- Всё равно не понял.
      - Ну, Дживз объяснил мне, что тут дело в психологии.
      Было время, когда подобные высказывания загнали бы меня в тупик, как собаки - оленя. Но долгое общение с Дживзом пополнило словарный запас Вустера, лучше не придумаешь. Дживза хлебом не корми, дай поговорить о психологии индивида. В этом вопросе он большой дока, и теперь я слежу, так сказать, за ходом его мысли, как те самые собаки за оленем.
      - Говоришь, в психологии?
      - Да. Дживз считает, что поведение человека зависит от его одежды. Он убеждён, что чем смелее я оденусь, тем скорее избавлюсь от своей робости. Костюм Главаря Пиратов мне тоже подошёл бы. По правде говоря, вначале Дживз предложил мне одеть именно этот костюм, но я отказался. Не умею ходить на высоких каблуках.
      И слава богу. Жизнь достаточно печальна, и не следует омрачать её зрелищем таких типов, как Гусик Финк-Ноттль, щеголяющих в пиратских сапогах.
      - Ну, и как? Ты избавился от своей робости?
      - Видишь ли, Берти, старина, если честно, то нет.
      Мне стало жалко его, ну просто до слёз. В конце концов, хоть мы и не общались много лет, когда-то этот парень и я кидались друг в друга дротиками, предусмотрительно обмакнув их в чернила.
      - Гусик, - сказал я, - послушай совета старого друга и не подходи к этому балу-маскараду на пушечный выстрел.
      - Но это мой последний шанс увидеть Медлин! Завтра она уезжает в поместье каких-то своих знакомых. К тому же, ты не знаешь.
      - Чего я не знаю?
      - Сработает идея Дживза или нет. Сейчас я чувствую себя последним идиотом, это так, но что произойдёт, когда я окажусь в толпе людей, одетых в карнавальные костюмы? Должен тебе сказать, что в юном возрасте на Рождество меня вырядили кроликом, и я испытал такие стыд и ужас, что описать их словами невозможно. И тем не менее стоило мне оказаться среди детей, многие из которых выглядели куда омерзительнее меня, я мгновенно развеселился, принял участие в торжествах, а потом наелся до такой степени, что по дороге домой меня дважды стошнило в кэбе. Так что, сам понимаешь, никому не известно, что я почувствую, очутившись на бале-маскараде.
      Я наморщил лоб. В чём-то, конечно, он был прав.
      - К тому же, Берти, ты не можешь не согласиться, что в принципе идея Дживза верна на все сто. В ослепительном костюме Мефистофеля я, быть может, решусь на такое, что поразит её воображение. Тут всё дело в цвете. Чем ярче, тем лучше. Возьмем, к примеру, тритонов. Поверишь ли, Берти, во время брачного периода самец тритона сверкает всеми цветами радуги. Это придаёт ему смелости.
      - Ты не самец тритона.
      - Очень жаль. Знаешь, как самец тритона делает предложение, Берти? Он стоит перед самкой тритона, вибрируя хвостом и плавно наклоняя тело то в одну сторону, то в другую. Для меня это - раз плюнуть. Поверь мне, если б я был самцом тритона, то не стал бы терять времени даром.
      - Если бы ты был самцом тритона, Медлин Бассет не посмотрела бы в твою сторону. Я имею в виду, она никогда бы в тебя не влюбилась.
      - Нет, влюбилась бы, если б была самкой тритона.
      - Но она не самка тритона.
      - Допустим, она была бы самкой тритона.
      - Если б она была самкой тритона, тогда ты в неё не влюбился бы.
      - Нет, влюбился бы, если б был самцом тритона.
      Ломота в висках подсказала мне, что наша дискуссия ни к чему хорошему не приведёт.
      - Послушай, - сказал я, - давай отбросим в сторону вибрирующие хвосты и всё такое прочее, и поговорим о жизни. Разберёмся, что к чему. Пойми, ты идёшь на бал-маскарад, и, поверь человеку опытному, который не раз участвовал в подобных мероприятиях, ты не получишь от него удовольствия, Гусик.
      - Я иду туда вовсе не для того, чтобы получить удовольствие.
      - На твоем месте я бы не пошёл, Гусик.
      - Не могу. Сколько раз можно повторять, что завтра она уезжает?
      Я сдался.
      - Ладно. Будь по-твоему: Да, Дживз?
      - Кэб мистера Финк-Ноттля, сэр.
      - Что? Ах, кэб: Твой кэб, Гусик.
      - Что? Кэб? Да, конечно. Само собой,.кэб: Спасибо, Дживз: Пока, Берти.
      И, выдавив из себя жалкую улыбку, которой, должно быть, гладиаторы улыбались римскому императору перед выходом на арену, Гусик испарился. Я повернулся к Дживзу. Пришла пора поставить его на место, и я жалел только о том, что не сделал этого раньше.
      Сами понимаете, разговор мне предстоял трудный, дальше некуда, и, по правде говоря, я не знал, с чего начать. Я имею в виду, хоть я и решил больше не церемониться с упрямым малым, мне не хотелось слишком сильно ранить его чувства. Мы, Вустеры, умеем управлять железной рукой, но всегда надеваем на неё лайковую перчатку.
      - Дживз, - сказал я, - могу я поговорить с тобой откровенно?
      - Безусловно, сэр.
      - То, что я скажу, может тебя обидеть.
      - Никогда, сэр.
      - Ну, в таком случае знай, что я переговорил с мистером Финк-Ноттлем, и он сообщил мне об этом твоём мефистофельском плане.
      - Да, сэр?
      - Давай разберёмся. Если я понял твою мысль правильно, ты считаешь, что под влиянием красной тряпки, которая обтягивает его с головы до ног, Гусик начнёт вовсю вибрировать хвостом перед предметом своей страсти и объяснится ей в любви?
      - По моему мнению, сэр, мистер Финк-Ноттль перестанет испытывать чувство робости.
      - Я с тобой не согласен, Дживз.
      - Нет, сэр?
      - Нет, Дживз. Мягко говоря, из всех самых бестолковых, беспомощных и бесполезных планов, какие мне доводилось слышать, этот самый глупый, бездарный и безнадёжный. Ты впустую, без толку, подверг мистера Финк-Ноттля неописуемым кошмарам бала-маскарада. И это не первая твоя промашка, Дживз. С сожалением должен отметить, что в последнее время твои планы стали слишком: Как называется это слово?
      - Не могу сказать, сэр.
      - Вынужденными? Нет, не вынужденными. Вымученными? Нет, не вымученными. Подожди, так и вертится на кончике языка. Начинается на <в> и означает что-то сложное и ненужное.
      - Вычурными, сэр?
      - Вот-вот. Именно это слово здесь подходит, лучше некуда. Твои планы стали слишком вычурными, да и ты сам скоро станешь вычурным, если вовремя не остановишься. Надо действовать прямо и просто, а ты напускаешь тумана и наводишь тень на плетень. Нет, Дживз, так не пойдёт. Нашему Гусику нужен дружеский совет опытного человека, знающего жизнь, так сказать, от и до. Поэтому отныне этим делом я займусь лично. Можешь больше не беспокоиться, Дживз.
      - Слушаюсь, сэр.
      - Дай своим мозгам передышку и посвяти себя домашним обязанностям.
      - Слушаюсь, сэр
      - Я буду прям и прост, Дживз, и, можешь не сомневаться, пользуясь этим своим методом, решу проблему Гусика в шесть секунд. Когда он придёт, немедленно направь его ко мне.
      - Слушаюсь, сэр.
      - Это всё, Дживз.
      Но на следующее утро меня завалили телеграммами, и, по правде говоря, проблемы бедолаги Гусика начисто вылетели у меня из головы, уступив место моим проблемам, которые взбудоражили меня, дальше некуда.
      ГЛАВА 3
      Первую телеграмму Дживз принёс мне на подносе вместе с коктейлем, который я обычно пью перед ленчем. Она была отправлена тётей Делией из Маркет-Снодсбери, небольшого городка, расположенного милях в двух от её поместья.
      Вот содержание телеграммы:
      Немедленно приезжай. Траверс.
      Я не смогу передать охватившего меня изумления, даже если скажу, что у меня отвалилась нижняя челюсть, а глаза полезли на лоб. Должно быть, впервые в истории телеграф передал столь загадочное и таинственное послание. Я смотрел на него, не отрываясь, и, честно говоря, даже не помню, как осушил два бокала сухого мартини. Я прочитал его справа налево. Я перечитал его слева направо. По-моему, я даже понюхал текст, но это мне тоже не помогло. С каждой минутой я всё больше терялся в догадках.
      Сами понимаете, что я имею в виду. Ни для кого не секрет, что дня не прошло, как мы расстались с тётушкой, до этого постоянно общаясь с ней на протяжении почти что двух месяцев. Тем не менее (а мой прощальный поцелуй не успел ещё, образно говоря, остыть на её щеке) она, судя по всему, жаждала вновь меня увидеть. Бертрам Вустер не привык к тому, чтобы кто-то за ним охотился, как удав за кроликом. Спросите кого угодно, и вам скажут, что после двух месяцев пребывания в моей компании любой нормальный человек решит, что с него довольно. Честно говоря, я знаю некоторых типов, которые не выдерживали меня и двух дней.
      Исходя из вышеизложенных фактов, я, прежде чем усесться за шикарный ленч, отправил тёте Делии следующую телеграмму:
      Удивлён. Не понял. Берти.
      Ответ я получил, когда прилёг вздремнуть после ленча.
      Чего ты не понял, олух царя небесного? Немедленно приезжай. Траверс.
      Выкурив три сигареты и побродив по комнате, я сочинил очередное послание:
      Что ты имеешь в виду под словом <немедленно>? С уважением. Берти.
      Ответ не заставил себя ждать.
      Под словом <немедленно> я имею в виду <немедленно>. Как ты думаешь, что ещё я могла иметь в виду? Немедленно приезжай, или я наведу на тебя порчу. Целую. Траверс.
      Желая всё уяснить до конца, чтобы потом не было недоразумений, я написал (перед тем, как отправиться в <Трутень>, где, между прочим, отдохнул от души, состязаясь с лучшими из лучших в метании карт в цилиндр):
      Когда ты говоришь <приезжай>, ты хочешь сказать <приезжай в Бринкли-корт>? А когда ты говоришь <немедленно>, ты хочешь сказать <немедленно>? В недоумении. Растерян. Большой привет. Берти.
      Ответную телеграмму я прочитал, вернувшись из клуба.
      Да, да, да, да, да, да, да! Мне плевать, растерян ты или нет. Говорю тебе, приезжай немедленно и, ради всего святого, прекрати со мной препираться. Я пока что не печатаю деньги, а потому не могу посылать тебе телеграммы каждые пять минут. Перестань упрямиться и приезжай немедленно. Целую. Траверс.
      Именно в эту минуту я понял, что окончательно запутаюсь, если с кем-нибудь срочно не посоветуюсь. Я нажал на кнопку звонка.
      - Дживз, - сказал я, - ураган, зародившийся в недрах Вустершира, достиг моего дома. Прочти, - и я протянул ему пачку бланков.
      Он пробежал их глазами за несколько секунд.
      - Ты что-нибудь понял, Дживз?
      - Я думаю, миссис Траверс просит вас приехать немедленно, сэр.
      - Ты в этом уверен?
      - Да, сэр.
      - Должно быть, ты прав. Но с чего вдруг? Разрази меня гром, только что она находилась в моём обществе без малого два месяца.
      - Да, сэр.
      - Многие говорят, что два дня в моей компании - это перебор.
      - Да, сэр. Я прекрасно вас понимаю. Тем не менее миссис Траверс совершенно очевидно считает ваше присутствие в Бринкли-корте необходимым. Мне кажется, её желание следует удовлетворить.
      - Ты имеешь в виду, я должен отправиться в её поместье?
      - Да, сэр.
      - Ну уж нет. При всём желании я не могу поехать к ней <немедленно>. Сегодня вечером меня ждёт очень важное мероприятие. Сам знаешь, день рождения Гориллы Твистлтона.
      Если можно так выразиться, наступило неловкое молчание. Нет сомнений, мы оба вспомнили о нашей небольшой размолвке и почувствовали себя неуютно. Понимая, что бедный малый всё ещё испытывает горечь поражения, я решил хоть как-то его утешить:
      - Зря ты ополчился на мой клубный пиджак, Дживз. Большая ошибка с твоей стороны.
      - Я лишь высказал своё мнение, сэр.
      - Когда я надевал его в Каннах, женщины в казино переглядывались и шёпотом спрашивали: <Кто он такой?>
      - Континентальные казино славятся отсутствием вкуса, сэр.
      - А вчера вечером я рассказал о нём Горилле, и он пришёл в полный восторг.
      - Вот как, сэр?
      - И не он один. Я худого слова не услышал. Ребята в клубе дружно заявили, что мне жутко подфартило.
      - Вот как, сэр?
      - Мой пиджак, Дживз, просто загляденье, и я убеждён, что рано или поздно ты его оценишь.
      - Вряд ли, сэр.
      Я сдался. Объяснить Дживзу по-хорошему, по-отечески, что он не прав, невозможно. Упрям как осёл, иначе о нём не скажешь. Остаётся лишь посожалеть, что он не желает внять голосу разума. Безнадёжный случай.
      - Вернёмся к нашим баранам, Дживз. Ни о каком <немедленно> речи быть не может. Я не готов сломя голову мчаться в Бринкли-корт или куда-то там ещё. Даже не обсуждается. Так что дай мне бумагу и карандаш, и я черкну, что появлюсь у неё через недельку-другую. Надеюсь, у тёти Делии хватит силы воли, чтобы пережить моё отсутствие в течение нескольких дней. Пусть стиснет зубы покрепче и ждёт. Я появлюсь. Тебе всё понятно, Дживз?
      - Да, сэр.
      - Значит, решено. Сбегай на почту и отстучи что-нибудь вроде: <Буду завтра через две недели>. И покончим с этим делом.
      - Слушаюсь, сэр.
      День тянулся томительно, но в конце концов пришла пора переодеваться и идти праздновать знаменательное событие в жизни Гориллы Твистлтона.
      Болтая со мной вчера вечером в клубе, Горилла клятвенно обещал, что закатит пирушку, какой не видывал мир, и, должен признаться, он не обманул моих ожиданий. Домой я вернулся около четырёх ночи и, по правде говоря, почти не помню, как очутился в постели. И вообще у меня сложилось такое впечатление, что не успел я коснуться подушки, как меня разбудил звук открывающейся двери.
      Не совсем соображая, на каком я свете, я с трудом разлепил одно веко.
      - Чай, Дживз?
      - Нет, сэр. Миссис Траверс.
      Спустя мгновение послышался вой ветра, и моя родственница пересекла порог со скоростью пятьдесят миль в час, пыхтя, как паровоз.
      ГЛАВА 4
      Широко известно, что Бертрам Вустер - строгий судья и весьма критически относится к своим ближайшим и дражайшим. Тем не менее он справедлив, этого у него не отнять. И если вы внимательно читали мои мемуары, то вне всякого сомнения помните, как я неоднократно утверждал, что моя тётя Делия - женщина высшей пробы.
      Она вышла замуж за старикана Тома Траверса en secondes noces, - если это выражение здесь подходит, - в тот год, когда Василёк выиграл скачки в Кембридшире, и, если вы не забыли, однажды заставила меня написать статью <Что носит хорошо одетый мужчина> в свой журнал <Будуар миледи>. У тёти Джулии большая, добрая душа, и общаться с ней одно удовольствие, чего никак не скажешь о моей тёте Агате - грозе Лондона и проклятье многих домов Англии. Короче говоря, на тёте Агате проб негде ставить, а тётю Делию нельзя не ценить за её весёлость, спортивный дух и глубокое понимание жизни.
      Тем более представьте моё изумление, когда я увидел её у своей кровати в столь ранний до неприличия час. Я имею в виду, уж кому-кому, а тёте Делии прекрасно известно, что я никого не принимаю по утрам до тех пор, пока не выпью чашечку чая. Заметьте, она ворвалась ко мне нежданно-негаданно, заранее зная, что нарушает мои уединение и покой, а это уже никуда не годилось. Помнится, у меня мелькнула ужасная мысль, что тётя Делия стала не той, что раньше.
      К тому же с какой стати она притащилась в Лондон? Вот вопрос, на который я не находил ответа. Посудите сами, когда добропорядочная жена попадает в родные пенаты после почти двухмесячного отсутствия, она не сбегает из дому на следующий день после своего возвращения, ведь ей надлежит заняться своими прямыми обязанностями: хлопотать вокруг мужа, кормить кошку, причёсывать собаку, и так далее, и тому подобное. А посему неудивительно, что я посмотрел на неё сурово и с упрёком, насколько мне позволили слипшиеся веки.
      Должно быть, она не поняла моего взгляда.
      - Берти, болван, немедленно просыпайся! - вскричала она голосом, который ударил меня в лоб и вышел из затылка.
      Есть у тёти Делии один недостаток: она разговаривает со своим vis-a-vis, как будто тот скачет в полумиле от неё на резвом скакуне, давя копытами охотничьих собак. Видимо, ей трудно избавиться от старых привычек. В своё время тётя Делия считала день потерянным, если не носилась как угорелая по лугам и полям, затравливая какую-нибудь несчастную лисицу.
      Я вновь посмотрел на неё сурово и с упрёком, и на сей раз она уловила мой взгляд. Впрочем, он не произвёл на неё ни малейшего впечатления. Более того, она тут же перешла на личности.
      - Прекрати мне подмигивать, старый развратник, - сказала она, глядя на меня примерно так же, как Гусик, должно быть, на какого-нибудь заблудшего тритона. - Хотела бы я знать, ты хоть представляешь себе, как похабно выглядишь? Ты похож на нечто среднее между спившимся дебилом и жабой. Небось, нализался до чёртиков вчера вечером?
      - Вчера вечером я вращался в высшем свете, - холодно ответил я. - Горилла Твистлтон пригласил меня на свой день рождения. Естественно, я не мог его подвести. Noblesse oblige.
      - Ладно, вставай и одевайся.
      Мне показалось, я неправильно её расслышал.
      - Вставать и одеваться?
      - Вот именно.
      Застонав, я попытался повернуться на другой бок, и в это время в комнату вошёл Дживз с чашкой живительной влаги на подносе. Я уцепился за неё, как утопающий за соломенную шляпку. Глоток, другой: Нет, я не стал, как новенький, - обыкновенный чай не в состоянии сделать новеньким человека, побывавшего на дне рождения Гориллы Твистлтона, - но мне немного полегчало. По крайней мере я сообразил, что на Бертрама свалились какие-то неприятности, хотя никак не мог взять в толк, что такое приключилось.
      - Что такое, тётя Делия? - прохрипел я.
      - Если ты имеешь в виду содержимое чашки, мне кажется, это чай. Но тебе виднее.
      Если бы не боязнь пролить целебный напиток, я бы нетерпеливо взмахнул рукой, можете не сомневаться в этом ни на минуту.
      - Я не имею в виду содержимое чашки. Я имею в виду: что такое приключилось? С какой стати ты вваливаешься ко мне ни свет ни заря и говоришь, чтобы я встал, оделся и всё такое прочее?
      - Я ввалилась к тебе, как ты учтиво заметил, потому что мои телеграммы не возымели на тебя никакого действия. Я сказала, чтобы ты встал и оделся, потому что я хочу, чтобы ты встал и оделся. Вернёшься со мной в Бринкли-корт. Не ожидала, что у тебя хватит нахальства телеграфировать, что навестишь меня чуть ли не в следующем году. Поедешь сейчас, как миленький. Для тебя есть работа.
      - Мне не нужна работа.
      - Нужна она тебе или нет, роли не играет, мой мальчик. Тебе предстоит работа, на которую способен только мужчина. И чтоб через двадцать минут ты был застёгнут до последней пуговицы.
      - Но, послушай, у меня нет сил застёгивать пуговицы. Я умираю.
      Тётя Делия нахмурилась.
      - Ну ладно, - неохотно сказала она. - Из человеческого сострадания я дам тебе денёк-другой, чтобы встать на ноги. Жду тебя не позднее тридцатого.
      - Но, прах побери, что в конце концов случилось? О какой работе ты говоришь? Зачем мне работа? В каком смысле работа?
      - Если ты заткнёшься хоть на минуту, я отвечу. Работа простая и к тому же доставит тебе массу удовольствия. Ты знаешь Маркет-Снодсберийскую классическую среднюю школу?
      - Конечно, нет.
      - Это классическая средняя школа в Маркет-Снодсбери.
      Как вы понимаете, ответ мой был ироничен, дальше некуда.
      - Не трудно догадаться, - сказал я.
      - Откуда мне было знать, что до тебя так быстро дойдёт? Твои умственные способности вошли в поговорку. Ну, хорошо. Итак, Маркет-Снодсберийская классическая средняя школа это, как ты догадался, классическая средняя школа в Маркет-Снодсбери, и я - одна из попечителей.
      - Ты хочешь сказать, попечительниц.
      - Я не хочу сказать попечительниц. Вспомни, болван, ведь когда ты учился в Итоне, там был совет попечителей? Ну, вот. В этом отношении классическая средняя школа в Маркет-Снодсбери ничем не отличается от Итона. А я - член совета, и мне поручили организовать церемонию вручения призов, которая состоится в последний день сего месяца, чтобы тебе было понятнее, тридцать первого числа. Уяснил?
      Я кивнул и сделал ещё один глоток живительной влаги. Даже после такого грандиозного события, как день рождения Гориллы Твистлтона, мне не составило труда следить за ходом её мысли.
      - Да. Я внимательно слежу за ходом твоей мысли, тётя Делия. Маркет-Снодсбери: средняя классическая школа: совет попечителей: вручение призов: Проще некуда. Но при чем здесь я?
      - Вручать призы будешь ты.
      Мои глаза, - нет, я не шучу, - полезли на лоб. Большей бессмыслицы я в жизни не слышал. Бред, да и только. Чтоб такое сморозить, надо день отсидеть на солнце без шляпки.
      - Я?
      - Ты.
      Мои глаза снова полезли на лоб.
      - Ты меня имеешь в виду?
      - Именно тебя.
      Мои глаза полезли на лоб в третий раз.
      - Ты водишь меня за нос.
      - Я не вожу тебя за нос. Ничто на свете не заставит меня дотронуться до твоего омерзительного носа. Меня подвёл викарий. Вывихнул себе то ли копыто, то ли ляжку и сошёл с дистанции, Написал, что не сможет участвовать в церемонии. Можешь представить себе моё состояние. Я обзвонила всех в округе, но никто не взялся мне помочь. А затем я вспомнила о тебе.
      Я решил пресечь этот бред в корне. Как никто другой я готов прийти на помощь тётушкам, которые того заслуживают, но всему есть предел. Так сказать, границы допустимого.
      - Ты хочешь, чтобы я раздавал призы в твоей, разрази её гром, школе?
      - Вот именно.
      - И произнёс речь?
      - Естественно.
      Я насмешливо рассмеялся.
      - Ради всего святого, прекрати кудахтать. Дело слишком серьёзное.
      - Я не кудахтал. Я смеялся.
      - Правда? Не сомневалась, что ты обрадуешься.
      - Я смеялся насмешливо, - объяснил я. - Ты не заставишь меня вручать призы ни за какие коврижки. Даже не надейся.
      - Ты будешь вручать призы, мой мальчик, или твоя тень никогда больше не упадёт на порог моего дома. Сам знаешь, что это значит. Забудь об обедах Анатоля раз и навсегда.
      Я не совру, если скажу, что задрожал с головы до ног. Речь шла о её шеф-поваре, короле и боге кухни, который умудрялся из обычных продуктов готовить блюда, таявшие во рту. При одном упоминании о нём у меня текли слюнки. Анатоль был тем самым магнитом, который притягивал меня в Бринкли-корт со страшной силой, и, должен признаться, самые счастливые мои воспоминания были связаны с его рагу, подливками, и так далее, и тому подобное. Одна мысль о том, что никогда больше мне не доведётся поглотить всю эту вкуснятину, сводила меня с ума.
      - Но послушай! Прах побери, это уж слишком!
      - Так и знала, что тебя проймёт. Старый чревоугодник.
      - Я не старый чревоугодник, - оскорблённо сказал я. - Нельзя обзывать нехорошими словами человека, который ценит искусство гения.
      - Должна признаться, повар у меня, что надо, - согласилась моя ближайшая и дражайшая. - Но тебе не перепадёт ни кусочка, если ты откажешься выполнить мою маленькую пустяковую просьбу. Заруби себе на носу: думать забудь о том, как пахнет его стряпня.
      Я начал понимать, что чувствует кролик, попавшийся в капкан.
      - Но почему я? Зачем я тебе понадобился? Сама себя спроси, кто я такой?
      - Сто раз спрашивала.
      - Я имею в виду, тут нужен совсем другой человек. Призы всегда вручают какие-нибудь важные шишки. Когда я учился в школе, к нам на церемонию приезжал премьер-министр или кто-то в этом роде.
      - Ты учился в Итоне. Мы, в Маркет-Снодсбери, не так привередливы и готовы аплодировать каждому, у кого есть штрипки.
      - Почему бы тебе не поручить это дело дяде Тому?
      - Дяде Тому!
      - А что такого? У него есть штрипки.
      - Берти, - сказала она, - я объясню тебе, почему не могу обратиться к дяде Тому. Надеюсь, ты не забыл, что в Каннах я проигралась в баккара до нитки. Так вот, недалеко то время, когда мне придётся сообщить эту новость Тому. А если я в придачу попрошу его надеть перчатки, цилиндр и раздать призы ученикам средней классической школы в Маркет-Снодсбери, он со мной как пить дать разведётся. Пришпилит записку к подушке и будет таков. Нет, мой мальчик, всё решено и подписано. Мне нужен ты и никто другой.
      - Но, тётя Делия, послушай, я для этого дела вовсе не гожусь. Уверяю тебя, ты делаешь большую ошибку. Я всё тебе испорчу. Если не веришь, спроси Дживза, и он расскажет тебе, как однажды я произнёс речь в школе для девочек. Ты даже представить себе не можешь, как глупо я выглядел.
      - И я от души надеюсь, что ты будешь выглядеть так же глупо тридцать первого числа сего месяца. Как ты думаешь, почему я выбрала именно тебя? С твоей помощью я оживлю одно из самых тоскливых зрелищ на свете. В конце концов, имею я право повеселиться? Ну, а теперь будь умницей, Берти. Тебе наверняка пора делать утреннюю гимнастику, так что я исчезаю. Жду тебя через день-другой.
      Должен вам сказать, тётя Делия поступила со мной самым свинским образом. Бессердечно, вот как я это называю. Несмотря на плачевное состояние, в котором я находился после дня рождения Гориллы Твистлтона, она нанесла мне предательский удар в спину, и теперь, как вы сами понимаете, у меня на душе кошки скребли.
      Кошки всё ещё скребли у меня на душе, когда дверь открылась и в комнате появился Дживз.
      - Мистер Финк-Ноттль, сэр, - объявил он.
      ГЛАВА 5
      Я посмотрел на него одним из своих убийственных взглядов.
      - От кого, от кого, Дживз, а от тебя я этого не ожидал, - сказал я. - Тебе прекрасно известно, что вчера я пришёл домой в неурочный час. Ты хорошо знаешь, что я едва успел выпить свой утренний чай. Ты не можешь не понимать, как голос моей тёти Делии действует на человека с головной болью. Короче говоря, ты в курсе моих страданий и тем не менее навязываешь мне каких-то там Ноттлей. Или ты считаешь, я сейчас в состоянии отличить Финка, прах его побери, от Ноттля?
      - Но разве вы не дали мне понять, сэр, что желаете видеть мистера Финк-Ноттля, как только он придёт, чтобы лично заняться его делом?
      Должен признаться, слова Дживза были для меня всё равно что холодный душ. После всех своих несчастий я совсем забыл, что Гусик нуждается в моей незамедлительной помощи. Само собой, возразить мне было нечего. Своих клиентов нельзя гнать в шею. Я имею в виду, Шерлок Холмс, к примеру, никогда бы не вытурил клиента только потому, что накануне гулял допоздна на дне рождения доктора Ватсона. Я, конечно, предпочёл бы консультировать пострадавших в удобное для меня время, но, если Гусику нравилось вставать с петухами, я не имел прав а увиливать от своих обязанностей.
      - Верно, - ответил я. - Ну, хорошо, Дживз. Давай его сюда.
      - Слушаюсь, сэр.
      - Но сначала принеси мне этот твой коктейль.
      - Слушаюсь, сэр.
      Не прошло и минуты, как старательный малый вернулся со стаканом на подносе. По-моему, я уже рассказывал вам об опохмелительных коктейлях Дживза и о том, какое действие они оказывают на парня, чья жизнь висит на волоске после разнообразно проведённой ночи. Что там намешано, я сказать не могу. Дживз утверждает, рецепт прост: какой-то соус, сырой желток и щепотка красного перца, но я убеждён на все сто, что хитрый малый просто не желает открыть мне свой секрет. Как бы то ни было, стоит вам проглотить этот напиток, с вами случается нечто удивительное.
      Какую-то долю секунды ровным счётом ничего не происходит, словно Природа замерла и чего-то ждёт, затаив дыхание. Затем внезапно вам кажется, что прогремел Трубный Глас и наступил Судный День.
      Во всех уголках вашего тела взрываются шутихи, и начинается пожар. В желудке кипит расплавленный свинец. Ураганный ветер пригибает вас к земле, а паровой молот пытается размозжить вам затылок. В ваших ушах гремят колокола, глаза вылезают из орбит, чело покрывается испариной.
      А потом, в ту самую минуту, когда вам кажется, что необходимо срочно позвонить адвокату и пока не поздно устроить свои земные дела, ситуация в корне меняется. Ураганный ветер затихает как по волшебству. В ушах перестаёт звенеть. Птички чирикают. Отовсюду доносится мягкая музыка. Солнце выпрыгивает из-за горизонта и вновь радует вас своими лучами.
      Через мгновение вы чувствуете, что повсюду царят Тишина и Покой.
      Когда я осушил стакан, стоявший на подносе, я, можно сказать, родился заново. Хотя Дживз частенько совершает жуткие промашки относительно одежды и к тому же мало что смыслит в вопросах любви, ума ему не занимать. Надо отдать малому должное: иногда он отмочит такое, что дух захватывает. Мне, к примеру, всегда нравилась его фраза, что кто-то там, убивая самого себя (или чего-то в себе, точно не помню), поднимается всё выше и выше к каким-то там вершинам. Уверяю вас, после коктейля Дживза именно это со мной и произошло. Я понял, что Бертрам Вустер, лежавший в кровати, стал совсем другим Бертрамом: более сильным, добрым и смелым.
      - Спасибо, Дживз, - сказал я.
      - Не за что, сэр.
      - Теперь я в полном порядке. Теперь мне всё по плечу.
      - Рад слышать это, сэр.
      - И почему я не выпил твой коктейль, прежде чем объясниться с тётей Делией? Должно быть, на меня затмение нашло. Впрочем, что было, того не вернёшь. Расскажи мне о Гусике. Чем закончился бал-маскарад?
      - Мистер Финк-Ноттль не был на бале-маскараде, сэр.
      Я нахмурился.
      - Дживз, - сказал я. - Не скрою, после твоего опохмелительного коктейля мне стало много легче, но это ещё не значит, что ты можешь испытывать моё терпение. Я человек больной, и не в состоянии выслушивать всякую чушь. Мы запихнули Гусика в кэб и отправили к месту назначения, где бы оно ни находилось, а значит, он туда прибыл.
      - Нет, сэр. Насколько мне известно со слов мистера Финк-Ноттля, он сел в кэб, будучи твёрдо убеждён, что бал-маскарад, на который его пригласили, состоится на Саффолк-сквер, семнадцать, в то время как нужный ему адрес был Норфолк-террас, семьдесят один. Подобного рода заблуждения характерны для определённого рода людей, которых, как и мистера Финк-Ноттля, можно отнести к типу мечтателей.
      - Лично я назвал бы этих типов недоумками.
      - Да, сэр.
      - Ну, а дальше?
      - Высадившись у дома семнадцать на Саффолк-сквер, мистер Финк-Ноттль попытался расплатиться за проезд.
      - Что же ему помешало?
      - Отсутствие денег, сэр. Внезапно мистер Финк-Ноттль обнаружил, что забыл и кошелёк, и пригласительный билет на каминной полке в доме своего дяди, где он остановился по прибытии в Лондон. Ему ничего не оставалось, как позвонить в дверь и, объяснив, что его ждут, обратиться к дворецкому с просьбой заплатить кэбмену по счётчику. Дворецкий же в категорической форме заявил, что не знает ни о каком бале и что сегодня гостей вообще не принимают.