- Немного вычурный план, - сказал я, стараясь говорить как можно мягче. Ты ведь всегда питал слабость к вычурным планам, верно?
      - Возможно, предложенное мною решение не безупречно, сэр, но faute de mieux:
      - Не понял, Дживз?
      - Французское выражение, сэр, которое обозначает <за неимением лучшего>.
      Мгновением раньше я что было сил переживал за беднягу, потерявшего своё былое величие. Моё сердце, можно сказать, обливалось кровью. Сейчас же оскорблённая гордость Вустеров изгнала всякие следы жалости из моей груди.
      - Смею тебя уверить, Дживз, мне прекрасно известно, что такое faute de mieux. Я только что провёл два месяца среди наших галльских соседей и, можешь не сомневаться, не терял времени даром. К тому же я учил французский в школе. Я не понял другого, Дживз. Да, я был потрясён, услышав данное выражение из твоих уст, потому что ни о каком faute de mieux речи быть не может, и ты сам прекрасно это знаешь. В данном конкретном случае твоё faute de mieux просто чушь всмятку. Разве я не дал тебе понять, что решение проблемы у меня в кармане?
      - Да, сэр, но:
      - В каком смысле <но>?
      - Видите ли, сэр:
      - Не виляй, Дживз. Я готов тебя выслушать. Выкладывай, что у тебя на уме.
      - Видите ли, сэр, осмелюсь напомнить, простите меня за вольность, что в прошлом некоторые ваши планы не увенчались успехом.
      В наступившей тишине (я бы назвал её зловещей) я с подчёркнутой дотошностью, если вы меня понимаете, надел и застегнул жилет, а затем самым тщательным образом завязал галстук.
      - Не стану спорить, Дживз, - подчёркнуто вежливо произнёс я, - один-два раза за мою жизнь предложенные мною программы действий давали сбой. Однако я отношу это целиком за счёт невезения.
      - Вот как, сэр?
      - В том плане, который я намерен осуществить, осечки не будет, и сейчас я объясню тебе, почему в нём не будет осечки. Мой план, Дживз, основан на глубоком знании человеческой натуры.
      - Вот как, сэр?
      - Мой план прост, Дживз. В нём нет ничего вычурного. Более того, он учитывает психологию индивида.
      - Вот как, сэр?
      - Дживз, - сказал я. - Прекрати как попугай твердить: <Вот как, сэр?> Несомненно, ты далёк от мысли выразить мне своё недовольство или что-нибудь ещё, но твоя манера небрежно произносить <вот> и делать ударение на <как> создает такое впечатление, будто ты говоришь: <Да, ну?>, крайне непочтительным тоном. Проследи за собой, Дживз, и больше так не делай.
      - Слушаюсь, сэр.
      - Объясняю в последний раз, Дживз, мои расчёты точны, как никогда. Хочешь послушать, какие шаги я предпринял?
      - С большим удовольствием, сэр.
      - Тогда слушай. Я рекомендовал Тяпе сегодня вечером за обедом отодвигать тарелки в сторону.
      - Сэр?
      - Брось, Дживз, ты не мог не уловить мою мысль, хотя сам, конечно, никогда до такого не додумался бы. Надеюсь, ты не забыл телеграмму, в которой я посоветовал Гусику Финк-Ноттлю не прикасаться к сосискам и ветчине? Ну вот, здесь то же самое. Когда кто-нибудь отодвигает за обедом тарелки в сторону, не попробовав ни кусочка, во всем мире считается, что он влюблён по уши. Такая тактика не сможет не сработать. Теперь тебе ясно?
      - Видите ли, сэр:
      Я нахмурился.
      - Мне не хочется, чтобы ты решил, будто я критикую каждое твоё слово, Дживз, - сказал я, - но должен заметить, что твоё <Видите ли, сэр> мало чем отличается от <Вот как, сэр?> и точно так же режет слух. В твоём <Видите ли, сэр> чувствуется неверие в способности твоего молодого господина. После того, как ты говоришь <Видите ли, сэр>, создаётся впечатление, что я сморозил какую-то глупость, и только присущий тебе феодальный дух удерживает тебя от того, чтобы вместо <Видите ли, сэр> сказать: <Ещё чего!>
      - О нет, сэр.
      - И тем не менее, Дживз. Кстати, с чего тебе взбрело в голову, что мой план не сработает?
      - Боюсь, сэр, мисс Анжела решит, что мистер Глоссоп отказывается от еды по причине расстройства желудка.
      По правде говоря, об этом я как-то не подумал и, не стану вас обманывать, в первый момент даже не нашёлся, что ответить. Впрочем, я быстро разгадал хитрость Дживза. Мстительный малый, глубоко страдая от меркантильности - или инфантильности, - просто пытался вставлять мне палки в колёса. Я решил выбить из него дурь без лишних слов.
      - Да? - сурово спросил я. - Ты так считаешь? Мне кажется, ты настолько увлёкся критикой своего молодого господина, что забыл о своих прямых обязанностях и подал мне не ту верхнюю одежду. Будь добр, Дживз, - продолжал я, делая изящный жест рукой в сторону лежавшего на кровати вечернего туалета или смокинга, как мы его называли в Cote d`Azur, - повесь это безобразие на вешалку и подай мне мой белый клубный пиджак с бронзовыми пуговицами.
      Он многозначительно - по-моему, так можно сказать - на меня посмотрел. Когда я говорю <многозначительно>, я имею в виду с уважением и одновременно с каким-то лукавым блеском в глазах. Лицо его на мгновение передёрнулось вроде как бы в улыбке и вроде как бы не в улыбке, если вы меня понимаете. К тому же он слегка кашлянул, прежде чем заговорить.
      - Прошу простить меня за неумышленную небрежность, сэр, но в спешке я забыл упаковать эту часть вашего туалета.
      Перед моим внутренним взором возник пакет, лежавший на кресле в холле, и я весело подмигнул Дживзу, Точно не помню, но, кажется, я даже замурлыкал себе под нос, прежде чем преподать урок строптивому малому.
      - Знаю, Дживз. - Я улыбнулся глазами, лениво опустив веки, и стряхнул пылинку с безупречных кружевных манжет. - Но я никогда и ничего не забываю. Мой пиджак лежит в бумажном пакете на кресле в холле.
      Должно быть, Дживз получил удар страшной силы, узнав, что номер у него не прошёл и никакие грязные интриги не помешали мне добиться своего, но, хотите верьте, хотите нет, хитрец даже не поморщился. По лицу Дживза редко можно что-нибудь заметить. Как я говорил Тяпе, в такие минуты он надевает маску и становится похожим на чучело совы.
      - Ну же, Дживз. Сходи за моим белым клубным пиджаком, и чем скорее ты вернёшься, тем лучше.
      - Слушаюсь, сэр.
      - Вперёд, Дживз.
      Минут через десять, находясь в прекрасном расположении духа и чувствуя лопатками пиджак, сидевший на мне как с иголочки, я вошёл в гостиную и первым делом увидел тётю Делию, которая при моём появлении наклонила голову набок и окинула меня оценивающим взглядом.
      - Привет, клоун, - сказала она. - Собираешься дать представление?
      По правде говоря, я не совсем понял, что именно ей не понравилось, и поэтому поспешил пролить свет истины на её загадочное поведение.
      - В чём дело, тётя Делия? Может, тебя смущает мой пиджак?
      - <Смущает> не то слово. Ты похож на задрипанного хориста из грошовой музыкальной комедии.
      - Тебе не нравится мой клубный пиджак?
      - Нет.
      - Но ведь ты восхищалась им в Каннах!
      - Мы не в Каннах.
      - Но, прах побери:
      - Ох, Берти, хватит. Кончай трепаться. Если ты хочешь насмешить моего дворецкого, милости прошу, не стесняйся. Всё это не имеет значения. Для меня ничто уже не имеет значения.
      Её настроение мне не понравилось. Должен признаться, я не люблю, когда кто-нибудь ведёт себя так, словно у него на лбу написано: <Благая смерть, когда же ты придёшь?> Если к тому же учесть, что всего несколько минут назад я одержал блестящую победу над Дживзом - а такое не часто бывает, - можно не удивляться, что я хотел, чтобы вокруг меня царили радость и веселье.
      - Не вешай нос, тётя Делия, - воодушевленно произнёс я.
      - Да пошёл ты со своим носом, - мрачно заявила она в ответ. - Я только что беседовала с Томом.
      - Ты всё ему сказала?
      - Нет, это он мне всё сказал. У меня не хватило духу признаться.
      - Опять пыхтит по поводу налогов?
      - Вот именно, пыхтит. С пеной у рта доказывает мне, что человечество попадёт в геенну огненную и что каждый разумный человек может прочесть надпись на стене.
      - На какой стене?
      - Ветхий Завет, тупица. Валтасаров пир.
      - Ах да, конечно. Никогда не понимал, как древним это удалось. Должно быть, пригласили на помощь фокусника.
      - Жаль, я не могу пригласить фокусника, чтобы он как-нибудь помягче сообщил Тому о моём проигрыше в баккара.
      Если тётю Делию беспокоил только этот пустяк, мне ничего не стоило её утешить. Со времени нашего последнего разговора я тщательно обдумал ситуацию и понял, в чём она дала промашку. Ежу было ясно, что она совершает роковую ошибку, желая во что бы то ни стало открыться дяде Тому. Ей вовсе не стоило волновать старикана и забивать ему голову всякими пустяками.
      - Послушай, с какой стати ты собираешься поставить его в известность о своём проигрыше?
      - А ты что предлагаешь? Хочешь, чтобы <Будуар миледи> последовал за человечеством в геенну огненную и сгорел там ярким пламенем? Так оно и будет, если на следующей неделе я не получу от Тома чек. В типографии на меня уже несколько месяцев косо смотрят.
      - Ты меня не поняла. Сама посуди, ведь дядя Том всегда оплачивал счета <Будуара миледи>, верно? Если, как ты говоришь, твой треклятый журнал уже два года едва держится на ногах, дядя Том должен был привыкнуть, что ему всё время приходится раскошеливаться. Ну, так вот, просто попроси у него денег на типографию, не открывая своего секрета.
      - Уже просила. Перед тем, как уехать в Канны.
      - И он отказал?
      - Естественно, нет. Он распрощался с деньгами, как истинный джентльмен. Кстати, речь идёт именно о тех деньгах, которые я просадила в Каннах.
      - Вот оно что. Не знал.
      - Со знаниями у тебя всегда было туго.
      Любовь племянника к тётушке заставила меня пропустить это замечание мимо ушей.
      - О-ля-ля! - воскликнул я.
      - Что ты сказал?
      - Я сказал: <О-ля-ля!>
      - Ещё раз скажешь, и я сверну тебе шею. Олялякай на кого-нибудь другого. У меня своих неприятностей по горло.
      - Прости.
      - В этом доме, кроме меня, никому олялякать не позволено. Это относится и к цоканию языком, если вдруг на тебя накатит такая блажь.
      - Никогда.
      - Пай-мальчик.
      Я нахмурился. Честно признаться, у меня щемило в груди каждый раз, когда я начинал думать о том, в какой жуткий переплёт попала тётя Делия. Как я уже говорил, моё сердце обливалось кровью во время нашей первой беседы, и сейчас оно тоже начало обливаться кровью. Я знал, как сильно моя тётушка переживала за свой журнал. Наблюдать за его гибелью было для неё всё равно, что смотреть как её любимый ребенок тонет в очередной раз в каком-нибудь пруду. А дядя Том без соответствующей подготовки скорее подавился бы, чем пожертвовал бы на <Будуар миледи> хоть один пенни.
      Внезапно меня осенило. Я понял, как надо действовать. Тётя Делия, решил я, должна встать в один ряд с остальными моими клиентами. Получалось очень складно: Тяпа Глоссоп откажется от пищи, чтобы Анжела растаяла от любви; Гусик Финк-Ноттль откажется от пищи, чтобы произвести впечатление на Бассет; тётя Делия должна была отказаться от пищи, чтобы смягчить каменное сердце дяди Тома. Красота моего плана заключалась в том, что число его участников не играло роли, чем больше, тем веселее, а успех был гарантирован в каждом случае.
      - Придумал! - воскликнул я. - Тебе остаётся только одно: не ешь мяса!
      Она посмотрела на меня каким-то чудным взглядом и молитвенно сложила руки на груди. Я не уверен, текли у неё слёзы по щекам или нет, но могу поклясться, глаза её были на мокром месте.
      - Может, хватит, Берти? Мне без тебя тошно. Хоть раз в жизни не неси околесицу. Сделай сегодня исключение ради своей тёти Делии.
      - Я не несу околесицы.
      - Не спорю, с твоей колокольни тебе кажется, что ты говоришь разумно, но:
      Мне стало ясно, что я, должно быть, недостаточно чётко изложил свою мысль.
      - Не волнуйся, тётя Делия, - поспешил успокоить я свою плоть и кровь. - Ты просто меня не поняла. Всё будет в полном порядке. Когда я сказал <не ешь мяса>, я имел в виду, ты должна вечером отказаться от пищи. Тебе надо сидеть за столом с несчастным видом и, едва двигая рукой, печальным жестом отправлять блюдо за блюдом обратно на кухню. Сама понимаешь, что произойдёт. Дядя Том заметит, что ты страдаешь отсутствием аппетита, и, я готов поспорить, после обеда подойдёт к тебе и скажет: <Делия, дорогая, - надеюсь, он называет тебя <Делия>, - Делия, дорогая, - скажет он, - почему ты ничего не ела? Что-нибудь случилось, Делия, дорогая?> - <О, Том, дорогой, - ответишь ты, - ты так ко мне внимателен, дорогой. Знаешь, дорогой, я ужасно беспокоюсь>. - <Делия, дорогая>, - скажет он:
      В эту минуту тётя Делия меня перебила, заметив, что, судя по диалогу, Траверсы - слюнявые идиоты, и потребовала, чтобы я перешёл к делу.
      Я бросил на неё один из своих взглядов.
      - <Делия, дорогая, - нежно проворкует он, - могу ли я чем-нибудь тебе помочь?> Вот тут хватай быка за рога. Глазом не успеешь моргнуть, как он начнёт выписывать один чек за другим.
      Я был вознаграждён, лучше не придумаешь, увидев, что глаза у неё загорелись и она посмотрела на меня с уважением.
      - Но, Берти, это же просто здорово!
      - Я неоднократно говорил тебе, что Дживз не единственный, кто умеет шевелить мозгами.
      - По-моему, должно сработать.
      - Не может не сработать. Тяпе я посоветовал то же самое.
      - Сопляку Глоссопу?
      - Для того, чтобы смягчить сердце Анжелы.
      - Умница!
      - Такие же инструкции получил Гусик Финк Ноттль, который хочет приударить за Бассет.
      - Ну и ну! Я гляжу, ты не терял времени даром.
      - Весь в трудах, тётя Делия, весь в трудах.
      - Ты вовсе не такой болван, как я думала.
      - Это когда ты так думала?
      - Давно. Уже не помню. Потрясающий план, Берти. Послушай, если по совести, его ведь состряпал Дживз?
      - Дживз здесь вовсе ни при чём. Я с негодованием отметаю твои недвусмысленные намёки. Прямо кошмар какой-то. Дживз тут не пришей кобыле хвост.
      - Ну, хорошо, хорошо, только не волнуйся. Да, это сработает. Том меня любит.
      - Тебя все любят, тётя Делия.
      - Так и сделаем.
      И мы отправились к обеденному столу.
      Учитывая последние события в Бринкли-корте (я имею в виду разбитые сердца, страждущие души, и так далее, и тому подобное), я не сомневался, что за обедом не будут царить радость и веселье, и, как выяснилось, не ошибся в своих расчётах. По правде говоря, если б я был в незнакомой компании, то подумал бы, что попал на Рождество Христово в гости к дьяволу.
      Тётя Делия, на которую свалилась куча неприятностей, забыла роль гостеприимной хозяйки и стойко отказывалась от пищи, хотя один я знал, чего ей это стоило. Глубоко убеждённый в том, что его облапошили на пятьдесят фунтов и что человечество вот-вот сгорит в геенне огненной, дядя Том, который и в лучшие свои минуты смахивал на опечаленного птеродактиля, сейчас выглядел ещё печальнее. Бассет, созерцая мир глазами с поволокой, лепила из хлебных крошек катыши. Анжела была похожа на каменное изваяние. Тяпа напоминал преступника, которому, прежде чем его повесить, отказали в последнем сокровенном желании: наесться до отвала. Что же касается Гусика Финк-Ноттля, даже намётанный глаз гробовщика обманулся бы, приняв его за труп, который необходимо было срочно похоронить или, на худой конец, забальзамировать.
      Гусика Финк-Ноттля я не видел с тех пор, как мы встречались в моей лондонской квартире, и, честно признаться, он меня разочаровал, дальше некуда. Я никак не ожидал, что он, образно говоря, зачахнет на корню вместо того, чтобы расцвести пышным цветом.
      Гусик, если вы помните нашу последнюю встречу, о которой я только что говорил, клялся и божился, что осмелеет как лев в ту самую секунду, как окажется на свежем воздухе среди аллей и лужаек, где ему никто не будет мешать. Однако, глядя на него, становилось ясно, что каким он был, таким и остался. Гусик всё ещё напоминал того самого кота из древней поговорки, и я твёрдо решил при малейшей возможности отвести его в сторонку и как следует пропесочить. По моему глубокому убеждению, Гусик Финк-Ноттль, как никто другой, нуждался в хорошей взбучке.
      К сожалению, после обеда, когда состоялся исход страдальцев из столовой, в сутолоке и толчее я потерял придурка из виду и не смог сразу отправиться на его поиски, потому что тётя Делия меня заарканила и усадила играть в триктрак. И только после того, как дворецкий сообщил ей, что Анатоль желает её видеть, мне удалось улизнуть.
      Побродив минут десять по дому, я так и не напал на след Гусика, но мои поиски увенчались успехом, когда я прочесал ближайшие окрестности Бринкли-корта. Бедолага торчал один как перст среди розовых кустов и нюхал розу, но, увидев меня, выпрямился во весь рост.
      - Салют, Гусик, - сказал я.
      Как вы понимаете, я поздоровался с ним весело, широко улыбаясь, - именно так я всегда приветствую старых друзей, - и был неприятно удивлён, когда он, вместо того чтобы ответить надлежащим образом, бросил на меня мрачный взгляд. Да, его поведение было мне непонятно. Всем своим видом Гусик показывал, что моё появление отнюдь не привело его в восторг. Какое-то время он продолжал мрачно на меня смотреть, затем произнёс каким-то гнусавым голосом:
      - Чтоб тебе пусто было с твоими салютами.
      Он говорил сквозь стиснутые зубы - первый признак недоброжелательности и, не стану скрывать, привёл меня в некоторое замешательство. Я никак не мог взять в толк, чем я ему не угодил.
      - В каком смысле, чтоб мне пусто было с моими салютами?
      - В прямом. Совести у тебя нет являться ко мне со своим <Салют, Гусик> как ни в чём не бывало. Можно подумать, только твоего <Салют, Гусик> мне и не хватает. И нечего на меня смотреть, Вустер, словно ты ничего не понимаешь. Тоже мне, святая невинность! Тебе прекрасно известно, о чём идёт речь. Будь проклято это вручение призов! Ты позорно бежал от ответственности, а меня бросил на съедение волкам! И не надейся, что я заберу свои слова обратно. Ты поступил как последний предатель и трус.
      Несмотря на то что (как я уже говорил) по дороге в Бринкли-корт мои мысли были в основном заняты проблемой Анжелы и Тяпы, я не упустил из виду Гусика, заранее подозревая, что мне придётся с ним объясниться. Как вы понимаете, я предвидел временные затруднения при нашей встрече, а когда Бертрам Вустер предвидит временные затруднения, он самым тщательным образом к ним готовится.
      Поэтому в данный момент я не растерялся и сумел ответить по-мужски, с присущим мне достоинством. Хотя внезапное нападение Гусика в какой-то мере застигло меня врасплох, - тем более, что в связи с последними событиями я совсем позабыл о вручении призов, - я быстро оправился и, как уже упоминалось, ответил ему, по-моему, с присущим мне достоинством.
      - Но, дорогой мой, - сказал я, - вручение призов - очень важная часть моего плана. Мне в голову не пришло, что ты не уловил суть дела.
      Он пробормотал что-то насчёт моих планов себе под нос.
      - Как ты мог во мне усомниться? <Позорно бежал> не вызывает у меня ничего, кроме смеха. Надеюсь, ты не предполагаешь, что я не хотел вручать призы? Если б не забота о тебе, я бы уцепился за вручение призов руками и ногами. Я пожертвовал шикарной возможностью отличиться только ради тебя. Если помнишь, мы обсуждали, что ты попал в беду, а друзья познаются только в беде, поэтому я и уступил тебе своё место. Неужели ты не рад?
      Он выкрикнул хриплым голосом такое, что я не могу передать на бумаге. Никогда бы не подумал, что ему знакомо это выражение. Лишнее доказательство, что, даже похоронив себя в глуши, нетрудно пополнить свой словарный запас: например, за счет соседей, ну, скажем, приходского священника, или местного доктора, или в крайнем случае разносчика молока. У этих деятелей поднахвататься можно чего угодно.
      - Но послушай, - воскликнул я, - разве ты не понимаешь, как здорово всё получилось? Твои акции сразу подскочат до потолка. Представь, ты стоишь на сцене, романтическая мужественная личность, так сказать, гвоздь программы как-там-она-называется, звезда, утеха для всех глаз. Медлин Бассет увидит тебя совершенно и ином свете. Да она молиться на тебя начнёт!
      - Вот как? Молиться?
      - Как пить дать, молиться. Она знает Огастеса Финк Ноттля, друга тритонов. Ей знаком Огастес Финк-Ноттль, специалист по собачьим занозам. Но Огастес Финк Ноттль, оратор, сведёт её с ума, или я не знаю женщин. Поверь мне, девицы липнут к общественным деятелям, как мухи. Ты памятник мне должен поставить за то, что я предоставил тебе возможность показать себя с лучшей стороны.
      Моё красноречие произвело на него впечатление. Впрочем, иначе и быть не могло. Он перестал сверкать на меня своими очками в роговой оправе, и взгляд его снова стал рыбьим.
      - Гм-мм, - задумчиво протянул он. - А ты когда нибудь произносил речи, Берти?
      - Тыщу раз. Мне это - раз плюнуть. Что говорить, совсем недавно я выступал в школе перед девочками.
      - И ты не волновался?
      - Ни капельки.
      - Ну, и как они?
      - Слушали с открытыми ртами. Я вертел ими, как хотел.
      - Тебя не закидали тухлыми яйцами?
      - С ума сошёл.
      Он глубоко вздохнул и уставился на ползущего по листу слизня.
      - Может, всё закончится благополучно, - нерешительно пробормотал он. Должно быть, нельзя так много об этом думать. Я только сам себя накручиваю. Скажу одно, Берти: мысль о том, что тридцать первого числа мне придётся произнести речь, превратила мою жизнь в сплошной кошмар. Я не могу ни спать, ни думать, ни есть: Кстати, ты так и не объяснил, что означала твоя шифрованная телеграмма насчёт сосисок и ветчины.
      - Она не была шифрованной. Согласно моему плану, тебе следовало почаще отказываться от пищи, чтобы Медлин увидела, как ты в неё влюблён.
      Он рассмеялся каким-то потусторонним смехом.
      - Понятно. Не беспокойся, мне было не до еды.
      - Да, я заметил, за обедом ты ни к чему не притронулся. Замечательно. Так держать.
      - Что тут замечательного? Всё это впустую, Берти. У меня никогда не хватит духу сделать ей предложение. Даже если на всю оставшуюся жизнь я сяду на хлеб и воду, у меня язык не повернётся объясниться ей в любви.
      - Но, прах побери, Гусик, посмотри вокруг! Сплошная романтика. Мне кажется, дуновение ветерка, шорох листвы подскажут:
      - Мне всё равно, что тебе кажется. Я не могу.
      - Да ну, брось!
      - Не могу. Она такая неприступная, такая далёкая.
      - Глупости.
      - Нет, не глупости. В особенности, если посмотреть на неё сбоку. Ты когда-нибудь смотрел на неё сбоку, Берти? На её благородный, строгий профиль? Сердце замирает.
      - Ничего подобного.
      - Нет, замирает. Я смотрю и не могу вымолвить ни слова.
      Он говорил с глухим отчаянием в голосе, а его упадническое настроение и нежелание взять себя в руки и показать, на что он способен, произвели на меня такое впечатление, что, честно признаться, я растерялся. У меня даже мелькнула мысль, что эту рыбину в человеческом облике только акула исправит. Затем меня в очередной раз осенило. С присущей мне находчивостью я в мгновение ока сообразил, как нужно поступить, чтобы этот Финк-Ноттль прекратил валять дурака и, засучив рукава, взялся за дело.
      - Надо её растормошить, - сказал я.
      - Надо: что?
      - Растормошить Медлин. Смягчить её сердце. Подготовить к неизбежному. Провести предварительную работу по поимке её в сети. Я предлагаю следующую программу действий, Гусик: сейчас я возвращаюсь в дом, хватаю Бассет под жабры и вытаскиваю на прогулку. Потом я завожу с ней разговор о разбитых сердцах и намекаю, что одно из них томится неподалёку. Я не пожалею красок и опишу, как это самое сердце мучается, гибнет, стоит на краю пропасти, ну, и всё такое прочее. Затем, минут через пятнадцать, появляешься ты, и, можешь не сомневаться, к этому времени девица растает, как воск. Она наверняка обрыдает тебе всю жилетку и сама кинется в твои объятия. Тебе только и останется, что прижать её к своей груди.
      Помнится, когда я учился в школе, меня заставили вызубрить поэму про одного типа, Пиг-как-там-его, который, само собой, был скульптором и поэтому сделал из камня статую девушки. Так вот, представьте себе, однажды утром она вдруг взяла и ожила. Статуя, я имею в виду. Думаю, бедный малый долго не мог оправиться от потрясения, и не удивлюсь, если его всю жизнь мучили по ночам кошмары. Но я веду свой разговор не к этому. Если мне не изменяет память, в поэме были следующие строки:
      Движенье. Вздох. И вот она
      Уж жизнью сладостной полна.
      Так вот, всё это я рассказал к тому, что, глядя сейчас на Гусика, невольно вспомнил эти две строки. Бедолага изменился, как увядший цветок после поливки. Лоб его разгладился, глаза загорелись, потеряв рыбье выражение, и он посмотрел на слизня, который всё ещё продолжал ползти по листу, не с тоской и печалью, как прежде, а с воодушевлением во взоре.
      - Я понял. Ты хочешь вроде как протоптать мне тропинку.
      - Верно. Я подготовлю почву, а дальше тебе и карты в руки.
      - Но, Берти, это гениально! Совсем другое дело!
      - Только не забудь, что тебе тоже придётся попотеть. Не вздумай сидеть сложа руки. Встряхнись и начинай её умасливать, как можешь, или все мои труды пойдут насмарку.
      Он несколько увял и поразительно быстро вновь стал похож на дохлую рыбину. Из груди его вырвался то ли крик, то ли всхлип.
      - Да, но о чём мне с ней разговаривать?
      Я напомнил себе, что мы вместе учились в школе, и сдержался.
      - Послушай, я только что всё тебе разжевал и в рот положил. Для влюблённых существует тысяча тем. Выбирай любую. Ну, скажем, говори о закате.
      - О закате?
      - Вот именно. Половина твоих знакомых, поговорив с девушками о закате, женились на них, даже не успев опомниться.
      - Но что можно сказать о закате?
      - Да что угодно. Вот, например, на днях Дживз, выгуливая собаку в парке (дело было вечером, и я встретил его по пути домой) сказал: <Мерцающий пейзаж тускнеет на глазах, сэр, торжественный покой распространяя>. Здорово у него получилось, так что можешь воспользоваться.
      - Какой пейзаж?
      - Мерцающий. Малярия, евнух, рак, цыпки:
      - Мерцающий? Да, неплохо. Мерцающий пейзаж: Торжественный покой: Совсем неплохо.
      - Затем признайся ей, ты часто думаешь, что звёзды - это гирлянда из маргариток, сотворённая Всевышним.
      - Я так не думаю.
      - Надеюсь, нет. Зато она так думает. Ты сразишь её наповал. Она сразу поймёт, что вы родственные души.
      - Гирлянда из маргариток?
      - Сотворённая Всевышним. А затем поведай ей, что, когда наступают сумерки, тебя одолевает печаль. Знаю, ты сейчас заявишь, никакая печаль тебя не одолевает, но, когда будешь разговаривать с Медлин, она должна тебя одолеть, и точка.
      - Почему?
      - Именно этот вопрос задаст тебе Медлин, и тебе надо этим воспользоваться. Потому, ответишь ты, что твой удел - одиночество. Потом вкратце опиши, как ты проводишь вечер за вечером в своём линкольнширском поместье, тоскливо бродя по лужайкам и не находя себе места.
      - Обычно я сижу в гостиной и слушаю радио.
      - Ничего подобного. Ты тоскливо бродишь по лужайкам и мечтаешь о любви. Затем вспомни день, когда Она вошла в твою жизнь.
      - Как сказочная принцесса.
      - Молодец! - Я одобрительно кивнул. По правде говоря, я не ожидал, что этот мямля может выдать такой перл. - Как сказочная принцесса. Здорово придумал, Гусик.
      - А дальше что?
      - А дальше всё должно пойти как по маслу. Намекни, что ты хочешь кое-что ей сказать, и действуй. Ты не сможешь не добиться успеха. Исключено. Будь я на твоём месте, я объяснился бы с ней здесь, в розовом саду. Широко известно, об этом повсюду пишут, - нет ничего лучше, чем затащить предмет своей страсти в розовый сад, когда стемнеет. И ещё я советую тебе пропустить стаканчик-другой.
      - Пропустить?
      - Выпей чего-нибудь для храбрости.
      - Ты имеешь в виду спиртные напитки? Но я не пью.
      - Что?
      - За всю свою жизнь не выпил ни капли спиртного.
      Не стану скрывать, его признание меня озадачило. Насколько мне было известно, общепризнанные авторитеты в области любви настоятельно рекомендовали сначала промочить горло, а потом уже делать предложение. Впрочем, перевоспитание Гусика не входило в мои планы, и я решил всё оставить, как есть.
      - Ладно, не имеет значения. Хоть лимонад пей, только постарайся показать себя с лучшей стороны.
      - Обычно я пью апельсиновый сок.
      - Пусть будет сок. Послушай, Гусик, между нами, неужели тебе нравится это пойло?
      - Конечно.
      - Ну, тогда и говорить не о чем. Давай освежим в памяти программу действий, чтобы ты ничего не забыл. Начнём с мерцающего пейзажа.
      - Звёзды - гирлянда из маргариток, сотворённая Всевышним.
      - В сумерках тебя одолевает печаль.
      - Потому что мой удел - одиночество.
      - Опишешь свой вечер в поместье.
      - Скажу о том дне, когда она вошла в мою жизнь.
      - Не забудь обозвать её сказочной принцессой. Скажи, что тебе необходимо сообщить ей нечто очень важное. Затем хватай её за руку и действуй. Всё верно. Вперёд, Гусик!
      И ни секунды не сомневаясь, что теперь он разобрался, что к чему, и будет вести себя строго согласно сценарию, я поспешил вернуться в дом.
      Хочу честно вам признаться, когда я добрался до гостиной и увидел там Бассет, мой пыл несколько угас. Оказавшись с ней рядом, я неожиданно понял, на какую пытку себя обрекаю. При мысли о том, что мне предстоит прогулка с этой придурковатой особой женского пола, душа моя ушла в пятки. Я невольно вспомнил, как часто, оставаясь с ней наедине в Каннах, я тупо смотрел на неё, мечтая, чтобы какой-нибудь доброжелатель промчался бы на своей машине, врезался бы в девицу чуть ниже ватерлинии и отшвырнул бы её от меня как можно дальше. По-моему, я уже говорил, что Медлин Бассет отнюдь не была моим идеалом.