольку ты станешь королевой.

У Гарваона отвисла челюсть. Я торопливо проговорил:

– Я бросился в бой верхом, милорд, но, похоже, ангрид, которого я атаковал, хорошо видел моего жеребца в темноте. Тогда он и зашиб его камнем. Потом я начал пускать в него стрелу за стрелой, целясь в глаза.

Бил задумчиво кивнул.

– Сколько ангридов там было? – спросила Идн. – Кто-нибудь знает?

– Я не знаю, миледи.

– Мои люди говорят, что десятка два или больше, – сказал Гарваон. – Я лично сомневаюсь, что так много. Когда я увидел ангридов в чаше вашего отца, мне показалось, что их немногим больше десяти.

– Вы увидели ангридов в чаше? – живо переспросил Бил.

– Да, ваша светлость. Уверен, и вы тоже.

– Нет, я не видел ничего подобного. Я расспросил Идн: похоже, всем нам явились разные видения. Расскажите мне подробно, что видели вы. Ничего не упуская.

– Свою жену на смертном ложе. – Голос Гарваона звучал совершенно бесстрастно. – Она умерла родами, ваша светлость.

– Я помню, – кивнул Бил.

– Ее кровать и себя, стоящего на коленях рядом. Повитухи извлекли у нее из чрева моего сына и пытались его оживить. Я молился о Волле, когда одна из них подошла ко мне и сказала, что ребенок тоже умер. – Голос у него слегка задрожал, и он умолк, стараясь овладеть собой. – В этот момент сэр Эйбел сказал, что мы видим картины прошлого.

– Да, помню.

– Потом я увидел другую картину: наш лагерь и ангридов, которые выходили из-за горы, чтобы напасть на него. Их было больше десяти, но никак не двадцать. Тринадцать или четырнадцать.

– Наверное, сэр Эйбел тоже увидел ангридов, поскольку он сказал мне, что внизу идет бой.

– Нет, я не видел, – отозвался я. – Сэр Гарваон поднял голову и спросил, слышим ли мы шум, а потом бросился к своему коню. Было нетрудно догадаться, что за шум он услышал.

– А что видели вы, сэр Эйбел?

Глава 61

ВЫ ВСЕ ДОЛЖНЫ СРАЖАТЬСЯ

– Ничего такого, что могло бы заинтересовать вас, милорд. Я увидел себя, принимающего посвящение в рыцари, потом моего слугу и одну знакомую женщину, которых бил ангрид…

– Да? – живо переспросил Бил. – И все?

– Вероятно, об одной вещи мне следует упомянуть, милорд. Еще я увидел огромное здание в отдалении: множество толстых башен с остроконечными крышами. Возможно, это важно, поскольку ангрид, избивавший Поука и Ульфу, похоже, направлялся туда. Вы не знаете, что это за здание такое?

На мгновение мне показалось, будто Бил не желает отвечать, но потом он сказал:

– Надо полагать, Утгард, замок короля Гиллинга. Я никогда не видел его и даже не разговаривал с людьми, бывавшими там. Но о нем ходят слухи. Громадный замок на равнине? Замок без крепостной стены, окруженный рвом.

– Рва я не рассмотрел, милорд. Здание находилось слишком далеко.

– У его величества есть блюдо с изображением замка. Безусловно, вы видели подобные блюда?

– С росписями-то? Конечно.

– Предполагается, что замок Гиллинга нарисовал один художник, разговаривавший с женщиной, которая убежала оттуда. – Лицо Била приняло задумчивое выражение. – Я прибыл в Йотунленд, чтобы заключить мир с ангридами, сэр Эйбел. Несомненно, я уже говорил вам.

– Да, упоминали, милорд.

– А я говорил, что это последняя, отчаянная попытка? Да-да. Мы и прежде пытались вести с ними переговоры. Но все переговоры заканчивались ничем – вероятно, лишь потому, что нам ни разу не удавалось встретиться ни с одним лицом, облеченным властью. Мысль предпринять еще одну попытку пришла в голову королю Арнтору, сэр Эйбел, и я согласился с ним. Моя дочь и сэр Гарваон знают все это, но они извинят меня.

– Охотно, ваша светлость, – сказал Гарваон.

– Ибо я хочу повторить это еще раз теперь, когда я потерпел неудачу. Мы надеялись, что, явившись с миром и богатыми дарами для короля Гиллинга, мы сумеем найти общий язык с жителями пограничной территории и получить отряд сопровождения, который доведет нас до Утгарда. Теперь все дары похищены.

Идн бросила на меня быстрый взгляд и сразу отвела глаза.

– Похищены, судя по словам сэра Гарваона, причем вместе с мулами. Мы потерпели неудачу.

– Вашей вины здесь нет, ваша светлость. Вы сделали все возможное.

– Меня даже не было в лагере в момент нападения. Я ни разу не извлек меч из ножен, о чем буду вынужден доложить его величеству.

– В том, что вас там не было, виноват я. – Я вытянулся в струнку, словно стоял перед мастером Агром. – Вам нет нужды говорить мне то, что я знаю сам. Но я готов все выслушать, раз вам угодно.

– Если, – пробормотал Гарваон.

– Вы вправе обвинять и ругать меня на чем свет стоит. И ваша дочь вправе. И сэр Гарваон. Но что бы вы ни сказали мне, вы не упрекнете меня суровее, чем я сам себя упрекаю.

Бил пожал плечами:

– Идн, сэр Эйбел хотел найти своего слугу, своих лошадей и свое оружие – щит, шлем, пику и тому подобное. Если тебе охота поскандалить, сейчас самое время.

Она помотала головой.

– Ну давай же. Скажи сэру Эйбелу, что из-за него нас постигло несчастье.

– Нет, отец.

– Я так и думал. Я бы предложил сэру Гарваону осыпать бранью товарища по оружию, сражавшегося плечом к плечу с ним, но я знаю его слишком хорошо и понимаю, что едва ли он воспользуется подобным предложением. Сверт! Поди-ка сюда.

Слуга с мышиным личиком торопливо подошел к нам.

– Ты слуга, Сверт. Мой слуга.

– Да, ваша светлость.

– Я хочу посоветоваться с тобой, поскольку у сэра Эйбела тоже есть слуга. Еще один слуга, кроме нищего.

– Да, ваша светлость. Поук, ваша светлость. Сэр Эйбел говорил мне, ваша светлость.

– Поука взяли в плен и обратили в рабство ангриды.

– Да, ваша светлость.

– Сэр Эйбел хотел освободить своего слугу и обратился ко мне за помощью. Я оказал помощь – и в результате всего лишился и провалил важную миссию, доверенную мне его величеством. Сэра Эйбела надобно обругать за это последними словами, и мне кажется, для такой цели не найти человека лучше тебя. Брань из твоих уст будет вдвойне оскорбительной. Не бойся, что сэр Эйбел ударит тебя или проткнет мечом. Мы с сэром Гарваоном защитим тебя, хотя я уверен, что нашего вмешательства не потребуется. Начинай.

– На… начинать? – Слуга беспомощно переводил взгляд с Била на меня и обратно.

– Честить сэра Эйбела на все лады, – терпеливо объяснил Бил. – Ты наверняка знаешь кучу оскорбительных слов и выражений. Употреби все по очереди.

– Отец… – В глазах Идн стояли слезы.

– Применительно к… к сэру Эйбелу, ваша светлость?

– Именно. – Бил оставался непреклонным. – Начинай, Сверт.

– Сэр Эйбел, вы… вы…

– Продолжай.

Слуга судорожно сглотнул.

– Сэр Эйбел, я очень сожалею о случившемся. И… и…

Идн выпрямилась и вскинула голову:

– Продолжай, Сверт. Ты понял, чего хочет мой отец. Сделай это.

– Если вы виноваты, сэр Эйбел, значит, вы плохой человек. Но… но в таком случае я тоже. Как бы вас ни обозвали, меня могут обозвать такими же словами.

– Итак, – сказал Бил, – ваш позор очевиден, сэр Эйбел. Вас оскорбил мой слуга. А теперь оставьте ваше глупое ребячество и послушайте меня.

– Да, ваша светлость.

– Я королевский посол в Йотунленде. Когда бы моя миссия увенчалась успехом, вся слава досталась бы мне, одному мне. Она закончилась неудачей, и ответственность за случившееся лежит на мне одном. Я признаю свою вину и готов предстать перед королем Арнтором, дабы доложить, что я потерял все дары, и принять любое наказание, какое он для меня определит.

Я бросил быстрый взгляд на Идн, но она молчала. Если она и обрадовалась перспективе вернуться обратно в королевство, то ничем не выдала своих чувств. Гарваон выглядел мрачным и несчастным.

– Вы возвращаетесь, ваша светлость? – наконец спросил я.

– Да. Я собирался остаться здесь с Идн, покуда к нам не присоединятся сэр Гарваон и мастер Крол с остатками нашего отряда, но нам нужно похоронить убитых. А их много, судя по словам сэра Гарваона. И несомненно, у нас есть другие дела. Мы вместе с вами вернемся и проведем ночь на месте нашего лагеря. Я рассчитываю к рассвету похоронить наших людей и тронуться в путь завтра утром. Посмотрим.

– Назад на юг?

– Да. Я уже сказал вам.

Мани, сидевший на коленях у Идн, выразительно приподнял бровь.

– Надеюсь, вы не ожидаете, что я поеду с вами, ваша светлость?

Слуга с мышиным личиком улыбнулся. Он мгновенно подавил улыбку, но я успел ее заметить.

– На самом деле я не думал, что вы нас покинете, – сказал Бил. – Но вы не мой вассал. Вы вправе поступать, как считаете нужным, хотя я был бы очень рад, если бы вы поехали с нами. Разумеется, белый жеребец останется у вас. Как и шлем. Что вы намерены делать?

К нам подошел Анс, задыхаясь и обливаясь потом. Взглянув на него, я сказал:

– Я попытаюсь найти лошадь для моего слуги, милорд.

– Теперь у нас нет лишних лошадей, сэр Эйбел. Так доложил мне сэр Гарваон. Нам и самим не хватит лошадей и мулов.

Гарваон кивнул.

– Я знаю это не хуже сэра Гарваона, – сказал я. – Но у ангридов полно лошадей. Я добуду одну для Анса, коли сумею.

– Вы отправитесь за ними следом один?

– Да, милорд.

Анс, и без того согбенный, согнулся в поклоне еще ниже:

– Не совсем один, ваша светлость, сэр. Я буду держаться за стремя сэра Эйбела, сэр.

– Один, если не считать этого… этого горбуна?

Мани перепрыгнул с коленей Идн мне на плечо: потрясающий прыжок.

– Думаю, со мной будет также мой кот, милорд, и боевой конь, которого вы мне подарили. Мой пес все еще разыскивает Поука, но, возможно, он ко мне вернется. Я очень на это надеюсь, и на сей раз ангридам будет труднее с ним справиться. Мои друзья, о которых я говорил вам сегодня ночью, тоже будут со мной – во всяком случае, какое-то время.

Идн поднялась на ноги и крепко обняла меня. Она плакала, и я не запомнил ничего из того, что она говорила. Бил глубоко вздохнул.

– Если бы вас не обнимала моя дочь, сэр Эйбел, я сам вас обнял бы. Несомненно, вы предпочитаете ее объятия. Но вы действительно полагаете, что у нас есть надежда на успех?

– У нас, милорд?

– Я барон, облеченный правом сидеть за одним столом с королем. Пусть в Тортауэре скажут, что я не справился с возложенной на меня миссией, но никто не скажет, что я уступил в мужестве калеке.

– Тогда я действительно так полагаю, милорд. Я выслушал вас. Не соблаговолите ли вы выслушать меня, коли я оставлю свое глупое ребячество?

Бил кивнул.

– Мы говорим об ангридах так, словно они толщиной с крепостную башню или ростом с корабельную мачту. Один мой добрый друг сказал мне как-то, что при виде них я буду всякий раз потрясен.

Я решил солгать, причем солгать внаглую.

– Да, я действительно испытал потрясение. Но меня потрясло, насколько они маленькие. По сравнению со мной и сэром Гарваоном они не больше, чем мы по сравнению с детьми. Мы называем их великанами, инеистыми великанами и сынами легендарной Ангр. Но они просто-напросто огромные безобразные люди.

– Смелые слова.

– Хотя нам нужны смелые поступки. Я вас понимаю. – Я снял Мани с плеча, погладил по голове и опустил на землю. – Я не знаю точно, сколько ангридов напало на лагерь, но, предположим, тринадцать. Возможно, меньше, но я не стану сейчас спорить. Сегодня ночью нас захватили врасплох тринадцать огромных мужчин. И тем не менее мы сражались и убили примерно треть налетчиков.

Бил снова кивнул.

– Нас с сэром Гарваоном не было в лагере, когда начался бой, и мне хочется думать, что все сложилось бы иначе, окажись мы на месте.

– Мне тоже очень хочется так думать, но не будем забывать, что и мы потеряли много людей.

– Знаю. Сейчас я дойду до этого. Во-первых, я хочу спросить, что случилось бы, если бы мы поменялись местами с ангридами? Если бы мы захватили врасплох девятерых огромных мужчин?

Все молчали.

– Я задаю вопрос в первую очередь вам, ваша светлость, но также и всем остальным. Я спрашиваю леди Идн и сэра Гарваона. Сверта и Анса.

Наконец Анс сказал:

– Я побил в драке Орга, сэр. Голыми руками.

– И в одиночку. Я знаю. И знаю также, что с тобой случилось. Ты стал бы драться снова?

– Рядом с вами, сэр.

– О большем я не могу просить. – Я немного помолчал, собираясь с мыслями. – Леди Идн, вы сказали мне, что лучники и воины сэра Гарваона не обратились в бегство, как ваши слуги. Вы ожидали, что ваши слуги будут сражаться?

– В смысле, служанки? Разумеется, нет.

– А что насчет мастера Крола? Погонщиков мулов? Сверта?

– Мастер Крол наверняка сражался, – сказал Бил. – Меня это нисколько не удивило бы.

– Он сражался, – сказал Гарваон.

Я кивнул.

– А что насчет остальных, миледи?

– Не думаю.

– Никто из них? А ты, Сверт? Ты стал бы сражаться, если бы находился в лагере?

– Надеюсь, сэр. Будь у меня какое-нибудь оружие.

Вечером я поговорил со всеми слугами, лучниками и воинами.

– Я хочу сказать вам всего три вещи, – начал я. – Я готов говорить долго и обстоятельно, коли вы пожелаете. Я отвечу на все ваши вопросы. Но все, что я скажу, в конечном счете будет сводиться к трем упомянутым выше вещам, поэтому я бы хотел разобраться с ними, прежде чем мы перейдем к остальному. – Я медленно обвел собравшихся взглядом, рассчитывая молчанием придать весу своим словам. – Я прошу вас сражаться. Всех вас. Всех присутствующих здесь. Лорд Бил отдал вам такой приказ, но он, как и я, не в силах вас заставить. Он может лишь наказать вас, если вы не подчинитесь приказу. Но сражаться или нет, решать вам самим. Это первое, что я хотел сказать… Вы будете сражаться не в одиночестве. Каждый тяжеловооруженный воин и каждый лучник возьмет под опеку двух, трех или четырех из вас – как получится, – научит вас самым необходимым вещам и поведет в бой, когда мы нападем на ангридов, чтобы вернуть обратно похищенное у нас добро. Сам лорд Бил – вместе со мной и сэром Гарваоном – поведет в бой тяжеловооруженных и лучников. Это второе.

К тому времени все начали переглядываться, и я минуту с лишним молчал, пока они снова не устремили взгляды на меня.

– Почти все вы слышали, что сегодня ночью я убил одного ангрида. Сэр Гарваон тоже убил одного, но рядом с ним сражались два лучника и тяжеловооруженный воин. Ссылаясь на данное обстоятельство, он пытается умалить свои заслуги и преувеличить мои. Но что именно сделал он и что именно сделал я, не имеет особого значения. Значение имеет то, что наши воины и наши лучники убили двоих ангридов еще прежде, чем мы с сэром Гарваоном спустились к лагерю из ущелья. Для этого не потребовались рыцари. Несколько отважных мужчин сумели сделать это в отсутствие своего командира. Это третье, что я хотел сказать, и самое важное. – Я снова немного помолчал, а потом продолжил: – У вас наверняка есть вопросы ко мне, лорду Билу или сэру Гарваону. Возможно, кто-то даже пожелает задать вопрос леди Идн. Вставайте и говорите громко и четко. У меня самого были вопросы к лорду Билу, а у него – ко мне. Мы никого не собираемся наказывать за вопросы.

На ноги поднялся слуга средних лет.

– А есть такие, кто не станет сражаться?

– Не знаю, – сказал я. – Увидим.

Слуга быстро сел.

– Лорд Бил будет сражаться. Леди Идн будет сражаться. Сэр Гарваон будет сражаться. Лучники и воины сэра Гарваона будут сражаться. И я буду.

– И я! – крикнул мастер Крол.

– И мастер Крол будет сражаться, конечно же. Я считал это настолько само собой разумеющимся, что даже забыл упомянуть о нем. Но никто из нас не знает, готовы ли драться вы. Среди всего прочего нам сейчас предстоит выяснить и это.

Одна из служанок леди Идн неуверенно встала с места.

– Мы тоже должны сражаться?

– Разве леди Идн не сказала вам?

Служанка робко кивнула.

– Значит, ответ вам известен. Позвольте мне объяснить. Обычно женщины не участвуют в сражениях, поскольку они значительно слабее мужчин. Но возможно ли мне или сэру Гарваону тягаться силой с ангридами? Вы можете сражаться наравне с нами, коли пожелаете. Леди Идн обучит вас и поведет в бой. У нее на счету немало оленей, подстреленных из лука, но теперь она собирается охотиться на зверя покрупнее, и ваш долг – помогать своей госпоже.

Повар, сидевший рядом со служанкой, спросил:

– А мы сами будем выбирать себе воина?

– Встаньте. – Я знаком велел мужчине подняться. – Остальные вас не слышат.

Повар встал, несколько смутившись.

– Вы сказали, что каждый воин возьмет на обучение двоих-троих из нас. Мы сами будем выбирать себе воина?

– Или лучника. Нет. Они будут выбирать вас.

Немолодой слуга, уже задававший вопрос, снова поднялся на ноги.

– Я просто хочу сказать, что готов драться, коли вы дадите мне оружие.

– Когда лорд Бил узнал, что я убил ангрида, он спросил, каким образом. Я сказал, что стрелами, и он поинтересовался, как мне удалось поразить цель, если бой происходил в темноте. Я объяснил, что по причине своего большого роста великаны все время вырисовывались на фоне ночного неба; они такие огромные, что в них трудно не попасть.

Я поднял свой лук высоко над головой.

– Я сам смастерил лук. Я изготовил не все стрелы, но лучшие сделал своими руками. Здесь полно деревьев – деревьев, достаточно крепких и гибких, чтобы склоняться под мощными порывами горного ветра и снова выпрямляться, когда наступает затишье. Ангриды забрали у нас много ценных вещей, но много и оставили – например, железные решетки, колышки и бронзовые детали от шатров. Кузнец, подковывающий наших лошадей и мулов, может выковать из них наконечники для стрел, а твердых камней для заточки наконечников здесь гораздо больше, чем необходимо.

Я умолк, давая всем возможность поразмыслить над моими словами. Солнце стояло низко над горизонтом, и сложенные из камней надгробные пирамиды на вершине холма отбрасывали длинные тени, которые тянулись к нам, словно черные пальцы.

– Возможно, кому-то из вас помогут огненные эльфы, – сказал я. – Я надеюсь. Коли такое случится, слушайте внимательно каждое их слово. Они знают толк в работе с металлом.

Глава 62

ПО СЛЕДАМ НАЛЕТЧИКОВ

Когда я остановился на привал, горы уже сменились холмами – высокими желтовато-коричневыми холмами, чьи каменистые склоны песочного цвета покрывала сухая трава. Надеясь найти воду и деревья, я ехал верхом и шел пешком, ведя в поводу хромого жеребца, покуда солнце не село. Наконец я нашел яму с водой, больше похожей на грязную жижу, но измученное жаждой животное напилось вдоволь.

Я привязал коня к седлу, расстелил на земле попону, а на нее положил одеяло. Было бы здорово развести костер, но от любой искры могла полыхнуть сухая трава – и тогда бы сгорело полмира. Во всяком случае, мне так представилось: голые выжженные холмы, насколько хватает глаз, подобные волнам бескрайнего моря.

Вдобавок у меня не было топлива.

Потом я лежал (казалось, долгие часы), зябко кутаясь в плащ и одеяло, глядя на звезды и слыша лишь редкое постукивание копыт жеребца, щиплющего траву, да тихие протяжные стоны ветра.

Стояло позднее лето. Позднее лето и теплая погода в величественном сером замке герцога Мардера. Теплая погода на заливе Форсетти. Там еще много месяцев не станет лед.

Жаркое лето в лесу, где я жил с Бертольдом Храбрым. У молодых оленей начали расти ветвистые рога в преддверии брачного сезона; но орудия любовной схватки еще не выросли, по-прежнему спрятанные в бархатистых ножнах. Сознание, что над рекой Гриффин все еще стоит лето, не согревало меня, а моя кольчуга тем более. Я находился к северу от Мышиных гор, далеко к северу от знакомых плоскогорий и, вероятно, на высоте, много превосходящей высоту улыбчивых южных земель над уровнем моря.

Волны с грохотом разбивались об отвесную скалу, и я прыгал и резвился в них вместе с морскими эльфами, с девушками нежно-голубого цвета, подобного цвету глаз прекраснейших из обитательниц Митгартра, с очаровательными юными женщинами, которые сверкали и смеялись, выпрыгивая из пенистых волн в грозу, освещавшую и сотрясавшую небеса.

Гроза освещала Митгартр вспышками молний и сотрясала громовыми раскатами. Почему я не подумал об этом? Я перекатился на другой бок, поплотнее заворачиваясь в плащ и одеяло.

Гарсег и Гарваон выжидательно замерли на скале. Гарваон держал в руке меч, а Гарсег имел обличье дракона синевато-стального цвета. Келпи молитвенно воздели тонкие изящные руки, запрокинули прелестные лица и хором воззвали к Сетру. Они радостно завопили, когда мощная струя алого пламени смела Гарваона со скалы.

Он полетел вниз, тяжело ударяясь о камни. Шлем сорвался у него с головы, меч выпал из руки, и они с резким металлическим стуком прыгали вместе с ним по камням, покуда изуродованное окровавленное тело в искореженных доспехах не упало в море.

Я проснулся, дрожа всем телом. Моим морем была холмистая равнина, сплошь поросшая сухой травой и слабо освещенная луной, скрытой за набежавшим облаком. Скала, с которой упал Гарваон, теперь оказалась Северными горами, минутой раньше непостижимым образом превращенными стуком копыт моего жеребца в другие горы, находившиеся южнее, а голоса келпи растворились в шуме ветра.

Трясясь в диком ознобе, я попытался заснуть.

Войска зимы и древней ночи шли по небу; чудовищных размеров существа, освещаемые изнутри вспышками молний.

Летучий замок, казавшийся игрушечным против них, преграждал им путь – только он один. С крепостных стен замка доносился тысячеголосый крик: «Эйбел, Эйбел, Эйбел!»

Но я спал на плоскогорье, когда величайшие из ангридов воинственно размахивали копьями и испускали полные ненависти кличи.

Я проснулся, с мокрым от дождя лицом. Громовый раскат сотряс небо, и белый огонь полыхнул в ночи. Ливень обрушился на меня, подобно могучей морской волне, накатившей на берег, за которой следовала еще одна и еще одна.

От ливня было не спрятаться; нигде поблизости я не видел никакого укрытия. Я затянул потуже ремешок шлема под подбородком и натянул на голову капюшон плаща, радуясь тому, что он связан из такой толстой шерсти.

Я ничего не видел. Ночь ли сейчас, день ли, я понятия не имел. Цепь, захлестнутая вокруг моей шеи, другим концом крепилась к скобе, прочно закрепленной в стене. Один раз я попытался выдернуть ее из трещины, но больше не предпринимал подобных попыток.

Один раз я задрожал всем телом. Но больше не делал такого.

Один раз я исполнился надежды, что кто-нибудь из моих друзей принесет мне одеяло или ворох тряпья. Что всевидящая и всепонимающая женщина, приходящаяся мне женой, принесет мне сухарей или миску бульона. Ничего подобного не произошло и вообще не могло произойти.

Один раз я сильно задрожал на ветру, но быстро справился с дрожью и больше уже не дрожал. Теперь я хотел спать, и, хотя снежинки щекотали мне лицо и мои ноги заносило снегом, я не испытывал никаких неприятных ощущений. Я больше не чувствовал боли.

Что-то шершавое, теплое и мокрое проехалось по моей щеке. Я пробудился от сна и увидел прямо перед собой знакомую лохматую морду, такую же широкую и коричневую, как мое боевое седло. Я поморгал, и Гильф лизнул меня в нос.

– Пора вставать. Взгляните на солнце.

Оно стояло уже высоко в облачном небе.

– Нашел его. – Гильф энергично завилял хвостом. – Могу показать. Хотите пойти?

– Да. – Я отбросил одеяло в сторону. Я насквозь промок, но не особо замерз. – Но я не могу, сейчас не могу. Мне нужно задержать ангридов. И почистить кольчугу, и поговорить с тобой.

– Хорошо. – Гильф лег. – Все равно лапы стер.

– Но сначала мне нужно найти своего коня. Похоже, он заблудился ночью. – Я поднялся на ноги и осмотрелся по сторонам, прикрывая ладонью глаза от солнца.

– В наветренной стороне. Чую запах.

Через полмили след от седла, которое жеребец волочил за собой, стал настолько отчетливым, что даже я мог идти по нему. Угрожающе рыча и гавкая, Гильф преграждал дорогу жеребцу, покуда я не поймал веревку привязи.

Вернувшись к яме с водой, я снял шлем и кольчугу и достал из переметной сумы ветошь и флягу с маслом.

– У меня не было с собой этих вещей, когда мы с тобой плутали по лесу, – сказал я Гильфу, – но с тех пор я многому научился. Быть рыцарем – все равно что быть матросом. За славу и свободу ты платишь постоянным трудом: смазываешь маслом, чистишь, латаешь и полируешь. Иначе лишаешься и первого, и второго.

– Славные были дни. – Гильф повалялся на мокрой траве, поднялся на ноги и встряхнулся.

– Тебе нравилось на корабле?

– В лесу. Нравилось. Только вы и я. Хорошие запахи. Охота. Костры ночью.

– Да, это было здорово, – улыбнулся я.

– Плохое место. – Гильф чихнул.

– Лес? Я думал, тебе там нравилось.

Моя кольчуга, которую я хорошо смазал маслом перед тем, как покинуть отряд Била, еще не начала ржаветь. Я резко встряхнул ее, просыпав на землю дождик мелких брызг, а потом принялся протирать чистой сухой тряпицей, просовывая уголки между плотно пригнанными друг к другу металлическими кольцами, где могли остаться капельки влаги.

– Здесь, – пояснил Гильф.

Я ненадолго задумался.

– И да, и нет. Я понимаю, что ты хочешь сказать. В такой голой местности не водится дичь, да и воды здесь нет, хотя сегодня ночью ты не сказал бы такого. Кроме того, здесь обитают ангриды. Это их страна, Йотунленд, а они грозные враги. Но лорд Бил говорил о своем желании повести против них сотни рыцарей, а для подобного сражения лучше местности не найдешь. Дайте лорду Билу или герцогу Мардеру пятьсот рыцарей и две тысячи лучников – и произойдет битва, о которой люди будут слагать легенды до скончания времен.

Гильф коротко проворчал.

– Отважные рыцари, хорошо вооруженные, с длинными прочными пиками. Лучники с длинными луками и с сотней стрел на каждого. Здесь раздолье для боевых коней и раздолье для лучников. – При одной мысли о подобном сражении мне страшно захотелось принять в нем участие. – Спустя год со дня битвы ангридов останется так же мало, как сейчас осталось огров. А через сто лет половина жителей Форсетти будет считать рассказы о великанах чистой воды вымыслом.

Гильф вернул меня к действительности:

– Вы гонитесь за ними. Вы так сказали.

– Да. Они напали на людей лорда Била, когда нас с Гарваоном не было в лагере и лорда Била с дочерью тоже. Мы убили четверых, но остальные сбежали с ценными подарками, которые мы везли королю Гиллингу.

– Он их получит в любом случае, – заметил Гильф.

– Возможно, по крайней мере, часть. Но если бы лорд Бил преподнес дары от имени короля Арнтора, было бы совсем другое дело. Поэтому мы разыскиваем налетчиков. Я поехал вперед, а остальные следуют за мной по возможности быстро, хотя очень быстро все равно не получается, поскольку многие теперь идут пешком.

– Могу найти налетчиков. Хотите?

– У тебя же лапы стерты.

Гильф лизнул переднюю лапу, словно проверяя.

– Терпимо.

– Я хочу, чтобы ты остался со мной, – решил я. – Ты долго отсутствовал, пока искал Поука, и я соскучился. Кроме того, ты можешь вкусно поесть.

– Конечно! – Гильф завилял хвостом.

– У меня есть вяленое мясо. – Я вытащил мясо из переметной сумы и дал Гильфу кусок. – Оно соленое. Ты сможешь напиться из ямы? Сейчас, после дождя, вода там вполне сносная.

Энергично работая челюстями, Гильф кивнул.

– Наверное, тебе интересно знать, где Мани.

Гильф помотал головой.

– Он с леди Идн.

Гильф прожевал и проглотил.

– Плохой кот! Плохой!

– Да нет. Мы с ним все обсудили. Он не принес бы особой пользы мне, пока я разыскиваю великанов, но, оставшись с отрядом лорда Била, он может смотреть в оба и в случае чего предупреждать об опасности. Возможно, такой необходимости не возникнет, и я очень на это надеюсь. Но всегда лучше подстраховаться.

На солнце набежало облако, и Гильф пробормотал:

– Эльфы.

– Ты имеешь в виду Ури и Баки?

Принявшись за второй кусок вяленого мяса, Гильф снова кивнул.

– Они разыскивают ангридов, ограбивших нас?

– Нет.

– Ты хочешь сказать, что они нашли и освободили тебя. Я велел им сделать это в первую очередь. Теперь они ищут ангридов.

– Чую запах, – пробормотал Гильф.

Позади меня послышалось хихиканье, и я обернулся.

– А вот и мы, – объявила Ури.

– Будь мы ангридами, мы могли бы наступить на вас, – сказала Баки.

– Вы, эльфы, можете незаметно подкрасться к кому угодно.

– Только к вам, тугоухим и подслеповатым, – замотала головой Баки.

– Все остальные всегда знают, что мы рядом, – добавила Ури.

Я спросил, знают ли ангриды.

– Нет, господин.

Солнце, скрывшееся за облаком, на несколько секунд снова показало свой лик, и Баки (как и Ури) стала прозрачной, когда сказала:

– Они тоже тугоухие и подслеповатые.

– В таком случае вы наверняка нашли их.

– Да, господин. Но…

– Что?

– Они двигаются быстро. Они очень быстро ходят, и мулам приходится почти все время бежать рысью.

– Дальше к северу холмы кончаются и за ними начинается Йотунлендская равнина, – сказала Баки.

– Понятно, – кивнул я.

– Там-то и находится замок короля. Очень большой замок, который называется Утгард. Город тоже носит название Утгард.

Я снова кивнул.

– Мы были в нем, – мрачно сказала Ури. – Он громадный, просто громадный. Как по-вашему, Башня Глас большая?

– Да. Огромная.

– Вам следует увидеть замок Гиллинга. Вы взялись за нешуточное дело, господин.

– Это ужасное место, и мы хотим остановить вас.

– Поскольку вы боитесь, что меня убьют?

Обе разом кивнули.

– Что ж, убьют так убьют.

Гильф утробно зарычал.

– Это глупо, господин. Вы…

Я поднял руку и, обнаружив в ней тряпицу, вновь принялся протирать кольчугу.

– Глупо прожить всю жизнь, постоянно страшась смерти.

– Вы просто повторяете слова какого-то рыцаря.

– Ты имеешь в виду сэра Равда. Нет, он не говорил мне такого. Говорил лишь, что рыцарь должен делать то, что велит чувство чести, и вступать в бой, не считая своих противников. Но ты права: это мне действительно сказал один рыцарь. А именно я сам. Люди, которые боятся смерти – лорд Бил боится, мне кажется, – живут не дольше тех, кто не боится, но живут в постоянном страхе. Я предпочитаю оставаться бедным рыцарем, не имеющим никакой собственности, чем жить, как лорд Бил, обладая властью и богатством, которых всегда кажется мало. – Я поднялся на ноги и натянул кольчугу. – Вы боитесь, что ангриды достигнут Утгарда прежде, чем я нагоню их. Вы это хотели сказать мне?

Ури помотала головой:

– Нет, господин. Они недалеко отсюда. Вы сможете нагнать их сегодня же, коли пожелаете.

– Но вы будете один, – добавила Баки, – и вы непременно погибнете. Остальные – этот ваш лорд Бил и прочие древние боги, идущие с ним, – не догонят великанов, как бы ни старались.

– Не догонят, – подтвердила Ури. – Покуда Утгард находится совсем рядом, а не в тысячу раз дальше.

– Значит, нам придется задержать их. – Я скатал одеяло и поднял с земли попону. – Я обещал лорду Билу сделать это, и мне хотелось бы, чтобы это был единственный повод для беспокойства.

– Поук, – пояснил Гильф девушкам.

– Совершенно верно. Нам нужно освободить Поука и Ульфу. Они останутся в рабстве до конца жизни, коли ангриды убьют меня. Ты нашел их, Гильф?

Пес кивнул.

Оседлав жеребца, я надел шлем и пристегнул к поясу Мечедробитель.

– Хорошо, где они?

– В Утгарде.

Глава 63

ЙОТУНЛЕНДСКАЯ РАВНИНА

Уже наступила ночь, когда мы достигли стоянки ангридов; но она располагалась на лесистом берегу ручья, и разведенный великанами костер (сложенный из целых деревьев, порой таких толстых, что обычному мужчине вроде меня пришлось бы орудовать топором больше часа, чтобы повалить одно из них) освещал все вокруг. На вертелах над огнем жарились два мула.

Предварительно сняв шлем и кольчугу, я прокрался довольно близко к костру, чтобы увидеть ангридов своими глазами. Когда я вернулся в лес, где меня ждали Ури, Баки и Гильф, то уже составил план действий.

– Их всего семеро. – Я сел на бревно, которое только что заметил. – Мы спорили насчет количества, но все думали, что оно больше.

– В таком случае вам не понадобится наша помощь, – заявила Ури. – Всего-навсего семеро великанов! Да вы с вашим псом расправитесь с ними еще до завтрака.

– Вы не будете сражаться с ними?

Ури помотала головой.

– Ты и Баки сражались с горцами.

– Против ангридов мы практически бессильны. – Баки избегала смотреть мне в глаза.

– Потому что в прошлом они были вашими богами?

Баки вздохнула – призрачный шелест в темноте под деревьями.

– Нашими богами были вы, господин. Они никогда не были.

– Мы можем появиться у них в костре, – предложила Ури, – если вы считаете, что в этом есть толк.

– Но великаны не боятся нас, – добавила Баки. – Они прикажут нам убраться, и мы должны будем подчиниться.

– Если не сделают чего похуже, господин.

Гильф зарычал.

– Значит, вы не хотите помочь нам? Коли так, вы вполне можете отправляться обратно в Эльфрис.

– Мы отправимся, коли такова ваша воля, господин, – сказала Ури, – но предпочли бы остаться.

Я разозлился.

– Зачем вы нужны мне здесь, скажите на милость?

– Будьте благоразумны, господин. – Ури придвинулась поближе, прижавшись ко мне бедром, мягким и теплым, как у обычной женщины. – Вы и сами не стали бы сражаться с ними, когда бы не хотели вызволить своего слугу…

– И подругу, – вставил Гильф.

– …из Утгарда. Предположим, мы вступим в бой, все четверо. Мы с Баки, от которых не будет никакого толку, и вы с вашим псом. И чем все закончится? Нас убьют – вернее, вас и вашего пса, – а нам с Баки придется бежать в Эльфрис или умереть.

Она выжидательно замолчала, но я не проронил ни слова.

– Каков будет результат? Один мертвый великан? Два? Ни одного, поверьте моему слову. Рыцарь и пес на корм воронью. Давайте просто задержим ангридов. Разве не это мы собирались сделать с самого начала?

Двумя минутами позже, пробираясь сквозь высокую траву к группе пасущихся на привязи мулов, я поймал себя на мысли, что сейчас подвергаюсь большей опасности, чем подвергался бы в сражении. При каждом моем движении трава шелестела, и если ангриды меня не слышали, то мулы, привязанные к кривой березе, слышали точно. Я довольно хорошо видел животных в свете костра: приподнятые уши и настороженно вскинутые головы. Они нервно перебирали ногами, и журчание ручья не заглушало глухого стука копыт. Казалось, ангриды не могут не слышать его, а когда я подкрался совсем близко к мулам, вдруг сообразил, что те вообще-то лягаются и кусаются не хуже лошадей, если не лучше. Они чуяли опасность, ожидали нападения – и были отнюдь не беззащитны.

– Инеистые великаны жарят двух из вас сию минуту, – прошептал я.

Мани однажды сказал мне, что некоторые животные понимают человеческую речь; тогда я не поверил ему и не верил сейчас, но все же оставалась слабая надежда, что он говорил правду.

– Вы считаетесь разумными животными. Разве вы не хотите убраться отсюда?

Я продолжал ползти, пока шептал, и теперь наткнулся в темноте на веревку. Вытащив из ножен кинжал, я перерезал привязь и услышал, как получивший свободу мул удовлетворенно фыркнул.

Я подобрался к дереву и решился подняться на ноги, прячась за стволом. Мой кинжал был острым, но веревки – толстыми и крепкими. Я все еще перепиливал следующую привязь, когда мимо меня неторопливо прошел мул. Совершенно отстраненно я задался вопросом, кому он обязан своим спасением – мне, Ури или Баки.

Веревка, которую я перепиливал, лопнула, и я нашарил в темноте следующую.

Со стороны костра донеслись громоподобные сердитые голоса. Один из ангридов встал, другой закричал, а третий зарычал. Я лихорадочно бил кинжалом по толстой веревке.

На расстоянии половины полета стрелы залитую лунным светом лужайку пересек мул, скакавший неуклюжим галопом, но быстро, погоняемый эльфийской девой, которая лежала у него спине подобием красной тени.

Очередная перевязь лопнула под ударом клинка. Едва не выронив кинжал, я пошарил по стволу, но теперь на нем болтались лишь обрывки веревок. К тому времени трое ангридов отошли от костра и направлялись ко мне: двое шагали плечом к плечу, третий держался чуть позади.

– Гильф! – крикнул я. – Гильф!

В ответ послышался яростный лай пса, идущего по следу: спустя несколько долгих секунд он превратился в возбужденное повизгивание пса, увидевшего добычу. Где-то вдали закричал мул – пронзительный крик, исполненный животного ужаса, – и дюжина животных бросилась врассыпную. Первый великан кинулся за одним из мулов (который рядом с ним казался размером с простую козу), но тот проскочил у него между рук. На мгновение ангрид схватил мула за хвост, но тот лягнул огромную руку и скрылся в темноте.

Черный зверь, убивший множество горцев, прыгнул на второго ангрида, норовя вцепиться в горло. Руки, превосходящие толщиной туловище самого рослого мужчины, сомкнулись вокруг него.

– Дизири! – выкрикнул я и бросился в бой. Третий ангрид тяжело шагал по направлению ко мне, когда прямо перед ним пронесся мул с красной тенью на спине, и он споткнулся и упал.

Второй ангрид подкатился ко мне, борясь со зверем, не похожим ни на пса, ни на волка, с огромным зверем, гораздо больше льва. Словно камень, швыряемый мощными волнами, тяжелый клинок Мечедробителя обрушился на голову великана, раз и еще раз. Не успев ни о чем подумать, я вскочил верхом на разъяренного зверя, за жизнь которого дрался, и понесся по холмам быстрее ветра.

Казалось, меня подхватил могучий ураган.

Еще до восхода солнца Гильф уменьшился до своих обычных размеров, и вскоре мы с ним нашли белого жеребца, которого я оставил на привязи накануне вечером. Я не стал садиться верхом, а отвязал и расседлал коня.

– Вы устали, – заметил Гильф. – Вы хотите поспать. Я посторожу.

– Я действительно устал, – признался я. – Но я не хочу спать и не собираюсь. Я хочу поговорить с тобой.

– Я уйду.

– Я не хочу, чтобы ты уходил. Ты мой, хотя бодаханы имеют на тебя законные права, и я очень, очень к тебе привязан и хочу, чтобы ты остался со мной. Но мне нужно знать некоторые вещи.

– Я вас пугаю.

– Ты нагонишь страха на любого. – Не увидев поблизости ни бревна, ни подходящего камня, я уселся на землю в зарослях папоротника на берегу ручья.

– Я уйду.

– Я же сказал, что не хочу, чтобы ты уходил. Я даже не хочу, чтобы ты поймал для нас кролика. Мы находимся слишком близко от инеистых великанов. Я хочу знать, кто ты такой.

– Пес. – Гильф тоже сел.

– Ни один обычный пес не способен на штуки, какие вытворяешь ты. И ни один обычный пес не умеет разговаривать, коли на то пошло.

– Хороший пес.

Я попытался мысленно сформулировать вопрос, ответ на который хоть отчасти удовлетворил бы меня, но не придумал ничего лучшего, чем спросить:

– Почему ты увеличиваешься в размерах, когда сражаешься ночью?

– Потому что умею.

– Когда у нас появился Мани, мне хотелось думать, что ты такой же, как он.

Гильф недовольно зарычал.

– Ладно, мне следовало сказать «он такой же, как ты, только кот». Мне много раз так казалось, но я уверен, что это не так.

Гильф лег, не проронив ни слова.

– Мани сведущ в магии, поскольку долго наблюдал за ведьмой, своей бывшей хозяйкой. Ты ничего не смыслишь в магии, а значит, твои жуткие превращения объясняются другой причиной. Я не знаю, какой именно, но знаю, что мне нужно подумать и найти ответ на свой вопрос. Если только ты сам не скажешь мне.

– Я не знаю.

– Тогда, возможно, Ури знает. Или Баки.

Я позвал девушек, но ни одна не появилась.

– Плохо дело, – сказал я. – Мы должны отправиться в Утгард за Поуком и Ульфой и вернуться прежде, чем сюда прибудет отряд лорда Била. Нам понадобится помощь Ури и Баки, но, возможно, придется обходиться без них.

Гильф поднял голову:

– Думаете, они знают? Могут знать?

– Могут, – ответил я, – и даже могут сказать нам. Эльфы умеют менять обличья. – Я ненадолго задумался. – Только не на солнце. Но в Эльфрисе Сетр превратился в человека по имени Гарсег, а Ури и Баки были превращены в химер. Или сами превратились. Я точно не знаю.

Заметив непонимающий взгляд Гильфа, я добавил:

– Такие летающие чудовища. Только что-то здесь неладно. Не знаю, что именно, но кожей чую.

– Поспите, – предложил Гильф.

– Ты прав. – Я пожал плечами. – Мне надо поспать, и во сне я могу поразмыслить над всем этим. Но только до наступления темноты, хорошо? Разбуди меня, когда начнет смеркаться, коли сам не заснешь.

Растянувшись на прохладных листьях папоротника, я подумал, что здорово рискую. Мы находились всего в нескольких милях от стоянки ангридов; они запросто могут наткнуться на нас, коли прочесывают лес в поисках мулов. Скорее всего, они увидят белого жеребца, поймают его и используют в качестве вьючной лошади. Но если бы я измотал до полусмерти себя, жеребца и даже Гильфа, было бы еще хуже; а в окрестностях Утгарда, насколько я понимал, обитает гораздо больше великанов, чем в этой засушливой холмистой местности.

Медленно погружаясь в сон, я попытался представить одного из ангридов, пашущего землю на быках, как наш фермер пахал бы на игрушечном тракторе. Но не сумел, несмотря на все старания.

Море волновалось вокруг меня, несомого подводным течением. Мимо проплыла стайка рыбешек, похожих на сверкающие рубины, и столкнулась с другой стайкой, сверкающей серебром. На несколько секунд они смешались, потом разошлись в разные стороны. Серебристые рыбки зависли вокруг меня и в следующее мгновение стремительно унеслись прочь.

Я увидел далеко внизу девичье лицо Кулили, похожее на остров с высоты птичьего полета. Огромные губы шевельнулись, но голос прозвучал лишь в моем уме: Я создала их. Как женщина лепит печенье из теста, я вылепила всех их, взяв немного от деревьев, немного от животных, рубивших деревья, и немного от себя самой.

Потом я увидел руки Кулили – руки, словно сотканные из миллионов белых червей, – и Дизири, постепенно обретавшую под ними форму.

Этот сон затерялся среди многих других задолго до того, как мои веки затрепетали. Но затерялся не полностью.

Я проснулся на заходе солнца и уже через час ехал на север в сопровождении Гильфа, трусившего рядом с жеребцом. Когда взошла луна, я сказал:

– Мне кажется, я понял. Не всё, но многие вещи, не дававшие мне покоя.

Гильф бросил на меня быстрый взгляд:

– Насчет меня?

– Не только. Я думал, что ты меняешь обличье только ночью.

– Обычно.

– Да, обычно. Но не всегда. Например, мы с тобой и старым Таугом сражались с разбойниками не ночью.

Некоторое время мы молчали; жеребец осторожно пробирался вперед в темноте, луна медленно ползла вверх по холодному небу.

– Ты помнишь свою мать, Гильф? Хоть немного помнишь?

– Запах.

– Но ты разлучился с ней. Ты помнишь, каким образом?

– Не хотел. – Низкий голос Гильфа звучал задумчиво. – Но так вышло.

Я подумал о маленьких бездомных детях.

– Ты отстал и заблудился?

– Не мог догнать. Меня нашли коричневые люди.

– Бодаханы.

Он утвердительно рыкнул.

– Они низко кланялись, когда отдавали мне тебя. Помнишь? Они старались скрыть свои лица.

– Да.

– По-моему, кто-то в Эльфрисе занимался со мной, Гильф. Мне кажется, меня там учили. Но я не знаю зачем и не помню чему.

– Хм!

– Я даже не знаю, научился ли я хоть чему-нибудь. Но, думаю, бодаханы занимались и с тобой. Дрессировали тебя, натаскивали, каким словом ни назови. Научили тебя говорить, возможно. И вероятно, растолковали все насчет перемены обличий: как это делается и почему этого не следует делать на солнце – во всяком случае здесь, в Митгартре.

– Свиньи.

Я натянул поводья, придерживая жеребца.

– Что ты сказал?

– Свиньи. Чуете запах?

– Думаешь, они близко?

Я напряженно всмотрелся в темноту и скорее почувствовал, нежели увидел, что Гильф поднял голову и принюхивается.

– Нет.

– Мы вполне можем продолжать путь, – решил я после минутного раздумья. – Если нам не проехать здесь ночью, то днем не проехать тем более.

Когда мы взобрались на вершину следующего холма, Гильф заметил:

– Они мне нравятся.

– Свиньи? – Я с трудом отвлекся – от своих мыслей.

– Эльфы.

– Значит, они обходились с тобой хорошо. Я рад.

– Вы тоже.

– Со мной тебе приходилось несладко.

– Только один раз.

– На корабле?

– В пещере.

Потом я ехал в молчании. В деревьях за рекой пел соловей, и я невольно задался вопросом, почему птица, которая встретила бы теплый прием в любой стране, предпочла поселиться в Йотунленде. Потом я вспомнил, как жил один в нашей хижине, чтобы не путаться у тебя под ногами. Я не имел ничего против, мне даже нравилось жить одному – и тут я вдруг осознал, что мне точно так же нравится путешествовать в одиночестве по Йотунленду. Я нормально ладил с людьми, и многие из них заслуживали всяческого уважения, но ты никогда не увидишь замок Вальфатера, покуда они рядом с тобой.

Кроме того, было здорово снова оказаться с Гильфом наедине. Он был прав насчет леса, а я тогда почти не думал о том, как нам хорошо там. Тогда я часто думал о том, как он увеличивается в размерах и что на нем можно ездить верхом, будто на коне. Гильф был очень крупным псом, даже в обычном своем обличье, поскольку стать еще меньше никак не мог. В противном случае он стал бы размером с крохотного пекинеса миссис Коэн. Мне казалось, что на свете нет спутника лучше пса – большого пса вроде Гильфа.

Я попытался представить, кого еще, кроме Гильфа, мне хотелось бы видеть рядом. Дизири, если бы она любила меня. Ну а если бы не любила? Дизири замечательная, конечно, но суровая и опасная. Она не вернется ко мне, покуда я не найду Этерне, а может, даже тогда не вернется. Я подумал, что, если бы она отвечала мне взаимностью, она бы ни на минуту меня не покинула.

С Гарваоном я чувствовал бы себя неплохо, но не лучше, поскольку на самом деле он был Сетром. С Идн пришлось бы ужасно мучиться. Поук меня вполне устроил бы. Он бы постоянно порывался поговорить, а мне бы приходилось постоянно затыкать его, но я уже научился этому.

Наконец я остановил свой выбор на Бертольде Храбром: вот идеальный товарищ. Едва подумав о нем, я страшно по нему затосковал. Пока мы жили вместе, он все время был малость не в себе, из-за тяжелого ранения в голову. Он забывал вещи, которые следовало помнить, и ходил неверной походкой, точно пьяный. Но когда ты постоянно находился рядом с ним, ты видел человека, которым он был в прошлом, сильного и смелого мужчину, способного повалить на землю быка, – и в нем очень много осталось от того человека. В деревне, где он рос, не было школы, но мать научила его читать и писать. Он много знал о земледелии, скотоводстве и плотницком ремесле, а также об эльфах. Я никогда не спрашивал у него, как с ними нужно разговаривать, а теперь уже было слишком поздно. Но мне казалось, он знал. Да, лучше Бертольда Храброго друга не найти.

Равд тоже был бы мне замечательным товарищем. Почему все лучшие люди, которых я знал, умерли? Я вспомнил о сломанном мече Равда – как я поднял его с земли, потом положил обратно и расплакался; и я подумал, что, наверное, Гильф говорил о той самой пещере, где мы нашли сломанный меч. Наконец я сказал:

– Мы с тобой были только в одной пещере: где разбойники прятали награбленное добро. Да и то находились там недолго. Или ты имел в виду форпик? Нам обоим пришлось там несладко.

– Я один, – объяснил Гильф. – Вас там не было.

– В пещере Гарсега? Я кое-что слышал о ней. Ты сидел там на цепи?

– Да.

Значит, Гарсег держал Гильфа на цепи, как и ангриды. Я задался вопросом, почему Гильф вообще допустил такое. Наконец я понял, что он просто не хотел принимать свое настоящее обличье. Он превращался в жуткого зверя, когда перед ним вставала необходимость сражаться, но в остальных случаях предпочитал скорее позволить посадить себя на цепь, нежели менять обличье.

– Разговор о пещере Гарсега возвращает нас к теме превращений, – сказал я. – Ты не меняешь обличье, а просто увеличиваешься в размерах. Гарсег однажды сказал мне, что эльфы, хотя и меняют обличье, всегда остаются прежнего размера.

– Плохо.

– О, я не вижу здесь ничего плохого. Ури и Баки могут принимать обличья летающих существ, и мне самому хотелось бы обладать такой способностью. Но с тобой совсем другое дело. Мы говорим о разных явлениях, которые только кажутся одинаковыми.

Я задумался в поисках уместной аналогии.

– Когда я впервые покинул корабль с Гарсегом, меня со всех сторон окружали келпи, морские эльфы. Я боялся утонуть, а они сказали мне не бояться – мол, я не утону, покуда они со мной.

Гильф поднял голову, настороженно принюхиваясь.

– Потом я остался с Гарсегом наедине, но все равно не утонул. Потом я нырнул в озеро на острове Глас. На глубине оно сливалось с морем, эльфрисским морем, и я находился под водой один, покуда не нашел там Кулили, но все равно не утонул.

– Видите живую изгородь впереди? – спросил Гильф.

– Я вижу длинную темную полосу, – сказал я. – Я как раз подумал, не стена ли это.

– В ней кто-то прячется.

Я немного вытащил Мечедробитель из ножен.

– Наверное, пока нам лучше сделать вид, будто мы ничего не заметили. Когда мы приблизимся, ты посмотришь, кто там.

– Хорошо.

– Я хотел сказать, что, вероятно, келпи могут защитить людей, находящихся с ними, но меня защитили не они. Меня защитило некое знание, почерпнутое в Эльфрисе в пору первого моего пребывания там; некое знание, которое кажется самым простым и заурядным, покуда не приглядишься к нему получше.

– Хм!

– То есть ты меняешь обличье не так, как эльфы. Дизири высокая и очень тоненькая, однако когда мы с ней оставались наедине в пещере… но тогда я тебя еще знать не знал… она принимала, так сказать, более округлые формы. – У меня запылали щеки. – И это было здорово. Но в таком случае ей приходилось становиться ниже ростом. Там, в живой изгороди, прячется только один человек?

– Еще барсук.

– Но человек-то один?

Гильф снова принюхался.

– Вроде да.

– Я рассказал Гарсегу про Дизири – как она становилась ниже ростом, чтобы стать полнее. Но мне следовало задуматься насчет него. Он превратился в дракона, причем в дракона чудовищных размеров. Ты можешь принять мое обличье?

– Нет.

– А ты можешь превратиться в огромного зверя, в какого иногда превращаешься? Прямо сейчас?

Гильф увеличился в размерах. Его глаза сверкали, словно раскаленные угли, и клыки длиной два фута торчали из пасти. Исполненный ужаса стон – тихий, но все же слышный – донесся со стороны живой изгороди, и Гильф огромными прыжками понесся вперед. Я пришпорил своего жеребца и поскакал вслед за ним.

Глава 64

СЛЕПОЙ СТАРИК С СЕДОЙ БОРОДОЙ

Когда я нагнал Гильфа, тот уже принял свое обычное обличье, справедливо решив, что одного крупного пса более чем достаточно, чтобы сбить с ног и прижать к земле старую женщину. Он отступил назад, повинуясь моему приказу, и она осталась лежать на сухих листьях под живой изгородью, скрючившись подобием креветки и судорожно рыдая.

– Ну-ну, не надо. – Спешившись, я опустился на колени рядом с женщиной и положил руку ей на плечо. – Успокойся, матушка. Гильф тебя не тронет, и я тоже.

Старая женщина продолжала рыдать. Она закрывала лицо руками, соединенными чем-то черным, что при ближайшем рассмотрении – вернее, обследовании на ощупь – оказалось железной цепью длиной чуть больше моего предплечья.

– Жаль, у меня нету фонаря, – сказал я.

– О нет, сэр! Не жалейте! – Старуха испуганно посмотрела на меня сквозь пальцы. – Хозяин наверняка увидит нас, коли вы зажжете фонарь. Вы ведь не сделаете этого?

– Нет. Во-первых, у меня нет фонаря. Это твой хозяин заковал тебя? Кто он такой?

– Да, сэр. Он, сэр. Вы один из рыцарей, да, сэр? С юга?

– Верно.

– В детстве, сэр, я видела рыцарей; они приезжали в нашу деревню. Высокие мужчины на огромных конях. В железной одежде. У вас есть железная одежда, сэр? – Она отняла одну ладонь от лица и провела по моей руке. – Ну и ну!

– Ты рабыня? – Внезапно жуткий протяжный вой зазвучал в моей голове: я содрогнулся, но он скоро стих. – Как зовут твоего хозяина? Чья ты рабыня?

– О, я его рабыня, сэр. Он нехороший, сэр, не похож на своего отца, но я видала людей и хуже, сэр. Но он суров, сэр. Суров. – Старуха захихикала. – Он обходился бы со мной лучше, будь я помоложе, сэр. Вы знаете, как это бывает. Его отец благоволил ко мне, сэр. Хюмир, сэр. Он мне не нравился, сэр, поскольку был огромный, в два раза больше вашей лошади, сэр. Но он был добр ко мне, только я тогда не понимала этого, сэр, а он жалел, что я такая маленькая, сэр. А теперь я слишком стара, сэр, поэтому Хиндл не трогает меня. Женщины должны трудиться, чтобы не помереть от голода и холода, сэр, так они говорят. Только я не знаю, что хуже.

– Хиндл – твой хозяин?

Старуха села и закивала:

– Да, сэр.

– Насколько я понял с твоих слов, он ангрид.

– В смысле – великан, сэр? Да, сэр. Они называют Ангр своей прародительницей.

– Если ты убегаешь от него…

– О нет, сэр! – Старуха казалась потрясенной. – Я бы не стала убегать от него. Я бы померла с голоду, сэр, и никогда не добралась бы до краев, где живут обычные люди. А если бы и добралась, я бы померла с голоду там. Кто станет кормить старую женщину вроде меня?

– Я кормил бы, если бы мог, – сказал я. – Но ты права, я не смог бы. По крайней мере, в настоящее время. Почему ты болтаешься здесь ночью, когда должна спать дома в постели?

Она захихикала.

– Ты эльф? И приняла такое обличье, чтобы подшутить надо мной?

– О нет, сэр!

– Тогда почему ты здесь?

– Вы мне не поверите, сэр.

Гильф заскулил; я погладил его по голове и сказал, что мы двинемся дальше через пару минут.

– Дело в мужчине, сэр. Да-да, и мне не следовало смеяться. Но я проделала страшно долгий путь, сэр, и очень утомилась за день непосильного труда. Если бы… если бы вы немного подвезли меня, сэр, я благословляла бы вас до конца своих дней, сэр. Я задумчиво кивнул.

– Я хотел сказать, что если бы ты убегала от хозяина, я пожелал бы тебе удачи, но ничем не смог бы тебе помочь. Мне надо добраться до Утгарда как можно скорее. Я не хочу сажать на коня второго седока – он и так хромает. Ты весишь вдвое меньше меня, а вес моих доспехов составляет половину моего веса. – Я встал и помог подняться на ноги старухе, казавшейся страшно худой и измученной в лунном свете. – Поэтому мы просто посадим на коня тебя.

Она тихонько взвизгнула, когда я легко поднял ее и посадил на своего белого жеребца.

– Вот так. Не обязательно свешивать ноги по сторонам седла, и я сомневаюсь, что у тебя это получится в твоих юбках. Сиди, как сидишь, и держись за заднюю и переднюю луки седла. Я поведу коня в поводу, и он пойдет не быстрее меня. Куда мы направляемся?

Старуха указала вдоль живой изгороди:

– Очень, очень далеко, сэр.

– Быть такого не может. – Я внимательно смотрел себе под ноги и не оборачивался к старухе. – Не может быть, коли ты собиралась проделать этот путь за ночь. И потом вернуться домой? И лечь спать?

– Да, сэр.

– Значит, недалеко. – Я побежал трусцой, чего уже довольно давно не делал.

– Вы не боитесь потерять вашего пса, сэр?

Я напряг зрение и всмотрелся в темноту, но коричневый зад и длинный хвост Гильфа уже исчезли в густой тени живой изгороди.

– Не боюсь, матушка. Он побежал вперед на разведку, что я сам велел бы ему сделать, когда бы вспомнил.

– Там кролики, сэр. А у вашего пса, похоже, огромная пасть.

– Да, но он не станет гоняться за кроликами сегодня ночью. – В молчании я пробежал трусцой ярдов сто, а потом перешел на шаг. – Ты сказала мне, по какому делу идешь, матушка. Ты упомянула о мужчине.

– Да. – Ее голос прозвучал ужасно печально. – Вы решите, что я совсем спятила, коли в моем возрасте бегаю за мужчиной.

– Для меня существует лишь моя возлюбленная, – сказал я, – и поэтому люди считают меня помешанным. Значит, ты безумная женщина, едущая на коне безумного рыцаря. Мы, сумасшедшие, должны держаться друг друга и помогать друг другу, иначе нас оставят выть на болоте.

– Вы расскажете мне про нее, сэр?

– Я мог бы говорить про нее целый год. Но моя женщина далеко, а твой мужчина рядом. Или скоро окажется рядом, будем надеяться. Он хороший человек и ждет тебя?

– Да, сэр. – Старуха вздохнула. – Он хороший. И он ждет, сэр. Хотите я расскажу вам нашу с ним историю? Таким образом я облегчу душу, а вы можете посмеяться надо мной, коли вам угодно.

– Да, могу. – Я снова побежал трусцой. – Но вряд ли стану.

– Это было много, много лет назад, сэр. Мы с ним жили в крохотной деревушке на юге. Все деревенские девушки имели виды на него, сэр, но он смотрел только на меня. И больше ни на кого. Так он говорил, сэр, и так оно и было.

– Охотно верю, мать.

– Да благословят вас оверкины за такие слова, вас и вашу возлюбленную. – Женщина ненадолго умолкла, погрузившись в воспоминания. – Меня взяли в плен. Великаны пришли за нами, как обычно, сэр, в пору листопада и не поленились обыскать все вокруг. Они нашли меня. Хюмир нашел, мой хозяин. И мне пришлось… пришлось делать все, что он требовал, и очень часто, а потом… потом родился Хеймир, сэр. Мой сын. Только теперь господин Хиндл прогнал его, иначе он помог бы мне. – Она снова немного помолчала. – Хеймира не назовешь красавцем, сэр, и это говорю я, его мать. Да и привлекательным не назовешь, и он начал говорить, только когда вымахал выше меня. Но у него такое сердце… У вас доброе сердце, сэр. Просто золотое. Но оно не добрее, чем у моего Хеймира, сэр. Ни одна женщина на свете не имела сына лучше.

– Я рад за вас.

– А я-то как рада, сэр. Вы не устали, сэр? Теперь я могу пойти пешком, а вы поедете.

– Я в полном порядке. – На самом деле мне было приятно размять ноги, а моему жеребцу требовалось немного отдохнуть.

– Вы почти все время бежите, а путь неблизкий.

– Я смотрю в себя. – Я хотел объяснить старухе, но это было нелегко. – И я думаю о море, о волнах, безостановочно набегающих на берег, одна за другой. И волны становятся моими шагами.

– Понимаю, сэр. – Но, судя по тону, она не поняла.

– Они словно несут меня. Меня научил этому один мой знакомый – или просто рассказал об этом и предоставил морю меня научить. Никакой магии. Море пребывает в каждом. Просто большинство людей не чувствует его в себе.

Тут я невольно вспомнил о Гарсеге и снова задался вопросом, почему он не наведался ко мне в Митгартре.

– У меня там все раскрылось, после родов. И тогда мы смогли жить, если вы меня понимаете. Как муж с женой.

– Ты и ангрид, твой хозяин? Хюмир?

– Да, сэр. Не то чтобы мне хотелось. Было ужасно больно каждый раз. Но он хотел, а тогда никто не смел его ослушаться. И вот потом я родила Хелу, только она убежала. Хозяин не стал бы ее трогать, поскольку она приходится ему единокровной сестрой, только она… Наверное, этого не стоит говорить, сэр. У нее огромная челюсть, как у всех них. И огромные глаза. И скулы торчат, что рожки у теленка, если вы меня понимаете, сэр. Только кожа хорошая, сэр, и золотистые волосы, в точности как у меня в молодости. За эти-то золотистые волосы мой хозяин, отец Хелы, и взял меня. Он сам так сказал мне однажды – выходит, с цветом волос мне не повезло. Хотя будь они черные или каштановые, как у большинства женщин, он бы, наверное, убил меня.

Живая изгородь закончилась, но тропинка вела дальше, петляя между деревьями и кустами, растущими по берегу реки.

– Иногда мне хотелось, чтобы он убил, – пробормотала женщина.

– Так мы идем на встречу с твоим сыном Хеймиром?

– О нет, сэр. Я не знаю, где сейчас мой сын, сэр. Нет, это тот самый человек, за которого я собиралась замуж давным-давно. Теперь они взяли в плен и его тоже, сэр, коли в такое возможно поверить. Взяли за то, что он отважно сражался с ними, старик с седой бородой, коли в такое возможно поверить. И… и я надеюсь, ваш конь его не напугает. Своим топотом, я имею в виду.

Я улыбнулся.

– Он стучит копытами не громче любой другой лошади, и человек, имевший мужество сражаться с ангридами, вряд ли испугается какой-то лошади. Кроме того, он увидит вас в седле, если только луна…

– О нет! Не увидит, сэр. Не сможет, сэр. Именно поэтому он думает, сэр, верит в глубине души…

Последние слова она произнесла сдавленным голосом, и я бросил на нее взгляд через плечо.

– Что он думает?

– Что я не изменилась с тех пор, сэр. Вы… вы молоды.

– Знаю, мать. Гораздо моложе, чем ты думаешь.

– И чтобы он думал так, чтобы верил в глубине души… О, я сказала, что нисколько не изменилась, сэр. Я бы никогда не пошла на такой обман. Просто когда он видит меня глазами своей души… а другими он не видит, сэр…

– Ты снова молода. Для него.

– Да, сэр.

– Иногда мне самому хочется стать молодым, мать. Молодым – не только в душе, но и внешне. Насколько я понимаю, он слеп?

– Да, сэр. Они чаще всего ослепляют их. Мужчин, я имею в виду. – Ее голос потеплел, и в нем послышались горделивые нотки. – И вот они ослепили его, хотя он такой старый. Но он видит меня, сэр…

Из темноты трусцой выбежал Гильф, тихо поскуливая. Я отпустил поводья и положил ладонь на теплую влажную голову пса.

– Ты нашел кого-нибудь?

Я почувствовал, как он еле заметно кивнул.

– Он представляет опасность?

Гильф помотал головой.

– Слепой старик с седой бородой?

Пес снова кивнул.

– Вон там мы всегда встречаемся, сэр, – сказала старуха. – Видите большое дерево на фоне неба? Оно растет на вершине холма, но сперва нам придется перейти вброд реку.

– Перейдем, – сказал я.

Глава 65

Я ОСВОБОЖУ ВАС

В месте брода река оказалась совсем мелкой: тихая спокойная вода едва доставала мне до коленей. Выйдя на противоположный берег, я по возможности насухо вытер ноги ветошью из переметной сумы и снова натянул чулки и сапоги.

– Весной вода поднимается, – пояснила старуха. – Тогда перейти реку можно только здесь. Вы не поможете мне спуститься, сэр?

Я встал с земли.

– На Военной дороге я видел такой глубокий брод, что мы не рискнули форсировать реку верхом из страха, что нас унесет течением. – Я взял старуху обеими руками за талию и снял с жеребца. – Нам пришлось вести своих коней в поводу, а другой рукой каждый держался за стремя соседней лошади, и вода так и кипела вокруг.

– Весной вы бы не перешли реку, сэр. Только великаны.

Я кивнул.

– Теперь я лучше пойду вперед, сэр. Я постараюсь идти побыстрее, коли вы последуете за мной. Вы же не оставите меня, правда? Я хочу, чтобы вы увидели его и поговорили с ним.

– Не оставлю, – сказал я. – Мне нужно расспросить вас обоих насчет дороги в Утгард.

– Вам с вашим конем придется идти довольно медленно, иначе вы опередите меня.

Я кивнул и смотрел старухе вслед, пока она не исчезла в ночной тьме. Потом я тихонько сказал:

– Нам лучше подождать тут пару минуту, Гильф.

– Да.

– Ты видел только одного старика?

– Да. Он хороший. – Гильф на мгновение замялся. – Позволил ему погладить себя по голове.

– Он сильный?

Гильф ненадолго задумался.

– Не такой, как вы.

В отдалении послышался хриплый голос:

– Герда! Герда!

– Уже близко, – пробормотал Гильф.

– Во всяком случае, достаточно близко, чтобы он услышал ее шаги. А мы услышали его голос.

Я взял поводья хромого жеребца.

– Голоден.

– Я тоже, – признался я. – Как ты думаешь, у них найдется немного еды для нас? В доме великана наверняка полно съестного.

– Да.

– А где дом, кстати? Ты видел?

– За холмом.

Я бросил поводья на холку коня и сел в седло.

– Там наверняка есть и овцы, и свиньи, и прочий скот. В худшем случае мы можем украсть овцу или свинью.

Я легонько пришпорил жеребца, и он пошел, прихрамывая, рысью.

– Лук у вас?

Я поднял и показал псу лук и колчан, притороченные к седлу слева.

– А почему ты спрашиваешь?

– Они ослепляют их, – сказал Гильф и побежал впереди.

Склон холма оказался не крутым, а совсем пологим. У самой вершины я остановился, чтобы хорошенько рассмотреть черневшую в отдалении громаду дома, который в лунном свете казался слишком большим и слишком обыкновенным.

– Мы здесь, сэр, – крикнула женщина. – Под деревом.

– Знаю. – Я спешился и повел жеребца в поводу.

– Пес уже здесь, – раздался хриплый мужской голос. – Славный пес.

– Да, славный. – Жалея, что у меня нет фонаря, я предоставил жеребцу щипать сухую траву, коли охота, а сам присоединился к ним. – Я рыцарь из замка Ширвол, отец. Меня зовут сэр Эйбел Благородное Сердце.

– Эйбел, – повторил старик. – Так звали моего брата.

Я кивнул.

– По-моему, хорошее имя.

– Его зовут Бертольд, сэр, – сказал Герда. – Когда мы были молодыми, все звали его Бертольд Храбрый.

Я увидел, как освещенная тонким лунным лучом рука Бертольда Храброго поискала ощупью руку Герды – и нашла.

Глава 66

ГДЕ Я НАСТОЯЩИЙ?

Конечно, тут я сразу понял, кто он такой, и почувствовал острое желание крепко обнять его и расплакаться. Но он не поверил бы, что я и есть тот самый Эйбел. А если бы и поверил, снова принял бы меня за родного брата, которого давно потерял. Я знал, что с такой ситуацией мне не справиться. Стараясь говорить как можно более низким голосом, я сказал:

– Я доставил к тебе Герду в целости и сохранности, как и обещал ей. Вам двоим нужно о многом поговорить, а у меня срочное дело в Утгарде. Как мне добраться туда?

– Надо ехать на север, – пробормотал Бертольд Храбрый. – Ориентируясь по звезде. Вот и все, что я слышал.

– Ты сам никогда не бывал там?

– Нет, сэр.

– И я тоже, – сказала Герда.

– Наверное, до вас доходили слухи.

– Это плохое место, даже для них самих, сэр. Горько видеть, как молодой человек вроде вас туда направляется.

Бертольд Храбрый пошарил в пустоте, ища меня:

– Можно мне дотронуться до вас? У вас голос, как у моего брата.

Я дал Бертольду Храброму руку.

– Больше моей. – Он сжал мою ладонь. – Он еще совсем мальчик, мой брат.

– Теперь я припоминаю Эйбела, – сказала Герда. – Он был малым ребенком, когда ты уже был большим. Но сейчас он такой же взрослый, как мы, или почти такой.

– Эйбела забрали. Потом прошло много, очень много лет. Когда он вернулся, то нисколько не повзрослел. Это произошло не в прошлом году. Возможно, в позапрошлом. – Бертольд Храбрый умолк, и по легкому подергиванию его седой бороды я понял, что он шевелит губами. – Думал, он придет спасти меня. Возможно, он пытается. Он был просто ребенком. Только потом вырос.

– Сейчас с нами тоже человек по имени Эйбел, – напомнила ему Герда.

Гильф повилял хвостом – слабый шорох в сухой сосновой хвое, устилавшей землю.

– Я пытался уговорить Герду бежать со мной, сэр, – пояснил Бертольд Храбрый. – Только она не хочет, а я без нее никуда. Поэтому мы не бежим, оба.

Я кивнул, хотя Бертольд Храбрый не мог видеть этого, да и Герда едва ли могла в такой темноте.

– Да, она действительно сказала мне, что не хочет бежать.

– Я сказала так только потому, что не знала, можно ли доверять вам, сэр. Тогда не знала. Но я с радостью сбежала бы, будь я уверена, что нас не поймают. – Теперь она обращалась к Бертольду Храброму. – Вот почему я привела сэра Эйбела. Он рыцарь, настоящий рыцарь, и ничего не боится. Он поможет нам.

– Рыцарям наплевать на простых людей, – пробормотал Бертольд Храбрый.

– Я помогу вам, коли сумею, – сказал я. – Только вам нет смысла отправляться со мной в Утгард, а мне необходимо попасть туда, чтобы освободить своего слугу. – Я глубоко вздохнул, задаваясь вопросом, по силам ли мне справиться с таким делом. – А еще женщину по имени Ульфа, которая здорово выручила меня однажды. Полагаю, Поук теперь слеп, но я все равно должен его освободить. Нет, даже не все равно, а тем более.

А потом у меня невольно вырвалось:

– Точно так же, как я должен освободить тебя и Герду, – хотя я не собирался говорить ничего подобного.

– Спасибо! Огромное вам спасибо, сэр!

– Потом мне надо будет помочь одному барону вернуть назад сокровища, которые он вез в дар королю Гиллингу. Потом, возможно, мне удастся найти Свона и Орга. Свон – мой оруженосец. А Орг… ну, вряд ли вы поймете. Но мне хотелось бы, чтобы он был здесь. Как и Свон.

– Я найду их, коли вы прикажете, господин, – раздался голос рядом со мной.

Герда тихо вскрикнула.

– Пока не надо, – сказал я Ури. – А я все недоумевал, где же вы обе.

– Разгоняли мулов, понятное дело. Ангриды уже давно отловили бы их всех, если бы не мы.

– Вы что, сплошь черные? – спросила Герда. – Я вас почти не вижу. Такое ощущение, будто я сама ослепла.

– Я из племени огненных эльфов, – объяснила Ури и загорелась изнутри, в считаные секунды превратившись в подобие докрасна раскаленной кочерги.

– Пришли мучить меня? – прорычал Бертольд Храбрый. – Ну давайте, делайте, что хотите, все вы!

– Я здесь по делу моего господина, – сказала Ури. – Если хочешь, чтобы тебя помучали, я попробую найти кого-нибудь для этой цели, когда немного освобожусь.

Бертольд Храбрый стремительно выбросил руку вперед и схватил Ури за горло:

– Вот, я держу ее, сэр Эйбел.

– Отпусти ее, пожалуйста. Она не враг ни тебе, ни мне.

Левой рукой Бертольд Храбрый нашарил руку Ури и тогда отпустил горло.

– Странная на ощупь. Они все такие.

– Здесь они кажутся менее реальными, чем мы, точно так же, как мы кажемся более реальными в Эльфрисе, чем здесь. – В душе я сильно сомневался, но продолжал: – Ури и Баки – вторая эльфийская дева – становятся прозрачными и слабыми на нашем солнце.

– Прикажите отпустить меня, господин, – сказала Ури. – Что я сделала ему или вам, кроме хорошего?

– Отпусти ее, Берт, – тихо проговорила Герда, похлопывая Бертольда Храброго по руке, но он не отпустил.

– Однажды ты схватила меня и подняла в воздух, – сказал я Ури. – Ты, Баки и другие твои подруги. – Я на секунду задумался. – По-моему, тебе не следовало задавать мне такой вопрос.

– Тогда будем считать, что я не задавала.

– Теперь уже поздно. – Я потер подбородок. – В Эльфрисе я был более реальным, чем вы с Баки? Гарсег говорил, что да.

Герда нервно хихикнула.

– Это вопросы для философов, господин.

– Вы с Баки много раз навещали меня здесь. Почему Гарсег ни разу не приходил, как вы?

– Они плохие, сэр Эйбел, – заявил Бертольд Храбрый. – Не верьте им!

– Вы уже спрашивали, господин. Спросите у самого Гарсега.

– В этом нет необходимости, поскольку я знаю ответ. И вы знаете. Почему же не говорите? – Я попытался сделать вид, будто давно все понял.

Ури молчала. Ее огонь погас, и на мгновение показалось, будто Бертольд Храбрый держит в руке черную пустоту.

– Ладно, перейдем к другому вопросу, которого я вам еще не задавал. Если вы, эльфы, можете сражаться в Эльфрисе в любое время, а вас там многие тысячи…

– Мы не можем сражаться, как вы, господин.

– …почему Гарсег хочет, чтобы я убил для него Кулили? Многочисленное войско эльфов не смогло ее одолеть. Однако Гарсег, который боится прийти сюда и поговорить со мной, попросил меня убить Кулили. Не кажется ли это странным?

– Могу я говорить откровенно, господин?

– Разумеется.

– Вы затрагиваете высокие материи. Подобные разговоры не пристало вести в присутствии людей низкого происхождения.

– Ты имеешь в виду Герду и ее друга?

– Да, господин.

– На мой взгляд, они люди вполне достойные, Ури. Но чтобы пощадить твои чувства, я скажу лишь одну вещь, а потом мы сможем поговорить на другую тему. А скажу я тебе, что Гарсег все-таки приходил в Митгартр. Он приходил и немного поговорил со мной, когда меня ранили на «Западном купце». И еще раз, когда мы находились в Башне Глас. Я обещал, что скажу тебе одну вещь? Только одну?

– Да, господин.

– Вы ничего не обещали, – вставила Герда.

– Если и обещал, я нарушу свое слово, – сказал я, – поскольку хочу сказать Ури, что и там, и там Гарсег казался нереальным. Он был прозрачным, как тонкое голубое стекло, даже при слабом свете звезд. Этого достаточно, Ури?

– Более чем достаточно, господин.

– Ты понимаешь, что я знаю ответы на все вопросы, которые задал тебе?

– Да, господин. Я ваша рабыня. Ваша смиренная поклонница.

– Ты все расскажешь Гарсегу, когда вернешься в Эльфрис. Разве вы с Баки не встречались с ним там, чтобы докладывать обо мне?

– Господин, у меня не было выбора!

Я пожал плечами.

– Где Баки?

– Все еще разгоняет мулов, господин. – В голосе Ури слышалось огромное облегчение. – Ангриды пока не всех поймали. Она пугает мулов, чтобы они разбегались в разные стороны, как делала я, когда они держались вместе. Мы также принимали обличье ослов и прочих животных, чтобы заморочить ангридам голову.

– Что она будет делать, когда они поймают последнего?

– Явится сюда, господин, чтобы сообщить нам об этом.

– Хорошо. Бертольд Храбрый, к северу от холма находится дом твоего хозяина?

– Наверное. Других домов поблизости нет.

– Да, сэр, – добавила Герда. – Его зовут Бимир, и суровее хозяина свет не видывал.

– Что, Бимир не держит скота? Я не вижу хлева.

Бертольд Храбрый хихикнул.

– Глаза видят не все, сэр рыцарь. Коровник и овчарня находятся за домом. Дом большой, но коровы обычные.

– Понятно. Кто их доит?

– Я, сэр.

– Это хорошо. Мы с Гильфом устали и проголодались. И мой конь тоже. Мы собираемся переночевать в коровнике. Не говори хозяину.

– Не скажу, сэр.

– Сейчас мы пойдем туда и возьмем с собой Ури. Когда ты вернешься домой, будь добр, принеси нам поесть. Сможешь?

– Да, сэр. Принесу.

– Спасибо. Мы уйдем утром, и мы ничего не возьмем там и не причиним никому вреда.

– А как же мы, сэр? – спросила Герда.

– Я должен отправиться в Утгард и освободить Поука и Ульфу. Я уже говорил. Обратно мы поедем этим же путем и возьмем вас на юг с собой.

– Вы хороший человек! Я поняла это сразу, сэр, как только увидела с вами старушку.

– Нечем заплатить, – пробормотал Бертольд Храбрый. – А жаль.

– Ты расплатишься едой с кухни твоего хозяина. – Я не понял слов Герды насчет старушки, но решил не обращать на них внимания. – Теперь отпусти Ури.

Бертольд Храбрый разжал руку, и Ури выскользнула из тени сосны на лунный свет.

– Спасибо, господин!

– Пожалуйста. Сходи, взгляни на дом. Потом вернись и расскажи, что видела.

Пока мы разговаривали, хромой жеребец ушел вниз по склону, но Гильф без труда пригнал его обратно. Когда мы находились довольно далеко от холма (и примерно в полумиле от громадного дома Бимира), пес спросил:

– А какой из них настоящий я?

Я спросил, о чем он говорит.

– Вы говорили про Гарсега. Он здесь ненастоящий.

– Не совсем так. – Я задумался, как бы объяснить попонятнее. – Ты помнишь человека с крыльями?

– Конечно.

– Он тебе понравился?

– Очень!

– Тогда, возможно, ты заметил, что бревно, на котором он сидел, казалось менее реальным, чем он сам. И пруд, и лес. Не то чтобы они были нереальными, и не то чтобы они изменились. Митгартр не изменился, но крылатый мужчина был более реальным, чем Митгартр и любой предмет в Митгартре. Когда Ури и Баки приходят сюда из Эльфриса, они кажутся такими же реальными, как мы. Но на самом деле они менее реальны, и это становится видно, когда на них падает солнечный свет. Гарсег выглядел нереальным даже ночью.

Пару минут Гильф трусил рядом, не произнося ни слова, а потом спросил:

– А я нереальный сейчас? Или когда мы сражаемся?

– Не знаю. Сейчас я понимаю гораздо больше, чем раньше, но далеко не все. Возможно, я никогда не пойму всего.

– А я выгляжу более реальным в нынешнем своем обличье? Или в другом?

– Возможно, ты реален в обоих своих обличьях. Я знаю, ты хочешь поговорить о себе, но я намерен еще немного поговорить о Гарсеге, поскольку тебя я не понимаю и никогда не понимал. Но мне кажется, что его я сейчас понимаю лучше, чем поначалу. Ты привел Гарсега, чтобы он исцелил меня. Он тебе понравился?

– Нет. Не особо. Но мне сказали, что он может вас исцелить.

– А он сказал, что не исцелял. Он сказал, что меня исцелило море. Но позже, когда меня ранили в Ширволе, меня исцелила Баки. Тебя там тогда не было.

– Да.

– Я укусил Баки и напился ее крови. Это звучит ужасно.

– Для меня – нет, – заявил Гильф.

– А для меня – да. Только в ту минуту я не испытывал никакого ужаса. Мне было приятно, и после этого я стал гораздо лучше понимать эльфов. Возможно, Гарсег вообще не смог бы приходить в Митгартр, если бы его отец не был человеком. Тебе келпи посоветовали найти Гарсега? Наверное, они.

– Да.

– Возможно, они пили кровь Гарсега, чтобы исцелиться. Я рассказывал тебе про дракона? Как Гарсег превратился в дракона?

Гильф изумленно взглянул на меня:

– Ух ты!

– Да, я тоже страшно удивился. Но когда у меня появилось время хорошенько подумать, уже после нашего расставания, я удивился еще больше. Мы находились на очень узкой лестнице, и химеры налетали на нас, пытаясь столкнуть вниз. Ури, Баки и куча других.

Гильф коротко проворчал, показывая, что понимает серьезность ситуации.

– Драконы умеют летать. Я видел изображения драконов в Ширволе – одно на расшитой настенной портьере, а другое на большом кувшине, из которого пил герцог Мардер за обедом. Оба дракона были с крыльями.

– Угу.

– Вдобавок я знаю, что Сетр умеет летать. Я сам видел, как он летает. И если Гарсег мог превратиться в дракона, что он и сделал, почему он превратился не в крылатого дракона? Тогда он смог бы прогнать химер. Ты сам не можешь так изменять обличье, верно? Ты только становишься больше и свирепее.

– Верно. – Гильф остановился с поднятой передней лапой и указал носом на громадный, сколоченный из нетесаных досок дом с остроконечной крышей, к которому мы направлялись. – Может, лучше повернуть назад?

Я ненадолго задумался, потом помотал головой.

Глава 67

ТЫ ПОТЕРЯЛСЯ ЗДЕСЬ

В хлеву было темно хоть глаз выколи, но с помощью своего острого нюха Гильф скоро нашел корм для белого жеребца, а сам жеребец почти так же быстро отыскал корыто с водой. Я снял с него переметные сумы, седло и узду и, пока искал место для них, по счастливой случайности наткнулся на приставную лестницу, ведущую на сеновал. В щели крыши просачивался лунный свет, поэтому после кромешной тьмы, царившей в хлеву, здесь казалось достаточно светло, чтобы читать. Я сбросил вилами вниз добрых полтелеги сена для Гильфа и жеребца, снял сапоги и заснул, едва лег.

Меня разбудил гром – гром, молнии и проливной дождь, капли которого протекали сквозь все до единой щели у меня над головой. Я сел, обмирая от страха и не понимая, что происходит, а в следующее мгновение в свете полыхнувшей молнии увидел прямо перед собой уродливое лицо инеистого великана, которого встретил много лет назад на берегу Гриффина, – огромного безобразного великана, при виде которого я бросился обратно к лачуге, чтобы предупредить Бертольда Храброго об опасности.

– Думал, я не увижу следов твоего коня?

У великана был низкий грубый голос, способный навести ужас на любого, раздайся он неожиданно ясным летним днем. Но сейчас, в сравнении с оглушительными громовыми раскатами, он несколько проигрывал.

– Думал, дождь смоет следы, да?

Я помотал головой, зевнул и потянулся. Он хотел поговорить перед схваткой, и я нисколько не возражал.

– Я не знал, что пойдет дождь, и не волновался, увидишь ты следы или нет. С чего мне волноваться?

– Тайком пробираешься. Прячешься.

– Только не я. – Я встал с соломы и отряхнулся, задаваясь вопросом, где же Гильф. – Задерживаюсь в пути допоздна, ты имел в виду. У меня срочное дело к королю Гиллингу, и я скакал, покуда мой конь не выбился из сил. Если бы ты еще не лег спать, я бы попросил еды и ночлега у тебя, но в доме не горели огни. Я зашел в хлев и устроился, как мог. У тебя не найдется чего-нибудь перекусить?

Снова полыхнула молния, и с чувством болезненного облегчения я понял, что голова великана вовсе не стоит на полу передо мной, отрезанная, а торчит из люка в полу.

– Ты рыцарь?

– Верно. Я сэр Эйбел Благородное Сердце, и своим гостеприимством вы заслужили мою благодарность.

В свете очередной молнии я увидел летящую на меня руку. Я выхватил Мечедробитель из ножен и нанес удар в темноту, где находилась рука. Раздался тошнотворный хруст перебитой кости, а вслед за ним дикий рев боли.

Стены хлева сотряслись, когда великан наткнулся на что-то внизу. Несколько секунд я слышал глухой топот, доносившийся сквозь шум дождя, а потом в отдалении хлопнула дверь.

«Он перевяжет руку, – решил я, – и, вероятно, возьмет какое-нибудь оружие. Остается вопрос, запер ли он дверь на засов или просто захлопнул… Нет, – решил я, спускаясь по лестнице, – остается два вопроса. Второй – смогу ли я его одолеть?»

К хлеву спешил Бертольд Храбрый, нащупывая палкой дорогу под проливным дождем и прижимая к груди какой-то тряпичный узел.

– Я здесь, – крикнул я и бросился навстречу старику; порыв ветра едва не сбил меня с ног, когда я выскочил из хлева, и я мгновенно промок до нитки.

Он нащупал палкой мои ноги и попытался отдать мне узел.

– Искал вас ночью, но безуспешно. Вы сказали «в коровнике», я обшарил все углы и звал вас по имени, но нигде не нашел.

– Я спал на сеновале. – Я вдруг устыдился. – Мне следовало подумать о тебе. Извини.

Бертольд Храбрый нашарил мою руку:

– Вы ранили моего хозяина?

– Попытался. Кажется, перебил ему лучевую кость.

– Тогда вам нужно бежать! – В свете молнии я увидел искаженное страхом лицо и пустые глазницы, где раньше находились добрые карие глаза.

– Это он ослепил тебя?

– Не имеет значения. Он убьет вас!

– Имеет. Он?

– Они все так поступают с пленниками. – От волнения у него срывался голос. – Вам нужно бежать. Сейчас же!

– Нет. Ты должен провести меня в дом. Лучше всего в кухню.

Там имелось с полдюжины ножей, но рассчитанных по величине на дрожащих женщин, рабынь Бимира, а не на самого Бимира – ножей немногим больше моего кинжала.

– Он идет! – крикнула одна из женщин, когда я лихорадочно рылся в выдвижном ящике кухонного стола, и в отчаянии я схватил с огромного очага вертел, достаточно длинный, чтобы насадить на него быка. Один конец у него был загнут под прямым углом, а второй заострен, чтобы протыкать туши. Я сунул острый конец в раскаленные угли, чувствуя волнение бурного моря в крови и ожидая шторма.

Когда Бимир наконец ввалился в дверь, его пах оказался на уровне моих глаз. Туда-то я ему вертел и вогнал.

А когда он согнулся пополам – всадил в горло.

Он упал бы на меня, не отскочи я в сторону. Я выдернул вертел из шеи поверженного великана, увидел, что он немного погнулся от удара о пол, и выпрямил на колене.

– Это Бимир? – выдохнул Бертольд Храбрый. – Это он упал?

Женщины (их было трое, грязных и изможденных) подтвердили, что он самый.

Я взялся за левый сапог Бимира и потянул на себя, выпрямляя ногу.

– Он кажется не таким уж огромным сейчас, когда валяется на полу.

– Осторожнее, – прошептала одна женщина. – Не поскользнитесь на крови, сэр.

– Постараюсь. – Я старался не ступать в бурую жижу, пузырившуюся под ногами, хотя испытывал большое желание растоптать мерзких крохотных тварей, плававших в ней. – Четыре с половиной шага. Если считать по ярду на шаг, получаем тринадцать с половиной футов роста. Это полезно знать. – Я повернулся к Бертольду Храброму и положил руку ему на плечо: – Мне надо ехать в Утгард, как я говорил тебе ночью, но я постараюсь вернуться поскорее. Тем временем вам с женщинами следует расчленить тело и избавиться от него любым способом. Если другие ангриды спросят…

– Да, юноша. Что это?

– Ветер. Ветер в дымоходной трубе.

Неистовый северный ветер взвыл в трубе, словно услышав мои слова.

– Прямо настоящий ураган, верно? Это большая труба, сэр, и в нее всегда залетает ветер.

– Мне нужно идти. Похоже, Гильф уже убежал. За стаей гончих Вальфатера, хотя я не слышал их лая сегодня ночью. Мой конь все еще стоит в хлеву?

– Наверное, сэр. Наткнулся на него, когда искал вас. Ваше седло тоже там.

– Я скоро вернусь, постараюсь поскорее.

Я выхватил у Бертольда Храброго узел, зажал под мышкой и снова выскочил под проливной дождь.

Несомненно, Герда и Бертольд Храбрый встречались в ближайшем от дома лесу. Я вспомнил, в какой стороне от хлева тот находился. Стараясь держаться левым боком к ветру, я погонял жеребца, покуда тот не пустился галопом, выбрасывая фонтаны воды и грязи из-под копыт.

В свете молнии я увидел поросшие мхом стволы деревьев и громко позвал Дизири. Никто не откликнулся, но дождь прекратился.

Не стих, а прекратился полностью. Молнии больше не сверкали, гром не гремел, и ледяные капли не сыпались с листьев над моей головой, когда я проводил по ним рукой. Тьма не рассеялась, но позеленела. Где-то далеко в горах протяжно провыл волк.

Я ехал вперед и вскоре пересек журчащий серебристый ручей, не имевший ничего общего с речушкой, протекавшей в Йотунленде. Солнце так и не взошло, и звезды не светили в небе, однако тьма начала постепенно рассеиваться. Хотя воздух вокруг меня оставался совершенно неподвижным (возмущаемый лишь моим дыханием), в верхушках деревьев шарил ветер, протяжно выпевая сотни разных имен.

В том числе и оба моих.

Я остановил коня и прислушался. И приподнялся на стременах, чтобы слышать лучше.

– Валевейн, Уэйс, Вортигерн, Киот…

Имена, которые я услышал раньше, – мои имена, – больше не повторялись.

– Ивейн, Готфрид, Эйлхарт, Паламед, Дуах, Тристан, Альбрехт, Карадок…

Кто-то бежал мне навстречу – бежал, спотыкаясь, падая и снова вскакивая. Я услышал хриплое, с присвистом, дыхание и судорожные всхлипы еще прежде, чем кусты рядом зашевелились и раздвинулись и оборванный мальчишка с испуганно вытаращенными глазами выскочил из зарослей и вцепился в мой сапог.

– Ты кто? – спросил я.

Он открывал и закрывал рот, но из груди у него вырывались лишь рыдания.

– Ты весь измазан в грязи и, похоже, напуган до смерти. За тобой кто-то гонится?

Продолжая давиться рыданиями, он помотал головой.

– Это Эльфрис, верно? – Я огляделся по сторонам. – Вроде да, но если это твое настоящее обличье, ты не эльф. Почему ты бежал?

Мальчишка указал пальцем на свой рот и снова потряс головой.

– Ты голоден?

Он кивнул, и мне показалось, будто в глазах у него затеплилась надежда.

– У меня нет… Постой-ка.

В узелке Бертольда Храброго я обнаружил буханку ржаного хлеба и головку сыра. Я разломил хлеб и сыр на две части и отдал мальчишке куски поменьше. Хлеб оказался свежим, и сыр вкусным.

– За столом принято вести беседу, – сказал я, прожевав и проглотив первый кусок. – Когда я был маленьким, мы с братом просто уплетали за обе щеки в гробовом молчании, но в замке герцога Мардера едят иначе. Полагается разговаривать о погоде, об охоте или о чьем-нибудь новом коне.

Снова указав пальцем на свой рот, мальчишка помотал головой.

– Ты не можешь разговаривать?

Он кивнул.

Я спешился.

– Проглоти-ка сыр и открой рот. Я хочу посмотреть.

Он сделал, как я велел.

– Язык на месте. Я уж подумал, тебе его отрезали.

Мальчишка энергично потряс головой.

– Лорд Бил сказал мне однажды, что, если ударить кого-нибудь по лицу веткой лесного ореха, он примет свое подлинное обличье. Возможно, на тебя это и подействовало бы, но я не вижу нигде поблизости орехового дерева. Это твое подлинное обличье?

Он закивал.

– Может, ты от рождения немой?

Он помотал головой.

– Знаешь, у тебя знакомое лицо. – Я попытался вспомнить мальчика, которого Модгуда посылала в город за Поуком. – Как ты попал в Эльфрис?

Он показал пальцем на меня.

– Это я тебя сюда привел?

Мальчишка кивнул, продолжая плакать.

– Прямо сейчас? – Откусив кусок сыра, я на мгновение задумался. – Ты следовал за мной от дома Бимира?

Он помотал головой.

– Но тебя привел сюда я?

Снова кивок.

Я щелкнул пальцами:

– Тауг!

Добрая дюжина радостных кивков.

– Я был здесь с тобой… с тех пор прошло много лет. Да, думаю, много, хотя в это трудно поверить. Как долго ты здесь находишься?

Он пожал плечами.

– Похоже, в Эльфрисе всегда так. Здесь теряешь счет времени. Возможно, здесь вообще нет времени. Проверим. Тебя увела с собой королева Дизири?

Тауг кивнул, с испуганным видом.

– Она хотела что-то сказать тебе или о чем-то тебя спросить. Вы двое ушли и больше не вернулись.

Тауг помотал головой.

– Вернулись? Когда?

Тауг указал пальцем в землю под ногами.

– Сейчас?

Он кивнул.

– Ты только что расстался с ней?

Он снова кивнул.

– Можешь проводить меня к месту, где вы расстались?

Очередной кивок.

– Тогда вперед!

Тауг показал рукой на жеребца и вопросительно взглянул на меня.

– Ты прав. Верхом всяко получится быстрее, пусть и по густому лесу.

Я подождал, когда Тауг заберется на жеребца, а потом уселся позади него.

– Держись за луку и показывай путь. Куда ехать? Не бойся, я не стану сильно гнать.

Снова расплакавшись, он показал рукой вперед, и я легонько ударил коня по бокам позаимствованными шпорами.

Глава 68

В ПЕЩЕРЕ ГРИФОНА

Сумерки застали нас в горах, на берегу стремительного потока, где мы остановились на привал.

– Это не Эльфрис, – уже во второй раз повторил я, и Тауг снова кивнул с несчастным видом. – Думаю, именно в этом узком ущелье и произошел переход из одного мира в другой. Один конец теснины находится в Эльфрисе, а другой здесь. Для нас. На сегодня. По крайней мере, мне так кажется. Прежде я уже бывал в похожих горах и не удивлюсь, если это они и есть, хотя я не видел Военной дороги. Ты расстался с Дизири где-то поблизости?

Тауг встал и двинулся с места, указывая рукой вперед, и потом знаком велел мне следовать за ним. Бросив через плечо беспокойный взгляд на привязанного жеребца, я пошел за Таугом.

К тому времени, когда мы достигли скалы затейливых очертаний, из недр которой вытекала река, свет дня померк окончательно. Поначалу мне показалось, что поток выбегает из темного провала под нависающей двускатной крышей и гладкая каменная поверхность, по которой течет вода, сильно смахивает на веранду. И только сходив обратно к нашему костру и вернувшись с двумя горящими головнями, я рассмотрел орлиные глаза и остроконечные уши.

Я уже собрался войти в пещеру, как настойчиво предлагал мне Тауг кивками, улыбками и жестами.

– Там опасность!

Я повернулся, но разглядеть что-либо в темноте не представлялось возможным.

– Когда-то здесь был мой дом.

Глубокий низкий голос тянул слова и пришептывал. Он явно исходил не из человеческих уст. Я помахал над головой горящими ветками, чтобы раздуть пламя. На скалистой стене я увидел некое огромное существо, призрачно белое и нисколько не похожее на представителя рода людского.

– Сила не поможет тебе в борьбе с Гренгармом, – сообщил громоподобный голос, – покуда ты не завладеешь Этерне. А ты завладеешь. И хитрость не поможет, покуда ты не добудешь Этерне.

Белое существо распростерло крылья, каждое из которых превосходило размерами шатер Била, и взмыло в воздух. Вокруг крыльев засверкали молнии, и поднятый крыльями ветер загасил мои факелы и сбил с ног Тауга, едва не свалившегося в бурный поток. На несколько секунд, показавшихся долгими минутами, жуткое существо застило луну, а потом исчезло в ночном небе.

Я помог Таугу встать и схватил его за плечи.

– Дизири здесь нет, так ведь?

Говорить мальчик не мог, а если он кивнул или помотал головой, то я ничего не увидел в кромешной тьме.

– Послушай меня, – сказал я, – и послушай хорошенько. Я велел тебе отвести меня к Дизири, а не сюда. Она говорила об Этерне, обещала добыть его для меня. Поэтому я никогда не брал в руки мечей. Не хотел довольствоваться дешевыми заменителями. Не хотел идти на компромисс. Я хотел получить Этерне – клинок, обещанный мне Дизири. Но сейчас мне нужен не он. Мне нужна она.

Тауг разрыдался, и я отпустил его, осознав, что сильно трясу беднягу за плечи.

– Одна она. – Я легонько толкнул мальчишку в ногу носком сапога, чтобы удостовериться, что он меня понял. – Можешь подождать меня здесь, коли хочешь. Я возвращаюсь к костру.

Он цеплялся за мой рукав всю дорогу обратно, а когда мы дошли до костра и я бросил в огонь последние собранные нами ветки, я сказал:

– Ты боишься существа, которое разговаривало с нами? Я тоже. Кто это?

Тауг лишь испуганно таращил глаза.

– Грифон?

Он кивнул.

– Полагаю, ты видел его раньше, когда был здесь с Дизири. Считается, что грифонов не существует – во всяком случае, в наше время. И очень многие скажут, что вообще никогда не существовали. Разумные люди не верят в подобные вещи. – Словно разговаривая сам с собой, я добавил: – Конечно, точно так же считается, что и огров не существует, но Орг-то вполне реален. Наверное, ты испугался, что грифон тебя съест.

Тауг снова кивнул.

– Или дракон, поскольку в пещере обитает дракон. Так сказал грифон. Гренгарм – и есть тот самый дракон, у которого находится мой меч. Ты видел и дракона тоже?

Тауг отрицательно потряс головой.

– Ну и не увидишь. Мы направляемся в Утгард. Во-первых, там твоя сестра, и нам с тобой предстоит вызволить ее из неволи. Я смотрю, одеяла у тебя нет.

Тауг кивнул, с безнадежным видом.

– Можешь воспользоваться попоной, но тебе стоит набрать еще хворосту для костра, прежде чем ложиться спать.

Пока он собирал сухие ветки в редкой рощице у самого берега, я вынул из переметной сумы свои постельные принадлежности и улегся.

– Если ты решил вернуться в Гленнидам на своих двоих, счастливого пути и попутного ветра в спину, – сказал я. – Но если ты стянешь у меня что-нибудь, я тебя догоню. Догоню, если ты прежде не попадешься в руки горцам. Попомни мои слова.

Во сне я увидел себя маленьким мальчиком, совершенно мне незнакомым, бегающим по плоскогорью вместе с другими мальчишками. Мы поймали кролика в силок, и я расплакался, сокрушаясь о смерти зверька и смутно предчувствуя приближение какого-то огромного горя. Мы освежевали кролика и зажарили на костерке, сложенном из сухих веточек. Подавившись куском мяса, я потерял сознание, упал в костер – и так погиб. Я хотел оставить кости для своего пса, но умер, и мой пес умчался вслед за Дикой охотой, а горячее кроличье мясо обжигало мне горло.

Было еще темно, когда я проснулся, но уже не так темно, как ночью после захода луны. Тауг сидел, обхватив руками колени и горько плача, по другую сторону костра, который сейчас еле горел, хотя вокруг валялось штук двадцать слегка обугленных веток.

Поднявшись на ноги, я собрал все ветки и побросал в огонь.

– Чего ты боишься? – спросил я, а когда он не сделал ни единого жеста в ответ, присел рядом и положил руку ему на плечи. – В чем дело?

Он указал пальцем на свой рот.

– Ты не можешь говорить. Ты знаешь почему?

Всхлипывая, он кивнул и показал рукой на меня.

– Тебя Дизири лишила дара речи?

Он снова кивнул, а потом я долго сидел рядом с ним – покуда занявшееся с новой силой пламя не погасло. А поскольку Тауг не мог говорить, я говорил очень много, рассказывал о Дизири и о своих последних приключениях. Наконец я сказал:

– Ты хотел, чтобы я поднялся в горы, где обитает дракон. Дизири сказала тебе, что ты снова обретешь дар речи, коли я окажусь здесь?

Тауг поднял с земли уголек и нарисовал на плоском камне длинную линию, пересеченную ближе к одному концу коротким штрихом.

– Меч?

Он кивнул.

– Ты обретешь дар речи, если я добуду Этерне?

Он энергично закивал, улыбаясь сквозь слезы.

Я встал.

– Оставайся здесь. Тебе придется присматривать за моим конем, но ты можешь пользоваться моими одеялами. Не трогай лук и колчан. Ты же вырос в лесу, верно? Ну конечно. Ты наверняка умеешь ставить силки. Ты голоден, а теперь, когда мы съели весь хлеб и сыр, у нас не осталось съестного. – Я на минуту задумался, а потом добавил: – На твоем месте я бы не стал пытаться найти дорогу обратно в Эльфрис.

Высеченная в скале голова грифона (при ближайшем рассмотрении при свете дня) оказалась еще больше, чем я думал поначалу: огромная, древняя, выветрившаяся за многие века. Чудовищных размеров клюв легко расплющил бы в лепешку автобус, а широко раскрытые, наводящие ужас глаза находились на расстоянии полета стрелы над ним. Странное выражение этих выпученных глаз встревожило меня настолько, что я с минуту рассматривал их, а потом пожал плечами и уселся на камень, чтобы снять сапоги и чулки. Глаза явно пытались сказать мне что-то, но я даже не надеялся понять, что именно.

Река Гриффин вытекала из разверстого клюва грифона, ледяная и бурлящая. Хотя вода редко достигала моих коленей, мне пришлось заткнуть сапоги за пояс и цепляться руками за каждый, самый незначительный выступ, чтобы медленно подниматься по скалистому склону против течения. Когда я решил, что зашел уже достаточно глубоко в недра горы, то остановился и оглянулся. Круг света позади, знаменовавший выход из глотки грифона, показался мне таким же далеким и прекрасным, как Америка, о которой я до сих пор вспоминал время от времени, – потерянным раем, постепенно меркнувшим с каждым моим трудным шагом вперед.

– Рыцарь не считает своих врагов, – сказал я себе и сделал следующий шаг и еще один. – Но я хотел бы найти Дизири, увидеть ее еще раз перед тем, как уйду.

Бен, я не могу объяснить тебе, откуда я знал, что скоро утрачу даже память о ней. Но я знал.

Позже, когда круг света позади казался не более чем крохотной звездочкой, я сказал:

– Жаль, что со мной нет Гильфа.

Впереди я увидел свет. Я прибавил шагу, преодолевая течение потока, теперь более глубокого, но не столь быстрого, – и внезапно погрузился с головой в темную воду, ступив в глубокий провал, которого не заметил, и сразу пошел ко дну, увлекаемый весом своей кольчуги. Я задергался, пытаясь от нее освободиться. Вытянул кольчугу из-под перевязи, стащил через голову и бросил на дно – и только потом осознал, что мне не грозит опасность утонуть. Я не мог дышать под водой, но в этом и не было необходимости. Я всплыл обратно на поверхность (казалось, из страшной глубины) и выбрался на берег, отплевываясь и дрожа всем телом.

Отдышавшись, я обнаружил, что в просторной пещере, где я лежу, свернувшись калачиком, царит не кромешная тьма. Сквозь два отверстия высоко в стене (глаза грифона) пробивались бледные лучи, которые упирались в алтарь неподалеку, маленький и незатейливый.

Осознав, что я все еще жив, и почувствовав острую потребность размяться и согреться, я поднялся на ноги и подошел к алтарю, чтобы разглядеть его получше. Обращенная ко мне каменная поверхность была гладко обтесана и, как и верхняя плоскость, увлажнена каплями, сыпавшимися редким дождиком с потолка. Однако противоположную сторону украшала резьба, и хотя бледные лучи дневного света, пробивавшиеся сквозь глаза грифона, не достигали резных завитушек и закорючек, я прочитал, водя по ним пальцами: Кантел, Алоу, Лло…

Позови, и я приду.

– Я не умею читать, – сказал я вслух. – Во всяком случае, на языке, на котором говорят и пишут здесь. Как же мне удалось прочитать слова?

А потом вдруг сообразил: это же эльфийские письмена!

Я выпрямился, ошеломленный. Тысячи воспоминаний разом нахлынули на меня, подобно теплым синим волнам прозрачного моря: смеющиеся келпи, увлекающие меня к пещере Гарсега; остров на морском дне; долгий путь к Башне Глас.

Позови, и я приду.

– Тогда я зову тебя, – сказал я. Мой голос прозвучал громче, нежели я рассчитывал, и слова отдались многократным эхом под сводами пещеры. – Я призываю грифона или любого, кому принадлежит алтарь.

Эхо запрыгало между каменных стен, постепенно стихая.

И ничего не произошло.

Я вернулся к источнику, дававшему начало маленькой реке, известной нам как Гриффин. В пещере, где я находился, не было ни меча, ни грифона, ни дракона, но где-то в глубине природного колодца оставались мои сапоги с засунутыми в них чулками. Скорее всего, они болтались посередине между поверхностью воды и дном. Моя кольчуга тоже оставалась там – лежала на дне, вне всякого сомнения.

Я снял перевязь, по возможности тщательно вытер Мечедробитель и кинжал, а потом разделся догола. Пытаясь вспомнить мерное колебание моря, я нырнул.

Вода была обжигающе-холодной, но прозрачной как стекло – такой прозрачной, что в бледном свете, струившемся из пещеры сверху, я даже различал окружающее. На значительной глубине, где свет почти померк, перед моими глазами проплыла черная тень. Я схватил ее, и она оказалась моим сапогом. Я расслабился и отдался восходящему потоку.

С торжествующим воплем я вынырнул на поверхность, швырнул сапог на каменный пол пещеры, а потом подтянулся на руках, вылез из воды и уселся на самом краю колодца, дрожа всем телом. Если я нашел один сапог, значит, сумею найти и второй. А если я найду оба сапога, то вполне смогу достать со дна кольчугу.

Я поднялся на ноги и вылил из сапога воду. Засунутый в него чулок никуда не делся. Я крепко выжал его и отнес вместе с прочими своими вещами на самое сухое место, находившееся за алтарем, где пещера резко сужалась и уходила вниз. Расстелив там рубашку и штаны, я снова нырнул в источник.

На сей раз мне не повезло, и я вынырнул на поверхность с пустыми руками. Выбравшись из воды, обессиленный и замерзший, я решил хорошенько обследовать пещеру, прежде чем нырять снова. Таким образом я отдышусь и немного согреюсь.

Темный туннель за алтарем круто уходил вниз; пройдя по нему двадцать-тридцать шагов я оказался в кромешной тьме. Дюжина черных отверстий в каменных стенах вела в крохотные пещерки, более или менее сырые. Логово Гренгарма, решил я, наверняка находится глубоко в недрах горы, куда и ведет длинный туннель. Гренгарм не может видеть меня, что, конечно, хорошо. Но с другой стороны, я тоже не могу видеть Гренгарма.

Содрогнувшись при воспоминании о Сетре, я снова нырнул – и погружался в глубину, покуда мои легкие не стали разрываться, а потом наконец поймал непонятный предмет, на ощупь похожий на пропитанное влагой полено.

Когда я вынырнул, он оказался вторым моим сапогом. Я почувствовал себя маленьким ребенком, получившим замечательный рождественский подарок. Замерзший и ослабший, я на мгновение испугался, что не сумею выбраться из воды, но потом пустился в пляс на влажном полу пещеры и даже пару раз попытался пройтись колесом, прежде чем отжал второй чулок и положил рядом с первым.

Чулки лежали на полу у самого входа в туннель за алтарем, как я уже говорил. Я заглянул в него, и на сей раз он показался мне уже не таким темным. По непродолжительном размышлении я заключил, что раньше просто перенес на него свои впечатления от кромешной тьмы, царившей в двадцати-тридцати шагах дальше.

Воображение зачастую играет с тобой самые диковинные шутки, сказал я себе. Я умел читать эльфийские письмена, хотя уже почти забыл, что и сам умею писать по-эльфийски. Теперь, когда я вспомнил о своем умении читать и писать на эльфийском языке, я понял, что это одна из вещей, которым я научился в Эльфрисе до того, как появился в пещере Парки. Эльфы стерли многое из моей памяти – кто знает, почему? Они уничтожили все мои воспоминания о том времени. Но не заставили меня забыть, что надо говорить человеку, попавшему в беду и терпящему несправедливость. Я не помнил никаких подробностей, но они жили во мне, подобные очертаниям букв эльфийского алфавита. «Они послали вас, чтобы вы поведали о причиненных им обидах и об их поклонении», – сказала мне Парка. Вместе со своим посланием они передали мне и все знание эльфийского языка. Возможно, у них не было выбора.

К тому времени, когда в моем уме пронеслись все эти мысли, я подошел обратно к источнику. Я понимал, что на сей раз мне нужно достичь дна, если я хочу вернуть свою кольчугу. Мне придется напрячь все свои силы, выложиться на все сто. Я высоко подпрыгнул и врезался в воду, словно стрела, стараясь опуститься по возможности глубже.

Я нырнул глубоко и опускался вниз, энергично работая руками и ногами, покуда у меня не заболели уши, но так и не увидел впереди ничего, кроме темной воды. Мне пришлось подняться на поверхность.

Немного побродив по пещере, чтобы согреться и перевести дух, я поднял с пола гладкий камень, страшно тяжелый, и нырнул с ним. Он увлекал меня все глубже и глубже, и наконец свет померк. Здесь (как мне показалось) вода изменила свою природу: она по-прежнему оставалась холодной и по-прежнему отличалась от самого холодного и самого влажного воздуха. Но я мог спокойно дышать, не захлебываясь. Вода больше не пыталась утопить меня.

Я так удивился и испугался, что отпустил камень и поплыл вверх, сначала просто отдавшись восходящим струям, а потом – когда вновь различил высоко над головой крохотный круг голубого света, – энергично работая руками и ногами.

На сей раз я выпрыгнул из воды, все так же дрожа от холода и чувствуя усталость, но не особо задыхаясь. «Там внизу Эльфрис, – сказал я себе. – Вода Эльфриса знает, кто я такой».

Дно пруда, в который я нырнул на острове Глас, находилось в Эльфрисе, вспомнил я. И дно моря тоже – во всяком случае, так казалось, когда меня увлекли на глубину келпи. И озеро, в которое погрузился крылатый мужчина, коли на то пошло. Этот колодец тоже вполне мог иметь выход в Эльфрис, хотя я подозревал, что он открыт не для всех.

– Но в конце концов, я – не все.

На сей раз я выбрал два камня поменьше, округлой формы.

В прохладной черной глубине происходило какое-то движение. Я ничего не видел, но чувствовал слабые восходящие токи воды. А потом мои вытянутые вперед руки с зажатым в них грузом наткнулись на какой-то предмет. Чешуйчатый и твердый на ощупь. Но податливый. Отпустив один камень, я схватил незримый предмет, а потом бросил второй камень.

Возвращение на поверхность потребовало неимоверных усилий. Я с трудом удерживал в руках скользкий бесформенный груз, тянувший меня на дно. Судя по весу и фактуре, это была двойная кольчуга, которую я забрал у Нитира, хотя, похоже, в нее попалось что-то постороннее – длинное, неуклюжее и тяжелое.

Вынырнув наконец на поверхность и схватившись одной рукой за край колодца, я собрал все свои силы и швырнул добычу на каменный пол, уйдя с головой под воду в момент броска, но высоко выскочив из воды, едва моя рука освободилась. Еле живой от усталости, я выкарабкался из колодца, неожиданно подхваченный снизу потоком воды, который, казалось, заметно усилился с последнего раза.

Пока я встряхивался и приглаживал ладонями мокрые волосы, отжимая влагу, из-за звона в ушах я не слышал тихой музыки, разносившейся под гулкими сводами пещеры. А потом услышал.

Жутковатая мелодия, пересыпанная фальшивыми аккордами, звучащая то громче, то тише, незнакомая и знакомая одновременно; порой музыка напоминала треск пламени, а порой – предсмертную песню лебедя, пронзенного стрелой охотника. Она напугала меня до полусмерти, но пробудила в моей душе тоску по какому-то давно забытому краю.

Обогнув алтарь, я подбежал к туннелю, у входа в который оставил свою одежду. Далеко, далеко внизу плясали крохотные огоньки, подобные светлячкам.

Я торопливо оделся и с трудом натянул влажные сапоги, хотя боялся переломать себе все пальцы на ногах.

Кольчуга, поднятая со дна, была опутана водорослями и покрыта тиной. Я прополоскал ее в холодной чистой воде источника, дававшего начало реке Гриффин. За кольчугу зацепилась перевязь из тонкой металлической сетки, а на перевязи висели украшенные драгоценными камнями ножны. Я наполовину вытащил клинок из ножен. Черный, с серебряными вкраплениями, он заставил меня вспомнить кинжал, который я видел в оружейной мастерской в Форсетти.

Я повернул меч другой стороной. Действительно ли он выкован из черного металла с серебряными прожилками? Или серебро нанесено на поверхность? Или он просто потемнел за долгие годы, пока лежал под водой? Порой мне казалось, будто он покрыт письменами, но потом иллюзия рассеивалась. Рукоятка, сделанная из золота или меди, немного позеленела под действием коррозии.

Тысячи чистых голосов присоединились к музыке, слились в хоре сродни церковному. Я поспешно натянул кольчугу, показавшуюся мне легче, чем я помнил.

Свою перевязь я оставил в пещере. Я побежал за ней, когда вода вдруг изверглась вверх из источника, заливая каменный пол и забрызгивая высокий потолок. Подобно перевернутому вверх дном затонувшему судну, на поверхность всплыла огромная морда, при виде которой я метнулся в одну из маленьких пещерок, где опустился на колени за камнем и надел сетчатую перевязь, справившись с украшенной драгоценными камнями застежкой гораздо быстрее, чем мог ожидать.

Когда я поднял глаза, голова дракона уже находилась над водой. Чешуйки чудовища казались черными в полумраке; по сравнению с чернотой его глаз обычный черный цвет показался бы серым: абсолютная чернота, поглощающая свет.

Он поднимался, разворачиваясь кольцо за кольцом, и, наверное, распростер бы крылья, если бы мог. Но пещера, пусть просторная и с высоким потолком, была недостаточно велика для этого. Полураскрытые крылья заполнили все пространство, и на минуту показалось, будто посреди пещеры колышутся широкие занавеси из тонкого черного бархата – занавеси, свисающие с длинных кривых когтей, черных-пречерных.

Сине-зеленые, разноцветные и огненно-красные эльфы, маршируя в ногу и распевая, повалили из туннеля, чтобы приветствовать Гренгарма; но связанная женщина, возложенная ими на алтарь, была облачена в черное, и одеянием ей служили собственные длинные черные волосы, не вполне прикрывавшие наготу. Кожа у нее была молочно-белой.

Я завороженно смотрел на женщину, потрясенный ее красотой, но нисколько не уверенный в ее человеческой природе.

Один из эльфов, в длинном балахоне и с бородой, указал на нее рукой и обратился к Гренгарму с речью, заглушённой музыкой и пением, а потом упал на колени и коснулся лбом каменного пола.

Гренгарм раскрыл пасть, и пещеру наполнил голос, подобный грохоту тысячи гигантских барабанов:

– Вы пришли с копьями. С мечами. – Кривые клыки, хорошо видные в раскрытой пасти, длиной превосходили упомянутые мечи и по остроте не уступали пикам. – А если Гренгарм сочтет вашу жертву недостойной себя?

Пение прекратилось. Лютни, рожки и флейты умолкли. Издалека доносился стук бубнов, звон золотых кимвалов и треск кастаньет. Сердце у меня бешено забилось, и я вспомнил, что однажды танцевал так же и под такую же музыку.

Наконец в пещеру вошли танцовщицы – эльфийские девы, обнаженные, как и женщина на алтаре, но со стоящими дыбом волосами, словно взметенными над головой незримым ветром. Они подпрыгивали и кружились, танцуя каждая под свою музыку, или, вернее, все танцевали под музыку вне музыки, под ритм кастаньет, кимвалов и бубнов, слишком сложный для моего понимания. Они вращались, приседали, резво перебирали ногами и подскакивали, играя на своих инструментах; и среди них я увидел Ури.

Сложив крылья, Гренгарм пополз к алтарю, подобный огромной змее. Танцовщицы разбежались в разные стороны, а я почти бессознательно вытащил из ножен меч, найденный на дне колодца.

Едва я извлек клинок из ножен, перед Гренгармом появился рыцарь-призрак, который занес меч высоко над головой и выкрикнул:

– Остановись! Остановись, жалкий червь! Или погибни!

Глава 69

ГРЕНГАРМ

Дракон поднял голову, словно кобра, и на шее у него развернулись крылья меньшего размера, чем на спине.

– Кто отодвинул твою могильную плиту, призрак, что ты восстал, дабы противостоять Гренгарму?

– Из-под какой могильной плиты, – ответил вопросом на вопрос рыцарь-призрак, – выполз ты, червь?

Бородатый эльф в балахоне, все еще стоящий на коленях, крикнул:

– Мы здесь ни при чем, господин. Это дело рук Сетра.

– Сетр способен на большее. – Казалось, Гренгарм забавлялся. – Бледная тень, призрачный рыцарь, что ты станешь делать, коли я дыхну огнем? Или призову богов смерти? Разве жар моего дыхания не испепелит тебя?

Я знал, что за меч я держу в руке, когда вышел из-за камня, вскинув оружие над головой.

– Он призовет на помощь рыцаря и собрата по оружию!

Гренгарм бросился вперед быстрее, чем я ожидал, предварительно извергнув из пасти мощную струю пламени – так пронзительный голос трубы возвещает о начале атаки. Сжав рукоять меча обеими руками, я прыгнул вперед и, наполовину ослепленный огнем и дымом, услышал лязг клинка о клыки чудовища; а потом я принялся наносить удар за ударом, полосуя темным обоюдоострым мечом плоть, разрубая чешую и дробя кости.

Плечом к плечу со мной бились рыцари, почти реальные: отважные воины, смело смотрящие в лицо Хель. Но за Гренгарма сражались эльфы, вооруженные копьями, щитами и тонкими эльфийскими мечами, и они падали наземь, истекая кровью, и умирали, как обычные солдаты в бою.

Гренгарм начал отползать, чтобы нырнуть обратно в колодец, но я с двумя десятками рыцарей преградил ему путь. С быстротой молнии он метнулся в сторону…

И исчез. Кровь текла изо рта жалкого карлика, метнувшегося к бурлящей воде. Я кинулся вслед за ним, но стена огня встала у меня на пути. Карлик прыгнул в Гриффин и скрылся под водой.

Эльфы продолжали сражаться, но призрачные рыцари теснили их со всех сторон, испуская воинственные кличи, звучавшие еще в незапамятные времена, когда древнейшие деревья были слишком молодыми, чтобы их слышать. Из глубины веков, доносился громовой топот копыт.

Этерне сокрушал эльфийские мечи и раскалывал черепа, покуда последние эльфы не пустились в бегство по темному туннелю. Тяжело дыша, я повернулся к женщине на алтаре.

Пепельно-серый эльф перепиливал сломанным мечом веревки на ней. Голова у него была полуотрублена, и кровь стекала с пальцев на молочно-белую кожу и черные волосы женщины, но он упорно продолжал перерезать путы, одну за другой.

– Вложи меч в ножны, – промолвила женщина, – и прогони этих призраков, покуда они не причинили нам вреда. И прошу тебя… умоляю, освободи меня.

Я обратился к одному из призрачных рыцарей. (Он снял шлем, и на лице у него была такая глубокая печаль, Бен, что просто сердце разрывалось.)

– Кто вы? – спросил я. – Последовать ли мне совету этой женщины? Клянусь честью, я не отошлю вас прочь, не поговорив с вами.

Рыцари собрались вокруг меня и заговорили нестройным тихим хором, что всего лишь выполняли свой долг, повинуясь чувству чести. Голоса звучали глухо и гулко, словно некий искусный кукольник дергал за пропущенную сквозь полую тыкву струну, заставляя ее говорить.

– Мы – рыцари, некогда незаслуженно владевшие Этерне, – ответил рыцарь, к которому я обратился.

– С вашей стороны будет благоразумно выполнить ее желание, – сказал другой. – Но будет неблагоразумно доверять ей.

– Освободи меня от пут и дай мне пить! – крикнула женщина с алтаря. – У тебя есть вино?

Я продолжал задавать призрачным рыцарям вопросы – не скажу, какие. Потом один из них принес оброненный эльфом бурдюк, похожий на винный. Он вытащил затычку и наполнил маленькую чашу, вырезанную на другом конце затычки. Так подобные вещи делаются в Эльфрисе. По запаху я понял, что это крепкий бренди; мне не нужно было пробовать.

Я начисто вытер Этерне о волосы мертвого эльфа и вложил в ножны, собираясь взять винный мех, – и мгновенно все рыцари исчезли. Представь себе зал, освещенный множеством свечей. По залу проносится сильный ветер – и все свечи разом гаснут. Так случилось и с рыцарями.

Бурдюк упал на каменный пол пещеры, и почти весь бренди вылился, хотя, поспешно подхватив бурдюк, я спас малую часть содержимого. Я подошел к женщине на алтаре и перерезал веревки кинжалом, а потом налил в чашу остатки бренди и дал ей.

Она поблагодарила меня и опустила в чашу палец. Жидкость мгновенно полыхнула голубым пламенем, и она залпом выпила все, вместе с огнем.

– Боже милосердный!

Женщина улыбнулась.

– Нет, следует сказать: «Рыцарь милосердный». – Она погладила меня по щеке. – Я не божество, сэр рыцарь. И не простая женщина. Ты подданный моего брата?

Я сказал, что я рыцарь Ширвола.

– Да, и когда мы встретимся в следующий раз, ты низко поклонишься мне, а я улыбнусь так холодно! – От нее сильно пахло бренди. – Но сейчас мы не при дворе… Что ты делаешь?

Я снимал плащ, чтобы отдать ей.

– Он еще влажный, – предупредил я.

– Я его высушу.

Женщина спустилась с алтаря (тонкая и стройная, она покачивалась, словно ива под порывами ветра) и позволила мне накинуть плащ ей на плечи. Я считаюсь высоким, но плащ, достигавший моих лодыжек, даже не прикрывал ее коленей.

– Мы оба промокнем еще сильнее, чем плащ, ваше высочество, прежде чем выберемся отсюда.

Она подняла с пола пустой бурдюк.

– Они принесли это для меня. – Она рассмеялась, отбросив бурдюк в сторону, прелестным смехом, не похожим на человеческий. – Ах, какие они добрые, мои старые верные стражи! «Пусть она будет одурманена и счастлива, покуда челюсти Гренгарма не сомкнутся на ней». Жаль, что арак кончился.

Я собрался поискать другой бурдюк, но она остановила меня.

– Больше нет, к великому сожалению, – арак помог бы тебе обсохнуть. Что же касается меня, то я не промокну. А перед уходом я хочу открыть тебе, мой добрый рыцарь, одну тайну. – Она подалась ко мне и прошептала: – Если бы тот, кто пришел к алтарю, сожрал меня, он стал бы здесь таким же реальным, как в Муспеле.

На последнем слове она исчезла, и мой плащ упал на каменный пол. Одновременно с ним на пол упал мертвый эльф с полуотрубленной головой.

Снаружи, в залитом солнцем ущелье я не увидел ни души. Я медленно выбирался из потока, осторожно нащупывая опоры для рук и ног, думая лишь о том, что не хочу больше падать в воду – все, что угодно, только не это. Лучше всего мне запомнилось чувство смертельной усталости (практически только оно одно и запомнилось).

На месте нашей стоянки, где мы развели костер и привязали хромого белого жеребца, подаренного мне лордом Билом, оставались ветошь и фляга с маслом. Я хотел смазать чужую кольчугу, которую вытащил из источника. Помню, я посмотрел на нее при солнечном свете и заметил, что каждое пятое кольцо на ней золотое. Я хотел также позаботиться о своем кинжале и Мечедробителе, которые взял с собой; но больше всего я хотел привести в порядок Этерне. Когда я извлеку клинок из ножен, чтобы протереть и смазать, появятся призрачные рыцари. Я старался придумать какой-нибудь способ предотвратить появление призраков, но безуспешно. Я беспокоился и по поводу ножен. Они были сделаны из золота и украшены драгоценными камнями, но под золотом наверняка имелась подкладка, скорее всего деревянная, и я опасался, что она сгнила.

Позади меня прогремел низкий пришептывающий голос грифона:

– Хочешь увидеть его? Посмотри на запад.

Но я посмотрел на грифона. Вернее, завороженно уставился. Он был весь белый, если не считать клюва, когтей и прекрасных золотых глаз.

– Посмотри на запад, – повторил он.

Наконец я послушался. На западе собиралась гроза, на солнце надвигались темные тучи, на фоне которых кружилось нечто еще более темное.

– Да. Ты пощадишь его? – Грифон слетел в ущелье, со своего скального насеста, и земля сотряслась под тяжестью его тела. – Или убьешь?

– Я не вправе его пощадить, – сказал я. – Убью, если сумею.

– Я летаю так же быстро, как он, и даже быстрее. Полетишь со мной? – Огромная орлиная голова нависала надо мной, и вцепившиеся в камни когти могли сграбастать меня с такой же легкостью, с какой ребенок хватает тряпичную куклу.

Среди призрачных рыцарей, сражавшихся плечом к плечу со мной, не было Равда, но мне показалось, будто призрак Равда стоит у меня за спиной, когда я сказал:

– Да.

Грифон кивнул: торжественно наклонил вперед огромную жуткую голову. Я ждал, изнывая от желания выспаться и отдохнуть, но зная, что вместо этого мне предстоит сражаться не на жизнь, а на смерть. И тут грифон сделал нечто, удивившее меня не меньше, чем любое из событий, недавно происходивших в пещере. Повернувшись к ущелью, он крикнул:

– Тауг!

Тауг появился буквально через секунду: по-видимому, он прятался поблизости и наблюдал за нами.

– Вот ваш лук, сэр Эйбел, – сказал он, – вот ваш колчан со стрелами, и вот ваш шлем. Его вы тоже оставили у нашего костра.

Я взял лук, колчан и шлем, а взамен отдал Таугу Мечедробитель и свою старую перевязь.

– Ты снова заговорил.

– Да, сэр Эйбел, поскольку вы добыли его. Добыли меч. Я ждал вас тут, и он уже говорил со мной…

Я снова повернулся и уставился на грифона.

– Да, он самый. И он сказал, что мне можно с вами, если вы не станете возражать, поскольку увидел, что мне очень хочется, просто я не могу ответить, а потом я смог – и мы с ним сразу поняли, что вы добыли меч и теперь все будет в порядке. Вы позволите, сэр Эйбел? Я полечу с вами, раз вы не против?

– Если, – поправил я, и мне показалось, будто Равд положил руку мне на плечо, хотя я его даже не видел.

Мы оба сидели на шее грифона, зарывшись в белые перья, чтобы спастись от холода: я впереди, Тауг сзади.

– Ты станешь рыцарем, коли выживешь, – прокричал я, перекрывая шум мощных крыльев. – После этого ты не сможешь жить иначе.

– Знаю, – ответил Тауг. Он обнимал меня за талию и тесно прижимался ко мне.

Во мне вдруг открылся провидческий дар, как бывает перед лицом смерти.

– Ты станешь рыцарем, – повторил я, понимая, что этот мальчик, готовый превратиться в мужчину, по сути уже рыцарь. – Но ни один подвиг, который ты совершишь в будущем, не превзойдет величием этот твой подвиг. Я выполнил твою просьбу. Теперь ты выполни мою.

– Да, сэр Эйбел. – У него стучали зубы. – Все, что угодно.

– Скажи: «Я выполню любое ваше желание».

– Я выполню любое ваше желание, – повторил он. – Только не просите меня спрыгнуть отсюда. – Он смотрел на серо-зеленое море далеко внизу.

– Я хочу, чтобы на своем щите ты изобразил грифона. Сделаешь это?

– Но такой рисунок… он должен украшать ваш щит, сэр Эйбел.

– Нет. Так ты выполнишь мое желание?

– Да, сэр Эйбел. Я… я выполню.

Грифон повернул голову к нам, потом посмотрел вниз. Проследив за направлением его взгляда, я увидел в море Гренгарма.

С быстротой молнии грифон устремился вниз, выпустив острые когти; Гренгарм глубоко нырнул, словно кит, но я успел послать в него стрелу – и попал в цель.

Мы неслись низко над волнами. Глядя на них и чувствуя на лице теплые соленые брызги, я испытывал к ним такую же любовь, какую мужчина испытывает к женщине.

– Он поднимется на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, – сказал грифон. Он говорил в такт своим движениям, сопровождая каждое слово мощным взмахом крыльев, возносящим нас все выше. – Но возможно, это произойдет не скоро и далеко отсюда.

Мы медленно поднимались, описывая широкие круги, и воздух становился все холоднее.

– Если он всплывет ночью, я его не увижу, – сказал я.

– Я увижу, – заверил нас грифон.

Солнце опустилось к горизонту и потускнело, когда грифон снова устремился вниз, и моя стрела вонзилась Гренгарму в шею сзади, под самой головой.

В третий раз он всплыл на поверхность, когда солнце уже скрылось за островами на западе, но теперь не нырнул, а ударил огромными черными крыльями по волнам и взмыл в воздух, как взлетает фазан, спасаясь от охотничьих псов. Мы очень долго преследовали Гренгарма и поднялись очень высоко и увидели внизу миллионы звезд, похожих на бриллианты, рассыпанные по облачному одеялу.

Между луной и замком Вальфатера мы настигли нашу жертву. Грифон и дракон сошлись в смертельной схватке на головокружительной высоте, откуда замок (по всем шести сторонам которого сверкали крепостные башни, так что непосвященному он показался бы шестиконечной звездой) казался гораздо больше, чем темный Митгартр далеко внизу. На парапетных стенках выстроились люди, которые наблюдали за схваткой и подбадривали нас криками, а в каждом окне каждой башни виднелось прекрасное женское лицо.

Когда челюсти Гренгарма сомкнулись на грифоньем горле, я перебрался на дракона, оглушенный шумом ветра, поднятого мощными крыльями. А когда я выхватил из ножен Этерне, два десятка призрачных рыцарей закружились вокруг меня, подобно сухим листьям. Я по самую рукоять вогнал легендарный клинок в глубокую рану, из которой по-прежнему торчала моя стрела, и почувствовал, как дракон умирает. Черные крылья задвигались медленнее, а потом вяло повисли, и грифон, не в силах тащить такую тяжесть, разжал когти. В падении я выдернул Этерне из раны, и ветер омыл лезвие, разбросав капли драконьей крови по всему небу.

И я вложил Этерне в ножны, подумав, что меч должен оставаться в своих ножнах, пусть я и погибну.

В тот же момент призрачные рыцари исчезли, а Гренгарм повернул ко мне свою ужасную голову и широко раскрыл огромную пасть. Когда я завороженно уставился в нее, готовый принять смерть, мне открылись вещи, прежде недоступные пониманию.

С высоты ко мне галопом спустился конь; резвые ноги с подкованными серебром копытами несли его вниз даже быстрее, чем мощные крылья несли грифона. Сидевшая на коне дева попыталась схватить меня, но промахнулась. Однако за ней стремительно скакала следующая, а за ней еще одна, которая с радостными криками нахлестывала поводьями своего коня, вихрем летящего со звездного неба. Третья-то дева и подхватила меня сильной рукой под мышку и усадила в седло перед собой, как я сам сажал Тауга, когда он еще не обрел дар речи. Я оглянулся и увидел, что я – хотя и считаюсь воином, способным помериться силами с лучшими, – едва достаю макушкой ей до подбородка.

– Я Альвит! – прокричала дева. – Можете не называть свое имя! Оно нам известно!

Мы спустились так низко, что облака уже оказались над нами; белый конь Альвит легким галопом стал подниматься на высокую облачную гору, не спотыкаясь и не уставая. Взобравшись на вершину, он вновь пустился во весь опор по незримой воздушной дороге, гулко стуча копытами.

– В мире нет ничего лучше, – проговорил я.

Я обращался к самому себе, и шум ветра, поднимаемого могучим белым конем, заглушал слова, но Альвит сказала:

– Не в мире, а за пределами мира. Любите жаркие схватки, сэр Эйбел?

– Нет, – сказал я и заглянул в свою душу. – Я сражаюсь, только когда мне велит чувство чести, любым оружием, имеющимся в моем распоряжении. И побеждаю любой ценой.

Она рассмеялась и обняла меня покрепче. Ее смех раскатился жутковатым прерывистым гулом, который порой доносится с неба среди ясного дня, заставляя людей вздрагивать от страха, а потом еще долго ломать голову.

– Для нас этого достаточно, и вы мне по сердцу. Вы согласны сражаться за нас против Великанов зимы и древней ночи? Согласны, если мы поведем вас в бой?

– Я готов сражаться за вас с любым противником, – сказал я, – и вам не нужно вести меня в бой. Никому не нужно. Я сам брошусь вперед и буду сражаться, когда командир, которого вы поставите надо мной, падет в бою.

Едва лишь последнее слово слетело с моих уст, она наклонилась и поцеловала меня. Ничего подобного я не испытывал прежде и больше никогда не испытаю: от поцелуя мое тело обратилось в железо и в груди заполыхал жаркий огонь.

Вскоре конь странным образом перекувырнулся на бегу, и замок Вальфатера, который прежде находился над нами, теперь оказался внизу. А мгновение спустя серебряные подковы застучали по хрустальным булыжникам внутреннего двора.

1

Имя Ravd созвучно глаголу to ravish.

2

Glass (англ.) – стекло.

3

Sheer wall (англ.) – отвесная стена.