Сиреневые ивы

Возовиков Владимир & Крохмалюк Владимир
Сиреневые ивы

      Владимир Возовиков, Владимир Крохмалюк
      Сиреневые ивы
      Книга о ратной доблести, о верности воинскому долгу, о риске и смелости, рождающих подвиг в дни войны и в дни мира. Среди героев книги - "сестра Маресьева" механик-водитель танка Лагунова, перенесшая тяжелое ранение, но не ушедшая из армии; комсорг дивизиона Борисов, вставший вместе со своими товарищами против лавины "тигров"; офицер связи 5-го гвардейского механизированного Зимовниковского корпуса лейтенант Овчарен ко, ведущий свой "репортаж" из самого пекла боев с фашистами.
      В сложных условиях учений, полетов и походов, в критических ситуациях, возникающих при выполнении боевых заданий, раскрывают характеры наследники славы фронтовиков - современные защитники Родины: летчики Козловский и Трофимов, пограничники заставы имени Героя Советского Союза Олешева и многие-многие другие, о чьих судьбах поведала книга.
      Для массового читателя. Владимир Возовиков, Владимир Крохмалюк. В захваченном танке
      Командир батальона прервал доклад младшего лейтенанта Агеева на полуслове, протягивая руку, озабоченно заговорил:
      - Слушай внимательно, Николай...
      Не столько даже по озабоченному тону командира, сколько по этому доверительному "Николай" Агеев догадался, что дело его экипажу предстоит не совсем обычное.
      Командир между тем достал карту и, переходя на Официальный тон, резко и хмуро заговорил:
      - На переднем крае неблагополучно. Судя по имеющимся данным, на стыке наших частей прорвались танки и мотопехота противника, они углубляются в наше расположение, может быть, обеспечивая ввод в бой крупных сил фашистов. Точное местонахождение прорвавшейся группы не установлено, поскольку здесь нет сплошного фронта наших войск. Искать их следует в этом районе. - Комбат обвел на карте неровный овал. Задача вашего экипажа... - он остро посмотрел в глаза молодого офицера - ...состоит в следующем: выйти на берег реки, вот сюда, - указал точку на карте, - и занять позицию напротив моста, в лозняке. Себя не обнаруживать. При появлении противника задержать его огнем на подходе к мосту, при необходимости - мост разбить. - Снова глянул в глаза Агеева, успокаивающе сказал: - Мост деревянный, хватит одного осколочно-фугасного снаряда. Связь со мной держать по радио. Ну... а главное - как обстановка покажет. - Улыбнулся. - Ты, Коля, умеешь действовать по обстановке, знаю. Только связь со мной старайся держать, пока возможно. - Наклонился к Агееву, совсем тихо сказал: Нам приказано занять оборону вот здесь, - скользнул пальцем по опушке леса. - Если придется отходить, имей в виду...
      - Ясно, товарищ капитан. - Агеев приложил руку к шлемофону, готовясь идти, но комбат снова сухо приказал:
      - Повторите.
      Выслушав, кивнул, протянул руку - теперь уже на прощание:
      - Будьте осмотрительны. Ни пуха, Николай Иванович...
      Через несколько минут, нарушив настороженную тишину ревом мотора, тридцатьчетверка пропала за деревьями.
      При подходе к реке еще издали разглядели взорванный мост. Кто его разрушил? Свои или чужие? Как бы там ни было, устраивать засаду вблизи моста теперь не имело смысла. Противоположный берег открыт, он выглядел пустынным. Агеев доложил обстановку по радио комбату, тот ответил!
      - Попробуйте переправиться через реку. Если удастся, двигайтесь в направлении шоссе. Действуйте осторожнее, обо всем замеченном докладывайте немедленно.
      Брод искали недолго - вода сама указала мелководный речной перекат недалеко от моста. На всякий случай Агеев первым перешел реку вброд, держа наготове автомат и гранаты. Товарищи в любой миг готовы были прикрыть его огнем из танка. Песчаное дно не сулило ловушек, глубина - по пояс. Когда вслед за командиром переправился танк с экипажем, снова вошли в связь, доложили о найденном броде,
      - Действуйте, - повторил комбат. - А за брод спасибо.
      Прорезав рубчатой колеей нетронутый зеленый луг, танк снова вышел на полевую дорогу, на полной скорости устремился через открытое пространство к ближайшей возвышенности. У гребня ее остановились так, чтобы она полностью скрывала танк, и лишь командир мог видеть из верхнего люка башни, что творится впереди. Опытный водитель старшина Румянцев дело свое знал превосходно, ему не приходилось поминутно подсказывать.
      Вдали, среди рощиц, Агеев разглядел небольшую деревню, она казалась вымершей. Приближались к ней осторожно, в бинокль все отчетливее различались полуразрушенные пустые дома. У околицы Румянцев резко затормозил и дал задний ход - словно экипаж заметил опасность и спешит отойти. В таких случаях засада - если она существует - обычно поддается на уловку и обнаруживает себя огнем. Деревня молчала. И все же обошли ее стороной, стараясь прикрыть борт танка со стороны деревни где бугром, где плетнем, где кустом или деревьями. И только у противоположной окраины, убедившись, что немцев в разбитом селении нет, Агеев доложил об этом командиру.
      - Следуйте в направлении шоссейной дороги, - повторил тот свое прежнее распоряжение.
      Двигались стремительными бросками от укрытия к укрытию, тщательно рассматривали каждое подозрительное пятнышко впереди. Пересеченная местность, густой кустарник и перелески затрудняли танкистам обзор, но они же помогали скрытному движению танка. Через несколько километров столкнулись с немецким бронетранспортером. Танкисты первыми заметили противника, замедлили ход, изготовились к бою. То ли кустарник помешал врагам рассмотреть танк, то ли они приняли его за свою машину, только бронетранспортер уверенно подошел почти вплотную.
      В перископ Агеев видел, как вдруг помертвело лицо фашистского водителя, Как лихорадочно заработали его руки - он дал полный ход назад, пытаясь развернуть тяжелую машину.
      - Бить из пулеметов! - скомандовал Агеев. - Румянцев, вперед на полном!
      Танк на большой скорости ударил в борт полуразвернутой вражеской машины, опрокинул ее, вздыбился, подминая под гусеницы. Скрежет стали, короткие крики - и все было кончено. Даже пулеметы не пришлось пускать в дело.
      - Осмотреть, собрать документы - быстро!..
      По документам убитых установили номер вражеской части, донесли о случившемся по радио.
      К шоссе выскочили внезапно. В первую минуту оно показалось пустынным. Агеев приказал остановиться у обочины; открыв люк, высунулся, чтобы получше осмотреться. По броне с визгом стеганули пули, Агеев упал на сиденье, крикнул:
      - Заводи, задний ход!..
      Но было поздно. Может быть, радист уничтоженного бронетранспортера (по всей вероятности, высланного в дозор) успел сообщить о встрече с советским танком и враг специально устроил засаду возле шоссе? Несколько снарядов почти одновременно ударили в броню. Оглохший от грохота, Агеев командовал во весь голос:
      - Батарея, слева осколочным...
      Наводчик не подавал признаков жизни. Агеев наклонился к нему и понял, что тот убит. Сам схватился за электрический привод башни, но мотор лишь надсадно выл - башню заклинило, и развернуть орудие в сторону вражеской батареи не удавалось. Новые и новые снаряды, посланные с близкого расстояния, молотили по броне. Заработавший было мотор заглох. Румянцев давил на стартер, но все попытки завести машину не удавались, Из-за моторной перегородки пополз едкий дым, потом пробилось пламя. Если огонь доберется до топливных баков, машина мгновенно превратится в пылающий факел.
      - Танк покинуть всем! - приказал Агеев. - Выбираться через десантный люк.
      В дымном мраке, задыхаясь, расхватали гранаты и автоматные диски, один за другим выбрались из танка. Фашисты продолжали стрельбу по советской машине и не заметили, как танкисты ускользнули в близкий кустарник. На минуту задержались, прощаясь с погибшим товарищем и своим стальным домом-крепостью, в котором столько дней жили и сражались бок о бок и который стал теперь огненной могилой для одного из них. Боль и досада переполняли Агеева. В случившемся он винил одного себя - неосторожно вышел к шоссе, проглядел врага. Уходя, успел донести по радио о засаде и о том, что танк подбит. Но получил ли комбат его весть. Ответа Агеев не услышал...
      На их глазах танк взорвался...
      Уходили в ближний лес, растянувшись цепочкой, с изготовленным к бою оружием. Враги не преследовали - вероятно, они решили, что советский экипаж погиб при взрыве танка.
      Вечерело. Низкое солнце окрашивало тучи зловещим багровым светом, тревожно шелестели плакучие березы, даже голоса лесных птиц отдавали болезненной тревогой. Тени, сгущаясь и разрастаясь, постепенно переходили в сумерки, и вот уже кусты, коряги, пни, внезапно выступая из темноты, то и дело заставляли настороженных танкистов замирать. Где-то далеко вспыхивали осветительные ракеты, в ночном небе надрывно выл самолет.
      Когда в глубине леса Агеев остановил танкистов, Румянцев осторожно спросил:
      - Что дальше, товарищ младший лейтенант?
      - Надо пробиваться к своим. Пойдем через лес, заодно по возможности будем вести разведку. Думаю, к утру придем в расположение батальона, если он, конечно, не переместится.
      Долго шли в лесной темени. Небо очистилось, в прогалах крон блестели звезды, по ним и ориентировался Агеев, мысленно представляя карту местности. По его расчетам, этот лес уже должен был кончаться, когда старшина, вышедший на лесную дорогу, негромко окликнул его. Агеев приблизился и различил колею.
      - "Тигры", - негромко сказал старшина и, ощупав отпечатки траков, добавил: - Похоже, недавно прошли.
      - Интересно, куда они направились? - спросил заряжающий.
      - А ты их спроси об этом, - усмехнулся старшина. - Товарищ младший лейтенант, наверное, не худо бы пройти по следу?
      - Не худо, - согласился Агеев, - Вряд ли мы их догоним, но за лесом направление можно будет определить. Скоро рассвет, линия нашей обороны уже недалеко.
      Шли через заросли, стараясь не терять дорогу из вида. Идти по самой дороге было опасно, танкисты скоро в этом убедились: по следам танков прошло несколько автомашин. Направление движения гитлеровцев все больше убеждало Агеева, что колонны направляются в тот самый район, куда приказано выдвинуться батальону и куда Агеев вел свой экипаж. Когда враг начнет наступление? Вряд ли ночью. Скорее всего, с рассветом. Успеть бы предупредить своих о появлении тяжелых фашистских танков на этом участке, а торопиться опасно: можно напороться на засаду или немецких часовых, охраняющих расположение своих войск. Знать бы, где оно, это расположение...
      Медленно светало. Танкисты пошли быстрее, усилив внимание. Ощущение близости врага снимало усталость от ночного перехода, исцарапанные в ночном лесу лицо и руки не чувствовали 'боли, вот только глаза резало от долгого напряжения.
      Лес внезапно кончился, впереди лишь негустые заросли кустарника. Агеев, шедший первым, замер. Прямо перед ним, среди кустов акации, мелкорослых берез и осинок, вытянувшись длинной колонной, стояли темные угловатые танки. В сумерках он различал даже белые кресты на броне, и профессиональный глазомер как бы сам собой, помимо воли, подсказал ему, что до танков не более пятидесяти метров. Он рукой подал знак товарищам: "Ложись!"
      Механик-водитель и заряжающий осторожно подползли. Несколько минут лежали молча, привыкая к соседству врагов, оценивая обстановку и свое положение. В такой близости они до сих пор видели только разбитые и сожженные немецкие машины. До слуха доносилась отрывистая чужая речь, побрякивали котелки - вражеские танкисты, вероятно, собирались к раннему завтраку или уже завтракают. Значит, готовятся к маршу. А может быть, к наступлению? Агеев видел одного из врагов; растянувшись на корме ближней машины, он тихо пиликал на губной гармошке вальс.
      - Блаженствуют, гады, - прошептал Румянцев. - Эх, будь с нами тридцатьчетверочка, накормили бы их и повеселили за милую душу.
      В лесном утреннем воздухе запах горячего варева разносится далеко, и, несмотря на близость смертельной опасности, Агеев почувствовал голод, проглотил слюну. Со вчерашнего полдня танкисты не держали ни крошки во рту. Покидая горящую машину, они даже не вспомнили про сухари и консервы, захватили только оружие.
      Внезапная мысль осенила Агеева, тут же отогнал ее - настолько нереальной, почти безумной показалась она в первое мгновение. Но в следующее снова вернулся к этой мысли и оценивал пришедшую идею холодно, трезво.
      Враги заняты завтраком, ведут себя довольно беспечно, и захватить танк, пожалуй, удастся. Но что дальше? Удастся ли завести двигатель, стронуть машину с места? И как поведут себя фашисты? Растеряются, или, не тратя и секунды, возьмут смельчаков в оборот? Нет, не стоит. Надо поживей убираться и спешить к своим, благо сплошного фронта впереди нет...
      Но ведь какой-то процент успеха все же есть! Агеев не раз забирался в трофейные немецкие танки, знаком с их устройством. Знакомы с ним и механик-водитель, и заряжающий. Может, все-таки попытаться?.. "Что значит "попытаться"!? Второй-то попытки уже не будет. Сами залезем в ловушку..."
      Но если выйдет - какой тарарам можно устроить врагу! Пожалуй, они втроем сорвут его атаку. Если не сорвут, то, во всяком случае, оттянут ее, привлекут внимание своих. А это сейчас - неоценимая для них услуга.
      Кто не рискует, тот не побеждает...
      - Слушайте, парни: мы действительно можем и развеселить фашистов, и накормить, и обогреть...
      Агеев коротко изложил товарищам план захвата ближней к ним машины,
      - Огонь обеспечить я берусь, - сказал он. - Но все же главная фигура в этом деле - механик-водитель. Справишься, старшина?
      - Попробую, - ответил Румянцев. - Только надо бы захватить машину тихо. Потребуется время осмотреться в ней, чтобы потом не дать промашки. Тут, как говорится, работать надо без помарок.
      - Тогда начинаем...
      Завтрак был в разгаре. Большинство, оставив машины, собралось в голове колонны, где стояла кухня и раздавали пищу. Этим и воспользовались смельчаки - через несколько минут они уже находились у замыкающего "тигра".
      Готовились бесшумно убрать вражеских танкистов, дежуривших в машине, но, к удивлению Агеева, первым вскочившего на броню и заглянувшего в открытый люк, в танке никого не было. Бдительность у немцев оказалась не на высоте. Впрочем, кто мог ждать нападения на целую колонну танков, стоявших среди своих войск. В боевом отделении Агеев зажег спичку, при свете ее нашел тумблер внутреннего освещения, включил свет. Старшина Румянцев возился в отделении управления, пробовал рычаги и педали. Осваивался на своем месте и заряжающий.
      Снаружи послышалась какая-то команда, голоса немецких танкистов поутихли - похоже, экипажи начали расходиться по машинам.
      - Готовы? - спросил Агеев.
      - Я готов, - отозвался Румянцев. - Но если кончится топливо в баке, как переключиться на другой, я не знаю.
      - Ничего, - успокоил Агеев, - Тут до своих недалеко.
      - И я готов. - Заряжающий держал в руках бронебойный снаряд, собираясь послать его в открытый казенник пушки. - Пулемет тоже в порядке, имей в виду, командир.
      - Может, подождем, пока они в машину залезут - пару языков прихватим, - предложил Румянцев. - Мы же разведчики.
      - Берем первого, - распорядился Агеев. - Потом сразу - люки наглухо, и - вперед!.. Заряжай пушку...
      Брать, однако, пришлось двоих, потому что командир и водитель "тигра" одновременно полезли на свои места. Обошлось без шума советские танкисты пустили в ход рукоятки пистолетов, и обмякшие тела врагов мешками свалились на днище танка.
      - Заводи!.. Вперед!..
      Агеев уже держал на прицеле стоящую напротив вражескую машину и в тот миг, когда взревел двигатель, нажал спуск. Что произошло с "тигром", по которому он выстрелил в упор, Агеев не видел - вспышка и дым от выстрела ослепили его, а Румянцев уже двинул захваченную машину вперед - только утренние сумерки вдруг распались от бешеного, мятущегося света. Агеев догадался, что пораженный танк вспыхнул мгновенно. Вероятно, снаряд разбил топливные баки.
      Румянцев вел танк вдоль колонны, Агеев торопливо ловил в прицел другие машины, бил в упор, и, хотя снова не видел результатов собственной работы, злое торжество охватывало его душу. Знал: ни один снаряд на таком расстоянии не пропадает зря. "Это вам за нашу тридцатьчетверку, это вам за Петю Круглова, оставшегося в ней", повторял он.
      Вначале фашисты опешили. Видимо, после первого выстрела они подумали, что один из их экипажей по неосторожности всадил снаряд в соседа, но когда "тигр" двинулся через кусты, расстреливая колонну, многие решили, что на них внезапной атакой обрушились советские танки. Началась паника, некоторые экипажи, бросив машины, во весь дух мчались к лесу, надеясь там найти спасение. Лишь немногие поспешили нырнуть в люки, стали разворачивать пушки, пытаясь встретить атакующих огнем. Враги пришли в себя, когда танк стал удаляться. Разглядев его, немцы начали соображать, что произошло.
      Сверкнули выстрелы, над уходящим "тигром" прошумели первые болванки. Вскоре огонь стал ураганным. Враги торопились, а лихорадочная пальба обыкновенно не приносит большой пользы, к тому же кусты и деревья мешали прицельной стрельбе, и лишь один снаряд срикошетил о броню башни. Оглянувшись, Агеев увидел над местом, где стояла вражеская колонна, огромный столб огня. Неподалеку занимался другой. Агеев знал, что отнюдь не каждый подбитый танк загорается, но в том, что два "тигра" уничтожены, не сомневался.
      Станут ли враги преследовать? Скорее всего, станут. Если за этим березняком и осинником начнется открытое поле, преследование опасно. Растерянность врагов теперь сменилась злостью, а пушки у "тигров" мощные, чего не скажешь о кормовой броне. Если даже издалека влепят сзади - конец. Обидно будет после того, как вырвались из самого звериного логова... Как там наши? Услышали пальбу во вражеском расположении, насторожила она их?..
      Агеев пробрался к механику-водителю, в самое ухо закричал:
      - Жми, Алексей, жми вовсю!.. Держи прямо на восход...
      Румянцев и без того выжимал из "тигра" все возможное. Однако тяжелая машина была неразворотливой и неуклюжей, на ней трудно маневрировать среди рытвин и деревьев. Танкисты уже набили себе шишки, хотя тяжелый танк не так-то просто встряхнуть на ухабах. Командир и заряжающий прощали Румянцеву все ушибы - он ухитрился ни разу не остановиться, не посадить машину в воронку или овраг, хотя вел "тигр" впервые в жизни. Только вспоминали родную тридцатьчетверочку - уж на той-то ушли бы от врага без лишних осложнении.
      За редколесьем открылось просторное поле, скорость машины возросла. Румянцев поминутно оглядывался, То ли погоня отстала, то ли враги вообще отказались преследовать их. Еще бы с полкилометра пройти полевой дорогой, и тогда уж наверняка не достанут.
      В зареве рассвета впереди вставал сизый лес, где должен был занимать позиции их танковый батальон. Конечно, могли отклониться ночью, и теперь перед ними не тот лес, но все равно каждый пройденный метр приближал к своим. Ну а если там передовые подразделения врага?.. Что ж, снова бой, не привыкать. Враги, конечно, узнают свой "тигр", подпустят спокойно, и надо этим воспользоваться - устроить им хорошую баньку. Тогда и прорваться будет проще. Главное, конечно, раздавить орудия, если они там есть...
      Полевая дорога повернула, двигались пашней. На рыхлой земле скорость снова упала, но за тыл Агеев теперь был спокоен.
      До леса оставалось уже менее километра, когда над башней танка провыл снаряд и позади вскинулся черный столб земли. Второй снаряд ударил впереди, и в груди Агеева похолодело: "В вилку взяли, следующий снаряд будет наш..."
      Заряжающий, что-то крича, распахнул люк и выскочил на верхнюю броню. "Куда он, сумасшедший?.." И вдруг Агеева осенило: "Это же наши бьют, наши!.."
      В следующий миг Агеев был снаружи. Заряжающий, стоя на броне, размахивал сорванной с себя нательной рубахой. Артиллеристы заметили сигнал, огонь прекратили. Чтобы окончательно успокоить их, Агеев нырнул в башню, поднял ствол танковой пушки и уж потом снова присоединился к заряжающему.
      В лесу танкистов окружили изумленные бойцы, начались расспросы, но Агеев, не отвечая, попросил доставить его вместе с пленными к старшему начальнику. К его радости, этим старшим начальником на участке обороны оказался их комбат. С радостью и удивлением встретил он разведчиков. Выслушав Агеева, попросил указать на карте расположение колонны фашистских танков, доложил по радио обстановку в штаб части, потом обратился к разведчикам:
      - Молодцы. Весь экипаж приказано представить к наградам. Засмеялся: - А мы тут гадали, что за шум у немцев. Из штаба спрашивают, кто послал рейдовую группу к фашистам в 'тыл, мы руками разводим, а оказывается, действительно наша работа. Теперь отдыхайте, вы ведь все равно пока "безлошадные". Пленных сами доставите в штаб.
      - Товарищ капитан, - заговорил Агеев. - Мы не "безлошадные" "тигр" вполне исправен. Мы его уже обкатали, снарядов достаточно. Только вот кресты закрасим да подзаправимся - и готовы в бой. А отдыхать будем по очереди в танке, пока в обороне стоим. Разрешите?
      - Ну что с вами делать, - улыбнулся комбат. - Занимайте свое место. А в обороне мы вряд ли застоимся.
      Через полчаса, позавтракав и дозаправив трофейную машину топливом, экипаж младшего лейтенанта Агеева занял указанную ему позицию на лесной опушке. Теперь в нем снова находилось четыре танкиста, так что экипаж был вполне боеспособен. Владимир Возовиков, Владимир Крохмалюк. Солдат верит в бессмертие
      - Я всегда с волнением прикасаюсь к фронтовым запискам,
      рассказывал наш собеседник генерал-майор Рязанский.
      Перебираешь пожелтевшие странички, и перед взором проходят
      давние события во всем их грозном величии. Сквозь дымку
      времени смотрят полузабытые лица боевых товарищей. Живых и
      павших. Каждый листок - память о чьей-то судьбе.
      Убеленный сединой, прошедший через горнила суровых
      испытаний, генерал показал несколько ученических тетрадей.
      Исписанные торопливым, неровным почерком страницы говорили,
      что автор записок работал не в тиши уютной квартиры, а в
      суровых условиях боевой обстановки.
      - Эти тетради, - продолжал генерал, - были отданы мне
      почти сорок лет тому назад. Вспоминается первое мая сорок
      пятого года. Разгар Берлинской операции. Весеннее солнце
      утопает в дыму жесточайшего сражения, разгоревшегося между
      пятым гвардейским механизированным Зимовниковским корпусом и
      пятидесятитысячной группировкой гитлеровцев. Фашисты бешено
      атакуют, стремясь прорвать фронт корпуса и уйти на запад.
      Бой идет в долине реки Ниплиц, между населенным пунктом
      Цаухвитц и городом Беелитц, что в тридцати пяти километрах к
      югу от Берлина.
      Корпус дерется на два фронта, так как ему одновременно
      приходится отражать удары частей двенадцатой армии
      гитлеровцев под командованием генерала Венка, вызванных на
      помощь окруженному гарнизону фашистской столицы.
      В критический час в район боевых действий корпуса прибыл
      командующий четвертой гвардейской танковой армией гвардии
      генерал-полковник Лелюшенко. Прибыл не один. С ним полк
      "катюш", самоходно-артиллерийская бригада и бригада
      армейских саперов. По просьбе командарма в воздух для
      поддержки зимовниковцев был поднят гвардейский штурмовой
      авиационный корпус-гвардии генерал-лейтенанта авиации
      Рязанова. Небо и земля стонали от непрерывного рева моторов,
      грохота артиллерии, треска очередей, заглушаемого гулкими
      разрывами фаустпатронов. Воздух поминутно полосовали.
      огненные трассы "катюш".
      Среди такой вот кутерьмы мне запомнилась, как в окоп на
      командном пункте командира корпуса вошел офицер связи
      гвардии капитан Брагер. Видя, что командарм слушает доклад
      командира корпуса - гвардии генерал-майора танковых войск
      Ермакова, капитан подошел к начальнику штаба и доложил о
      передаче боевого распоряжения командиру двенадцатой
      гвардейской механизированной бригады Герою Советского Союза
      гвардии полковнику Борисенко. Капитан нанес на карту
      положение бригады и лишь потом скупо сообщил: посланный на
      рассвете на командный пункт бригады офицер связи лейтенант
      Овчаренко пакет с боевым распоряжением вручил вовремя,
      несмотря на тяжелое ранение, полученное в схватке с
      разведчиками противника...
      Лейтенанта Овчаренко я увидел несколько позже, когда его
      отправляли в госпиталь. Он узнал меня и попросил достать из
      полевой сумки тетради и фотографию. "Прочтите, - сказал он,
      улыбнувшись через силу. - Может, быть, пригодится..." Унесли
      его в бессознательном состоянии.
      И вот теперь, через много лет, первые же строчки
      лейтенантских записок, сделанных под разрывами бомб, вызвали
      в памяти смуглое лицо юноши-офицера, темные глаза южанина, в
      которых одновременно светились и мальчишечье любопытство, и
      энергия настоящей мужской воли. Тогда ему не было и
      двадцати, но в штабе корпуса его считали зрелым, боевым
      офицером, ему доверяли ответственные задания.
      Нас, фронтовиков, нередко спрашивают, каким образом
      мальчишки-школьники в считанные дни становились на фронте
      опытными бойцами? Каким образом?.. Быть может, об этом
      немножко расскажет один из них - Геннадий Овчаренко...
      Александр Павлович Рязанский - сам автор книги "В огне
      танковых сражений", повествующей о боевом пути 5-го
      гвардейского механизированного Зимовниковского корпуса. Он
      помог нам уточнить в записках наименования воинских частей и
      соединений, районы боев, фамилии старших офицеров и
      генералов. По соображениям военной тайны, лейтенант
      Овчаренко либо зашифровывал их, либо просто опускал. При
      подготовке к печати его записок мы также использовали
      комментарии генерала Рязанского. Они в основном касаются
      общей обстановки, складывавшейся в разное время на участке
      боевых действий корпуса, в котором Александр Павлович был
      тогда начальником штаба. По понятным причинам лейтенант не
      мог знать всего, даже будучи уже офицером связи. Нам
      кажется, что эти отступления помогут читателю лучше понять
      события, о которых повествует автор записок.
      "Я тоже стрелял..."
      ...Родился я в городе Георгиевске Ставропольского края. К началу войны жил на станции Прохладный, здесь окончил восьмой класс, стал комсомольцем. Уже тогда решил: буду военным. Ведь не было года, когда бы страна жила спокойно, враги грозили нам отовсюду.
      В нашей школе, как, впрочем, и во всякой другой, каждый старшеклассник состоял в Обществе содействия обороне, авиационному и химическому строительству - Осоавиахиме. Я к тому же в последний год был избран председателем осоавиахимовского кружка - значит, обязан пример подавать в изучении военного дела. Мы знакомились с устройством моторов и стрелкового оружия - от винтовки до пулемета, учились стрелять, метать гранаты, изучали основы противовоздушной и противохимической защиты, усиленно занимались спортом, участвовали в военных играх, военизированных походах и эстафетах. Еще школьники, мы уже понимали важность подготовки к защите Родины. К тому же в мире становилось все тревожнее.
      На востоке японские самураи немного поутихли, после того как их отколотили на Халхин-Голе, зато на западе война придвинулась к самой нашей границе: фашистская Германия захватила Польшу, а затем разгромила Францию. По существу, вся Западная Европа находилась в руках Гитлера. Куда теперь фашисты направят свой удар?
      Каждый наш комсомолец и член Осоавиахима считал долгом и делом личной чести сдать зачет по основам военно-технических знаний и нормативы "Готов к ПВХО", завоевать значки ГТО и "Ворошиловский стрелок". Конечно, в нашем городке не было таких возможностей, как в крупных центрах, где при советах Осоавиахима действовали аэроклубы, готовились парашютисты, связисты, водители машин и другие специалисты для армии и флота. Однако и наш кружок давал немало. Я, например, уже мог обращаться с пулеметом, довольно метко стрелял из винтовки, далеко и точно бросал гранаты. Если бы знал тогда, как скоро все это мне пригодится, вероятно, занимался бы еще старательнее.
      Война пришла внезапно и грозно - как туча в солнечный день. Чувствуя себя достаточно подготовленным и крепким, я в первый же день воины послал заявление в ростовскую спецшколу ВВС, однако то ли не было приема, то ли возраст мой подвел - ответа я не получил. Наступил сентябрь, и пришлось продолжать учебу в девятом классе. В свободное время вместе с другими комсомольцами школы работал в вагоноремонтном депо. Конечно, бесплатно. Зимой мы, старшеклассники, строили линию укреплений в степи, помогали военруку школы проводить занятия, записались в истребительный батальон и в батальон по борьбе с диверсантами. Словом, жили по-военному, но все же это не фронт!..
      Летом сорок второго фашисты устремились на Кавказ. С десятком друзей я отправился к командиру батальона курсантов Полтавского танко-технического училища, которые при поддержке бронепоезда обороняли станцию. Попросили зачислить нас в батальон. Командир отказал: "Молоды".
      Позиции курсантов атаковали тридцать танков и пехота на бронетранспортерах. 25 августа гитлеровцы ворвались в город. Почти весь батальон был отрезан фашистами от моста через реку Малку, и к ночи подступы к мосту защищал единственный взвод курсантов под командованием техника-лейтенанта Бобрикова. Тогда-то мы снова пробрались к курсантам, и нашу просьбу удовлетворили. Мне вручили самозарядную винтовку Горюнова, два десятка патронов, две гранаты, и назначили меня третьим номером к пулемету с обязанностью иметь снаряженными три диска. Вот когда я оценил все то, что дал мне осоавиахимовский кружок!
      Таким сильным я не чувствовал себя никогда прежде. Мальчишкой столько раз мечтал о буденовке с огромной красной звездой, о горячем скакуне, о клинке, зажатом в руке. Пусть все вышло иначе - я не жалел. Глянул бы на меня мой любимый Павка Корчагин - сразу понял бы, что я тоже не боюсь ни врагов, ни смерти, готов пойти на все за нашу советскую Родину.