I

— Мисс Халлидей, — объявил Компетентный Бакстер, извлекая содержимое очередного конверта и подвергая его молниеносному, но въедливому изучению, — приезжает сегодня. Поездом двенадцать пятьдесят.

Он положил письмо на стопку возле своей тарелки и, обезглавив яйцо, прищурился в его недра, словно высматривая грешные тайны. Ибо дело происходило за завтраком, и коренные обитатели замка, а также гости, расположившись кто где за длинным столом, восстанавливали свои клетки, готовясь к дневным трудам. Благоухание жареной грудинки веяло над сотрапезниками, как Божье благословение.

Лорд Эмсуорт вынырнул из каталога семян, в который был погружен. Последние минуты удовольствие, которое он получал от завтрака, омрачалось смутной потребностью в чем-то, и внезапно он осознал, чего ему не хватает.

— Кофе! — произнес он мягко, но тоном праведника, терпящего гонения. — Я хочу кофе. Почему мне не налили кофе? Констанция, дорогая моя, я хочу кофе. Почему я без кофе?

— Но, мне кажется, я тебе налила, — ответила леди Констанция, которая энергично распоряжалась напитками на другом конце стола.

— В таком случае где же он? — метко отпарировал граф.

Бакстер как будто бы с сожалением признал яйцо доброкачественным и с обычной находчивостью взялся за решение домашней проблемы.

— Ваш кофе находится позади каталога, который вы читаете, лорд Эмсуорт. Вы прислонили каталог к чашке.

— Да? Да? Действительно! Господи помилуй! — Его сиятельство отхлебнул бодрящего эликсира. — Так что вы сказали, мой дорогой?

— Я получил письмо от мисс Халлидей, — ответил Бакстеp. — Она пишет, что выезжает поездом двенадцать пятьдесят.

— Но кто, — осведомилась мисс Пиви негромким трепетным голосом, на миг перестав поклевывать свою овсянку, — но кто такая мисс Халлидей?

— Вопрос, который я сам собирался задать, — сказал лорд Эмсуорт. — Бакстер, дорогой мой, кто такая мисс Халлидей?

Бакстер с подавленным вздохом собрался освежить память своего патрона, но его предупредил Псмит. Он с обычным своим небрежным изяществом поглощал мармелад, намазывая его на поджаренный хлеб, и до сих пор решительно пресекал все попытки завязать с ним разговор.

— Мисс Халлидей, — сказал он, — моя очень старинная и высокоценимая приятельница. Мы с ней, по выражению поэта, на лужку собирали маргаритки. И я с нетерпением ждал, когда она покажется на горизонте.

На двух членов общества слова эти произвели неожиданное впечатление. Бакстер, услышав их, вздрогнул столь сильно, что расплескал половину содержимого своей чашки, а Фредди, мотыльком порхавший с тарелкой в руке у заставленного блюдами буфета, ляпнул на ковер кусок омлета, на котором наконец остановил свой выбор. И там секунду спустя спаниель леди Констанции бесследно уничтожил злополучный омлет.

Псмит не заметил этих катаклизмов, потому что вернулся к мармеладу и поджаренному хлебу. И в результате не встретил, быть может, самого пронзительного взгляда, какой когда-либо прорывался сквозь очки Руперта Бакстера. Взгляд этот был недолгим, но пока длился, мог поспорить с пламенем ацетиленовой горелки.

— Ваша приятельница? — повторил лорд Эмсуорт. — Неужели? Конечно, конечно, Бакстер, я вспомнил. Мисс Халлидей будет каталогизировать библиотеку.

— Какая восхитительная обязанность, — проворковала мисс Пиви. — Обитать среди бережно хранимых мыслей покойных гениев!

— В таком случае вам лучше поехать встретить ее, мой дорогой, — сказал лорд Эмсуорт. — На станцию, — растолковал он свое предложение. — Она будет рада вас видеть.

— Именно это я как раз и собирался предложить, — объявил Псмит.

— Хотя зачем надо каталогизировать библиотеку, — сказал граф, возвращаясь к загадке, которая все еще смущала его душу, когда у него доставало времени вспомнить о ней, — я просто не могу… А впрочем…

Он допил кофе и встал из-за стола. На его лысину упал заблудившийся солнечный луч, а солнечный свет всегда будил в нем непоседливость.

— Вы идете к вашим цветам, лорд Эмсуорт? — осведомилась мисс Пиви.

— А? Что? Да. О, да. Надо бы взглянуть на лобелии.

— Если позволите, и я с вами, — сказал Псмит.

— А? Ну, разумеется, разумеется.

— Я всегда считал, — пояснил Псмит, — что нет в мире тонизирующего средства лучше, чем внимательно обозреть лобелии сразу после завтрака. Врачи, если не ошибаюсь, настоятельно это рекомендуют.

— Погодите! — торопливо сказал Фредди, когда он направился к двери. — Мне бы надо вас на пару слов, если можно.

— Хоть на тысячу, если хотите, — ответил Псмит. — Вы найдете меня там, среди необъятных просторов, где мужчины — это мужчины.

Он одарил все общество благожелательной улыбкой и удалился.

— Как он обаятелен! — вздохнула мисс Пиви. — Вы не находите, мистер Бакстер?

Компетентный Бакстер на секунду словно бы замялся с ответом.

— О, весьма, — сказал он без всякого энтузиазма.

— И какая душа! Она одевает сиянием его чудесный лоб, не правда ли?

— У него прекрасный лоб, — сказала леди Констанция. — Но жаль, что волосы у него подстрижены так коротко. С такой прической он почему-то выглядит не как поэт.

Фредди в тревоге поперхнулся омлетом.

— Да нет же, он поэт и очень даже, — поспешно сообщил он.

— Право, Фредди, — оскорбленно сказала леди Констанция, — мне кажется, в твоих заверениях мы не нуждаемся.

— Нет, конечно. Я просто хотел сказать: хотя у него и такая короткая стрижка.

— Вчера я осмелилась заговорить с ним об этом, — сказала мисс Пиви, — а он ответил, что в ближайшем будущем ей, возможно, предстоит стать еще короче.

— Фредди! — раздраженно вскричала леди Констанция. На скатерти перед высокородным Фредериком Трипвудом расплескалось бурое озерцо чая. Под влиянием какого-то сильного чувства он, как недавно Компетентный Бакстер, опрокинул свою чашку.

II

Созерцание лобелий его сиятельства приелось Псмиту еще в самом начале этой процедуры, и, когда его отыскал Фредди, он сидел на террасе и задумчиво курил сигарету.

— А, товарищ Трипвуд! — сказал Псмит. — Добро пожаловать в замок Бландингс! Вы, кажется, упомянули, что желали бы побеседовать со мной?

Высокородный Фредди нервно поглядел по сторонам и сел на балюстраду.

— Послушайте, — сказал он, — я бы хотел, чтобы вы такого не говорили.

— Какого такого, товарищ Трипвуд?

— Ну, что вы сказали этой Пиви.

— Помнится, вчера под вечер я очень приятно поболтал с мисс Пиви, — сказал Псмит, — но не помню, чтобы я произносил слова, способные вызвать румянец стыда на щеках целомудрия. Какое же мое выражение вызвало вашу суровую критику?

— Ну, что ваша стрижка может стать еще короче. Чем брякать такое, лучше прямо все выложить, и дело с концом. Псмит скорбно кивнул:

— Ваш благородный жар, товарищ Трипвуд, имеет под собой основания. Бесспорно, это был ляп. Если у меня и есть недостаток — чего я не признаю! — так, пожалуй, лишь недостойное истинного джентльмена желание дурачить эту настырную служительницу муз. Человеку даже с более сильной волей, чем моя, было бы трудно удержаться от искушения. Однако теперь, когда вы обратили на это мое внимание, подобное не повторится. Впредь я буду умерять свою шутливость. А посему смотрите веселей, товарищ Трипвуд, и одарите нас своей заразительной улыбкой, о которой я слышал столько похвальных отзывов.

Но призыв этот не развеял мрачности Фредди. Он угрюмо хлопнул ладонью по мухе, которая села на его изборожденный морщинами лоб.

— Я просто на стенку лезу, — сказал он.

— Боритесь с этой недостойной слабостью, — призвал Псмит. — Насколько я могу судить, все идет прекрасно.

— Ну, не знаю. По-моему, эта язва Бакстер что-то подозревает.

— И что же, по-вашему, он подозревает?

— А что вы ловите рыбу в мутной воде. Псмит содрогнулся.

— Я буду бесконечно вам обязан, товарищ Трипвуд, если вы воздержитесь при мне от подобных выражений. Они пробуждают воспоминания, и очень горькие. Но разберемся поподробнее: вы пробудили во мне странный интерес. Почему вы считаете, будто наш весельчак Бакстер, личность на редкость восхитительная, в чем-то меня подозревает?

— А он на вас глядит.

— Я понимаю, о чем вы, но значения этому не придаю. Насколько я мог установить за мое недолгое пребывание тут, он на всех и на вся глядит точно так же. Только вчера за обедом я наблюдал, как он с величайшим недоверием жег взглядом безупречнейший и невиннейший из бульонов, какие когда-либо разливали по тарелкам. А затем начал его хлебать с нескрываемым удовольствием. Следовательно, не исключено, что вы неверно толкуете побуждения, заставляющие его глядеть на меня. А если им руководит восхищение?

— Ну, мне это не нравится.

— Как — с эстетической точки зрения — и мне. Но мы должны переносить такие испытания, как подобает мужчинам. Мы должны все время напоминать себе, что не вина, а, скорее, беда Бакстера, если он смахивает на ящерицу, страдающую несварением желудка.

Но Фредди не поддавался на уговоры. Он стал еще мрачнее.

— Тут не только Бакстер.

— Кто еще вас тяготит?

— Да все тут стало каким-то не таким, понимаете? — Он наклонился к Псмиту и глухо прошептал: — По-моему, новая горничная — сыщик в юбке.

Псмит смерил его терпеливым взглядом.

— Какая новая горничная, товарищ Трипвуд? Все время пребывая в довольно-таки напряженных размышлениях о вещах глубоких и удивительных, я не располагаю досугом, чтобы следить за переменами в штате прислуги. Так, значит, имеется новая горничная?

— Да. Ее зовут Сьюзен.

— Сьюзен? Сьюзен? Звучит нормально. Самое имя для подлинной горничной.

— А вы когда-нибудь видели, — судорожно спросил Фредди, — чтобы подлинная горничная выметала пыль из-под бюро?

— А она выметает?

— Сегодня утром застал ее за этим у себя в спальне.

— Но откуда следует, что она сыщик? Не слишком ли большую волю вы дали воображению? С какой стати ей быть сыщиком?

— Ну, я видел тысячу раз в кино, как старшая горничная, или младшая горничная, или судомойка оказывались сыщиками. Вот и становится что-то не по себе.

— К счастью, — сказал Псмит, — нет никакой надобности томиться в сомнении. Могу предложить вам безошибочный способ установить, та ли она, кем хочет представить себя нам.

— Какой?

— Поцелуйте ее.

— Поцеловать ее?

— Вот именно. Подойдите к ней и скажите: «Сьюзен, вы такая хорошенькая…»

— Но она совсем не хорошенькая.

— А мы для удобства примем, что она хорошенькая. Подойдите к ней и скажите: «Сьюзен, вы такая хорошенькая! Что, если я вас поцелую?» Если она сыщик, то ответит: «Сэр, как вы смеете!» или даже просто «Сэр!». Если же она подлинная горничная, каковой я ее считаю, и подметает под бюро из чистого усердия, то захихикает и ответит: «И что это вы, сэр!» Улавливаете разницу?

— А вы откуда знаете?

— Мне бабушка сказала, товарищ Трипвуд. Мой вам совет: раз сомнения, в которых вы пребываете, мешают вам наслаждаться жизнью, проведите проверку при первом же удобном случае.

— Подумаю, — сказал Фредди.

Воцарилась тишина, что Псмита вполне устраивало. Чтобы наслаждаться солнечным теплом и ароматами бесчисленных цветов Макаллистера, ему не требовалась безыскусная болтовня Фредди. Однако вскоре его собеседник вновь завелся. Но голос его звучал по-иному. Тревога сменилась чем-то смахивавшим на смущение. Он два-три раза кашлянул, и его элегантно обутые ноги, стеснительно выписывая кренделя, шаркали по балюстраде.

— Послушайте!

— Мой слух вновь склонен к вам, товарищ Трипвуд, — вежливо отозвался Псмит.

— Послушайте, я ведь хотел с вами поговорить совсем о другом. Послушайте, вы правда старый друг мисс Халлидей?

— Безусловно. А что?

— Послушайте! — Юные щеки высокородного Фредди покрылись розовым румянцем. — Послушайте, замолвите за меня словечко, а?

— Замолвить за вас словечко? Фредди судорожно сглотнул.

— Я ее люблю, черт возьми!

— Благородное чувство, — любезно одобрил Псмит. -Когда вы ощутили первые симптомы?

— Я в нее влюблен уж не знаю сколько месяцев, но она и смотреть на меня не хочет.

— Это, — согласился Псмит, — бесспорно затрудняет дело. Да, могу себе представить, что это вставляет немалое число палок в колеса истинной любви…

— Нет, я о том, что она относится ко мне несерьезно, и все такое. Смеется, когда я делаю ей предложение, понимаете? Как бы вы поступили на моем месте?

— Я бы прекратил делать ей предложения, — сообщил Псмит, всесторонне обдумав вопрос.

— Но я не могу!

— Ай-ай-ай! — строго сказал Псмит. — Иными словами, если это выражение вам не знакомо, ну-ну! Попробуйте повторять про себя: «Отныне я не делаю предложений до второго завтрака». Добившись этого, вы уже без труда воздержитесь от предложений до вечера и мало-помалу обнаружите, что способны вовсе их не делать. Стоит вам преодолеть тягу к предложениям после утреннего чая, остальное придет само собой. Первый шаг — всегда самый сложный.

— По-моему, она считает меня легкомысленным мотыльком, — сказал Фредди, пропустивший эти наставления мимо ушей.

Псмит спрыгнул с балюстрады и потянулся.

— Почему это, — сказал он, — мотыльков так часто называют легкомысленными? Я сотни раз слышал такое их определение, но не понимаю причины… Что же, заняться этим вопросом более углубленно будет, наверное, и интересно и поучительно, но на этом месте, товарищ Трипвуд, я вас покину. Мне надо предаться размышлениям.

— Да, но, послушайте, вы того?

— Что я того?

— Замолвите за меня словечко?

— Если, — сказал Псмит, — среди беззаботной болтовни всплывет и эта тема, я буду счастлив воздать должное вашим прекрасным качествам.

Он растворился в кустах как раз вовремя, чтобы ускользнуть от мисс Пиви, которая мгновение спустя нарушила задумчивое уединение Фредди и составила ему компанию до второго завтрака.

III

Поезд двенадцать пятьдесят, скрипя тормозами, остановился у платформы станции Маркет-Бландингс, и Псмит, который коротал время, транжиря деньги (чего ему позволять себе не следовало бы) на автомат, выдававший ириски, повернулся и подверг вагоны придирчивому осмотру. Ева Халлидей вышла из купе третьего класса.

— Добро пожаловать в нашу деревню, мисс Халлидей, — сказал Псмит, подходя к ней.

Ева уставилась на него, не скрывая удивления.

— Что вы тут делаете? — спросила она.

— Лорд Эмсуорт любезно предложил мне встретить вас, поскольку мы такие старинные друзья.

— А мы старинные друзья?

— Ну, конечно же. Неужто вы забыли все эти счастливые лондонские дни?

— День был только один.

— Справедливо. Но сколько встреч мы умудрились в нем уместить!

— Вы гостите в замке?

— Да. И более того, я там душа общества. А что-нибудь похожее на багаж у вас имеется?

— У меня почти всегда имеется багаж, когда я отправляюсь в деревню на месяц. Он где-то там.

— Я им займусь. Автомобиль ждет перед станционным зданием. Если вы соблаговолите подождать в нем, я через минуту вернусь, а чтобы время не тянулось для вас мучительно медленно, вот возьмите. Восхитительные ириски и, насколько мне известно, очень полезные. Я купил их специально для вас.

Несколько минут спустя Псмит, распорядившись, чтобы кофр был доставлен в замок, вышел из станционного здания и обнаружил, что Ева наслаждается прелестью Маркет-Бландингса.

— Какой очаровательный старинный городок, — сказала она, когда автомобиль тронулся. — Мне даже жаль, что я здесь не живу.

— За краткий срок моего пребывания в замке, — сказал Псмит, — мне тоже приходила в голову эта мысль. Именно в таком местечке следует, уйдя от дел, обрести тихий приют и отрастить золотистую бороду. — Он поглядел на нее с глубоким восхищением. — Женщины изумительны, — заключил он.

— И почему же, мистер философ, женщины изумительны?

— В эту минуту я думал о том, как вы выглядите. Вы только что сошли с поезда после четырехчасовой поездки, а вид у вас свежий и цветущий, точно — если мне дозволено будет оригинальное уподобление, — точно у розы. Как вы этого достигаете? Когда я приехал сюда, то был погребен под аллювиальными наносами и лишь совсем недавно ухитрился полностью их соскрести.

— А когда вы приехали?

— Вечером того дня, когда познакомился с вами.

— Но это поразительно! То, что вы здесь, хочу я сказать. Я как раз думала, увижу ли я вас когда-нибудь еще. — Ева чуточку порозовела и поспешила добавить: — Я хотела сказать, как странно, что мы все время встречаемся.

— Видимо, судьба, — сказал Псмит. — Надеюсь, это не испортит ваше пребывание в замке?

— О, ничуть.

— Я бы предпочел более четкое ударение на последнем слове, — мягко попенял Псмит. — Простите, что я критикую вашу манеру интонировать, но, без сомнения, вы согласитесь, что ваша фраза прозвучала бы гораздо лучше, будь она произнесена «О, НИЧУТЬ!».

Ева засмеялась.

— Ну, хорошо, — сказала она. — О, НИЧУТЬ!

— Гораздо лучше, — сказал Псмит. — Гораздо.

Ему становилось все яснее, как трудно будет ввести в их разговор панегирик высокородному Фредди Трипвуду.

— Я очень рада, что вы тут, — сказала Ева, после некоторой паузы. — Потому что, говоря откровенно, я чуть-чуть нервничаю.

— Нервничаете? Но почему?

— Я в первый раз в подобном месте. — Автомобиль тем временем свернул в величественные ворота и плавно катил по петляющей подъездной дороге. Справа за строем деревьев как раз возникла громада замка, серого и массивного на фоне неба. Солнце золотило озеро за ним. — Тут все очень церемонно?

— Отнюдь, отнюдь. Мы очень простые люди, мы — обитатели замка Бландингс. Лишенные аффектации, естественные, обласкивающие всех направо и налево. Лорд Эмсуорт ведь не внушил вам священного ужаса?

— Он просто прелесть. Ну и, конечно, я хорошо знаю Фредди.

Псмит кивнул. Раз она хорошо знает Фредди, то, естественно, нет никакого смысла что-нибудь к этому добавлять. И он воздержался.

— Вы давно знакомы с лордом Эмсуортом? — спросила Ева.

— Познакомился с ним в тот же день, что и с вами.

— Боже мой! — Ева посмотрела на него с недоумением. — И он пригласил вас в замок?

Псмит разгладил складочку на жилете.

— Согласен, это странно. И найти объяснение можно, лишь предположив, что я излучаю какое-то особое обаяние, не так ли? Вы его не замечали?

— Нет.

— Нет? — удивленно переспросил Псмит. — Ну, что же, — продолжал он проникновенно, — рано или поздно эта мысль вас, конечно же, осенит. Как удар грома или еще как-нибудь.

— Мне кажется, вы ужасно самодовольны.

— Отнюдь, — сказал Псмит. — Самодоволен? Нет-нет. Успех меня не испортил.

— А вы добились больших успехов?

— Ни малейших. — Автомобиль остановился. — Нам сходить здесь, — сказал Псмит, открывая дверцу.

— Здесь? Почему?

— Потому что, если мы подъедем к дверям, в вас тут же вопьется некий Бакстер и засадит за работу — обаятельнейшая личность, но фанатик во всем, что касается работы. Я намерен показать вам сады, а затем мы покатаемся в лодке по озеру. Вам это понравится.

— Вы, кажется, распланировали все мое будущее?

— Безусловно, — ответил Псмит с ударением, и в направленном на нее сквозь монокль взгляде Ева прочла такое уважение и восхищение, что попыталась замкнуться в ледяной скорлупе.

— Боюсь, у меня нет времени гулять по садам, — сказала она высокомерно. — Мне необходимо сразу же увидеть мистера Бакстера.

— Бакстер, — заметил Псмит, — не принадлежит к естественным красотам здешних мест. Увидите его, когда ничего другого вам не останется… Мы находимся у южного партера, или в западном парке, или еще где-то. Обратите внимание на аристократичность, с какой олени щиплют траву. Все вокруг исполнено исторического интереса. Оливер Кромвель прошел здесь в одна тысяча шестьсот пятидесятом году.

— У меня нет времени…

— Оставляя партер слева, мы далее направляемся к северной части усадьбы. Одуванчики были вывезены девятым графом из Египта.

— В любом случае, — мятежно заявила Ева, — кататься по озеру я не буду!

— Озеро доставит вам неизъяснимую радость, — возразил Псмит. — Тритоны принадлежат к знаменитому бландингскому подвиду. Их вместе с жуками-плавунцами запустили в озеро в царствование королевы Елизаветы. Лорд Эмсуорт, естественно, владеет феодальным правом на прихлопывание комаров.

Гордой и независимой Еве следовало бы возмутиться, что ею вдруг начал распоряжаться человек, с которым, вопреки его категорическим утверждениям, она почти не была знакома. Но почему-то ей было трудно противостоять этой безмятежной уверенности в своем праве командовать. И она почти кротко пошла рядом с ним через лужайки и кусты, по бархатным газонам мимо пылающих красками цветочных клумб, и, пока глаза упивались всей этой красотой, ее негодование рассеялось. Она чуть-чуть вздохнула. Если Маркет-Бландингс казался приютом тихого счастья, замок Бландингс был раем.