«Давным-давно, в той мгле веков, что невозможно и страшно постичь, было Неизреченное Слово. Ярко сияя и переливаясь холодной мудростью еще не рожденных мудрых, висело оно в Предвечной Пустоте посреди Великой Тьмы. И было оно там единым.
      Но в ходе неизбежного развития стало преображаться Слово, стало изменяться, шириться, приобретать форму, укрепляться и расти. И стал Арвал, Великий. И когда пришел в мир Арвал, то тотчас же отбросил тень от Существа своего. И так стал Хавурган, Темный Близнец Арвала, который был обязательной противоположностью Брату.
      И начали быть они.
      Много лет существовал Арвал в неподвижности, лишь созерцая безмерные глубины Предвечной Пустоты и познавая еще не созданный им Мир. И с ним так же существовал Хавурган. Но однажды очнулся от бесцельных грез Арвал, и осознал жажду творения. И начал творить.
      И сказал Арвал: «Будьте!» И Слово это вылетело из уст его и, как предыдущее, повисло в холодной Пустоте, распространяя вокруг Свет Сознания Арвала. И под воздействием этого Света вдруг начала меняться Пустота, ее безжизненные до этого просторы ожили и всколыхнулись, и яркими точками звезд в этих темных глубинах загорелись Мысли Арвала. И повисли возле этих звезд планеты, населенные разными тварями, ибо так желал Арвал. И планеты были его Желаниями. И перестала быть Пустота Пустотой.
      Так стала жизнь.
      Но не дремал и Хавурган, ибо с началом деятельности Арвала начал творить и он. Отбросил Хавурган от всякого существующего в мире тень, чтобы не забывалось, что такое свет. И сделал он так, чтобы всему был свой срок.
      Так стала смерть.
      И воспротивился этому Арвал, который есть жизнь, и сказал Брату: «Что ты делаешь?» И ответил тот: «Я делаю нужное. Ибо куда девать всех тварей, которых наплодил ты?» Но не внял этому Арвал, и началась борьба между ними. И твари, содеянные Словом Арвала, стали невольными свидетелями этому.
      И в разгар борьбы понял Арвал, что нужно для того, чтобы живущие осознали, зачем это и для чего это. Призвал Арвал к себе некоего Иоанна, который был человек, и сказал: «Будь свидетелем моим пред миром». Тогда стал им Иоанн, и написал книгу названием Апокалипсис, куда занес правдиво все сказанное и содеянное Братьями.
      Но вознамерился схитрить Хавурган и сказал Иоанну: «Смотри! Когда прозвучит великий глас Седьмой Трубы, быть концу Мира Арвала».
      Но разгневался Арвал при словах этих и молвил: «Слова моего Брата есть ложь, как и все, что он делает. А быть концу зломыслящим и приспешникам Брата моего, а также иным, после падения Чаши с Гневом моим. Семь их, и если последняя падет, Мир отойдет в Великую Тьму». И сказал Арвал: «Так будет!» И Слова эти воспарили в населенный Мир, и ныне парят там. Если опрокинется Чаша, Место которой тщательно скрыто, Слова станут Делами и обрушатся страшным возмездием Арвала на всех живущих в Мире его».

      ТАК ГЛАСИТ «ИСПОВЕДЬ СТАРОГО АМУНДИ»

      Это столкновение между Коммонуэлтом и Консилией ВАЛАБ было неизбежным. Все вело к тому, безошибочно предопределяя ход событий: и изощренные интриги, и странные, подчас совершенно непонятные недоговоренности, и наглое подстрекательство. Все должно было волей-неволей привести к силовому решению, и решение было принято. Оно и стало причиной страшного избиения при Рас аль-Каха. Впоследствии Совет Содружества, его правительство, совершенно ясно дал понять, что считает себя невиновным в случившемся. Совет официально умыл руки, освобождаясь таким образом от неопровержимых доводов. Неофициально же, а значит, более правдиво, говорилось о четырехстах военных фрегатах возле Сирах аль-Бетана, о странных приказах, тягостных недомолвках и скорых судах. Галактическая Полиция, это могущественное ведомство, наполнившее страхом все населенные миры, приняла сторону официальных кругов, создав Управление по делам беженцев, ширму, за которой скрывались карательные органы Совета. Это также принима! ! лось в расчет, когда говорили, что Торговое Содружество положило конец независимости и свободе.
      Торговое Содружество, или Коммонуэлт до раскола с ВАЛАБ было самым мощным из всех государственных образований Ближних Галактик, хотя его правители упрямо твердили, что Коммонуэлт — это не государство, это лишь мера воздействия на бесшабашные и горячие головушки реакционеров и сепаратистов, в достаточном количестве имеющихся на каждом населенном мире. Возникшее более восьмисот лет назад на обломках самодержавных государств Галактики, Содружество стало проводником торговой централизации, и упорство Совета в щеголянии фразой: «Мы не политики, мы всего лишь торговцы» давно уже стало притчей во языцех для каждого, кто умел хоть сколько-нибудь самостоятельно мыслить. Согласно Кодексу Коммонуэлта, каждый обитаемый мир, входящий в состав Содружества, имел свою власть, свои законы и только на основании Конвенции, принятой после окончания Атомного Газавата, в торговом отношении зависел напрямую от Коммонуэлта. На самом же деле внутри Содружества царили тирания и предельное давление на! !
      правительства миров, в него входящих. Это продолжалось очень долго, и наконец миры возмутились.
      Так возник ВАЛАБ.
      В него вошли миры периферии, исторически противостоящие мирам центра Галактики, из которых сложилось ядро Коммонуэлта. С ними возмутились также правительства тех миров, в которых на протяжении поколений бытовала нетерпимость к торговле как к чему-то нечистому. Они назвались Консилией ВАЛАБ и потребовали от Коммонуэлта политической и торговой независимости.
      Естественно, это было воспринято как ультиматум, ибо во главе ВАЛАБ стал Макалистер Браун, человек, который прославился на всю Галактику своим упрямством и категорическим несогласием со всем, что предпринимал Совет. Отчасти именно эти качества Брауна плюс известная поспешность Совета в решении проблем и послужили отправным моментом, чтобы началось кровопролитие.
      Противостояние длилось около пяти лет. Развязка наступила мгновенно. Возле Рас аль-Каха ВАЛАБ не только перестал существовать, не только потерял почти всех своих людей, которые сознательно пошли против Содружества, — он навсегда потерял возможность дать будущей оппозиции твердую надежду в их безумных планах свергнуть власть Коммонуэлта на мирах.
      Одним из тех немногих, кому удалось бежать, был Эдмунд Чойс. Он знал Брауна лично и видел, как его корабль разнесло атомным огнем. Чойс не был трусом. Жизнь метала его, как игральную кость, то на пиратские планеты Девяти Пульсаров, то на рудники Солану Стрельца, забросив, наконец, в ряды тех, кому дорог стал ВАЛАБ в жизни и политике. Чойс посчитал, что это для него, и присоединился к Консилии, тем более, что нашел там немало старых друзей. Откуда ему было знать тогда, что почти все они погибнут в том неожиданном налете на их мирно дрейфующий флот возле Рас аль-Каха, светившей своим серебряным светом…
      Первыми же залпами его клиперу «Пифия», одному из самых быстроходных судов ВАЛАБ, разворотило левый борт и повредило жилые отсеки. Тогда-то вся команда корабля и погибла, сгорев или задохнувшись от наступившей разгерметизации. Сам Чойс, капитан клипера, не пострадал. В игре со смертью, находившейся так рядом, он поставил на быстроходность своего судна и именно ему был обязан тем, что вышел из этой игры невредимым. Позади него фрегаты Коммонуэлта беспощадно выбивали бреши в рядах судов ВАЛАБ, оцепеневших от такой неожиданности, а он уже несся сквозь черноту космоса подальше, куда-нибудь подальше, к какому-нибудь затерянному на задворках Вселенной миру, свободному от проникновения Содружества в его жизнь. Чойс прекрасно знал повадки членов Совета и догадывался о том, чтро мелкое сито Галактической Полиции еще долго будет просеивать население Содружества в поисках сепаратистов ВАЛАБ.
      Так он оказался близ Де-Мойра. Эта планета, хоть и была известна, большой популярностью среди руководства Совета не пользовалась. Обычаи людей, населявших Де-Мойр, не соответствовали настроению членов Совета, которые привыкли к слабости, покорности и безропотному подчинению. Де-Мойр был не таков. Его населяла свирепая раса воинов, далеких потомков первых поселенцев, за многие века существования закалившихся в борьбе со своими врагами. А их было много. У членов Совета перекашивались и делались кислыми лица при одном только упоминании об этих врагах.
      Ибо темные силы колдовства обосновались на Де-Мойре, и никому не хотелось связываться с ними, пусть даже слухи, бытовавшие насчет планеты, оказались бы преувеличенными.
      Чойс также знал и про Де-Мойр, и про его население, людское и нелюдское. Знал он и про средневековые нравы, царящие там, и про феодальную раздробленность де-мойрских государств, и про непрерывные войны, кипящие на планете. Поэтому-то он никогда бы и не высаживался здесь. Но этому помешала его судьба.
      Возле орбиты Де-Мойра «Пифия» столкнулась с метеоритом.

      Чойс много повидал метеоритов на своем веку, но такого еще не видывал. Краем глаза он заметил промелькнувшую за иллюминатором громадную тень и в следующую секунду от потрясшего весь корабль удара полетел на пол.
      Огромный кусок скальной породы, несшийся в космосе со страшной скоростью, превратил небольшое суденышко в смятую консервную банку, которая отныне была обречена вечно скитаться в черных просторах.
      Чойс, охая, приподнялся. Сделалось очень холодно: видимо, от удара перестали работать установки теплонагрева. Тускло светила лампочка аварийного освещения. Весь отсек управления, где он находился, представлял собой картину полного разрушения. Пол превратился в застывшие волны покореженного металла, пульты были смяты, у некоторых от страшного давления повылетали разноцветные кнопки, валяющиеся теперь на полу. Взглянув на контрольный пульт и экраны, он понял, что теперь это всего лишь бесполезный лом, как, впрочем, и весь корабль. Лучшее судно флота ВАЛАБ, его судно, сейчас само превратилось в такой же космический мусор, как и метеорит, его разрушивший.
      Странно, но он уцелел в этой мешанине. Он даже не был ранен. Чойс верил, что провидение покровительствует ему. Теперь он еще более уверился в этом.
      Самозадвигающаяся дверь в другие отсеки была закрыта. Он налег на широкий рычаг, приводящий в движение дверь, но тут взгляд его случайно упал на узкое оконце над нею. Чойс привстал на цыпочки и заглянул в оконце. За стеклом была немота космоса. Лишь приглядевшись, он заметил по бокам остатки стен бывших жилых отсеков. Метеорит попросту снес весь низ корабля, оставив целым лишь отсек управления и аварийное отделение со спасательной шлюпкой.
      Перешагивая завалы изуродованного металла, он добрался до иллюминатора. Увиденное отсюда поразило его не меньше, чем потеря любимого судна. Прямо под кораблем плыла желтоватая поверхность неизвестной планеты. Чойс лихорадочно прикинул расстояние: «Пифия» упадет на поверхность где-то через час. Времени оставалось мало, и он начал действовать.
      Перво-наперво он постарался крепче закрыть дверь в несуществующие отсеки, чтобы драгоценный воздух испарялся медленнее. Затем среди металлического бурелома он отыскал дверь в аварийное отделение, которое находилось рядом с отсеком управления. Там стояла спасательная шлюпка. Чойсу повезло и на этот раз: шлюпка почти не пострадала, если не считать вмятин на корпусе. Внутри находились съестные припасы и оружие — отличный новенький бластер. Чойс бросился к иллюминатору: поверхность планеты придвинулась ближе. Она имела атмосферу, а вот какую, Чойсу предстояло узнать на себе самом.
      Наконец все приготовления были закончены. Чойс залез в кабину и взял в руки пульт. «Если механизм не выстрелит шлюпку, — подумал он отрешенно, — я погибну вместе с кораблем». Поколебавшись мгновение, он нажал кнопку, и шлюпку резко дернуло. Лопнули стальные швартовочные крепи, и шлюпка оторвалась от погибающего судна. Тут же заработали посадочные дюзы.
      «Пифия» уже входила в атмосферу планеты, быстро разваливаясь на куски. Шлюпка и то, что осталось от клипера, упали на поверхность почти одновременно. От удара о неизвестную землю сидение под Чойсом катапультировало, и он, пролетев значительное расстояние, повис на высоком дереве. Отсюда он увидел черно-оранжевый гриб взрыва.
      Чойс потерял сознание.
      Его вернуло к жизни ощущение, что кто-то обнюхивает его живот. Он открыл глаза и узрел перед собой пасть с серыми коническими зубами и два черных маслянистых глаза. Все пережитые страхи и треволнения, накопившиеся в нем и давно уже искавшие выхода, выплеснулись наружу вместе с истошным воплем. Зверь отпрянул от висящего тела Чойса и, топоча широкими лапами, исчез в надвигающихся сумерках. Чойс опустил глаза и обнаружил, что висит на довольно приличной высоте. Больше он ничего осознать не успел. Ветка, на которой он висел долгое время, зацепившись воротником комбинезона, не выдержав тяжести, обломилась, и Эдмунд Чойс обрушился на землю.
      Почва, которую он обременил своим падением, оказалась мягкой, пропитанной водою, и только по этой причине он отделался лишь легкими ушибами. Поднявшись, он медленно огляделся.
      Над ним грозным куполом нависало кровавое небо с бледными призраками завихряющихся облаков. Воздух щипал легкие, наполняя ноздри странными, терпкими ароматами. Где-то далеко, там, где едва видимо тянулся грозовой фронт, полыхало яркой, резавшей глаза желтизной, и вслед за этим бухало громовыми тамтамами. Сгущались сумерки.
      Вокруг расстилалось мшистое болото. Кое-где болото поросло исполинскими черными деревьями с минимумом веток и обилием кривых, рогатых колючек. Чойсу посчастливилось повиснуть на ветви одного такого дерева, а не напороться на длинную рогатину, острую, словно пика.
      Де-Мойр. Он вспомнил, что показывали приборы его корабля до столкновения с болидом. Де-Мойр. Его передернуло. Страх членов Совета давно передался и всем тем, кто летал по трассам, близким к Де-Мойру.
      Упавшая шлюпка почти наполовину ушла в образовавшееся при ее падении «окно». Жирная вода с радужным отливом колыхалась уже возле самых иллюминаторов. Сейчас не было времени для раздумий о своей горькой судьбе. Надо было спасать провизию. Кто знает, есть ли на этой планете сносная пища… Чойс бросился вперед и едва успел вытащить пакет с едой и бластер. Шлюпка с бульканьем ушла под слой торфа, покрывавший поверхность топи, и Чойс проводил ее печальным взглядом.
      Ощущение опасности принудило его резко обернуться. В нескольких шагах от него застыла еще одна тварь, чем-то похожая на предыдущую, напряженная, готовая к прыжку. Откуда она вылезла, он не имел понятия. Чойс выстрелил: луч поджег торф возле самого бока твари, но ее не задел.
      Потом он долго бежал по болоту, яростно чертыхаясь, а тварь шлепала позади него, утробно ревя. Где-то по пути Чойс выронил пакет с едой, и это было лишним поводом для еще одной пары крепких ругательств.
      Тварь преследовала его недолго. Еще издалека он заметил темный лесной массив, а когда он перепрыгнул с последней зыбкой кочки на твердую землю, тварь остановилась и медленно повернула обратно. Чойс погрозил ей кулаком.
      Он увидел перед собой извилистую лесную дорогу. Конечно, он знал, что на Де-Мойре есть люди. Поэтому ему оставалось только искать их, полагаясь лишь на свой опыт общения с людьми и надеясь, что его не сожрет еще одна малоприятная животина, в которых, по-видимому, на планете недостатка не было. Немного постояв, он двинулся в глубину леса.
      Лес, расстилавшийся вокруг, в первую очередь поражал своим безмолвием. Из густой непролазной чащи застывших, спутанных между собой деревьев не доносилось ни звука. Что-то нехорошее сгущалось в воздухе с наступлением темноты. Изредка по обочине дороги встречались широкие просеки, уходящие в темную, непроглядную даль.
      Чойс с волнением огляделся и вдруг понял, что лес внушает ему опасение. Солнце уже почти закатилось, и дорога была еле заметна. Чойсу стало страшно, он пошел быстрее, временами судорожно оглядываясь и сжимая в руке бластер.
      Шел он недолго. Вскоре впереди показались зубчатые стены. Когда он вышел на открытое место, на небе появились две луны и ярко осветили древний замок. Замок стоял на невысоком холме, окруженном глубоким рвом. Поросший колючим мхом донжон овевало полотнище штандарта. На стенах виднелись людские фигуры, которые, казалось, с интересом присматриваются к вышедшему из леса Чойсу.
      Тот замахал руками и собрался было крикнуть, но тут за его спиной раздался нарастающий смутный гул. В чащобе ломались деревья. Что-то шло к замку, и это «что-то» наверняка было побольше тех зверюг, которые с таким радушием встретили Чойса по его прилете на Де-Мойр.
      Люди на стене заволновались. Один из них исчез, и вскоре вся стена оказалась покрытой шевелящейся людской массой. Все взгляды были устремлены на опушку, недалеко от того места, где стоял Чойс. В это время опрокинулось два дерева на самом краю леса, и на опушку вышло то, что заявило о себе так громко.
      Существо было во много раз выше самых высоких деревьев в лесу. Длинную, суженную с боков шею венчала голова с огромным клювом, а два глаза светились отнюдь не ангельской добротой. Существо на миг замерло в неподвижности, а затем, громко и трубно завопив, двинулось к замку.
      На стене произошло движение. Раздались резкие крики, и между зубцов появилось неуклюжее устройство. Тварь была уже близко. Люди засуетились вокруг машины (слышались глухие щелчки взводимого механизма), а потом вдруг все разом куда-то исчезли.
      — Пам! — сказало устройство, и длинная стрела, объятая коптящим пламенем, вылетела из трубы, прочертила в застывающем темном воздухе огненную траекторию и по самое оперение вонзилось в шею шествующего к замку существа. Стена взорвалась радостными криками. Однако в это время откуда-то из-под брюха твари появилась вторая голова и, ухватив стрелу длинными зубами, выдернула ее. Из раны брызнула кровь, оросив землю. Тварь повернулась и величаво ушла в лес, оставляя за собой темнеющий на влажной земле след. На стене вопили.

      Когда Чойс прошел под аркой ворот, то сразу же оказался в кольце вооруженных людей. Он не был удивлен таким приемом. Как можно было судить по происшедшему, непрошеных гостей здесь не жаловали. Молча поднялись они по длинной каменной лестнице, миновали несколько пустых запыленных залов и вошли в огромный замковый холл, освещенный огнем камина, находящегося в дальнем углу. В глубине зала, куда не доставал смутный свет, на большом троне, положив руки на резные подлокотники, восседала грузная фигура. Один из людей, сопровождавших Чойса, вышел вперед и поклонился:
      — Он вышел из леса, светлый шахиншах.
      Чойс с радостью отметил, что понимает этот язык. Но доступная всем лингва переселенцев с Земли, на которой разговаривало Содружество, претерпела здесь большие изменения, так как незнакомец разговаривал с сильным акцентом. Но Чойс тут же про себя поправился. Для этих людей он будет говорить с сильным акцентом, тогда как они сами разговаривают на своем родном языке.
      — Ступайте. А ты подойди ближе.
      Голос, исходящий от восседающей на троне фигуры, был тягуч и вязок, под стать ей. Чойс послушно приблизился. Человек на троне вдруг наклонился вперед, появившись в полосе света. Заплывшие глазки, смотрящие с щекастого одутловатого лица, внимательно оглядели Чойса. Жирная рука с перстнями привычным, нервным жестом провела по редким, зализанным назад волосам.
      — Мои люди видели сегодня падающую звезду. Она упала в болота среди лесов. Был огонь и дым. Откуда ты, пришелец?
      Чойс немного помедлил, прежде чем ответить. Нужно было хорошенько взвесить свои слова, ибо этому человеку они могли показаться ложью.
      — Я прибыл издалека, — сказал он, — и никого здесь не знаю.
      — У тебя странный выговор. Как твое имя?
      — В моих краях первым называется спрашивающий.
      Человек хмыкнул.
      — Ты и вправду чужак. Меня зовут Тьодольв. Тебе ни о чем это не говорит?
      — Нет.
      — Я шахиншах Ландора и повелитель Стика. — Когда человек произносил эти слова, грудь его выпятилась, а взгляд стал надменным.
      — Я Эдмунд Чойс, — представился Чойс. — То, что ты назвал звездой, было моим кораблем.
      — Кораблем? — недоверчиво переспросил Тьодольв. — Так ты сверху?
      — Да, — сказал Чойс.
      Тьодольв снова провел рукой по волосам.
      — Мы знаем вас, — проговорил он. — Ваши люди прилетали сюда. Давно, во времена Фольда Северного, сына Хрейдара Рыси. Они говорили о каком-то Содружестве.
      Чойс решил не посвящать этого варвара в хитросплетения высокой политики.
      — Мне знакомо это слово, — уклончиво произнес он и вдруг заметил, как лицо Тьодольва перекосилось гримасой подозрительности. Перемена была разительной и впечатляющей.
      — Я не верю тебе. — Голос шахиншаха сорвался на визг. — Ты хакт. Ты из ВОА.
      — ВОА? — переспросил Чойс.
      — Тебя послал Вольфганг, — перебил его Тьодольв и так же внезапно успокоился, продолжая, однако, с подозрением смотреть на него. Клянусь следом святого Тьостара, моего покровителя, я в жизни не встречал более странного человека, чем ты. Ты говоришь странным языком, одет в странные одежды, и странный смысл сквозит в твоих словах.
      — Я — человек другого мира, — сказал Чойс, видя, как на этот раз лицо Тьодольва исказилось уже гримасою страха. Голос его стал умоляющим.
      — Зачем ты прерываешь ход событий, человек из другого мира? Чего тебе здесь надо? Отправляйся в свой мир и оставь грехи этого мира на нас.
      Чойс не понимал причину такой перемены.
      — Мой корабль разбился, — попытался он втолковать. — Он упал в болота и взорвался. Мне не на чем улететь отсюда.
      — Зачем улететь? — пробормотал Тьодольв. Нижняя губа его отвисла, и на роскошную мантию стекла струйка слюны. Взгляд его стал неподвижным. — Зачем все это? Ты просто безумен, если говоришь так. Ланглоар доносил о другом. Он и Кальв уже наладили нужные контакты, а ты продолжаешь настаивать на войне, Энунд. Если будет так, как хочет бургграф Оруна, нам не нужно будет жить в прежнем страхе и ожиданиях. Разве я не прав, скажи, Энунд?..
      Сзади на плечо ничего не понимающего Чойса опустилась крепкая рука. Он оглянулся и увидел старика с длинной седой бородой и огромным шрамом, стянувшим багровыми рубцами кожу щеки и оставившим вместо правого глаза старика глубокую белую впадину. Этот шрам уродливо искажал благородные черты старца.
      — Пойдем, — произнес старик и добавил: — У шахиншаха начался очередной припадок, и, боюсь, он не сможет достойно продолжать беседу.
      Тьодольв продолжал что-то бормотать.
      Они вышли из холла и, миновав пару крытых галерей, вошли в другой зал, поменьше. Здесь также горел камин и стоял накрытый стол с расставленными блюдами. К камину были придвинуты два глубоких кресла. Старик остановился и оглядел Чойса, как показалось тому, со скрытым одобрением.
      — Займи свое место у очага, гость! — сказал он. — Если ты голоден, отведай нашего хлеба. Такого ты не ел, клянусь святыми дарами.
      Несмотря ни на что, Чойс продолжал теряться в догадках. Старик произнес:
      — Я пресвитер Энунд, глава Стикской лиги и шателен этого замка, который является столицей пресвитерства Фафт. У тебя есть имя или прозвище, упавший с небес?
      Прежде чем ответить, Чойс пригубил вино из прозрачного бокала.
      — Меня зовут Эдмунд Чойс. Капитан Эдмунд Чойс. — Он решил не распространяться по корабль: здесь его все равно не поймут.
      Но Энунд сказал:
      — Ты потерпел аварию.
      — Да. — Чойс не подал вида, что удивлен. — Это случилось недалеко от вашей планеты.
      — Ты принадлежишь к расе звездоплавателей, — сказал Энунд. — Мы здесь уже забыли вас. Ведь вы так редко навещаете Де-Мойр.
      Мысленно Чойс утвердился в своих догадках. Эта планета действительно была Де-Мойр. Проклятье!
      — Ты разве не знал этого? — спросил Энунд, зорко наблюдавший за ним.
      — Знал, — чистосердечно признался Чойс, — но если бы не катастрофа с моим кораблем, клянусь Богом, ни за что бы не сел на вашу планету.
      — Не поминай имени Господнего, — строго произнес старик и тут же полюбопытствовал: — А почему? Разве тебе не нравится наша планета? Де-Мойр гостеприимен.
      — Нравится? А чем она может нравиться? Она может только не нравиться. Мне не нравятся сплошные болота и непроходимые леса. Мне не нравятся твари размером с крупнотоннажный лихтер, выходящие из этих лесов поживиться, против которых не помогают даже высокие стены.
      — Это же был всего-навсего тпот!
      — А хотя бы и тпот! — вышел из себя Чойс. — Мне он не понравился. У него в глазах было что-то такое, от чего хотелось бежать куда подальше.
      — Ты еще очень многого не назвал, — сказал Энунд. — Но это простительно. Все равно с этой планеты ты никуда не улетишь: корабль твой на дне болота. А поэтому тебе придется вникнуть в наши проблемы и, может быть, даже решить некоторые из них. А у нас много проблем, Эдмунд Чойс.
      Чойс взглянул на него.
      — Тебе что-то от меня нужно, — уверенно произнес он. — Чего тебе нужно от меня? Править трудно своим пресвитерством? Или Стикская Лига хиреет?
      — Не надо издеваться. Кстати, насчет трудностей ты угадал верно. Ты нам нужен.
      — Кому это — вам?
      — Нам, правителям и народу Государств Порядка. Стикской Лиге.
      — Я? Зачем?
      — Обуздать Вольфганга, — произнес Энунд.
      Наступило долгое молчание.
      — Вольфганга? — наконец спросил Чойс. — Какого Вольфганга? И для чего его обуздывать?
      — Сказано, — Энунд наклонился вперед, и внезапно его ужасный шрам налился кровью, — «Падет с неба святой, очистит землю от скверны и не даст опрокинуться Великой Чаше». Ибо было несколько пророчеств, Эдмунд Чойс.
      А тот совсем запутался. Выпитое вино вдруг расслабило напряженное тело, руки и ноги обмякли: Чойс засыпал.
      — Святой? — пробормотал он. — Чаша?
      Пресвитер поднялся.
      — Тебя проводят до твоих покоев. Ты устал. Будем говорить завтра.

      Чойс проснулся посреди ночи. Какой-то неясный кошмар вдруг сгустился, стал осязаемым, навалился тяжело, задышал в лицо густым горячим духом загнанного пса, и его подбросило вверх в жгучей попытке избавиться, убежать. Он сел, обливаясь холодным потом. Мертвое сияние двух лун тонким лучом падало сквозь узкое окно-бойницу на выложенный каменными плитами пол. Он боялся думать про то, что будет и не понимал того, что происходит сейчас. Как невозможно далеко отстояли от него теперь события возле Рас аль-Каха и как мало задевали они сейчас его душу. Новые проблемы надвинулись, нахлынули на него, и он не видел ни малейшего просвета в этом вертящемся, мутном круговороте. Не переставая искать выхода из создавшейся ситуации, он незаметно для себя снова впал в тяжелую дрему.
      Он пробудился, когда уже вовсю светило солнце. Его пробуждения дожидались: как только он открыл глаза, в комнату вошел человек в рваной кольчуге:
      — Пресвитер ждет тебя в башне.
      Чойс спустился вниз, проследовал через двор, набитый греющимися вокруг дымных костров солдатами, и, не обращая внимания на любопытные взгляды, поднялся по узкой лестнице на верхушку башни. Здесь дышалось легко и свободно, дул напоенный незнакомыми ароматами ветер. Отсюда открывалась панорама всего леса, через который угораздило пройти Чойса этой ночью, и лежащей далеко за ним цепи туманных горных вершин, смутно отблескивающих снежными шапками.
      Энунд уже ждал его. Ветер теребил уголки расшитой скатерти, которой был накрыт столик на резных ножках. На столе стояла большая бутыль вина, холодное мясо, сыр и хлеб, нарезанный толстыми ломтями. Первым молчание прервал Чойс:
      — И не скажешь, что вчера лес этот был полон ужасов. — Его взгляд был устремлен на темное скопление деревьев за стенами замка.
      — Он и сейчас полон их, — ответил Энунд. — Просто они затаились. С наступлением темноты ужасы появятся вновь.
      Чойс зябко передернул плечами, и тут же за его спиной возник слуга, который неслышным движением накинул на его плечи лазоревый плащ, подбитый снизу красным.
      — Здесь сквозняки, — поймав его удивленный взгляд, произнес Энунд.
      — Я вспомнил прошлую ночь.
      — Ты слишком непривычно одет. — Энунд скользнул по нему взглядом. На Чойсе все еще был разорванный во многих местах светло-серый комбинезон с эмблемой ВАЛАБ на груди — спиральным завихрением Галактики.
      Когда кончили есть, появившиеся слуги убрали столик с остатками трапезы.
      — Слухи уже распространились, — сказал Энунд. — Сегодня прискакал гонец из Оруна. Там тоже видели твой корабль. Они не верят, что это просто падающая звезда. Они спрашивают, остался ли кто-нибудь в живых.
      — И что же?
      — Они наверняка знают, что ты жив. У бургграфа Ланглоара отличные шпионы.
      Чойс потерся подбородком о плечо, раздумывая.
      — Знаешь, Энунд, — сказал он, — я плохо понимаю, о чем весь этот разговор. Вчера ты говорил мне что-то о Лиге, о некоем Вольфганге, которого мне придется по непонятной причине обуздывать. Если ты хочешь, чтобы я был с вами, — а мне ничего другого не остается, — ты должен ввести меня в круг событий.
      — Все очень просто, — сказал пресвитер. — Стикская Лига, или Государства Порядка, в отличие от Области Анархии, — это пресвитерства Фафт и Тохум, шахиншахство Ландор, бургграфства Стиндалет и Орун, приорат Ксойн да несколько сотен родовых фьефов. К слову сказать, Стикская Лига исповедует древнее благочестивое христианство, завещанное нам предками.
      — Вы консерваторы?