Глава 10

Tea

Мы вместе с остальными пешком прошли пол-лиги в глубь леса, где под деревьями стояли накрытые столы. Меня посадили по левую руку от Водалуса, и пока все ели, я только притворялся, что тоже ем, а сам во все глаза смотрел на Водалуса и его даму, чей образ столь часто всплывал в моем воображении, когда я лежал на койке рядом с другими учениками в нашей башне.

Я спас Водалуса, когда был еще мальчишкой, по крайней мере в духовном плане, а мальчику все взрослые мужчины кажутся большими и могучими, если, конечно, они не совсем недомерки. Теперь я видел, что он и вправду был так же высок, как Текла, если не выше, а сводная сестра Теклы – Tea – не уступала им в росте. Тогда я уверился в том, что в их жилах течет кровь экзультантов, а не простых армигеров, как, например, сьер Рахо.

Сначала я влюбился в Tea – влюбился потому, что она принадлежала человеку, которого я спас. А Теклу я полюбил именно потому, что она была похожа на Tea. И вот теперь (так проходит осень, затем зима и весна, и наступает лето, знаменуя собой конец и начало годового цикла) я снова полюбил Tea, ибо она походила на Теклу.

Водалус заметил:

– Ты, я вижу, большой поклонник женской красоты. Я потупился.

– Мне редко приходилось бывать в хорошем обществе, сьер. Прошу простить меня.

– Я разделяю твое восхищение, так что прощения просить не стоит. Но надеюсь, ты изучал эту лебединую шею не из профессиональных интересов?

– Ни в коем случае, сьер.

– Рад это слышать. – Он взял блюдо с жареными рябчиками, выбрал одного и положил мне на тарелку. Это был знак особой милости. – Но, должен признаться, я слегка удивлен. Легко предположить, что человек, занимающийся твоим ремеслом, смотрит на нас, простых смертных, как мясник на скот.

– На это мне нечего ответить, сьер. Я не обучался ремеслу мясника. Он рассмеялся.

– В точку! Я уже почти жалею, что ты согласился служить мне. Если бы ты остался просто моим пленником, мы могли бы приятно проводить время в беседах, пока ты расплачиваешься – а именно так я и собирался поступить с тобой – за жизнь несчастного Барноха. Но решено, и завтра утром ты отправишься в путь. И все же думаю, что мое поручение хорошо отвечает твоим наклонностям.

– Должно отвечать, если это твое поручение, сьер.

– Тебе нечего делать на помосте. – Он улыбнулся. – Мы найдем для тебя занятие получше. Но если ты хочешь сослужить мне добрую службу, то должен уяснить расположение фигур на доске и правила игры, которую я веду. Назовем стороны белой и черной, и в честь цвета твоего одеяния, дабы ты не забывал, на чьей стороне мы будем черными. Несомненно, тебе говорили, что мы, черные, просто бандиты и бунтовщики. Имеешь ли ты какое-нибудь представление о том, к чему мы стремимся?

– Поставить мат Автарху?

– Было бы неплохо, но этот мат – всего лишь первый шаг в достижении конечной цели. Ты явился из Цитадели – видишь, мне известно кое-что о твоей жизни – этой великой твердыни минувших времен, поэтому ты должен хоть слегка ощущать прошлое. Разве тебе никогда не приходило в голову, что человечество было гораздо богаче и счастливей в ушедшие эпохи?

– Всем известно, – ответил я, – что мы давно утратили славу древних времен.

– Мы обретем ее вновь. Все станет, как прежде. Люди Урса вновь будут бороздить межзвездное пространство, от галактики к галактике, и властвовать над дочерьми солнца.

Шатлена Tea, которая, должно быть, слушала, что говорит Водалус, хотя ничем не обнаруживала своего присутствия, взглянула сначала на него, потом на меня и произнесла мягким воркующим голосом:

– Известно ли тебе, палач, как наш мир получил свое нынешнее название? Люди восхода пришли к своему тогдашнему повелителю, а имя ему было «Война». Но они считали это имя неблагозвучным и боялись, что другие не пойдут за ними. Потому они дали ему другое имя – Дар. Однако в их языке был хитрый фокус: одно и то же слово означало и «подарок», и «настоящее». По крайней мере, так объяснял нам с сестрой наш наставник, хотя трудно понять, как можно допускать такую путаницу в словоупотреблении.

Водалус слушал ее так, словно ему не терпелось говорить самому, но он был слишком хорошо воспитан, чтобы перебивать даму.

– Тогда другие, которые должны были переправить свой народ в самый отдаленный из обитаемых миров, тоже вступили в эту игру и назвали тот мир «Скальд» – Мир Будущего. А наш, таким образом, стал называться Урсом – Миром Прошлого.

– Боюсь, ты ошибаешься, – возразил ей Водалус. – Мне известно из самых достоверных источников, что наш мир носил это название с глубокой древности. Но твое заблуждение столь очаровательно, что я предпочел бы, чтобы оказалась права ты, а не я.

В ответ на это Tea улыбнулась. Водалус снова повернулся ко мне.

– Хотя сказка нашей дорогой шатлены и не объясняет, почему Урс зовется Урсом, но в ней есть одна важная мысль: в те времена человечество путешествовало на своих кораблях из одного мира в другой, покоряло новые миры и возводило на них города Человека. То были великие дни, когда отцы отцов наших отцов стремились к господству над Вселенной.

Он замолчал, и, поскольку от меня, видимо, ждали какого-то отклика, я сказал:

– Сьер, нам недостает мудрости тех веков.

– А-а, ты целишь в самую сердцевину. И все же, несмотря на всю свою проницательность, ты ошибаешься. Нет, нам не хватает не мудрости. Нам не хватает силы. Процесс дознания шел вполне гладко, но к тому времени, когда люди узнали все, что им требуется для господства, истощилась сила мира. Сейчас, мы влачим жалкое существование на останках наших предшественников. И пусть немногие летают по воздуху на своих флайерах, за день покрывая десятки тысяч лиг, все остальные ползают по поверхности Урса и не могут пройти расстояние от горизонта до горизонта до того, как солнце не скроется на западе. Минуту назад ты говорил о необходимости поставить мат этому жалкому идиоту Автарху. Я хочу, чтобы ты знал: есть две великие силы, которые рвутся к власти. Белые стремятся сохранить все как есть. Черные – направить Человека на путь, который вернул бы ему господство над миром. Я назвал их черными случайно, но следует помнить, что именно ночью мы видим звезды. Днем при свете солнца они незаметны. Так скажи, какой из двух сил ты хочешь служить?

Ветер едва шевелил ветки деревьев. Мне показалось, что все, кто сидел за столом, разом замолчали в ожидании моего ответа.

– Конечно, черным!

– Хорошо! Но, как умный человек, ты должен понимать, что путь ко второму завоеванию мира будет нелегким. Те, кто не влеком страстной жаждой перемен, так и будут пребывать в нерешительности и никогда не расстанутся со своими сомнениями. Весь груз ложится на нас. Мы должны решиться!

За столом снова наступило оживление. Понизив голос, чтобы никто больше не услышал меня, я обратился к Водалусу:

– Сьер, я не все вам сказал. Больше я не могу таиться, ибо вы сочтете меня недостойным доверия.

Он оказался лучшим интриганом, чем я, и, отвернувшись, сделал вид, что полностью занят едой. Только через некоторое время он произнес:

– В чем дело? Расскажи, и покончим с этим.

– Сьер, – сказал я, – у меня есть древняя реликвия – предмет, который называют Когтем Миротворца.

В ту секунду он откусывал кусок от жареной куриной ноги. Вдруг он замер и скосил глаза на меня, не поворачивая головы.

– Не желаете ли посмотреть на него, сьер? Он очень красивый. Я прячу его в голенище сапога.

– Нет, – прошептал он. – Или, вернее, не здесь… Нет, лучше совсем не надо.

– Кому тогда я должен его отдать? Водалус наконец проглотил кусок.

– Я слышал от своих друзей в Нессусе, что он исчез. Так, значит, он у тебя. Храни, пока не сможешь избавиться от него. Не пытайся продать – его сразу узнают. Спрячь где-нибудь. Брось в яму.

– Но, сьер, это же очень ценная вещь.

– Она бесценна и потому ничего не стоит. Мы с тобой разумные люди. – Вопреки этим словам в голосе его звучал страх. – Но чернь считает сей камень священным и верит, что он может творить чудеса. Если бы я завладел им, они сочли бы меня святотатцем и врагом Теологуменона. А наши хозяева – предателем. Ты должен сказать мне…

Как раз в это время к столу подбежал человек, которого я раньше не встречал. Вид его говорил о том, что он принес важные новости. Водалус поднялся и отошел с ним в сторону. Я мысленно уподобил его красавцу наставнику, беседующему с учеником, ибо он был, по крайней мере, на голову выше гонца.

Ожидая его скорого возвращения, я продолжал свою трапезу. Но после продолжительного разговора Водалус куда-то удалился вместе с новоприбывшим, затерявшись среди толстых стволов деревьев. Один за другим вставали из-за стола и все остальные, пока не остались лишь прекрасная Tea, Иона, я и еще один человек.

– Ты собираешься присоединиться к нам, – проворковала Tea, – но пока ничего о нас не знаешь. Тебе нужны деньги?

Я заколебался, но тут в разговор вступил Иона:

– Это как раз то, шатлена, чему человек всегда рад, как неудаче старшего брата.

– Отныне мы будем откладывать причитающуюся вам долю. Когда вернетесь, вы ее получите. А пока для каждого из вас приготовлен кошелек, чтобы вы могли побыстрее добраться до места.

– Значит, мы уезжаем? – спросил я.

– Разве вам об этом не сказали? Водалус даст вам указания за ужином.

Я не думал, что в скором времени снова окажусь за столом, и, наверное, об этом красноречиво свидетельствовало мое лицо.

– Ночью, когда взойдет луна, будет ужин, – сказала Tea. – Кто-нибудь зайдет за вами. – Потом она пропела:

С утра поел – и жизнь светлее, К полудню снова – полон сил, Под вечер – складно говорил, А на ночь – вовсе стал мудрее…

– А теперь мой слуга Гуниальд отведет вас туда, где вы сможете отдохнуть с дороги.

Человек, который до сих пор не произнес ни слова, встал и бросил:

– Идите за мной. Я попросил Tea:

– Я хотел бы поговорить с тобой, шатлена, когда у нас будет больше времени. Мне кое-что известно о твоей подруге.

Она поняла, что я не зря бросаюсь словами, – это было видно по ее лицу. Потом Гуниальд повел нас через лес и, пройдя около лиги, остановился на берегу ручья, поросшем мягкой травой.

– Ждите здесь, – сказал он. – Вздремните, если сможете. Никто сюда не придет до темноты.

– А если бы нам пришло в голову сбежать? – спросил я.

– Лес полон теми, кому известно решение нашего господина, – ответил он и, резко повернувшись, ушел.

Потом я в тех же словах, что уже приводил здесь, рассказал Ионе о виденном мною у разрытой могилы.

– Я понимаю, – заметил он, – почему ты желаешь присоединиться к людям этого Водалуса. Но ты должен отдавать себе отчет в том, что я друг тебе, а не ему. Единственное, чего хочу я, это найти женщину, которую ты зовешь Иолентой. Ты же хочешь служить Водалусу, попасть в Траке, начать новую жизнь в изгнании, искупить вину за проступок, которым, по твоим словам, запятнал честь гильдии, – хотя, признаюсь, я не понимаю, каким образом можно запятнать то, чего не существует, – найти женщину по имени Доркас, заключить мир с женщиной по имени Агия и, наконец, вернуть известный нам обоим предмет женщинам, которых зовут Пелеринами…

К концу столь внушительного перечня он улыбался, а я хохотал взахлеб.

– И хотя ты напоминаешь мне сокола, которого держал один старик, – эта птица двадцать лет сидела на насесте, а потом решила лететь сразу во все стороны, – надеюсь, тебе удастся добиться всего, чего ты хочешь. Но, хотелось бы верить, ты понимаешь, что может случиться и так – необязательно, но вполне возможно, – что одно-два из этих желаний встанут на пути четырех-пяти оставшихся.

– Сказанное тобою совершенно справедливо, – согласился я. – Я жажду всего сразу и, хотя ты можешь мне не верить, отдаю все силы и внимание тому, что может благоприятствовать осуществлению всех своих желаний без исключения. Тем не менее должен признать, все идет не так, как хотелось бы. Посмотрим, к чему меня привели столь разносторонние потребности: да, я, как бездомный странник, сижу здесь, в тени этого дерева. Но ты, упорно преследующий одну-единственную цель… Где ты теперь?

В подобных разговорах мы скоротали время до позднего вечера. Над головой у меня щебетали птицы, и было очень кстати иметь такого друга, как Иона, – верного, рассудительного, тактичного, исполненного мудрости, юмора и жизненного опыта. В то время я еще не знал истории его жизни, но чувствовал, что он не говорит и полслова правды о своем прошлом. Не осмеливаясь задавать прямых вопросов, я так или иначе все время стремился вытянуть из него это прошлое. Например, я узнал (или скорее думал, что узнал), что его отец был ремесленником. Иона жил с обоими родителями и получил, как он выразился, обычное воспитание, хотя именно такое воспитание правильнее было бы назвать совсем необычным. Они жили в приморском городе на юге, но, посетив его в последний раз. Иона обнаружил множество перемен и не пожелал остаться на прежнем месте.

Впервые столкнувшись с ним у Стены, я подумал, что, судя по внешности, он лет на десять старше меня. Из того, что он говорил теперь (и в меньшей степени – из наших предыдущих разговоров), я заключил, что он еще старше. По-видимому, он прочел немало летописей и много знал о прошлом, а я, несмотря на старания мастера Палаэмона и Теклы развить мой разум, все еще был настолько наивен и необразован, что не мог представить себе, чтобы человек, не доживший еще и до середины жизни, обладал такими познаниями. К людям он относился слегка цинично, и это тоже говорило в пользу версии, что ему немало пришлось повидать на своем веку.

Мы все еще беседовали, когда между деревьями мой взгляд уловил изящную фигуру шатлены Tea. Я толкнул Иону, и мы молча стали наблюдать за ней. Она приближалась, не видя нас, и потому двигалась, как ходят люди, когда просто придерживаются определенного направления – не глядя ни под ноги, ни по сторонам. Иногда солнечный свет падал на ее лицо, столь напоминавшее в профиль лицо Теклы, что у меня разрывалось сердце. И походка ее была походкой Теклы: гордая поступь совершенного творения природы, которому не место в клетке.

– Она, несомненно, из старинного рода, – шепнул я Ионе. – Взгляни! Похожа на дриаду. Так могла бы ступать ива.

– Эти старинные семейства – самые что ни на есть новые, – ответил он.

– В древности их и в помине не было.

Не думаю, что она могла разобрать его слова – наверное, просто услыхала голос и взглянула на нас. Я помахал ей рукой, она пошла быстрее, не переходя на бег, но приближаясь очень быстро благодаря своему размашистому oaay. Мы встали и снова сели, дождавшись, когда она расположится на своей шали лицом к ручью.

– Ты говорил, что хочешь рассказать мне о сестре? – из-за воркующего голоска она точно становилась ниже ростом, а сидя, была не выше, чем я или Иона.

– Я был с ней до последнего, – сказал я. – Она говорила, они постараются заставить вас убедить Водалуса сдаться, чтобы спасти ее. Вы знали, что ее посадили в темницу?

– Ты служил ей? – Tea окинула меня оценивающим взглядом. – Да, я слышала, что ее отвезли в это страшное место в подземельях Нессуса, где, как понимаю, она вскоре умерла.

Я вспомнил о тех минутах перед камерой Теклы, пока из-под ее двери не показалась пурпурная струя крови, но кивнул.

– Ты знаешь, как ее арестовали? Текла рассказала мне все в подробностях, и я передал ре слова, ничего не опустив.

– Понятно, – пробормотала Tea и с минуту молчала, вперив немигающий взор в бегущую воду. – Конечно, я тоже скучала по придворной жизни. И вот теперь, когда я слышу обо всех этих людях и как они завернули мою сестру в гобелен – именно в гобелен, – я понимаю, почему оставила эту жизнь.

– Она тоже скучала по ней, – сказал я. – Во всяком случае, она часто о ней вспоминала. Но слышал от нее, что, если ее когда-нибудь выпустят на свободу, она не вернется. Она все твердила о загородном доме, от названия которого пошел ее титул, и представляла, как обставит его заново, станет давать обеды для знатных соседей и охотиться…

Лицо Tea исказилось горькой усмешкой.

– Я здесь так наохотилась, что хватило бы на десять жизней. Но когда Водалус станет Автархом, я буду его супругой. И тогда я буду снова гулять у Кладезя Орхидей, но теперь уже со свитой из пятидесяти дочерей экзультантов, развлекающих меня пением. Хватит об этом. Еще долго ждать – не меньше нескольких месяцев. А пока я имею… то, что имею.

Она хмуро взглянула на нас с Ионой и очень грациозно поднялась, показав жестом, чтобы мы оставались сидеть.

– Я рада была узнать, что произошло с моей сводной сестрой. Дом, о котором ты говорил, теперь мой, хотя я не могу предъявить на него права. В знак благодарности я хочу предупредить тебя об ужине, который вам скоро предстоит разделить с нами. Мне показалось, ты не обратил внимания на намеки Водалуса. Ты понял что-нибудь?

Иона молчал, а я отрицательно покачал головой.

– Если мы с нашими союзниками и правителями, которые ждут в своих владениях под волнами, одержим победу, то должны будем располагать всеми знаниями прошлого. Ты знаешь, что такое аналептик альзабо?

Я ответил:

– Нет, шатлена, но я слышал сказки про зверя с таким же прозвищем. Поговаривают, он, обладая даром человеческой речи, приходит по ночам к дому, где умер ребенок, и просится внутрь.

Tea кивнула.

– Животное это привезли со звезд очень давно, как привозили многое другое на благо Урса. Разума у этого зверя не больше, чем у собаки, а может, и меньше. Но он раскапывает могилы и питается трупами. И, насытившись человеческим мясом, он перенимает, по крайней мере на время, язык и повадки людей. Аналептик альзабо делают из железы, расположенной у основания черепа этого животного. Теперь понимаешь, о чем я?

Когда она ушла, мы с Ионой не могли взглянуть друг другу в глаза. Оба мы сообразили, что за пир ждет нас нынешней ночью.

Глава 11

Текла

Как мне показалось, мы сидели еще довольно долго, хотя, вероятно, всего несколько минут. Я больше не в силах был выносить то, что чувствовал, и бросился к ручью. Опустившись на колени на мягкую землю, я изверг из себя обед, который делил с Водалусом. В моем желудке уже ничего не оставалось, но я еще долго стоял на коленях, корчась в судорогах, дрожа с ног до головы, и без конца полоскал рот, плескал в лицо холодной чистой водой, до тех пор пока ручей не унес все без остатка.

Почувствовав наконец, что могу встать, я вернулся к Ионе.

– Нам надо уходить.

Казалось, ему жаль меня, и, наверное, так оно и было.

– Повсюду люди Водалуса.

– Я вижу, на тебя это не так сильно подействовало. Но ты же слышал, кто их союзники. К тому же, может быть, этот Гуниальд солгал.

– Нет, не солгал. Я слышал, как наши сторожа пробираются между деревьями. Северьян, у тебя есть меч, а у меня нож, но люди Водалуса вооружены луками. Почти у всех, кто сидел с нами за столом, они были. Мы, конечно, можем попробовать прятаться за стволами, как аловаты…

Я понял, что он имеет в виду, и продолжил за него:

– Но аловатов стреляют при свете дня.

– Да, зато никто не охотится на них ночью. Еще одна стража – и стемнеет.

– Тогда ты пойдешь со мной? – спросил я, протягивая ему руку. Он пожал ее.

– Северьян, мой бедный друг, ты говорил, что видел Водалуса, эту шатлену и еще одного человека у разоренной могилы. Неужели ты не понял, что они собираются Делать со своей добычей?

Наверное, я понял, но прогнал от себя эту догадку, казавшуюся тогда неуместной. Теперь мне нечего было сказать, да я и не мог думать ни о чем – только мечтал, чтобы поскорее наступила ночь.

Но посланные за нами люди подоспели раньше: четверо жилистых парней с бердышами, по виду – из крестьян, и пятый – с офицерским эспадроном, чем-то смахивавший на армигера.