- Слушаюсь, сэр.
      ГЛАВА 22
      Не знаю почему, но в загородных домах, когда стемнеет, есть нечто такое, от чего мне становится не по себе. В Лондоне я могу прошляться всю ночь, вернуться к себе с первыми петухами и глазом не моргнуть, но стоит мне очутиться одному на природе после того, как все улеглись спать, по моей коже начинают бегать мурашки. Ночной ветерок теребит верхушки деревьев, ветки хрустят, кусты шуршат, и внезапно душа моя уходит в пятки, и я начинаю поминутно оглядываться, чтобы какое-нибудь семейное привидение, стеная и заламывая руки, не подкралось ко мне сзади.
      Жутко неприятное чувство, а если вы думаете, меня утешала мысль, что вскоре мне предстоит ударить в самый громкий колокол в Англии и устроить панику типа <Свистать всех наверх> среди ни в чём не повинных людей, вы глубоко заблуждаетесь.
      О пожарном колоколе Бринкли-корта я знал всё. Когда в него бьёшь, гремит по всей округе. Помимо того, что дядя Том не любил грабителей, ему ненавистна была мысль, что он может заживо поджариться во сне, поэтому при покупке поместья он самым тщательным образом проследил, чтобы рядом с домом повесили пожарный колокол, который, хоть и мог запросто довести человека до инфаркта, никак нельзя было спутать с ласковым щебетаньем ласточки.
      Когда я был мальчиком и отдыхал на каникулах в Бринкли, дядя Том часто устраивал ложные тревоги, и я до сих пор не могу забыть, как вскакивал по ночам в полной уверенности, что наступил конец света и прозвучал трубный глас.
      Должен честно признаться, воспоминания о том, на что способен этот колокол, удержали мою руку, когда ровно в 12.30 я очутился на условленном месте. Вид верёвки, выделявшейся на белой стене, и мысль о звоне и грохоте, которые должны были взорвать ночную тишину, лишь усилили то странное состояние, в котором я находился.
      Более того, не стану от вас скрывать, по прошествии времени у меня появились самые настоящие пораженческие настроения во всём, что касалось плана Дживза. Если помните, малый не сомневался, что перед лицом жуткой смерти Гусик и Тяпа будут думать только о том, как бы им спасти Бассет и Анжелу, но лично я не разделял его беззаботной уверенности.
      Я имею в виду, мне прекрасно известно, как ведут себя парни перед лицом жуткой смерти. Фредди Виджен, к примеру, один из самых галантных кавалеров в <Трутне>, рассказывал мне, как при первых звуках пожарной сирены в отеле на взморье он оделся и выскочил на улицу за десять секунд, озабоченный только одной мыслью, а именно, безопасностью Фредди Виджена. Что же касается особ женского пола, Фредди готов был стоять внизу и ловить их в одеяло, но на большее он не советовал бы им рассчитывать.
      А чем Огастес Финк-Ноттль и Хильдебранд Глоссоп отличались от Фредди Виджена?
      Я стоял, нерешительно перебирая верёвку, и мне кажется, плюнул бы на это дело и пошёл бы спать, если бы вдруг не представил себе, что произойдёт при первом ударе колокола с Бассет, которая до сих пор колокола не слышала и не знала, на что он способен. По правде говоря, от одной этой мысли мне резко полегчало, и сомнениям моим пришёл конец. Я сжал руку, упёрся ногами в землю и дёрнул за верёвку изо всех сил.
      Как я уже говорил, звук колокола не напоминал щебетанье ласточки. Когда я слышал его в последний раз, я отдыхал в комнате на другой стороне дома, и тем не менее соскочил с кровати так резво, словно подо мной разорвалась бомба.
      Вообще-то, я ничего не имею против шума и громких звуков. Помню, однажды Конина Поттер-Пирбрайт притащил в <Трутень> полицейский свисток, подкрался ко мне сзади и начал в него дудеть, а я с лёгкой улыбкой откинулся в кресле, закрыл глаза и представил себе, что нахожусь в опере. А когда юный Тос, сын моей тёти Агаты, решил проверить, что будет, если он подожжёт пакет с фейерверком, это тоже не причинило мне особых неудобств.
      Но пожарный колокол Бринкли-корта меня доконал. Дёрнув за веревку с полдюжины раз и чувствуя, что могу оглохнуть на всю оставшуюся жизнь, я пошёл к лужайке перед домом посмотреть, не пропали ли мои труды даром.
      Можете мне поверить, даром они не пропали, по крайней мере в том смысле, что на лужайке было народа не меньше, чем (по образному выражению Анатоля) сельдей в бочке. Тут и там мелькали дядя Том в лиловом халате, тётя Делия в жёлто-голубой ночной рубашке, а также Анатоль, Тяпа, Гусик, Анжела, Бассет и, наконец, Дживз в перечисленном мною порядке. Все были на месте, и нельзя было сказать, что хоть одной головы недоставало.
      Но (как вы понимаете, именно это меня озаботило, дальше некуда) по присутствующим было незаметно, что кто-то из них недавно занимался спасательными работами.
      Само собой, я надеялся, что увижу Тяпу, участливо склонившегося над Анжелой под одним деревом, в то время как под другим Гусик будет лихорадочно обмахивать Бассет полотенцем. На самом же деле Бассет стояла рядом с тётей Делией и дядей Томом, которые в один голос уговаривали Анатоля не нервничать, а Анжела с Гусиком сидели на траве напротив друг друга с отсутствующими выражениями на лицах и потирали ушибленные места. Тяпа, ни на кого не обращая внимания, ходил по лужайке взад-вперёд в гордом одиночестве.
      Вы не сможете со мной не согласиться: картина была удручающей, и когда я сделал знак Дживзу подойти, в душе моей бурлили чувства, о которых, надеюсь, вы догадываетесь.
      - Итак, Дживз?
      - Сэр?
      Я всегда считал, что эти сэровские замашки до добра Дживза не доведут. Я бросил на малого суровый взгляд.
      - В каком смысле <сэр>? Посмотри внимательно, Дживз. Оглянись вокруг. Твой план с треском провалился. Лопнул, как мыльный пузырь.
      - При ближайшем рассмотрении, сэр, действительно можно сделать вывод, что события развернулись не так, как мы предполагали.
      - Мы?
      - Как я предполагал, сэр.
      - Так-то лучше. Разве я не говорил, что ничего у тебя не выйдет?
      - Насколько я помню, сэр, вы выразили сомнение по поводу удачного исхода дела.
      - <Сомнение> не то слово. Сомнение здесь ни при чём. Я с самого начала утверждал, что твоя затея - чушь всмятку, плешь в полоску. Когда ты впервые заикнулся о своём плане, я назвал его отвратительным и был прав на все сто. Я тебя не упрекаю, Дживз. Не твоя вина, что у тебя произошёл вывих мозгов. Но впредь - прости, конечно, если я раню твои чувства, - я не намерен обращаться к тебе за советами, если речь не пойдёт о самых элементарных вещах. Я говорю тебе об этом открыто и прямо, Дживз. Надеюсь, ты понимаешь, что я предельно честен с тобой для твоей же пользы.
      - Конечно, сэр.
      - Я имею в виду, без хирургического вмешательства не обойтись, что?
      - Совершенно верно, сэр.
      - Я считаю:
      - Прошу простить, что осмелился прервать вас, сэр, но мне кажется, миссис Траверс пытается привлечь ваше внимание.
      И в этот момент громогласное <Эй!>, которое могло слететь только с уст моей вышеупомянутой родственницы, убедило меня в правоте Дживза.
      - Будь любезен, подойди-ка сюда на минутку, Аттила, если тебя не затруднит, - прогремел хорошо мне знакомый (и в некоторых случаях - любимый) голос.
      По правде говоря, мне стало немного не по себе. До меня только сейчас дошло, что я ещё не придумал веской причины, которая смогла бы оправдать моё несколько странное поведение, а тётя Делия из-за куда более мелких проступков, чем объявления пожарных тревог в неурочный час, обрушивала на головы провинившихся проклятья, давая волю языку и не стесняясь в выражениях.
      Однако, когда я к ней подошёл, она была внешне абсолютно спокойна. Лицо её вроде как застыло, если вы понимаете, что я имею в виду. Короче, глядя на неё, становилось ясно, что эта женщина страдает, но держит себя в руках.
      - Ну, Берти, любимый, мы здесь, - сказала она.
      - Вижу, - осторожно ответил я.
      - Как тебе кажется, все на месте? Никто не отсутствует?
      - По-моему, нет.
      - Замечательно. Насколько приятнее дышать свежим воздухом, чем валяться в душной постели. Мне как раз удалось заснуть, когда ты затрезвонил в колокол. Ведь это ты в него затрезвонил, моё дорогое дитя, верно?
      - Да, я звонил в колокол.
      - Тебе захотелось дёрнуть за верёвочку? Или по другой причине?
      - Я подумал, в доме пожар.
      - А почему ты так подумал, мой маленький?
      - Мне показалось, я видел пламя.
      - Где, мой сладкий? Скажи своей тёте Делии.
      - В одном из окон.
      - Понимаю. Ты вытащил нас всех из постелей, потому что у тебя было видение.
      В этот момент дядя Том фыркнул ещё громче и убедительнее, чем в своё время Тяпа, а Анатоль, чьи усы повисли до неприличия, установив своеобразный рекорд, пробормотал что-то о горбатых обезьянах, которым могила по колено, и, если не ошибаюсь, , что бы это ни значило.       - Я признаю, что ошибся. Приношу свои извинения.
      - Не извиняйся, лапочка. Нам всем здесь очень нравится. Если не секрет, что ты делал в саду?
      - Просто гулял.
      - Понятно. Скажи, а ты долго ещё собираешься гулять?
      - Нет. Я пойду домой.
      - Прекрасно. Видишь ли, дело в том, что мне тоже хочется домой, а я не смогу заснуть, зная, что ты остался в саду наедине со своим богатым воображением. А вдруг тебе покажется, что в окне моей спальни сидит розовый слон, и ты начнёшь швырять в него кирпичами?: Ну ладно, Том, нам пора. Представление окончено: Да, мистер Финк-Ноттль?
      Гусик, присоединившийся к нашей компании, буквально трясся от возбуждения.
      - Послушайте!
      - Я слушаю вас, Огастес.
      - Послушайте, что нам делать?
      - Лично я собираюсь лечь спать.
      - Но дверь закрыта.
      - Какая дверь?
      - Входная дверь. Кто-то её затворил.
      - Значит, я её открою.
      - Но она не открывается.
      - Тогда я войду в другую дверь.
      - Но все другие двери тоже закрыты.
      - Что? Кто их закрыл?
      - Я не знаю.
      Я высказал предположение:
      - Может, ветер?
      Тётя Делия бросила на меня один из своих взглядов.
      - Не искушай меня, не надо, - умоляющим голосом произнесла она. - Только не сейчас, драгоценный мой.
      И действительно, неожиданно я понял, что ночь сегодня выдалась на редкость тихой.
      Дядя Том откашлялся и посоветовал забраться в дом через окно. Тётя Делия вздохнула.
      - Каким образом? Может, это под силу Ллойд Джорджу или Уинстону Черчиллю? Даже не мечтай. После того как ты закрыл окна своими решётками, в них даже жулик не заберётся.
      - Ах да. Конечно. Ну, тогда позвони.
      - В пожарный колокол?
      - В звонок.
      - Зачем, Томас? В доме никого нет. Вся прислуга в Кингхэме.
      - Но, пропади всё пропадом, не можем же мы оставаться в саду ночью.
      - Почему? Мы всё можем. Когда Аттила берётся за дело, для хозяев и гостей загородного дома нет ничего невозможного. Сеппингз, естественно, взял ключ от чёрного хода с собой. Пока он не вернётся, ничто не помешает нам любоваться красотами природы.
      В разговор вмешался Тяпа.
      - Можно съездить в Кингхэм на машине и забрать ключ у Сеппингза.
      Его предложение было встречено с энтузиазмом. Измученное лицо тёти Делии наконец-то расплылось в улыбке. Дядя Том с удовлетворением фыркнул, Анатоль буркнул что-то одобрительное на провансальском. И мне показалось, даже Анжела украдкой бросила на Тяпу восхищённый взгляд.
      - Прекрасная мысль, - сказала тётя Делия. - Молодец, Глоссоп. Беги скорее в гараж. Не теряй ни минуты.
      Когда Тяпа ушёл, присутствующие начали наперебой говорить о его уме и находчивости и одновременно проводить не слишком лестные (и весьма обидные) параллели между ним и Бертрамом. По правде говоря, я чувствовал себя как уж на сковородке, но мои мучения довольно быстро закончились, так как не прошло и пяти минут, как Тяпа вернулся.
      Лицо у него было вытянутое.
      - Послушайте, ничего не выйдет.
      - Почему?
      - Гараж заперт.
      - Надо его открыть.
      - У меня нет ключа.
      - Покричи и разбуди Уотербери.
      - Кто такой Уотербери?
      - Наш шофёр. Его комната над гаражом.
      - Но он ушёл на танцы в Кингхэм.
      Это было последней каплей. До сих пор тётя Делия держалась и, как я уже говорил, внешне была абсолютно спокойна, но сейчас её прорвало. Она сбросила с себя несколько десятков лет и вновь превратилась в Делию Вустер времён улюлюканья и охотничьих рожков - темпераментную, ничего не боявшуюся девушку, которая частенько поднималась в стременах и, не стесняясь, на выразительном охотничьем языке высказывала егерям всё, что о них думала.
      - Будь прокляты все шофёры-танцоры! Зачем шоферам танцевать, чтоб им пусто было?! Я с самого начала не доверяла этому человеку. Так и думала, что он танцор. Ну всё, это конец. Нам придётся торчать здесь до завтрака. Если слуги придут раньше восьми, я своим глазам не поверю. Бездельники все до единого. Сеппингза за уши из танцевального зала не вытащить. Я его знаю. У него джаз в голове. Будет стоять и хлопать как дурак, пока у него кожа с ладоней не слезет. Чёрт бы побрал всех дворецких-танцоров! Что такое Бринкли-корт? Респектабельный английский загородный дом или школа танцев? С тем же успехом я могла бы содержать пансионат для русских балерин! Ну, хорошо. Придётся остаться здесь, ничего не попишешь. Все мы превратимся в ледышки, кроме, - тут она бросила на меня ещё один из своих взглядов, который самый придирчивый критик не назвал бы добродушным, - кроме нашего обожаемого Аттилы, который, как я погляжу, одет достаточно тепло. Покоримся судьбе, а когда на лужайке будут валяться наши хладные трупы, попросим верного друга Аттилу прикрыть нас листьями. Несомненно, в знак уважения к усопшим он также ударит в пожарный колокол: А тебе что надо, мой милый?
      Она гневно уставилась на Дживза, который последние несколько минут стоял рядом с ней в почтительной позе, слушая её речь и пытаясь привлечь к себе внимание.
      - Если вы позволите, я внесу одно предложение, мадам.
      Вам хорошо известно, что я не всегда одобрительно относился к Дживзу, прослужившему у меня уже несколько лет. У него имелись черты характера, из-за которых между нами часто пробегала чёрная кошка. Дживз относится к тем малым, которым если дать сами-знаете что, оттяпают как-там-это-называется. Иногда он допускает грубейшие ошибки, и мне известно, что однажды он назвал своего молодого господина <умственно отсталым>. К тому же Дживз неоднократно, в чём вы сами могли убедиться, пытался обращаться со мной как с каким-то рабом или пеоном, и тем самым вынуждал меня время от времени прижимать его к ногтю.
      Да, у Дживза была уйма недостатков.
      Но в одном я не мог ему отказать. Хотите верьте, хотите нет, таинственный малый обладает магнетизмом. В нём есть нечто такое, что успокаивает и гипнотизирует. Насколько мне известно, он никогда не встречапся с взбесившимся носорогом, но если бы когда-нибудь это произошло, не сомневаюсь, что животное, встретившись с Дживзом взглядом, застыло бы на месте, грохнулось бы на землю, перевернулось бы на спину и задрыгало бы в воздухе лапами.
      По крайней мере он угомонил тётю Делию, не менее опасную, чем взбесившийся носорог, практически мгновенно. Он просто стоял в почтительной позе, и, хотя у меня не было с собой секундомера, я мог бы поспорить, что прошло не более трёх с четвертью секунд, прежде чем тётя Делия разительно переменилась. Она растаяла как воск буквально на глазах.
      - Дживз! Может, ты что-нибудь подумал?
      - Да, мадам.
      - О, боже! Неужели твой великий ум сработал в час нашей нужды?
      - Да, мадам.
      - Дживз, - дрожащим голосом произнесла тётя Делия, - прости, что я резко с тобой разговаривала. Я не соображала, что делала. Мне надо было знать, что ты подошёл не для того, чтобы просто поболтать. Скажи нам, что ты придумал. Поделись своими мыслями. Устраивайся поудобнее и успокой наши смятенные души. Порадуй нас, Дживз, Ты действительно сможешь нам помочь?
      - Да, мадам, если один из джентльменов согласится совершить поездку на велосипеде.
      - На велосипеде?
      - У сарайчика садовника в огороде стоит велосипед, мадам. Возможно, один из джентльменов выразит желание прокатиться на нём в Кингхэм-Мэнор и забрать ключ от чёрного хода у мистера Сеппингза.
      - Блестящая мысль!
      - Благодарю вас, мадам.
      - Это гениально!
      - Благодарю вас, мадам.
      - Аттила! - сказала тётя Делия, поворачиваясь и глядя на меня в упор.
      По правде говоря, я этого ожидал. В ту самую секунду, когда необдуманные слова сорвались с уст недогадливого малого, у меня возникло предчувствие, что меня захотят сделать козлом отпущения, и я приготовился защищаться. Но не успел я и рта открыть, чтобы с присущим мне красноречием заявить, что не умею ездить на велосипеде, Дживз, будь он проклят, нанёс мне предательский удар ножом в спину.
      - Да, мадам, лучше мистера Вустера вам никого не найти. Он профессиональный велосипедист. Мистер Вустер много раз с гордостью рассказывал мне об одержанных им победах.
      Ничего подобного. Ни с какой гордостью я ни о чём ему не рассказывал. Только однажды я упомянул, - да и то потому, что мы смотрели в Нью-Йорке шестидневную велосипедную гонку, - так вот, я упомянул довольно интересный факт моей биографии: в возрасте четырнадцати лет, когда я проводил каникулы у какого-то викария, которому было поручено вдолбить в мою голову латынь, я выиграл на местных соревнованиях гонку с гандикапом среди мальчиков, певших в хоре.
      Как вы понимаете, никакого отношения к тому, что я с гордостью рассказывал о своих победах, это не имело и иметь не могло.
      К тому же, надеюсь, мне не надо вам объяснять, что Дживз был человеком светским и прекрасно знал, что в школьных состязаниях никакие профессионалы, как он меня обозвал, не участвуют. И, если не ошибаюсь, в своём рассказе Дживзу я особо подчеркнул, что в вышеупомянутых соревнованиях я получил полкруга форы, и что Вилли Плантинг, бесспорный фаворит, для которого выиграть гонку было раз плюнуть, вынужден был сойти с дистанции, потому что он позаимствовал велосипед старшего брата, не поставив старшего брата в известность, а старший брат появился как раз в момент выстрела из стартового пистолета, влепил младшему брату по уху и отобрал у него велосипед, отбив охоту и лишив возможности участвовать в данных соревнованиях. Да, Дживзу было об этом прекрасно известно, и тем не менее он говорил обо мне, как будто я был одним из парней в футболках, с головы до ног увешанных медалями, а моя цветная фотография время от времени мелькала на обложках журналов с надписью, что я проехал от угла Гайд-парка до Глазго на три секунды меньше, чем за час, или что-то в этом роде.
      В это время (мало мне было Дживза) Тяпа подлил масла в огонь.
      - Совершенно верно, - заявил он. - Берти всегда прекрасно ездил на велосипеде. Я помню, в Оксфорде он по вечерам раздевался догола и катался по учебному плацу, распевая комические песни. Нёсся, как ветер.
      - Несись, как ветер, - возбуждённо сказала мне тётя Делия. - Несись быстрее ветра. Можешь по дороге распевать комические песни, я не возражаю. Если хочешь ехать голышом, ради бога, не стесняйся. Но с песнями или без песен, одетый или голый, уезжай как можно скорее.
      Я обрёл дар речи:
      - Но я уже не помню, когда в последний раз садился на велосипед.
      - Вспомнишь.
      - Я наверняка разучился ездить. У меня не осталось навыков.
      - Упадёшь разок-другой, научишься. Навыки дело наживное.
      - Но до Кингхэма много миль.
      - Значит, чем быстрее ты уедешь, тем быстрее вернёшься.
      - Но:
      - Берти, мой мальчик.
      - Но, прах побери:
      - Берти, дорогой.
      - Да, но прах побери:
      - Берти, любимый.
      Не прошло и минуты, как я мрачно шёл рядом с Дживзом в кромешной тьме, а тётя Делия громко советовала мне вслед вообразить, что я гонец, который принёс добрые вести от Аякса Генту. По правде говоря, никогда об этих деятелях не слышал.
      - Итак, Дживз, - сказал я, и, можете мне поверить, голос мой был полон горечи, - вот к чему привёл твой великий план! Тяпа, Анжела, Гусик и Бассет друг на друга даже не смотрят, а мне придётся проехать восемь:
      - Девять миль, сэр.
      - :девять миль туда и девять миль обратно.
      - Мне очень жаль, сэр.
      - Что толку от твоей жалости? Где твой мерзопакостньй трясопед?
      - Одну минуту, сэр.
      Он подвел ко мне двухколёсное чудо, и я окинул его критическим взглядом.
      - А где фонарь?
      - Боюсь, фонаря нет, сэр.
      - Нет фонаря?
      - Нет, сэр.
      - Но как же я поеду без фонаря? Я запросто могу куда-нибудь врезаться:
      Я не закончил свою мысль и холодно посмотрел на зарвавшегося малого.
      - Ты улыбаешься, Дживз? Тебя рассмешило, что я могу разбиться?
      - Прошу прощенья, сэр. Я просто вспомнил историю, которую в детстве рассказывал мне мой дядя Сирил. Глупая история, сэр, хотя должен признаться, мне она всегда казалась забавной. Если верить моему дяде Сирилу, два человека, которых звали Николс и Джексон, решили однажды поехать в Брайтон на тандеме, но, к несчастью, на шоссе в них врезался пивной фургон. Когда на место происшествия прибыла спасательная команда, было установлено, что от силы удара велосипедистов буквально разорвало на куски и даже самый зоркий глаз не мог различить, какая часть принадлежала Николсу, а какая Джексону. В конце концов, после долгих размышлений, останки собрали вместе и похоронили их под именем Никсона. Я помню, что в детстве смеялся над этой историей до слёз, сэр.
      Я заговорил не сразу. Сначала я взял себя в руки.
      - Смеялся до слёз, что?
      - Да, сэр.
      - Тебе было смешно?
      - Да, сэр.
      - А твой дядя Сирил тоже смеялся до слёз?
      - Да, сэр.
      - Ну и семейка! Когда в следующий раз увидишь своего дядю Сирила, Дживз, передай ему от моего имени, что у него странное чувство юмора.
      - Он умер, сэр.
      - Хоть какое-то утешение. Ладно, давай сюда свой проклятый агрегат.
      - Слушаюсь, сэр.
      - Шины накачаны?
      - Да, сэр.
      - Цепь натянута, тормоза в порядке, скорости включаются?
      - Да, сэр.
      - Ну хорошо, Дживз. Это всё.
      Тяпино утверждение, что в Оксфордском университете я катался в голом виде по учебному плацу колледжа, где мы учились, честно признаться, было более или менее правдивым. Однако, хоть он и не соврал, но изложил факты в искажённом виде, забыв упомянуть, что в тот день я основательно перебрал, а как вы понимаете, под влиянием винных паров парень готов к любым подвигам, на которые он не способен в здравом уме и трезвой памяти. Хотите верьте, хотите нет, я где-то читал или слышал, что некоторые типы, заправившись под завязку, обожали кататься на крокодилах.
      Итак, вздохнув, я отправился в путешествие и начал крутить педалями, но сейчас я был трезв как стёклышко, и, естественно, прежнее мастерство меня оставило. Велосипед кидало из стороны в сторону, а в голову мне лезли всяческие истории о несчастных случаях, и в первую очередь та, которую только что рассказал мне Дживз.
      Я невольно задумался о дяде Дживза, Сириле. Уму было непостижимо, что смешного он нашёл в полном уничтожении человеческого существа - по крайней мере, половины одного человеческого существа и половины другого - и зачем вообще рассказал об этом маленькому ребёнку. Лично я воспринял данное событие как одну из самых страшных трагедий, которые мне когда-либо доводилось слышать, и, можете не сомневаться, я довольно долго продолжал бы переживать по этому поводу, если бы вдруг на моём пути не попалась свинья.
      На секунду мне показалось, что меня ждёт судьба Николса-Джексона, но, к счастью, резкий поворот вправо с моей стороны и резвый скачок влево, сопровождаемый хрюканьем, со стороны свиньи, позволили мне избежать столкновения и продолжить путь, хотя сердце моё бешено колотилось и порывалось выскочить из груди.
      Сами понимаете, я испытал самое настоящее нервное потрясение. Раз свиньи могли шляться по ночам, значит моё предприятие было рискованным, дальше некуда. Я тут же задумался об опасностях, которые подстерегали велосипедиста без фонаря в темноте на каждом углу, и сразу вспомнил рассказ одного моего приятеля, утверждавшего, что в деревенской местности владельцы козлов навязывают их на цепь, и, когда животные перебегают через дорогу, цепь натягивается, создавая угрозу всему живому, включая велосипедистов.
      Он (мой приятель) даже рассказал мне об одном своём друге, который так запутался в цепи, что козёл протащил его семь миль по пересечённой местности, после чего он (друг, а не козёл) ходил пришибленный всю свою жизнь. А ещё один парень, насколько мне было известно, врезался в слона, который смылся из бродячего цирка.
      Короче говоря, тщательно всё взвесив, я пришёл к выводу, что сдуру позволил своим ближайшим и дражайшим уговорить себя отправиться в путь, полный неизведанных опасностей, где со мной могли случиться всякие несчастья, за исключением разве что укуса акулы.
      Однако с козлами и слонами мне повезло: я не встретил ни тех, ни друтих. Что же касается всего остального, моё положение было, хуже не придумаешь.
      Сами понимаете, я зорко наблюдал за дорогой, чтобы не врезаться в тех самых козлов и слонов, а тем временем на меня со всех сторон гавкали собаки, и к тому же я чуть было не умер от разрыва сердца, когда подкатил к дорожному указателю и увидел, что на нём восседает сова, как две капли воды похожая на мою тётю Агату. Сначала я даже воспринял это как должное (надеюсь, теперь вы понимаете, в каком возбуждённом состоянии я находился и до какой степени в голове моей всё перемешалось), но потом разум взял верх, и, хорошо зная замашки тёти Агаты, я рассудил, что она ни за какие коврижки не полезет на дорожный указатель, чтобы просидеть там всю ночь. Уняв дрожь в коленках, я отправился дальше.
      И если даже оставить в стороне моё душевное состояние, Бертрам Вустер, добравшийся в конце концов до Кингхэм-Мэнора и едва стоявший на ногах от усталости и ломоты во всём теле, коренным образом отличался от Бертрама Вустера - весёлого и беззаботного boulevardier с Бонд-Стрит и Пикадилли.
      Даже непосвящённым с первого взгляда стало бы ясно, что и Кингхэм-Мэноре этой ночью взялись за дело не на шутку. Окна ярко светились, музыка гремела, и ещё с улицы было слышно шарканье ног дворецких, лакеев, шофёров, горничных, служанок, судомоек и, в чём я не сомневался, поваров, желавших хоть один раз в жизни отдохнуть от кухни. Короче говоря, в Кингхэм-Мзноре веселье было в полном разгаре.
      Оргия происходила на первом этаже здания в зале с застеклёнными дверьми, распахнутыми настежь, и я остановился перед одной из них. Оркестр играл живую, заводную мелодию, и при других обстоятельствах мои ноги начали бы пританцовывать сами собой. Но сейчас у меня были дела поважнее танцев. Мне нужен был ключ от чёрного хода, и чем скорее, тем лучше.
      Глядя на толпу, перемещавшуюся по залу, я пытался отыскать в ней Сеппингза, и в конце концов мне это удалось: он выделывал какие-то немыслимые кренделя и носился как угорелый. Я несколько раз окликнул его по имени, но он был слишком увлечён и ничего не видел и не слышал вокруг. Подождав, пока обезумевший дворецкий допляшет до двери, я привлёк к себе его внимание, ткнув пальцем под рёбра.
      От неожиданности он подпрыгнул, отдавив своей партнёрше обе ноги сразу, и повернулся ко мне, гневно сверкая глазами. Однако, убедившись, что перед ним Бертрам, он сразу же остыл. На его лице появилось изумлённое выражение.
      - Мистер Вустер!
      Я не собирался вести с ним долгих разговоров.
      - Не <мистер Вустер>, а ключ от чёрного хода, - резко сказал я. - Мне нужен ключ от чёрного хода, Сеппингз.
      Казалось, он не уловил мою мысль.
      - Ключ от чёрного хода, сэр?
      - Вот именно. Ключ от чёрного хода Бринкли-корта.
      - Но ключ в Бринкли-корте, сэр.
      Я раздражённо прищёлкнул языком.
      - Мне не до смеха, мой добрый старый дворецкий, - сказал я. - Я проехал девять миль на полуразвалившейся швейной машинке не для того, чтобы выслушивать плоские шутки. Ключ лежит в кармане ваших брюк.
      - Нет, сэр. Я отдал его мистеру Дживзу.
      - Вы: что?!
      - Да, сэр. Перед моим уходом мистер Дживз обратился ко мне с просьбой отдать ему ключ от чёрного хода, так как он собирался погулять вечером. Мы договорились, что он оставит ключ снаружи на оконном карнизе кухни.
      У меня отвалилась нижняя челюсть. Я уставился на Сеппингза во все глаза. Руки у него не дрожали, взгляд был ясный. Он ничем не напоминал дворецкого, основательно заложившего за воротник.
      - Вы хотите сказать, что всё это время ключ был у Дживза?
      - Да, сэр.
      Я не мог вымолвить ни слова. Вполне объяснимые чувства сдавили мне горло до такой степени, что у меня отнялся язык. Само собой, я был в растерянности и не понимал, почему так произошло, но одно я знал твёрдо: как только я проеду на своём дурацком драндулете девять миль до Бринкли-корта и окажусь на расстоянии полусогнутой руки от Дживза, я постараюсь не медля ни минуты выяснить, почему он вдруг решил подложить мне свинью. Зная о том, что в любую секунду может разрядить обстановку, Дживз заставил тётю Делию торчать на лужайке en desbabille, и, хуже того, он спокойно стоял и смотрел, как его молодой господин отправляется в никому не нужное восемнадцатимильное путешествие.
      Мне никак не верилось, что Дживз на такое способен. Я бы ещё не удивился, если б так поступил его дядя Сирил, у которого было не всё в порядке с чувством юмора, но Дживз:
      Я вскочил на велосипед, едва удержавшись от крика боли, когда натёртая часть моего тела прикоснулась к жёсткой коже седла, и отправился в обратный путь.
      ГЛАВА 23
      Помню, Дживз как-то сказал мне (забыл по какому поводу, возможно, ни с того ни с сего, как он часто делает, зная, что его словечки и хлёсткие выражения могут пригодиться мне в будущем), что в аду не сыщешь ярости такой, как в сердце девы оскорблённой.