Самая безмятежная

Софи стиснула зубы и заставила себя улыбнуться, несмотря на то что ее сердце разрывалось на части.

— Я не буду демонстрировать нежные чувства, можешь успокоиться.

— Отлично.

Софи приходилось прилагать немалые усилия, чтобы сохранять на лице улыбку, пока они шли по длинной галерее с зарешеченными окнами. Итак, Розано начал показывать свой властный характер. Софи гордо выпрямилась. Ни одному мужчине она не позволит распоряжаться собой. Если он решил, что она — безвольная кукла, его ждет неприятный сюрприз.

— Кстати, — сказал он вкрадчиво, — я считаю, что неплохо было бы держать наши планы в тайне от всех, кроме Альберто. До самого последнего момента.

— О! Но почему? — спросила она, упрямо сжимая губы.

— Тогда никто не полезет с непрошеными советами. Ты согласна? — спросил он беспечно.

Чересчур беспечно! Несмотря на его небрежный тон, было ясно, что он очень хочет, чтобы она согласилась с его планами. И видимо, ей это тоже на руку: если никто не будет знать о предстоящей свадьбе, никто не узнает и об ее позоре, если свадьба в конце концов не состоится.

— Конечно, — ответила она, пытаясь беззаботно пожать плечами.

Если он сначала вырвал у нее согласие на скоропалительный брак, потом потребовал, чтобы приготовления к нему проходили втайне от всех его знакомых… значит, существует некая неизвестная ей причина, заставлявшая его спешить и отчаянно желать сохранения тайны?

Господи, не позволяй ему обмануть меня! Если окажется, что он лжет…

Софи прижала руку к груди, широко раскрыв глаза. Я не переживу этого, подумала она.

— Вот и салон! — Совершенно успокоенный, Розано открыл двустворчатую дверь. — Добро пожаловать, — пригласил он, словно был здесь хозяином, а она гостьей.

Подавив легкое раздражение, Софи вошла в комнату с высоким потолком и восхищенно ахнула.

— Здесь прелестно, правда? — пробормотал он, и в его голосе ясно прозвучала хозяйская гордость. — Чувствуй себя как дома. Налить тебе что-нибудь выпить?

Она обернулась и увидела, что он уже держит в руках графин. Словно все здесь принадлежит ему, подумала Софи и тут же выбросила эту мысль из головы.

— Нет, спасибо, — вежливо отказалась она. — Думаю, что произведу неважное впечатление на дедушку, если на первой встрече стану дышать на него парами виски.

— Ты права!

И он наполнил свой бокал с таким видом, словно ничто на свете его не тревожило. И в самом деле, о чем тревожиться, если она во всем покорна его воле? Софи сжала зубы, решив не выдавать своего негодования.

Внезапно длинные ресницы Розано приподнялись, и он, склонив голову набок, к чему-то прислушался.

— Это твой дедушка, — воскликнул он. — Там в галерее есть одна скрипучая половица!

В мгновение ока Розано оказался у двери и распахнул ее перед сиделкой, та вкатила в комнату кресло, в котором сидел пожилой седовласый человек.

— Розано! — Альберто д'Антига протянул руки, и мужчины крепко обнялись, бормоча друг другу какие-то ласковые слова.

Софи наблюдала за ними со смешанными чувствами. Было ясно, что они обожают друг друга, и это ее успокоило.

Несмотря на то что дедушка был изнурен долгой болезнью, можно было догадаться, что некогда он имел весьма представительный вид. Он до того напомнил Софи ее отца, что ее глаза наполнились слезами.

— А это, конечно же, моя Софи!

Мягко улыбнувшись в ответ на его ласковые слова, она подошла, опустилась на колени у кресла и позволила ему обнять себя. Он долго прижимал ее к себе, и его исхудавшее тело дрожало от волнения. У Софи сжалось горло, и она не смогла произнести заранее приготовленных слов — небольшую приветственную фразу на итальянском, которую выучила, чтобы порадовать его. Он был ее единственным живым родственником и своим теплым приветствием сразу завоевал ее сердце.

Его пальцы бережно поглаживали ей волосы.

— Ах, до чего похожа на мать!

— Вы мне льстите, — возразила она. Веселые искорки в глазах старика придали ей храбрости и позволили обратиться к нему запросто. — Мама была красавицей.

— И ты такая же, — уверил он, касаясь пальцами ее разрумянившегося счастливого лица.

— По-моему, — сказала она весело, — вы пристрастны.

По щекам Альберто д'Антига бежали слезы. Он промокнул их белоснежным льняным платком и вздохнул.

— Прости старику эти слезы, Софи. Встреча с тобой столько значит для меня. Я полагал, что остался последним из рода д'Антига. Мне разбивала сердце мысль, что у меня нет потомков.

— Извините! — Розано вытащил зазвонивший сотовый телефон.

— Конечно! Вся Венеция должна узнать, что ты вернулся, — снисходительно сказал Альберто и с обожанием во взгляде проследил, как Розано отошел в другой конец салона, чтобы ответить звонившему.

— Вы очень его любите, — позволила себе заметить Софи. Она уныло подумала, что ей так нужно сейчас, чтобы кто-то похвалил Розано и развеял ее страхи.

— Он стал для меня сыном, — просто сказал Альберто д'Антига и сжал ее руку. — Я был очень одинок, до того как он переехал сюда. А теперь он и тебя привез ко мне! Как это великодушно, как типично для него принести себя в жертву ради других!

Софи замерла, судорожно стиснув переплетенные пальцы.

— Боже мой! Как же это? — выпалила она.

— Дорогая моя, он был женат на малышке Николетте, моей дальней родственнице. Она, кроме меня, была единственной из рода д'Антига. Потом она умерла.

К глазам Софи подступили слезы, и она уставилась на свои дрожащие пальцы. Розано не говорил ей, что фамилия Николь была д'Антига. Губы у нее искривились. До чего же он скрытен!

— Я знаю, что он был женат и его жена умерла при родах, но не знала о вашем родстве, — сказала она, с трудом переводя дыхание.

— Николетта была моей последней надеждой, — посетовал дедушка. — Этот чудесный союз соединил наши семьи. Я был счастлив, когда Николетта забеременела.

— Как трагично, что она умерла такой молодой.

Для всех вас это было страшное потрясение, — с трудом выговорила Софи.

Глаза ее деда наполнила скорбь.

— Да… Но тяжелее всех перенес удар Розано. Всегда сильный и стойкий, он очень мужественно держался, когда его родители погибли во время катания на яхте по заливу, а ему исполнилось тогда всего лишь восемнадцать лет. Он унаследовал бизнес и повел его так умело, словно занимался этим всю жизнь. Своему брату Энрико он заменил отца и мать. Но когда умерла Николетта, Розано был безутешен. Он совсем пал духом и долгое время после похорон практически нигде не показывался. Для него словно настал конец света.

Софи охватила глубокая печаль. Вот еще одно свидетельство того, что Николь была для Розано любовью всей жизни. Как могла она конкурировать с умершей?

Она с трудом поднялась на ноги. Теперь ей стал понятен интерес, который проявил к ней Розано.

— И теперь Розано стал вашим наследником? — спросила она спокойно и сама удивилась, что ничем не выдает своей горечи. Ей и правда очень не хотелось расстраивать старика. Он глубоко огорчится, когда узнает о планах Розано.

— Ну конечно. Но теперь, — сказал дедушка, нежно сжимая ее холодную безжизненную руку, — наследницей состояния д'Антига станешь ты. Видишь, как он благородно поступил, что привез тебя сюда?

— Его благородство просто безгранично, — пробормотала она.

Розано одурачил ее! Как он мог? Как смел? Выходит, он решил жениться на ней, обзавестись детьми и на законных основаниях обеспечить себе права на наследство д'Антига? Теперь понятно, почему он так разволновался у нотариуса, когда услышал, что у Виолетты был ребенок. И какую находчивость он проявил, как быстро сообразил, что решение всех его проблем находится прямо перед ним в лице простодушной деревенской девицы, которой страстные ухаживания знатного красавца могли легко вскружить голову.

К черту его! Гнев сдавил Софи грудь так, что она с трудом дышала. Тут она услышала, что дедушка обращается к ней, и ради его спокойствия постаралась взять себя в руки.

— Ты сумела разобраться в нем. Он слишком добр, слишком великодушен, — негромко говорил старик. — Доверяй ему во всем, Софи, он — лучший из мужчин. Ты смело можешь рассчитывать на его помощь в управлении нашими делами. Когда-то я прекрасно в них разбирался, но теперь все так усложнилось, а у меня к тому же аллергия на компьютеры.

Чтобы не волновать дедушку, Софи с усилием улыбнулась.

— Я тоже уютнее чувствую себя с карандашом и бумагой.

Альберто сочувственно вздохнул.

— Тогда нам лучше предоставить все ему.

— А он получает жалованье за свою работу? — простодушно спросила она.

Ее дед хмыкнул.

— Ему не нужны деньги! Думаю, он богаче меня. Их семейство разбогатело во время крестовых походов — взимало с крестоносцев, направлявшихся в Святую землю, плату за постой. Нет, Софи, он ведет наши дела бескорыстно — такой уж он человек. Хотя я думаю, ему не помешало бы больше заниматься собственным издательским бизнесом.

Ах, так деньги ему не нужны! В глазах Софи появился блеск, не предвещавший ничего хорошего. Она тут же дала себе слово, что сама станет заниматься делами д'Антига и ни за что не позволит Розано заткнуть себя за пояс. В волнении она сжала дедушкину руку.

— Мы не должны посягать на его время. Я думаю, мне следует поскорее ознакомиться с семейным бизнесом во всех деталях. — Ее лицо загорелось энтузиазмом. — Если я чего-то не пойму, Розано объяснит мне все так, чтобы я поняла. Я стану упорно работать, дедушка, и вы сможете гордиться мной. Я начну с завтрашнего дня, — пообещала Софи и метнула взгляд в сторону Розано, который все еще что-то приглушенно бормотал в трубку, словно любезничал с любовницей. Он небрежно прислонился к панели жалюзи и свободной рукой лениво обводил пальцем украшавшего ее золоченого херувимчика. На лице играла довольная улыбка… он напоминал пантеру после удачной охоты.

Софи ощутила слабость во всем теле. Она страстно желала его. И в то же время ненавидела.

— Ты знаешь, что наши предки начинали с торговли восточными специями? — проговорил дедушка, глядя куда-то вдаль. — Но затем мы сменили профиль и занялись парфюмерией…

— У мамы были такие чудные духи! — воскликнула Софи.

— Правда? — Губы Альберто дрогнули. — Прости меня, — произнес он, охваченный глубоким волнением. — Прости мне то зло, что я причинил ей.

Софи взяла его дрожащие руки и порывисто прижала к своим горячим щекам.

— Не будем вспоминать прошлое! — сказала она нетвердым голосом. — Мы еще поговорим о маме, только позже, хорошо?

— Благослови тебя Бог, дитя, за твою доброту. А сейчас извини, я очень устал. Завтра мы позавтракаем вместе, да? Позвони в колокольчик, чтобы пришла сиделка. Спасибо… Ах, да, попроси Розано пригласить ко мне нотариуса, чтобы я мог переписать завещание в твою пользу. Розано рассказал мне твою историю, она потрясла меня. Молодая девушка, столько лет ухаживавшая за больным отцом, должна обладать необыкновенными качествами. — Он нежно поцеловал ее. — Ciao, Софи. Ты вернула моей душе радость.

Она молча обняла его в ответ. Розано торопливо закончил свой разговор и проводил Альберто до дверей, нежно касаясь его плеча. А при расставании он слегка поклонился в знак уважения и любви, и этот поклон невольно растрогал Софи. Но теперь она получила ответ на все терзавшие ее сомнения, отыскала недостающие детали головоломки. Для Розано в ней воплотилось все, что он мог желать: palazzo, состояние, доверчивость, а также, подумала она мрачно, способность к деторождению.

— Я тоже устала, — равнодушно заявила она, когда они остались вдвоем. — Пожалуй, я пойду в свою комнату, распакую вещи, отдохну, а потом, может быть, осмотрю дом.

— Конечно. Дай мне знать, когда будешь готова, чтобы я составил тебе компанию.

— Нет, спасибо, я хочу не спеша исследовать все сама.

— Милая, к чему эта сдержанность, когда мы наедине? — мягко упрекнул Розано, шагнув к ней.

— Не подходи ко мне! — воскликнула она. — Ты не сказал, что твоя покойная жена была из семьи д'Антига! Не сказал, что сам был дедушкиным наследником! Зачем тебе наш брак, Розано? У тебя есть какие-то тайные причины? Не хочешь поделиться ими со мной?

Он удивленно смотрел на нее. Ее вспышка лишила его дара речи.

— Ты, наверное, ужаснулся, когда узнал, что моя мать родила ребенка…

— Если ты вспомнишь получше, — ответил он натянуто, — я обрадовался.

Она смешалась. Да, похоже, он говорит правду. Она неуверенно взглянула на него, но он заговорил прежде, чем она успела прийти к какому бы то ни было выводу.

— Ты и есть та причина, по которой я не сказал тебе, что был наследником Альберто, — резко произнес он, и по его окаменевшему лицу стало ясно, что он едва сдерживает негодование. — Ты ведь думала отказаться от наследства, не так ли?

— Да, но…

— Почему же я не поддержал тебя в твоих сомнениях?

Она сильнее нахмурилась.

— Не знаю.

— Я мог бы сыграть на твоих опасениях, но я этого не сделал, — продолжал он. — Я умолчал о наших отношениях с твоим дедушкой, так как понял, что у тебя несколько старомодные моральные принципы, и боялся, а вдруг тебе станет неуютно при мысли, что право на наследство перейдет к тебе. Я думал лишь о том, чтобы ничем не помешать тебе.

Она несколько секунд обдумывала его слова.

— Ну а потом, когда я уже приняла решение? — воскликнула она. — У тебя была возможность все рассказать мне.

— Мы тогда занялись другими вещами, — спокойно произнес он. — Если помнишь, мы влюбились друг в друга…

Эти слова причинили Софи мучительную боль, она опустила голову, чтобы не видеть его лица. Она не знала, чего ей больше хочется: поверить ему или наброситься на него с кулаками и яростным воплем обманутой женщины.

— Я иду в свою комнату, — пробормотала она. — Нет! Не провожай меня. Здесь для этого найдется горничная.

Но Розано преградил ей путь.

— Ты ошиблась в своих предположениях, — проговорил он, с гордым видом вскинул голову и посмотрел на нее, молча ожидая, что она признает свою ошибку и станет умолять о прощении.

— А может, это ты ошибся во мне! — воскликнула она. — В этом-то и кроется опасность, когда ничего не знаешь друг о друге. Я предупреждала тебя, Розано.

В его глазах вспыхнули серебристые молнии.

— То есть?

— Может быть, я не такая безропотная, как ты решил.

— Тем лучше, мне нужна жена, которая будет мне ровней, — ответил он спокойно.

— Неужели? — запальчиво выкрикнула Софи. — Даже если она станет постоянно тебе противоречить? Вряд ли ты говоришь искренне, — заявила она, увидев, как он поджал губы. — Не думай, что раз я дочь викария, то буду послушно выполнять команды, как преданная собачонка, и восхищаться всеми твоими поступками.

— Я и не жду слепого послушания, что за нелепая мысль! — быстро возразил он. — Но у тебя достаточно здравого смысла, чтобы понять, когда разумнее поступить так, а не иначе…

— А мне надоело быть разумной! Иногда так и хочется сорваться. Может быть, я пущу мое наследство по ветру! — исступленно выкрикнула она. — Все это, — она обвела рукой роскошную комнату, — способно вскружить голову простой девушке!

— Но не тебе, — сказал он с раздражающей уверенностью. — Ты рассудительная и уравновешенная, твои принципы крепче гранита. Всю жизнь ты училась экономить деньги и с подозрением относиться к блестящей мишуре. И я уважаю и ценю в тебе эти качества, Софи.

— Когда долго приходится ограничивать себя во всем, легко удариться в другую крайность, — горячо заявила она. — Мои ценности изменились. Мне, например, понравилось прикосновение дорогих тканей к коже. Я уже говорила, что модная одежда заставляет чувствовать себя значительной. — Она позволила себе улыбнуться — загадочно, соблазнительно, насмешливо. — Какой толк в деньгах, если не наслаждаешься ими сполна?

Наступило тяжелое молчание. Софи внезапно охватило мучительное презрение к себе. Оставаясь внешне спокойной, она вскинула подбородок и посмотрела на Розано в упор. Губы у него были плотно сжаты, от его ледяного взгляда ее бросило в дрожь.

Удар попал в цель. У нее засосало под ложечкой.

— А куда подевались твои благородные намерения? — спросил он насмешливо. Софи почувствовала дурноту, но заставила себя твердо выдержать его взгляд.

— Я поступлю со своими деньгами так, как сочту нужным, — сказала она холодно.

— Ты просто устала. Я еще раньше заметил, что ты очень бледная. Мы поговорим потом, когда ты отдохнешь. Помни, Софи, что я единственный, кто хоть что-то понимает в бизнесе д'Антига. Не стоит пренебрегать моей помощью. На твоем месте я передал бы мне доверенность.

— Доверенность? — взорвалась она. — Я не доверила бы тебе даже купить мне мороженое.

— Ты должна! — Он схватил ее за руки. — Если ты откажешься…

— Посмей только мне угрожать, и я велю выставить тебя отсюда! — яростно выкрикнула она.

— Ты все неправильно поняла! — побледнел Розано.

— Разве? — Софи готова была разрыдаться. Она любила его. Она пылала страстью. Но они сцепились, как забияки на детской площадке, готовые разорвать друг друга на части.

Он все продолжал сжимать ей руки. Она метнула в него обжигающий взгляд.

— Пусти, или я закричу! — прошипела она.

— Софи! — Крик вырвался откуда-то из глубины и скорее напоминал вопль раненого животного. Он сжал ее лицо ладонями и припал к ее губам.

Софи попыталась сопротивляться, но это вышло неубедительно для них обоих. В следующую секунду его руки обхватили ее, и по ее телу пробежал электрический ток. Помоги ей небо, ее чувства к нему остались прежними!

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Аромат и вкус губ Софи были божественны, и Розано самозабвенно смаковал их сладость. Дрожащим голосом она просила его остановиться, но он не мог, хотя и понимал, что ведет себя неблагородно, что сейчас не время и не место давать волю страсти.

Джентльмену не пристало поступать так. Но в данный момент это ничего не меняло. Ему необходимо было ласкать ее. Целовать.

Необходимо рассеять все ее сомнения. Сейчас. Прежде, чем она встретится с Энрико.

Он почувствовал перемену в ее теле — оно сделалось податливее, и в то же время в нем появилось нетерпение. В ответ на это его собственное тело пронзило желание такой сокрушительной силы, что он исступленно прижал Софи к себе и принялся целовать ее еще более страстно, чтобы немного утолить безумный голод. Ее упругая грудь обжигала его сквозь рубашку. Она со стоном запрокинула назад голову, подставляя ему свою нежную шею.

— Софи! — глухо пробормотал он и, не удержавшись, сжал губами ее маленькое ухо. — Как я люблю тебя!

И тут же замер. Неужели он сказал это?

— Розано! — выдохнула она. Он почувствовал, как ее нетерпеливые пальцы нащупывают пряжку его ремня, и зажмурился в отчаянной попытке взять себя в руки. Но уже сам гладил ее округлые бедра и, увлеченный единственной мыслью, с беспомощным стоном потянул ее к широкой софе.

Сантиметр за сантиметром он стягивал с нее платье, дрожа как в лихорадке. Потом нагнулся и медленно покрыл поцелуями чуть выпуклый живот. Она резко вздохнула, запустила пальцы в его волосы и решила, что сердце вот-вот выскочит из груди, когда он прикоснулся к ее томящемуся от ожидания влажному лону…

— Да, да, — прошептала она, почувствовав его колебания.

Она была прекрасна. Он пожирал ее жадным взглядом. Ее глаза стали почти черными от страсти, алые губы приоткрылись, за ними поблескивали жемчужные зубы. Ее тело подернулось легкой испариной, отчего его округлости отливали серебром.

Его охватило небывалое ощущение, выходящее за рамки физического, больше всего оно напоминало свободное парение.

— Моя Софи, — прошептал он сдавленно. По ее телу пробежал легкий трепет. Она хотела пойти дальше — они оба жаждали конечного соединения, но Розано смирил свою страсть и нежными словами и поцелуями успокоил ее, напоминая, что она хотела сохранить невинность до брачной ночи. — Я люблю тебя, — прошептала она. Розано обнял ее и завладел ее губами, и Софи снова почувствовала, как плавится тело под его дразнящими прикосновениями.

Всю последующую неделю Софи чувствовала, что все сильнее влюбляется в Розано. Каждое утро они вместе работали в великолепной библиотеке, где полки с книгами в богатых переплетах покрывали стены сверху донизу, а мягкий ковер на полу таинственно приглушал звуки.

Шаг за шагом с огромным терпением Розано посвящал ее в тонкости бизнеса д'Антига, объяснял, как он приумножает и сохраняет благосостояние семьи. Постепенно Софи начала понимать, как упорно он работал, чтобы достичь нынешнего результата. К своей радости, она обнаружила, что он перечислял большие суммы денег в благотворительные организации, чаще всего в детские дома и в дома престарелых.

Сейчас, спокойная и элегантная, в кремовой вышитой блузке и такого же цвета жакете, в шелковых брюках кофейного цвета, она спешила в библиотеку после завтрака в обществе дедушки. Накануне вечером Розано улетел в Милан, чтобы встретиться с братом, и Софи поражалась тому, как сильно по нему скучает. Она в нетерпении мерила шагами комнату, поглядывая на часы. Розано позвонил, сообщил, что он уже на катере и прибудет очень скоро, и попросил ее ждать в библиотеке, потому что не в состоянии изображать вежливо-сдержанную встречу и хочет зацеловать ее до бесчувствия.

Сердце запело в груди Софи, когда она услышала шаги в коридоре. Она круто повернулась к двери лицом. Это был он! Ее любящий взгляд жадно «впитывал малейшую деталь: нежность, с которой его глаза ласкали ее тело, безупречный костюм, угольно-серый, строгость которого оживлялась тонкой белой полоской. Розано во всем достигал совершенства!

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, затем он шагнул вперед и заключил ее в объятия.

— Я ужасно скучал, — прошептал он ей на ухо.

— Розано! — слабо запротестовала Софи, когда он собрался раздеть ее. — Не сейчас! Нам столько еще всего надо сделать. Обсудить свадебные планы. Погулять по городу — ох, до чего мне нравится Венеция!

— Тогда… Как себя чувствует дедушка? — спросил вдруг он.

— Прекрасно, — несколько удивилась Софи. — По-моему, ему все лучше с каждым днем.

— Тогда мы скажем ему, Софи! — воскликнул он, глядя на нее темными блестящими глазами. — Только ему одному. Он так обрадуется, он обожает тебя.

— И тебя… — Он снова начал целовать ее, и она со смехом оттолкнула его. — Я подчиняюсь.

— Сейчас он отдыхает, значит… сразу, как только он проснется, перед нашим уходом, — предложил он.

Его энтузиазм совершенно ее обезоружил.

— Хорошо, Розано, — сказала она, делая вид, что тяжело вздыхает. Он усмехнулся и подошел к своей конторке. — Честно говоря, — продолжала Софи, идя следом, — мне кажется, что он уже догадывается о нас. Например, задает наводящие вопросы. Чтобы отвлечь его, я попросила рассказать о маме.

Розано откинулся на спинку стула.

— Надеюсь, вы с ним прояснили все недоразумения?

— Я не выношу недомолвок, — сказала она, играя браслетом новых часиков с бриллиантами. — Он не знает, почему мама не вернулась за наследством. Но она поклялась больше никогда не полагаться на материальное благополучие.

— Она принесла жертву, — заметил Розано, пристально наблюдая за Софи.

— Я думаю, с отцом она была счастливее, чем здесь. Мне грустно было слушать о том, как она жила здесь. Похоже, она не знала, кто из окружавших ее людей были ее истинными друзьями, а кого привлекали только ее деньги…

— Это — серьезная проблема, — негромко согласился Розано, по-прежнему не отрывая глаз от ее лица.

— И я это хорошо понимаю. От нее всегда ждали, что она будет платить за всех. Ей завидовали, ее осуждали. У нее было два неудачных романа. Ее возлюбленных интересовала только шикарная жизнь, которую она могла им обеспечить.

И тогда дедушка стал уговаривать ее выйти замуж за твоего отца. Он решил, что этот брак избавит ее от душевного разлада, даст ей чувство защищенности. Она страдала, оттого что ее не ценят как личность, Розано. Вот почему она все бросила ради моего отца, который даже не догадывался, кто она такая — мама открыла ему это только в самолете по пути в Англию. Как это ужасно, когда нужен не ты сам, а только твои деньги.

— Иди сюда, моя милая Софи, — пробормотал Розано, увидев, что она не на шутку расстроена. Он привлек ее к себе, усадил на колени и обнял. — И я был объектом домогательств, и на мою долю выпало немало встреч с «золотоискательницами» и разными прихлебателями. Богатство может стать проклятием. Оно возбуждает жадность и зависть. Иногда те, кто им обладает, становятся эгоистичными и мелочными, поскольку им не нужно пробивать себе дорогу в жизни. Их одолевает скука, они изобретают все более и более скандальные способы разнообразить свои пустые жизни. Вот почему я намерен защищать тебя, — сказал он, целуя ее в висок. — Уберечь тебя. Ты слишком дорога мне, чтобы позволить тебя испортить.

Она обвила руками его шею и поцеловала.

— Спасибо, — произнесла она, стыдясь, что когда-то усомнилась в нем. — Я так рада, что встретила тебя, а не обедневшего волокиту или плейбоя, которому я была бы нужна только в качестве кошелька.

— И правильно. — Он несколько бесцеремонно ссадил ее с колен. — Может быть, приступим к работе?

— Сначала расскажи, как поживает твой брат.

— Он, как всегда, в отличном настроении. — И добавил после секундного колебания: — Мы прилетели вместе. Он хочет устроить в твою честь прием.

Софи просияла.

— Вот здорово! Когда?

— Сегодня. — Розано нахмурился. — Но я не уверен, что нам…

— Мы непременно пойдем, — разволновалась Софи. — На сегодня мы ничего особенного не планировали… до самого позднего вечера, — сказала она, озорно блеснув глазами.

— Я предпочел бы сегодня лечь пораньше, — сказал Розано, и Софи довольно улыбнулась, потому что его голос прозвучал напряженно и отрывисто, словно он пытался совладать с пылким желанием.

— Я знаю, — пробормотала она, невольно приходя в возбуждение. — Но мне очень хочется познакомиться с Энрико и с его семьей.

— Ночной Париж романтичнее этого знакомства.

— Для меня и ночная Венеция достаточно романтична, особенно когда я с тобой, — сказала она нежно. Лицо Розано расслабилось и озарилось ласковой улыбкой.

— Тогда весь вечер не отходи от меня, — глухо произнес он.

— Невозможно. Люди станут судачить. Ведь для всех мы только едва знакомы, — поддразнила его Софи, хотя ее привело в восторг то, что она ему так необходима.

— Тогда уйдем домой пораньше, а завтра утром отправимся в Париж, хорошо?

— Конечно! — воскликнула она. — Я мечтаю об этом. Мне пора подумать о подвенечном платье…

— Милан! — немедленно откликнулся он. — Мы остановимся там на обратном пути. Я все организую.

Пока Софи переодевалась перед тем, как отправиться в гости к Энрико, она чувствовала, как колесо ее жизни стремительно набирает обороты. Дедушка пришел в восторг, услышав последние новости, и, глядя в его полные слез глаза, Софи поняла, что это лучшее лекарство, которое ему только могли предложить. Когда Розано опустился рядом с дедушкиным креслом на колени и обнял его с выражением глубокой признательности на лице, Софи почувствовала, что счастлива.

С мечтательным выражением лица она заслушалась мелодичной любовной венецианской песенкой. Розано просил ее познакомиться с музыкой композиторов, родившихся или живших в Венеции: Вивальди, Листа, Россини и Беллини. Ее тронуло, что он специально подобрал диски, чтобы она могла выбрать для церемонии то, что ей понравится.

Она медленно натянула чулки с кружевными подвязками, которые он особенно любил. Для приема у Энрико она выбрала бледно-вишневую блузу из шелковой тафты с открытыми плечами и шелковую юбку лимонного цвета, прямую и гораздо более короткую, чем те, на которые она отваживалась обычно. Но продавщица строго сказала ей, что все носят юбки такой длины и что для ее ног этот стиль идеален. Розано еще не видел этой юбки, и Софи заранее радостно представляла, какое он сделает лицо, когда ее увидит.

Она весело сунула ноги в вишневые остроносые туфельки, перекинула через локоть длинный жакет. Последний штрих — огромные серьги с подвесками. Сногсшибательно!

Лицо освежал легкий грим, нанесенный умелой рукой визажистки, посетившей ее полчаса назад. Волосы в артистическом беспорядке падали на плечи роскошными волнами благодаря стараниям стилиста, которому не терпелось услужить новоиспеченной графине.

Софи прошла в дедушкины апартаменты, чтобы пожелать ему спокойной ночи, и чуть не до слез растрогалась, слушая его щедрые комплименты.

— Веселись, милая, а утром все мне расскажешь, хорошо?

— Обещаю. — Она нежно поцеловала его. — Я люблю вас, дедушка, — добавила она тихо, — очень люблю.

— Моя славная девочка, — прошептал старик. — Ты — мое величайшее сокровище.

Перед тем как войти в салон, она внимательно оглядела себя, придала лицу самое спокойное выражение, какое только могла, и распахнула двери. К ее полному удовлетворению, Розано так и ахнул, увидев ее.

— Софи! — изумленно воскликнул он. — Ты просто… неземная!

— Ты тоже замечательно выглядишь, — пробормотала Софи, у которой при его виде захватило дух. — Думаю, тебе следует носить смокинг и днем, и ночью. Ты такой красивый!

Он было засмеялся, но веселье его быстро угасло.

— Это… — Он беспомощно развел руками. — Ты затмишь их всех, но…

— Но что? — Она замерла посередине пируэта и посмотрела на него.

— Софи, — начал он неуверенно, — я подумал, не стоит ли тебе надеть что-то попроще, например… то платье с цветами, которое ты носила в Лондоне, или…

— Розано! — возмутилась она. — Ты действительно безнадежен. И еще называешь себя итальянцем! Хорошо, венецианцем, — поправилась она. — Мне нравятся такие платья, но они не годятся для званого вечера в доме Барсини. Что подумает твой брат?

— Это меня и тревожит. — Он пожал плечами. — Все мужчины начнут за тобой увиваться, а женщины возненавидят.