Экипаж «Меконга»

— А завтрак? — крикнула мать вдогонку. — Куда же ты?

— Звонить! — уже с лестницы донесся голос Николая.

Занятия еще не начались — стояла вторая половина августа, — но Рита ежедневно ходила в школу. Она затеяла переоборудование кабинета биологии, расширяла школьный опытный участок, — работы хватало. В этом было ее спасение.

Валя часто забегала к ней по вечерам. Несколько раз приходили Николай и Юра. А однажды нагрянул весь экипаж «Меконга». В этот вечер героем был Валерка Горбачевский. Он уже третий день не расставался с номером академического журнала, в котором была помещена небольшая статья Багбанлы о перестройке внутренних связей вещества. В статье упоминался «эффект Горбачевского» — так назвал старик Бахтияр памятный случай с Валеркиным пальцем. Валерка, сияя, показал Рите статью. Рита ничего в ней не поняла — статья почти сплошь состояла из формул и пучков кривых в координатных угольниках, — но поздравила Валерку, который и сам ничего не понимал в статье. Юра подшучивал над ним, утверждал, что слепок с Валеркиного пальца, а может быть и сам палец, скоро будет выставлен в Москве, на Выставке достижений народного хозяйства.

Но вечера, когда Рита оставалась наедине со своим горем…

Она не находила себе места. Бродила по комнатам, бесцельно трогала и переставляла вещи. Подолгу стояла у книжных полок, листала его книги. Ей попадались карандашные пометки на полях, сделанные его рукой, — она всматривалась в них, пытаясь разгадать смысл отчеркиваний и значков.

Она видела Анатолия таким, каким он был в начале их любви, — веселым, увлеченным, общительным. Он умел безудержно фантазировать и посмеиваться над собственными фантазиями. Да, именно таким он жил теперь в ее памяти.

Иногда — гораздо реже — Рита вспоминала последнюю встречу с Анатолием во дворе Института физики моря. «Помнишь, как мы в прошлом году плыли по Волге?» — грустно спросил он тогда. Это были его последние слова — последние, которые она слышала. Уходя, она оглянулась. Он стоял возле газона, залитого солнцем, и смотрел на нее, и руки у него были опущены…

Она гнала прочь это воспоминание. Она не хотела плакать.

Однажды Рита наткнулась на общую тетрадь в синей клеенчатой обложке, затиснутую меж двух толстых книг. Стала листать ее. Это было нечто среднее между дневником и рабочей тетрадью. Заметки для памяти чередовались с записями хода экспериментов, формулами, схемами. Были здесь и записи другого рода, какие поверяют только дневнику. Вначале — стремительный, четкий почерк, точные формулировки, аккуратные схемы, в конце — неразборчивые каракули, нанесенные неверной, трясущейся рукой, пытавшейся догнать горячечные мысли, которые рождались в перевозбужденном мозгу.

Забившись в уголок дивана, Рита читала и перечитывала тетрадь. И — не выдержала: упала ничком, разрыдалась. Кот Пронька недоуменно щурился на нее из своего угла. В первый раз она плакала — горько, безутешно. Ее бил озноб.

Утром она позвонила Юре, ей сказали, что он уехал в командировку. Она пошла на работу и до вечера провозилась на школьном участке. А потом, медленно идя по шумным и жарким улицам, вдруг поняла, что не может, просто не может прийти сейчас домой в пустую квартиру…

Рита пошла в Бондарный переулок. Вот и знакомый двор. Она остановилась, вся во власти щемящего чувства. Какой он стал маленький и старый, двор ее детства! Вот лестница. И фикусы, выставленные для поливки. Застекленная галерея их старой квартиры… Сколько раз она выбегала отсюда навстречу отцу, кидалась ему на шею… Сейчас здесь висит вывеска «Ремонт капроновых чулок», а за распахнутой дверью ходит дородная женщина в пестром халате, и половицы скрипят под ее грузными шагами. Да, да, там и раньше скрипели половицы…

Медленно, как во сне, поднялась Рита на второй этаж: Ей открыла пожилая женщина с добрым и знакомым лицом.

— Здравствуйте, Вера Алексеевна. Я Рита, которая жила когда-то в этом доме. Рита Матвеева…

— Ни за что бы не узнала! — Вера Алексеевна обняла ее, повела в комнату. — Жаль, Коли нет. В командировку уехал.

— И он в командировке?..

Вера Алексеевна не отпустила ее, усадила пить чай. Рита пила чай с вареньем и все косилась на большой фотопортрет в рамке. Насупленный чубатый мальчишка в белой рубахе с высоко закатанными рукавами — это Коля. Такой, каким был тогда…

Она долго просидела у Веры Алексеевны. Хорошо было слушать ее неторопливый разговор. Уходя, сказала тихо:

— Спасибо вам.

— За что? — удивилась Вера Алексеевна.

Звонок. Кто бы это в такой ранний час? Рита выскочила из ванной комнаты, побежала к телефону. В трубке — знакомый глуховатый голос:

— Извини, что так рано… Понимаешь, только что приехал из командировки, мать мне сказала…

— Ничего, Коля. Я уже не сплю. Здравствуй.

— Здравствуй. — Неловкая пауза. — Забыл даже поздороваться…

Она улыбнулась:

— Ничего. Мне нужно поговорить с тобой.

Они встретились на троллейбусной остановке возле Ритиной школы. Николай с нескрываемой тревогой взглянул на Риту:

— Что-нибудь случилось?

— Я нашла тетрадь Анатолия. Его рабочие записи. Я многого не поняла, но… Может быть, вам они пригодятся. — Она вынула из портфеля тетрадь в синей обложке. — Вот, возьми. Почитай сам, можешь дать Привалову или этому московскому академику, которому вы послали нож.

— Хорошо, Рита. Я сегодня же прочту.

— И еще… — Она понизила голос и на секунду закрыла глаза. — Имя Анатолия связывают с гадкими слухами. Коля, ты должен сделать так, чтобы его имя… Чтобы узнали правду.

«Ах, если бы ты разрешила мне сделать это раньше! — подумал он. — Если бы тогда, в поезде, не связала меня обещанием. Какую ошибку ты совершила!..»

— Хорошо, Рита, — сказал Николай. — Я сделаю все, что смогу.

Она быстро пожала ему руку:

— А теперь иди. И не исчезай надолго. Звони.

Николай помчался к себе в институт. Юра уже сидел в кабинете у Привалова и излагал свои соображения относительно Птичьего Камня.

А во второй половине дня Юра и Николай на институтском катере отплыли на Птичий Камень — небольшой остров в нескольких милях от берега.

Островок был плоский и круглый, как тарелка. С наветренной стороны возвышалась черная скала, обкатанная прибоем. Эта скала, в которой гнездились чайки, и дала имя островку.

До вечера наши друзья размечали площадку для будущих сооружений. Катер должен был вернуться за ними лишь на следующий день.

Они разбили палатку, разожгли примус, наскоро приготовили испытанный «кондер». Затем Николай вытащил из рюкзака тетрадь в синей клеенчатой обложке. Друзья легли рядом на песок и принялись читать.

Из дневника Бенедиктова

12 мая

Пока ничего не получается. Но я чувствую, что прав. Биотоки должны быть основой. Их природа настолько своеобразна, что получить их искусственно нельзя. Времени мало, приходится работать дома, по ночам. Если бы иметь свою лабораторию! Но об этом заявлять еще рано. Не примут всерьез. Не приняли же мою статью.

19 мая

Сон — бессмысленная трата времени. К трем часам ночи слипаются глаза. Попробовать разве?.. Буду осторожен. Один укол, половина куб.см в день — и мозг ясен, усталости как не бывало. Доза безопасная. Ритке, конечно, ни слова.

3 июня

Сегодня размечтались с Ритой. Великое Проникновение в глубь Вещества!

7 июня

Рита требует, чтобы я взял отпуск. «Переутомился, нервные вспышки…» В самом деле, стал раздражительным. Чуть-чуть увеличил дозу. Ничего, не страшно. Вчера попробовал новый режим облучения рыб. Кажется, обнадеживающий результат. Искать дальше!

28 июня

Тупик. Иногда кажется, что я совершенная бездарность. Устал. Придется взять отпуск. Рита хочет ехать по Волге.

15 августа

Идиотская история на теплоходе. Сам не понимаю, как получилось. Вспылил. Черт бы побрал этого рецензента! Нож утонул. Что теперь делать? Нож все время нужен для проб. Рита кинулась за борт. Не нашла, конечно. Разве найдешь? Проклятая вспышка! Теперь все погибло.

17 августа

Продолжаю работать. Ведь тот, кто сделал нож проницаемым, тоже начал на голом месте. А впрочем, кто его знает: может, у него был какой-то исходный материал?

24 августа

Неделя больших событий. Работаю с Опрятиным. Я не хотел, но… Так получилось. Пороху он, пожалуй, не выдумает, но мыслит остро. А мне нужен именно физик. Да, правильно сделал, что согласился. Поставили очень интересный опыт. Игла вошла в металл — и сразу тряхнуло. Силы отталкивания? О. считает эту минуту великой. Сейчас попробую восстановить в дневнике все фазы опыта…

11 сентября

Перешел в Институт физики моря. Работаю в лаборатории О. Удобно во многих отношениях. Главное — лаборатория на острове Ипатия. Никто не мешает опытам. Собираем оборудование. О. разработал солидную энергоустановку. Узнал, что в мое отсутствие приходили приваловские мальчишки. Они нашли рукопись Матвеева. Теперь ищут нож?

2 октября

Никак не удается повторить тот эффект. Случайность?.. Без ножа — как без рук. О. уверяет меня, что нож не утонул. Он искал в том месте. Где же он? У Риты? Не может быть. Правда, она усиленно уговаривает меня бросить опыты. Но прятать нож?..

9 октября

Шесть ампул в день — без этого я не человек. Бугров достает где-то. Дерут бешеные деньги. Отвыкать будет трудно: хлористый кальций, горячие ванны… Но пока не могу обходиться. С Ритой — разлад у нас. Плохо. Ладно, кончу работу — все наладится. О. настаивает, что нож у нее…

15 октября

Нож! Нужен нож. Теперь я убежден: он может передать в соответствующих условиях свои свойства. Установка «заражения»! Да, это мысль. Имел на острове разговор с О. Установка «заражения», перекрещ. поля, электреты… О. собирается в Москву за каким-то «ключом тайны». Чепуха.

22 октября

Те, приваловские, добились какого-то интересного эффекта проницаемости. На квартире у Потапкина — это сосед Бугрова. Каким путем они идут? У них мощная поддержка — ак. Багбанлы. Надо торопиться. Нет ножа! Искал дома, все перерыл. Нет. О. обещает добыть.

18 декабря

Ушел из дому. Живу у О. Рита узнала об уколах. Скверно получилось. И еще этот проклятый нарыв. Лаемся с О. ежедневно. Рита звонила. Я не подошел к телефону. Старый упрямый идиот! Рита, ты потом все узнаешь — и простишь!

10 января

О. прилетел из Москвы с ножом! Она отдала ему нож. Поняла, что я все равно не брошу поиски, и отдала. Спасибо тебе, родная! Теперь — за работу! А «ключ тайны» оказался каким-то нелепым гороскопом. Надо было видеть, как бешено ругался О. Черт с ним. За работу!!

1 марта

Не вылезаю с острова. Установка «заражения» работает. Собаки в клетке становятся проницаемыми. Не могу понять: почему проницаемые собаки едят непроницаемую похлебку? Куски мяса пытаются схватить, но только щелкают зубами. А похлебку жрут. Дышат, пьют и едят похлебку. Если бы узнать, как питался Бестелесный Федора Матвеева! И еще загвоздка: проницаемость, достигнутая нами, кратковременна…

27 марта

Вернулся домой. Обещал Рите: как закончу работу, пойду к д-ру Халилову. Сам чувствую: здоровье пошатнулось. Проницаемость есть — нет стабильности. Все чаще приходит в голову: зачем мучиться в одиночку? Привалов, Багбанлы и москвичи повели работу широким фронтом. Пойти к ним?.. Нет, не пойду. Да и осталось немного.

12 апреля

Опрятин сделал портативную установку. В чемоданчике — мощная батарея электретов. Она дает постоянное поле, а собственные биотоки того, в чьей руке чемоданчик, — переменное поле. То же, что в большой установке, только проще. Источник «заражения» — кусок превращенной меди. Правая застежка чемодана включает установку, левая — дает обратное превращение. Пробовали установку. Вокруг человека, по контуру — превращенная зона до 6 см. Одежда попадает в зону. Странное ощущение. Ходить надо, опуская ступни плашмя. На некотором расстоянии от гравитационной массы — земли — превращенное вещество притягивается к ней. При соприкосновении с ней (с ближайшей по вертикали к центру земли точкой) отталкивается. Надо учиться ходить в таком состоянии. Чтобы сесть на стул, надо слегка подпрыгнуть и садиться в тот момент, когда ноги отрываются от земли. Иначе зад проваливается сквозь стул. Отталкивается от гравитационных опор только ближайшее к ним. Чемоданчик хорош. Почему проклятая стабильность в руки не дается?

28 мая

Все время неожиданности. Вчера собака провалилась сквозь бетон. Бугров бунтует: не хочет возить на остров собак. Жалеет, сентиментальный идиот. Привез пять коробок ампул и заявил, что больше не хочет доставать.

10 июня

Клетка взбесилась. Глотает все. Целыми днями торчу в клетке. Ни черта не понять. Скверно себя чувствую. Хватит. Надо собрать материалы и идти к Привалову.

24 июня

Сегодня Рита приходила в институт. Будто из другого мира пришла… У нее грустные глаза. Скоро, скоро, милая. Подожди еще чуть-чуть. Ее пригласили совершить прогулку на яхте. Пусть сходит, проветрится.

13 июля

Дома духота, все окна закрыты, пылища. Рита уехала. Завтра еду на остров в последний раз. Заберу нож и материалы последних опытов. Подготовлю сообщение для академии. Это не победа, когда идешь на ощупь и не понимаешь сути явления. Сколько сил потрачено! Сколько тяжких жертв! Нет, я еще не конченый человек. Лягу в больницу к Халилову. Решено!

13. Книга завершается, но открываются новые перспективы

Император Клавдий передает, что от Киммерийского Боспора до Каспийского моря 150000 шагов и что Селевк Никатор хотел прокопать этот перешеек, но был в это время убит Птоломеем Керавном.

Плиний Старший, «Естественная история»

Трасса опытного участка проходила между материком и Птичьим Камнем. На ее концевых точках уже были закончены дноуглубительные работы и установлены в воде башни опорных металлоконструкций для крепления передающего и приемного излучателей.

На материке к отправной станции тянулся обыкновенный стальной трубопровод. Круто изогнувшись, он уходил по решетчатой металлоконструкции вертикально вниз, в воду. На глубине двадцати метров под водой он оканчивался пластмассовым коленом, обращенным широким раструбом в открытое море. На раструбе помещались, одно за другим, два больших, надежно изолированных кольца Мебиуса. Позади колена в герметичной камере стоял генератор необычной конструкции, соединенный с кольцевой решетчатой антенной, которая окружала раструб. От колец и генератора шли толстые кабели к щитам береговой станции, где находилась сложная электронная аппаратура управления.

Такое же сооружение было смонтировано на Птичьем Камне. Оба раструба — у материка и у Птичьего Камня — располагались строго на одной оси. Это была трудная, «ювелирная» работа — поставить их так, чтобы они в упор смотрели друг на друга через семикилометровый пролив. Геодезистам и водолазам пришлось немало помучиться с установкой.

Замысел заключался в следующем. Береговой трубопровод направит нефть под воду. Выйдя из раструба, нефтяная струя пройдет сквозь поле первого кольца Мебиуса и приобретет свойство проницаемости, а поле второго кольца сожмет поверхность и даст струе точные очертания. Кольцевая подводная антенна создаст энергетический луч между материком и Птичьим Камнем. Под действием статического поля нефтяная струя побежит сквозь воду вдоль этого энергетического луча. Пройдя через поле приемного кольца Мебиуса у Птичьего Камня, включенное «на обратное превращение», нефть вновь приобретет обычные свойства. Она войдет в приемный раструб, и насосы перекачают ее в резервуар.

Юра и Николай в эти последние, предпусковые дни безвылазно сидели на Птичьем Камне: им была поручена приемная станция. С ними был и Валерка Горбачевский.

И вот закончена сборка аппаратуры. Монтажники уехали на материк. Птичий Камень опустел. На нем остались, кроме наших друзей, лишь дежурный инженер и радист.

Юра вышел из палатки радиста, который только что принял радиограмму с материка.

— Велено сидеть и ждать, — недовольно сказал Юра. — Чего там мудрит Борис Иванович? Делать-то больше здесь нечего.

— А ты полови рыбку, — посоветовал Валерка.

— У меня в городе тысяча дел! — ворчал Юра. — Мне, может быть, жениться нужно. В этой чертовой спешке в загс сходить — и то некогда.

— А ты женись заочно, — сказал Николай. — Пошли через Бориса Ивановича радиограмму в загс. В Аргентине так принято, я сам в кино видал.

— Плевал я на ваши советы! — Юра кинулся на песок. — Буду спать. А вы как хотите. Какое мне дело до вас до всех… А вам — до меня…

Через час к Птичьему Камню подошел катер. Несколько человек сошли на берег и направились к небольшому зданию приемной станции. Увидев троих загорелых молодых людей, крепко спящих на песке, они остановились.

— Как после Мамаева побоища, — проговорил один из них, усмехаясь.

— Притомились ребята после бессонных ночей, — сказал другой. — Николай Сергеевич! — повысил он голос. — Юрий Тимофеевич!

Николай открыл глаза и сразу вскочил на ноги.

— Извините, — сказал он охрипшим со сна голосом, отряхивая песок с тела.

Перед ним стояли директор института, Привалов, Колтухов и высокий худощавый человек в сером плаще и шляпе.

— Здравствуйте, Григорий Маркович, — смущенно сказал Николай, пожимая ученому руку. — Простите, что в таком виде…

Валерка тоже проснулся и хотел было незаметно улизнуть, но Привалов окликнул его и представил Григорию Марковичу:

— Лаборант Горбачевский.

— А! — Ученый пощупал Валеркин мизинец, уважительно сказал: — Этот самый?

Валерка покраснел и прошептал:

— Да…

Между тем Николай будил Юру. Зная привычки друга, он старался держаться на некотором отдалении от его ног. Юра брыкался и ни за что не хотел открывать глаза. Наконец до него дошло, что приехало начальство. Он встал и, не протирая глаз, сердечно улыбнулся Григорию Марковичу.

— Инженер Костюков, — представился он. — Очень рад. Вы давно приехали?

— Утром прилетел, — ответил академик, улыбаясь. — Рад познакомиться с вами, инженер Костюков. — Он пожал Юре руку и добавил: — А с музыкальным слухом у вас все-таки неважно.

Юра растерянно вздернул выгоревшие на солнце брови.

— Гитара-то была расстроена, — пояснил Григорий Маркович. — Не вся, конечно, а четвертая струна. Электронно-счетная машина, обрабатывая частотные характеристики вашей музыки, нашла диссонанс в тридцать пять сотых периода в секунду. Так-то, друг мой!

Все засмеялись. Колтухов совсем уже собрался было рассказать похожий случай, происшедший в тридцать первом году во время лагерного сбора под Харьковом, но тут Григорий Маркович сказал:

— Начнем осмотр, товарищи.

Молодые инженеры мигом натянули брюки и рубашки и через минуту уже показывали москвичу аппаратуру приемной станции. Григорий Маркович вел осмотр дотошно, вникал во все детали. В заключение он попросил радировать на материковую станцию, чтобы там включили установку энергетического луча. Индикаторная лампа на пульте вспыхнула зеленым светом, сигнализируя о том, что луч, посланный с материка, принят.

— Как будто все в порядке, — сказал академик. — Выключайте. С электретами не было неприятностей? — спросил он у Привалова. — Энергетический провал не повторялся?

— Нет. Электреты надежные, спасибо Колтухову. И схема Бахтияра Халиловича безупречна.

— Ну что ж, завтра начнем испытание.

Григорий Маркович перекинул плащ через руку и, увязая в песке, пошел к маленькой пристани, возле которой покачивался катер. Все последовали за ним.

— Вечером у нас совещание, — сказал директор, когда катер отплыл от острова. — Надеюсь, вы будете, Григорий Маркович?

— К сожалению, не смогу. У меня вечером дела в Институте физики моря. — Ученый помолчал, глядя на синюю равнину моря, на уплывающую скалу Птичьего Камня, мягко освещенную предзакатным солнцем. — Экая теплынь! — сказал он негромко. — В Москве дожди, холод, а у вас благодать.

Ранним утром вдоль берега мчались машины. Миновав небольшое селение, утонувшее в зеленом раздолье виноградников, они сворачивали с шоссе и по накатанной колее ехали к пляжу. У дощатого забора, под купой старых тутовых деревьев, машины останавливались.

Здесь собирались участники испытания — все знакомые нам и многие незнакомые сотрудники «НИИТранснефти» и других институтов.

Несколько катеров стояло у причала. На одном из них прибыл низенький полный человек с курчавой седеющей головой. За ним сошел на берег Вова — серьезный и важный, с чемоданчиком в руке.

Григорий Маркович приветливо поздоровался с курчавым человеком и подвел его к Привалову.

— Вы знакомы? — спросил он. — Это товарищ Рустамов, директор Института физики моря.

— Знакомы, — улыбнулся Привалов. — Мы соседи.

— У вас впереди большая совместная работа, — сказал академик.

Привалов вопросительно посмотрел на него, но Григорий Маркович уже отошел к Багбанлы. А Рустамов хитро усмехнулся: он знал, на что намекал москвич.

Вова величественно кивнул Николаю и Юре:

— Здорово, молодежь. И вы здесь?

— Мы-то здесь, — ответил Николай, — а вот ты, дядя Вова, какими судьбами?

— Судьба ни при чем, — сказал Вова, щуря узкие глазки. — Меня с директором нашим пригласили. Я подводными делами теперь заведую, понял?

Участники испытания направились в здание главного пульта управления. Пульт состоял из трех щитов: на первом были сосредоточены приборы управления генератором проницаемости, соединенные с кольцом Мебиуса на подводном раструбе; на втором — управление насосами, подающими нефть в раструб; на третьем — контроль энергетического луча.

Сейчас возле третьего щита хлопотали электрики. Что-то у них не ладилось. За перегородкой глухо жужжали генераторы, но стрелка измерителя напряженности поля стояла на нуле. Привалов нетерпеливо постукивал ногтем по стеклу прибора.

— Ну, в чем дело? — резко спросил Григорий Маркович.

— Не понимаю, — пробормотал Привалов. — Вчера все было в порядке…

— Запросите Птичий Камень.

Через несколько минут радист доложил:

— Птичий Камень ответил: индикаторная лампа не горит.

— Очевидно, раструб плохо закрепили, и течение повернуло его, — сказал Колтухов. — Поэтому луч не попадает в антенну Птичьего Камня. Оси подводных раструбов смещены.

— Надо было сделать регулировку с поверхности, Спускайте водолазов, — распорядился Григорий Маркович.

— Вчера отпустили водолазную партию… — Привалов, расстроенный и подавленный, снял очки, принялся протирать их.

— Эх, вы! — Старик Багбанлы поднялся со стула и пошел к двери. — Вам не испытания проводить, а чаи распивать в чайхане! — бросил он на ходу.

— Минуточку, Бахтияр-мюэллим, — вмешался Рустамов, — разрешите предложить. У меня на катере есть два комплекта аквалангов. Если объяснить моему работнику, что надо делать, он выполнит. Заодно, если разрешите, он заснимет на пленку момент пуска.

— Где ваш ныряльщик? — спросил Григорий Маркович.

Вова, кашлянув в кулак, шагнул вперед. Ученый окинул взглядом его могучую фигуру.

— Посмотрите на его ручищи, — сказал Багбанлы, улыбаясь. — Он же поломает установку.

— Разрешите нырнуть вместе с ним, — выступил вперед Николай. — Я покажу ему на месте и помогу закрепить…

— Тебе нельзя, — сказал Юра. — После воспаления легких — придумал тоже! Я нырну, Борис Иванович.

— Хорошо. Только побыстрее.

— Пошли! — Вова хлопнул Юру по спине.

Они разделись на стальном мостике, соединявшем берег с решетчатой башней, сквозь которую уходила вниз, под воду, труба нефтепровода. Высокий, мускулистый Юра выглядел подростком рядом с Вовой.

Николай помог им надеть акваланги. Юра привязал к руке разводной ключ, а к поясу — сигнальную веревку и договорился с Николаем о сигнализации. Затем он пролез под перилами мостика, спустился по стальной лесенке и попробовал ногой воду. Вода была холодновата.

— Врут биологи, — проворчал Юра. — Не могла жизнь зародиться в море… Дядя Вова! — крикнул он наверх. — Держись возле меня. Мимо отверстия раструба не проходи, а то включат, и станешь ты бестелесным. Как твой бывший шеф.

— Ладно, меньше разговаривай, — ответил Вова.

Он бережно извлек из чемоданчика новенькую кинокамеру для подводной съемки.

— У нас оборудование — во! — сказал Он Николаю и, отставив вверх большой палец, воспроизвел древнеримский знак одобрения.

Юра натянул маску, взял в рот загубник, включил легочный автомат и ушел под воду. Вова бултыхнулся вслед за ним.

Медленно опускались они вниз головой, скользя в холодном зеленом полумраке вдоль косых крестов опорной металлоконструкции. У Юры закололо в ушах. Он сделал глотательное движение — боль прошла.

Ручной манометр — указатель глубины — показал двадцать метров. Плавно загребая руками, Юра подплыл ближе к башне и увидел торчащее из нее колено с широким раструбом. Вот и кольца Мебиуса, и антенна излучателя.

Юра помахал Вове рукой и пролез сквозь решетку внутрь башни. Он ослабил ключом гайки крепления колена, и Вова начал осторожно поворачивать раструб в тугом шарнире. Это было нелегким делом. Течение отжимало Вову к стальному переплету башни, он шевелил ластами, нащупывая опору для ног. Юра показывал ему жестами: чуть-чуть левее… Не так сильно! Еще немножко… Юра знал: при длине луча семь километров поворот раструба на один градус дал бы отклонение луча у Птичьего Камня больше чем на сто метров. Поворачивать надо было очень осторожно…

Вдруг Юра почувствован два сильных рывка сигнальной веревки: это Николай сообщил, что луч принят на Птичьем Камне — оси раструбов совпали. Тут же Юра дал Вове знак остановиться и начал одну за другой закреплять гайки. Потом Вова забрал у него ключ и «дожал» гайки. Глядя, как вздуваются его плечевые мышцы, Юра подумал, что теперь никакое течение не свернет раструб.

Он дернул три раза веревку: мол, все в порядке, можно давать питание на кольца Мебиуса и включать насос. Затем он обхватил стальные перекладины башни руками и ногами и стал ждать. Вова пристроился рядом, отвязал от пояса кинокамеру, направил ее на раструб.

Минута томительного ожидания. И вот башня завибрировала. Донесся смутный гул: это наверху включили насос и он теперь продавливал легкую нефть вниз по трубе, выгоняя воду.

Из широкого раструба выскочила резвая стайка бычков.

«Они прошли сквозь кольцо, — подумал Юра. — Теперь они, наверное, проницаемы…»

Застрекотала кинокамера: Вова снимал бычков.

Вдруг из отверстия раструба вырвался темный столб толщиной с человеческое тело. Будто кто-то невидимый медленно вытягивал из колена трубы толстое бревно. Оно становилось все длиннее и длиннее… Четырнадцатидюймовая нефтяная струя шла сквозь воду — шла ровно, не размываясь, с четко ограниченной поверхностью, окруженной слабым фиолетовым сиянием. Юре показалось, что он слышит однотонный и долгий певучий звук…

Так вот оно! Уже не в мечте, не странным и далеким видением, не на листе ватмана — наяву шла сквозь море струя нефти. Это было чудо. Чудо, созданное их руками!

Юре хотелось крикнуть, кувыркнуться через голову, смеяться. Он помахал рукой Вове, но тот был занят: снимал струю. Стрекотала кинокамера.

Юра четыре раза дернул сигнальную веревку, чтобы дать знать Николаю: струя пошла. Тотчас он получил ответ — его сигнал был принят. Юра отвязал веревку от пояса и, оттолкнувшись от башни, поплыл неподалеку от струи. Он без особого труда обогнал ее. Установка работала на медленном режиме, скорость струи была невелика — меньше метра в секунду. Вот когда вступит в строй Транскаспийский, можно будет дать струе огромную, небывалую скорость: ведь она проницает воду свободно, не испытывая сопротивления…

Юре захотелось наверх, к людям. Он сделал знак Вове, и они, медленно перебирая ластами, всплыли на поверхность. Юра сорвал маску с лица, сказал:

— Повезло нам с тобой, дядя Вова! Мы первые и единственные свидетели чуда.

С мостика им махал рукой и что-то кричал Николай. Лицо у него было сияющее.

Приемочная комиссия отплыла на большом белом катере к Птичьему Камню. Времени было достаточно: нефтяная струя дойдет до острова не раньше чем через два с половиной часа.

Над черной скалой кружили встревоженные чайки; в последнее время им не стало житья от людей.

А люди неторопливо сошли на песчаный берег острова. Осмотрели стальной открытый резервуар. Не всем верилось, что нефть, пройдя без труб семикилометровую морскую трассу, заполнит этот резервуар. Внимательно слушали инженера Костюкова, который снова и снова принимался рассказывать, как он увидел струю, вытягивающуюся из раструба отправной станции.

На пульте управления все было в порядке. Зеленый глаз индикаторной лампы показывал, что энергетический луч, питаемый батареей электретов, надежно соединяет оба берега. Напряженность поля вокруг луча была нормальной.

Но стабильно ли действие поля кольца Мебиуса? А вдруг нефтяная струя, пройдя километр-два, перестала быть проницаемой? Тогда энергетический луч не удержит ее на глубине. Нефть не сможет преодолеть сопротивление воды и всплывет, растекаясь на поверхности моря густым черным пятном…

Привалов выехал на трассу. Катер с полчаса «утюжил» пролив. Синяя гладкая вода была чиста — никаких нефтяных пятен. Борис Иванович вернулся на остров, закурил, принялся вышагивать по песчаному пляжу.

— Перестань! — раздраженно сказал ему Колтухов. — Ходишь маятником — у меня голова от тебя кружится!

Когда остались считанные минуты, Григорий Маркович велел включить насос. В резервуар хлынула, пенясь, струя воды. Нефти пока не было. Пришлось остановить насос.

Юра не выдержал. Он молча разделся, закинул за спину баллоны акваланга, натянул маску и кинулся вводу. Вова тоже надел акваланг и, прихватив кинокамеру, вошел в воду.

Почти сразу Юра увидел струю. Она шла на него тупым темным концом, похожим на орудийное жерло, Как и прежде, ее окружало слабое фиолетовое сияние.