Глава 4. Шоковый императив

Музыкант после общительного вечера с Катаямой проснулся около полудня. Встал, потянулся, выглянул в окно. Львы и жирафы гордо стояли на своих местах. Приняв ванну, побрившись и позавтракав в номере, он включил телевизор и стал неторопливо переключать на пульте селектор каналов. Мультфильмы, мультфильмы... Животный мир, глубины океана, японская опера, квинтет гитаристов, национальная кухня, искусство заточки ножей, утренние тантрические сеансы из синтоистского храма, кулинарное искусство, уроки химии. Господи, сколько у них тут всего. И сплошной японский. Ага! Шел американский фильм с суперзвездой в главной роли. Поглядел немного. Звезда была в коротенькой юбочке с четырьмя разрезами и прозрачной блузке. Н-да. Ну, что не говори, форма есть форма. Такие формы можно далеко не прятать. После четвертого трупа Музыкант переключил программу. Попал на Эн-эйч-кей, государственный телеканал Японии. Шел показ мод. Вот это да! Японки, замаскированные под скандинавок. И в кимоно. Плюс цветные разноглазые очки. Подиум оборвался выпуском новостей. Цунами невесть откуда обрушилось на узкую полосу западного побережья Японии — точная копия такой же аномальной волны 1991 года. США, Афганистан, Палестина. Конфликт в Новой Зеландии, Россия... На весь экран прошла кремлевская заставка, и появилось хмуро-серьезное лицо Феликса, директора параллельного управления. Он давал интервью корреспонденту Эн-эйч-кей.

— Ходят слухи о конфликте, назревающем между «Славянским Триумвиратом» и «Восточным Синдикатом» на религиозной почве. Впервые за обозримое прошлое две столь мощные империи капитала напрямую втянуты в конфессионные разногласия. Как вы можете это прокомментировать?

— Никак. Это не комментируется в силу отсутствия предмета разговора. «Славянский Триумвират» — не «Христианский Триумвират». Если касаться вопросов теизма, то у нас основная масса, — вы будете удивлены, — атеисты и неверующие. Но мы с уважением относимся ко всем носителям теологических и вообще религиозных идей, ко всем вероисповеданиям, включая даже не совсем традиционные. И слухи, о которых вы говорите, — это не более чем коммерческий ход кого-то, относящегося, поверьте, не к религиозной, а к финансовой элите. Спасибо.

Феликс помахал рукой и исчез. Музыкант задумчиво продолжал смотреть на экран. Там что-то происходит. Но он свою миссию выполнил. Мобильный телефон, — прямая связь с Бизоном, — лежит у сердца и молчит. Ну что ж, он молчит, молчим и мы. В памяти всплыла Бэтти Тейлор и ее конференция буддистов. Нашел приглашение, порассматривал его. Полиграфия солидная, съездить стоит. Все равно Бизон молчит. Пятые сутки. А Бэтти... А что Бэтти? Чего бы и не съездить, послушать умные речи. Хотя бы и на санскрите. Конечно, ничего не поймешь, но приятно ощущать вибрацию, несущую нечто стоящее. Оделся, надушился и элегантно спустился в холл, держа в руках барсетку из кожи питона. Проверил телефон: все в порядке. Линия не нарушена. Бизон проворачивает что-то серьезное. Так долго он не молчал никогда. Но ждать — оно и есть ждать. Все равно, что догонять. Если думать об этом. А если не думать, то все приобретает совершенно иной смысл. Тогда и Музыкант-Стрелок становится виртуально самостоятельной личностью. С платиновой кредитной карточкой в кармане, серьгой в ухе, мыслями в голове и желаниями в душе. Полный джентльменский набор. Вот только санскрита не хватает. С него и начнем.

Такси помчалось к Куин-отелю. Водитель включил кондиционер. Это было прекрасно. В душе покой, в кармане деньги, в голове пустота, а в такси — кондиционер. Омолодившийся представитель бывших управляющих меньшинств откинулся на мягкое сидение и смотрел исключительно на японок. Но их было мало. Большинство маскировалось под европейских американок или американских европеек. И эти туфли! О, господи! Женщина ростом два метра! В этом что-то есть. А именно — лишние сантиметры. Но зато походка компенсировала все. Редкий случай совпадения формы с содержанием. Женщина-робот. Мечта мужчины. И как они это только прочувствовали? Впрочем, дизайнеры, скорее всего, — голубоватые мужчины. А может, и красномордые. Принцип элитарности творческих кругов тает на глазах.

Такси сделало крутой вираж и въехало в тоннель, освещенный сиянием галогеновых солнц. Выскочили наружу. Сбавив скорость, машина стала пробираться сквозь толчею автомобилей, плотными рядами шедших каждый к своей цели. А вот и отель! Вроде бы рядом, но из-за оградительных разметок ползли к нему минут двадцать, сигналя и чуть не наезжая на соседей спереди и сбоку.

— Будь он проклят, этот час пик, — проворчал водитель, пожилой японец в кожаной кепке с бубончиком на макушке и тонкими, выбритыми усиками. Наконец, поймав момент, он резко сдал вправо, перескочил ряд и свернул на боковую улочку. К отелю подъезжали с тыльной стороны. Да, не очень получилось блестяще, но ничего, сойдет и так. Решив не мучить больше водителя, — пешком пройти было метров триста, — Музыкант расплатился, и машина, развернувшись, уехала.

Узкая улица вела к центральному входу вдоль боковой стены отеля. Неожиданно вдали увидел знакомую фигуру. Да, это была она, Бэтти Тейлор. Странно. С ней был тот самый бледный, бритый, давно не евший макарон итальянец. Они о чем-то говорили, и довольно эмоционально. Музыкант, опустив голову, чтобы не видели лица, медленно подходил к ним.

— Ты соображаешь, что ты делаешь, поэтесса? У тебя хоть что-то осталось в голове, чтобы думать? Ты слышала, что люди иногда думают? Так и ты, дура, научись у них хотя бы этому! Если Сандрони сказал тебе сделать это, то делай, делай, и можешь даже ничего не думать, а вот за секунду до этого все же подумай: «это сказал Сандрони!»...

Бэтти заплакала, спрятав лицо в ладонях.

— Что ты ноешь! Ты думаешь, это решение вопроса? Да нам плевать на твой санскрит. И на этих всех бритых придурков. Посмотри на меня. Посмотри на меня! Я похож на бритого придурка? Нет, ты ответь, — я похож на бритого придурка?

Бэтти подняла глаза и сказала ему в лицо:

— Нет, не похож. Ты лысый, неполноценный урод. А возможно, и сексуально озабоченный параноик. Ну, что смотришь? Не видел женщину? В это я могу поверить.

Макаронник с размаху ударил ее по лицу, и Бэтти чуть не упала. Музыкант подскочил к святому великомученику:

— Сэр-синьор, вы не слишком учтивы с дамой.

Лысый семинарист злобно уставился на неизвестно откуда появившегося денди, такого же, кстати, бритого:

— Слушай, лысый! Вали мимо и забудь, что видел. А то проглотишь свою серьгу. Я доступно сказал?

— Да, в общем, доступно, — Музыкант прямым ударом въехал семинаристу в лоб, и тот, пролетев пару метров, упал на спину. Из кармана вывалился мелкокалиберный «Магнум».

Бэтти вцепилась в руку Музыканта:

— Что вы наделали? Они убьют вас!

— Кто? Эти? — он посмотрел на лысого, лежащего без признаков жизни. Подошел, потрогал пульс.

— Ему было еще недостаточно. За такие слова отправляют в реанимацию, а этот через двадцать минут поскачет, как кузнечик.

Бэтти быстрым шагом подошла к макароннику и, подняв его револьвер, положила себе в сумку.

— Вы уверены, что это правильное решение? — спросил Музыкант.

— Я уверена, что другого решения нет. Это люди Сицилии и якудзы. И мой санскрит им оказался совсем не нужен.

— Но конференция через двадцать минут. Неужели вы не пойдете? Я пришел ради вас.

Бэтти посмотрела на Музыканта, как на ненормального:

— Какая конференция? Это сходка! И первым делом мне приказали переспать с боссом, по-другому не скажешь, который меня пожелал. Я все это поняла час назад.

Макаронник застонал.

— Пошли, быстро, — сказал Музыкант, и, взяв Бэтти за руку, повел в сторону, откуда он приехал на такси. — Ваши документы целы?

— Они все у меня в сумке.

— Это хорошо, — он махнул рукой, тормозя такси. — Район Касумигасэки, улица Мотахаси.

И опять помчалась машинка такси по непроходимому Токио. Через минут сорок они приехали в знакомую Музыканту закусочную. Присели в дальний угол помещения. Кроме них, в заведении в это время не было никого. Бэтти упала в плетеное кресло, а Музыкант, дав знак официанту, задвинул бамбуковую ширму. Приятная прохлада, тишина и покой расслабили специалистку по санскриту.

— Рассказывайте, — сказал Контрабасист и закурил свою длинную сигарету, положив пачку на стол.

— А нечего рассказывать. В Интернете было объявление: требуется специалист. Поехала, прошла тесты. Очевидно, как я теперь понимаю, визуальные. Прочитали лекцию о перспективе буддизма. Но я сама адепт, мне это было не нужно. Сказали, что рады мне предложить место переводчика по санскриту. Пока. А там видно будет. Очень обнадежили. Прислали по почте билеты. Еще сказали, что в Токио встретят. Встретили. Вот краткое содержание первой серии. Вторая была значительно короче. Есть там один такой — Сандрони. Лысый и в красном халате с иероглифом на спине. Поговорил со мной пару минут. Санскрита, естественно, не знает. Осмотрел с ног до головы. И сказал, что желает взять меня к себе в качестве ассистента. Ассистента в чем? А просто ассистента. И предложил, да нет, — приказал пройти к нему в комнату. Я сказала, что схожу в туалет, и выскочила на улицу. Ну, остальное вы видели.

— М-да, конференция оказалась довольно любопытная. А народу много собралось?

— Ну, человек двести было. Много женщин. Мне это знакомо. Это не буддизм. Это, я бы сказала, избирательно направленный сомнамбулизм. Под буддистским прикрытием и символикой. Подавление эгодо полного нуля. Из просто чувствительных людей они делают сомнамбул — существ с абсолютной внушаемостью. И вот это — действительно нечто новое в технике переориентировки сознания, а точнее — дрессировки людей. Возможно, что-то распыляют в воздухе, не исключаю. Ну, и делай, что хочешь, с адептом. Те отдают имущество, то есть дарят. Перечисляют все деньги со счетов. Знакомо, правда? «Звезды в себе» — такое имя у секты. А Сандрони — Сын Будды. Самопровозглашенный. Это редкое ответвление, основанное здесь, в Токио. Так сказать, мазохизм в буддийских тонах. Адептов предостаточно. Не знаю, что они во мне заметили. Скорее всего, славянскую составляющую.

Бэтти вытащила сигарету и, прикурив, выпустила кольцо дыма, поплывшее медленно вверх и в сторону.

— Тебе нельзя возвращаться в гостиницу, — сказал Музыкант, переходя на «ты» и уточнив у дамы возможность этого перехода. Та согласно кивнула. — Эти головорезы, особенно тот тощий макаронник, подобного не прощают. Я знаю психологию таких людей, она во всех странах одинакова.

Официант принес две порции теплой водки и жареную рыбу, усыпанную моллюсками и маринованными водорослями. Не слишком специфическое блюдо. Для европейцев. Музыкант взял деревянный стаканчик и протянул Бэтти. Та взяла. Он протянул к ней свой, коснулся и проговорил:

— Сними стресс, красавица. Погляди на эту рыбу. У нее, наверное, тоже были свои заботы. Где они сейчас? А она-то здесь. Улетишь к себе домой и забудешь все, как страшный сон. Я тебя провожу в аэропорт. О'кей? — он выпил водку, которая пахла соломой. Бэтти выпила следом за ним и стала палочками брать жареных моллюсков.

— Я надеюсь, ты в номере ничего ценного не оставила?

— Да так, одни мелочи. Кофта, белье. Немного косметики. Пара книг.

— Ну, твое белье лысому дистрофику, может, и пригодится. Возможно, им ты и откупишься. Такое бывает. Особенно у агрессивных недоумков. Поедешь ко мне? — предложил он. — В гости к олеандровым муравьедам. Я остановился в хорошей гостинице. Тебе понравится. А вечерним рейсом полетишь домой. Я провожу.

— С тобой, Коля, хоть к муравьедам, хоть к австралийским аборигенам.

— Ну и прекрасно. А если хочешь, снимешь номер, и погуляем пару дней по Токио.

Они принялись за хорошо прожаренную рыбу, ловко орудуя палочками, которые уже освоили.

— Ты мне расскажешь про свои убойные ножи? Я уже не боюсь.

— Нет, дорогая, все равно не нужно. Лучше ты расскажи о своей косметике.

— А что косметика? Нет в ней никакого смысла. И говорить не стоит. Тем более, что многие ведущие фирмы добавляют в нее кокаин. Да-да! Кокаин! Пускай лысый и кокаин себе заберет. Он его, наверное, в креме сразу прочувствует. Любит быть большим и сильным. А без зелья он маленький и дохлый. Вот в этом-то плане сила любви неистребима.

— Макаронник на кокаине?..

— Да, я случайно слышала разговор. И Сандрони вроде бы употребляет. Говорит — для экстатического перевоплощения.

— Интересные религиозные разновидности. Духовный мир не терпит пустоты. Я это слышал, а теперь увидел. Вероисповедание с «Магнумом» в кармане. Любит лысый, наверное, пульки пускать. На них надеется. Не понимает, что бьет дух, а не какой-то там «Магнум». Ни одна пуля просто так к цели не полетит. Как палач не приведет в исполнение смертный приговор, не прочитав историю жизни смертника. Он должен знать, что будет проводником смерти справедливо. Так же и пуля. Мишень — это совсем не то. Это мертвая материя. А вот пустить пулю, одухотворенное в ствольной камере существо, — одухотворенное стрелком, чья часть духа вселяется в нее и с ней улетает навсегда; пустить пулю в живого человека, в общем-то, сотворившего ее своим разумом; пустить пулю в ее родителя, можно и так сказать, — это уже не мишень, а вопрос жизни и смерти, решение которого, Бэтти, не в нашей компетенции, и даже не в компетенции самой пули.

— Ты говоришь, как настоящий Стрелок. Но твои пули когда-нибудь уносили часть твоей души?

— Да, Бэтти. Уносили. Это тяжелое чувство.

— Я бы, наверное, не смогла их выпустить в человека. Хотя по мишеням бы постреляла.

— Никто не знает, кто в нем сидит. «Смогла — не смогла» — вопрос, решаемый в последнюю секунду.

— Ну, сицилиец, или кто он там, наверное, так не считает.

— А как он считает, не имеет никакого значения. Это выясняется только в момент реального действия. Ты должна понимать, о чем я говорю.

— Да, в общем, понимаю. — Она помолчала. — Прочитать тебе стихотворение? Оно немного касается этой темы.

— Ты и правда поэтесса?

— Нет, я не знаю, почему он меня так назвал. Я не поэтесса. А просто записала то, что однажды почувствовала. Это даже не в рифму.

— Давай, Бэтти. Стихи есть квинтэссенция духа.

«Стихотворение Бэтти Тейлор»

Как велика ясность и сила сравнения

И только в поле величин этих мы существуем

Счастлив (если есть такой) кто отбросил сравнения

Ведь это и есть трехголовая гидра

Это и есть змей о трех головах

Сколько мерзости и крови прольется только

из-за завистливой силы сравнения

И как счастливо хватаются за крошечную

соломину сравнительно меньшего,

но в сравнении с другими все же большего

Но в сравнении с чем может быть пуля

прошедшая рядом? И говорящая

о себе все оставшееся время

В сравнении с чем ты можешь то,

что сидит в тебе? Есть ли у тебя

это сравнение?

Музыкант задумчиво глядел на буддистку-стенографистку.

— Тебе нравится? — спросила Бэтти.

— Нравится. Это написала ты? Поразительно. Обычно женщины так не мыслят.

— А я и не мыслила. Но это было давно.

— Ты знаешь, и я баловался такими штучками. Тоже это было очень давно.

— Коля, милый, прочти!

— Я-то прочту, но сильно подозреваю, что бред и покажется бредом.

— Нет-нет! Я уверена, ты ошибаешься!

— Ладно, мне не жалко, но предупреждение я сделал.

«Стихотворение Музыканта-Стрелка» № 1

К линейности несем накопленную ношу

Чей выполнен заказ с таким потенциалом?

Я знаю, он придет, зеркальный заоконщик

Я знаю, он придет на наше рандеву

Теряя — не терять: искусство или похоть?

Они близки: они две стороны кристалла

И в тот последний миг линейности

отточенной, хотя они близки — я выберу одну.

Музыкант замолчал. Побарабанил пальцами по столу и стал глядеть в потолок.

— Ты прав, Коля. Стихи не от мира сего. Ты, оказывается, глубоко религиозный человек. А ведь не скажешь так сразу.

— Я религиозный? Поверь, ты ошибаешься.

— Да нет, я не ошибаюсь. Трансцендентно прочувствованный текст. Великолепно. А еще есть что-нибудь?

— Есть, Бэтти. Мне нравится твой черный юмор.

— Так прочти.

— Я прочту, но больше не проси. У меня свой стиль, и я его долго выдерживать не в состоянии.

«Стихотворение Музыканта-Стрелка» №2

Из длительности жму остатки оснований

Лишь дальностью ума понятен тайный ход

В своем сопоставлении — аритмика желаний

Вот корень основной — и длительности род.

Музыкант немного злорадно глядел на Бэтти:

— Ну, как стишок? — Бэтти молчала.

— Чего молчишь?

— Коля, тебе нужно принять буддийское вероисповедание. Твои стихи стоит перевести на санскрит.

— Любопытная идея десантирования русской семантики...

В закусочную вошли еще два человека. Фигура одного показалась Музыканту странно знакомой. Он непроизвольно отодвинул бамбуковую штору и увидел перед собой ушастого параноика, избегающего спагетти. А с ним — гориллообразного китайца. Оба были в длинных плащах. Нос ушастого распух и почти удвоился в размере. Пауза опознавания длилась секунды две и была наполнена электризующей энергетикой предстоящего прямого действия. Музыкант успел сказать итальянцу:

— Будет время — почитай Бобергауза.

В ответ параноик выхватил из-под плаща израильский «Узи» и, бешено глядя на сладкую парочку, дал очередь прямо от входа в заведение. В помещении никого не было, кроме Музыканта, Бэтти и официанта. При скорострельности этого оружия 900 выстрелов в минуту весь залп занял секунды три. Пули изрешетили стену, побили посуду, но ни одна не влетела за бамбуковый занавес. Китаец выхватил длинный метательный нож и с воплем метнул его в Музыканта. Стальное лезвие вонзилось в деревянную стену рядом с его головой. Сицилийский живодер вытащил второй магазин и стал вставлять его в автомат. Китаец выхватил сразу два ножа — левой и правой рукой, — и, заведя их за спину, заорал наводящее на цель заклинание «Йааа!!!».

«Бах! Бах! Бах! Бах! Бах! Бах!» — прозвучало шесть выстрелов у самого уха Музыканта. Стреляла Бэтти из «Магнума». Стреляла стоя и держа револьвер двумя руками. Мафиози не ожидали такого апофеоза их оперного выступления. Две пули попали в лицо макароннику, и он упал, дрыгнув худыми ногами. Автомат отлетел в сторону. Остальные четыре получил дружелюбный китаец. Лицо его осталось цело, но все пули попали в грудь и живот. Он упал на бок и тяжело стонал. Вот тебе и маленький калибр. Скорее всего, пули были подрезаны.

— Уходим, — быстро проговорил Музыкант. Он оставил деньги на столе (за рыбу и сакэ) и они быстро покинули заведение. Бледный официант не сказал им ни слова. Выскочив за угол, прошли, не очень торопясь, квартал, свернули на соседнюю улицу, дошли до следующего. Музыкант остановил проезжавшее такси. Сели: «Нам до ближайшего супермаркета». Там была станция метро.

И только в подземелье обоих стала бить нервная дрожь. Но недолго. Несколько секунд. Хотя Бэтти, конечно, подольше.

— Ну, что я тебе говорил о разумности пуль? — спросил Музыкант у буддистки-стенографистки-снайперши, выпив изрядную порцию сакэ и жуя маринованного лангуста, политого горячим соусом с рыбными фрикадельками. Они сидели в китайском ресторане недалеко от отеля «Тацуно». Все это было на достаточном отдалении от злосчастной закусочной, и ее теперь стоило лишь забыть, тем более что там, скорее всего, собралась вся полиция района. Музыкант уже успокоился, но выстрелы короткоствольного «Магнума» еще гремели в ушах.

— Разум глазу не виден. Я тебе еще до практического эксперимента говорил об этом. Пули выпускает не человек. Это всеобщее заблуждение. Но, правда, есть случаи, когда их выпускает Сатана. Это уже посерьезней. Да только тот дружище тоже не так прост. И даром ничьи пули направлять не будет. Ему от этого только напряжение и никакого удовольствия. А плата за его помощь — нерентабельна. Ну, а божьи пули видят только божью цель. А эта цель нами не постижима. Представители структурализма, — есть такая неопределенная полувера, — возможно, будут со мной не согласны, и это, кстати, не совсем по твоим конфессионным взглядам. Но веры разные, а Господь один. Так что верь — мне.

— А я тебе верю.

— Где «Магнум»?

— У меня в сумке.

— Подай сумку, — Бэтти безропотно протянула ему сумочку. Музыкант залез в нее, держа на коленях, — они за столиком были одни, — и вытащил из барабана револьвера шесть гильз; зажал их в руке и ссыпал в карман пиджака. Потом закрыл сумку и вернул хозяйке:

— Оружие пусть будет у тебя. Как видишь, иногда это полезная в хозяйстве вещь. Но! Иди в туалет и вымой хорошо руки. И... минуточку, — он подозвал официанта и спросил, нет ли у того какого-нибудь растворителя или средства от пятен. Капнул-де соус на дорогой костюм. Тот предложил пройти в туалетные комнаты. Бэтти пошла, Музыкант двинулся следом, прихватив питоновую барсетку. У входа в заведение для лиц мужского пола официант вручил Музыканту бутылочку с надписью на английском языке "Ацетон. Яд ".

«Сер, вы поаккуратней. Возьмите ватный тампон!» — «Спасибо». — «И хорошо потом вымойте руки!» — «Обязательно». — «Я уверяю вас, ваш „карден“ не пострадает». — «Спасибо, я рад за него». — «Бутылочку оставьте на полке для бумажных полотенец». — «Там она и будет. Благодарю вас».

Официант отошел, а Музыкант завел Бэтти в мужской туалет и хорошо протер ей обе руки ацетоном. «А теперь мой с мылом, да получше!» — Она сделала все, что он говорил. — «Вот теперь прекрасно!»

Они вернулись за стол и продолжили растянувшийся на весь Токио завтрак.

— Я надеюсь, там не было видеокамер. А если были — у них такое убийственное качество изображения, что узнать нельзя никого. Если вообще там видеомагнитофоны пишут с них картинку. В чем сомневаюсь. Эти народные кормильцы экономят на всем. Иногда даже вешают игрушечные, но на самом видном месте. И еще. Мы тут говорили по-русски. Но для японца что русский, что румынский, что цыганский — все одна муть. И помни: этого ничего не было.

Они расплатились и пошли пешком. Проходя через небольшой переулок, Музыкант выбросил в мусорный бак гильзы, протерев их предварительно платком.

Славянская составляющая в «Восточном Синдикате» оказалась не столь мала, как могло показаться на первый взгляд. Это выяснилось после первой же конфиденциальной информации, полученной оттуда. Русскоязычные наемники обоих полов, — но более всего, конечно, женского, — хоть и не имели никакого официального статуса в иерархии гигантского международного картеля, но давили своим присутствием и явно или неявно влияли на принятие различных решений. Влияли своими, славянскими способами, а именно: совращением, развращением и сексуальным завуалированным шантажом, с одной стороны. С другой же — практиковались повальные пьянки и обучение уходу в запой со всеми его прелестями и разновидностями восприятия различных психоделических состояний, несопоставимых с примитивным гашишем и его аналогами. Ислам сопротивлялся. Но вяло. А так как всего этого вроде как бы и не было, ситуация латентности только способствовала ментальной атаке полуевропейских специалистов от электроники, этилового спирта и русской кама-сутры. Естественно, все это облегчало работу специалиста по суггестивной индукции.

Благодаря схеме, разработанной Философом, Анжелу не ликвидировали (в чем не было ни малейшего сомнения). Он дал ей настоящие номера счетов, — но в этот же день заблокированные по причине спорного изменения процентной ставки, проблем с налоговой полицией, перерегистрации оффшорных зон под другие протектораты и еще ряда причин, не составляющих, в принципе, особых проблем, но требующих времени. Все это оперативно делалось людьми Бизона, но главное — все счета были открыты на Сиамскую Лелю. Нокаут. Крокодилы остались на диете. Скармливать им носителя таких счетов нерентабельно даже для нефтедолларовых бородачей. Ситуация зависла и стала затухать во времени.

Завербованная Волком славянская красавица исламской ориентации была полностью подавлена его волей. Но внешне это на ней не сказалось никак. Наоборот, она выглядела, как цветущая роза из цветника султана. Ибо воля всякого человека находится под давлением великого множества причин. Теперь же для Лели-Анжелы все они отпали. Остался один Философ. В этом — прелесть духовного рабства и единобожия.

Анжела долго и подробно докладывала Волку об отношениях внутри громадной корпорации, по количеству людей в несколько раз превосходящей «Славянский Триумвират». Ее болтовня, в принципе, многого стоила, так как описывала эмоциональные события, а аффект всегда первичен, эффект же — вторичен. Всю наиболее важную информацию, бывшую в ее распоряжении, Философ получил от нее давно и ушел уже далеко вперед. Основные разведданные он снимал с секретных сайтов, постоянно изменяемые коды к которым ему доставала Анжела. О ее встречах с Волком не знал никто. В противном случае была гарантирована смерть с пытками. Такие вопросы решались в синдикате сурово и традиционно.

Версия отхода с места их первой встречи была разработана Философом в виде шахматной заготовки задолго до самих событий, последовательность которых он вполне легко просчитал и спрогнозировал, — это было несложно. Согласно новому варианту событий в элитном кафе, все происходило так: Леля всаживает в него пять пуль, но на нем бронежилет, который, возможно, и спасает, но от травм не уберегает. В момент потери Волком сознания она скрывается, унося диктофон, на который предварительно был записан новый вариант диалога и с новой информацией. Да и как она могла знать, жив он или мертв? Не добивать же стулом по голове, если в пистолете пустой магазин?..

Все разыгралось довольно убедительно, тем более что большая часть всего этого — правда. Прибывшие по вызову спецагентки люди «Восточного Синдиката» собрали гильзы, подобрали пули, расплющенные о бронежилет, и увезли Анжелу. Допрашивали ее недолго, естественно — без пристрастия. Врать она умела, да и начальник разведки помог. Но все равно, судьбу решили деньги. Ожидавший ее яд в бутылке с шампанским, — любимого Лелиного сорта, — положили в холодильник до иных времен. Имам знал: пообщавшегося с Философом необходимо уничтожить, чтобы тот не внедрил через посредника духовный вирус в среду верхушки синдиката. Но, поразмыслив, имам решил, что в данном случае можно сделать исключение. Женщина, она бездуховна по своей сути, а чтобы что-то передать, надобно это принять. Но Философ ничего не внедрял, он прибыл лично. И Анжела продолжила свою ненавязчивую работу в кабинетах синдиката.

Однако теперь жизнь стильной блондинки, перекодированная философом крайнего толка, обрела новые стимулы, смысл и ориентиры. Жесткий кокон навязанного сомнамбулизма приковал ее к опытному кукловоду. Она же от этого была только счастлива. В принципе, Анжела занималась тем же, чем и раньше. Леля была агентом внутренней контрразведки синдиката. Но только теперь уже — и агентом разведки Философового разведывательного управления. Несложная метаморфоза пошла ей явно на пользу. Очевидно, такая рождена быть двойным агентом. Но главное, что изменилось в душе Анжелы, — она получала почти физическое удовольствие, работая творчески и из любви к искусству. Настолько ее хватательные императивы были перестроены шоковой гипнотерапией любителя пообщаться с необщительными.