На этот раз пришла тётя Делия. Она ворвалась ко мне в квартиру с решительным видом и заговорила прямо с порога.

— Берти! — грохотнула она своим зычным голосом, от которого лопаются оконные стёкла и качаются вазочки на каминной полке. — Я пришла поговорить с тобой об этом наглом щенке, Глоссопе.

— Можешь не беспокоиться, тётя Делия, — заверил я свою плоть и кровь. — Я держу ситуацию под контролем. Водяной Пистолет и Светящийся Кролик уже упакованы.

— Я не знаю, о чём ты говоришь, и уверена, что сам ты тоже этого не знаешь, — довольно грубо заявила моя родственница, — но если ты хоть на секунду перестанешь нести околесицу, я объясню тебе, в чём дело. Я получила от Катерины очень неприятное письмо. Об этом аспиде. Естественно, я не сказала Анжеле ни слова. Если бы бедная девочка хоть что-нибудь заподозрила, она подпрыгнула бы до потолка.

Анжела — дочь тёти Делии. Предполагается, что Анжела и Тяпа в некотором роде помолвлены, хотя «Морнинг Пост» пока ещё скромно об этом молчит.

— Почему?

— Что почему?

— Почему она подпрыгнула бы до потолка?

— А ты не подпрыгнул бы, если б вдруг узнал, что твой так называемый жених умотал погостить в имение и там вовсю флиртует с какой-то собачницей?

— Повтори? С кем он что делает?

— Флиртует с собачницей. С одной из тех особ, которые носят мужские брюки и сапоги. Они наводнили собой сельскую местность и шляются где ни попадя в окружении свор собак всевозможных пород. Уж я-то знаю, как опасны эти собачницы — сама такой была. Её зовут Долглиш. Она дочь полковника Долглиша. Они живут неподалёку от Бличинг-корта.

Передо мной забрезжил свет.

— Так вот где собака зарыта! Понимаешь, Тяпа только что прислал мне телеграмму с просьбой достать ему ирландского ватер-спаниеля, даже если для этого придётся расшибиться в лепёшку. Несомненно, он хочет сделать рождественский подарок своей новой пассии.

— Не удивлюсь. Катерина пишет, он от неё без ума. Вертится вокруг неё, как котёнок, не разговаривает, а блеет, как овца, и ходит за ней по пятам, словно одна из её собак.

— Теперь она сможет открыть частный зоопарк, что?

— Берти, — сказала тётя Делия, и я заметил, что в глазах у неё появился опасный блеск, — ещё одно идиотское замечание в этом роде, и я забуду, что ты мой племянник и дам тебе в ухо.

Я решил успокоить разбушевавшуюся родственницу. Одним словом, пролить бальзам на её раны.

— На твоём месте я бы так не расстраивался, — посоветовал я. — Скорее всего, ничего серьёзного там нет. Наверняка слухи о его похождениях сильно преувеличены.

— Ты так думаешь? Уж кому-кому, а тебе должно быть прекрасно известно, кого он из себя представляет. Помнишь, как мы намучились, когда ему взбрело в голову приударить за певичкой?

Я собрался с мыслями и вспомнил, как было дело. Кстати, вы найдёте его в моих архивах. Кора Беллинджер, вот как звали ту особу. Она обучалась на оперную певицу, и Тяпа был о ней самого высокого мнения. Однако после концерта, организованного Говядиной Бингхэмом в Бермондси, она поставила ему фонарь под глаз, и его любовь умерла.

— Кроме того, — продолжала тётя Делия, — ты ещё не всё знаешь. Перед самым его отъездом в Бличинг-корт они с Анжелой разругались в дым.

— Да ну?

— Вот именно. Анжела призналась мне в этом сегодня утром. Она все глаза себе выплакала, бедняжка. Они поссорились из-за её последней шляпки. Насколько я поняла, он заявил, что она выглядит в ней как болонка, а она сообщила, что не хочет больше видеть его в этой жизни и надеется не встретить в загробной. После чего, радостно воскликнув: «Вот и чудненько!», он был таков. Нетрудно догадаться, что произошло дальше. Едва собачница узнала, что он свободен, она тут же прибрала его к рукам, и, если не принять срочных мер, всякое может случиться. Так что изложи все факты Дживзу, и пусть он примет меры, как только окажется на месте преступления.

Я всегда досадую, если вы меня понимаете, когда моя родственница говорит, как о само собой разумеющемся, что на Дживзе свет клином сошёлся. Поэтому, должен признаться, мой ответ прозвучал несколько резко.

— Услуги Дживза тебе не потребуются, — уверенно произнёс я. — Мне не составит труда урегулировать данный вопрос, тётя Делия. Когда я покончу с Тяпой, ему будет не до любовных утех. При первом же удобном случае я намереваюсь подкинуть ему в спальню Светящегося Кролика. Светящийся Кролик светится в темноте, прыгает и издаёт странные звуки. Тяпа наверняка решит, что это — голос его Совести, и я предвижу, после первой же ночи ему придётся несколько недель серьёзно лечиться. А потом, уверяю тебя, он и не вспомнит об этой собаководке.

— Берти, — сказала тётя Делия каким-то странным, ровным голосом. — Выслушай меня внимательно. Ты безнадёжный идиот. Только потому, что я всё-таки тебя люблю и у меня большие связи в Комиссии по делам душевнобольных, тебя до сих пор не упрятали в психушку. Если б не я, ты давно сидел бы в отдельной палате, обитой войлоком. Посмей только выкинуть какой-нибудь фокус, и можешь больше не рассчитывать на моё покровительство. Неужели ты не понимаешь, что положение слишком серьёзное, и твои дурацкие шуточки могут всё испортить? На карту поставлено счастье Анжелы. Делай, что тебе говорят, и поручи Дживзу пошевелить мозгами.

— Как скажешь, тётя Делия, — нарочито вежливо произнёс я.

— Уже сказала. Отправляйся к нему немедленно. Я тебя подожду.

Я вернулся в спальню.

— Дживз, — я говорил, не скрывая своего разочарования, — можешь не упаковывать Светящегося Кролика.

— Слушаюсь, сэр.

— Водяной пистолет тоже можешь не упаковывать.

— Слушаюсь, сэр.

— Мою программу действий подвергли уничтожающей критике, и мой пыл иссяк. Да, кстати, Дживз.

— Сэр?

— Миссис Траверс высказала пожелание, чтобы по прибытии в Бличинг-корт ты разлучил мистера Глоссопа с собаководкой.

— Слушаюсь, сэр. Я сделаю всё возможное, чтобы оказаться вам полезным.

На следующий же день я убедился, что тётя Делия не преувеличила нависшую над Анжелой угрозу. Мы с Дживзом отправились в Бличинг-корт на моём двухместном автомобиле и на полпути между деревней и имением неожиданно увидали впереди море собак, в котором Тяпа плавал вокруг краснощёкой девицы, явно вскормленной на каше с молоком и свежем деревенском воздухе. Тяпа то и дело наклонялся к ней, всей своей позой выражая преданное обожание, и даже на почтительном расстоянии было заметно, что уши у него раскраснелись, дальше некуда. Вне всяких сомнений, он стремился понравиться ей изо всех сил, а когда я подъехал ближе и увидел на девице мужские брюки и сапоги, мои сомнения рассеялись, как дым.

— Ты обратил внимание, Дживз? — многозначительно спросил я.

— Да, сэр.

— Девица, что?

— Да, сэр.

Я окликнул их и немного погудел. Они подняли головы, и по лицу Тяпы я понял, что он не пришёл в восторг от нашей встречи.

— А, это ты, Берти, — сказал он. — Привет.

— Салют.

— Мой друг, Берти Вустер, — представил меня Тяпа своей знакомой таким тоном, словно он извинялся перед ней за то, что я существую на свете.

— Здравствуйте. — Девица кивнула.

— Здравствуйте. — Я поклонился.

— Привет, Дживз, — сказал Тяпа.

— Добрый день, сэр.

Наступило напряжённое молчание.

— Ну, до свидания, Берти. Ты, должно быть, торопишься, — заявил Тяпа.

Мы, Вустеры, понимаем намёки с полуслова.

— Увидимся позже, — сказал я.

— Да, конечно, — рассеянно ответил Типа.

Я тронул машину с места.

— Зловещие симптомы, Дживз, — мрачно произнёс я, когда мы отъехали на некоторое расстояние. — Ты обратил внимание, что подозреваемый был похож на надутого индюка?

— Да, сэр.

— В таком случае начинай шевелить мозгами, Дживз.

— Слушаюсь, сэр.

Я не видел Тяпу до вечера. Он просочился ко мне в комнату, когда, переодевшись к обеду, я поправлял галстук перед зеркалом.

— Привет! — сказал я.

— Привет! — буркнул Тяпа.

— Сегодня утром ты прогуливался с девушкой. Кто она? — как бы между прочим спросил я. Безразличным тоном, знаете ли. Словно мне это было совсем неинтересно.

— Мисс Долглиш, — ответил Тяпа и густо покраснел.

— Она тоже здесь гостит?

— Нет. Мисс Долглиш живёт неподалеку. Ты привёз мои футбольные бутсы?

— Да. Забери их у Дживза.

— А ватер-спаниеля?

— Извини, ватер-спаниелей в наличии не оказалось.

— Проклятье! Она всю жизнь мечтала об ирландском натер-спаниеле.

— Тебе-то что за дело?

— Я хотел сделать ей подарок.

— Зачем?

Тяпа высокомерно на меня посмотрел. Я бы даже сказал, презрительно. Одним словом, с осуждением.

— С тех пор как я здесь живу, — нравоучительно произнёс он, — полковник и миссис Долглиш были исключительно любезны со мной. Я не раз бывал у них дома. Естественно, мне совсем не хочется выглядеть в их глазах неблагодарным молодым человеком, одним из тех, о которых так часто пишут в газетах. Когда люди чуть ли не каждый день приглашают тебя то на ленч, то на чай, то ещё на что-нибудь, они, несомненно, ждут, что ты тоже окажешь им внимание, например, сделав подарок, пусть скромный.

— Подари им свои футбольные бутсы, — предложил я. — Кстати, зачем они тебе понадобились?

— Я играю в матче, который состоится в следующий четверг.

— Где, здесь?

— Да. Верхний Бличинг против Хокли-на-Местоне. Как мне объяснили, это самое важное событие года.

— Ты согласился под дулом пистолета?

— Позавчера, беседуя с мисс Долглиш, я упомянул, что в Лондоне я обычно играл по субботам за Остин, и она попросила, чтобы я принял участие в матче и помог деревне победить.

— Какой деревне?

— Естественно, Верхнему Бличингу.

— Значит, ты собираешься играть за Хокли?

— Неостроумно, Берти. Да будет тебе известно, что на поле я зверь, а не человек. А, Дживз.

— Сэр? — спросил Дживз, двигаясь к нам по правому краю.

— Мистер Вустер сказал, мои бутсы у тебя.

— Да, сэр. Я отнёс их в вашу комнату.

— Спасибо, Дживз. Хочешь немного заработать?

— Да, сэр.

— Тогда поставь на Верхний Бличинг в матче против Хокли-на-Местоне, — важно произнёс Тяпа и выпятил грудь.

— Мистер Глоссоп собирается играть в матче, который состоится в следующий четверг, — объяснил я Дживзу, когда дверь за Тяпой закрылась с другой стороны.

— Мне сообщили об этом в помещении для слуг, сэр.

— Да ну? И что они говорят?

— Все склоняются к мнению, сэр, что мистер Глоссоп совершает опрометчивый поступок.

— Почему?

— Мистер Малреди, дворецкий сэра Реджинальда, сэр, рассказал мне, что данное состязание довольно сильно отличается от общепринятой игры в футбол. Благодаря тому, что в течение многих лет между жителями двух деревень сохраняются натянутые отношения, борьба на поле происходит по более свободным и примитивным правилам, чем при обычной встрече спортивных команд. Основная задача игроков, как мне дали понять, заключается не в открытии или увеличении счёта, а в том, чтобы нанести увечья своим соперникам.

— Боже великий, Дживз!

— Дело обстоит именно так, сэр. Игра представляет интерес разве что для историков. Впервые она состоялась во времена правления короля Генриха Восьмого и продолжалась с полудня до захода солнца на площади в несколько квадратных миль. Было зарегистрировано семь смертельных исходов.

— Семь!

— Не считая гибели двух зрителей, сэр. Однако последние годы несчастные случаи ограничивались переломами конечностей и прочими мелкими травмами. В помещении для слуг все пришли к единодушному заключению, что было бы куда разумнее, если б мистер Глоссоп воздержался от участия в матче.

По правде говоря, я пришёл в ужас. Я хочу сказать, хоть цель моей жизни и заключалась в том, чтобы отомстить Тяпе за свинство, учинённое им в «Трутне», во мне всё ещё оставались некоторые рудименты, — если рудименты то слово, которое здесь подходит, — старой дружбы. Кроме того, всему есть предел, знаете ли. Само собой, Тяпин отвратительный поступок до сих пор вызывал в моей душе бурю негодования, но это вовсе даже не значило, что я желал придурку безмятежно выйти на арену и быть растерзанным разгневанными сельчанами. Тяпа, до смерти напуганный Светящимся Кроликом, — да. Лучше не придумаешь. Счастливый конец, и всё такое. Но Тяпа, унесённый по частям на носилках, — нет. Хуже не бывает. Не из той оперы. Двух мнений быть не может.

Совершенно очевидно, бедолагу необходимо было предупредить, пока не поздно. Не медля ни секунды, я отправился к нему в комнату. Тяпа сидел на кровати и с мечтательным выражением на лице гладил свои бутсы.

Я объяснил ему ситуацию.

— Ты можешь с честью выйти из положения (кстати, в помещении для слуг все так считают), — посоветовал я, — если накануне игры скажешь, что подвернул ногу.

Он как-то странно на меня посмотрел.

— Ты предлагаешь мне, в то время как мисс Долглиш полагается на меня, верит в мои силы, ждёт с девичьим энтузиазмом, что я помогу её деревне выиграть, плюнуть на неё и поберечь свою шкуру?

Я был очень доволен, что он поймал мою мысль на лету.

— Вот именно, — сказал я.

— Фу! — воскликнул Тяпа, и, должен признаться, это слово я услышал впервые в жизни.

— В каком смысле «фу»? — спросил я.

— Берти, — воодушевлённо произнёс Тяпа, — твой рассказ только укрепил меня в моих намерениях. Чем темпераментнее будет игра, тем лучше. Я приветствую спортивный дух соперников. Я хочу, чтобы они играли грубо. Это даст мне возможность показать всё, на что я способен. Неужели ты не понимаешь — сказал он, весь пылая, словно в лихорадочном бреду, — что Она будет на меня смотреть? Знаешь, какие чувства я испытаю, Берти? Такие же, как средневековый рыцарь, дерущийся на глазах у дамы своего сердца. Неужели ты думаешь, что, узнав о турнире, который должен состояться в следующий четверг, сэр Ланселот или сэр Галахад заявили бы в среду о своих подвёрнутых ногах, испугавшись каких-то там трудностей?

— Не забудь, что во времена правления короля Генриха Восьмого…

— Меня не волнует правление короля Генриха Восьмого. Зато меня волнует, что Верхний Бличинг будет играть в разноцветной форме, и значит, я смогу надеть свою старую остинскую футболку. Светло-голубую, Берти, с широкими оранжевыми полосами. Представляешь, как я буду выглядеть?

— Но…

— Берти, — безумно сверкая глазами, заявил окончательно свихнувшийся Тяпа, — я не стану от тебя скрывать, что наконец-то полюбил по-настоящему. Я нашёл свою подругу, свою половинку. Я всегда мечтал встретить нежную, свежую, одухотворённую девушку, живущую в гармонии с природой, и вот я её нашёл. Как сильно она отличается, Берти, от фальшивых девиц, прозябающих в душных домах Лондона! Разве лондонская девица придёт зимой в слякоть на стадион, чтобы посмотреть футбольный матч? Разве она знает, как помочь восточно-европейской овчарке, у которой начались судороги? Разве она сможет пройти десять миль по полям и выглядеть при этом свеженькой, как огурчик?

— Прости, а для чего тебе такая девица?

— Берти, я жду четверга, как манны небесной. Мне кажется, в настоящий момент она считает меня слабаком, потому что позавчера я натёр себе мозоль и вернулся из Хокли в Бличинг на автобусе. Но когда она увидит, как я расшвыриваю соперников направо и налево, ей придётся задуматься. Её глаза откроются. Что?

— Что?

— Я спросил, «что?»

— А я спросил «Что, что?»

— Я имел в виду, разве я не прав?

— О, конечно.

Тут, слава богу, прозвучал гонг на обед.

Осторожные расспросы в течение следующих нескольких дней убедили меня в правоте слуг Бличинг-корта, которые считали, что Тяпе, рождённому и взращённому в мягкой атмосфере Метрополии, ни к чему вмешиваться в местные диспуты и выходить на футбольное поле, где они должны были проводиться. Слуги знали, о чём говорили. Страсти жителей двух деревень были накалены до предела.

Сами знаете, как бывает в глухой сельской местности. Иногда кажется, что время словно остановилось. Долгими зимними вечерами вам остаётся лишь слушать радио и размышлять о том, какая дрянь ваш сосед. Вы неожиданно вспоминаете, что фермер Гайлз надул вас при продаже свиньи, а фермер Гайлз припоминает, что ваш сын, Эрнст, запустил кирпичом в его лошадь в третье Воскресенье перед Великим Постом. И так далее, и тому подобное. Трудно представить себе, с чего именно началась вражда этих двух деревень, но сейчас она была в полном разгаре. В Верхнем Бличинге только и говорили, что о футбольном матче, причём в таких выражениях, которые я назвал бы непристойными. И в Хокли-на Местоне происходило то же самое.

Я отправился в Хокли-на-Местоне в среду, чтобы посмотреть на противника своими глазами, и получил самый настоящий шок, глядя на деревенских громил, каждый из которых запросто смог бы уложить местного кузнеца одной левой. Вместо мышц у них были стальные канаты, а компания из нескольких человек в «Зелёной свинье», куда я заглянул инкогнито, чтобы выпить кружечку пива, обсуждала предстоящее состязание так красочно, что кровь заледенела у меня в жилах. Они были похожи на Аттилу с гуннами перед решающим сражением.

Я принял твёрдое решение не сидеть сложа руки и, вернувшись в Бличинг, первым делом пошёл к Дживзу.

— Дживз, — сказал я, — тебе, которому без конца приходится возиться с моими костюмами, лучше чему кому либо другому известно, какие страдания причинил мне Тяпа Глоссоп. Должно быть, по законам божеским, мне следует радоваться, что скоро его постигнет небесная кара. Но я, как ни странно, придерживаюсь мнения, что Небеса несколько перестарались. Попросту говоря, я не согласен с Небесами в выборе наказания для Тяпы. Даже в минуту гнева я никогда не желал, чтобы бедолага принял мученическую смерть. А судя по разговорам в Хокли-на-Местоне, гробовщику в Бличинге придётся трудиться после матча в поте лица. Сегодня я видел в «Зелёной свинье» рыжеволосого парня, который, если верить всему, что он говорил, просто находится в сговоре с этим гробовщиком. Мы должны действовать быстро и решительно, Дживз. Тяпу необходимо спасти помимо его воли.

— Что вы предлагаете, сэр?

— Сейчас скажу. Тяпа не желает прислушаться к голосу разума, потому что собирается своей игрой произвести неотразимое впечатление на девицу, которая обещала ему прийти на стадион. Поэтому мы должны пойти на хитрость. Тебе придётся сегодня же вернуться в Лондон, а завтра утром ты пошлёшь телеграмму следующего содержания, подписанную «Анжела». Записывай, Дживз. Ты готов?

— Да, сэр.

— «Прости…» — Я задумался. — Что может сказать девушка, Дживз, которая со скандалом выгнала своего парня, когда он заявил, что в новой шляпке она похожа на болонку?

— Насколько мне известно, сэр, «Прости, я погорячилась», — обиходное выражение.

— Думаешь, это сильно сказано?

— Возможно, для большей правдоподобности следует добавить «дорогой».

— Точно. Давай, записывай, Дживз. «Дорогой, прости, я погорячилась…» Нет, подожди. Вычеркни, что написал. Я теперь понял, где мы дали маху. Я знаю, как можно сразить Типу наповал. Подпиши телеграмму не «Анжела», а «Траверс».

— Слушаюсь, сэр.

— А ещё лучше «Делия Траверс». Текст такой: «Пожалуйста, возвращайтесь как можно скорее».

— «Немедленно» — куда экономнее, сэр. Всего одно слово. К тому же оно подчёркивает серьёзность ситуации.

— Верно. Давай, пиши: «Пожалуйста, возвращайтесь немедленно. Анжела в жутком состоянии».

— Я бы предложил «серьёзно больна», сэр.

— Ну, хорошо. «Серьёзно больна». «Анжела серьёзно больна. Всё время вас вспоминает и утверждает, что вы были правы насчет шляпки».

— Если позволите, сэр…

— Говори, Дживз.

— Мне кажется, следует написать так: «Пожалуйста, возвращайтесь немедленно. Анжела серьёзно больна. Высокая температура. В бреду всё время жалобно повторяет ваше имя и говорит, вы были совершенно правы насчёт какой-то шляпки. Бросайте все дела и приезжайте первым поездом. Делия Траверс».

— Звучит неплохо.

— Да, сэр.

— Ты настаиваешь на «жалобно»? Может лучше «беспрестанно»?

— Нет сэр. Жалобно — non juste.

— Ладно. Тебе виднее. Сделай так, чтобы он получил телеграмму в половине третьего.

— Слушаюсь, сэр.

— В два тридцать, Дживз. Понимаешь в чём тут хитрость?

— Нет, сэр.

— Сейчас объясню. Если телеграмма придёт раньше, Тяпа прочтёт её до начала игры. В два тридцать, однако, он выйдет на поле, и я вручу ему наше послание при первой возможности. Думаю, к тому времени он поймёт, в какой футбол играют Верхний Бличинг и Хокли-на-Местоне, и будет готов воспользоваться любым предлогом, чтобы улизнуть с поля. Теперь ты понял?

— Да, сэр.

— Так держать, Дживз!

— Слушаюсь, сэр.

На Дживза всегда можно положиться. Я сказал «в два тридцать», и телеграмма пришла в два тридцать, минута в минуту. Я сунул её в карман и пошёл переодеться во что-нибудь тёплое, а затем сел в машину и отправился на стадион. Когда я приехал, команды уже выстроились на поле, и буквально через полминуты раздался свисток.

По правде говоря (ни в школе, ни в колледже мы в эту игру не играли, знаете ли), я плохо разбираюсь в тонкостях американского футбола, или регби, если вы понимаете, что я имею в виду. Само собой, общие правила мне известны. Я хочу сказать, я знаю, что главная задача игроков — любым способом донести мяч до конца поля и бросить его за линией ворот противника, и что для выполнения данной задачи им разрешается наносить друг другу оскорбления действием и совершать прочие поступки, за которые в нормальной жизни, помимо суровой отповеди судьи, можно получить четырнадцать дней тюрьмы без права замены штрафом. Научная же, если так говорят, сторона регби для Бертрама Вустера — тайна за семью печатями. Впрочем, специалисты позже объяснили мне, что в той игре ни о какой науке не могло быть и речи.

Последние несколько дней шли проливные дожди, и, хотите верьте, хотите нет, я видел в своей жизни несколько болот, куда более сухих, чем это поле. Рыжеволосый парень, которого я приметил в «Зелёной свинье», подкинул мяч и заехал по нему ногой под одобрительные возгласы толпы, а мяч полетел прямо в Тяпу, сверкавшего голубой футболкой с оранжевыми полосами. Тяпа ловко его поймал и тоже заехал по нему ногой, после чего я понял, что матч Верхний Бличинг — Хокли-на-Местоне резко отличается от соревнований, проводимых по этому виду спорта.

Тяпа, сделав своё дело, с гордым видом продолжал стоять на месте, когда раздался топот огромных ног и рыжеволосый парень, схватив Тяпу за шею, швырнул его на землю и упал на него сверху. Я мельком увидел лицо бедолаги, на котором отразились неподдельный ужас, растерянность и недовольство положением вещей, а затем он пропал из виду. К тому времени как страдалец выбрался из грязевой ванны, толпа дралась на другом конце поля. Два отряда деревенских игроков, нагнув головы, пихались изо всех сил, а мяч находился где-то между ними.

Тяпа протёр глаза, отряхнулся, как собака, расшвыривая комья гемпширской земли, огляделся по сторонам и ринулся в гущу событий, где двое тяжеловесов схватили его под мышки и вновь бросили лицом в грязь под ноги третьему тяжеловесу, который не упустил своего шанса и пнул его под рёбра бутсой размером с футляр для скрипки. Затем рыжеволосый навалился на него всей своей тяжестью. Вообще, с того места, где я стоял, игра выглядела довольно живописной.

Понаблюдав за матчем несколько минут, я понял, в чём заключалась Тяпина ошибка. Он был одет слишком броско. В случаях, подобных этому, безопаснее выглядеть незаметным, а голубая с оранжевыми полосами рубашка поневоле привлекала к себе внимание. Скромный бежевый цвет, сливающийся с землёй, подошёл бы для этой игры лучше некуда. И помимо того, что Тяпина форма бросалась в глаза, я думаю, футболисты Хокли-на-Местоне возмущались тем, что он вообще появился на поле. Они наверняка считали, что ему не следовало совать свой нос куда не следует и вмешиваться в местные выяснения отношений.

Как бы то ни было, у меня сложилось впечатление, что Тяпе уделяли внимания больше, чем всем остальным игрокам вместе взятым. Каждый раз после того, как два отряда пихались, склонив головы (о чём я говорил выше), а потом падали друг на друга, последним всегда поднимался Тяпа. А в те редкие минуты, когда ему удавалось выпрямиться, кто-нибудь, — как правило, это был рыжеволосый, — обязательно накидывался на него и вновь сбивал его с ног.

По правде говоря, мне уже начало казаться, что жизнь Тяпы оборвётся прежде, чем он успеет прочесть телеграмму, когда в игре наступил короткий перерыв. Команды пихались рядом с тем местом, где я стоял, и, после того как игроки в очередной раз устроили кучу малу (Тяпа, как всегда, встал последним), один из громил в футболке, которая когда-то была белой, остался лежать на поле. Радостный вопль вырвался из горл сотен патриотов при известии, что Верхний Бличинг пустил первую кровь.

Жертву унесли на носилках его друзья, а остальные игроки уселись на землю, чтобы поправить гетры и, видимо, поразмышлять о жизни. Я решил, что настал момент удалить Тяпу с поля боя, и, перешагнув через канаты, подошёл к бедолаге, который тоже сидел на земле и пытался протереть глаза. Он был похож на человека, перенёсшего мучительные пытки. Залежи грязи покрывали его с ног до головы, и с первого взгляда становилось ясно, что в обычной ванне он никогда не отмоется. Чтобы Тяпа смог занять прежнее место в обществе, его необходимо было отправить в чистку. Впрочем, вопрос был спорным: многие посчитали бы, что проще выбросить его на помойку.

— Тяпа, старина, — сказал я.

— А?

— Тебе телеграмма.

— А?

— Я принёс тебе телеграмму, которую доставили, когда ты ушёл из дома.

— А?

Я ткнул в него кончиком трости и добился немедленных результатов.

— Поосторожней, олух царя небесного, — произнёс Тяпа слабым голосом, приходя в себя. — На мне нет живого места. Что ты там бормотал?

— Тебе пришла телеграмма. По-моему, очень важная.

Он фыркнул, как мне показалось, с горечью.

— Неужели ты думаешь, у меня есть время читать телеграммы?

— А вдруг это что-нибудь срочное? Обязательно прочти.

И я сунул руку в один карман, потом в другой, но телеграммы там и в помине не было. Не знаю, как я умудрился допустить такую промашку, но, видимо, переодеваясь, я оставил наше с Дживзом послание в другом пальто.

— О, господи, — сказал я. — Забыл твою телеграмму дома.

— Это не имеет значения.

— Нет, имеет. Я думаю, тебе следует узнать, о чём там написано, как можно скорее. Одним словом, немедленно. Будь я на твоём месте, я тут же распрощался бы с этими убийцами и поспешил бы вернуться домой.

Тяпа поднял брови. Вернее, мне показалось, что он поднял брови, потому что корка грязи на его лбу шевельнулась, как будто под ней что-то произошло.

— Неужели ты воображаешь, — сказал он, — что я способен улизнуть с поля у Неё на глазах? Боже великий! Кроме того, — продолжал бедолага тихим, задумчивым голосом, — нет на земле такой силы, которая заставила бы меня выйти из игры, пока я не посчитаюсь с этим рыжеволосым вышибалой. Ты заметил, как он всё время атакует меня, когда я не владею мячом?

— Разве так нельзя?

— Естественно, нет. Ну, да ладно! Этот тип скоро узнает, почём фунт лиха. С меня хватит. Больше я не собираюсь с ним миндальничать.

— Знаешь, я немного путаюсь в правилах этой игры. Скажи, ты можешь его укусить?

— Это мысль, — заявил Тяпа, явно приободрившись. — Я попробую, а там видно будет.

В этот момент вернулись носильщики, и битва вновь закипела по всему полю.

Для испачканного с ног до головы грязью атлета нет ничего лучше короткого отдыха и, если вы понимаете, о чём я говорю, короткого раздумья. Итак, после небольшого перерыва хулиганство на поле возобновилось, а душой команды Верхнего Бличинга стал Тяпа.

Знаете, встречаясь с парнем за ленчем, или на скачках, или в загородных домах, и так далее, трудно, если так можно выразиться, представить себе, что находится у него внутри. До настоящей минуты, если б меня спросили, представляет ли Типа Глоссоп опасность для окружающих, я ответил бы, что он довольно безобидное существо и совсем не кусается. Но сейчас Тяпа носился по всему полю как ветер, напоминая то ли огнедышащего дракона, то ли тигра в джунглях.

Я не преувеличиваю. Воодушевлённый тем, что судья либо придерживался точки зрения «Живи сам и не мешай жить другим», либо забыл прочистить свисток от набившейся туда грязи, и в результате почти полностью отрешился от игры, Тяпа развил бурную деятельность. Даже мне, ничего не понимавшему в тонкостях регби, стало ясно, что, если футболисты Хокли-на-Местоне хотят выиграть, им необходимо устранить Тяпу во что бы то ни стало. И, должен признаться, они сделали для этого всё возможное, а в особенности старался рыжеволосый. Но Тяпа был неудержим. Каждый раз, когда ловкий соперник швырял его на землю и усаживался ему на голову, он поднимался, как Феникс из пепла, и, если вы следите за ходом моей мысли, кидался в бой с удвоенной силой. А спустя некоторое время падать лицом в грязь начал рыжеволосый.

Я не могу точно сказать, как это произошло, потому что начали сгущаться сумерки и появился туман. Я видел только, как рыжеволосый беззаботно бежит по полю, а в следующую секунду откуда-то сверху на него падает невесть откуда взявшийся Тяпа и вцепляется ему в шею.

Они упали с грохотом, от которого задрожала земля, а немного позже рыжеволосого, прыгающего на одной ноге, увели под руки его друзья.

Исход матча был предрешён. Футболисты Верхнего Бличинга, воодушевлённые дальше некуда, взялись за дело, засучив рукава. Они теснили противника по всему полю, а затем приливной волной хлынули за линию ворот. Когда груда человеческих тел рассыпалась, а крики и рёв толпы умолкли, я увидел Тяпу, лежавшего на мяче. На этом, — если не считать, что за последние пять минут ещё несколько игроков получили увечья, — игра закончилась.