Уилл Ли (№3) - Фантомы

— Вот-вот, что-то в этом роде.

— Эд, неужели директор такое ничтожество, каким хочет казаться?

— Вполне возможно. Но директора приходят и уходят, сменяясь вместе с президентом. Уж если меняется вся администрация, что говорить об отдельных людях. Я так себе представляю: для меня он крест, который мне нести до конца, а вот Саймон может вынести больше. — Роулз основательно приложился к бокалу. — И я думаю, что Саймону нравится это занятие, — сказал он, — и если преемник нынешнего президента сделает ставку на профессионала, а не на закадычного дружка, которым является нынешний директор, тут-то на арене и появится Саймон.

— О да, — согласилась Рул. — Саймон бы не отказался.

На самом деле, она никогда не думала, что он способен на это, но теперь эта мысль поразила ее.

— Но в таком случае начальником оперативного отдела станешь ты, не так ли?

— Кто ж знает? Если я устраиваю Саймона в качестве заместителя, тогда может быть.

Роулз запил кусок бифштекса огромным глотком вина.

— Но вот вопрос: что будет с тобой, Кэт? Можешь ли ты рассчитывать на процветание в Управлении, где твой экс-муж является директором Центрального Разведывательного?

Рул пожала плечами.

— По правде говоря, Эд, меня больше, чем следующие несколько лет, гораздо больше, беспокоят несколько предстоящих недель. Что-то происходит в Скандинавии, и...

Роулз прервал ее, подняв руку.

— Прекрати это, Кэт. В данный момент меня не интересует куцый взгляд на события в мире. Ведь я же только что обрисовал тебе положение вещей и кто ими заправляет. И уж если я захочу разобраться, то предпочту более информированные источники.

Рул покраснела.

— Ты прав, и я не претендую на истину в последней инстанции. Просто дело в том, что сейчас я очень озабочена тем, что приходится пробираться на ощупь, да еще и в нерабочее время, и в условиях лишения источников информации в том, что мне кажется очень существенным.

Роулз кивнул.

— В свое время и я попадал в такие ситуации.

— И как же ты поступал?

Он засмеялся.

— Отступался. Занимался другим. А иначе мою задницу пропустили бы через отжималку для белья.

— Я уже почти в ней, но я не отступлюсь, не могу. Потому что думаю, это очень важно, Эд.

— Да я верю тебе, — сказал он. — Я знаю, что ты смышленая, и хотя мы с тобой в последнее время виделись не часто, я много доброго слышал о тебе. И если бы я был на месте директора, я бы прислушался, хоть краем уха.

— Спасибо.

Рул подождала, пока он разольет кофе, затем наклонилась вперед.

— Послушай, Эд, я понимаю, почему ты не хочешь выслушать мою теорию прямо сейчас, но мне бы не помешал твой совет и твоя помощь, если ты мне ее окажешь.

Она помнила, что он у нее в долгу, но не хотела так уж явно напоминать об этом.

— Совет? Ради Бога. Помощь? Смотря какая.

Рул сделала глубокий вздох.

— Прежде всего, мне нужен секретный компьютерный код, чтобы получить доступ к КОСМО. Так сложилось, что, если я воспользуюсь собственным кодом, в мое машинное время включатся с проверкой, узнают, что я все еще работаю над этим, и меня отключат. И мне нужен вход в компьютер из какого-нибудь другого отдела, желательно не подверженного проверке.

Роулз слегка усмехнулся.

— О'кей, только не записывай это, а запоминай. — Он продиктовал десятицифровой код. — Запомнила?

Рул повторила про себя.

— Запомнила. Это не твой? Я бы не хотела, чтобы тут был замешан ты.

Он помотал головой.

— Это Саймона. И не спрашивай, как я его узнал.

Она засмеялась.

— Ты просто змей.

— Меня учили быть змеем. И я уже слишком стар, чтобы не быть им. Что еще необходимо?

Рул подумала о том болване, который бродит вокруг ее дома.

— Мне необходим хороший оператор. Желательно универсал.

Роулз нахмурился.

— Уж не собираешься ли ты заняться прослушиванием внутри нашей страны?

ЦРУ было уполномочено проводить такие операции только за границей. А внутри страны подобной работой занималось ФБР, и хотя Агентство иногда и прибегало к таким операциям незаконно, частенько оно обжигало пальцы.

Она помотала головой.

— Я обещаю, только в защитных целях.

Роулз задумался на минуту.

— Есть один парень, его зовут Денни Берджес, он недавно в Компании. Возглавляет службу безопасности в О.К. — системы охраны, сторожевые собаки и прочее, кому что надо. Мы с ним занимались легкими самолетами. Номер его телефона есть в справочнике, так что звони спокойно. Скажи, что ты от Биггльза. Так он меня обычно называет.

— И еще одно, — сказала она, и это было самое важное. — В допросных дайджестах Малахова ни разу не упоминался Майоров. Но это имя должно было прозвучать. Господи, ведь этот человек — Директор Первого управления!

Роулз помотал головой.

— Если этого не было в дайджестах, значит, мы не говорили об этом.

Рул знала, что это не так. Просто это была манера Эда говорить, что он не может обсуждать данный вопрос, слишком жжется. Эд следовал своим правилам, но она чувствовала, что ради нее он сможет ими поступиться, если она сможет точно сформулировать вопросы.

— Из Малахова все выжали, так? — спросила она.

— До последней капли, не сомневайся.

— Ты уже с ним закончил?

Если он уже в новом образе и уже где-то поселился, у нее шансов нет.

— Вот-вот, — отозвался Роулз.

Она понимала, что Малахов помещен где-то недалеко от Нью-Йорка, иначе бы Роулз не поселил там жену, чтобы ездить к ней на уик-энды. И у нее остается единственный шанс, пока его не перевезли. Она предприняла попытку.

— Эд, я хочу поговорить с Малаховым. Дай мне на это один час.

К ее удивлению, Роулз и глазом не моргнул.

— В миле от Стоува, штат Вермонт, если двигаться в южном направлении по главной магистрали, стоит бензозаправка «Тексако». Будь там в воскресенье в три часа и убедись, нет ли за тобой хвоста. Заедешь в бокс для самообслуживания и заправишь бак. Увидишь желтый «джип блазер» с водителем, за ним и поедешь от станции, только не жмись к нему. Он доведет тебя до нужного дома. К четырем вернешься обратно на заправку. Так что у тебя будет на него почти сорок минут.

— Спасибо, Эд.

— Ты уже, наверное, домой хочешь, — сказал он, поднимаясь.

Перед парадной дверью она приостановилась.

— Эд, что такое «Сноуфлауер»?

Роулз помолчал, прежде чем ответить.

— Я не знаю, Кэт.

Рул обняла его и выскользнула за дверь. Она быстро зашагала назад к дому соседа. Он удивился, увидев ее, но в свой сад пустил. Когда она попала к себе через черный ход, то услышала музыку Моцарта, доносившуюся из гостиной. Уилл, уронив книгу на колени, дремал. Она ласково разбудила его.

— Ну и как прошел ужин? — спросил он.

— Спасибо, бифштекс очень приличный, да и помогли здорово, — сказала она, нежно его целуя. — А ты что-нибудь поел?

— Замороженную диетическую пиццу. У тебя их там две дюжины.

— Этим я и питаюсь, когда не у тебя в гостях, а то мне не сохранить фигуру. Послушай, я бы хотела, чтобы ты остался, но у меня в голове гудит, так что компания из меня неважная. Ничего?

— Тебе просто повезло, что я такой бестолковый парень, — сказал он, поднимаясь и потягиваясь. — Большинство мужчин, за редким исключением, будучи сначала приглашенными в дорогой ресторан и облачившись в смокинг, а затем поужинав в одиночестве диетической пиццей, пока ты ела бифштекс в компании с кем-то другим, сочли бы такие сексуальные условия невозможными.

— Я знаю, что мне повезло, — она обняла его за талию, — но я пока ничего не могу тебе рассказать. Это исключительно важно для меня и, может быть, для очень многих людей.

Они побрели к парадному входу. Она остановилась.

— Послушай, конец недели плохо складывается для меня, и на воскресенье я уезжаю за город. Давай я позвоню тебе в начале той недели?

— Ты забыла, я же в воскресенье уезжаю в Финляндию, через Стокгольм.

— О Господи, ну конечно же, но я встречу тебя в Копенгагене.

— Кстати, — сказал он, залезая во внутренний карман пальто и извлекая буклет авиакомпании, — вот твой билет до Копенгагена и бронь в гостиницу, на тот случай, если мы там окажемся не одновременно. — Он нахмурился. — А ты еще не раздумала поехать?

— Ну что ты, Уилл. Да для меня нет ничего лучше такой возможности вырваться из офиса. Хотя ты, конечно же, должен понимать, что многое зависит от того, как сложится ситуация с Майоровым. Так что в любую минуту я могу и отменить поездку.

— Ну что ж, о'кей, — вздохнул он. — Я уверен, что ты постараешься.

— Ты пришел сюда пешком? — спросила она.

— Да.

— Я знаю, что это покажется странным, но я хотела бы выйти из дома первой. А ты подожди две минуты, а затем выходи, договорились?

— Как скажешь, — пожал он плечами. — Я слишком сонный, чтобы чему-то удивляться.

Он поцеловал ее.

Она включила свет на крыльце, вышла из дома и быстро пошла в направлении, противоположном дому Уилла. Пару минут спустя она набрела на газетный киоск, купила газету и пошла домой. Она не суетилась и не высматривала преследователя. Она знала, что он где-то неподалеку. И вряд ли он пойдет за Уиллом, ведь если он не знает, кто такой Уилл, все равно ночью уже не выяснит.

Ночью она спала мало. Голова была занята мыслями.

Глава 18

Гельдер лежал в своей постели, закутанный в толстый махровый халат от Блумингдейла, еще мокрый после душа, и пытался разобраться в собственных ощущениях. Он испытывал одновременно гордость, мрачные предчувствия, возбуждение, любопытство и страшное волнение, вовсе не похожее на обычный страх. Странно, но все это было знакомо.

Он давно старался контролировать свои чувства: первый выход из спасательного люка в школе подводников; первый выход в патрулирование; первый выход в патрулирование в качестве капитана. Те ощущения были немного другими. Ведь сейчас не учения, не маневры, а боевые действия. Даже если не будет стрельбы, для Гельдера это первая битва.

И тут он понял, на что похоже это чувство, испытанное далеко в прошлом — его первая девушка. Он гостил у дяди и тети на их ферме южнее Таллинна; ему было шестнадцать лет, а девушка была его кузина, их дочь, на год его старше. В ту же минуту, как они только познакомились, он уже знал, что она будет его первой девушкой, и за несколько дней до этого, он предчувствовал, что она будет смеяться и дразнить его. И наконец они сплелись позади какой-то крытой повозки, на брезенте, и запах полотна жил в нем и по сей день. И теперь в нем жили те же самые странно смешанные ощущения и память.

В дверь постучали ногтями пальцев. Вошла Трина и закрыла за собой дверь. И тут же засмеялась.

— О чем это ты думаешь? — смеялась она, кивком указывая на бугор под халатом.

— О тебе, — улыбнулся он. — Иди сюда ко мне.

Она пересекла комнату, избавляясь по дороге от одежды, и дернула за толстый халат.

— Снимай, — сказала она. — Я хочу, чтобы ты снял его.

Она перенесла через него ногу и сразу же ввела в себя.

— Ты уходишь, — сказала она. — Завтра ты уходишь.

Она медленно и ритмично двигалась.

— И ты хочешь идти, да?

— Да, — сказал он, двигаясь вместе с ней, иногда сбивая ее ритм резкими толчками. — И очень хочу. Но я не хочу покидать тебя.

— Ты же вернешься, — сказала она, и ее голос поднялся до негромкого крика.

— Да, да, я вернусь. Я вернусь за тобой.

— Обещай мне.

— Я вернусь.

Они кончили одновременно. Позже, вместо ужина, они занимались любовью, снова и снова.

* * *

Когда на следующее утро Гельдер проснулся, Трины уже не было. Почти тут же раздался громкий стук в дверь, и он натянул халат. В комнату проворно вошел мистер Джоунс.

— А, доброе утро, мистер Свенсон, — бодро сказал он. — Я пришел помочь вам собраться.

Он показал большой пакет из прозрачного пластика.

— Вот здесь собрано все. С собой вы должны взять две смены одежды, пару башмаков, а также личное снаряжение и оружие.

Он продемонстрировал пару обойм и бросил их в сумку.

— Вот теперь вы вооружены. И смотрите, не попадайте в переделку, где вам понадобится больше, чем тридцать патронов, — улыбнулся он. Показал маленький пластиковый пакет. — А здесь то, что вам понадобится, если вы все же окажетесь в такой ситуации. Разорвете конверт и найдете там небольшой кусок гибкого розового вещества. Кладете его в рот, зажимаете между верхней десной и щекой; там он будет держаться, незаметный и безвредный. В экстремальной ситуации передвигаете его, надкусываете и глотаете. Почти сразу же теряете сознание, а вскоре наступает и смерть. Абсолютно безболезненно, ну просто одно наслаждение, я бы сказал. Хотя сам никогда и не пробовал, — он захихикал. — А теперь раздевайтесь. Я должен осмотреть вашу экипировку и одежду.

Гельдер разделся и облачился в легкий тренировочный костюм и башмаки. Он упаковал твидовый пиджак, рубашку, две пары брюк, нижнее белье и носки. Джоунс тщательно осмотрел отобранные туалетные принадлежности и все упаковал в материю из парашютного нейлона. Джоунс подошел к столу и выгрузил на него блок рисовальной бумаги, карандаш рапидограф и бумажник Гельдера. Внимательно изучил водительские права и кредитные карточки, затем показал полоску бумаги.

— Это квитанция из китайской прачечной на Седьмой авеню в Гринвич-Вилледж.

Из внутреннего кармана он достал американский паспорт и открыл его.

— Шикарное фото, а? Распишитесь в паспорте.

Гельдер расписался в паспорте, затем пробежался по документам, разглядывая штампы.

— Я прибыл в Швецию сегодня?

— Точно, первая заграничная поездка.

Гельдер упаковал паспорт, бумажник и рисовальные принадлежности в нейлон, а затем Джоунс поместил сумку в большой пластиковый пакет и застегнул молнию.

— Вот вам и Карл Свенсон, — сказал он. — Пошли?

Гельдер с Джоунсом сели в карт для гольфа Майорова и спустились с холма к закамуфлированной гавани для подводных лодок. Охрана у ворот махнула им проезжать, и Джоунс завел карт под навес пещеры и остановился. Встретить их вышел Майоров.

— Доброе утро, Свенсон, — сказал он, широко улыбаясь. — Вижу, Джоунс вас приготовил.

— Да уж, постарался, сэр, — отозвался Гельдер. — Я чувствую себя другим человеком.

— Хорошо, хорошо, а теперь пойдем и глянем на ваш груз.

Майоров из-под навеса направился вниз по лестнице из бетонных ступеней к субмарине класса «Джульетта». Входные двери были отворены, «Тип Четыре» размещалась в трюме, и до того, как разместят на ней приземистый цилиндрический навигационный буй, в диаметре крупнее, чем модель, Гельдеру хотелось бы поупражняться с ним. Он был покрыт не сталью, как модель, а матовым, похожим на пластик материалом, какого Гельдер прежде не видел. По бокам, для облегчения работы щупальцами субмарины, на нем были скобы.

Гельдера обеспокоила разница в размерах с макетными.

— А сколько же он весит? — спросил он.

Майоров на мгновение выказал раздражение.

— Почти на шестьдесят килограммов больше, чем макет. Я верю, что вы его доставите.

Гельдер такой уверенности не испытывал. Он-то понимал, что во время последнего испытания «Тип Четыре» уже работал на пределе своих функциональных возможностей. И уж, разумеется, у него не было уверенности потому, что ему не пришлось поработать с настоящим буем, а Майоров, похоже, не собирался задерживать операцию. Гельдер уже собирался возразить, когда позади него послышался голос Валерии Соколовой:

— Проблем не будет, полковник, — твердо сказала она.

Гельдер повернулся и без слов уставился на нее.

— Я полагаю, сэр, я смогу его доставить, — наконец сказал он.

— Прекрасно, — отозвался Майоров. — А теперь за дело. Соколова, скобы и захваты манипуляторов попарно соответствуют?

— Да, полковник. Как раз.

— Ну тогда грузите буй.

Соколова махнула стоявшим рядом трем мужчинам в рабочих комбинезонах, и те вручную подтащили тяжелую штуковину к захватам мини-подлодки. Гельдер заметил, что сначала они надели на себя желтые радиационные значки, которые превращаются в голубые, если доза значительна. Он подумал, что переработанный уран-235, которым, как сказал Майоров, в качестве балласта загружен буй, не требует таких предосторожностей, но не стал придираться. Соколова забралась в «Тип Четыре» и манипулировала захватами, пока они не подошли к скобам буя. Затем, используя мощность лодочного двигателя и мускульную силу трех мужчин, они подняли буй до нужного уровня, прямо под иллюминатор, в который Гельдер смотрел из лодки. Под водой только выталкивающая сила воды поможет манипуляторам управляться с буем. Только на это и приходилось надеяться Гельдеру.

Соколова выбралась из лодки, и двери «Джульетты» с завыванием закрылись. Командир субмарины подошел к Майорову и отдал честь.

— К походу готовы, полковник, — доложил он.

— Прекрасно, капитан, — улыбнулся Майоров. Затем повернулся к Гельдеру и взял его за руку. — Ну, Гельдер, — сказал он радушно, — теперь и вы должны быть готовы сделать то, ради чего тренировались. Я уверен, что вы сделаете это хорошо.

Майоров глянул на Соколову и слегка сжал руку Гельдера.

— Помните обо всех инструкциях.

— Я помню, полковник, — ответил Гельдер. — Спасибо вам за эту возможность.

— Удачи, Соколова, — сказал Майоров, пожимая ей руку.

Гельдер и Соколова, а вслед за ними и капитан субмарины ступили на палубу, и двое матросов убрали сходни. Все трое забрались в боевую рубку и стояли там, пока лодка выбиралась из своей гавани. Когда лодка развернулась и направила свои орудия в сторону озерца и Балтийского моря, Гельдер заметил до странности знакомую фигуру, стоящую на бетонном пирсе, в мундире капитана первого ранга, болтающего с Майоровым. Гельдера это потрясло, и поначалу он подумал, что ошибся. Затем, когда этот мужчина повернулся в профиль, чтобы сказать что-то Майорову, Гельдер убедился, что ошибки нет. Ведь они же учились в одном училище подводников и на протяжении ряда лет от случая к случаю сталкивались в Мурманске и других портах подводных лодок. Фамилия его была Гущин, и в настоящее время он был одним из самых известных, или, вернее, печально известных офицеров советских военно-морских сил. В октябре 1981 года он посадил на мель подводную лодку класса «Виски» недалеко от шведской секретной военно-морской базы. Целую неделю оставалась она в ловушке, пока между Швецией и Советами шли дипломатические переговоры о судьбе подлодки и ее экипажа. Наконец Советы разрешили шведам ограниченную инспекцию подлодки, и ее стащили с мели и отправили домой под эскортом советских кораблей.

Каждый советский морской офицер знал эту историю; знал больше, чем немногословно сообщалось в «Известиях» и военных газетах. Гущин был лишен звания, обвинен в обесчещивании Советского Военно-Морского флота и приговорен к длительному сроку на тяжелые работы в Гулаге. Его фамилия была синонимом того, что может случиться с некомпетентным морским офицером. А здесь же он был в форме полного капитана, дружески болтал с командиром, обсуждая операции советских подлодок в шведских водах Гельдер спустился в боевую рубку «Джульетты», и пока командир подлодки отдавал приказы экипажу на погружение, стоял в недоумении.

Так что же здесь, черт побери, происходит?

Глава 19

В воскресенье утром Рул вышла из дома, доехала до Национального аэропорта и села на «Восточный челнок» до Нью-Йорка. Она была слишком взволнована предстоящей встречей с Малаховым и потому не обращала особого внимания на зеркало заднего вида. Непосредственно перед приземлением в Нью-Йорке она поднялась, чтобы пройти в туалет, но, дойдя до середины прохода, остановилась. В кресле у окна, слегка похрапывая, сидел тот самый мужчина, который следил за ней. Тот самый топтун. Постояв несколько секунд и рассмотрев его хорошенько, она отложила в памяти его внешний вид. Пять футов девять или десять дюймов, прикинула она, грузный, вероятно, фунтов сто девяносто, лицо бледное, в нескольких застарелых оспинах, короткая стрижка, на макушке почти лысина, летний костюм из синтетики, сорок пятого размера, в общем, типичный представитель тех бездельников, которые в Вашингтоне занимаются как раз вот такой грязной работой для восточно-европейских посольств. Вероятно, у него плохие зубы и зубные протезы. Она ненадолго развлекла себя мыслью занять рядом с ним свободное место, чтобы напугать его до чертиков, когда он проснется, но затем проследовала в туалет.

В «Ла-Гардии» ей повезло, рейс до назначенного ей пункта было ждать недолго. В ее распоряжении было не больше часа, чтобы избавиться от «хвоста» и попасть на самолет компании «Нью-Ингленд Эр» до Берлингтона, и потому она поспешила занять очередь на такси как можно дальше впереди него. Не удалось. Как только ее машина отъехала, она заметила, как топтун протягивает деньги диспетчеру такси, а стоящий в очереди следующий за ней мужчина гневно грозит влезшему без очереди. Она раздумывала, насколько испугается ее водитель, если попросит его оторваться от преследующей машины, и еще ей хотелось, чтобы «хвост» знал о том, что она засекла его.

— Музей Метрополитен, — сказала она.

Движение было неоживленным, и на месте они оказались через полчаса. Она взбежала по широким ступеням к музею и вошла внутрь, даже не оглядываясь. Она и так знала, что он сзади. Она быстро показала членский билет у входа для членов и получила разрешение пройти. Он же, она была почти уверена, вряд ли является членом и должен отстоять очередь за обычным билетом для посетителей. Она быстро миновала охрану в центральном зале, быстро повернула направо, в музейный магазин и стала ждать. Общая очередь должна быть длинной, подумала она; пошло почти пять минут, прежде чем она увидела его отражение в витрине магазина, как он врывается в воскресную толчею центрального зала. Она дала ему пятнадцать секунд на беспомощное замешательство, затем прошла магазин насквозь и вышла из музея. В этом месте отследить ее было пустой затеей с его стороны. Ему бы надо было оставаться у входа — у единственного в этом здании входа. Она перехватила такси, из которого только что вышла женщина с тремя маленькими детьми, и за те же полчаса вернулась назад в «Ла-Гардиа», надеясь, что у топтуна нет партнера для слежки за ней. В самолете она отдышалась и попыталась успокоиться. Если она не избавилась от «хвоста», ей следовало бы отказаться от рейса на Берлингтон и от встречи с Малаховым.

В Берлингтоне она взяла напрокат автомобиль и направилась в сторону Стоува, вполне попадая в график. Она проезжала мимо крутых горных склонов, где зимой катались на лыжах, мимо псевдо-альпийских мотелей, похоже, закрытых летом. Она держалась южной дороги. Когда в поле зрения появилась бензозаправка «Тексако», она свернула на обочину и подождала минуту до трех часов, затем преодолела последние несколько сотен ярдов и остановилась. Ее автомобиль был единственным в этом месте. Она вышла из машины, наполнила бак, что заняло немного времени, потому что он на три четверти был полон, и оглядела дорогу, в ожидании связника. Но дорога оставалась странно пустой. Она зашла в станцию и расплатилась за бензин. Когда она вернулась к машине, на обочине стоял желтый «джип». За рулем сидел Эд Роулз. Не подавая виду, что они знакомы, он тронул с места и направился на юг. Она забралась в свою машину и последовала за ним, держась по возможности подальше от него, но не выпуская из виду. Проехав в южном направлении три или четыре мили, он свернул налево на гравийную дорогу, она за ним, удивляясь, что за эти пять или шесть минут езды она не увидела ни одной машины. Она решила, что по воскресеньям в середине лета в этой лыжной стороне и должно быть безлюдно.

Роулз еще раз свернул налево, затем направо и вскоре съехал с дороги в асфальтированный передний двор сельской школы, типичной для Новой Англии, маленькой красной сельской школы с флюгерной башенкой и белой отделкой. С расстояния в четверть мили Рул увидела, как он вышел из машины и вошел в здание школы. Она въехала во двор, припарковалась рядом с «джипом» и вылезла из машины. Было жарко, солнечно и тихо. Неподвижный флюгер наверху здания указывал на восток. Передняя дверь была приоткрыта, и Рул вошла внутрь. Небольшая прихожая вывела ее мимо какой-то закрытой двери в единственный школьный класс. Стало ясно, что школа уже давно перестала быть школой. На возвышении справа от нее, где раньше стоял учительский стол, теперь находилась современная кухня. На освободившейся площади было расставлено с дюжину предметов удобной и роскошной мебели, хотя, может быть, и не модной. На стенах еще оставались доски для письма, а в одном из углов стояла пузатая печка. Взгляд Рул вернулся к возвышению-кухне на звук открываемой дверцы холодильника. Склонившийся Эд Роулз рассматривал нижние полки.

— Пива хочешь? — позвал он ее.

— А диетического ничего нет?

Он двинулся к ней по возвышению, неся зеленую бутылочку пива и жестянку диетической коки.

— Ты с магнитофоном? — спросил он, спускаясь по ступенькам и протягивая ей напиток.

— Нет.

— Хорошо. И ничего не записывай. Оставь свою сумку здесь и послушай, Кэт, все должно быть в глубокой тайне; ты не имеешь права использовать то, что узнаешь здесь, ни в каком отчете или разговоре в агентстве, пойми это.

Рул кивнула. Ей, конечно бы, хотелось, чтобы встреча состоялась в иных условиях, но она понимала, что Роулз заботится и о собственной безопасности. Она положила сумочку на край возвышения и пошла за ним обратно к входной двери. Он остановился перед той дверью, мимо которой она прошла раньше.

— Он не знает, кто ты, и что ты хочешь, но он предполагает, что от тех ответов, которые он тебе даст, зависит, когда он сможет выбраться отсюда.

— Спасибо за это, Эд, — сказала она.

— Внешность его изменена, и я даже подумывал надеть ему на голову колпак, но тогда бы он решил, что ты не больно важная шишка. Можно было бы использовать повязку на глазах, чтобы поднять твой статус, но уже на самых ранних допросах это действовало на него плохо. Когда он видит, с кем разговаривает, ему спокойнее, он более разговорчив, менее стандартен в ответах. И это естественно, я полагаю. Ведь он же долгое время занимал важный пост, и он требует уважения. С самого начала мы договорились, что он для меня старший по званию коллега, а не перебежчик, и это дало результат. Он уже провел беседы с полудюжиной людей, в основном технарями, которых интересовали вопросы связи и прочего оборудования, но девяносто процентов ответов он дал мне или наговорил на магнитофон. Ты первая женщина, с которой он встречается, не считая той леди, которая тут стряпает и следит за чистотой. Естественно, сексуально он возбужден; это можно как-то использовать, если ты, конечно, не убежденная шовинистка.

Рул не отреагировала на это.

— Можно определить, когда он лжет?

Роулз помотал головой.

— Он еще ни разу не солгал мне, или я не смог его поймать на этом. Но если он лжет, то делает это слишком хорошо, чтобы можно было определить. Что-нибудь еще?

— Нет.

— О'кей. — Роулз глянул на часы. — Ты должна выйти отсюда через сорок минут, чтобы успеть на последний самолет в Нью-Йорк.

— Надо полагать, что и он скоро исчезнет отсюда.

Она понимала, что Эд Роулз, вряд ли привез бы ее сюда, если бы Малахова не должны были вот-вот перевезти.

Роулз усмехнулся.

— Он исчезнет из этого штата до того, как ты доберешься до аэропорта.

Он открыл дверь и отступил назад.

— Удачи.

Рул шагнула внутрь и услышала, как за ней закрылась дверь.

Глава 20

Гельдер открыл глаза и прислушался. Тихое завывание двигателей субмарины скрадывалось шумом паромной переправы Хельсинки-Стокгольм, пролегавшей в нескольких метрах над и впереди подлодки, в то время как эта пара, подобно самке кита и ее детенышу, прокладывали в тандеме путь в стокгольмском архипелаге.

Гельдеру послышался скрип башмаков по коридорной палубе, но никто к нему не пришел. Он посмотрел на свои часы. Уже скоро. Всю ночь он не засыпал глубоко, лежа с закрытыми глазами и стараясь думать о чем-нибудь помимо задания. За исключением тех моментов, когда в его мысли вторгалась Трина Рагулина, отвлечься ему все равно не удавалось. Он репетировал про себя те маневры, которые могут от него потребоваться в течение ближайших восьми часов, и уже чувствовал, что может добраться до места назначения даже без карты. Сама же карта стояла как нарисованная перед его мысленным взором, со всеми характеристиками каждого бакена, каждого мыса, каждой отмели. Он был уверен, что еще ни один советский морской офицер не был так хорошо подготовлен к выполнению задачи. Тем не менее, уколы страха его не оставили, постоянно напоминая о себе режуще, как грубые нити нижнего белья советского производства. Он подумал, что каждый солдат, который хоть раз поднимал голову из окопа, чтобы увидеть приближающегося врага, испытывал то же, что и он сейчас. И единственный способ избавиться от страха и от безвыходности, это сделать то, что ему приказано делать, и черт с ней, с безопасностью; да, именно так во все века мужчины шли в бой.

Но каждый раз, как он приходил к этому решению, мысль о Трине все разрушала, и ему приходилось начинать заново. Слишком для многого он должен остаться в живых, чтобы не думать о самосохранении. Она ждала его в Малибу, и ему приходилось в борьбе доказывать, что его миссия важнее, чем она.

Вновь скрип башмаков, на этот раз наяву. Он перекинул ноги через угол койки, опустил их на пол, когда матрос отодвинул в сторону полог и сказал:

— Пора, сэр. Мы только что прошли переправу и теперь погружаемся на дно.

— Скажи капитану, что я сейчас буду у него.

Он надел тренировочный костюм и башмаки, на плечах повязал грубый свитер, словно нуждаясь в дополнительном тепле, взял под одну мышку пластиковый пакет с экипировкой на случай выхода, под другую портфель с картой и вышел в коридор. Валерия Соколова, экипированная аналогично, вышла в коридор из соседней каюты мгновение спустя. Он предложил ей следовать за ним, не испытывая счастья от вида ее физиономии, вытянутой и измученной. Он надеялся, что ей удастся справиться со своей задачей, не подведя его. Он все еще раздумывал, сможет ли выполнить приказ Майорова убить ее, если возникнет такая ситуация. Во всяком случае, он был не в состоянии казнить кого-нибудь хладнокровно.