II

Человек, взявший на себя столь щекотливую миссию, как миссия Псмита в замке Бландингс, всегда бдит. С той минуты, как Псмит поднялся в вагон пятичасового поезда с перрона Паддингтонского вокзала, то есть с той минуты, когда, формально говоря, началась его авантюра, он ступал осторожно, как путник в джунглях, где каждый миг на вас может внезапно броситься нечто непредвиденное и опасное. Поэтому столь хладнокровное заявление худощавого молодого человека хотя бесспорно его поразило, но отнюдь не парализовало. Наоборот, он внутренне весь подобрался. Первым его движением было грациозно подойти к столику, где, ожидая возвращения лорда Эмсуорта, покоилась телеграмма, вторым — спрятать ее к себе в карман. Для начала надо было обеспечить, чтобы телеграммы, подписанные Мактоддом, не валялись где попало в замке, пока он пользуется гостеприимством его владельца.

Покончив с этим, Псмит встал перед молодым человеком.

— Ну-ну! — произнес он спокойно и сурово.

Он испытывал неизъяснимую благодарность к благому провидению, которое организовало эту встречу в час, когда он был в замке один.

— Вы говорите, что вы Ролстон Мактодд, автор этих стихов?

— Да, конечно.

— Тогда ответьте, — бескомпромиссно спросил Псмит, — что такое «бледная парабола Восторга»?

— А? Чего-чего? — слабеющим голосом произнес новоприбывший. Во всем его облике проступила заметная нервозность.

— Или вот, — сказал Псмит. — «Ш… ш…» Погодите секунду, сейчас вспомню. А, да! «Шуршащая, надушенная тишь, тушившаяся вширь, где мы сидели». Не одолжите ли меня комментарием?

— Я… я… О чем вы говорите?

Псмит протянул длинную руку и почти с нежностью потрепал его по плечу.

— Ваше счастье, что вы встретились со мной прежде, чем вышли на остальных, — сказал он. — Боюсь, вы дерзнули без надлежащей подготовки. Они обличили бы вас, как самозванца, в первые же минуты.

— Что значит «самозванца»? Не понимаю, о чем вы говорите!

Псмит укоризненно погрозил ему пальцем:

— Мой дорогой товарищ Икс, должен сразу же предупредить вас, что подлинный Мактодд — мой давний и близкий друг. Еще и нескольких дней не миновало с нашей последней долгой и поучительной беседы. Вот — как мы можем без обиняков указать — так-то. Или я ошибаюсь?

— А, черт! — сказал молодой человек. Он расслабленно рухнул в кресло и утер взмокший лоб, трусливо сдаваясь на милость победителя.

На несколько секунд воцарилась тишина.

— Ну и что, — осведомился гость, подняв влажное лицо, гуманно заблестевшее в тусклом свете, — вы думаете делать?

— Да ничего, товарищ… Кстати, как вас зовут?

— Кутс.

— Ничего, товарищ Кутс. Ровным счетом ничего. Вы можете смыться отсюда в любой момент, когда пожелаете. Откровенно говоря, чем раньше это произойдет, тем мне будет приятнее.

— Вот это по-человечески!

— Отнюдь, отнюдь.

— Вы парень что надо!…

— Ах, довольно! — скромно перебил Псмит. — Но прежде чем мы расстанемся, объясните мне кое-что. Насколько я понимаю, вы приехали сюда с целью стырить брильянты леди Констанции?

— Да.

— Так я и думал. А отчего вы предположили, что вас здесь не встретит подлинный Мактодд?

— Тут-то полный порядок. Я плыл на одном пароходе с этим фрайером, с Мактоддом, и в Лондоне с ним виделся. Он только и трепался о том, как его сюда пригласили, и я у него вызнал, что тут его никто в глаза не видел. А потом встречаю его на Стренде совсем на взводе. Взбесился хуже всякой осы. Говорит, его оскорбили, и ноги его тут не будет, пусть хоть они все на колени попадают. Толком я не понял, но вроде бы он познакомился с лордом Эмсуортом и обиделся. Он мне сказал, что через час уезжает в Париж.

— И уехал?

— А как же. Я сам его проводил с Чаринг-Кросса. Потому-то и казалось, что приехать сюда вместо него проще простого. Откуда мне было знать, что у него в этих краях приятели. Он мне говорил, что никогда прежде в Англии не бывал.

— В этой жизни, товарищ Кутс, — назидательно сказал Псмит, — должно всегда проводить различие между маловероятным и невозможным. Вы правы, было очень маловероятно, что в этой глуши вам повстречается друг Мактодда, и вы опрометчиво построили свои планы на предпосылке, что это невозможно. С каким же результатом? Крик разносится по преступному миру: «Старина Кутс сел в лужу!»

— Хватит проедать мне плешь.

— Я делаю это для вашего же блага. В глубокой надежде, что вы запечатлеете этот урок в сердце своем и извлечете из него пользу. Кто знает, не станет ли это поворотным пунктом в вашей карьере? Через годы и годы вы, седовласый и состоятельный рантье, покинув преступный путь с кругленьким состояньицем, оглянетесь назад, и вспомните этот день, и поймете, что именно он вывел вас на дорогу к успеху. И вы расскажете о нем, когда репортер еженедельника «Медвежатник» возьмет у вас интервью для колонки «Как я начинал»… Но кстати, о путях и дорогах, не пора бы вам пробежаться по той, которая ведет к станции? Хозяин дома и его гости могут вернуться с минуты на минуту.

— Конечно, пора, — согласился нежданный посетитель.

— Да-да, — заметил Псмит. — Мне кажется, вы правы. Вы станете заметно счастливее, когда покинете эти пределы. Едва замок и парк окажутся позади вас, тяжкое бремя спадет с вашей души. Глоток свежего воздуха вернет розы на ваши ланиты. Вы сами найдете выход или вас проводить?

Он довел молодого человека до двери и сердечным толчком отправил его в дорогу. Затем широким шагом взлетел по лестнице, рассчитывая найти Еву в библиотеке.

Примерно в ту же минуту на платформу станции Маркет-Бландингс из поезда, который вышел из Бриджфорда примерно за полчаса до этого, сошла мисс Пиви. Мигрень, результат ожидания под жгучим солнцем, вынудила ее отказаться от удовольствия выслушать речь лорда Эмсуорта, и она ускользнула на удобном поезде с намерением прилечь и отдохнуть. Обнаружив по прибытии в Маркет-Бландингс, что головная боль у нее почти прошла, а дневной зной заметно спал, она направилась к замку пешком, с наслаждением подставляя лицо прохладному западному ветерку. Вышла она из городка точно в тот момент, когда безутешный мистер Кутс оставил позади себя большие ворота, от которых начиналась подъездная дорога к замку.

III

Серая меланхолия, которая, подобно усердному призраку, сопровождала мистера Кутса, когда он направил свои стопы назад в Маркет-Бландингс, и которую даже восхитительный вечер не мог рассеять, в первую очередь, разумеется, объяснялась тем горчайшим ощущением, кое охватывает человека, чьи заветные надежды рассыпаются прахом в тот миг, когда успех словно уже у него в руках. Каждому человеку минимум однажды в жизни выпадает то, что можно назвать только манной небесной, и мистер Кутс верил, что его экспедиция в замок Бландингс относится к этой категории. Как большинство своих собратьев по профессии, он испытывал в прошлом и взлеты и падения, но наконец-то, заверял он себя, капризница фортуна преподнесла ему на блюде нечто, обложенное кресс-салатом. Стоит ему утвердиться в замке, и найдется тысяча возможностей подобраться к ожерелью леди Констанции. И ведь, мнилось ему, достаточно просто войти, назвать себя и оказаться в положении почетного гостя. Угрюмо плетясь между пыльными живыми изгородями, Эдвард Кутс вкушал полынь и желчь, ведомые лишь тем, чьи планы рухнули из-за одного-единственного шанса «против» при девяноста девяти «за».

Но это было еще не все. Вдобавок к терзаниям из-за погибших надежд его преследовали мучительные воспоминания. Не только Настоящее стало для него пыткой, но тут же воскресло Былое, восстало и больно его укусило. Что может быть печальнее, чем память о прошлом счастье, и вот его-то и вспоминал теперь Эдвард Кутс. В такие минуты мужчина нуждается в нежных заботах женщины, а мистер Кутс лишился той единственной, кому он мог бы поверить свое горе, той единственной, кто понял бы его печаль и разделил ее.

Нас познакомили с мистером Кутсом на том витке его профессиональной карьеры, когда он подвизался на суше, но избранная им стихия была иной. Еще несколько месяцев тому назад он практиковал свое искусство на лоне вод. Соленый запах моря был у него в крови. А точнее говоря, он по профессии был карточным шулером на трансатлантических лайнерах. Именно в тот период он полюбил и лишился любимой. Более трех лет он работал в идиллическом согласии с дамой, которая, хотя, путешествуя, принимала самые разные имена, в кругу близких людей была известна как Ловкачка Лиззи. Он был практиком, она — приманкой, и их деловой союз настолько приближался к идеальному, насколько это вообще возможно в нашем циничном никому не доверяющем мире. Товарищеское чувство вызрело в нечто более глубокое, более священное. Между ними уже было решено при следующей же высадке в Нью-Йорке немедленно отправиться в ратушу за разрешением на брак. И тут они поссорились, поссорились непоправимо из-за одного из тех нелепых пустячков, которые вечно становятся причиной ссор между влюбленными. Какой-то дурацкий спор, как справедливо поделить довольно-таки жалкую сумму, выкачанную из миллионера-скотовода во время их последнего плавания, разбил все золотые грезы. Слово за слово… и дама по обычной женской привычке последнее слово оставила за собой, причем даже мистер Кутс вынужден был признать, что слово это било все рекорды. Она вымолвила его у нью-йоркского причала и навсегда ушла из жизни мистера Кутса. И с ней исчезла вся его удача. Словно разлука эта наложила на него проклятие. В следующем же рейсе у него произошло несчастное недоразумение с раздражительным джентльменом, уроженцем Среднего Запада, каковой был раздосадован неправомерным, как он считал (и справедливо!), числом тузов и королей, которые сдавал себе мистер Кутс, и выразил свое негодование, откусив ему первую фалангу на правом указательном пальце, чем положил безвременный конец блистательной карьере. Ибо мистер Кутс полагался главным образом на этот палец, когда творил чудеса с карточной колодой, предварительно слегка ее втихомолку перетасовав.

И теперь он вспоминал свою потерянную Лиззи с тоской, рождаемой мыслями о том, что быть могло, но не сбылось. С запоздалым сожалением он признал, что мозгом фирмы всегда была она. О, он бесспорно обладал определенной ловкостью рук, но более тонкие операции всегда разрабатывала Лиззи. Останься они партнерами, она бы нашла способ преодолеть препятствия, вдруг возникшие между ним и ожерельем леди Констанции Кибл. И мистер Кутс брел к Маркет-Бландингсу, исполненный смирения и раскаяния.

Тем временем мисс Пиви, которая, как, вероятно, помнит читатель, неторопливо двигалась по дороге со стороны Маркет-Бландингса, получала от своей прогулки большое удовольствие и отдыхала душой. Приходится признать, что порой общество гостеприимной хозяйки и родичей гостеприимной хозяйки тяготило мисс Пиви, и она была рада побыть одной. Мигрень прошла, ее окутывала благодатная вечерняя тишь. Примерно в эту минуту, размышляла она, не достань у нее здравого смысла покинуть ряды графского взвода, ей пришлось бы внимать излияниям лорда Эмсуорта на тему покойного Хартли Реддиса, мирового судьи, члена парламента, — тему, которой даже самые прославленные ораторы вряд ли сумели бы придать захватывающий интерес. А то, что она знала о своем гостеприимном хозяине, не внушало ей особого доверия к его красноречию.

Да, ей следовало только благодарить судьбу за свое избавление. Легкий ветерок ласково овевал ее лицо. Ее изящно вырезанные ноздри блаженно впивали благоухание живых изгородей справа и слева. Где-то пел скрытый ветвями дрозд. И мир и благостность всего этого так растрогали мисс Пиви, что она запела.

Если бы тем, кто в замке Бландингс имел честь быть с нею знаком, сообщили, что мисс Пиви готовится запеть, они, конечно, без колебаний ответили бы, какого типа песню она изберет. Что-нибудь старинное, мечтательное, светло-грустное… Вот как ответили бы все. Какую-нибудь народную балладу…

Мисс же Пиви пела (нежным задумчивым голосом, точно малиновка, пробудившаяся, чтобы приветствовать зарю) мотив своеобразного музыкального произведения, носящего название «Бил-стрит блюз».

Но на заключительной строке она вдруг смолкла, заметив, что одиночество ее нарушено. Навстречу ей по дороге уныло брел мужчина, словно томимый тайной скорбью. И на мгновение, когда она прошла поворот, что-то во внешности незнакомца как будто схватило ее за горло. Она испустила страдальческий вздох.

— Ой! — сказала мисс Пиви.

Но тут же стала вновь самой собой. Случайное сходство ввело ее в заблуждение! Лица незнакомца она не видела: он брел опустив голову, но ведь невозможно, чтобы…

И тут, почти поравнявшись с ней, незнакомец поднял голову, и графство Шропшир, насколько хватал ее изумленный взор, внезапно лихо заплясало. Деревья подскакивали и приседали, живые изгороди извивались, как бродвейские хористки, а из глубины этого хоровода сельской природы донесся голос:

— Лиз!

— Эдди! — слабым голосом произнесла мисс Пиви и бессильно опустилась на травянистую кочку.

IV

— Это надо же! — сказала мисс Пиви.

Шропшир вновь обрел неподвижность. Она смотрела на его лицо широко раскрытыми глазами.

— Провалиться мне на этом месте! — сказала мисс Пиви. И вновь обвела его взглядом с головы до ног.

— Опупеть можно, — сказала мисс Пиви. А произнеся эту заключительную фразу, она несколько опомнилась, встала со своей кочки и приступила к подвязыванию оборвавшихся нитей.

— Откуда, — осведомилась она, — ты взялся, Эд?

В голосе у нее звучала одна только нежность. Взор ее был взором матери, обретшей давно потерянное дитя. Прошлое осталось в прошлом, начиналась новая эра. В прошлом она была вынуждена приравнять этого человека к огрызку сыра и указать, что такой подлый змей, как он, может легко спрятаться за винтовой лестницей. Но теперь радость нежданного воссоединения изгладила и эти и другие критические замечания по его адресу. Это был Эдди Кутс, ее былой напарник! После долгих дней разлуки он вернулся к ней: Только теперь она почувствовала, какую пустоту оставил в ее жизни их разрыв. И бросилась в его объятия с восторженным возгласом. Мистер Кутс, который не ожидал такого выражения нежности, пошатнулся, но на ногах устоял и привлек ее к себе почти с прежним пылом. Такая сердечность его восхитила, но и удивила. Воспоминание о ее прощальных словах было еще очень свежо, а он не догадывался, как быстро женщины умеют простить и забыть; и как чувствительная девушка, разгоряченная воображаемой обидой, может назвать человека кривомордой затычкой и все-таки сохранить в святая святых своего сердца всю любовь и уважение к нему. Он влюбленно поцеловал мисс Пиви.

— Лиз! — сказал он страстно. — Ты еще красивей стала.

— Ну-ну, не распускай рук, — кокетливо ответила мисс Пиви.

Появление блеющего стада овец под эскортом чопорной собаки с двумя местными поселянами в арьергарде прервало этот обмен нежностями, а когда процессия скрылась за поворотом дороги, воссоединившиеся влюбленные достаточно отрезвели и повели разговор в более спокойном и деловом тоне, обмениваясь практическими сведениями и восполняя пробелы.

— Откуда, — вновь осведомилась мисс Пиви, — ты взялся, Эд? Я просто обалдела, когда увидела, что ты идешь по дороге. Глазам своим не поверила — ведь я думала, ты где-то в океане сшиваешься. Чего тебя занесло на сушу? Отдыхаешь или бросил работать на пароходах?

— Да, Лиз, — грустно сказал мистер Кутс, — это дело мне пришлось оставить.

И, предъявив зияние на месте важнейшей части своего пальца, он поведал ей всю грустную историю. Она слушала его с живейшим состраданием, проливавшим бальзам на его раненую душу.

— Профессиональный риск, естественно, — угрюмо заключил мистер Кутс, убирая интересный экспонат, дабы обпить рукой ее стройный стан. — Но с картами у меня всё. Раза два я попытался, но они меня перестали слушаться, и пришлось бросить. А, Лиз! — с чувством продолжал мистер Кутс. — Можешь мне поверить: как ты от меня ушла, так от моей удачи ни шиша не осталось. Точно меня сглазили. Если бы я в пятницу прошел под приставной лестницей, чтобы разбить зеркало об черную кошку, все равно так худо не было бы.

— Мальчик ты мой бедненький! Мистер Кутс скорбно кивнул.

— Да уж, — согласился он. — Но что поделаешь! Вот и нынче заклятие это испортило мне такую игру — пальчики оближешь… Ну, да хватит о моих бедах. Ты-то что сейчас поделываешь, Лиз?

— Я? Ну, живу тут неподалеку.

— Ты что, замуж выскочила? — спросил он в ужасе.

— Нет! — вскричала мисс Пиви и бросила на него ласковый взгляд. — И думаю, ты знаешь почему, Эд.

— Ты что же… ты меня не забыла?

— Как будто я могу забыть тебя, Эдди! У меня на комоде стоит только одно фото.

— Но мне думалось… так мимоходом пришло в голову, что ты, когда мы последний раз виделись, капельку озлилась на своего Эдди…

В первый раз в их беседе проскользнуло упоминание об этом тягостном недоразумении, и нежные ланиты мисс Пиви окрасил легкий румянец.

— Чушь собачья! — сказала она. — Я на другой день и думать забыла. Не спорю, я взбесилась, но если бы ты пришел на следующее утро, Эдди, и…

Наступило молчание, пока она размышляла о том, что могло быть.

— А чего ж ты тут живешь? — спросил мистер Кутс после многозначительной паузы. — Завязала?

— Как бы не так, сэр. Я веду игру за стоящую ставку. Но, прах ее побери, — с сожалением добавила мисс Пиви, — боюсь, дело в одиночку мне не очень по зубам. Ах, Эдди, если бы мы могли и тут поработать вместе, как прежде!

— А что за дело?

— Брильянты, Эдди. Ожерелье. Пока я его только один раз видела, но и этого довольно. Давно я таких блестяшек не видела, Эд. Потянут на сто тысяч зелененьких.

Подобное совпадение заставило мистера Кутса вскричать:

— Ожерелье!

— Слушай, Эд, значит, так… Знал бы ты, до чего же мне приятно говорить по-человечески! Словно сбросила туфли, которые все ноги стерли. Сейчас я сплошная великосветскость. Тончайшая одухотворенность. Ну, помнишь, раза два я такое уже устраивала. После того как мы с тобой поцапались, я решила прокатиться на старушке «Атлантике» — сила привычки или что там еще. Ну, поплыла, и двух дней не прошло, как дамочка с этим ожерельем в меня прямо втюрилась. Как-то сразу на меня клюнула…

— Я ее не виню! — сказал лояльный мистер Кутс.

— Не перебивай! — потребовала мисс Пиви, награждая его ласковой оплеухой. — Так что я говорила? А, да! Ну так эта самая леди Констанция Кибл…

— Как!

— Ну, что еще?

— Леди Констанция Кибл?

— Ну, да. Она сестра лорда Эмсуорта, а он живет в поместье дальше по дороге. В замке Бландингс. Она прямо часа без меня прожить не могла, и, как мы высадились, — я все с ней и с ней. Вот сейчас гощу в замке.

Из уст мистера Кутса вырвался протяжный стон, словно у отягощенного цепями призрака.

— Нет, как это вам нравится? — вопросил он у окружающего пейзажа. — Везет же людям! Прямо с парадного входа под оркестр, да еще ковер под ноги стелят! Ей-Богу, Лиз, свались ты в колодец, так тут же поднимешься наверх с ведром. Ты не человек, а живая подкова, вот кто ты. Слушай, что я тебе скажу. Знаешь, что я тут делал? Всего только старался пробраться в это чертово место — и вылетел оттуда через две минуты.

— Как? Ты, Эд?

— А кто же? Про эти блестяшки ты не одна слышала.

— Ах, Эд! — Голос мисс Пиви исполнился горького разочарования. — Если бы ты сумел! И мы опять стали бы партнерами! От одной мысли сердце сжимается. А под каким соусом ты думал туда пролезть?

В болезненном смятении духа мистер Кутс настолько потерял над собой власть, что с отвращением плюнул на встречную лягушку. Но неудача продолжала преследовать его и тут. Он не попал в лягушку, и она удалилась в траву с холодно-неодобрительным видом.

— Под каким? — сказал мистер Кутс. — Я думал, все будет тип-топ. Я подружился с типом, которого пригласили погостить тут, а он передумал. Ну, я и сказал себе, а почему бы мне не поехать вместо него? Типчик по фамилии Мактодд, поэт, и тут ни один человек в глаза его не видел, кроме старичка, который сослепу никого…

Мисс Пиви не сдержалась.

— Эд Кутс! Ты, кажется, хочешь сказать, что думал поселиться в замке, выдавая себя за Ролстона Мактодда?!

— Ну да. А что? Проще простого. Выдал бы и не поперхнулся. И вот первым я там встречаю приятеля этого Мактодда. Мы немножко потолковали, и я смылся. Я знаю, когда я лишний.

— Но, Эд! Эд! О чем ты говоришь? Ролстон Мактодд сейчас в замке. В эту самую минуту.

— Как так?

— А вот так. Приехал пару дней назад. Тощий такой тип, длинный и с моноклем.

Мысли мистера Кутса завихрились. Он ничего не мог понять.

— Да ничего похожего. Мактодд не такой высокий, да и не такой тощий, если уж на то пошло. И я ни разу не видел его с моноклем. Это… — Он захлебнулся. — Черт! Да это же… Лиз! — вскричал он. — Сколько в этом замке мужиков?

— Не считая лорда Эмсуорта, всего четверо. Будет большой съезд гостей перед балом графства, но пока их тут четверо. Сын лорда Эмсуорта Фредди…

— Какой он из себя?

— Пижон с белобрысыми прилизанными назад волосами. Потом мистер Кибл. Он низенький и краснорожий.

— И?

— И Бакстер. Секретарь лорда Эмсуорта. Носит очки. — И все?

— Да. Не считая Мактодда и слуг.

Мистер Кутс оглушительно хлопнул себя ладонью по колену. Приятная кротость, характеризовавшая его облик в течение беседы с Псмитом, исчезла, сменившись крайне зловещей свирепостью.

— И я позволил ему вышвырнуть меня вон, точно щенка! — пробормотал он сквозь стиснутые зубы. — Прохиндей!

— Эд, о чем ты говоришь?

— И я его еще и поблагодарил. По-бла-го-да-рил! — простонал Эдвард Кутс, извиваясь при одном только воспоминании. — Я поблагодарил его за то, что он меня отпустил!

— Эдди Кутс, что ты несешь?…

— Послушай, Лиз! — Ценой невероятного усилия мистер Кутс совладал со своими эмоциями. — Влетаю я в эту хату и наталкиваюсь на типа с моноклем, и он говорит, что хорошо знает Мактодда и что я — не он. А с твоих слов выходит, что он как раз и есть тип, который выдает себя за Мактодда! Понимаешь? Этот гад сработал под меня. Познакомился с Мактоддом, узнал, что он в замок не едет, и приехал вместо него, ну, как я. Только прискакал сюда первым, черт бы его побрал! Просто хоть на стенку лезь, верно?

От изумления мисс Пиви на миг лишилась дара речи. Но тут же вновь его обрела.