Рыцарь-чародей (№1) - Рыцарь

– Да, господин.

– Вы ничего не обещали, – вставила Герда.

– Если и обещал, я нарушу свое слово, – сказал я, – поскольку хочу сказать Ури, что и там, и там Гарсег казался нереальным. Он был прозрачным, как тонкое голубое стекло, даже при слабом свете звезд. Этого достаточно, Ури?

– Более чем достаточно, господин.

– Ты понимаешь, что я знаю ответы на все вопросы, которые задал тебе?

– Да, господин. Я ваша рабыня. Ваша смиренная поклонница.

– Ты все расскажешь Гарсегу, когда вернешься в Эльфрис. Разве вы с Баки не встречались с ним там, чтобы докладывать обо мне?

– Господин, у меня не было выбора!

Я пожал плечами.

– Где Баки?

– Все еще разгоняет мулов, господин. – В голосе Ури слышалось огромное облегчение. – Ангриды пока не всех поймали. Она пугает мулов, чтобы они разбегались в разные стороны, как делала я, когда они держались вместе. Мы также принимали обличье ослов и прочих животных, чтобы заморочить ангридам голову.

– Что она будет делать, когда они поймают последнего?

– Явится сюда, господин, чтобы сообщить нам об этом.

– Хорошо. Бертольд Храбрый, к северу от холма находится дом твоего хозяина?

– Наверное. Других домов поблизости нет.

– Да, сэр, – добавила Герда. – Его зовут Бимир, и суровее хозяина свет не видывал.

– Что, Бимир не держит скота? Я не вижу хлева.

Бертольд Храбрый хихикнул.

– Глаза видят не все, сэр рыцарь. Коровник и овчарня находятся за домом. Дом большой, но коровы обычные.

– Понятно. Кто их доит?

– Я, сэр.

– Это хорошо. Мы с Гильфом устали и проголодались. И мой конь тоже. Мы собираемся переночевать в коровнике. Не говори хозяину.

– Не скажу, сэр.

– Сейчас мы пойдем туда и возьмем с собой Ури. Когда ты вернешься домой, будь добр, принеси нам поесть. Сможешь?

– Да, сэр. Принесу.

– Спасибо. Мы уйдем утром, и мы ничего не возьмем там и не причиним никому вреда.

– А как же мы, сэр? – спросила Герда.

– Я должен отправиться в Утгард и освободить Поука и Ульфу. Я уже говорил. Обратно мы поедем этим же путем и возьмем вас на юг с собой.

– Вы хороший человек! Я поняла это сразу, сэр, как только увидела с вами старушку.

– Нечем заплатить, – пробормотал Бертольд Храбрый. – А жаль.

– Ты расплатишься едой с кухни твоего хозяина. – Я не понял слов Герды насчет старушки, но решил не обращать на них внимания. – Теперь отпусти Ури.

Бертольд Храбрый разжал руку, и Ури выскользнула из тени сосны на лунный свет.

– Спасибо, господин!

– Пожалуйста. Сходи, взгляни на дом. Потом вернись и расскажи, что видела.

Пока мы разговаривали, хромой жеребец ушел вниз по склону, но Гильф без труда пригнал его обратно. Когда мы находились довольно далеко от холма (и примерно в полумиле от громадного дома Бимира), пес спросил:

– А какой из них настоящий я?

Я спросил, о чем он говорит.

– Вы говорили про Гарсега. Он здесь ненастоящий.

– Не совсем так. – Я задумался, как бы объяснить попонятнее. – Ты помнишь человека с крыльями?

– Конечно.

– Он тебе понравился?

– Очень!

– Тогда, возможно, ты заметил, что бревно, на котором он сидел, казалось менее реальным, чем он сам. И пруд, и лес. Не то чтобы они были нереальными, и не то чтобы они изменились. Митгартр не изменился, но крылатый мужчина был более реальным, чем Митгартр и любой предмет в Митгартре. Когда Ури и Баки приходят сюда из Эльфриса, они кажутся такими же реальными, как мы. Но на самом деле они менее реальны, и это становится видно, когда на них падает солнечный свет. Гарсег выглядел нереальным даже ночью.

Пару минут Гильф трусил рядом, не произнося ни слова, а потом спросил:

– А я нереальный сейчас? Или когда мы сражаемся?

– Не знаю. Сейчас я понимаю гораздо больше, чем раньше, но далеко не все. Возможно, я никогда не пойму всего.

– А я выгляжу более реальным в нынешнем своем обличье? Или в другом?

– Возможно, ты реален в обоих своих обличьях. Я знаю, ты хочешь поговорить о себе, но я намерен еще немного поговорить о Гарсеге, поскольку тебя я не понимаю и никогда не понимал. Но мне кажется, что его я сейчас понимаю лучше, чем поначалу. Ты привел Гарсега, чтобы он исцелил меня. Он тебе понравился?

– Нет. Не особо. Но мне сказали, что он может вас исцелить.

– А он сказал, что не исцелял. Он сказал, что меня исцелило море. Но позже, когда меня ранили в Ширволе, меня исцелила Баки. Тебя там тогда не было.

– Да.

– Я укусил Баки и напился ее крови. Это звучит ужасно.

– Для меня – нет, – заявил Гильф.

– А для меня – да. Только в ту минуту я не испытывал никакого ужаса. Мне было приятно, и после этого я стал гораздо лучше понимать эльфов. Возможно, Гарсег вообще не смог бы приходить в Митгартр, если бы его отец не был человеком. Тебе келпи посоветовали найти Гарсега? Наверное, они.

– Да.

– Возможно, они пили кровь Гарсега, чтобы исцелиться. Я рассказывал тебе про дракона? Как Гарсег превратился в дракона?

Гильф изумленно взглянул на меня:

– Ух ты!

– Да, я тоже страшно удивился. Но когда у меня появилось время хорошенько подумать, уже после нашего расставания, я удивился еще больше. Мы находились на очень узкой лестнице, и химеры налетали на нас, пытаясь столкнуть вниз. Ури, Баки и куча других.

Гильф коротко проворчал, показывая, что понимает серьезность ситуации.

– Драконы умеют летать. Я видел изображения драконов в Ширволе – одно на расшитой настенной портьере, а другое на большом кувшине, из которого пил герцог Мардер за обедом. Оба дракона были с крыльями.

– Угу.

– Вдобавок я знаю, что Сетр умеет летать. Я сам видел, как он летает. И если Гарсег мог превратиться в дракона, что он и сделал, почему он превратился не в крылатого дракона? Тогда он смог бы прогнать химер. Ты сам не можешь так изменять обличье, верно? Ты только становишься больше и свирепее.

– Верно. – Гильф остановился с поднятой передней лапой и указал носом на громадный, сколоченный из нетесаных досок дом с остроконечной крышей, к которому мы направлялись. – Может, лучше повернуть назад?

Я ненадолго задумался, потом помотал головой.

Глава 67

ТЫ ПОТЕРЯЛСЯ ЗДЕСЬ

В хлеву было темно хоть глаз выколи, но с помощью своего острого нюха Гильф скоро нашел корм для белого жеребца, а сам жеребец почти так же быстро отыскал корыто с водой. Я снял с него переметные сумы, седло и узду и, пока искал место для них, по счастливой случайности наткнулся на приставную лестницу, ведущую на сеновал. В щели крыши просачивался лунный свет, поэтому после кромешной тьмы, царившей в хлеву, здесь казалось достаточно светло, чтобы читать. Я сбросил вилами вниз добрых полтелеги сена для Гильфа и жеребца, снял сапоги и заснул, едва лег.

Меня разбудил гром – гром, молнии и проливной дождь, капли которого протекали сквозь все до единой щели у меня над головой. Я сел, обмирая от страха и не понимая, что происходит, а в следующее мгновение в свете полыхнувшей молнии увидел прямо перед собой уродливое лицо инеистого великана, которого встретил много лет назад на берегу Гриффина, – огромного безобразного великана, при виде которого я бросился обратно к лачуге, чтобы предупредить Бертольда Храброго об опасности.

– Думал, я не увижу следов твоего коня?

У великана был низкий грубый голос, способный навести ужас на любого, раздайся он неожиданно ясным летним днем. Но сейчас, в сравнении с оглушительными громовыми раскатами, он несколько проигрывал.

– Думал, дождь смоет следы, да?

Я помотал головой, зевнул и потянулся. Он хотел поговорить перед схваткой, и я нисколько не возражал.

– Я не знал, что пойдет дождь, и не волновался, увидишь ты следы или нет. С чего мне волноваться?

– Тайком пробираешься. Прячешься.

– Только не я. – Я встал с соломы и отряхнулся, задаваясь вопросом, где же Гильф. – Задерживаюсь в пути допоздна, ты имел в виду. У меня срочное дело к королю Гиллингу, и я скакал, покуда мой конь не выбился из сил. Если бы ты еще не лег спать, я бы попросил еды и ночлега у тебя, но в доме не горели огни. Я зашел в хлев и устроился, как мог. У тебя не найдется чего-нибудь перекусить?

Снова полыхнула молния, и с чувством болезненного облегчения я понял, что голова великана вовсе не стоит на полу передо мной, отрезанная, а торчит из люка в полу.

– Ты рыцарь?

– Верно. Я сэр Эйбел Благородное Сердце, и своим гостеприимством вы заслужили мою благодарность.

В свете очередной молнии я увидел летящую на меня руку. Я выхватил Мечедробитель из ножен и нанес удар в темноту, где находилась рука. Раздался тошнотворный хруст перебитой кости, а вслед за ним дикий рев боли.

Стены хлева сотряслись, когда великан наткнулся на что-то внизу. Несколько секунд я слышал глухой топот, доносившийся сквозь шум дождя, а потом в отдалении хлопнула дверь.

«Он перевяжет руку, – решил я, – и, вероятно, возьмет какое-нибудь оружие. Остается вопрос, запер ли он дверь на засов или просто захлопнул… Нет, – решил я, спускаясь по лестнице, – остается два вопроса. Второй – смогу ли я его одолеть?»

К хлеву спешил Бертольд Храбрый, нащупывая палкой дорогу под проливным дождем и прижимая к груди какой-то тряпичный узел.

– Я здесь, – крикнул я и бросился навстречу старику; порыв ветра едва не сбил меня с ног, когда я выскочил из хлева, и я мгновенно промок до нитки.

Он нащупал палкой мои ноги и попытался отдать мне узел.

– Искал вас ночью, но безуспешно. Вы сказали «в коровнике», я обшарил все углы и звал вас по имени, но нигде не нашел.

– Я спал на сеновале. – Я вдруг устыдился. – Мне следовало подумать о тебе. Извини.

Бертольд Храбрый нашарил мою руку:

– Вы ранили моего хозяина?

– Попытался. Кажется, перебил ему лучевую кость.

– Тогда вам нужно бежать! – В свете молнии я увидел искаженное страхом лицо и пустые глазницы, где раньше находились добрые карие глаза.

– Это он ослепил тебя?

– Не имеет значения. Он убьет вас!

– Имеет. Он?

– Они все так поступают с пленниками. – От волнения у него срывался голос. – Вам нужно бежать. Сейчас же!

– Нет. Ты должен провести меня в дом. Лучше всего в кухню.

Там имелось с полдюжины ножей, но рассчитанных по величине на дрожащих женщин, рабынь Бимира, а не на самого Бимира – ножей немногим больше моего кинжала.

– Он идет! – крикнула одна из женщин, когда я лихорадочно рылся в выдвижном ящике кухонного стола, и в отчаянии я схватил с огромного очага вертел, достаточно длинный, чтобы насадить на него быка. Один конец у него был загнут под прямым углом, а второй заострен, чтобы протыкать туши. Я сунул острый конец в раскаленные угли, чувствуя волнение бурного моря в крови и ожидая шторма.

Когда Бимир наконец ввалился в дверь, его пах оказался на уровне моих глаз. Туда-то я ему вертел и вогнал.

А когда он согнулся пополам – всадил в горло.

Он упал бы на меня, не отскочи я в сторону. Я выдернул вертел из шеи поверженного великана, увидел, что он немного погнулся от удара о пол, и выпрямил на колене.

– Это Бимир? – выдохнул Бертольд Храбрый. – Это он упал?

Женщины (их было трое, грязных и изможденных) подтвердили, что он самый.

Я взялся за левый сапог Бимира и потянул на себя, выпрямляя ногу.

– Он кажется не таким уж огромным сейчас, когда валяется на полу.

– Осторожнее, – прошептала одна женщина. – Не поскользнитесь на крови, сэр.

– Постараюсь. – Я старался не ступать в бурую жижу, пузырившуюся под ногами, хотя испытывал большое желание растоптать мерзких крохотных тварей, плававших в ней. – Четыре с половиной шага. Если считать по ярду на шаг, получаем тринадцать с половиной футов роста. Это полезно знать. – Я повернулся к Бертольду Храброму и положил руку ему на плечо: – Мне надо ехать в Утгард, как я говорил тебе ночью, но я постараюсь вернуться поскорее. Тем временем вам с женщинами следует расчленить тело и избавиться от него любым способом. Если другие ангриды спросят…

– Да, юноша. Что это?

– Ветер. Ветер в дымоходной трубе.

Неистовый северный ветер взвыл в трубе, словно услышав мои слова.

– Прямо настоящий ураган, верно? Это большая труба, сэр, и в нее всегда залетает ветер.

– Мне нужно идти. Похоже, Гильф уже убежал. За стаей гончих Вальфатера, хотя я не слышал их лая сегодня ночью. Мой конь все еще стоит в хлеву?

– Наверное, сэр. Наткнулся на него, когда искал вас. Ваше седло тоже там.

– Я скоро вернусь, постараюсь поскорее.

Я выхватил у Бертольда Храброго узел, зажал под мышкой и снова выскочил под проливной дождь.

Несомненно, Герда и Бертольд Храбрый встречались в ближайшем от дома лесу. Я вспомнил, в какой стороне от хлева тот находился. Стараясь держаться левым боком к ветру, я погонял жеребца, покуда тот не пустился галопом, выбрасывая фонтаны воды и грязи из-под копыт.

В свете молнии я увидел поросшие мхом стволы деревьев и громко позвал Дизири. Никто не откликнулся, но дождь прекратился.

Не стих, а прекратился полностью. Молнии больше не сверкали, гром не гремел, и ледяные капли не сыпались с листьев над моей головой, когда я проводил по ним рукой. Тьма не рассеялась, но позеленела. Где-то далеко в горах протяжно провыл волк.

Я ехал вперед и вскоре пересек журчащий серебристый ручей, не имевший ничего общего с речушкой, протекавшей в Йотунленде. Солнце так и не взошло, и звезды не светили в небе, однако тьма начала постепенно рассеиваться. Хотя воздух вокруг меня оставался совершенно неподвижным (возмущаемый лишь моим дыханием), в верхушках деревьев шарил ветер, протяжно выпевая сотни разных имен.

В том числе и оба моих.

Я остановил коня и прислушался. И приподнялся на стременах, чтобы слышать лучше.

– Валевейн, Уэйс, Вортигерн, Киот…

Имена, которые я услышал раньше, – мои имена, – больше не повторялись.

– Ивейн, Готфрид, Эйлхарт, Паламед, Дуах, Тристан, Альбрехт, Карадок…

Кто-то бежал мне навстречу – бежал, спотыкаясь, падая и снова вскакивая. Я услышал хриплое, с присвистом, дыхание и судорожные всхлипы еще прежде, чем кусты рядом зашевелились и раздвинулись и оборванный мальчишка с испуганно вытаращенными глазами выскочил из зарослей и вцепился в мой сапог.

– Ты кто? – спросил я.

Он открывал и закрывал рот, но из груди у него вырывались лишь рыдания.

– Ты весь измазан в грязи и, похоже, напуган до смерти. За тобой кто-то гонится?

Продолжая давиться рыданиями, он помотал головой.

– Это Эльфрис, верно? – Я огляделся по сторонам. – Вроде да, но если это твое настоящее обличье, ты не эльф. Почему ты бежал?

Мальчишка указал пальцем на свой рот и снова потряс головой.

– Ты голоден?

Он кивнул, и мне показалось, будто в глазах у него затеплилась надежда.

– У меня нет… Постой-ка.

В узелке Бертольда Храброго я обнаружил буханку ржаного хлеба и головку сыра. Я разломил хлеб и сыр на две части и отдал мальчишке куски поменьше. Хлеб оказался свежим, и сыр вкусным.

– За столом принято вести беседу, – сказал я, прожевав и проглотив первый кусок. – Когда я был маленьким, мы с братом просто уплетали за обе щеки в гробовом молчании, но в замке герцога Мардера едят иначе. Полагается разговаривать о погоде, об охоте или о чьем-нибудь новом коне.

Снова указав пальцем на свой рот, мальчишка помотал головой.

– Ты не можешь разговаривать?

Он кивнул.

Я спешился.

– Проглоти-ка сыр и открой рот. Я хочу посмотреть.

Он сделал, как я велел.

– Язык на месте. Я уж подумал, тебе его отрезали.

Мальчишка энергично потряс головой.

– Лорд Бил сказал мне однажды, что, если ударить кого-нибудь по лицу веткой лесного ореха, он примет свое подлинное обличье. Возможно, на тебя это и подействовало бы, но я не вижу нигде поблизости орехового дерева. Это твое подлинное обличье?

Он закивал.

– Может, ты от рождения немой?

Он помотал головой.

– Знаешь, у тебя знакомое лицо. – Я попытался вспомнить мальчика, которого Модгуда посылала в город за Поуком. – Как ты попал в Эльфрис?

Он показал пальцем на меня.

– Это я тебя сюда привел?

Мальчишка кивнул, продолжая плакать.

– Прямо сейчас? – Откусив кусок сыра, я на мгновение задумался. – Ты следовал за мной от дома Бимира?

Он помотал головой.

– Но тебя привел сюда я?

Снова кивок.

Я щелкнул пальцами:

– Тауг!

Добрая дюжина радостных кивков.

– Я был здесь с тобой… с тех пор прошло много лет. Да, думаю, много, хотя в это трудно поверить. Как долго ты здесь находишься?

Он пожал плечами.

– Похоже, в Эльфрисе всегда так. Здесь теряешь счет времени. Возможно, здесь вообще нет времени. Проверим. Тебя увела с собой королева Дизири?

Тауг кивнул, с испуганным видом.

– Она хотела что-то сказать тебе или о чем-то тебя спросить. Вы двое ушли и больше не вернулись.

Тауг помотал головой.

– Вернулись? Когда?

Тауг указал пальцем в землю под ногами.

– Сейчас?

Он кивнул.

– Ты только что расстался с ней?

Он снова кивнул.

– Можешь проводить меня к месту, где вы расстались?

Очередной кивок.

– Тогда вперед!

Тауг показал рукой на жеребца и вопросительно взглянул на меня.

– Ты прав. Верхом всяко получится быстрее, пусть и по густому лесу.

Я подождал, когда Тауг заберется на жеребца, а потом уселся позади него.

– Держись за луку и показывай путь. Куда ехать? Не бойся, я не стану сильно гнать.

Снова расплакавшись, он показал рукой вперед, и я легонько ударил коня по бокам позаимствованными шпорами.

Глава 68

В ПЕЩЕРЕ ГРИФОНА

Сумерки застали нас в горах, на берегу стремительного потока, где мы остановились на привал.

– Это не Эльфрис, – уже во второй раз повторил я, и Тауг снова кивнул с несчастным видом. – Думаю, именно в этом узком ущелье и произошел переход из одного мира в другой. Один конец теснины находится в Эльфрисе, а другой здесь. Для нас. На сегодня. По крайней мере, мне так кажется. Прежде я уже бывал в похожих горах и не удивлюсь, если это они и есть, хотя я не видел Военной дороги. Ты расстался с Дизири где-то поблизости?

Тауг встал и двинулся с места, указывая рукой вперед, и потом знаком велел мне следовать за ним. Бросив через плечо беспокойный взгляд на привязанного жеребца, я пошел за Таугом.

К тому времени, когда мы достигли скалы затейливых очертаний, из недр которой вытекала река, свет дня померк окончательно. Поначалу мне показалось, что поток выбегает из темного провала под нависающей двускатной крышей и гладкая каменная поверхность, по которой течет вода, сильно смахивает на веранду. И только сходив обратно к нашему костру и вернувшись с двумя горящими головнями, я рассмотрел орлиные глаза и остроконечные уши.

Я уже собрался войти в пещеру, как настойчиво предлагал мне Тауг кивками, улыбками и жестами.

– Там опасность!

Я повернулся, но разглядеть что-либо в темноте не представлялось возможным.

– Когда-то здесь был мой дом.

Глубокий низкий голос тянул слова и пришептывал. Он явно исходил не из человеческих уст. Я помахал над головой горящими ветками, чтобы раздуть пламя. На скалистой стене я увидел некое огромное существо, призрачно белое и нисколько не похожее на представителя рода людского.

– Сила не поможет тебе в борьбе с Гренгармом, – сообщил громоподобный голос, – покуда ты не завладеешь Этерне. А ты завладеешь. И хитрость не поможет, покуда ты не добудешь Этерне.

Белое существо распростерло крылья, каждое из которых превосходило размерами шатер Била, и взмыло в воздух. Вокруг крыльев засверкали молнии, и поднятый крыльями ветер загасил мои факелы и сбил с ног Тауга, едва не свалившегося в бурный поток. На несколько секунд, показавшихся долгими минутами, жуткое существо застило луну, а потом исчезло в ночном небе.

Я помог Таугу встать и схватил его за плечи.

– Дизири здесь нет, так ведь?

Говорить мальчик не мог, а если он кивнул или помотал головой, то я ничего не увидел в кромешной тьме.

– Послушай меня, – сказал я, – и послушай хорошенько. Я велел тебе отвести меня к Дизири, а не сюда. Она говорила об Этерне, обещала добыть его для меня. Поэтому я никогда не брал в руки мечей. Не хотел довольствоваться дешевыми заменителями. Не хотел идти на компромисс. Я хотел получить Этерне – клинок, обещанный мне Дизири. Но сейчас мне нужен не он. Мне нужна она.

Тауг разрыдался, и я отпустил его, осознав, что сильно трясу беднягу за плечи.

– Одна она. – Я легонько толкнул мальчишку в ногу носком сапога, чтобы удостовериться, что он меня понял. – Можешь подождать меня здесь, коли хочешь. Я возвращаюсь к костру.

Он цеплялся за мой рукав всю дорогу обратно, а когда мы дошли до костра и я бросил в огонь последние собранные нами ветки, я сказал:

– Ты боишься существа, которое разговаривало с нами? Я тоже. Кто это?

Тауг лишь испуганно таращил глаза.

– Грифон?

Он кивнул.

– Полагаю, ты видел его раньше, когда был здесь с Дизири. Считается, что грифонов не существует – во всяком случае, в наше время. И очень многие скажут, что вообще никогда не существовали. Разумные люди не верят в подобные вещи. – Словно разговаривая сам с собой, я добавил: – Конечно, точно так же считается, что и огров не существует, но Орг-то вполне реален. Наверное, ты испугался, что грифон тебя съест.

Тауг снова кивнул.

– Или дракон, поскольку в пещере обитает дракон. Так сказал грифон. Гренгарм – и есть тот самый дракон, у которого находится мой меч. Ты видел и дракона тоже?

Тауг отрицательно потряс головой.

– Ну и не увидишь. Мы направляемся в Утгард. Во-первых, там твоя сестра, и нам с тобой предстоит вызволить ее из неволи. Я смотрю, одеяла у тебя нет.

Тауг кивнул, с безнадежным видом.

– Можешь воспользоваться попоной, но тебе стоит набрать еще хворосту для костра, прежде чем ложиться спать.

Пока он собирал сухие ветки в редкой рощице у самого берега, я вынул из переметной сумы свои постельные принадлежности и улегся.

– Если ты решил вернуться в Гленнидам на своих двоих, счастливого пути и попутного ветра в спину, – сказал я. – Но если ты стянешь у меня что-нибудь, я тебя догоню. Догоню, если ты прежде не попадешься в руки горцам. Попомни мои слова.

Во сне я увидел себя маленьким мальчиком, совершенно мне незнакомым, бегающим по плоскогорью вместе с другими мальчишками. Мы поймали кролика в силок, и я расплакался, сокрушаясь о смерти зверька и смутно предчувствуя приближение какого-то огромного горя. Мы освежевали кролика и зажарили на костерке, сложенном из сухих веточек. Подавившись куском мяса, я потерял сознание, упал в костер – и так погиб. Я хотел оставить кости для своего пса, но умер, и мой пес умчался вслед за Дикой охотой, а горячее кроличье мясо обжигало мне горло.

Было еще темно, когда я проснулся, но уже не так темно, как ночью после захода луны. Тауг сидел, обхватив руками колени и горько плача, по другую сторону костра, который сейчас еле горел, хотя вокруг валялось штук двадцать слегка обугленных веток.

Поднявшись на ноги, я собрал все ветки и побросал в огонь.

– Чего ты боишься? – спросил я, а когда он не сделал ни единого жеста в ответ, присел рядом и положил руку ему на плечи. – В чем дело?

Он указал пальцем на свой рот.

– Ты не можешь говорить. Ты знаешь почему?

Всхлипывая, он кивнул и показал рукой на меня.

– Тебя Дизири лишила дара речи?

Он снова кивнул, а потом я долго сидел рядом с ним – покуда занявшееся с новой силой пламя не погасло. А поскольку Тауг не мог говорить, я говорил очень много, рассказывал о Дизири и о своих последних приключениях. Наконец я сказал:

– Ты хотел, чтобы я поднялся в горы, где обитает дракон. Дизири сказала тебе, что ты снова обретешь дар речи, коли я окажусь здесь?

Тауг поднял с земли уголек и нарисовал на плоском камне длинную линию, пересеченную ближе к одному концу коротким штрихом.

– Меч?

Он кивнул.

– Ты обретешь дар речи, если я добуду Этерне?

Он энергично закивал, улыбаясь сквозь слезы.

Я встал.

– Оставайся здесь. Тебе придется присматривать за моим конем, но ты можешь пользоваться моими одеялами. Не трогай лук и колчан. Ты же вырос в лесу, верно? Ну конечно. Ты наверняка умеешь ставить силки. Ты голоден, а теперь, когда мы съели весь хлеб и сыр, у нас не осталось съестного. – Я на минуту задумался, а потом добавил: – На твоем месте я бы не стал пытаться найти дорогу обратно в Эльфрис.

Высеченная в скале голова грифона (при ближайшем рассмотрении при свете дня) оказалась еще больше, чем я думал поначалу: огромная, древняя, выветрившаяся за многие века. Чудовищных размеров клюв легко расплющил бы в лепешку автобус, а широко раскрытые, наводящие ужас глаза находились на расстоянии полета стрелы над ним. Странное выражение этих выпученных глаз встревожило меня настолько, что я с минуту рассматривал их, а потом пожал плечами и уселся на камень, чтобы снять сапоги и чулки. Глаза явно пытались сказать мне что-то, но я даже не надеялся понять, что именно.

Река Гриффин вытекала из разверстого клюва грифона, ледяная и бурлящая. Хотя вода редко достигала моих коленей, мне пришлось заткнуть сапоги за пояс и цепляться руками за каждый, самый незначительный выступ, чтобы медленно подниматься по скалистому склону против течения. Когда я решил, что зашел уже достаточно глубоко в недра горы, то остановился и оглянулся. Круг света позади, знаменовавший выход из глотки грифона, показался мне таким же далеким и прекрасным, как Америка, о которой я до сих пор вспоминал время от времени, – потерянным раем, постепенно меркнувшим с каждым моим трудным шагом вперед.

– Рыцарь не считает своих врагов, – сказал я себе и сделал следующий шаг и еще один. – Но я хотел бы найти Дизири, увидеть ее еще раз перед тем, как уйду.

Бен, я не могу объяснить тебе, откуда я знал, что скоро утрачу даже память о ней. Но я знал.

Позже, когда круг света позади казался не более чем крохотной звездочкой, я сказал:

– Жаль, что со мной нет Гильфа.

Впереди я увидел свет. Я прибавил шагу, преодолевая течение потока, теперь более глубокого, но не столь быстрого, – и внезапно погрузился с головой в темную воду, ступив в глубокий провал, которого не заметил, и сразу пошел ко дну, увлекаемый весом своей кольчуги. Я задергался, пытаясь от нее освободиться. Вытянул кольчугу из-под перевязи, стащил через голову и бросил на дно – и только потом осознал, что мне не грозит опасность утонуть. Я не мог дышать под водой, но в этом и не было необходимости. Я всплыл обратно на поверхность (казалось, из страшной глубины) и выбрался на берег, отплевываясь и дрожа всем телом.

Отдышавшись, я обнаружил, что в просторной пещере, где я лежу, свернувшись калачиком, царит не кромешная тьма. Сквозь два отверстия высоко в стене (глаза грифона) пробивались бледные лучи, которые упирались в алтарь неподалеку, маленький и незатейливый.

Осознав, что я все еще жив, и почувствовав острую потребность размяться и согреться, я поднялся на ноги и подошел к алтарю, чтобы разглядеть его получше. Обращенная ко мне каменная поверхность была гладко обтесана и, как и верхняя плоскость, увлажнена каплями, сыпавшимися редким дождиком с потолка. Однако противоположную сторону украшала резьба, и хотя бледные лучи дневного света, пробивавшиеся сквозь глаза грифона, не достигали резных завитушек и закорючек, я прочитал, водя по ним пальцами: Кантел, Алоу, Лло…

Позови, и я приду.

– Я не умею читать, – сказал я вслух. – Во всяком случае, на языке, на котором говорят и пишут здесь. Как же мне удалось прочитать слова?

А потом вдруг сообразил: это же эльфийские письмена!

Я выпрямился, ошеломленный. Тысячи воспоминаний разом нахлынули на меня, подобно теплым синим волнам прозрачного моря: смеющиеся келпи, увлекающие меня к пещере Гарсега; остров на морском дне; долгий путь к Башне Глас.

Позови, и я приду.

– Тогда я зову тебя, – сказал я. Мой голос прозвучал громче, нежели я рассчитывал, и слова отдались многократным эхом под сводами пещеры. – Я призываю грифона или любого, кому принадлежит алтарь.

Эхо запрыгало между каменных стен, постепенно стихая.

И ничего не произошло.

Я вернулся к источнику, дававшему начало маленькой реке, известной нам как Гриффин. В пещере, где я находился, не было ни меча, ни грифона, ни дракона, но где-то в глубине природного колодца оставались мои сапоги с засунутыми в них чулками. Скорее всего, они болтались посередине между поверхностью воды и дном. Моя кольчуга тоже оставалась там – лежала на дне, вне всякого сомнения.

Я снял перевязь, по возможности тщательно вытер Мечедробитель и кинжал, а потом разделся догола. Пытаясь вспомнить мерное колебание моря, я нырнул.

Вода была обжигающе-холодной, но прозрачной как стекло – такой прозрачной, что в бледном свете, струившемся из пещеры сверху, я даже различал окружающее. На значительной глубине, где свет почти померк, перед моими глазами проплыла черная тень. Я схватил ее, и она оказалась моим сапогом. Я расслабился и отдался восходящему потоку.

С торжествующим воплем я вынырнул на поверхность, швырнул сапог на каменный пол пещеры, а потом подтянулся на руках, вылез из воды и уселся на самом краю колодца, дрожа всем телом. Если я нашел один сапог, значит, сумею найти и второй. А если я найду оба сапога, то вполне смогу достать со дна кольчугу.